Текст книги "Отчет Брэдбери"

Автор книги: Стивен Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Нет, – ответил я. – Не помню.

– Ты очень любезен.

– Вовсе нет.

– Ладно, – сказала она. – Я была крупнее, чем большинство мальчиков, и стеснялась этого. Только на второй год учебы в колледже у меня появился первый парень и первый сексуальный опыт. Он был по-настоящему плохой парень. Наверное, я тебе о нем рассказывала. Злобный и очень жестокий. Я оставалась с ним больше года, думала, что не заслуживаю ничего лучшего. Я все время боялась его. Я делала с ним такое, что сейчас мне это кажется невероятным. Ничего, что я тебе рассказываю? Ты хочешь это слышать?

– Не знаю, – ответил я.

– Ну, я все равно уже начала, – едва заметно улыбнулась она. – Именно он решил, что нам надо расстаться. Я молила его не бросать меня.

Несколько мгновений она молчала. Я закрыл глаза, надеясь, что она больше не заговорит. Но она продолжила:

– Понимаешь, Рэй, когда ты приехал, и мы вроде как подружились, ты казался таким добрым, чутким и благодарным, что у меня появилась надежда.

– Я вовсе не был чутким, – возразил я. – Но я действительно был тебе благодарен.

– Может быть, и так, – сказала она.

Я не мог устоять. Она, хоть и косвенно, затронула интересующую меня тему. Я рискнул;

– Анна. Ты мне скажешь, что ты сделала с клоном?

– О чем ты?

– В твоих записях, – пояснил я. – Ты сделала что-то такое, чего испугалась.

– О, – проговорила она. – Вот что тебе хочется знать?

– Не только, – сказал я. – Но это я тоже хочу узнать.

– Почему?

– Потому что я – не добрый и не чуткий, – ответил я. – Я – любопытный.

– Не скажу, – проговорила она. – Не сейчас. – Она подумала мгновение. – Не было ничего особенного.

– Ладно, – сказал я. – Забудь, что я спрашивал.

В одиннадцать часов Анна объявила, что проголодалась. Мне тоже хотелось есть. Ни один из нас утром не завтракал; Анна слишком торопилась уехать. Мы остановились в маленьком кафе в Монпелье. Там было прохладно и солнечно, большие окна выходили на здание Капитолия. Из дюжины столиков только два были заняты, когда мы вошли. За одним из столиков сидела пара средних лет. Моложе нас. Очевидно, супруги. Они сидели рядышком, бок о бок, изучая расстеленную перед ними дорожную карту, оба в шортах цвета хаки и полуботинках. Они казались счастливыми. Интересно, глядя на Анну и меня, думают ли они о нас то же самое – что мы супруги и счастливы? За квадратным столиком посреди зала сидели четверо подростков в одинаковых красных бейсболках, серых штанах для игры в бейсбол, красных гетрах, красных футболках с номером на спине и названием местного спонсора поперек груди. Они ели яйца и блинчики. Бутсы они не надели в кафе, но бейсбольные рукавицы лежали на полу возле стульев. У одного из мальчиков выделялся синяк под глазом. Сегодня они еще не играли, потому что их форма была чистой.

Мы заняли столик у окна. Оттуда виднелся гранитный Капитолий, его золотой купол, освещаемый солнцем. Когда мы сели, Анна указала на статую, охранявшую вход.

– Кто это? – спросила она.

– Мы в Вермонте, – напомнил я. – Наверное, это Итан Аллен. [6]6
  Итан Аллен(1738–1789) – американский просветитель, участник Войны за независимость в Северной Америке, жил и действовал в штате Вермонт.


[Закрыть]

Анна впервые была в Вермонте.

– Здесь красиво, – проговорила она.

– Да.

Когда я путешествовал вместе с родителями, а позже с Сарой, мы не раз проезжали мимо Монпелье – обычно мы ездили в Берлингтон, – но никогда не были в самом городе. За исключением шести лет, всю остальную жизнь моим домом был Нью-Гемпшир. Мне было грустно его покидать. Но в то же время я должен сказать, что ощущал себя способным и свободным. Это не было легкомыслием или оптимизмом, но я чувствовал себя легко и светло. Возможно, я не столь ясно сформулировал это тогда, сидя в кафе, где мои мысли только начали собираться в единое целое. Кажется, я думал: то, что сейчас происходит, своего рода кода, номер на «бис» после затянувшегося скучного спектакля.

