Текст книги "Властелин страны кошмаров"

Автор книги: Стивен Галлахер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Джим устало поднялся на ноги и пошел отыскивать, чем можно накормить собак.

Мишлен просматривала черновик своего итогового отчета, когда услышала, как что-то скребется поблизости. Крысы, подумала она и, не удержавшись, вздрогнула. На днях она вспугнула двух крыс, когда шла через лекарственный огород. Крысы были жирные, лоснящиеся, и очень шустрые, они юркнули под фундамент. Дважды она видела их во сне.

Черновик занимал всего два листка линованной бумаги. Приказ сворачивать работы пришел поздно, составлен он был в таких туманных выражениях, что ей пришлось читать между строк. Она сделала вывод, что проект «Октябрь» также прикрывается, но никак не могла понять почему. Возможно, на самом верху решили поменять направление исследований, а может быть, все предприятие было как-то скомпрометировано. Пожалуй, она не жалела об этом. Она так и не добилась никаких результатов за все время пребывания здесь. Не так-то просто будет раздуть отчет, чтобы он выглядел мало-мальски достойно.

Она опять услышала, как что-то скребется. Звуки доносились из-за двери.

Открыв дверь, она увидела До Мина. Мальчика с ним не было, и целую минуту он скребся в дверь своими клешнями, пытаясь привлечь ее внимание.

– Идемте скорей, – встревоженно произнес он, не добавив больше ни слова.

Уже на полпути к палате, в которой проводились опыты с ЭПЛ, Мишлен услышала крики. В коридорах вдоль стен были разложены спальные принадлежности, но никто не спал. Испуганные лица выступали из мрака по обеим стенам коридора, пока До Мин и Мишлен спешили туда, откуда неслись эти вопли.

Переступив порог, они словно наткнулись на стену крика. Мишлен содрогнулась, услышав, какая острая боль звучала в этом крике. Слепого санитара нигде не было видно, некоторые пациенты выбрались из своих кроватей.

Кто-то лежат неподвижно, потому что был привязан ремнями, другие свалились на пол. Мускулатура у них слишком ослабела, сухожилия сильно укоротились. В нелепых позах они лежали возле своих кроватей, пытаясь по мере сил принимать участие в происходящем.

Мало кто из пациентов сумел продвинуться далеко. Они сгрудились в дальнем углу палаты – эти кривые, шишковатые, высохшие мумии. Они окружили какую-то жуткую кучу на полу. До Мин остался на месте, Мишлен пошла дальше одна.

В куче на полу можно было различить тряпки, и кости, и сальную красную кожу. Мишлен приостановилась: она поняла, что это. Подойти ближе у нее не хватило духу. Эта куча когда-то была слепым санитаром.

Один из них обернулся и глянул на нее, опираясь на костяшки пальцев и некрасиво подергиваясь. Мертвые глаза его светились каким-то чужим огнем, все его движения контролировал неумелый кукловод. Это был объект наблюдений номер четыре, ее главная надежда.

Он перевел дыхание и затем присоединился к остальным. Его голос добавил еще одну гармоническую ноту к их «пению».

Сгрудившись вокруг своей жертвы, они выли как волки.

Только санитар их уже не слышал.

– Я заходил сюда с леди, – сказал он дочке хозяина кафе. – Куда она ушла?

Девочка нервно огляделась вокруг:

– Она ушла с полчаса назад. С французским джентльменом.

– Каким еще французским джентльменом?

– Тоже туристом. Они поговорили немного и потом вместе ушли.

– В какую сторону?

– К железной дороге.

По пути на станцию Джим пытался убедить себя, что беспокоиться совершенно не о чем. Должно быть, Линда пошла ему навстречу, она же не знала, что последние полмили он решил срезать путь и вышел к деревне с другого конца. А француз, должно быть, турист, как девочка и сказала. Он не может быть никем другим.

Когда он пришел на станцию, странный маленький поезд, путешествующий по горам, как раз трогался в путь. Когда Джим полез через барьер, у него застряла нога и он чуть было не свалился, но в любом случае было слишком поздно, поезд уже отошел от ступенчатой платформы и набирал скорость на спуске.

