Текст книги "Отчет Брэдбери"

Автор книги: Стивен Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– И как я выгляжу?

– Ужасно.

– Что ты ему сказала?

– Что ты выглядишь хорошо. Как всегда.

– Не совсем правда.

Анна расстегнула сумку и стала ее распаковывать.

– Что ты делаешь? – спросил я.

– Выкладываю вещи. Чтобы ты мог ими пользоваться.

– Подожди, – остановил ее я. – Посиди.

– Не хочу, – отказалась она. – Я не хочу сидеть.

– Прошу тебя.

Она перестала распаковывать сумку, но не села:

– Что ты будешь делать, Рэй?

– Ты про что?

– Про трансплантацию.

– Ты меня спрашиваешь?

– Да, – кивнула она.

– Ты же не хочешь, чтобы я это сделал.

– Я не знаю, чего хочу, – проговорила Анна.

Она глубоко вздохнула, потом заговорила ровным голосом, спокойно, словно делала заказ в ресторане:

– Я не хочу тебя потерять. В этом я уверена. Я хочу, чтобы мы остались втроем, все вместе. Хочу снова увидеть моих детей. Моих внуков.

– Все сразу невозможно, – ответил я. – Ты не можешь получить все это одновременно.

– Я не могу получить ничего.

Это она тоже сказала безапелляционно.

– Ты еще увидишь своих внуков.

– Ты так думаешь?

– Иначе цена будет слишком высокой.

– Я сама решила заплатить такую цену, – проговорила она.

Я не знал, что ответить.

– Просто подумай над этим, – попросила она.

– Ты не можешь серьезно предлагать это, Анна.

– Могу.

– Не можешь. Я не могу взять сердце.

– Сможешь. У них много сердец. Им не придется убивать клона.

– Ты этого не знаешь. Уж кому-кому, а тебе не следует мне это говорить. Сердце в любом случае будет от клона.

– От кого-нибудь еще. – Она рассердилась. – Мне это неважно, Рэй. Клянусь, неважно.

– Тебе это важно. Конечно, важно.

Она промолчала.

– Дело не только в этом, – сказал я. – Дело в том, Анна, что больше трех месяцев я не проживу.

Я видел, что мои слова ее ранили, и мне стало жаль ее.

– Что мы ему скажем? – спросила она, подходя к двери. – Не уверена, что он выдержит, если снова услышит плохие новости.

В следующий раз Алан вошел в палату вместе с ней. Они пришли рано утром. На улице было тепло, но на Алане был пуловер «Виннипег джетс». Он явно нервничал. Он остановился в дверях и всячески старался на меня не смотреть.

– Рад тебя видеть, – поприветствовал я его. – Выглядишь потрясающе. Мне нравится твоя фуфайка.

– Не говори «фуфайка», – сказал он. – Говори «свитер».

Если Алан являлся гражданином какой-то страны, то, конечно, Канады – он предпочитал говорить так, как говорили здесь.

– Мне нравится твой свитер. Ты – модный парень.

– Я – модный, – подтвердил он. – Ты мне его купил. Помнишь?

– Помню. Отличный был вечер.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Анна.

– Хорошо. Мечтаю свалить отсюда.

– Что ты сказал?

Алан подошел совсем близко и стоял возле Анны, но пока не отваживался как следует на меня посмотреть.

– Мечтаю уйти отсюда как можно быстрее.

Алан сформулировал очевидное:

– Ты плохо себя чувствуешь. Ты не мечтаешь свалить.

– Конечно, – сказал я. – Не то чтобы мечтаю. Я устал. Но я хочу вернуться домой. – Я повернулся к Анне: – Может быть, завтра.

– Хорошо, – кивнула она. – Мы подготовимся.

– Анна говорит, с тобой все будет в порядке, – сказал Алан. – Тебе дадут новое сердце, и ты выздоровеешь.

– Надеюсь, это правда, – сказал я.

– Это правда, – подтвердила Анна, повернувшись к Алану. Потом сказала, глядя на меня: – Конечно, правда.

На стене, напротив постели на кронштейнах висел телевизор. Алан взглянул на него.

– Телевизор не работает, – заметил он.

– Включи, если хочешь, – предложил я.

– Не хочу, – сказал он. – Я не хочу его смотреть.

– У меня есть «Джелло», которое я не ел. Хочешь?

– Нет, – ответил он. – Что такое «Джелло»?