И я был рад, что Анна со мной. Мы замечательно поладили. Это стало приятным сюрпризом. Во время ее первого визита в Нью-Гемпшир она казалась мне незнакомкой. Она была деликатна, но ее присутствие в моем доме угнетало меня. Когда же она появилась во второй раз, после десятидневного перерыва, все сложилось чудесно. Не могу объяснить, что изменилось. Когда она вернулась, мне показалось, что вернулся мой старый друг. Тот, кого я знал с давних пор и очень любил. Кого был счастлив видеть снова.

Я не знал, что я должен думать или чувствовать по поводу клона. По поводу встречи с ним. Любые мои мысли казались мне неправильными.

Анна допивала кофе. Я предпочитал чай, к тому же доктор запретил мне употреблять кофеин.

– Я скажу, – проговорила она. – Но не хочу подробностей.

– О чем скажешь?

Это был лишний вопрос. Я и так понял, о чем.

– Я его обслужила, – сказала она.

– Клона?

– Да.

– В каком смысле?

– Не будь идиотом, – сказала она. – Я его обслужила. Рукой.

Я не был ни удивлен, ни потрясен. Что-то вроде этого я и ожидал услышать. Неловко и глупо я поглядел на ее левую руку, лежавшую на столе ладонью вниз. Пальцы у нее были длинные, толстоватые, с узловатыми суставами. Ногти чистые, подстриженные так коротко, что из-под них виднелись кончики пальцев. На тыльной стороне ладони виднелись пигментные пятна, сквозь прозрачную истончившуюся кожу просвечивали вены. Я ничего не мог с собой поделать. Я представлял себе, что она касается этой рукой меня, так же, как касалась моего клона. Я вспомнил, что обратил внимание на ее руки, когда мы в первый раз встретились в университете, и они мне не понравились. Сейчас они мне нравились гораздо больше. Ее руки были старыми. Можно сказать, в них отражался ее характер. Без сомнения, они были нежными, заботливыми, ловкими. Без сомнения, они любили и умели работать. Она заметила, что я смотрю на ее руку, но не убрала ее.

В час дня мы были севернее Берлингтона, милях в пяти к востоку от озера Шамплейн, Зеленые горы располагались еще дальше на восток. В такой день, в пятницу, дорогу могли бы заполнить машины, но мы их почти не встречали. Здесь, на севере, день был еще прохладным, а воздух – изумительно чистым.

– Воздух чудесный, – сказала Анна.

– Я к нему привык, – ответил я.

– И свет. Ясный и резкий. Четвертое измерение.

– Сара как-то сказала то же самое, – вспомнил я. – Четвертое измерение. Мы были в Шотландии, проводили там медовый месяц.

– Мы так и называли дни, похожие на этот.

– Ты и Сара?

– Нет, – ответила она. – Мы с мамой. Возможно, я говорила об этом Саре.

Если бы эта мысль пришла мне в голову утром, в Лебаноне, я бы предложил направиться на север через Нью-Гемпшир, чтобы проехать через те места – или мимо них, – где я бывал в детстве вместе с отцом. Сожалея о том, что не сделал этого, я предложил другой, менее наезженный путь: по автостраде 91, к северу через Вермонт, чтобы свернуть в Канаду у Дерби-Лайн, где можно быстро и легко пройти через таможню. Но Анна решила, что мы поедем по самой прямой дороге I-89 и перейдем границу у Хайгейт-Спрингс, где на таможне гораздо больше народу. Именно потому, что там больше народу.

– Ты обратил внимание на пару в кафе? – спросила она.

– Те, которые разглядывали карту?

– Да, – кивнула она. – Сидели бок о бок. Они выглядели счастливыми.

– Я подумал то же самое.

– Мне это нравится, – сказала она.

– Сидеть бок о бок?

– Прокладывать маршрут. У меня это хорошо получается. Всякий раз, когда мы путешествовали на машине, я была навигатором. Мой муж почти всегда садился за руль, неважно, как далеко мы ехали. Я должна была сражаться с ним за право повести машину. Он не любил быть пассажиром.

