Текст книги "Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи"

Автор книги: Стивен Кинг

Соавторы: Артур Конан Дойл,Роджер Джозеф Желязны,Нил Гейман,Эдгар Аллан По,Танит Ли,Иоганн Вольфганг фон Гёте,Фредерик Браун,Элджернон Генри Блэквуд,Джозеф Шеридан Ле Фаню,Дэвид Герберт Лоуренс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 51 страниц)

На листе бумаги было написано настоящее имя турка. Шеридан поехал к нему и услышал про мальчиков и пароходы. Мистер Уизард также назвал сумму – не слишком большую, но достаточную, чтобы выкупить фишки у мистера Реджи. После этого Шеридан начал объезжать торговые центры.

Он выехал с главной парковочной площадки торгового центра «Казинтаун», оглянулся по сторонам, нет ли транспорта, пересек подъездную дорогу и въехал на дорогу, ведущую к «Макдоналдсу». Малыш все время сидел на переднем пассажирском сиденье, наклонившись вперед, упершись руками в колени, обтянутые джинсами, и напряженно глядел вперед. Шеридан подкатил к зданию, обогнул его, чтобы миновать сквозную полосу, и поехал дальше.

– Почему вы объезжаете его сзади? – спросил малыш.

– Нужно подъехать к другим дверям, – объяснил Шеридан. – Не нервничай, сынок. По-моему, я видел его здесь.

– Честное слово? Правда видели?

– Да, вроде видел.

По лицу мальчика пробежало удивительное облегчение. На мгновение Шеридану стало жаль его – черт возьми, ведь он же не какое-то чудовище или маньяк. Однако всякий раз у мистера Реджи оставалось больше фишек, чем раньше, и этот сукин сын без зазрения совести позволял ему увеличивать ставки. На этот раз он проиграл не семнадцать тысяч, как в первый раз, и не двадцать, и не двадцать пять. Теперь он был должен тридцать пять косых, целый марширующий батальон баксов, и обязан был выкупить свои фишки до следующей субботы, если не хочет получить новый комплект локтевых суставов.

Шеридан остановил фургон позади закусочной, рядом с установкой, утрамбовывающей мусор. Здесь не было ни единой машины. Превосходно. На внутренней стороне дверцы слева от него был пластиковый пакет для карт и прочих предметов. Он сунул руку внутрь и достал пару стальных наручников. Они были открыты.

– Почему мы остановились здесь, мистер? – спросил мальчик. На его лице снова появилось выражение страха, но теперь оно было уже иным. Он внезапно понял, что, может быть, то, что ему не удалось найти старого доброго попси в наполненном людьми торговом центре, далеко не худшее, что может случиться с ним.

– Вообще-то мы не собирались здесь останавливаться, – с легкостью солгал Шеридан. Уже после второго раза он понял, что нельзя недооценивать даже шестилетних мальчишек, когда они насмерть перепуганы. Второй по счету мальчишка пнул его в яйца и едва не убежал. – Просто я вспомнил, что забыл надеть очки, когда сел за руль. Меня могут лишить за это водительских прав. Они в футляре вон там на полу, соскользнули в твою сторону. Найди их и передай мне, пожалуйста.

Мальчик наклонился за очешницей, которая оказалась пустой. Шеридан вытянулся назад и защелкнул один браслет наручника на руке мальчишки, причем без всякого труда. И тут начались неприятности. Разве он только что не напомнил себе, как опасно недооценивать шестилетних мальчишек? Этот сопротивлялся, как волчонок, выворачиваясь с такой силой, что Шеридан просто не поверил бы в это, не испытай такое на себе. Мальчишка дергался из стороны в сторону, отчаянно бился, рвался к двери, тяжело дыша и издавая странные птичьи крики. Он сумел схватиться за ручку двери. Она открылась, но свет в салоне не загорелся. – Шеридан испортил контакт после второго случая.

