Текст книги "Бросок Венеры (ЛП)"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

–Что Клодия говорила относительно меня? – требовательно спросил галлус.

–Относительно тебя, Тригонион? Хм… ну, в общем, мы все знаем, откуда взялось твоё имя, разве не так? – она понимающе смотрела на жреца.

–Хватит болтать! – воскликнул он. – Что она тебе сказала, прежде чем покинуть дом?

Выражение лица женщины стало таким кислым, что даже косметика не могла этого скрыть.

–Ну ладно. Она сказала, что больше не может оставаться в доме, иначе просто умрёт – и пошла к тому месту на реке, где бывает уже много дней подряд. Она велела Хризе позвать своих носильщиков и взять кое-что из её вещей – и отправилась. Клодия хотела, чтобы и я пошла с ней – но я ответила, что мне слишком тяжело, и я нуждаюсь в утешении, – она снова расхохоталась, демонстрируя свои белые зубы. – А поскольку я осталась, то она велела передать, если ты придёшь, чтобы ты и твои, – она мельком глянула на нас с Бельбоном, словно только что нас заметила, – твои друзья, или кто там будет с тобой, шли к берегу и встретились с ней там. Так понятно?

–Да, спасибо, – Тригонион кивнул и поспешно зашагал прочь. Он делал самые большие шаги, какие только позволяли его короткие ноги.

–Лишите их яиц, и сами увидите, какими чудовищами они станут, – пробормотала женщина сквозь зубы. И тут же захлопнула дверь.

–Кошмарная женщина! – услышали мы с Бельбоном от Тригониона, как только догнали его.

–Подожди! – возопил я. – Кто она такая?

–Да никто. Просто соседка. Кузина, или что-то вроде этого. На носилки у меня нет денег – так что, полагаю, нам следует пойти пешком.

Так мы и поступили. Спускаясь по западному склону Палатина, идя через скотный рынок, а дальше – по мосту и западному берегу Тибра, я всерьёз подумывал сказать Тригониону, что я передумал и возвращаюсь домой. В конце концов, с чего бы мне идти к женщине, которую я до сих пор обходил стороной, чтобы обсудить дело, с которым я не хотел иметь ничего общего? Такова воля Кибелы, думал я, шагая за её жрецом, который под своим солнечным зонтом решительно вёл нас вперёд.

Иметь свой участок на берегу Тибра могут только люди богатые и наделённые тонким вкусом. Это что-то среднее между парком и садом, такое место называют horti – «сады». Они бывают разные: иногда просто уединённое место с жилищем для хозяина и нескольких гостей, а иногда целый комплекс зданий. В самих садах дикие участки часто перемежаются с возделанными, в зависимости от наклонностей владельца, его возможностей и искусства садовника. Среди лесов и густой травы можно встретить розарии, рыбные садки, фонтаны и выложенные камнем дорожки, по бокам которых стоят статуи.

Но сады Клодии были не вполне обычны. Сотню лет назад здесь была сельская местность, но с тех пор Рим значительно расширился. Это место на берегу Тибра оказалось очень выгодной собственностью – и наверняка служило источником дохода для нескольких поколений семьи.

Ощущение чего-то очень старого наполняло само это место – в такой тёплый, безветренный день казалось, будто время здесь застыло уже давно и навсегда. Пройти сюда можно было только по длинному узкому переулку, по обе стороны которого разрослись пышные кусты, покрытые ягодами – их ветви смыкались над головой идущего. Этот путь, напоминавший туннель, выводил на лужайку, где паслась пара коз, громко заблеявших при нашем появлении. Рядом с лужайкой, перпендикулярно реке, которая была почти скрыта от нас плотной стеной деревьев, стояло длинное узкое здание. Крышу покрывала красная черепица, вдоль всего фасада шёл портик. Это, разумеется, тоже было частное владение, как и любой огороженный сад в Риме, и со всех сторон лужайку закрывали от любопытных взглядов высокие кипарисы и гордые тисы.

–Вряд ли она в доме, но всё же нам, полагаю, стоит туда заглянуть, – сказал Тригонион.

