355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стивен Кинг » Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи » Текст книги (страница 47)
Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 03:11

Текст книги "Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи"


Автор книги: Стивен Кинг


Соавторы: Артур Конан Дойл,Роджер Джозеф Желязны,Нил Гейман,Эдгар Аллан По,Танит Ли,Иоганн Вольфганг фон Гёте,Фредерик Браун,Элджернон Генри Блэквуд,Джозеф Шеридан Ле Фаню,Дэвид Герберт Лоуренс

Жанр:

   

Ужасы


сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 51 страниц)

Харлан Эллисон

Харлан Джей Эллисон родился в 1934 году в Кливленде, штат Огайо. Ему довелось попробовать себя в различных профессиях (исполнителя в музыкальных шоу, сборщика зерна, повара, водителя грузовика с динамитом, таксиста, литографа, книгопродавца, дежурного администратора в супермаркете, продавца щеток, стендап-комика и актера) в разных частях страны, прежде чем он поселился в Нью-Йорке и всерьез занялся писательской деятельностью.

Невероятно плодовитый новеллист, эссеист, критик, романист, сценарист, Эллисон, кроме того, является, возможно, самым титулованным автором в области фантастической литературы. Он десять раз получал премию «Хьюго» (за лучшее научно-фантастическое произведение и лучшую фэнтези), четыре раза – премию «Небьюла» (в том числе звание грандмастера за вклад в литературу от Американской ассоциации писателей-фантастов), пять раз – премию Брэма Стокера (в том числе за вклад в литературу от Американской ассоциации авторов хоррора), восемнадцать раз – премию «Локус», два раза – премию Эдгара Аллана По от Американского общества авторов детективов; он единственный писатель, который четырежды удостаивался награды Гильдии американских писателей в категории «Самый выдающийся телесценарий».

Рассказ «Одинокие женщины – вместилища времени» был впервые опубликован в 1976 году в сборнике «МидАмериКон программ бук» под редакцией Тома Рейми; позднее включен в авторский сборник «Чужое вино» (Нью-Йорк: Харпер-энд-Роу, 1978).

Одинокие женщины – вместилища времени

После похорон Митч отправился в «Динамит», бар для одиночек. Вернон, бармен, работавший в дневную смену, уже ждал его, заранее зарезервировав место у стойки.

– Я так и думал, что ты зайдешь, – сказал он, смешивая коктейль «Тиа Мария» и протягивая его Митчу. – Мои соболезнования по поводу Энн.

Митч кивнул, отхлебнув глоток коктейля, и обвел взглядом бар. Несмотря на пятницу, народу в «Динамите» было пока не много. Несколько парней оккупировали лучшие места у стойки, инкрустированной мозаикой и цветным стеклом, да в укромных кабинках парочки на плюшевых диванчиках урывали свободные минуты, прежде чем отправиться домой к своим женам и мужьям. Было лишь три часа дня, а секретарши обычно появлялись в баре не раньше половины шестого. Это потом «Динамит» наполнится шумом голосов и раздающимися время от времени взрывами смеха, болтовней и запахами разгоряченных тел, кружащих друг вокруг друга в поисках добычи – традиционный брачный ритуал завсегдатаев бара для одиночек.

В маленьком дальнем закутке, рядом со стеклянной будкой, где диджей каждый вечер крутил свои пластинки диско, он заметил де¬вушку. Но ее полностью скрывала тень, и в любом случае сейчас у него не было желания с кем-либо заигрывать. Однако он мысленно отметил ее для себя – на будущее.

Митч потягивал коктейль, продолжая думать об Энн, пока на соседний стул не плюхнулся рекламщик из «Инкуайрера», которого он знал лишь по имени, и начал изливать на него потоки сочувственных речей. Ему хотелось повернуться к этому типу и прямо сказать: «Слушай, может, отвалишь наконец? Я просто подцепил ее однажды вечером в пятницу и провел с ней времени чуть больше, чем с остальными; так что хватит капать мне на мозги, и катись отсюда». Однако он промолчал и продолжал слушать всяческий бред, пока хватало терпения, после чего, извинившись, забрал недопитый коктейль и двойной виски «Катти Сарк» с содовой и потащился в кабинку у дальней стены. Сидя в полутьме, он пробовал понять, почему Энн покончила с собой, но ответа так и не находил.