Что же теперь делать? Спуститься в долину другим путем было невозможно. В голове у него шумело.

– Я здесь, Джим, – сказала Линда.

Она спускалась с верхнего края платформы. Шум поезда был уже почти неразличим вдали, он растворился в безмолвии верхних склонов.

– Извини, если доставила тебе лишнее беспокойство, – сказала она. – Этот престарелый поклонник знаменитостей так прилип ко мне, что я не знала, как от него избавиться. Пришлось притвориться, что я должна встретиться с тобой внизу, в долине, я заманила его на поезд, а потом извинилась и выскочила на платформу, когда двери уже закрывались. Я поступила не лучшим образом, но он пристал как банный лист.

– Ты уверена, что он действительно турист?

Она взяла его за руку:

– Абсолютно уверена. Странно, знаешь, мне тут немного не по себе. Если бы я была кошкой, я бы взъерошила шерсть на спине. Ты ничего не нашел?

– Нет, – сказал он. – Ничего, чем я мог бы воспользоваться.

– О, Джим. – Она сжала его руку.

– Похоже, им удастся ускользнуть на этот раз. Они положили меня на обе лопатки, и я не могу им отомстить. Придется дальше жить тише воды ниже травы и стараться, чтобы меня не заметили.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Я в этом не очень уверен, – сказал Джим.

Потом они стали думать, где переждать тот час, который понадобится поезду, чтобы вернуться за ними.

Глава 33

Линда привезла его назад в Базель, в свою квартиру, в основном потому, что им просто некуда было больше податься. За окнами машины сменялись пейзажи гор, шоссе, городских пригородов. Линда поглядывала на Джима, чтобы определить его настроение. Он сгорбился на переднем сиденье, словно кто-то выпустил из него воздух, почти не разговаривал. Всю дорогу он сидел, уставившись на приборную доску или на резиновый коврик под ногами. Кажется, он даже не заметил, как она поставила машину под деревьями на дорожке, идущей вдоль реки. Ей пришлось дважды назвать его имя после того, как она выключила мотор, чтобы он очнулся.

– Вот мы и дома, – сказала она. – Во всяком случае, на какое-то время это наш дом. Пока не решим, что делать дальше.

Он оглядывался как человек, который только что проснулся после глубокого сна. Дом на набережной выглядел современно, и машины, стоявшие вокруг него, были сплошь «ягуары», «мерседесы» или высококлассные скандинавские модели.

– Вот где ты живешь? – Он произнес это так, словно не очень этому верил.

– В данный момент, – сказала она. – Но не думаю, что это будет долго продолжаться. Это жилье мне предоставили в качестве компенсации за те услуги, которые с меня еще не потребовали.

Поднимаясь в квартиру, они никого не встретили, что было большим облегчением. Она не имела представления, были ли среди жильцов дома другие служащие компании «Ризингер-Жено», к тому же после падения в загоне для собак костюм Джима слишком бросался в глаза. Оказавшись в квартире, Линда накинула на дверь цепочку. Джим стоял посредине гостиной, опустив на пол дорожную сумку. Комната была не слишком большая, но почти пустая. Через обеденную нишу можно было пройти на встроенную кухню, с другой стороны две ступеньки вели в спальни и ванную комнату. Хотя Линда развесила по стенам свои картины, казалось, что сюда еще никто не въехал.

Она подошла к нему:

– О, Джим, – сказала она второй раз за этот день. – Что же мы будем делать?

– Я не знаю, Линда. Они у меня отняли все. Похоже, это конец.

Она повернула его лицом к себе и заглянула в глаза:

– Ну, будет тебе. Они поимели нас обоих, но мы еще ходим, дышим. У меня появилось несколько идей.

– Например?

– Адвокаты, письменные показания, пресса. Возможно, мы не сможем победить компанию, но хотя бы защитим себя.

– Об этом не может быть речи, – сказал Джим. – Я теряю контроль над действительностью. Я уже больше не могу доверять тому, что вижу или слышу. Все то время, что я пробыл в тюрьме, мне казалось, что границы исчезли и я свободно перемещаюсь из одного состояния в другое. То же самое случилось в собачьем загоне. Я уже не знаю, где реальный мир, а где нет. Я даже не уверен, что тебе безопасно находиться со мной рядом.