Мы пересекли лужайку и вступили под тень портика. Тригонион постучал в ближайшую дверь, затем открыл её и шагнул через порог, знаком подзывая меня и Бельбона. Каждая комната в этом доме имела свой особый вход в портике, так что дом можно было пройти либо по внутреннему коридору, либо заходя поочерёдно в каждую комнату.

Я сразу понял, что дом абсолютно пуст. Чувствовалось, что всю зиму здесь никого не было, а сейчас его ещё не привели в жилое состояние. Внутри воздух был прохладен, от стен и немногочисленной мебели чуть пахло плесенью, каждую поверхность покрывал тонкий слой пыли.

Тригонион неторопливо шёл из комнаты в комнату, зовя Клодию по имени. Мы следовали за ним. В некоторых комнатах все предметы накрывала ткань, в других покрывала были сняты совсем недавно, и ещё валялись на полу. Став владельцем дома на Палатине, я приобрёл кое-какие познания по части мебели. Вещи, которые я видел в доме Клодии, были такого сорта, которые на аукционе могли бы принести запредельную выручку. Скоробогачи нашей стремительно расширяющейся державы могли бы выложить бешеные суммы за спальные ложа, спасённые из пылающего Карфагена, подушки которых столь поблекли от времени, что на них едва можно различить экзотические узоры; за позолоченные шкафы и сундуки с массивными железными петлями, каких уже давным-давно не делают; за складные кресла, настолько старые, что на них вполне могли сидеть Сципион Африканский или братья Гракхи…

Были и картины, причём в каждой комнате – и не модная среди нынешних богатеев настенная живопись, а портреты и сцены из истории, написанные восковыми красками на дереве и расположенные на стенах в соответствии с тщательно продуманным замыслом. Они потемнели от времени, их гладкую поверхность покрыла паутина тончайших трещин. Коллекционеры придают огромное значение этим признакам – они свидетельствуют о подлинной старине, подделать их невозможно. Повсюду на постаментах стояли маленькие статуэтки, каждая высотой не больше локтя, в соответствии с небольшим размером самих комнат и их изящной обстановкой – несколько Панов и Силенов, мальчик, вынимающий из ноги занозу, дриада, вставшая на колени на камне.

Мы прошли дом до конца и вновь вышли в портик. Тригонион всматривался в заросли на противоположной стороне лужайки – я там ничего разглядеть не мог.

–Конечно, её нет ни на кухне, ни в рабских жилищах, ни на конюшне, – проговорил он. – Ясное дело, она пошла к реке.

Мы снова пересекли лужайку и спустились к роще у самого берега. В тени деревьев мы неожиданно наткнулись на статую Венеры – не маленькую статуэтку наподобие тех, что стояли в доме, но великолепное бронзовое изваяние на мраморном пьедестале. Богиня смотрела на реку с видом довольства, пожалуй, что и самодовольства, и казалось, что город на другом берегу существовал единственно затем, чтобы развлекать её.

–Потрясающе, – шепнул я. Бельбон молча уставился на статую, его лицо выражало благоговейный страх.

–Думаешь? – бросил Тригонион. – Ты ещё не видел статую в её городском доме. – Он повернулся и пошёл прочь, напевая гимн в честь Кибелы. Казалось, его настроение улучшалось с каждым шагом в сторону реки и стоящего на берегу красно-белого полосатого шатра.

Из-под древесных крон мы вышли на солнечный свет. Лёгкий ветерок шевелил густую траву. Шатёр, к которому мы приближались, выглядел просто великолепно на фоне ярко-зелёного луга, тёмно-зелёной поверхности Тибра и яркого голубого неба. Тонкий шёлк трепетал на ветру. Красные полосы змеями извивались между белых – а мгновение спустя уже казалось, что это белые полосы змеятся между красными.

Откуда-то донёсся всплеск, но шатёр и высокие деревья по обе стороны от него загораживали вид на реку.

–Подождите здесь, – сказал Тригонион и вошёл в шатёр. Вскоре он вновь откинул входной полог: – Войди, Гордиан. А телохранитель пусть постоит снаружи.

Я шагнул к пологу – его откинул невидимый мне раб, и я шагнул внутрь шатра.

Первое, что обратило на себя внимание – запах. Тонкий, дразнящий аромат, который мне никогда прежде не доводилось обонять. Однажды почувствовав этот запах, я знал, что уже никогда его не забуду.