Он пытался в точности вспомнить, как она выглядела, но на ум не приходило ничего, кроме ее волос цвета меда и ее роста. Куда-то исчезла ее особенная, ни на что не похожая улыбка. Куда-то исчезли наклон ее головы и нетерпеливый жест рукой. Куда-то исчез тембр ее голоса… Исчезло все, и он знал, что это должно его огорчать – но не огорчало.

Он не любил ее и на самом деле готов был бросить ради той стюардессы из компании БОАК. Но она оставила записку, в которой клялась в вечной любви, и он знал, что должен чувствовать себя ответственным за ее смерть.

Но не чувствовал.

Главное, черт побери, состояло в том, чтобы не оставаться одному. Главное – получить как можно больше, самого лучшего и везде, где только возможно, лишь бы не быть одному, лишь бы не быть несчастным, лишь бы одиночество не столь глубоко вонзало в тебя свои клыки.

Вот что главное, черт побери.

Он вспомнил всю ту чушь, которую вывалила на него какая-то феминистка в этом же самом баре всего неделю назад. Тогда он подклеился к одной девице из страховой компании и, терпеливо выслушивая ее бесконечное нудное повествование о контрактных обязательствах, утверждении завещаний, временных судебных ограничениях и тому подобной ерунде, не отводил взгляда от ее невероятных зеленых глаз, пока Энн наконец не рассердилась и не подошла к ним, намекая, что пора идти.

Он поступил тогда с ней резко, честно говоря – даже грубо, сказав ей, чтобы она вернулась на место и сидела, пока он не будет готов. Феминистка с соседнего стула тут же выплеснула на него поток шовинистических словоизлияний, пытаясь объяснить ему, какое он на самом деле дерьмо.

«Послушайте, леди, – ответил он ей, – если вам не нравится, как устроен мир – идите и найдите хорошую клинику, где вам пришьют мужской член, и тогда вы наконец перестанете досаждать тем, кто занят своим делом».

Весь бар аплодировал ему стоя.

Виски по вкусу напоминало опилки. В воздухе пахло плесенью. Митчу вдруг стало не по себе, и он заерзал, пытаясь найти позу поудобнее. Почему, черт побери, ему так паршиво? Из-за Энн, вот почему. Но он ни в чем не виноват. Она знала, что все случившееся между ними – лишь флирт, не более чем игра. Она знала это с того самого мгновения, когда они встретились. Она не была новичком в подобных барах, она любила жизнь, в чем, черт возьми, дело? Но он чувствовал себя крайне дерьмово, и это было самое главное.

– Могу я предложить вам выпить? – послышался женский голос.

Митч поднял взгляд. Похоже, та самая девушка, что сидела в углу.

Потрясающе красивая. Черты словно из граненого хрусталя, полная верхняя губа… Медового цвета волосы… опять. Высокая, гибкая, с хорошей грудью и изящными ногами.

– Конечно. Садитесь.

Она села и подвинула ему двойной «Катти Сарк» с содовой.

– Бармен сказал мне, что именно вы предпочитаете.

Четыре часа спустя – он так и не узнал, как ее зовут, – она предложила ему поехать к ней домой. Он вышел следом за ней из бара, и она подозвала такси. Сидя на заднем сиденье, он смотрел, как в ее глазах мерцают проносящиеся мимо уличные огни.

– Всегда приятно встретить девушку, которая не теряет зря времени, – сказал он.

– Надо понимать, тебя уже подцепляли раньше, – ответила она. – Впрочем, ты очень симпатичный.

– Гм… спасибо.

В ее квартире в районе Восточных пятидесятых они еще немного выпили – обычный подготовительный ритуал. Митч почувствовал, что уже в достаточной степени опьянел, и отказался от очередной порции. Ему хотелось показать все, на что он способен. Правила он знал – или будь мужчиной, или убирайся вон.

Они отправились в спальню.