Она стряхнула соломинку у него со щеки:

– Я все-таки рискну.

– Нет, ты не понимаешь, – сказал он. – Я хочу сказать, что это больше от меня не зависит. Я слышу все, что происходит в других сферах, они это тоже понимают. Я стал походить на огонь – подходить близко опасно.

– Я уже сказала, что хочу рискнуть. – Она отступила на шаг и оглядела его с головы до ног. – Ты почувствуешь себя гораздо лучше, если перестанешь походить на зверя, сбежавшего из зоопарка. Давай-ка я покажу тебе, где ванная, а потом сварю кофе. Ты сам почувствуешь разницу.

– Конечно. – Он произнес это так, словно не слишком в это верил.

Она повела его по ступенькам в небольшой коридорчик, соединявший гостиную с остальными комнатами, в том числе с ванной, оборудованной на диво: здесь были золотые краны «дельфин» и ванна, вделанная в пол. Ей случалось жить в квартирах, которые были меньше этой ванной комнаты. Она собралась сказать ему об этом, пока отрывала дверь, но увидела, что Джим стоит как вкопанный. Он уставился на дверь той маленькой комнаты в конце коридора, что была не больше шкафа.

– Что случилось? – поинтересовалась она.

Джим попытался выдавить улыбку.

– Может быть это покажется тебе странным, но не могла бы ты открыть эту дверь и показать мне, что там за ней?

Она посмотрела на дверь. На ее взгляд, дверь ничем не отличалась от остальных, обычная межкомнатная дверь из шести панелей в старом викторианском стиле, окрашенная белой краской, с фаянсовой ручкой. Она вела в так называемую третью спальню, в которой не было окон и которая вряд ли заслуживала названия комнаты из-за своих размеров.

Она распахнула перед ним дверь и зажгла свет. В комнате ничего не было, если не считать картонных коробок, которые остались со времен ее переезда, она сложила их и прислонила к стене. У лампочки даже не было абажура.

– Прекрасно. Спасибо. – Он заметно успокоился.

– Интересно, что ты ожидал здесь найти?

– Ничего. На минуту мне показалось, что эта дверь ведет куда-то еще, вот и все. Я должен был убедиться.

Они пошли в ванную комнату.

– Вот это ванная! Надеюсь, здесь не бывает перебоев с водоснабжением.

– Пользуйся, пока есть возможность. Не запирай дверь, я принесу кофе и присоединюсь к тебе.

– Давай. – Впервые он немного повеселел. – Это должно поддержать моральный дух армии.

Она ушла, оставив его возиться с кранами, а сама направилась в кухню. Теперь она была не одна в квартире, и та больше не казалась ей такой неуютной. Возможно, в данный момент их перспективы не кажутся столь уж блестящими, но если приложить немного усилий и чуточку воображения, она была уверена, что они выкрутятся.

Она вновь почувствовала прилив оптимизма пока включала на кухне свет: за окном уже начало темнеть.

Ее швырнули к стене за дверью, зажав ладонью нос и рот. Ей не хватало воздуха; когда она пыталась высвободиться, ее усилия приводили к тому, что хватка становилась плотнее. Сильные пальцы впивались в шею, перебирали мышцы на горле, отыскивая болевые точки, причиняя ей невыносимую боль.

Продолжалось все недолго. Француз наконец нашел ее «выключатель» и выключил, как лампу.

– Ты не сказала, где у тебя полотенца, – сказал Джим, спускаясь на две ступеньки в гостиную, которая погружалась в сумерки, и тут он замер. Он видел кусок освещенной кухни, но видел не Линду, а какого-то горбатого зверя неясных очертаний, он никак не мог понять, что это за зверь, пока тот не повернулся и не двинулся в его сторону. Теперь Джим различил двух человек, один из которых висел тряпичной пункт, а второй поддерживал его одной рукой.

– Зажги свет, – сказал тот, что повыше.