Я не мог поднять руки, потому что в одной торчала игла капельницы, а от другой шел провод к монитору. Я мотнул головой, указывая на тумбочку.

– Такая зеленая штука на подносе.

– Я не хочу «Джелло», – сказал Алан. – Оно похоже на сопли.

Анна засмеялась.

– Оно вкусное, – стал уговаривать я. – Тебе понравится. Когда глотаешь, оно скользкое и прохладное.

– Почему ты его не съел? – поинтересовался Алан.

Я не мог ответить.

– Не хочу, – отказался он.

– Ты можешь сделать для меня одну вещь? – сказал я Анне.

– Ладно, но только одну.

– Мне бы хотелось встретиться с адвокатом, прежде чем меня выпишут.

– Зачем? – спросила она.

(Мне не хотелось говорить об этом при Алане. Я собирался составить завещание. Я решил оставить свое состояние Анне – деньги Сары, дом, машину. Брат и сестра Сары были хорошо обеспечены; Анна и Сара, когда мы познакомились, были лучшими подругами; не появись я, они, возможно, дружили бы всю жизнь. Если Анна, что сейчас кажется маловероятным, умрет раньше меня, состояние перейдет к ее детям и будет разделено на троих. Анна сумела найти адвоката и привезти его в больницу. Он составил простое завещание согласно моим инструкциям. Копию, которую я вскоре вручу Анне, он отправил по почте на Четырнадцатую улицу в Калгари, а еще одну сохранил у себя.)

– Нужно кое-что уладить, – ответил я.

Анна покачала головой.

– Мне не нужны твои деньги, Рэй.

– Не беспокойся, – сказал я.

Алан повернулся ко мне.

– Рэй, они возьмут мое сердце?

– Нет, – твердо ответил я. – Твое сердце они не возьмут.

– Ты теперь свободен, – сказала Анна. – Никто не возьмет твое сердце. Никто у тебя не возьмет ни одного органа.

– Я все равно клон, – возразил он.

– Да, – сказала она. – Но со мной ты в безопасности. Мы все в безопасности.

Алан снова обратился ко мне:

– Чье сердце они тогда возьмут?

– Этого я не знаю, – ответил я.

Они посидели еще немного. Мы больше не говорили про сердце Алана. И про мое. Потом попрощались. Алан был мрачен. Я бодрился изо всех сил.

Прошло еще четыре дня, прежде чем меня выписали. Анна договорилась, чтобы нам привезли больничную кровать и поставили ее в спальне, которую мы с Аланом делили до моего приступа. Скажу сразу, что теперь я жил вместе с Анной – Алан перешел в другую спальню. Анна стала моей сиделкой, чтобы ночью при необходимости быть рядом. Алан помог мне дойти от машины до квартиры. Он волновался, дотрагиваясь до меня, словно боялся, что я сломаюсь. Я улегся в постель и следующие три месяца почти не вставал.

В первое утро после выписки я позавтракал и попросил Анну принести мне носки.

– Какие носки? – спросил Алан.

– Подожди, – ответил я.

– Для меня? – спросил Алан.

– Подожди. Анна, нашла?

Она достала носки из ящика комода.

– Что теперь?

– Я хочу, чтобы ты достала из них все.

– Носки, – проговорил Алан. – А что в них?

– Деньги, – ответил я.

– Деньги для меня? – спросил он.

– Немного денег.

– Что ты делаешь, Рэй? – встревожилась Анна.

– Я знаю, что делаю.

Она вытряхнула содержимое носков на кровать. Там было шесть пачек денег, каждая перетянута тонкой резинкой.

– Я не хочу носки, – сказал Алан.

– Отлично, – кивнул я.

– Мне хочется денег.

– Знаю. – Я обратился к Анне: – Можешь отсчитать пять тысяч долларов и положить их в носок?

– Пять тысяч?

– Да.

– Ты такой милый, – сказала она. – Но сумасшедший.

– Мы оба знаем, что я вовсе не милый, – ответил я. – И это очень мешает.

Анна отсчитала купюры и положила их в носок.

– Дай его сюда, пожалуйста, – попросил я.

Анна протянула мне носок.

– Иди сюда, – сказал я Алану.

– Хорошо, – ответил он и подошел ближе.

Я протянул ему носок.

– Эти деньги – тебе. Можешь потратить их, на что захочешь, если Анна не будет возражать. Понимаешь?

Он вытащил деньги из носка и сжал в руке.