Он схватил мальчишку за воротник его пингвинской майки и затащил обратно в фургон, попытался пристегнуть второй браслет наручников к специальной распорке у пассажирского сиденья и промахнулся. Мальчишка дважды укусил его за руку. Потекла кровь. Господи, зубы у него были острые, как бритва. Боль оказалась настолько сильной, что пронзила всю руку. Шеридан ударил мальчишку кулаком в зубы. Тот упал на сиденье, потрясенный, кровь Шеридана текла по его губам и подбородку и капала на майку. Шеридан защелкнул второй браслет наручников, прикрепленный к распорке, и затем рухнул на собственное сиденье, поднеся к губам укушенную правую руку.

Было удивительно больно. Он посмотрел на укушенную руку в слабом свете приборов на панели управления. Две неглубокие рваные раны, каждая дюйма по два длиной, протянулись от костяшек пальцев в сторону кисти. Из ран, слабо пульсируя, текла кровь. И все-таки у него не было желания снова ударить мальчишку, причем это никак не было связано с повреждением товара, который он вез турку, несмотря на почти суетливую заботу, проявленную тем. Турок предостерег его: нельзя портить товар. «Повредишь товар – уменьшишь его ценность», – предупредил турок своим жирным голосом.

Нет, Шеридан не сердился на мальчишку за то, что тот сопротивлялся, – на его месте он поступил бы так же. Раны придется дезинфицировать как можно быстрее, может быть, стоит даже сделать уколы от столбняка. Он читал где-то, что человеческие укусы представляют наибольшую опасность. И все-таки Шеридан не мог не восхищаться смелостью мальчика.

Он включил скорость, отпустил педаль тормоза, объехал киоск, где продавали гамбургеры, миновал окно, где можно было получить еду, не выходя из машины, и выехал на подъездную дорогу. Здесь он повернул налево. У турка был большой дом типа ранчо на Талуда-Хайтс, на окраине города. Но Шеридан решил на всякий случай ехать туда проселочными дорогами. Тридцать миль. Минут сорок пять, может быть – даже час.

Шеридан проехал мимо вывески, где было написано: «Благодарим, что вы заехали за покупками в наш великолепный торговый центр Казиптаун», повернул налево и поехал со скоростью сорок миль в час, что в точности соответствовало правилам. Он вытащил из заднего кармана носовой платок, обмотал его вокруг правой руки и стал думать о сорока косых, которые обещал ему турок за маленького мальчика.

– Вы пожалеете об этом, – сказал малыш. Шеридан нетерпеливо оглянулся на него, оторвавшись от своей мечты, в которой он только что выиграл двадцать раз подряд. Теперь мистер Реджи рыдал у него в ногах, весь потный от страха, умоляя Шеридана остановиться: неужели он хочет разорить его?

Малыш снова заплакал, и его слезы все еще имели такой же розоватый оттенок, хотя они уже далеко отъехали от ярких огней торгового центра. Впервые Шеридан подумал о том, что мальчик, может быть, болен какой-то заразной болезнью. Впрочем, решил он, сейчас поздновато беспокоиться о таких вещах, и выбросил эти мысли из головы.

– Когда мой попси найдет меня, вы пожалеете об этом, – предупредил малыш.

– Да, – согласился Шеридан и закурил.

Он свернул с шоссе 28 на проселочную дорогу в две полосы, покрытую асфальтом. По левую сторону от дороги лежало длинное болото, по правую стоял густой лес.

Малыш всхлипнул и потянул за наручники.

– Перестань. Это ничем тебе не поможет.

Тем не менее малыш потянул снова. На этот раз заскрипел гнущийся металл. Это совсем не понравилось Шеридану. Он оглянулся и с изумлением увидел, что металлическая распорка – распорка, которую он приварил собственными руками, – заметно изогнулась. Черт возьми! – подумал Шеридан. У него зубы как бритвы, а теперь еще выясняется, что мальчишка силен, как проклятый вол. Если он таков, когда болен, не дай бог попытаться похитить его, когда он здоров.

Шеридан съехал на травянистую обочину и остановил фургон.

– Сейчас же прекрати!

– Нет!

Мальчишка снова дернул за наручники, и Шеридан увидел, как распорка еще немного согнулась. Господи, как может ребенок обладать такой силой?

Панический страх, решил он. Вот почему мальчишке это удается.

Но в прошлом ни одному из мальчиков не удавалось это сделать, а многие из них были перепуганы куда больше.