Джим сначала было колебался, потом оглядел комнату. На стене у ступеней он увидел три выключателя и пошел к ним.

– Медленно, – приказала фигура.

Свет лампы только подтвердил то, о чем он уже догадывался. Даниэль легко держал Линду одной рукой, растопыренные пальцы поддерживали ее за челюсть, так что она висела, как тряпичная кукла. В другой руке он держал нож, кажется, это был тот самый нож из Лувра.

– Кто тебя послал? – тихо спросил Джим. – Ризингер или его дочь?

– Вряд ли это сейчас имеет значение. В любом случае я пришел за тобой.

– Почему?

– Из-за того, что было в Париже. Потому что я профессионал, а ты оставил меня в дураках.

– Я всего-навсего одолжил Рашель десять франков. Я не отвечаю за то, что случилось потом.

Даниэль пожал плечами, словно он прекрасно понимал Джима, но ничем не мог помочь:

– Но ведь я не могу наказать мадемуазель Жено, верно?

Все произошло стремительно. Даниэль даже не закончил фразу, и Джим не успел уклониться в сторону. Никогда прежде не доводилось ему видеть метателя ножей, только в цирке, и он никогда не поверил бы, что кто-то способен двигаться с такой силой и скоростью. Все случилось быстро и аккуратно, как при игре в дартс. Против такого мастера Джим оказался медлительным и неповоротливым, он успел лишь поднять руку – жест довольно жалкий для самозащиты. В ту же секунду он понял, что он уже покойник. Прости, Линда. Я сделал все, что мог, но меня обошли.

Нож прошел под прямым углом сквозь его левую ладонь и застрял в ней.

Рукоятка ножа касалась ладони, лезвие вышло наружу с тыльной стороны. Удар был нанесен так точно, что кровь потекла лишь пару секунд спустя. Даниэль уставился на него, не веря своим глазам, словно надежный и простой прием на этот раз не сработал.

Джим ничего не чувствовал. Лезвие вонзилось в нечувствительную зону, которую он упражнял больше года. Ну и что ему теперь делать?

– Ты отдашь мне нож! – приказал Даниэль и встряхнул Линду, чтобы продемонстрировать Джиму, что ситуацию контролирует он. Но Даниэль уже начал уставать, Джим увидел, что рука, поддерживавшая Линду, стала едва заметно дрожать.

Джим все еще стоял с поднятой рукой, словно нож пригвоздил ее к воздуху.

– Отпусти ее, – сказал он. – У тебя же нет с ней счетов.

– Она была бы уже покойницей, если бы у нас были счеты. С ней разберутся другие. А сейчас отдай мне нож, или у них не будет случая повстречаться с ней.

Джим посмотрел на свою рассеченную руку. Его все еще удивляло, что рука не болит, словно все происходит во сне. На одно короткое мгновение он подумал, что, может быть, это сон, раз эти два состояния слились до такой степени, что он не может различить их. Но его потрясение было реальным, реально было ощущение крови, которая широкой рекой струилась по руке и исчезала в рукаве.

Медленно он опустился и сел на ступеньку.

– Я жду, – сказал Даниэль.

Джим ощущал на себе его взгляд гадюки. Линда не шевелилась, не издавала ни звука. «Разожмись», – приказал Джим своей руке, полагаясь скорее на воспоминание о ее работоспособности, тем самым пытаясь заставить ее повиноваться в тех участках, где больше не возникало обратной связи. Сначала ничего не получалось, но вот его пальцы начали медленно разжиматься.

Он посмотрел на Даниэля.

– Похоже, у меня ничего не выйдет.

– Похоже, у тебя нет выбора.

Рукоятка была шершавая, ее легко удержать в руке. Джим потянул. Поначалу она не поддавалась, потом он почувствовал слабые всасывающие ощущения, исходившие из мертвой зоны, они походили на сигналы из забытой страны. Нож прошел между костями ладони, не задев их, но мышцы отказывались возвращать лезвие обратно.

Наверное, он не смог бы смотреть со стороны, как это проделывает кто-то другой. Правая рука его дрожала от усилий.

Наконец показалось острие.

– Оботри его, – приказал Даниэль.