Красно-белый шёлк гасил солнечные лучи, но жар наполнял всё пространство шатра. Со стороны реки полог был отвёрнут, обрамляя вид на Тибр, как картину. Солнечные лучи играли на поверхности воды, бросая блики в шатёр, на мои руки и лицо. Я вновь услышал плеск, и теперь видел его источник. Группа юношей и молодых мужчин, от пятнадцати лет и старше, резвилась в воде неподалёку от шатра. У некоторых из них на бёдрах были яркие повязки, но большинство и этого не носило. Капли воды блестели на гладкой коже, на ярком солнце они выглядели как драгоценные камни. Юноши в реке передвинулись под тень деревьев – и стали пятнистыми, напоминая фавнов. Они так взволновали реку, что блики заплясали в шатре с бешеной скоростью.

Я направился к центру шатра, где меня ждал улыбающийся Тригонион. Он стоял у высокого ложа, которое покрывали красные и белые подушки, и держал за руку лежавшую на нём женщину. Её поза была такова, что видеть лицо я не мог.

Я ещё не подошёл к ложу, когда передо мной вдруг появилась девушка. На вид она только-только вышла из детского возраста, её тёмно-рыжие волосы были уложены вокруг головы, фигуру скрывало длинное зелёное платье.

–Госпожа! – позвала она, не сводя с меня глаз. – Госпожа, твой гость хочет видеть тебя.

–Веди его сюда, Хриза, – голос был тягучим и неторопливым, более густым, чем у Тригониона, но явно женским.

–Да, госпожа, – юная рабыня взяла меня за руку и подвела к ложу. Здесь запах благовоний чувствовался ещё сильнее.

–Нет-нет, Хриза, – её хозяйка негромко рассмеялась. – Не ставь его прямо передо мной, а то он заслонит вид на реку.

Шаловливым движением Хриза потянула меня за руку и отвела немного в сторону.

–Да, так лучше. А теперь иди. И ты, Тригонион, – она сделала жест в сторону галлуса. – Пригляди за Хризой, пока она будет наводить порядок в доме. Или полюбуйся камнями на берегу. Только смотри, чтобы эти речные сатиры тебя не поймали – а то кто знает, что может произойти!

Хриза и Триогнион вышли. Я остался один на один с женщиной, лежавшей на высоком ложе.

Глава десятая

–Та молодёжь, что резвится в реке, принадлежит мне. Мои рабы – носильщики паланкина и телохранители. Здесь, в садах, я позволяю им носить набедренные повязки, ведь, захоти я увидеть их голыми, это можно сделать когда угодно. Кроме того, так мне легче подбирать себе других мужчин. Всякий молодой римлянин знает, что ему позволено купаться на моём участке берега Тибра, когда он пожелает – при условии, что он делает это полностью обнажённым. Сюда они спускаются с дороги вон по той тропе между деревьев, а на ветки вешают свои туники. Жаркими летними днями их тут бывает больше сотни – они ныряют, плещутся в воде, загорают прямо на скалах. И все они полностью обнажены, таково моё условие. Кстати, погляди, какие плечи у одного из них…

Я смотрел на эту женщину, мысленно прикидывая её возраст. Известно было, что она примерно на пять лет старше своего брата Публия Клодия – то есть сейчас ей было сорок, плюс-минус год или два. Трудно было сказать, обращает ли она сама внимание на свой возраст. Впрочем, годы скорее красили её, чем наоборот. Кожа Клодии намного превосходила красотой кожу любой другой сорокалетней женщины: цвета былой розы, гладкая, нежная, хотя, подумал я, возможно, сказывается действие света, пробивающегося через шёлк шатра. Её тёмные блестящие волосы, подчиняясь волшебству гребней и булавок, образовывали целый лабиринт локонов и завитков. Они обрамляли её лоб, подчёркивали форму скул и гордую линию носа – крупного, но не чрезмерно. Великолепные губы были яркими настолько, что возникало сомнение, насколько эта яркость естественна.

В её блестящих глазах скользили блики – синие, жёлтые, но в основном изумрудно-зелёные, поскольку поверхность Тибра была именно такова. Я уже слышал о необыкновенных глазах Клодии – впрочем, кто о них не слышал?