Прежде чем оставить Монпелье, я предложил Анне сесть за руль, но она отказалась. Теперь я сказал:

– Так что, сражаться с тобой?

– Проиграешь, – улыбнулась она. – Ты часом не флиртуешь со мной?

– Нет.

– И не надо, – кивнула она. – Потому что твое обаяние на меня не действует.

Она потянулась и коснулась моей руки, словно говорила, что пошутила. Я это и так понимал.

– Когда мы только поженились, и у нас не было детей, – сказала она, – мы много времени проводили в Северной Дакоте. Для детей это было бы слишком дальнее путешествие, поэтому после их рождения мы не уезжали далеко от дома. Детей мы возили в Южную Дакоту. Осматривали все, что положено туристам: мемориал Маунт-Рашмор, памятник Неистовому Коню, [7]7
  Мемориал Маунт-Рашмор в Южной Дакоте – высеченные в горе Рашмор огромные изображения американских президентов. Рядом находится памятник знаменитому индейскому вождю по имени Неистовый Конь.


[Закрыть]Дедвуд, Блэк-Хилс. Ты бывал там когда-нибудь?

– Нет, – сказал я.

– Правительство утверждает, что поддерживает в надлежащем состоянии все памятные места, но никто не знает, как в действительности обстоят дела. В Лас-Вегасе… Ты там был?

– Я нигде не был, – ответил я.

– На полоске земли, – сказала она, – перед одной из гостиниц они построили гигантский макет мемориала Маунт-Рашмор.

– Я слышал об этом, – отозвался я.

– Я скорее умру, чем взгляну на него, – сказала Анна.

Мы уже достигли Хайгейт-Спрингс и канадской границы, когда Анна бросила как бы между прочим:

– По-моему, нас преследуют.

– Шутишь, – не поверил я.

– Не шучу.

Я повернулся на сиденье и выглянул в заднее окно грузовика. На некотором расстоянии от нас ехало несколько машин.

– Ты уверена?

– Уверена. Зеленая машина. В левом ряду. Через две от нас.

Я снова посмотрел. Увидел зеленую машину.

– Сколько времени они уже там?

Не знаю, почему я сказал «они». Машина была достаточно далеко, и нельзя было разглядеть, сколько человек в ней сидят.

– Полчаса, – сказала Анна. – Может, чуть дольше.

– Ты знаешь, кто они?

– Догадываюсь, – ответила она.

– Это люди правительства?

– Для них слишком рано.

– У нас есть оружие?

Она засмеялась.

– Не будь смешным.

– Вся эта ситуация смешна, – ответил я. – Откуда мне знать, может, у нас должно быть оружие и мне пора отстреливаться.

– Я почти уверена, что это моя организация, – сказала Анна.

– Ты их знаешь?

– Думаю, нет.

– А теперь серьезно, – сказал я. – Мы в опасности?

– Вряд ли.

– Что они делают? – продолжал я спрашивать. – Что им нужно?

– Скоро узнаем.

– Ты неплохо держишься, – отметил я.

– Я этого ожидала, – пояснила она. – Мы ведь только начали.

Перед нами в линию выстроились четыре автомобиля, когда мы добрались до пункта досмотра. Зеленая машина стояла на два автомобиля позади нас. Мы остановились, и Анна смогла посмотреть на меня, когда говорила. Она сняла темные очки.

– Я хочу кое-что сказать тебе, Рэй, – проговорила она.

– Знаешь, Анна, рядом с этой машиной мне трудно думать о чем-то другом.

– Все будет хорошо. – Она постаралась меня успокоить. – Считай, что это эскорт. У нас еще будет достаточно времени и причин для беспокойства.

– Дай мне знак, когда начинать волноваться.

– Ладно, – кивнула она. – Послушай. Я этого больше никому не говорила. Не уверена, что именно я чувствую. Говорю тебе только потому, что это, по-моему, имеет отношение к нам обоим. – Она запнулась, потом помотала головой. – Нет, неправда. Не знаю, почему я хочу тебе это сказать. Просто хочу, и все.

– Я польщен, – ответил я.

– Так и должно быть, – кивнула она. – Мой муж умер в конце марта. Всего четыре месяца назад, а я уже в порядке. Если я не возвращаюсь к своему прошлому «я», значит, соглашаюсь принять новое «я». Делает ли это меня бессердечной, предательницей? Предосудительно ли это, как ты думаешь?