Шеридан открыл бардачок и достал оттуда шприц. Его дал ему турок и предупредил, что пользоваться им следует только в случае крайней необходимости. Наркотики, заметил турок, могут испортить товар.

– Видишь?

Мальчишка взглянул на шприц уголком глаза и кивнул.

– Хочешь, чтобы я сделал тебе укол?

Он тут же отрицательно покачал головой. Сильный или нет, но у него был инстинктивный страх ребенка перед шприцами, с удовлетворением подумал Шеридан.

– Ты, видно, не дурак. Иначе ты мгновенно уснул бы. – Он помолчал. Ему не хотелось говорить это – черт возьми, ведь он хороший парень вообще-то, когда не оказывается в безвыходном положении. Но придется.

– А мог бы даже не проснуться.

Малыш смотрел на него. Губы его дрожали, щеки от испуга стали белей бумаги.

– Перестань дергать за наручники, и я уберу шприц. Согласен?

– Согласен, – прошептал малыш.

– Обещаешь?

– Да. – Его верхняя губа поднялась, обнажив белые зубы.

Один из них был все еще в крови Шеридана.

– Клянешься именем своей матери?

– У меня не было матери.

– Проклятье, – с отвращением произнес Шеридан, и фургон снова покатил вперед. Теперь он ехал быстрее, и не только потому, что свернул с главного шоссе. Этот малыш наводил на него какой-то страх. Шеридану хотелось побыстрее сдать его турку, забрать деньги и уехать.

– Мой попси очень сильный, мистер.

– Вот как? – спросил Шеридан и подумал это уж как пить дать. Единственный в доме для престарелых, способный сам выгладить свой собственный грыжевой бандаж.

– Он найдет меня.

– Обязательно.

– Он найдет меня по запаху.

В это Шеридан верил. Даже он чувствовал запах малыша. Во время своих прошлых экспедиций он узнал, что страх обладает запахом, но мальчишка пахнул чем-то необычным – странной смесью пота, грязи и разогретого аккумуляторного электролита. Шеридан все больше убеждался в том, что с этим малышом происходит что-то странное… очень странное… но скоро это станет проблемой мистера Уизарда, а не его. Вся ответственность переходит к покупателю, как любили говорить старые парни в судейских тогах.

Шеридан опустил стекло в своем окне. По левой стороне продолжало тянуться болото. Пятна лунного света мерцали на стоячей воде.

– Попси может летать.

– Да, конечно, – отозвался Шеридан и про себя добавил после пары бутылок самогона он наверняка летает, как наскипидаренный орел.

– Попси…

– Хватит болтать о своем попси, малыш, понятно?

Малыш замолчал.

Через четыре мили болото слева от дороги расширилось и превратилось в широкое пустое озеро. Шеридан свернул на проселочную дорогу, огибающую его северный берег. Через пять миль к западу он повернет направо, на сорок первое шоссе, а оттуда прямо к Талуда-Хайтс.

Он посмотрел в сторону озера – гладкая серебряная поверхность в лунном свете… и вдруг лунный свет исчез, заслоненный чем-то. Над головой послышался хлопающий звук, какой издают висящие на веревке большие простыни, раздуваемые ветром.

– Попси! – радостно закричал малыш.

– Заткнись. Это всего лишь птица.

Внезапно его бросило в дрожь, охватил какой-то необъяснимый ужас. Шеридан оглянулся на мальчика. Губы его были оттянуты назад, зубы обнажены. Очень белые, очень большие зубы.

Нет… не большие. Большие – это неправильное описание его зубов. Правильнее назвать их длинными, особенно два верхних зуба с каждой стороны. Как их называют? Клыки.

Его мозг снова лихорадочно заработал, словно он принял сильно возбуждающий наркотик.

Я сказал ему, что мне хочется пить.

Я просто не понимаю, почему попси пошел в то место, где они…

(едят? он хотел сказать едят?)

Он найдет меня.

Он найдет меня по запаху.

Попси может летать.

Что-то опустилось на крышу фургона, тяжело и неуклюже.

– Попси! – снова закричал малыш, почти обезумев от радости. Шеридан больше не видел дороги – огромное крыло из мембран с пульсирующими венами закрыло ветровое стекло от одного края до другого.

Попси может летать.