Остановившись, он уставился на обстановку комнаты, увешанной белыми прозрачными занавесками, вероятно тюлем, походившим на очень тонкую сетку. Белые стены, белый потолок, белый ковер, настолько толстый, что в него проваливались ноги. И огромная круглая кровать, покрытая белой шкурой.

– Белый медведь, – сказал он, издав пьяный смешок.

– Цвет одиночества, – ответила она.

– Что?

– Ничего, забудь, – сказала она и начала его раздевать.

Она помогла ему лечь, и он не отводил от нее взгляда, пока она снимала одежду. Ее бледное тело, казалось, светилось изнутри, словно у ледяной девушки из далекой волшебной страны. Он почувствовал, как у него возникает непреодолимое желание.

А потом она пришла к нему.

Когда он проснулся, она стояла у противоположной стены, глядя на него. Глаза ее больше не сияли восхитительной синевой. Они потемнели, словно наполнившись дымом. Он чувствовал себя…

Он чувствовал себя… отвратительно. Ему стало не по себе от смутного страха и безграничного отчаяния. Он чувствовал себя… одиноким.

– Ты продержался не столь долго, как я думала, – сказала она.

Он сел и попытался выбраться из постели, из белого моря, но не смог и снова лег, глядя на девушку.

Помолчав, она наконец сказала:

– Вставай, одевайся и убирайся отсюда.

Он с трудом поднялся, и пока он неуклюже одевался, чувствуя, как в нем нарастает чувство одиночества, от которого мутился рассудок и бросало в дрожь, она рассказала ему о том, чего ему не хотелось знать.

Об одиночестве, заставляющем людей совершать поступки, за которые они ненавидят себя на следующий день. О свойственной людям болезненной потребности в тех, для кого они хоть что-то значат.

О хищниках, которые чуют подобные жертвы и используют их, опустошая еще сильнее, чем до того, как впервые почуяли их запах. И о себе самой, о сосуде, вмещавшем одиночество, подобно дыму, ждавшем лишь появления пустых вместилищ вроде Митча, чтобы отлить в них немного яда, возможности вернуть часть боли за причиненную боль.

Кем она была, откуда пришла, в какой мрачной стране родилась – о том он не знал и не посмел спрашивать. Но когда он, спотыкаясь, направился к двери и она открыла ее перед ним, улыбка на ее губах напугала его больше, чем что-либо за всю его жизнь.

– Не считай себя брошенным, малыш, – сказала она. – Есть и другие, такие, как ты. Ты их еще встретишь. Возможно, сумеешь организовать что-то вроде клуба.

Он не знал, что ответить; ему хотелось сбежать, но он знал, что она окутала туманом его душу и что, если он выйдет за дверь, прежнее спокойствие никогда к нему не вернется. Стоило попытаться в последний раз…

– Помоги мне… прошу тебя, мне так… так…

– Я знаю, каково тебе, малыш, – ответила она, выталкивая его за дверь. – Теперь ты знаешь, каково им.

И она закрыла за ним дверь. Очень мягко.

Очень твердо.

Красным по черному

Фредерик Браун

Фредерик Уильям Браун (1906–1972) родился в Цинциннати, штат Огайо. Он учился на вечернем отделении Университета Цинциннати, а затем провел год в Ганноверском колледже в штате Индиана. Более десяти лет он работал конторским служащим, а следующее десятилетие прослужил корректором в «Милуоки джорнал». До 1949 года он не имел возможности полностью посвятить себя писательской деятельности, хотя на протяжении предшествующих лет сочинил немало рассказов, в том числе в столь любимой им ультракороткой форме (от одной до трех страниц текста), в которой он достиг высот мастерства и читательского успеха. Уже сочинив более трехсот рассказов, Браун написал свой первый роман – детектив «Невероятное вымогательство» (1947), за который был удостоен премии Эдгара Аллана По.

Хотя Браун утверждал, что пишет детективы ради денег, а научную фантастику – ради забавы, его одинаково чтут поклонники обоих жанров. Не обладая солидным достатком, он был вынужден сочинять с невероятной скоростью, но, казалось, получал от этого удовольствие назло писательской рутине. Многие рассказы и романы Брауна полны юмора, который проявляется, в частности, в его пристрастии к каламбурам «Писатель для писателей», он высоко был ценим коллегами по цеху: Микки Спиллейн называл Брауна своим любимым автором, Роберт Хайнлайн посвятил ему своего «Чужака в чужой стране», а Айн Рэнд в книге «Романтический манифест» назвала его оригинальнейшим из писателей.