– Я никак не думаю, – ответил я. – По-моему, нет.

– Я тоже считаю, что нет, – сказала она. – Я думаю, что моя способность справиться с потерей мужа и продолжить содержательную жизнь делает честь моему мужу.

– Может, и так, – пожал я плечами.

– Понимаешь, сначала я была безутешна. Горе меня подкосило. Это поговорка, но в моем случае она оказалась реальностью. – Анна улыбнулась. – Я знаю, так все говорят. На следующий день после его смерти, когда прошло первое потрясение, я встала посреди кухни, откинула голову назад и завыла. Таких звуков я прежде никогда не слышала и представить себе не могла, что сама способна на такое. Мое тело как будто вывернулось наизнанку. Мы были вместе почти сорок лет. Я не понимала, как жить без него. Я думала, что не смогу жить. Тебе знакомо это чувство?

– Более или менее, – ответил я.

– Я сорвала голос и едва могла говорить, но этот безумный вой пошел мне на пользу. На третий день я взяла себя в руки и уже держалась относительно спокойно. Мои дети очень помогли. Мне стало стыдно за свое поведение. По правде говоря, нет другого выбора, кроме как продолжать жить.

– Я это слышал, – сказал я.

– По крайней мере, когда живешь такой чудесной и защищенной жизнью, как у меня. Я говорила себе, что есть вещи, которые я должна сделать. Хотя я понятия не имела, что от меня потребуется в самом скором времени. До самой смерти, – рассказывала она, – мой муж был тренером городской бейсбольной команды. Он готовился к весенним играм. Все нынешние игроки и многие из бывших пришли на поминальную службу вместе с семьями. Он тренировал отцов и их сыновей. Не могу себе представить, что его кто-то не любил. У него было несколько хороших друзей, которых он знал еще с начальной школы. Но он был нужен и другим. Большую часть этих людей я знала. Меня тронула их привязанность.

– Похоже, он был отличным парнем, – сказал я.

– Он умер от осложнений после почти полного отказа почек. Я тебе не говорила. Он был ростом шесть футов и три-четыре дюйма, а его вес, если он переставал за ним следить, мог превышать триста пятьдесят фунтов. Я пыталась заставить его правильно питаться, но мне не хватало настойчивости или скрупулезности. Вес оставался его проблемой. В его роду все мужчины по отцовской линии были толстыми. Когда ему исполнилось пятьдесят, у него обнаружили сахарный диабет второй степени. Но это не повлияло на него. Он был неутомим. Мы проверяли его кровь на сахар, и он принимал лекарство, когда вспоминал о нем. Потом у него отказали почки. Есть строгие ограничения по времени, когда можно проводить диализ. Ты знаешь об этом?

– Нет, – сказал я.

– Три или четыре дня максимум. Как раз достаточно времени, чтобы забрать и привезти почки для замены. Но мы не могли позволить себе такое лечение, даже на короткое время. Мы оба отказались участвовать в программе копирования, а медицинская страховка покрывала самый минимальный и простой уход. Когда мужа забрали в больницу, врач первым делом спросил, есть ли у него копия. Поскольку копии не было, муж не имел права на пересадку, независимо от того, сколько пригодных почек в наличии.

– В такое трудно поверить, – потрясенный, проговорил я.

– Это абсолютная правда, – сказала Анна. – И еще, как соль на рану: его жизнь была застрахована на миллион долларов, но страховая компания отказалась от выплаты. Они утверждали, что его смерть можно было предотвратить, но он добровольно отказался от лечения, поскольку не создал клона. Мы хотели поехать в Канаду, в Виннипег, где его вылечили бы, если бы нашли подходящую почку. Но муж умер раньше, чем мы закончили приготовления. Умер быстро, что явилось поистине актом милосердия. Он был очень смелым. Я бы сказала, что он – герой. Предпочел умереть, но не согласился воспользоваться тем, что считал отвратительным явлением.

Подходила наша очередь на досмотр.

– У нас есть что-нибудь, о чем следует беспокоиться? – спросил я.

– Ты имеешь в виду таможню?

– Да.

– Например? – осведомилась Анна.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Мы нелегалы?

– Пока нет, – ответила она.