Шеридан вскрикнул и обеими ногами нажал на тормоз, надеясь сбросить это существо с крыши под передние колеса. Раздался стонущий, протестующий звук разрываемого металла справа от него и затем короткий звонкий щелчок. Через мгновение ногти малыша вцепились ему в лицо, разодрали щеку.

– Он похитил меня, попси! – завизжал малыш своим птичьим голосом, подняв голову к крыше фургона. – Он похитил меня, он похитил меня, этот плохой человек похитил меня!

«Ты не понимаешь, малыш, – подумал Шеридан. Он начал шарить в поисках шприца и нащупал его. – Я не плохой человек, просто попал в безвыходное положение».

Затем рука – скорее лапа с длинными когтями, чем настоящая рука, – разбила боковое стекло и выхватила шприц у Шеридана вместе с двумя его пальцами. Еще одно мгновение спустя попси сорвал целиком дверцу со стороны водителя, вырвал ее из рамы. Шеридан успел заметить, как мелькнули петли дверцы – искореженные пластинки ненужного металла. Он увидел развевающийся плащ, черный снаружи, с подкладкой из красного шелка внутри, и галстук существа… Это была бабочка, она оказалась синей – в точности как сказал мальчик.

Попси выдернул Шеридана из машины, его когти прокололи пиджак и рубашку и глубоко вонзились в мышцы плеч: зеленые глаза попси внезапно стали красными, как кровавые розы.

– Мы пришли в торговый центр, потому что моему внуку захотелось трансформеров, – прошептал попси. От его дыхания несло разлагающимся мясом. – Такие фигурки, их показывают по телевидению. Они нравятся всем детям. Лучше бы ты не трогал его. Лучше бы ты не трогал нас всех.

Он тряхнул Шеридана, как тряпичную куклу. Шеридан вскрикнул, и попси встряхнул его снова. Он услышал, как попси заботливо спросил, все ли еще малыш хочет пить, и малыш ответил: да, очень, плохой человек так его перепугал, что у него совсем пересохло в горле. Шеридан лишь на мгновение увидел ноготь большого пальца попси, и затем он исчез под его подбородком. Ноготь был толстым и зазубренным. Этот ноготь перерезал горло Шеридана еще до того, как тот понял, что происходит. Последнее, что он увидел перед тем, как все помутнело перед его глазами, были ладони малыша, подставленные под струю крови подобно тому, как сам Шеридан в детстве жарким летним днем подставлял сложенные ковшиком ладошки под льющуюся из крана воду. Увидел он и самого попси, нежно, как любящий дедушка, поглаживающего малыша по голове.

Р. Четвинд-Хейс

Рональд Генри Глинн Четвинд-Хейс  (1919–2001)родился в Айлворте на западе Лондона. В четырнадцатилетнем возрасте он оставил школу и начал трудовую жизнь, сменив множество занятий, включая работу актера массовки в британских военных фильмах. В годы Второй мировой войны служил в действующей армии.

Прославившийся впоследствии как «британский князь ужаса», Четвинд-Хейс дебютировал в литературе научно-фантастическим романом «Человек из бомбы» (1959), а затем выпустил мистический роман «Человек тьмы» (1964). Свой первый «страшный» рассказ, «Нечто», он продал в «Панораму ужасов-7» (1966) Герберта Ван Тала. Приметив на полках у одного книготорговца множество книг в жанре хоррор, он написал книгу «страшных» историй и предложил ее двум издателям одновременно, тем самым поставив себя в трудное положение, поскольку заключить с ним контракт согласились оба. На исходе 1980-х годов, уже будучи маститым автором, выпустившим в свет два десятка сборников, он получил премии за вклад в жанр от Американской ассоциации авторов хоррора и Британского общества фэнтези. По его рассказам сняты художественные фильмы «Из могилы» (1973), «Клуб монстров» (1980) и один из эпизодов (1973) сериала «Ночная галерея Рода Серлинга».

Рассказ «Оборотень и вампиры» был впервые опубликован в авторском сборнике «Клуб монстров» (Лондон: Нью инглиш лайбрери, 1975).