–Посмотри, у них гусиная кожа! – она смеялась. – Удивительно, как они вообще могут быть в воде. В это время года река ещё очень холодная, как бы ярко ни светило солнце. Смотри, как увяла их мужественность – зрелище жалкое, но и забавное. Но заметь: никто из них не дрожит. Не хотят, чтобы я видела их дрожащими – славные, храбрые, глупые мальчики, – она вновь рассмеялась.

Клодия откинулась на груду подушек и подобрала ноги. От шеи до пят её покрывала длинная стола жёлтого шёлка, перехваченная поясами под грудью и на талии. Только руки были полностью обнажены. Впрочем, никто бы не назвал наряд Клодии скромным. Ткань столы была столь тонка и прозрачна, что я не мог определить, где кончается блестящая ткань (на неё тоже падали блики от речной поверхности) и начинается живая плоть. Никогда прежде мне не доводилось видеть нарядов, подобных этому. Это, вероятно, отразилось на моём лице – Клодия снова засмеялась, но на этот раз она глядела не на юношей в воде, а на меня.

–Тебе это нравится? – она, испытующе глядя на меня, провела ладонью по своему бедру и вниз, к согнутому колену. Шёлк под её рукой шёл волнами, как вода. – Всё это доставлено с Коса, от тамошнего торговца шелками. Вряд ли у какой-нибудь другой римлянки есть подобное платье. А если и есть, то вряд ли ей хватит смелости носить подобную одежду на людях. – Она слегка улыбнулась и дотронулась до серебряного ожерелья, украшавшего её шею. Клодия развела пальцы, и я сквозь прозрачный шёлк ясно видел: пока её большой и указательный пальцы перекатывали бусину, остальные поигрывали с её соском, пока он не напрягся.

Я, кашлянув, обернулся через плечо. Молодёжь в реке затеяла перебрасывать кожаный мяч, но все они как один время от времени поглядывали в сторону шатра. Неудивительно, что в первый же тёплый день года они все сбежались к реке, подумал я. Они пришли посмотреть на неё точно так же, как и она – на них. Я снова кашлянул.

–У тебя пересохло в горле? Ты ведь шёл сюда пешком от самого Палатина? – казалось, её по-настоящему занимал этот вопрос, словно бы пройти по улице какое-то расстояние было подвигом, за которым ей приходилось наблюдать (хотя бы за тем, как его совершают её собственные носильщики), но который она сама никогда не совершала.

–Бедный, ты, наверное, хочешь пить. Смотри, Хриза, прежде чем уйти, оставила чаши для нас. Вон в том глиняном кувшине – холодная вода, а в серебряном – фалернское. Я другого не пью.

Посуда стояла на маленьком столике рядом с ложем. Никакого сиденья не было и в помине. Похоже, здесь все гости должны были стоять.

Во рту у меня и в самом деле пересохло, и не только из-за жары. В чаше Клодии уже было вино, а свою я наполнил водой и с наслаждением выпил. Потом наполнил снова.

–Ты не будешь пить вино? – она казалась разочарованной.

–Пожалуй, нет. Человеку моего возраста не стоит пить вино после того, как он побывал на жаре, – если оно и не повредит моему пищеварению, думал я, то уж точно пагубно скажется на моей способности здраво мыслить, да ещё в такой компании. Как станет действовать на меня прозрачное платье Клодии после чаши крепкого фалернского? А после второй?

–Как пожелаешь, – хозяйка пожала плечами. По шёлку, как по воде, пробежала волна.

Я допил вторую чашу воды и решил, что, пожалуй, достаточно.

–У тебя, как я понимаю, была причина послать за мной галлуса?

–Да, была. – Она оторвала свой пристальный взгляд от меня и перевела его на юношей в воде. Я видел, что её глаза следили за мелькавшим в воздухе мячом, но лицо оставалось равнодушным.

–Тригонион сказал мне, что это как-то связано с Дионом.

Она кивнула.

–Вероятно, мне следует опустить полог шатра, – сказал я.

–И что тогда подумают эти парни в реке? – Её, кажется, забавляла сама мысль о возможном скандале, равно как и моё нараставшее смущение.

–Если нам нужно чьё-то присутствие, можно позвать обратно твою служанку.