Джим согнул поврежденную руку, чтобы не капать, склонился над ступенькой и попытался вытереть нож о ковер. Сначала ничего не выходило, он даже уронил нож, но со второго раза пошло лучше.

– А теперь отдай его мне, – сказал Даниэль. – На коленях.

О Господи, одной крови этому парню мало! Джима мучил страх за Линду и душил гнев, который он не смел обнаружить. Джим медленно двинулся к Даниэлю. В эту минуту Линда издала какие-то звуки, всего лишь слабое бормотание, напоминавшее повизгивание сонного щенка. Во всяком случае, теперь Джим знал, что она жива и, возможно, скоро очнется. У него был нож Даниэля, но не было его сноровки в обращении с этим оружием. Их разделяло ярда четыре.

– Теперь возьми его за лезвие и протяни мне, – сказал Даниэль.

Джим сделал, как ему было сказано. Бессловесная скотина, ведомая на убой.

Даниэль взялся за нож.

Джим не отпустил лезвие.

«Если собака в состоянии сделать это», – подумал он, – я тоже смогу.

Даниэль не пытался тянуть нож к себе. Он просто стоял и смотрел на Джима сверху вниз, глаза его вылезали из орбит, рот был разинут от удивления, словно он схватился за провод под напряжением, который теперь не мог выпустить из рук. Джим медленно встал, по-прежнему держась за лезвие. Даниэль наконец выпустил Линду, она упала на пол.

– Ты не понимаешь, что с тобой происходит, Даниэль? Что ж, это естественно. Я целый год пытался понять, даже думал, что схожу с ума.

Даниэль все глядел на него.

– Теперь ты видишь мир таким, каким его вижу я, – сказал Джим. – Мне пришлось научиться с этим жить. Большинство людей видит вещи такими, каковы они есть, но мне довелось увидеть также изнанку вещей. Ты думал, что принесешь мне смерть? Вот что я тебе на это скажу: я был там, ничего особенного в этом месте нет. Бывают вещи и похуже. Хочешь взглянуть какие?

Даниэль пытался покачать головой. У его ног на полу зашевелилась Линда.

– Идем, – сказал Джим, – это тут неподалеку.

Линда очнулась и тут же почувствовала чудовищную боль в шее и плечах, словно в нее вонзали тысячи мечей под разными углами. Голова горела, но воспоминание о последних секундах перед обмороком было ясным. И сейчас она никак не могла увязать это воспоминание с тем, что происходило на ее глазах, когда она оторвала взгляд от кровавой дорожки, которая змеилась на ковре. Она видела, как Джим Харпер ведет за руку француза, словно капризного ребенка, поднимается с ним по ступенькам, заходит в коридор, ведущий к спальням, и оба исчезают из виду.

Она услышала, как Джим говорит французу:

– Я скажу тебе, куда мы идем. Я вижу это место каждый раз, когда закрываю глаза. Я научился жить с этим. Весь вопрос в том, сумеешь ли ты?

Минуту спустя раздался крик.

Линда попыталась встать, но у нее подкосились ноги. Она вновь сумела приподняться, но пришлось ухватиться за край дивана, чтобы обрести равновесие. Она не знала, кто кричит, но понимала, что впервые слышит слабый образчик того, что называется смертным ужасом.

Отпустив диван, она пошла увереннее, направляясь в сторону спальни.

Крик доносился из маленькой комнаты-шкафа в конце коридора. Дверь в комнату медленно закрывалась, словно кто-то внутри потянул ее на себя и занялся другими делами.

Она закрылась, но не защелкнулась и распахнулась опять. В то короткое мгновение, когда комната была изолирована от коридора, все звуки внутри прекратились так внезапно, словно оборвалась пленка магнитофона.

Она подошла к двери и распахнула ее.

Посредине комнаты стоял Джим Харпер. Он был один. В руке он за лезвие держал метательный нож. Линда остановилась на пороге, не решаясь войти, он поднял на нее глаза.

«Что случилось? – хотела она спросить. – Куда он девался?» – Но у нее куда-то пропал голос.