Я не упомянул о шестидесяти тысячах долларов, которые я затолкал в носки, лежавшие в моей сумке. В этом факте не было ничего криминального, но, если бы таможенники обнаружили столько спрятанных наличных, они, разумеется, потребовали бы объяснений. Оставалось надеяться, что нас не станут просить открыть сумки.

– Вот что я хочу тебе сказать… – проговорила она.

– Побыстрее, – поторопил я. – Мы следующие.

Анна не спешила.

– После смерти мужа не прошло и двух недель, как у меня появились странные, тревожные мысли. Я думала о том, какой выбор мы сделали. Если бы у моего мужа был клон, он остался бы жив. Остался бы со мной, с детьми, с друзьями, ожидал бы внуков и прожил бы еще долго. Даже в минуты самой большой слабости и неуверенности я ни разу не усомнилась в том, что мы сделали этический выбор. Но я стала сомневаться, имею ли я право осуждать других. Я спрашивала себя, смогла бы я снова сделать тот же самый выбор теперь, когда мне предстояло прожить остаток жизни без него.

Ее слова звучали так, словно она заранее подготовилась.

– У меня появились еще более странные и тревожные идеи, – сказала Анна. – Государство взяло клонирование под свой контроль и объявило его вне закона в частном секторе, когда биотехнологические компании были готовы предоставить людям огромное множество возможностей клонирования. В том числе и клонирование умерших. Если бы индустрии позволили развиваться, было бы относительно легко, хотя и дорого, купить копию покойного родителя, или ребенка, или супруга, или друга. Впрочем, если бы клеточный материал и права на него стали доступны, можно было бы купить копию любого человека, живого или мертвого. После смерти мужа я задумалась: что было бы, если бы закон разрешал клонировать умерших? Если бы я могла увидеть мужа снова, живым, но младенцем? Хотела бы вырастить его как сына? Ему бы исполнилось тринадцать, когда мне стукнуло бы восемьдесят. На что это похоже – состариться, а его видеть юным? Я понимаю, что его клон не был бы моим мужем. И, конечно, не был бы моим сыном. Но я не знаю, как ответила бы на эти вопросы, не будь они гипотетическими.

Офицер поманил нас вперед. Мы не двигались. Машина, стоявшая позади, просигналила.

– В одном я уверена, – проговорила она. – Я счастлива, что этот гротеск, эта кровосмесительная версия восстания из мертвых невозможна.

Анна завела грузовик и тронулась вперед. Она сказала все, что хотела. Потом вдруг произнесла, желая сменить тему:

– Ты, наверное, думаешь, что есть черный рынок для такого рода мерзости, но я об этом ничего не знаю.

Глава восьмая

Я все отчетливее чувствовал, что у меня остается мало времени. Во-первых, сердце. В любой момент может случиться новый инфаркт, и я умру прежде, чем мне успеют оказать помощь. Во-вторых, правительство – Анна без шуток называла его «командой Долли». Прошло больше года с тех пор, как мы с Анной въехали в Канаду и встретились с клоном. Товарищи Анны полагают, что «команда Долли» начала преследовать ее еще раньше, чем мы добрались до Виннипега. Нет никаких сомнений в том, что к настоящему времени правительство уже рассмотрело возможность моей причастности к исчезновению клона. Не обнаружив меня дома – мое отсутствие необъяснимо, местонахождение неизвестно – они давно должны были заинтересоваться и мною тоже. Кто я такой, что знаю, что видел, о чем могу рассказать? Если правительство знает о моем отчете, это для них еще один повод желать моей смерти.

Что случится с этим отчетом, если меня найдут или если мое сердце разорвется раньше, чем я завершу дело? Я уверен, что отчет очень далек о того, на что надеется организация Анны. Это радует меня и приносит удовлетворение. Я сомневаюсь, что хочу предоставить им мои записки, хотя сделал уже так много, что мне будет жаль не иметь возможности закончить отчет. Или закончить, но не найти сочувствующих читателей.

Пребывание в Монреале – мы провели там три ночи и почти четыре дня, прибыли утром в пятницу и уехали в Оттаву в полдень понедельника – было чудесным, счастливым и праздным временем. Невинным. Идиллическим. Даже, осмелюсь сказать, райским. Последние дни, предшествовавшие моей теперешней неописуемой жизни, внезапно наполнившейся смыслом и опасностями.