–А оно нам нужно? – теперь в её взгляде сквозило огорчение. – Вряд ли Хриза годилась бы для этого.

Тогда – Тригониона.

Она громко смеялась, потом собралась что-то сказать – и умолкла.

–Извини меня, – сказала Клодия. – Если я разговариваю по делу с привлекательным мужчиной, то люблю сперва поддразнить его. Это моя маленькая слабость, и мои друзья давно научились не обращать на неё внимания. Надеюсь, что и ты, Гордиан, не станешь её замечать – теперь, когда я призналась тебе в этом.

Я кивнул.

–Хорошо. Я и в самом деле решила посоветоваться с тобой относительно трагической гибели нашего общего друга, Диона Александрийского.

–Общего друга?

–Да – моего в той же мере, как и твоего. Не стоит делать такой изумлённый вид, Гордиан. Я подозреваю, ты ещё очень многого не знаешь о Дионе. Точно так же, как и обо мне – хотя ты наверняка наслушался связанных со мной сплетен. Я постараюсь говорить коротко и сжато. Именно я посоветовала Диону пойти за помощью в твой дом. Той же ночью он был убит.

–Ты?

–Да, я.

–Но ведь ты меня совсем не знаешь.

–Пусть так, но я немало слышала о тебе, как и ты обо мне. Твоё имя широко известно, Сыщик. Я, семнадцатилетняя девчонка, ещё жила в доме своего отца, когда Цицерон прогремел на весь Рим, защищая человека, которого обвиняли в отцеубийстве. Я помню, как отец говорил об этом деле, уже много позже. Но я не знала о роли, которую в этом деле сыграл ты – а узнала только много лет спустя, от самого Цицерона. Цицерон любил рассказывать о деле Росция снова и снова,пока победа над Катилиной не дала ему более серьёзного повода для рассказов. Нередко он упоминал о тебе в разговорах с моим покойным мужем, а порой даже прямо советовал Квинту прибегнуть к твоим услугам. Но Квинт всегда отличался упрямством, и для слежки всегда использовал только своих людей. Буду откровенна: Цицерон не всегда отзывался о тебе с похвалой. Порой при упоминании твоего имени он произносил такие слова, которые не пристало повторять столь почтенной римской матроне, как я. Но ведь у всех нас были те или иные разногласия с Цицероном, разве не так? Важно другое: даже когда ты приводил Цицерона в бешенство, он всё равно не мог не упомянуть о твоей честности и принципиальности. Как-то раз, когда Квинт был наместником в Цизальпинской Галлии, к нам приехали Цицерон с Теренцией, и после ужина мы стали играть в вопросы и ответы. Квинт спросил Цицерона, какому человеку он бы доверился в любых обстоятельствах – и знаешь, чьё имя назвал Цицерон? Да, Гордиан, твоё. Вот почему, когда Дион спросил, к кому ему обратиться за помощью, мне на ум сразу пришёл Гордиан Сыщик. Я тогда не знала, что вы с Дионом в прошлом были знакомы – мне об этом уже после рассказал Тригонион.

–Думаю, рассказы обо мне грешат преувеличениями, – ответил я. – Ты знаешь, что мы с Дионом встретились много лет назад, в Александрии?

–Да, Тригонион говорил.

–Но как ты познакомилась с Дионом?

–У него были дела с моим братом Публием.

–Дела? Какие?

–Дион связался с ним вскоре после своего приезда в Рим. Им обоим было что сказать друг другу.

–Думаю, Диону и Публию Клодию было нелегко найти общий язык. Ведь именно твой брат организовал поглощение Римом Кипра, прежде принадлежавшего Египту.

–Вода течёт, а мост стоит, как говорят этруски. Гораздо важнее для Диона было то, что Публий выступает против Помпея. Диону требовался союзник в Сенате, и он его нашёл. Философ предложил Публию план, позволявший на корню пресечь все поползновения Помпея относительно Египта.

–Какова твоя роль во всём этом?

–У меня слабость к умным пожилым мужчинам.

–А что привлекло Диона к тебе? – прямо спросил я.

–Вероятно, моя всем известная склонность к поэзии, – Клодия грациозно повела плечами – тонкий шёлк натянулся, обрисовав её соски.