Оборотень и вампиры

Причиной того, что случилось с Джорджем Хардкаслом, стала, конечно же, его чрезмерная любовь к собакам. Этот молодой человек не мог пройти мимо ни одного пса, не потрепав того по голове. Стоило какой-нибудь шелудивой, блохастой дворняге появиться из-за угла, как Джордж уже свистел, подзывая ее.

– Иди сюда, моя хорошая. Иди же.

Никто не знал, откуда у него такая неистовая привязанность к этим четвероногим, но факт остается фактом: Джордж Хардкасл просто обожал собак.

И все же трагедии могло не произойти, не отправься он в Гринсэнд-Хиллс. Точнее, в район Клэндон-Даун, где на холмах растут карликовые дубы, бледнолистные березы и мрачные ели и где в густом подлеске прячутся такие формы жизни, которые не всегда и увидишь. Однако Джордж, как и многие до него, ничего об этом не знал. Он весело взбирался по склонам холмов, радуясь свежему воздуху, полной тишине и собственной молодости.

Вот тут-то он и услышал вой, который принял за собачий. Джордж замер и стал вслушиваться, пытаясь определить направление. Впоследствии он вспоминал, что ему на ум не пришло ничего в этом роде: во-первых, он считал подобные легенды суевериями минувших веков, а во-вторых, разные ужасы всегда происходили ночью, при полной луне, а сейчас был самый разгар дня. Сквозь густую листву пробивались солнечные лучи, в теплом воздухе не пахло ничем особенным – только обычной лесной прелью. Словом, обыкновенная загородная местность, по которой гулял обыкновенный юноша англо-саксонского типа, с чистой кожей и светлыми волосами, не ахти какой умный, но наделенный хорошим здоровьем и приятной внешностью.

Вой повторился: протяжный, берущий за душу. Где-то страдала собака, и теперь Джордж знал, куда ему бежать. Нужно взять чуть влево и миновать рощицы молодых деревьев, чередующихся с зарослями густых кустарников. Мысль об опасности даже не мелькнула у Джорджа в голове. Он свернул с исхоженной тропы и углубился туда, где даже в солнечные летние дни всегда было сумрачно и прохладно. Воображение рисовало ему капкан, защемивший лапу несчастной псины. Он знал, что в таких случая собаки начинают отчаянно метаться и лишь усугубляют боль. Жалость заставляла его бежать изо всех сил. Джордж несся, не обращая внимания на ветви, хлещущие его по лицу, цепляющиеся к брюкам колючки и прочие препятствия. Вой раздался в третий раз, теперь немного справа. Следом послышалось утробное рычание. Будь на месте Джорджа другой человек, возможно, рычание его бы насторожило.

Минут пятнадцать он бежал в одном направлении, затем в другом и наконец остановился передохнуть под громадным дубом, что рос на полянке. Здесь, при виде сумрачных зарослей, Джорджа впервые обуял страх. Казалось бы, ну как можно заблудиться в английском лесу? Однако парню пришла в голову смехотворная мысль: ночь оставляет на день своих стражников и те способны в любой момент опутать его тенями.

Джордж выбрался из-под тенистого дуба и двинулся, как ему показалось, в том направлении, откуда пришел. Он успел сделать пару шагов, и вдруг, в нескольких ярдах слева, опять послышалось рычание. Сострадание покинуло его, как сорванный лист, унесенный бурей, взамен наполнил страх – необъяснимый, панический ужас. Он бросился бежать, упал, вскочил и помчался дальше. А за ним, пробираясь сквозь кустарник, несся какой-то зверь. Джордж слышал его тяжелое дыхание и ощущал, насколько тот разъярен. Разум покинул парня, место связного мышления занял инстинкт самосохранения. Сейчас он сознавал только одно: его кто-то преследует. Точнее, нагоняет.

Джордж не отваживался оглянуться, но, судя по звукам, зверь находился уже всего в нескольких футах. Неведомое существо принюхивалось, поскуливало, рычало, предвкушая добычу, а затем… Джордж завопил от нестерпимой боли, опалившей ему правое бедро. Он упал. Боль превратилась в яростное пламя, после чего его поглотила спасительная темнота.