Джим кинул нож на пол и помог ей выйти из комнаты. В гостиной он усадил ее на диван, принес полотенца, намоченные в холодной воде, чтобы приложить к кровоподтекам. В кухне он обнаружил полбутылки виски из магазина, торгующего без пошлины, – она уже успела позабыть об этой бутылке – и уговорил ее сделать несколько глотков. Виски обожгло горло, но помогло избавиться от приступа удушья.

Позаботившись о ней, он сел на диван рядом.

– Я ошибался, – сказал он. – Это еще не конец. Я вынужден покинуть тебя ненадолго. Я не знаю, сколько это продлится.

Она пыталась выяснить, куда он хочет отправиться.

– Не спрашивай. У нас все будет в порядке. Когда я покончу с ними, они не смогут добраться до нас опять.

Потом он отнес ее и уложил в кровать. У нее болело все тело и она слишком устала, чтобы сопротивляться. Он укрыл ее и пристроил Мистера Медведя у локтя.

Когда она проснулась на следующее утро, Джима уже не было.

Глава 34

Прошло несколько недель. За все это время она встретила его лишь однажды. Это случилось на улице в центре города, впоследствии она никак не могла вспомнить, где это произошло, а спустя еще несколько дней стала сомневаться, видела ли его вообще. Их разделял поток машин, она никак не могла перейти на другую сторону улицы, тогда Линда позвала его по имени, пытаясь перекричать уличный грохот, он обернулся и увидел ее. Он казался измученным и возбужденным, словно человек, сжигаемый наркотиками. Она огляделась по сторонам, стараясь отыскать место, где бы перейти улицу, но когда она снова встретилась с ним глазами, он покачал головой. Он произнес что-то, чего она не расслышала, поднял руку и сделал жест, будто мог оттолкнуть ее от себя, невзирая на снующую толпу, машины и разделявшее их пространство. Но оттолкнуть ее было не так просто, и когда поменялся сигнал светофора, она стала проталкиваться к нему, но, добравшись до того места, где он стоял, его не обнаружила, он затерялся в толпе, словно его смыло волной.

Она не слышала, что он сказал, но по губам разобрала:

– Жди. Еще не время.

А ей так хотелось услышать его голос.

Большую часть времени она теперь проводила дома. Она чувствовала себя в большей безопасности за дверью, запертой на цепочку. Она было упаковала свои вещи, потом разложила их опять. Иногда она удивлялась, когда же придет уведомление о необходимости съезжать с квартиры. С компанией она больше не поддерживала никаких контактов, а ей никто не звонил.

Когда она сидела у окна и смотрела на реку, ни о чем особенно не размышляя, мысли ее переносились в городок на берегу моря, состоявший, казалось, из мокрого шифера и тумана. При этом воспоминании она ощущала внезапную боль, словно потеряла райский сад детства. По ночам во сне ей грезилась дверь, которая не открывалась перед ней.

Она сдала свой экзамен. Теперь она ждала.

На свете бывают вещи пострашнее, чем ожидание.

Рашель услышала, как на кухне, вдали от ее спальни, звонит телефон. У ее кровати была установлена отводная трубка, но она отключила ее перед тем, как ложиться спать. «Если мне придется включать телефон и самой отвечать на звонок, утром уволю Дитера», – подумала она.

Через пару минут звонок смолк, но Рашель уже проснулась. Она слышала приглушенный голос Дитера, который разговаривал через две комнаты от ее спальни. Арендная плата за эту квартиру была так высока, что Вернер Ризингер недовольно морщился, когда заверял чек на оплату, но даже в такой квартире внутренние перегородки, похоже, сделаны из тонкого картона.

Не было смысла пробовать заснуть. Она свесилась с кровати и посмотрела на радиобудильник, стоявший на тумбочке. Часы показывали четыре тридцать. Она заставляла себя вставать в пять, чтобы уже в семь сидеть за своим рабочим столом. Так что вполне можно было налить ванну в соседней комнате, кинув туда тот дорогой пахучий состав, который ей принес Роджер, вместо того чтобы пытаться поспать еще полчаса. Найти выключатель она опять не смогла, поэтому откинула одеяло и ощупью двинулась в темноте в сторону стула, на котором оставила свой халат.

Дитер стоял в холле. Поверх пижамы он накинул халат, по лицу было видно, что он еще не совсем проснулся. Очевидно, он шел к ней, чтобы разбудить.

– Вас к телефону, мадемуазель, – сказал он. – Звонят из компании. Говорят, это срочно.

– В такое время? – удивилась Рашель.

– Они настаивают. Некто Гилберт Машуд хочет поговорить с вами.

Машуд? Она слышала о нем, но никогда не встречала.

– Я поговорю из спальни, – сказала она. – Принесите мне кофе.

Квартира Рашели находилась в дорогом особняке, перестроенном и разделенном на отдельные квартиры. Расположен особняк был в пригороде Дормаха, километрах в восьми от города. Прежде здесь размещались по очереди больница, монастырь и музей часов. Сейчас особняк разбили на восемь квартир, которые отделывала команда наиболее перспективных дизайнеров города. Именно поэтому Рашель собиралась как можно скорее выписать из Парижа специалиста по внутренней отделке: стиль квартиры очень напоминал зал ожидания в аэропорту или новейший коммерческий банк. К тому же она до сих пор не могла найти половины выключателей, хотя въехала четыре дня назад.

Сев на кровать, она включила телефон.

– Рашель Жено слушает, – произнесла она в трубку.

– Говорят из компьютерной секции, – послышался голос на другом конце провода. – У нас большие неприятности.

– В такое время?

– Мы провели здесь всю ночь. Мы сражались, но исход битвы неблагоприятен. Боюсь, мы можем потерять центральный процессор.

Она нахмурилась, пытаясь понять: Машуд ли говорит какую-то глупость, или она не окончательно проснулась?

– Как можно потерять центральный процессор?

– Хотел бы я, чтобы кто-нибудь объяснил мне это. Вся база данных искажена, мы ничего не можем поделать, чтобы остановить этот процесс. Мы перевели процессор на автономный режим три часа назад и просмотрели все, кроме архивных копий. Я боюсь их трогать, вдруг функция просмотра копий тоже под угрозой.

– Разве такое возможно?

– Нет, невозможно. Но именно так все и случилось. Я пытался связаться с членами правления, но вы первая, до кого я смог добраться.

– Я приеду, – сказала Рашель. – Постарайтесь связаться с остальными.

Положив трубку на место, она некоторое время сидела неподвижно, пытаясь осмыслить услышанное. Все это было очень серьезно. Через центральный процессор проходили все разнообразные и сложные деловые операции компании. С другой стороны, проблема эта чисто техническая и решение у нее должно быть тоже техническое. Нужно только найти хороших специалистов и вызвать их. Если люди Машуда не в состоянии разобраться в этом, пусть поищут работу в другом месте.

Она не станет принимать ванну, а поедет прямо туда. По первому сигналу тревоги она окажется на месте действия. Она повернулась и только тут заметила, что в комнате кто-то есть. Наверное, Дитер принес кофе, решила она. Вечно подходит так, что его не услышишь. Человек сделал шаг вперед, и она поняла, что ошиблась.

– Привет, Рашель, – сказал Джим Харпер.

Она застыла, почувствовав, как побледнело лицо, ей вдруг стало холодно. Она была в рубашке, но ей показалось, что она стоит голая.

– Джеймс, – выговорила она, улыбаясь, но улыбка плохо держалась на лице. – Как… как ты попал сюда?

– Если постараться как следует, можно многого добиться. Разве ты этого не знаешь? Ведь этому меня научила ты.

Неужели Дитер их не слышит? Хватит ли у нее выдержки, чтобы позвать его. У Дитера есть пистолет.

Джим продемонстрировал ей, что в руках у него ничего нет. Левая рука была неумело забинтована.

– Я не причиню тебе вреда. Я ищу безопасности.

– Ты в полной безопасности, – поторопилась сказать она.

Он только улыбнулся:

– Ты в этом уверена?

За его улыбкой пряталась печаль и усталость человека, который слишком часто сталкивался с изнанкой жизни. Здоровой рукой он взял стул, стоявший за дверью, и перенес его поближе к кровати.

– Я так не думаю, Рашель.

– Я стала членом правления, – сказала она, стараясь скрыть нервозность.

Тем временем он поставил стул прямо перед ней и сел.

– Ты не знал об этом? – спросила Рашель.

– Я хотел принести тебе свои поздравления, но не смог выбраться. Извини.

Рашель посмотрела на дверь, уж теперь-то Дитер должен был что-то услышать. Джим протянул руку и бездумно разглаживал смятую простыню на кровати.

– Что сделано, то сделано, Джеймс. Ты подвернулся случайно. В конце концов компания забрала свой иск обратно.

– Значит, все в полном порядке, – тихо сказал Джим.

Она смотрела на него, пытаясь понять, что он задумал.

– Чего ты хочешь, Джеймс?

Джим взглянул на нее:

– Ты хочешь мне что-то предложить?

– Может быть, тебя устроит сделка с более приемлемыми условиями?

– Это будет нетрудно. Для меня любая сделка окажется лучше того, что у меня есть.

Рашель заставила себя немного расслабиться:

– Давай в четыре утра не будем ходить вокруг да около. Я не могу изменить того, что уже случилось. И не стану притворяться, будто не имела к этому никакого отношения. Это твое дело. Весь вопрос в том, как нам поступить дальше.

– Под словом «нам» ты имеешь в виду компанию?

– Естественно.

Джим наклонился вперед, уперев локти в колени и потер затылок. Он зарос щетиной, словно дня два не брился, покрасневшие глаза говорили о том, что спал он тоже не слишком много.

– Все дело во мне. Не стоило доверять тебе, но, по крайней мере, я знал, с кем имею дело. Но что такое компания? Разве она дышит, спит, плачет? Она может сделать больно, но ей сделать больно нельзя. Можно попробовать бороться с ней, но страдают от этого только те, кто случайно подвернулся под колеса.

Рашель посмотрела на телефон. Интересно, удастся ли ей снять трубку так, чтобы он не заметил? Она спросила:

– Что ты сделал с центральным процессором?

– Просто небольшой вирус, – сказал Джим. – Мне показалось, что это будет вполне уместно.

– Вирус, который сочинил твой приятель?

– Он умер, – сказал Джим.

На нее смотрели глаза, в которых отражался тусклый отблеск лунного света в омуте.

– Я постараюсь что-нибудь придумать для тебя, Джеймс. Я прекрасно понимаю, сколь многим тебе обязана.

Он смотрел на нее по-прежнему, но в его взгляде не было угрозы, скорее сожаление и печаль.

– Ты знаешь, – сказал он, – было время, когда я был готов переплывать реки и сражаться с акулами ради тебя. Ради того, чтобы просто быть рядом с тобой, добиться твоего внимания.

– Мне очень жаль, Джеймс. Но в этом моей вины не было.

Он опустил глаза.

– Да. Я знаю.

Понемногу к Рашели стала возвращаться уверенность. Его внезапное появление потрясло ее, но теперь в ней крепло убеждение, что он действительно ее не тронет. «Я справлюсь с ним», – подумала она и сказала:

– Итак, чего же ты хочешь? Денег?

Он опять взглянул на нее:

– Я уже сказал тебе, я хочу безопасности.

– А я уже сказала тебе, что с тобой все в полном порядке.

Он встал со стула и отодвинул его в сторону, освобождая ей путь к отступлению.

– Мне нужны более надежные гарантии, – сказал он. – Пойдем, ты поглядишь на одну вещь, ладно?

– Конечно, Джеймс. – Она пыталась казаться веселее, чем было у нее на душе. – Я не против.

Он проводил ее до двери в ванную.

Вдруг ей стало страшно зайти туда вместе с ним, она больше не была так уверена в безобидности его намерений. Они находились на третьем этаже, другого выхода из ванной не было.

– Постой. Пожалуйста, – сказала она. – Ты меня пугаешь.

Он отступил на шаг назад.

– Я же сказал, что не причиню тебе вреда. Ты можешь войти одна. Я подожду тебя здесь.