Мы оба были ничем не связаны и, конечно, напуганы. Я понятия не имел, чего ожидать; у Анны уверенности было еще меньше, но она была гораздо храбрее меня. В Монреале мы делили один гостиничный номер, записавшись как супруги, и это стесняло нас. У меня были проблемы со здоровьем. Анна стремилась обойти весь город. Я был слаб и быстро уставал. Ходьба на любое расстояние, особенно подъемы, выматывала меня. Ежедневно после обеда я возвращался в номер подремать, что было мне жизненно необходимо, предоставляя Анне возможность свободно погулять в своем темпе. Ее тянуло в экзотические рестораны; мне нужно было очень внимательно следить за тем, что я ем. Она отчаянно тосковала по детям.

Тем не менее я вспоминаю наше краткое пребывание в Монреале как последний хороший и легкий период жизни перед тем, как мы взяли на себя груз ответственности за клона. Я уже волновался перед встречей с ним, но сам клон – его жизнь, его потребности, его значимость – пока оставался лишь теоретическим объектом. Погода стояла прекрасная, было солнечно, свежо и прохладнее, чем в Нью-Гемпшире. Наше время принадлежало только нам, и у нас было много денег. В дополнение к субсидии, которую дала нам организация Анны, у нас имелись собственные запасы.

На границе, на восточном берегу озера Шамплейн, нами занимался улыбчивый и расторопный канадский таможенный офицер. Мы показали наши водительские права. Офицер спросил о цели нашей поездки, и Анна сказала: «Развлечение». День был прозрачный и солнечный. На пункте досмотра народу собралось немного. Мы были пожилой парой в отпуске. Вот что он о нас подумал, несмотря на наши фамилии и на то, как далеко друг от друга мы живем. Небрежно, словно для проформы, офицер поинтересовался, не ввозим ли мы в страну продукты или растения. Он не проверил наши сумки, стоявшие на виду, не попросил нас выйти из грузовика, который его явно восхитил. Он сделал какие-то пометки, вернул нам права, пожелал безопасной поездки по-английски и по-французски и отпустил. Мы задержались там не больше десяти минут.

Мы поехали на север, по шоссе 133 к Монреалю. Не успели проехать и двадцати миль, когда перед городком с названием Шабевуа к нам сзади приблизилась зеленая машина и просигналила один раз.

– Зеленая машина, – сказал я Анне.

– Я вижу, – ответила она.

– Они хотят, чтобы мы остановились. – В машине было двое мужчин, водитель указывал нам на обочину. – Что будем делать?

– Остановимся, – пожала она плечами.

– Ты уверена? – спросил я.

– У тебя есть предложения?

Все было ясно. Предложений у меня не было.

– Я ошиблась, – сказала она, глядя в зеркало заднего обзора. – Я знаю одного из них.

– Это хорошо или плохо? – спросил я. – Для нас.

– Неважно, – ответила она. – Не волнуйся.

Анна съехала шоссе. Зеленая машина остановилась на обочине, прямо за нами.

– Давай выйдем? – предложила Анна.

Мы вышли из грузовика. По обеим сторонам дороги простирались поля. В ста ярдах впереди, подальше от дороги, располагалась ферма, обшитая белыми досками. Вдоль дома для защиты от ветра выстроился ряд высоких вечнозеленых деревьев. Больше ничего не было видно. В обоих направлениях машин было мало. Проезжая мимо нас, автомобили, едущие на север, притормаживали, чтобы понять, что происходит.

Двое мужчин вышли из зеленой машины и пошли нам навстречу. Я узнал того, который повыше, по записям Анны. (Вообще-то отчет следовало написать ей.) Другой мужчина, чернокожий, в записках не упоминался. Он тоже был высокий и худой, но его голова и руки были нормальных размеров. Мы вчетвером остановились возле грузовика Анны, на обочине шоссе. Высокий человек с жуткими руками – и вправду жуткими – взглянул на меня. Ничего не сказал. Интересно, что он почувствовал, увидев меня? За исключением Анны, он был единственным, кто видел клона, а теперь и оригинал. Наверное, его поразила такая быстрая и полная перемена, возрастной эффект, резкий переход от человека в самом расцвете юности (пусть даже беспомощного и одурманенного наркотиками) к предпоследней стадии разрушения – черепу, обтянутому кожей. Все очень грубо, как маска из глупых фильмов ужасов, но в этом случае, в моем случае, реально и, без сомнения, потрясающе.