Рассказ «Крови мне, крови!» был впервые опубликован в «Журнале фэнтези и научной фантастики» в феврале 1955 года.

Крови мне, крови!

Из всех вампиров их уцелело лишь двое, Врон и Дрина, – и то потому, что им удалось перенестись на машине времени в будущее и тем самым избежать уничтожения. Охваченные ужасом, страдающие от голода, они держались за руки и утешали друг друга.

Произошло это так: в двадцать втором веке люди обнаружили их и поняли, что легенда о тайно живущих среди людей вампирах вовсе не легенда, а существующий факт. По земле прокатилась волна погромов, убивали каждого, кого сумели найти, но эти двое, к тому времени уже закончившие создание своей машины, сумели бежать. В будущее, достаточно отдаленное, чтобы само слово «вампир» оказалось там забыто; туда, где они смогли бы начать новую жизнь – и возродить свою расу.

– Я голодна, Врон. Ужасно голодна.

– Я тоже, дорогая Дрина. Скоро мы сделаем еще одну остановку.

Они уже останавливались четыре раза, но каждый раз едва избегали гибели. Вампиров все еще не забыли. Во время последней остановки, полмиллиона лет назад, выяснилось, что миром завладели собаки – в буквальном смысле этого выражения. Человечество вымерло, его место заняли цивилизованные, человекоподобные собаки. Но и они быстро разобрались, кто такие Дрина и Врон. Тем не менее вампиры сумели насладиться нежным вкусом крови молодой суки, но потом за ними бросились в погоню и гнали до самой машины времени.

– Спасибо за то, что ты решился сделать новую остановку, – со вздохом сказала Дрина.

– Не стоит благодарности, – мрачно ответил Врон. – Мы в тупике. У нас кончилось топливо, и здесь мы его не найдем – к этому времени все радиоактивные элементы превратились в свинец. Мы остаемся жить тут или…

Они отправились на разведку.

– Смотри! – взволнованно произнесла Дрина, указывая на кого-то, направляющегося в их сторону. – Таких существ раньше не было! Значит, собаки исчезли и их место занял кто-то другой. Ну, теперь-то уж точно о нас никто не помнит.

Приближающееся существо оказалось телепатом.

«Я слышал ваши мысли, – зазвучало у них в сознании. – Вы хотите знать, известно ли нам, кто такие вампиры. Нет, неизвестно».

Дрина в восторге стиснула руку Врона.

– Свобода! – пробормотала она и добавила, терзаемая муками голода – И еда!

«Вас также интересует, – продолжал голос, – кто я такой. Сегодня на земле существуют исключительно растительные формы жизни. Я… – Он низко им поклонился. – Я принадлежу к доминирующей расе, ведущей свой род от того, что вы когда-то называли репой».

Стивен Кинг

Стивен Эдвин Кинг родился в 1947 году в Портленде, штат Мэн, и закончил Университет Мэна, получив звание бакалавра искусств по специальности «английская литература». Не сумев найти себе место школьного учителя, он продал несколько рассказов в различные издания, в том числе в «Плейбой». Пребывая под сильным влиянием Г. Ф. Лавкрафта и страшных историй, выпускавшихся издательством «Интертейнинг комикс», он сосредоточил свои силы на литературе ужасов. Первая книга Кинга, «Кэрри» (1973), повествующая о девочке, наделенной паранормальными способностями, была отправлена им в мусорное ведро, но, к счастью, спасена женой писателя Табитой, которая убедила его отделать роман и выпустить в свет. За книгу автору заплатили очень скромный аванс, но ее огромный успех дал старт его впечатляющей карьере: на протяжении двух десятилетий Кинг оставался самым успешным американским писателем.