–Но если вы с братом были друзьями и сторонниками Диона, то почему же он не остановился в вашем доме? Там он был бы в безопасности, а вместо этого Дион кочевал от одного ненадёжного хозяина к другому, и в итоге встретился со своим убийцей.

–Дион не мог остаться в моём доме по той же причине, по которой ты, Гордиан, не можешь опустить полог этого шатра. Представь: мужчина и женщина, вдвоём. Репутация Диона в Сенате и так была весьма шаткой, не хватало ещё сплетни с сексуальной подоплёкой. Поселиться у Публия он тоже не мог – пошли бы слухи о сговоре египетского смутьяна с римским баламутом. За известность, увы, приходится платить. Иногда приходится оставлять друзей на расстоянии протянутой руки, для их же собственной пользы.

–Ну хорошо. Значит, Дион был твоим другом – или союзником, или кем там ещё – и ты направила его ко мне за помощью. Мне пришлось отказать ему в ней. Через несколько часов он был мёртв. Вы с братом не очень-то заботились о его безопасности?

Губы Клодии сжались, глаза буквально впились в меня.

–Как и ты, – негромко сказала она. – А ведь ты знал его куда дольше, и твои обязательства перед ним были, как я понимаю, намного серьёзнее.

Я вздрогнул.

–Да, это так. Но даже если бы я согласился помочь Диону, то всё равно не успел бы спасти его. Когда я проснулся на следующее утро – и даже когда я заснул той ночью – он был уже убит.

–А если бы ты сказал ему «да»? Если бы ты решил со следующего утра взять на себя заботу о его безопасности и советовать ему, кому можно доверять и кого следует опасаться? В этом случае разве ты не чувствовал бы себя обязанным после гибели Диона отыскать его убийцу и предать суду?

–Возможно…

–А сейчас ты не чувствуешь за собой такого обязательства? Хотя бы ради старой дружбы? Я вижу, ты не можешь найти ответа.

–Но разве не ясно, кто стоял за убийством Диона?

–И кто же?

–Царь Птолемей, конечно.

–Разве сам Птолемей подсыпал яд в суп Диону в доме Лукцея? Разве сам он забрался в спальню Диона и заколол его?

–Нет, конечно. Это были посланные им люди.

–Вот именно. И разве ты не считаешь себя обязанным покарать этих людей, чтобы успокоить тень Диона?

–Асиций уже предстал перед судом за это дело…

–И негодяя оправдали! – глаза Клодии яростно сверкнули. – Должно быть, Немезида разочтётся с ним другим способом. Но есть ещё один человек, он виноват куда более Асиция – и его надо отдать в руки правосудия. Я хочу, чтобы ты, Гордиан, помог мне в этом.

Не было ни малейшего риска, что парни в реке услышат нас – и всё же я понизил голос:

–Если ты говоришь о Помпее…

–Помпей? Думаешь, я бы отправила тебя против Помпея? С таким же успехом можно выпустить на арену однорукого гладиатора против слона! – Её смех словно ударил меня в лицо, как брошенная пригоршня песка. – Нет, Гордиан, то, о чём я прошу, довольно просто, и уж точно не выходит за пределы твоих возможностей. Сколько раз ты расследовал убийства? Сколько раз ты помогал адвокатам находить доказательства чьей-то вины или невиновности в таком преступлении? Я хочу от тебя только этого. Я не прошу свергнуть с престола царя или побороть великана. Просто помоги мне обрушить кару закона на голову того, кто собственноручно убил Диона. Помоги мне наказать убийцу, вонзившего свой кинжал в его грудь!

Я тяжело вздохнул и перевел взгляд на залитую солнечным светом реку.

–Почему ты колеблешься, Гордиан? За твои труды я, разумеется, заплачу тебе, причём щедро. Но я-то ожидала, что ты сразу ухватишься за эту возможность, из одного только уважения к Диону. Разве ты и сейчас не слышишь в ушах шёпот его тени, взывающий к отмщению? Однажды, когда Дион был жив, он попросил тебя о помощи…

–В последнее время, если происходит подобный случай – как, например, убийство – такими делами обычно занимается мой сын Экон. Он молод, сильнее и проворнее меня. В таких ситуациях эти качества бывают очень важны. Тонкий слух и зоркий глаз могут означать грань между жизнью и смертью.