Прошло не менее часа (возможно, что и более), прежде чем к Джорджу Хардкаслу вернулось сознание. Он лежал не шевелясь и пытался вспомнить, почему валяется здесь, в густом лесу. Тупая боль в правой ноге напомнила ему о произошедшем. Память обвила своими холодными щупальцами его мозг. Джордж отважился сесть и оглядеться по сторонам.

Смеркалось. Вечер быстро занимал свои позиции, но Джорджу хватило и этого сумеречного света, чтобы разглядеть мертвеца, лежащего в нескольких футах от него. Джордж сдавленно вскрикнул и попятился, а чтобы не видеть синюшного лица и выпученных глаз, закрыл свои собственные. Но это не помогло, поскольку отключить память ему не удавалось, а воспоминания пугали молодого человека еще сильнее, чем окружающая действительность. Он вновь открыл глаза и оглядел покойника. На вид тому было лет сорок или чуть больше; коротко стриженные волосы, минные усы и желтоватые зубы, оскаленные в улыбке смерти. Цвет лица наводил на мысль, что незнакомец умер от внезапного сердечного приступа.

Следующий час оставил смутные, но кошмарные воспоминания. Джордж пополз сквозь кустарник и по чистому везению сумел выбраться на одну из главных дорожек.

Утром его обнаружил отряд бойскаутов.

Скорее всего, Джордж подвергся нападению крупной бешеной собаки. Полиция и целая армия добровольцев прочесали весь лес, но следов свирепого и опасного зверя не нашли. Зато был найден и опознан мертвец. Им оказался рабочий с близлежащей фермы; человек как человек, только замкнутый. При вскрытии было установлено, что он умер от сердечного приступа. Скорее всего, он перенапрягся, пытаясь помочь раненому юноше. Таково было мнение врачей.

Эпизод этот на какое-то время вызвал много разговоров, после чего о нем забыли.

Миссис Хардкасл с гордостью причисляла себя к матерям, которые не сюсюкают над своими заболевшими чадами, а сражаются с болезнью. За три недели она поставила Джорджа на ноги и сказала, что теперь лучшим лекарством для него будут длительные прогулки. Сын послушно воспринял материнские наставления и стал усердно гулять. В один из пасмурных дней он очутился возле Хэмптон-Корта. [61]61
  Хэмптон-Корт – дворец, бывшая загородная резиденция английских королей. Бывшая загородная реиденция английских королей. Расположен в Ричмонде-на-Темзе – юго-западном предместье Лондона. Во времена королевы Виктории стал общедоступным музеем.


[Закрыть]Начал накрапывать дождь, и Джордж вспомнил, что ему давно хотелось побывать в этом дворце. Он вошел и стал бродить по залам и покоям, разглядывая картины и восхищаясь кроватями под балдахином. Затем он присоединился к экскурсии и с интересом послушал рассказ гида, подробно повествовавшего для туристов об особенностях придворного быта. Так он добрался до аудиенц-зала королевы, где почувствовал усталость и присел на уютный диванчик возле окна Джордж смотрел на мокрые от дождя внутренние сады, затем, позевывая, окинул взглядом анфиладу комнат.

И вдруг его внимание привлекла одна из посетительниц, идущая по длинному ковру. То была девушка, в облике которой главным образом бросались в глаза два цвета, черный и белый: черные волосы, белое лицо и руки, черное платье. В ней не было ничего зловещего или пугающего, и лишь когда она приблизилась, Джордж увидел в ее больших черных глазах неописуемую печаль. Девушка держалась довольно робко и чем-то напоминала ожившую черно-белую фотографию.

Незнакомка вошла в аудиенц-зал. Джордж слышал ее легкую поступь, шелест платья, но даже эти негромкие звуки казались какими-то нереальными. Девушка обходила помещение, с интересом разглядывая картины. И вдруг, словно по сигналу, она остановилась. Красивые черные глаза глядели прямо на Джорджа.

Встреча словно бы удивила и смутила их обоих; Джордж подумал, что они, наверное, когда-то уже виделись. Хотя вряд ли; такую девушку он наверняка бы запомнил. С легкой улыбкой она подошла и присела на другой край той же скамейки, глядя на Джорджа своими удивительными глазами.

– Привет, – сказала она – Меня зовут Карола.