Он заговорил первым, обращаясь к Анне.

– Вот и вы, – сказал он.

– И вы, – ответила она.

– Как прошла поездка?

– Неплохо, – сказала она. – А у вас?

– Тяжело.

– Ну, сегодня хороший день.

– Да, – кивнул он. – Здесь хорошо. Вы уже бывали в Канаде?

– Один раз.

– В Квебеке? – спросил он. – Dans cet endroit meme? [8]8
  В этом самом месте? (фр.)


[Закрыть]

– Нет, – сказала она.

Он не представил чернокожего, сосредоточившего внимание на шоссе.

Я оглядел зеленую машину. На заднем сиденье никого не было. Где же клон, в багажнике?

– Давайте поговорим. – Он обращался только к Анне. – Прежде чем заняться делом.

– Не скажу, что мне этого хочется, – проговорила она.

– Похоже, вы не испытываете ко мне дружеских чувств?

– Не испытываю, – кивнула она. – Вы не ошиблись.

– С людьми такое часто бывает, – сказал он и улыбнулся. – Это связано с моей внешностью.

– Вовсе нет, – возразила она.

– Да. Я сам понимаю, – сказал он. – Но нам надо кое-что уладить. И мы по одну сторону баррикады.

– Я не уверена, – ответила она. – Не уверена, по какую сторону баррикады я нахожусь.

– Я знал вашего мужа, – продолжал он. – И не желаю вам зла.

– Что нам нужно уладить? – спросила Анна. – Почему бы не перейти к делу?

– Хорошо. Сейчас мы обменяемся машинами.

– Здесь? – спросила она.

– Да, – ответил он. – Вы поедете в Монреаль на машине. Мы отведем ваш грузовик обратно в Айову. Оставим его на подъездной дорожке возле дома. Некоторое время будет казаться, что вы дома.

– Где клон? – спросил я.

– Документы на машину, – сказал человек Анне, – право собственности, регистрация и страховка лежат в бардачке.

– На чье имя? – осведомилась она.

– На ваше новое, – сказал он.

Чернокожий протянул ему конверт из плотной желтовато-коричневой бумаги, и высокий передал его Анне:

– Новый паспорт для вас и новые водительские права.

– А как насчет него? – спросила она.

Она говорила про меня. Должен признаться, ее слова прозвучали неоправданно отчужденно.

– Завтра в одиннадцать утра, – сказал он, – приведите его к магазину канцтоваров «Кентавр» на рю де ла Монтань. Запомните? Или записать?

– Запомнишь? – обратилась ко мне Анна.

Теперь она меня поддразнивала, хотела смягчить мои раненые чувства.

– Вас будут ждать, – продолжал он. – Сфотографируют его. Мы сделаем ему новый паспорт и права. Вы получите их до отъезда из Монреаля.

– У меня есть права, – возразил я. – Я не отдам свои права.

– Вас никто не спрашивает, – оборвал мужчина, в первый раз обратившись ко мне. – Просто получите новые. – Потом он повернулся к Анне. – Мы привезли деньги, которые понадобятся вам в Канаде.

Чернокожий протянул другой конверт, поменьше, тоже желтовато-коричневый. Высокий отдал его Анне.

– Подождите, пока не выедете на шоссе, потом пересчитаете. Пожалуйста, будьте экономны. Если понадобится больше, мы постараемся раздобыть.

– Сколько там? – спросил я.

Он снова ответил Анне:

– Вам должно хватить.

– Скажи им, пусть заберут свои деньги, – сказал я Анне. Затем повторил ему: – Заберите ваши деньги.

– Не будь смешным, – сказала Анна.

– Они нам не нужны, – настаивал я.

– Разумеется, нужны, – возразила она.

– В Монреале, – продолжал высокий, – остановитесь в отеле «Бонсекур» на рю Сен-Поль. Заплатите наличными. В конверте вместе с паспортом и правами лежит план Монреаля. Я записал название отеля и обвел кружком его местоположение. Машину оставите в гараже отеля. Мы забронировали вам номер, под вашим новым именем. Зарегистрируетесь как муж и жена.