–Но ведь твой сын никогда не был знаком с Дионом, верно?

–Даже при этом я всё же полагаю, что тебе нужен Экон, а не я.

–Я его ни разу не видела, так что трудно сказать, нужен он мне, или нет. Он похож на тебя, только помоложе? – она глядела на меня снизу вверх, но с таким видом, словно я был рабом на аукционе.

Я представил Экона на моём месте – и укусил себя за губу при мысли, что сам назвал его имя. Боги, где была моя голова?

–Оба моих сына – приёмные, – сказал я. – Они не похожи на меня с виду.

–Тогда они, должно быть, весьма непривлекательны, – заметила Клодия, её взгляд стал хмурым и разочарованным. – А это значит, что нужный мне человек – ты, Гордиан, в этом не может быть никакого сомнения. Ты поможешь мне, или нет?

Я всё ещё колебался.

–Ради Диона?

Выхода не было. Я вздохнул.

–Ты хочешь, чтобы я выяснил, кто убил его?

–Нет, нет! – она покачала головой. – Разве я неясно выразилась? Это я уже знаю. А от тебя требуется собрать улики, достаточные для осуждения виновника.

–Ты знаешь имя убийцы Диона?

–Конечно. Да и ты его знаешь. Ещё несколько дней назад он жил по соседству с тобой. Его зовут Марк Целий.

Я потрясённо уставился на неё:

–Откуда тебе это известно?

Она наклонилась вперёд, руки рассеянно скользнули по бёдрам. Это движение натянуло блестящую ткань на груди, сквозь неё снова обрисовались соски.

–До недавнего времени Марк Целий и я состояли в очень близких отношениях. С моим братом он также был близок. Можно сказать, Целий был для нас обоих почти что братом.

В том, как она это сказала, сквозил намёк на непристойность, но лишь намёк.

–Продолжай…

–Незадолго до того, как Диона пытались отравить в доме Луция Лукцея, Целий приехал ко мне и попросил взаймы довольно крупную сумму.

–Вот как?

–Деньги, как он мне объяснил, нужны на устроение игр в его родном городе, Интерамнии. Там он, как я понимаю, является магистратом. А это, помимо прочего, означает обязанность оплачивать проведение местных праздников – так он мне сказал. Он уже не в первый раз занимал у меня деньги.

–И ты всегда ссужала его?

–Как правило. Ты, наверное, скажешь, что я взяла привычку потакать ему. Он всегда расплачивался со мной, но редко – деньгами.

–А чем же?

–Услугами.

–Политического свойства?

Клодия рассмеялась.

–Вряд ли. Скажем так, у меня был зуд, а Целий знал, как меня от него избавить. Но я отклонилась от темы. Итак, он попросил у меня крупную сумму – значительно крупнее, чем когда-либо до этого.

–Достаточно, чтобы заплатить за очень качественное избавление от зуда, – заметил я.

Её глаза вспыхнули.

–Да, верно. Вероятно, об этом я и подумала, когда так глупо дала ему эти деньги. Позднее я встревожилась, стала наводить справки – и выяснила, что в Интерамнии игры проводят осенью, а не весной. Целий придумал весьма дешёвую отговорку.

–Не думаю, чтобы он был первым молодым человеком, который лгал красивой женщине ради денег.

Клодия улыбнулась, и я понял, что она догадалась: в своём ответе я из вежливости заменил «немолодую женщину» на «красивую». Впрочем, сделал я это непроизвольно, и потому искренне – похоже, она почувствовала это. Но тут же улыбка исчезла с её лица.

–Полагаю, Целий использовал эти деньги для покупки яда и подкупа раба Лукцея, а может, и не одного – чтобы отравить Диона.

–Ты сказала, что это была очень крупная сумма.

–Яд стоит недёшево, а купить его так, чтобы никто ничего не узнал – и того дороже. Немало денег нужно и на то, чтобы подкупить рабов богатого человека, особенно если речь идёт об убийстве, – Клодия говорила с такой уверенностью, словно у неё был личный опыт в подобных делах. – Мы с Целием встретились уже позднее, когда Дион был мёртв. Кое-что вызвало мои подозрения: голос Целия и выражение его лица всякий раз, когда в разговоре упоминался Дион, его странные замечания, моя интуиция…

–Вряд ли это можно назвать доказательствами.