Никто из девушек еще не знакомился с Джорджем столь решительным образом. Парень оробел, точнее, был почти шокирован, отчего утратил дар речи. Между тем его молчаливость лишь подбодрила Каролу ее улыбка стала шире, а в голосе зазвучали шутливые нотки.

– В чем дело? Ты никак язык проглотил?

Девичья настырность быстро освободила его от оков застенчивости, и он ответил:

– Почему же? Когда мне хочется, я говорю.

– Вот так лучше. Я сразу же увидела связующие нити. Между нами есть определенная связь. Вроде семейной. Как ты думаешь?

Этот вопрос был способен вновь замкнуть парню уста, но Джордж сумел едва слышно произнести одно слово:

– Семейной?

– Да. – Она кивнула. Ее волосы переливались, как черный шелк на солнце. – Между нами существует отдаленное родство. В аллегорическом смысле. Но не будем говорить об этом. Я так рада, что сегодня смогла погулять днем. Ночью бывает жутко, и потом, тогда я вообще сама не своя.

Джордж решил, что эта милая девушка, вероятно, немного сумасшедшая, и произнес фразу, которую посчитал вполне безобидной и подходящей для беседы с кем угодно:

– Не правда ли, сегодня ужасная погода?

Девушка нахмурилось, и Джордж почувствовал себя так, словно нарушил правила приличий.

– Не говори глупостей. Ты же знаешь, погода просто замечательная. Столько прекрасных облаков.

– Да, а вскоре покажется ужасное солнце, – в той же манере ответил Джордж, посчитав эти слова шуткой. Да и чем же еще они могли быть?

Девушка вздрогнула, как от удара, а в ее красивых глазах блеснули слезы.

– Бесчувственное животное – вот ты кто! Как у тебя язык поворачивается говорить столь отвратительные вещи? Не будет никакого солнца. Так утверждает бюро прогнозов. Я-то думала, ты приятный парень, а тебе просто нравится пугать меня.

Она поднесла к глазам черный кружевной платочек. Джордж не знал, как ему выбраться из умственного лабиринта, где каждое слово обладало двойным смыслом.

– Прости меня, – пробормотал он. – Я не нарочно…

– А тебе бы понравилось, если бы я сказала про серебряные пули? – всхлипнула Карола.

Джордж почесал в затылке, наморщил лоб и состроил гримасу.

– Вообще-то я не понимаю, о чем ты, но серебряные пули мне без разницы.

Девушка убрала платок в сумочку, встала и быстро ушла. Джордж провожал ее глазами, пока она не скрылась за углом.

– Сумасшедшая. Жаль. Красивая, но сумасшедшая, – пробормотал он.

Думая об этой девушке, он все больше жалел, что у нее не в порядке с головой. Карола ему понравилась, и он был бы не прочь познакомиться с нею поближе; при воспоминании о ее черных волосах и белом лице его охватывало чувство потери, так что он с трудом подавил в себе желание вскочить и броситься за нею. Впрочем, здравый смысл подсказывал ему, что вокруг достаточно не менее красивых, зато вполне нормальных девушек.

Выглянув в окно, Джордж увидел, что дождь кончился. По небу плыли густые облака.

– Прекрасные облака и ужасное солнце, – слегка улыбнувшись, прошептал он.

Оказавшись снаружи, он уже проходил через дворик Анны Болейн [62]62
  Анна Болейн (1507–1536) вторая жена Генриха VIII (казненная им), мать Елизаветы I.


[Закрыть]когда легкое прикосновение к плечу заставило его обернуться. Перед ним стояла черноволосая и белолицая Карола с печальной улыбкой на губах.

– Ты прости, что я так набросилась на тебя во дворце. Но я терпеть не могу, когда меня дразнят. Ты это знаешь. Ведь ты один из нас. Нам нельзя ссориться. Мир?

– И ты прости, если я тебя обидел, – сказал Джордж. – Я вовсе этого не хотел.

В тот момент он был настолько счастлив, так полон глупого ликования, что был готов извиняться даже за собственное дыхание.

– Вот и хорошо, – вздохнула Карола и тут же взяла его за руку, будто так и было надо. – Мы про все это забудем. Только, пожалуйста больше так не шути.

– Нет. Ни за что, – пообещал Джордж.