Помимо романов и рассказов перу Кинга также принадлежат сценарии и сочинения нехудожественного толка, в которых он зарекомендовал себя знатоком «черной» литературы и кинематографа. По его книгам либо при его участии снято более ста фильмов и телепрограмм, из которых наиболее известны «Кэрри» (1976), «Сияние» (1980), «Будь со мной» (1986, по повести «Тело»), «Побег из Шоушенка» (1994, по рассказу «Рита Хейворт и побег из Шоушенка») и «Зеленая миля» (1999).

Рассказ «Попси» был впервые опубликован в антологии «Маски-2: Новые истории об ужасном и сверхъестественном» под редакцией Дж. Н. Уильямсона (Балтимор: Маклай, 1987). В 2006 году сценарист и режиссер Брайан Хейнс снял по его мотивам короткометражный фильм продолжительностью 2,5 минуты.

Попси

Шеридан медленно проезжал вдоль длинной стены торгового центра, как вдруг увидел маленького мальчика, который вышел из главного входа под ярко освещенной вывеской «Казинтаун». Издалека трудно было определить его возраст – это мог быть крупный мальчик лет трех, но уж никак не больше пяти. На его лице было выражение, которое Шеридан научился распознавать с первого взгляда: ребенок силится не плакать, но вот-вот заплачет, несмотря на все старания.

На мгновение Шеридан задумался, чувствуя знакомую волну отвращения к себе… хотя с каждым разом, когда он похищал ребенка, это чувство становилось все менее острым. После первого случая он не мог уснуть целую неделю. Его мысленный взор не покидал этот большой жирный турок, звавший себя мистером Уизардом, не покидали мысли о том, что он делает с этими детьми.

– Они уплывают на пароходе, мистер Шеридан, – сказал ему турок и улыбнулся.

Шеридан прочитал в его улыбке: «Если вы не хотите, чтобы с вами произошли крупные неприятности, не задавайте больше таких вопросов». Прочитал четко и ясно, без всякого акцента.

Шеридан больше не задавал вопросов, но это вовсе не значило, что его не мучила совесть. Особенно после каждого нового похищения. Он ворочался в постели, жалея о том, что нельзя начать все сначала. Тогда бы все было по-другому, он сумел бы избежать искушения. Второй раз угрызения совести были почти столь же сильными… после третьего раза стало чуть легче… а после четвертого он почти перестал задумываться о поездке на пароходе и о том, что ждет маленьких мальчиков после прибытия к месту назначения.

Шеридан поставил свой фургон на одно из мест, отведенных для парковки машин, принадлежащих инвалидам. Сзади на фургоне имелся специальный регистрационный номер, которые штат выдавал инвалидам. Этот номер был на вес золота, потому что не вызывал подозрений у полицейских, следивших за порядком в торговом центре, а эти места перед центром были весьма удобными и обычно пустовали.

Так уж всегда: делаешь вид, будто вовсе не отправляешься на поиски мальчишек, но всякий раз за день или два снимаешь с автомобиля какого-нибудь инвалида специальный номерной знак.

«Хватит этих глупостей», – сказал он самому себе.

Сейчас он оказался в очень затруднительном положении, и вот тот мальчик мог разрешить для него массу проблем.

Шеридан вышел из машины и направился к мальчику, который с растущей паникой оглядывался по сторонам. Шеридан подумал, что ему не меньше пяти лет, может быть, даже шесть – но он такой хилый. В резком свете флюоресцентных ламп, пробивающемся через стеклянные двери, лицо мальчика выглядело белым, как пергамент. Он казался даже не испуганным, а скорее больным. Впрочем, по мнению Шеридана, мальчик был просто сильно перепуган. Шеридан научился узнавать этот взгляд, потому что за последние полтора года нередко видел такой же панический страх в собственном зеркале.

Мальчик с надеждой смотрел на прохожих, которые обходили его, торопясь сделать покупки в торговом центре или покидая его с покупками в руках и изумленными, почти ошеломленными лицами от увиденного внутри.

Мальчик, одетый в джинсы и майку с надписью «Питсбургские пингвины», хотел, чтобы ему помогли. Надеялся, что кто-нибудь посмотрит на него и увидит, что с ним что-то случилось, искал человека, готового задать ему самый важный вопрос: «Ты потерял где-то своего папу, малыш?» – Короче говоря, мальчик искал друга.