–Доказательств я хочу от тебя, Гордиан.

–Как бы там ни было, умер Дион не от яда. Что тебе известно о другом покушении?

–Рано вечером, в день гибели Диона, Целий был в моём доме – а он неподалёку от дома Тита Копония, где философ был убит. Под туникой Целий прятал кинжал.

–Но если кинжал был спрятан, то откуда…

–Поверь, в тот вечер ничто на теле Марка Целия не было скрыто от меня, – улыбнулась Клодия. – У него имелся кинжал. Он был очень возбуждён и взволнован – я никогда прежде не видела его в таком состоянии. И пил он куда больше обычного. Я спросила, что случилось – а он ответил, что ему предстоит очень неприятное дело, и он вздохнёт с облегчением, когда оно останется позади. Я попыталась вытянуть из него правду, но безуспешно. Вы, мужчины, умеете хранить свои маленькие секреты. Я сказала: «Это неприятное дело, о котором ты говоришь – надеюсь, не то, ради которого ты пришёл сюда?». «Конечно, нет!», – воскликнул он, и тут же доказал это. Но его ласки в тот вечер разочаровали меня – Целий выглядел таким же замёрзшим, как те мальчики в реке. А позднее, когда за ним зашёл его друг Асиций, Целий явно был раз поводу уйти. Ладно, думала я, пусть играют в свои мальчишеские игры. Но в ту же ночь, вскоре после того, как они покинули мой дом, Дион был убит…

Я немного выждал, прежде чем заговорить снова. Меня озадачили не столько подробности истории Клодии, сколько её манера рассказывать. Я никогда прежде не слышал, чтобы женщина говорила о своей сексуальной жизни с такой откровенностью – и одновременно таким равнодушным тоном.

–Ты ведь понимаешь, что мне необходимо знать всё, что связывает Целия с убийством Диона.

–Ну тогда вот тебе ещё одна подробность. На следующую ночь, когда Целий пришёл в мой дом, он подарил мне серебряное ожерелье с ляпис-лазурью и карнеолом. И похвалялся, что теперь может вернуть мне каждый занятый у меня сестерций.

–И как, вернул?

Она засмеялась.

–Нет, конечно. Тогда, слыша его слова, я не сомневалась, что он получил богатое наследство. А теперь понимаю, что Целий сделал своё дело – и ему щедро заплатили.

–Это твоё предположение?

Но Клодия не слушала меня. Она уставила взгляд в крышу шатра, вся во власти воспоминаний.

–В ту ночь наши ласки ничем не напоминали то, что было накануне. Целий походил на Минотавра – пылающие глаза, блестящие от пота виски…

Я открыл рот – но, прежде, чем успел заговорить, меня прервал глубокий и хрипловатый смех подошедшего к нам человека; я слышал приближающийся плеск его шагов. Клодию тут же покинула всякая мечтательность и она подалась вперёд на своём ложе. Её лицо светилось радостью.

Обернувшись, я увидел человека, широко шагающего по отмели в сторону шатра. Подобно юношам в реке, он был наг. Лучи клонившегося к закату солнца, отражаясь в воде, создавали за ним сияющий ореол; капли воды на его плечах, руках и ногах сверкали белым пламенем, очерчивая тёмную глыбу его тела. Поднявшись из реки, он отжал воду из своих волос, демонстрируя мощную мускулатуру рук и груди. На берегу его движения стали уже неприкрыто гордыми, и хотя его лицо всё ещё было в тени, я видел на нём широкую улыбку.

–Любовь моя! – эти слова сорвались с губ Клодии как дыхание, как стон, как вздох. Теперь в её голосе не чувствовалось ни жеманства, ни кокетства, не желания поддразнить. Она вскочила с ложа, чтобы встретить пришельца, как только он вошёл в шатёр. Трудно сказать, кто из них выглядел более обнажённым: гибкий жилистый мужчина, чьё тело покрывали только капли воды, или женщина в прозрачном жёлтом шёлке. Они обнялись и впились друг другу в губы.