– Это плохо, – проговорила Анна.

– Я согласен, – вставил я.

– Вы останетесь там ненадолго. Мы сообщим вам, куда направиться дальше.

– А что нам делать до тех пор? – поинтересовался я.

– Что хотите, – ответил он, обращаясь ко мне. – На вашем месте я бы расслабился и постарался получить удовольствие. Вам предстоит долгий путь. Будет трудно.

– Не могу сказать, что вы меня успокоили, – ответил я.

Он засмеялся. Опустил свою огромную лапищу мне на макушку.

– А вы такой и есть, – сказал он. – Вас трудно успокоить.

Мы сидели в зеленой машине. Я был за рулем. Анна возражала против того, чтобы я вел, но я сказал, что не сяду в машину, если она не согласится. Мы проехали чуть больше мили, когда она настойчиво попросила:

– Помедленнее.

– Я в порядке, – ответил я.

– Пожалуйста, Рэй, – сказала она. – Ты едешь слишком быстро.

Она положила руку на мое правое колено, давая понять, что говорит серьезно, и своим прикосновением заставляя меня нажать на педаль тормоза.

– Я злюсь, – сказал я и убавил скорость.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Я ехал слишком быстро.

– Да. Ты немного сумасшедший.

– Нет, – ответил я. – Я никогда не был сумасшедшим. Никогда.

– Ладно, не обращай внимания, – сказала она.

Я перевел дыхание.

– Хорошо. Я не буду обращать внимания.

– Прекрасно, лихач. – Она потрепала меня по колену и убрала руку. – Нам некуда спешить.

Я потратил несколько секунд на то, чтобы поправить боковые зеркала. Я ехал гораздо медленнее дозволенной скорости.

– Позволь мне лишь сказать, что этот парень мне не понравился.

– Я так и поняла. – Она улыбнулась. Хорошая женщина, которую я когда-то бросил. – Ты ему тоже не понравился.

– Паршивая машина, – сказал я.

Анна повернулась на сиденье, отвернулась от меня. Она смотрела в окно. Мы проезжали промышленную зону, простиравшуюся примерно на полмили.

– Я скучаю по своему грузовику, – проговорила она.

Когда она это сказала, я попытался вспомнить (не смог тогда, не могу и сейчас) фигуру речи, в которой часть замещает целое.

– Что это за машина? – спросил я.

– Понятия не имею, – ответила она.

– Корейская.

– Может быть, – пожала плечами Анна. – Я не разбираюсь в машинах.

Он взяла меньший конверт и вскрыла его.

– Сколько мы получили? – поинтересовался я.

– Смотри на дорогу, – ответила она. – Я пересчитаю.

В конверте лежали четыре пачки банкнот, каждая была перехвачена тонкой резинкой. Анна перечитала одну.

– Похоже, десять тысяч долларов, канадских.

– Всего? – уточнил я.

– Похоже на то.

– Этого не хватит надолго.

– Посмотрим, – сказала она.

Потом взяла другой конверт, достала оттуда паспорт и водительские права.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Она посмотрела в права.

– Джейн Грей. Из Гастингса, Небраска.

– Ты была в Небраске?

– В Омахе, – сказала она. – Не знаю, где находится Гастингс.

– Я не был в Небраске.

– Мне нравится мое имя, – призналась Анна. – Сразу чувствуешь себя героиней викторианского романа.

Она раскрыла паспорт и посмотрела на фото:

– Боже!

– Дай посмотреть, – попросил я.

– Ни за что, – отказалась она. – Где они взяли эту фотографию?

– Покажи.

– Лучше веди машину, – сказала она.

Я получил свой паспорт и водительские права в воскресенье днем, в отеле, накануне отъезда в Оттаву. Теперь меня звали Оливер Грей. Имя мне понравилось, может быть, потому, что звучало оно как-то по-старинному. Фотография мне показалось удачной. Анна тоже так думала. Ту же фотографию и то же имя вписали в мои новые права. Это было мое первое вымышленное имя, прежде чем я принял псевдоним для написания отчета, прежде чем Анна дала мне это имя, прежде чем я впервые услышал про Рэя Брэдбери.