«Это я, – подумал Шеридан, направляясь к мальчику. – Вот он я, сынок, – твой друг».

Он уже почти подошел к мальчику и тут заметил полицейского, медленно направляющегося по главному вестибюлю к дверям. Полицейский сунул руку в карман, наверное за пачкой сигарет. Сейчас он выйдет наружу, увидит мальчика, и это положит конец удаче Шеридана.

Черт побери, подумал он, по крайней мере, полицейский не увидит, что он разговаривает с мальчиком, когда выйдет из торгового центра. Все могло бы оказаться куда хуже.

Шеридан остановился и сделал вид, будто ощупывает свои карманы в поисках ключей. Он быстро взглянул на мальчика, потом на полицейского и снова на мальчика. Ребенок начал плакать. Это был еще не рев, нет, но огромные слезы, которые казались розовыми в отраженном свете красной вывески «Казинтаун», уже катились по его щекам.

Девушка в справочной будке жестом подозвала к себе полицейского и что-то сказала ему. Она была симпатичной, темноволосой, лет двадцати пяти; он – блондин с песочными волосами и светлыми усами. Когда коп наклонился, опершись локтями о стойку и улыбаясь девушке, Шеридан подумал, что они походят на рекламу сигарет, которые он видел на обложках журналов – «Дух Салема», «Закурим „Лаки страйк“». Он, Шеридан, погибал здесь, у стены торгового центра, а они занимались пустой болтовней: что ты будешь делать после работы, давай зайдем в мою новую квартиру и выпьем по стаканчику – бла-бла-бла. А теперь она начала строить ему глазки. Как интересно.

Шеридан внезапно решил рискнуть. Грудь малыша вздрагивала, и как только он разразится рыданиями, кто-нибудь неминуемо заметит его. Шеридану не хотелось подходить к мальчику, когда меньше чем в шестидесяти футах маячил полицейский, но если он в течение двадцати четырех часов не отдаст долг мистеру Реджи, к нему придут двое очень крупных мужчин и подвергнут его импровизированной хирургической операции, добавив несколько дополнительных локтевых суставов к его рукам.

Он подошел к малышу – высокий мужчина, одетый в обычную рубашку, купленную в магазине Ван-Хойсена, и брюки цвета хаки, мужчина с широким, самым обычным лицом, которое на первый взгляд казалось добрым. Он наклонился над маленьким мальчиком, упершись руками в колени, и тот повернул к Шеридану свое бледное испуганное лицо. Его глаза были изумрудно-зелеными, текущие из них слезы, отражающие свет, подчеркивали их цветовую гамму.

– Ты заблудился и потерял своего папу, сынок? – спросил Шеридан.

– Моего попси, – ответил малыш, вытирая слезы. – Я… Я не могу найти м-м-моего попси!

Тут мальчик разрыдался, и женщина, спешившая к входу в торговый центр, оглянулась на них с выражением смутной тревоги на лице.

– Не беспокойтесь, все в порядке, – сказал ей Шеридан, и женщина ушла.

Шеридан успокаивающим жестом положил руку на плечо малыша и легонько потянул его вправо… в сторону фургона. Затем он снова посмотрел внутрь торгового центра.

Охранник наклонился вперед, его лицо почти касалось лица девушки из справочной будки. По-видимому, сегодня вечером полицейский вдует ей что-то еще кроме сигаретного дыма. Шеридан успокоился. Если в подобной ситуации здесь, прямо в вестибюле, станут грабить банк, коп ничего не заметит. Похоже, все пройдет гладко.

– Я хочу найти моего попси! – рыдал мальчик.

– Разумеется, хочешь, разумеется, – произнес Шеридан. – И мы найдем его. Только не расстраивайся.

Он снова подтолкнул его вправо.

Мальчик посмотрел на него с надеждой.

– Правда найдете? Найдете моего попси, мистер?

– Ну конечно! – Лицо Шеридана расплылось широкой улыбкой. – Поиски пропавших попси… можешь считать это моей специальностью.

– Неужели? – Мальчик даже едва заметно улыбнулся, хотя из глаз его по-прежнему текли слезы.