Он совершенно не представлял, насчет чего ему нельзя шутить, но завязал в памяти узелок: больше не говорить с Каролой о погоде и серебряных пулях.

– Ты обязательно должен познакомиться с моими родителями, – продолжала девушка. – Они будут страшно рады тебя видеть. Держу пари, они не поверят своим носам.

Последняя фраза вновь напомнила Джорджу, что у его новой знакомой непорядок с головой, но молодой человек предпочел счесть это случайной оговоркой.

– Конечно, это очень мило с твоей стороны, но не слишком ли рано? – осторожно спросил он. – Ты уверена, что мне удобно идти к вам?

Карола мелодично рассмеялась. Ее смех показался Джорджу тихим звоном серебряного колокольчика, и он почувствовал себя еще счастливее.

– Смешной ты парень. Да они просто порозовеют от радости. По-другому и быть не может. Впервые за столько лет нам не потребуется следить за тем, что мы говорим в присутствии гостя.

Джордж быстро обмозговал услышанное и посчитал это своеобразным комплиментом.

– Мне все равно, что говорят другие люди. Я люблю, когда они ведут себя естественно, – бодрым тоном заявил он.

Карола сочла эти слова еще более забавными: она засмеялась громче и сильнее сжала руку Джорджа.

– У тебя потрясающее чувство юмора. Подожди, я еще передам папочке твои слова. «Я люблю, когда они ведут себя естественно».

Карола просто покатилась со смеху. Джордж присоединился к ней, хотя не совсем понимал, что именно развеселило ее. И вдруг веселье оборвалось. Западный край неба заметно посветлел, и девушка тревожно вскрикнула, увидев это.

– Солнце! О Люцифер, сейчас покажется солнце, – сдавленно прошептала она.

– Ты уверена? – Джордж внимательно оглядел небо. – По-моему, ты… не права.

Он посмотрел на свою очаровательную спутницу.

– Прости меня, но ты что… не любишь солнце?

Лицо Каролы превратилось в маску ужаса. Она вскрикнула, будто солнце было для нее источником душевной и физической боли, и Джордж вновь с сожалением подумал о ее душевном нездоровье. Но девушка была такой красивой – словно безупречная жемчужина на черном бархате. Он обнял Каролу за худенькие плечи, а она спрятала лицо в складках его куртки и дрожащим шепотом попросила:

– Пожалуйста, отведи меня домой. Поскорее.

– А солнца нет и в помине, – сказал он, довольный, что может сообщить ей радостную весть. – Был короткий просвет, но облака его вновь затянули.

Карола опасливо подняла голову, и глаза, из которых были готовы вот-вот брызнуть слезы, посмотрели на западный край неба. Джордж был вознагражден: гримаса на ее лице исчезла, губы девушки разошлись в удивительной, очаровательной улыбке.

– Как замечательно! Милые, милые, милые облака. А вот и ветер подул. Большой, толстый бог ветра раздувает мехи и гонит в мир спасительный туман, чтобы солнце-демон нас не уничтожило. Иногда его яростный крик слышен по всему небу. А бывает, он шепчет успокоительные слова и говорит нам, чтобы не теряли веры. Страшная ночь одиночества небесконечна.

Джордж недоумевал, не зная, как отнестись к услышанным аллегориям. Но его любовь и сострадание, до сих пор достававшиеся собакам, теперь возросли и устремились к прекрасной, хотя и несколько странной девушке.

– Идем, – сказал он. – Я отведу тебя домой.

Джордж толкнул металлическую решетчатую дверь в ограде и пропустил Каролу вперед. Дорожка, ведущая к дому, была вымощена в стиле дикой природы: разнокалиберные куски камня располагались хаотично, без намека на какую-либо симметрию. Дом блестел свежей краской и чисто вымытыми окнами – в лондонских пригородах такие дома исчисляются тысячами; по виду его можно было заключить, что здесь живет женщина, гордящаяся крахмальной белизной своих занавесок, и мужчина, умеющий держать в руках малярную кисть. Крылечко было выложено красной глазурованной плиткой, напоминающей по цвету воду в час заката. Карола и Джордж едва успели подняться, как дверь стремительно распахнулась и на пороге возникла невысокая, полная, седовласая женщина.