– Эти деньги для меня?

– Да.

– Я могу их тратить?

– Да. Если Анна не будет возражать.

– Если она не будет возражать, я могу их тратить?

– Да, – кивнул я.

Алан перевел взгляд на Анну.

– Не на девушек, – сказал он.

– Не на девушек, – кивнула она.

– Я хочу, – сказал я, – чтобы ты как можно быстрее купил одну вещь. Сегодня.

– Ты хочешь, чтобы я купил ее сегодня?

– Да. Я хочу, чтобы ты и Анна пошли сегодня в магазин и купили компьютер. Я хочу купить компьютер, – ответил он. – Я тебе говорил. Помнишь?

Он сказал это без энтузиазма, даже с некоторой долей обвинения. Словно хотел дать понять, что мое предложение щедрое, но я сделал его слишком поздно.

– Помню. Я хочу, чтобы ты купил компьютер. Анна поможет тебе его выбрать. Это будет твой компьютер. Но сначала я им немножко попользуюсь.

– Это будет мой компьютер, и ты будешь им пользоваться?

– Да, – подтвердил я. – Совсем немножко. Потом он станет твоим.

– Это будет мой компьютер?

– Через некоторое время, – сказал я.

Глава двенадцатая

– Ты собираешься писать отчет? – спросила Анна.

– Думаю попробовать, – ответил я. – Если вспомню, как писать.

– Хорошо, Рэй. Это хорошо.

– Все равно больше нечего делать.

– Нет. Ты хочешь его написать.

– Кажется, да. Не знаю, почему.

Убедившись, что мне удобно и хорошо в кровати, с которой я практически не вставал, Анна взяла с собой Алана, и они отправились за компьютером. Они выбрали тот, который понравился Алану, заплатили за него деньгами Алана, и Анна его настроила.

(Я спокоен. Лежа в арендованной больничной койке в загаженной лачуге в Калгари, я спокойно жду, когда остановится мое сердце. Как и везде, где мы жили в Канаде. Как вообще везде. От матери я узнал, что у немцев есть слово «Heimweh», обозначающее тоску по дому, даже если вы дома. Куда бы вы ни пошли, везде вы находите то, что находите везде, куда бы вы ни пошли. После того как умерла Сара, я постоянно тосковал по дому, но здесь моя тоска стала особенно сильной. Независимо от того, умирает мое сердце или нет.)

Компьютер стоял передо мной (к кровати прилагался столик на колесиках, который можно было ставить поперек постели), и, помимо очевидного вопроса: «Смогу ли я это написать?», вставал и другой: «Хватит ли у меня времени?»

Была середина июня.

Анна не хотела говорить о неизбежном.

– Послушай, – сказала она. – Ты должен придумать всем псевдонимы. Всем нам.

– Как тебя назвать?

– Придумай что хочешь. – Она улыбнулась. Печально. – Только не Твинк.

– Не Твинк. Ни в коем случае.

– Что-нибудь красивое, – попросила она. – Пусть мое имя звучит красиво.

– Ты красивая, Анна.

– Вранье. Какое же вранье. Ты такой врун.

– Красивая, – повторил я. – Я так думаю.

– Я придумала для тебя имя, – сказала она.

– Какое же? Подонок?

– Рэй Брэдбери.

– Почему?

– Это писатель. У нас дома были его книги. Их читала моя мама. В основном он писал научную фантастику.

– Он был хороший писатель? – спросил я. – Потому что я вряд ли хорошо напишу. И это будет не научная фантастика.

– Уверена, что хороший, – ответила она. – Я его никогда не читала, но маме он нравился. А мне всегда нравилось его имя. Звучит уверенно. Внушительно. Честно.

– Ко мне из этого списка ничего не относится.

– Сделай так, чтобы относилось, – сказала она.

– Я хочу мое настоящее имя, Рэй, – вмешался Алан.

Он лежал на другой кровати – поначалу он спал там, но после моего возвращения из больницы на его месте стала спать Анна – прямо в одежде и обуви, положив на глаза подушку. В таком положении он проводил целые дни: лежал на кровати – хотя моя компания его удручала, – пока я писал отчет. Я не понял, о каком имени он говорит.

– Я хочу быть Аланом, – пояснил он.

Его настоящее имя. Даже я почувствовал в этом печальную горькую иронию.

– Ты будешь Аланом, – сказал я. – Обещаю.

К несчастью для всех нас, после приобретения компьютера – Алан стал его владельцем и больше о компьютере не волновался – ему мало что хотелось купить.

– Я хочу машину, – заявил он несколько дней спустя после того, как я дал ему деньги.

Он лежал на своем обычном месте, растянувшись на кровати Анны. Я уже начал писать и радовался любому перерыву.

– Ты не умеешь водить, – сказал я.

– Ты можешь научить меня водить. Ты – учитель.

– Я не могу вставать.

– Когда тебе станет лучше, ты встанешь. И тогда сможешь меня научить. – Он отбросил подушку с глаз и привстал. – У меня идея. Анна может меня учить. Анна – учитель. Она умеет водить. Она может учить меня.

– Может быть, – согласился я.

Услышав свое имя, Анна заглянула к нам:

– Может быть, я буду что?

– Может быть, ты научишь меня водить, – объяснил Алан. – Ты – учитель. Я куплю машину, и ты будешь учить меня водить.

Она взглянула на меня.

– Не смотри на меня, – сказал я.

– Сначала я научу тебя водить, – сказала Анна. – Потом подумаем о машине.

– Сначала ты научишь меня водить?

– Да.

– Потом подумаем о машине?

– Подумаем, – кивнула она. – Ничего не обещаю.

– Подумаем, – сказал он.

Утром следующего воскресенья, чтобы подбодрить Алана, а также рискуя вызвать в нем необоснованные надежды, Анна подъехала на грузовике к школе неподалеку от нашей квартиры, чтобы Алан мог попрактиковаться на автостоянке. Он ездил по стоянке, Анна сидела рядом.

– Мне почти не пришлось его учить, – говорила мне Анна позже, вечером.

Алан был в своей комнате. Мы лежали в постелях. Она – в своей, я – в своей. Мы больше не беспокоились о том, что он ускользнет: он отказался от своих затей.

– Я вдруг поняла, что почти надеюсь: вот сейчас я позволю ему править самому, – рассказывала она, – мы с ним врежемся в кирпичную стену, и все наконец закончится.

Я засмеялся.

– Именно так, – сказала она. – Сначала он делал широкие круги, потом сузил их. Несколько минут ехал задним ходом. Думаю, он станет хорошим водителем. Играл с кнопками, с переключателями. Включал и выключал фары, дальний свет и боковые огни. Из-за солнца их не было видно. Попробовал включить радио, но оно, конечно, не заработало. Посигналил. Когда проделал все, что, по его мнению, должен делать водитель, он посмотрел на меня и сказал: «Спасибо за то, что учила меня». Потом мы поменялись местами, и я отвезла нас домой. Он не захотел никуда идти.

Анна взяла его в молл, чтобы, как она сказала, «предаться запойному шопингу».

– Мы зайдем во все магазины, – сказала она Алану. – Если ты увидишь что-то, что тебе понравится и захочется купить – конечно, если это разумная покупка, которую ты сможешь себе позволить, – можешь это купить.

– Это запойный шопинг? – спросил он.

– Я это так называю, – ответила Анна.

– Я буду тратить свои деньги?

– Главное, не все, – сказала она. – Если увидишь что-то, что тебе понравится.

– Рэй тоже пойдет с нами на шопинг?

– Я не могу, – отказался я. – Мне надо работать.

Трудно поверить, но это была правда.

– Он должен писать отчет, – сказала Анна.

– Я знаю, – кивнул Алан. – Он запомнит?

– Что я запомню? – не понял я.

– Мое имя.

– Ты будешь Аланом, – заверил я. – Я запомню. Когда вернешься, покажешь мне, что купил.

Они вернулись через два часа, гораздо быстрее, чем я ожидал. Я дремал, когда они вошли. Оказалось, что я могу работать час-полтора, а потом мне необходим отдых.

Алан вошел в комнату перед Анной.

– Рэй храпит, – сказал он.

Не сказав больше ни слова, он бросился на кровать Анны, растянулся на ней и рывком положил на глаза подушку.

– Как ваш шопинг? – спросил я Анну.

Она стояла в дверях, держа в руках большой пластиковый пакет с покупками.

Она кивнула.

– Неплохо.

И еще раз кивнула.

– Не покажешь мне покупки? – попросил я.

Не убирая подушку от лица, Алан сказал:

– Ты спрашиваешь меня?

– Да.

– Я не покажу тебе покупки.

– Может, Анна покажет? Я хочу посмотреть.

– Нет, – заявил он.

– Я отнесу пакет в твою комнату, – сказала Анна.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Вечером Анна, почитав Алану книжку, пришла укладываться спать. Мне по-прежнему было не совсем удобно спать с ней в одной комнате, но ее присутствие, ее готовность прийти на помощь успокаивали меня. Помогали и лекарства, которые я принимал по вечерам, чтобы легче было уснуть. Я спросил у нее, что произошло.

– Он купил кучу ерунды, – ответила она. – И сам понимает, что это ерунда.

– Только ерунду?

– Он купил себе камеру.

– Это хорошо, – сказал я.

– Хорошо, – согласилась она. – Нам нужно скинуть фотографии в компьютер.

– Ладно.

– Еще он купил несколько фигурных подушек для своей кровати.

– Хорошо.

– Солнечные очки с зеркальными стеклами. Рюкзак. Все остальное – хлам. Ручка в виде хоккейной клюшки. Тапочки-крокодилы.

– Из крокодиловой кожи?

– Матерчатые. В виде крокодильей головы. Еще купил шагомер.

– Зачем?

– Понятия не имею. Просто чтобы что-нибудь купить. Купил куклу.

Я сразу же представил себе надувную куклу.

– Какую куклу?

– Дешевую, маленькую, пластиковую. Вроде кукол Долли.

– Здесь не может быть кукол Долли, – пожал я плечами.

– Ну, кукла в костюме пони. Похожа на тех Долли в костюмах овечек. У этих костюм другой, а остальное – точь-в-точь. Он во что бы то ни стало захотел ее купить, – сказала она. – Из всех своих покупок он действительно хотел купить только эту куклу. Мне пришлось заставить его купить фотокамеру. Мы обошли четыре или пять больших магазинов, где, как мне казалось, его обязательно что-нибудь заинтересует. А он приуныл, довольно быстро потерял интерес и стал спрашивать, можем ли мы остановиться. Мы перекусили и поехали домой.

– Как-то мрачно.

– Не просто мрачно, – сказала она. – Уныло. Безжизненно. Ты бы видел, как он старался быть мне хорошим спутником, порадовать меня. Под конец он спросил, хочу ли я что-нибудь, и он мне это купит. Все время был очень вежлив, чтобы не разочаровать меня.

– Послушай, Рэй, – сказала Анна следующей ночью.

В спальне было темно, шторы задернуты – и от лунного света, и от уличного шума. Мы держали нашу дверь открытой, чтобы слышать Алана. Свет в туалете был включен и пробивался в прихожую. Но дверь в туалет была прикрыта, поэтому свет нам не мешал. В комнате Алана свет был погашен, из-под двери не проникало ни лучика. Я начал засыпать. Наверное, Анне пришлось окликнуть меня не один раз.

– Рэй. Мне нужно поговорить с тобой об Алане. Ты не спишь?

– Не сплю, – отозвался я.

– Ты можешь сосредоточиться? Я хочу, чтобы ты знал, что он чувствует.

– Могу. Говори, – подбодрил я.

– Я скажу, – проговорила она. – Его очень травмировало то, что с тобой случилось. То, что он видел, как ты упал. Он подумал, что ты умер. Мы оба так подумали. Потом он увидел тебя в больнице, такого слабого и беспомощного. Это его испугало. К тому же все произошло почти сразу после того, как он узнал правду о себе. Он был потрясен. Сломлен. Да и могло ли быть по-другому?

– Это риторический вопрос, верно?

– Подожди, – попросила она. – Просто послушай. Я не могу точно сказать, кто ты для него. Его близнец, формально, только формально, его брат. «Оригинал» упрощает ваше родство. «Друг» – совершенно неподходящее слово. Он тебя любит. Я знаю, что это так. Настолько, насколько способен любить. И так, как может.

– Что мне сказать? – спросил я.

– Когда ты лежал в больнице, я делала все возможное, чтобы ему помочь, чтобы снова собрать его из кусков. Первым делом я купила ему кольцо с печаткой.

– Он его не носит.

– Как только он его надел, причем неохотно, я сразу поняла, что ошиблась. Это было кольцо старика, оно совершенно ему не подходило. Он носил его первые несколько дней, чтобы сделать мне приятное, потом постарался потерять. Я прочесала всю квартиру, но теперь вижу, что это было жестоко. Он делал вид, что помогает мне искать. Думаю, он спустил его в унитаз. Мы ходили гулять в Принц-Айленд-парк. Каждый день обедали в новом ресторане. Я с трудом заставляла его поесть. Однажды утром мы поехали в горы. Ходили в боулинг. Ничего не помогло. Я подумала о том, чтобы купить ему щенка.

– Не надо. Боже мой!

– Не буду, – ответила она. – Он много спал. Очень много. Ты и сам сейчас видишь. Когда он не спал, ему хотелось только разговаривать.

– О чем?

– Он хотел знать о тебе. Не только о твоем сердце. Мне пришлось успокоить его, сказав, что ты не собираешься умирать, что ты вернешься. Он хотел знать про твою жизнь.

– Что же ты ему рассказывала?

– Он спрашивал, как мы познакомились. Его заинтересовала эта история. Мне стало интересно, как бы ты ее рассказал.

– Не знаю, как бы я ее рассказал, – признался я. – Я был таким ничтожеством.

– Но не тогда, когда мы познакомились. Это чудесная история. Он хотел знать, что такое колледж. Где мы спали. Что ели. Как и что изучали. Напивались ли мы когда-нибудь.

– А мы напивались? – спросил я.

– Я была до отвращения правильной и ни разу не напилась. Я никогда в жизни не напивалась. Даже вместе с мужем. Тебя это, наверное, удивит. Он хотел знать, занимались ли мы любовью. Я сказала, что нет, и что тогда, в то время, я об этом жалела.

– Ты ничего не потеряла, – сказал я.

– Что я и сейчас об этом жалею. Опять. Он хотел услышать про Сару, про то, почему у вас не было детей. Я сказала ему, что Сара умерла при родах. Описала ему Сару такой, какой помнила ее. Он спросил про Нью-Гемпшир. Я ответила, что была там очень недолго и что ему лучше спросить об этом у тебя, когда он увидит тебя в следующий раз. Он тебя спрашивал?

– Пока нет, – сказал я.

– Ему было интересно, как ты тогда выглядел. Как укладывал волосы. Как одевался. Я сказала, что ты выглядел как он, о чем он уже знал, и что твой гардероб с тех пор нисколько не изменился. Он спрашивал о твоих родителях. О его родителях. Мне пришлось ответить, что я ничего о них не знаю. Только помню, как ты горевал, когда умерла твоя мама. Очень горевал.

– Это правда, – сказал я.

– Конечно, он спрашивал и обо мне. Особенно интересовался моим детством и тем, как это – расти с отцом и матерью. Он озадачился, услышав, что мой отец нас бросил, когда я была совсем маленькой. Мы говорили о браке. Он хотел знать, сколько мне было лет, когда я вышла замуж, сколько лет было тебе. Хотела ли я за тебя замуж? Я сказала, что думала об этом, но это зависело не от меня. Мы говорили о разводе. Он хотел знать, сколько раз можно развестись. Спросил, был ли у меня когда-нибудь рак. Я сказала, что нет. Похоже, он был уверен, что рано или поздно каждый заболевает раком. Спрашивал, что такое менопауза. Он слышал о ней по телевизору. Была ли у меня менопауза? Конечно, ответила я. Я рассказала ему даже больше, чем он хотел знать.

– Похоже, он тебя вымотал, – заметил я.

– Нет. Вовсе нет, – ответила она. – Наоборот, очень воодушевляет, когда можно поговорить с тем, кому все так интересно.

– Не сомневаюсь, – сказал я.

– Я не хотела тебя обидеть.

– Конечно, – ответил я. – Я просто не так понял.

– Ну вот, пока я ему рассказывала о своей и твоей жизни, он казался очень заинтересованным, о чем бы ни заходила речь. Ему интересна жизнь, которую мы прожили.

Она замолчала. Мы лежали в темноте около минуты, и я пытался не задремать. Но я все же всхрапнул, и Анна заговорила:

– Эти разговоры не уменьшали его грусть, не делали его менее подавленным. Я пыталась его расспрашивать, чтобы он рассказал о своей прежней жизни, до того, как попал к нам. Я надеялась, что после моих рассказов о себе – а я рассказала практически все – ему наконец захочется поведать о том, как он жил в Отчужденных землях. Но я ошиблась. «Я не помню», – вот и весь его ответ.

Уже сентябрь. Я начал писать отчет в июне. Если случится чудо, и я доживу до ноября, мне исполнится шестьдесят семь. Уже сейчас я старше своих родителей. Почти на четыре десятка лет пережил жену и сына. Сегодня, чтобы не испытывать судьбу, Анна затеяла праздник. Торт, украшенный пластиковыми хоккеистами и воротами, свечи, праздничные колпаки. Она объявила, что сегодня мы празднуем наш общий день рождения – Алана, ее и мой. Я сумел встать с кровати и несколько минут посидеть за столом. Мы с Анной съели по небольшому куску торта. Пели «С днем рожденья тебя». Алан не ел и не пел.

Высокий не появился в конце месяца, как мы ожидали, затем удивил нас своим визитом две недели спустя, в середине июля. Мы не видели его и не общались с ним с начала июня, со дня нашего приезда в Калгари. Он пришел утром, рано, когда Анна и Алан еще были в пижамах. Я же пижаму практически не снимаю. Они читали «Адама Вида», которого оба предпочитали Диккенсу, хотя часть книги – в частности, один персонаж – приводила Алана в бешенство. Я не читал Элиота. Мы только что сели завтракать, хотя я теперь редко садился за стол.

– Доброе утро, – приветствовал нас Высокий. – Надеюсь, я не слишком рано? – Потом повернулся ко мне. – Рад видеть вас в добром здравии. Как самочувствие?

– Все так же, – ответил я. – Устаю.

– Вы в состоянии работать?

– Более или менее, – ответил я.

– Как продвигаются дела?

– Не знаю, как вам сказать.

– Я могу почитать страничку-другую? – осведомился он.

– Когда я закончу.

Он улыбнулся.

– Жду с нетерпением.

– Хотите позавтракать? – предложила ему Анна. – Я что-нибудь приготовлю.

– Спасибо, – отказался Высокий. – Я уже завтракал. Сегодня больше ничего не ем. После завтрака я соблюдаю пост.

– Уходи отсюда, – сказал Алан. Он ни разу не взглянул на Высокого после его появления и, насколько я помню, в первый раз заговорил с ним. – Ты не должен приходить сейчас. Мы едим. Не видишь?

– Вижу. – Высокий улыбнулся. – Я пришел навестить тебя. Хотел с тобой поговорить.

– Долбаная задница, – буркнул Алан.

– Алан, – укоризненно проговорила Анна.

– Это впечатляет, – кивнул Высокий. – Год вместе с вами, и он уже говорит «долбаная задница».

Думаю, он хотел пошутить, но его слова перечеркнули все утреннее тепло и уют.

– Не говори с ней, – велел Алан.

– Куда мы можем пойти, он и я? – снова обратился к Анне Высокий.

– Перестань говорить с ней, – повторил Алан. – Говори со мной.

– Именно за этим я и пришел, – сказал Высокий.

– Именно за этим ты и пришел, – повторил Алан.

– Поговорить с тобой. Да.

– Поговорить со мной.

– Да, – кивнул Высокий. Потом повернулся к Анне: – То, что он повторяет фразы, как это называется?

– Эхолалия, – сказала Анна.

– В легкой форме, – вставил я, словно мы действительно ставили диагноз.

– Интересно, – проговорил Высокий. – И утомительно.

– Ничего, – сказал я. – Он вас еще удивит.

– Поговорим? – предложил он Алану.

– Нет, – сказал Алан.

– Почему нет? Ты не хочешь со мной разговаривать?

– Я хочу, чтобы ты ушел, – ответил Алан.

– Я уйду после того, как мы поговорим.

– Я хочу, чтобы ты ушел сейчас.

– Вы пришли не в лучший момент, – заметила Анна.

– Я должен с ним поговорить. Посмотреть, что он умеет делать.

– Долбаная задница, – снова сказал Алан.

– Кроме этого, – спокойно уточнил Высокий.

– Он часто не в духе с тех пор, как Рэй заболел, – словно извиняясь, проговорила Анна.

– Что ты сказала? – спросил Алан.

– Я сказала, что ты часто грустишь с тех пор, как заболел Рэй.

Алан не стал ни подтверждать ее слова, ни возражать. Вместо этого – возможно, его задело то, что Анна извинилась, – он вышел из комнаты. Мы услышали, как он хлопнул дверью.

– Не в духе, – произнес Высокий.

– Может быть, в следующий раз, – сказала Анна.

– Осталось не так много времени, – ответил Высокий.

– В следующий раз, – сказала она, – я сделаю так, чтобы он с вами поговорил.

– Послушайте, – обратился ко мне Высокий, – я знаю, что вы были в больнице. Знаю про ваш инфаркт.

Он сел за стол, чем сделал мне большое одолжение – сидя, он не казался таким ужасным, о чем он, безусловно, знал.

– Мне также известно о том, что вы отказались от трансплантации.

Он сидел близко и говорил негромко.

– Отказался.

– Это могло оказаться стратегически важным, – продолжал он. – Вернуться в Штаты. Получить трансплантат. Это могло бы сбить их с толку.

– Их, то есть команду Долли?

– А потом они могли последовать за вами прямо сюда.

– Я об этом не думал. Если они действительно существуют.

– Они существуют, и, простите, они уже охотятся и за вами.

– Тогда им надо поторопиться, – заметил я.

– Они стараются, – сказал он.

Он подвигался на стуле, стараясь найти удобную позу. Его ноги не помещались под столом. Он отодвинул стул. В конце концов, приложив немало усилий, так что даже мне было больно на него смотреть, ему удалось положить ногу на ногу.

– Вот так, – сказал он. – Мне жаль, что это случилось.

– Спасибо.

– Хочу сказать, что уважаю ваше решение. Уверен, что принять его было нелегко. Это достойно всяческих похвал. По-другому не скажешь. Но я должен сказать и кое-что еще. Одно дело – принять такое решение ради себя. Например, как муж Анны. Совсем другое дело – принять решение ради кого-то еще. Отказаться, чтобы позаботиться о нем.

– Вы судите по личному опыту.

– Да.

Анна повела Алана в библиотеку. Он не хотел идти, но Анне удалось его уговорить. Ее программа по поднятию духа Алана уже утомила их обоих. Поблизости от нас есть филиал библиотеки, но они отправились в центральную библиотеку на Маклеод-Трэйл. Новое здание. Много стали, тонированного стекла, открытая площадь с фонтаном посередине.

– Бессмысленно, – сказала Анна вечером. Она имела в виду фонтан. – Даже жестоко. По кругу – фигуры детей, пляшущих под струями. Трогательные фигуры. А перед фонтаном – металлическая табличка: «В воде играть запрещается». О чем только думали? Было жарко, как в пустыне, а бедный Алан в футболке с длинными рукавами. Я показала ему табличку и объяснила эту глупую провокацию. Он понял, но не отреагировал.

Она надеялась, что Алану там понравится (хотя понимала, что это напрасная надежда) или он хотя бы отвлечется, разглядывая книги. Все-таки занятие. Они сели в автобус, который был для Алана чем-то новым, и он настоял, чтобы они заняли места сзади. В библиотеке, когда они туда добрались, уже собралось много народу, и отыскать книги было трудно. Разве что в просторном детском отделе: там, по словам Анны, помимо игр, мягких игрушек и детской мебели, было множество книг, и в этот летний день родители читали их детям. Оставшуюся часть первого этажа занимали многочисленные ряды отдельных кабинок, в каждой стоял компьютер и лежали наушники.

– Мы прошли в справочный отдел, – говорила Анна. – Я спросила библиотекаря, где книги. «Вам нужна какая-то конкретная книга?» – спросил он. Я сказала: «Нет. Мы просто хотим посмотреть». Он ответил: «Сожалею, но доступ посетителей к стеллажам запрещен. Имеется онлайн-каталог. Вы находите нужную книгу, нажимаете на ее название, и служащий приносит ее к вам в кабинку. Это не занимает много времени». «Неужели никак нельзя посмотреть книги? – настаивала я. – Я здесь с сыном. Хочу ему показать, что такое библиотека». Старик улыбнулся. «Это и есть библиотека», – ответил он. «Я имею в виду библиотеку с книгами», – сказала я. Он повторил, что доступ к стеллажам запрещен. Я спросила, как бы между прочим, где они находятся. «Они находятся на трех уровнях, – ответил он. – В цокольном этаже. На минус первом этаже. На минус втором этаже. Туда допускаются только служащие библиотеки». «Послушайте, – сказала я ему. – Мы просто хотим посмотреть. Обещаю, что мы будем очень аккуратны. Не будем трогать книги. Мы вернемся через пять минут, самое позднее». Мужчина возразил, что не может нас пустить. «Может быть, с нами кто-нибудь сходит? Всего на минутку».

– И ты его уговорила, – произнес я в темноте, лежа в постели.