– Да уж это точно, – кивнул Шеридан и снова посмотрел на полицейского, которого он теперь едва различал (и который тоже едва бы различил Шеридана с мальчиком, если бы поднял взгляд). Коп все еще был увлечен разговором с девушкой. – Как был одет твой попси, сынок?

– На нем был его костюм, – ответил мальчик. – Он почти всегда носит свой костюм. Только однажды я видел его в джинсах. – Он говорил так, словно Шеридану должно быть все известно о его попси.

– Готов побиться об заклад, что это был черный костюм, – заметил Шеридан.

Мальчик поднял на него радостный взгляд.

– Значит, вы в самом деле видели его! Где?

Он быстро пошел к дверям, забыв о слезах, и Шеридан с трудом удержался от того, чтобы схватить мальчишку и как следует встряхнуть. Как раз этого делать нельзя. Нельзя привлекать к себе внимание. Люди могут запомнить это и позднее рассказать о происшедшем. Надо затащить его в фургон. У фургона были затемненные солнцезащитные стекла, исключение составляло лишь ветровое стекло. Заглянуть внутрь было почти невозможно, разве что прижать к стеклу лицо.

Значит, прежде всего нужно затащить мальчишку в фургон.

Он прикоснулся к руке малыша.

– Я не видел его внутри, сынок. Он был вон там.

Шеридан махнул рукой в дальний угол огромного участка стоянки, заставленной сотнями машин. В этой стороне участка проходила подъездная дорога, а за ней виднелись двойные желтые арки «Макдоналдса».

– Но почему попси пошел именно туда? – спросил мальчик, словно Шеридан или попси – а может быть, оба – внезапно сошли с ума.

– Не знаю, – покачал головой Шеридан.

Его мозг работал с быстротой курьерского поезда. Это происходило всегда, как только наступал момент, когда требовалось закончить подготовительную работу и приступать к делу – либо начинать решительные действия, либо напустить на себя вид оскорбленной невинности. Итак, попси. Не папа или папочка, а попси. Малыш уже поправил его один раз. Может быть, попси означает дедушку. Шеридан принял решение.

– Но я просто уверен, что это был именно он. Пожилой мужчина в черном костюме. Седые волосы… зеленый галстук…

– У попси был синий галстук, – сказал мальчик. – Он знает, что мне больше всего нравится синий галстук.

– Да, конечно, возможно, и синий, – заметил Шеридан. – При таком освещении разве разберешь? Пошли, залезай в фургон, и я отвезу тебя к нему.

– Вы уверены, что это был попси? Я просто не понимаю, почему он пошел в то место, где они…

– Послушай, малыш, – пожал плечами Шеридан. – Если ты уверен, что это был не он, ищи его сам. Может быть, тебе даже удастся найти его. – Он повернулся и быстрым шагом направился к фургону.

Малыш не поддался на уловку. Шеридан подумал, что ему, может быть, следует вернуться, сделать еще одну попытку, но прошло слишком много времени – нужно или свести к минимуму разговор с ребенком, на который обратят внимание прохожие, или тебе угрожает двадцать лет в тюрьме Хаммертон-Бей. Лучше уж попробовать у другого торгового центра. В Скоттервилле, пожалуй. Или…

– Подождите, мистер! – послышался голос малыша. В нем звучала паника. Шеридан услышал шлепанье бегущих ножек. – Подождите! Я сказал ему, что мне хочется пить, он подумал, должно быть, что пройдет на ту сторону, чтобы принести мне напиться. Подождите!

– А я и не собирался бросать тебя, сынок, – обернулся Шеридан с широкой улыбкой.

Он повел мальчика к своему фургону, выпущенному четыре года назад и окрашенному в неприметный голубой цвет. Открыл дверцу, улыбнулся малышу, нерешительно глядящему на него зелеными, полными слез глазами на бледном маленьком лице, огромными глазами, как у бездомного ребенка на рекламной картине в дешевых бульварных еженедельниках вроде «Нэшнл инкуайрер» и «Взгляд изнутри».

– Добро пожаловать в мою гостиную, маленький приятель, – сказал Шеридан, и на его лице появилась почти естественная улыбка. Он становился в этом деле настоящим профессионалом, что ему самому казалось чем-то сверхъестественным.

Малыш последовал его совету, и, хотя он не знал этого, теперь, с того самого момента, как захлопнулась дверца фургона, его зад принадлежал Бриггсу Шеридану.

В жизни Шеридана была только одна страсть. Это не были женщины, хотя он с удовольствием слышал шорох юбки или чувствовал гладкую поверхность шелкового чулка, ничуть не уступая в этом любому мужчине. И не алкоголь, несмотря на то что он нередко выпивал за вечер стаканчик, а то и три. Страстью Шеридана – его, можно сказать, пагубным пороком – были карты. Любая карточная игра – лишь бы на деньги. Увольнения с работы, утрата кредитных карточек, продажа дома, завещанного матерью, – ничто его не останавливало. Однако никогда – по крайней мере пока – он не попадал в тюрьму. Но когда он впервые столкнулся с неприятностями у мистера Реджи, то понял, что тюрьма была бы по сравнению с ними просто санаторием.

Той ночью он излишне увлекся. Потом понял, что бывает гораздо лучше, если проигрываешь сразу. Проигравшись сразу, расстраиваешься, уходишь домой, смотришь по телику шоу Леттермана и затем ложишься спать. Но когда сначала тебе везет, ты продолжаешь играть, а потом пытаешься отыграться. Тем вечером Шеридан пытался отыграться, и когда игра закончилась, оказалось, что он проиграл семнадцать тысяч долларов. Он с трудом поверил в это. Потрясенный, отправился домой едва не в восторге от колоссальной суммы своего проигрыша. По пути домой в машине он говорил себе, что должен мистеру Реджи не семьсот, не семь тысяч, а семнадцать тысяч баксов! Всякий раз, когда Шеридан осознавал это, он хихикал и увеличивал громкость своего радиоприемника.

Однако он не хихикал на следующий вечер, когда двое громил – тех самых, которые примут меры, чтобы его руки изгибались в самые разные и неожиданные стороны, если он вовремя не заплатит долг, – привели его в кабинет мистера Реджи.

– Я расплачусь, – тут же залепетал Шеридан. – Я обязательно расплачусь, послушайте, никаких проблем, через пару дней, самое большее – через неделю, через две в крайнем случае…

– Вы надоели мне, Шеридан, – перебил его мистер Реджи.

– Я…

– Заткнитесь. Если я дам вам неделю, неужели вы думаете, что я не знаю, как вы поступите? Вы займете у приятеля пару сотен – если найдется такой. Когда вы поймете, что ни у кого не можете занять, ограбите магазин, торгующий спиртным, – если у вас достанет смелости. Я в этом сомневаюсь, но чего не бывает. – Мистер Реджи наклонился вперед, положил подбородок на руки, локтями уперся в стол и улыбнулся. От него пахло одеколоном «Тед Лапидус». – Вдруг у вас появятся двести долларов, что вы сделаете с ними?

– Отдам их вам, – пролепетал Шеридан. Он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать.

– Нет, не отдадите, – покачал головой мистер Реджи – Вы пойдете с ними на бега и попытаетесь увеличить свой капитал. А мне представите массу дерьмовых оправданий. Вы проиграли слишком много, мой друг. Слишком много.

Шеридан больше не мог сдержать слезы и разрыдался.

– Вот эти парни могут уложить вас в больницу на долгое время, – задумчиво произнес мистер Реджи. – В руках у вас будет по трубке для внутривенного вливания и еще одна – в носу.

Шеридан зарыдал еще громче.

– Но я предлагаю вам выход из положения, – сказал мистер Реджи и подтолкнул через стол к Шеридану сложенный лист бумаги. – Вы можете найти общий язык с этим парнем. Он зовет себя мистером Уизардом, но на самом деле он такой же мешок с дерьмом, как и вы. А теперь убирайтесь. Между прочим, жду вас здесь через неделю, и ваши фишки будут лежать на этом столе. Вы или выкупите их, или я отдам вас своим друзьям, чтобы они поработали с вами. И как говорил философ Букер, стоит им начать, они будут заниматься этим, пока не удовлетворятся.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю