Текст книги "Властелин страны кошмаров"

Автор книги: Стивен Галлахер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 22

Джим лежал на спине, под головой оказалась подушка, пахнувшая лавандой. Он попробовал шевельнуться и почувствовал, что грудь и плечи спеленуты, как у мумии. Он лежал и размышлял, кто же его раздел.

Крыша наклонно уходила вверх, значит, он был в мансарде, задернутые занавески означали ночь. Его вещи были аккуратно развешаны на плечиках на дверце массивного дубового гардероба. Кроме шкафа никакой другой мебели в комнате не было, только раковина и стул. Кажется, дом был старый, потолок поддерживали балки, стены были заново оштукатурены. Джим не имел понятия, где он находится, кто его привез сюда и зачем. Он даже не знал, который час, потому что часы у него забрали.

Поблизости был кто-то еще: Джим слышал приглушенные голоса. Он попробовал встать, заранее приготовившись к тому, что сейчас его настигнет приступ острой боли. Но ничего не произошло. Спина ныла, но раскаленная железка, похоже, куда-то пропала.

Немного приподнявшись, он отдышался. Теперь он мог осмотреться получше. На раковине он заметил две стальные кюветы, ножницы, около дюжины хирургических лезвий и наполовину использованный большой рулон ваты. Еще стоял пузырек какого-то антисептика, а рядом – фотоаппарат-полароид. Под раковиной лежал пластиковый пакет для мусора, перевязанный проволочкой, судя по виду, полный. На этот осмотр ушли все силы. Джим в изнеможении опустился на подушку.

Голоса звучали глухо, один из них, похоже, принадлежал Рашели. Судя по всему, она устраивала головомойку своему собеседнику, игнорируя его замечания.

Где-то внизу открылась дверь – голоса зазвучали громче – и снова захлопнулась, на лестнице раздались шаги. Сердитый голос все еще звучал у него в ушах, пока Джим пытался сосредоточиться на визитере, который поднимался к нему по лестнице.

Шаги стихли. Дверь приоткрылась, в комнату заглянул молодой человек, несколькими годами младше Джима. Он удивился и занервничал, когда обнаружил, что Джим очнулся.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– Как будто нанюхался кокаина. Как я должен себя чувствовать по-вашему?

В горле у Джима пересохло, и голос звучал хрипло.

– Похоже, все идет как надо.

Молодой человек взял стул, стоявший у раковины, и передвинул его к кровати. Джим решил, что это Роджер Жено. Он был похож на свою кузину, хотя было ясно, что он не такой крутой, если, конечно, это слово можно отнести к такой девушке, как Рашель.

– Сколько я пробыл без сознания? – спросил Джим.

– Примерно пятнадцать часов. – Роджер сел. – Вы были в неважном состоянии.

– А что будет, когда кончится действие наркоза?

– Все будет хорошо. Мы немного привели вас в порядок, вот и все. Рашель вам объяснит.

Джим глянул на инструменты, лежавшие на раковине, и задумался, чем ему грозит подобное «приведение в порядок». Он поинтересовался:

– Могу я хотя бы узнать, где мы находимся?

После минутного колебания Роджер произнес:

– Мы в Гранд Брире. За Сен-Назером, среди болот. Изрядная глухомань. Здесь вас никто не найдет.

– Это ваш дом?

Роджер покачал головой:

– Мы его снимаем.

Внизу послышалось какое-то движение, голоса смолкли. На улице хлопнула дверца автомобиля, минуту спустя Джим услышал, как кто-то запускает двигатель машины.

– Похоже, Рашель удалось подкупить доктора?

– Не совсем так, – сказал Роджер, и Джим заметил, что ему неловко.

Прежде чем Джим успел спросить, что он имел в виду, Роджер заговорил сам:

– Приглашать врача было бы слишком рискованно. Врач обязан заявить о том, что он обнаружил, а мы не знали, что с вами такое.

– Так кто же..

– Мы обратились к главному специалисту завода в Сен-Назере. Не волнуйтесь, он все сделал отлично. Он много практиковал на кроликах.

– Меня оперировал ветеринар?

– Он все проделал очень аккуратно, – настаивал Роджер.

– А если он тоже окажется человеком Ризингера?

Роджер пожал плечами:

– Это уже забота Рашели.

Джим откинулся на подушку. Пятнадцать часов без сознания и четыреста километров дороги не оставили почти никакого следа в его памяти, только смутное беспокойство. Он вдруг почувствовал симпатию к Роджеру. Сейчас, должно быть, часа три ночи, а Роджер на ногах с прошлого утра.

Рашель поднялась к ним несколько минут спустя. Ее глаза победно поблескивали: похоже, последнее слово в споре осталось за ней.

– Либо он на нашей стороне, либо его карьера рухнет. Я поставила его перед выбором, – сказала она.

– Почему же я не чувствую себя в безопасности? – произнес Джим, он все еще переживал при мысли о том, что его оперировал ветеринар.

– Ты в полной безопасности.

Рашель прошла к раковине и стала перебирать хирургический хлам. Она объяснила, что они заманили ветеринара в этот дом, дав понять, что он участвует в секретной работе, откапывая некие скандальные факты, которые будут использованы в борьбе с конкурентами компании. Роджер фотографировал все стадии операции, чтобы использовать в качестве доказательства, и он позаботился, чтобы на нескольких снимках лицо врача было отчетливо видно.

– У него нет лицензии для работы с людьми, – объяснила Рашель. – Он на нашей стороне, ему некуда деваться.

– На нашей стороне в чем? – Джим задал вопрос, одновременно размышляя, принесет ли Рашель снимки, чтобы показать ему, и от души надеясь, что она этого не сделает.

Вместо этого Рашель взяла одну из стальных кювет:

– Это очень важно, Джеймс, – сказала она. – Мы долго ждали такого удобного случая, правда, Роджер?

Роджер пожал плечами, не проявляя особого энтузиазма. Рашель подошла, села на кровать к Джиму и поднесла кювету так, чтобы ему было видно:

– Вот что причиняло тебе мучения.

Джим посмотрел. Она чуть наклонила кювету, на дне скопилось немного воды с кровью. В этой лужице лежало нечто, напоминавшее пластиковую пулю.

– Что это? – поинтересовался Джим.

Рашель взглядом попросила Роджера объяснить технические детали.

– Эта полая пластиковая капсула, – начал он, – используется для постепенного введения некоторых лекарственных препаратов в течение длительного времени. Лекарство растворяют в жидкой силиконовой основе, потом оно просачивается через диффузионное отверстие. Я наблюдал, как похожие капсулы используют во время опытов на крысах и обезьянах, но такой, как эта, прежде не встречал.

Она казалась маленькой и безобидной.

– Вы можете определить, когда мне ее вшили?

– Очевидно, несколько недель назад. Это делается очень просто, вроде выстрела из духового ружья. Ее разместили так, чтобы вы ее не почувствовали и не могли заметить шрам.

– Пока она не сдвинулась с места, – добавила Рашель. – Тогда-то ты и почувствовал ее.

Несколько недель назад! Он не имел представления, когда и как над ним проделали такое. Но по времени это совпадало с возвращением его кошмаров после годичного перерыва. Роджер сказал, что сейчас капсула пуста, возможно, внутри сохранились следы химического препарата, но лично он в этом сомневается. Изначально методика с капсулой была разработана для капельного введения амфетаминов в кровоток животных. Обычно при длительном воздействии большие дозы вызывали нечто вроде психоза.

– Может быть, в этом все дело? – спросила Рашель, но Роджер покачал головой.

– Амфетаминный психоз подробно описан. В этом нет никакого смысла. Мы на верном пути, но нам нужны еще факты.

Конкретные факты. Без них это просто забавная история для воскресных газет. Важно было узнать, что ввели Джиму, где и когда, но больше всего им хотелось знать, зачем это было сделано.

Обсудив все это, они подошли к самому важному моменту: исчезновению Джима на собачьей станции и последующему его появлению в школе несколько часов спустя. Но тут Джим оказался не в состоянии им помочь – он ничего не помнил. Роджер выяснил судьбу станции, заглянув в справочник компании: станция была закрыта, сотрудников разбросали на другие объекты. Джиму показалось, что Рашель злится на него, словно он нарочно скрывает нужную информацию.

Может быть, отчасти она была права. Люди иногда поступают подобным образом, если воспоминания мучительны, разве не так?

Кончилось тем, что Рашель стремительно вскочила, кровать дернулась, Джима пронзила боль в только что прооперированной спине.

– Я пойду сварю кофе, – бросила она, – а ты подумай хорошенько.

Когда разъяренная Рашель проходила мимо Роджера, он зевал во весь рот, да так и застыл с разинутым ртом. Весь дом заходил ходуном, когда она скатилась по ступеням вниз, минутой позже они услышали, как Рашель бухнула кастрюлю на плиту.

– Она это не всерьез, – произнес Роджер.

– Возможно, вы меня обманули. Но, похоже, она расстроена еще сильнее, чем я сам.

Роджер наклонился вперед. Он выглядел усталым. Кажется, он хотел дать Рашель время выпустить пар, прежде чем самому отправиться вниз.

– Это семейное дело, – сказал он.

– Потому что вы оба – Жено, а не Ризингеры?

– Наши отцы были братьями. Вскоре после войны они основали компанию «Жено кемикалз» и широко развернули дело. Но потом отец Рашели умер, когда ей было два года, а через пять лет ее мать снова вышла замуж.

– Ее мужем стал Вернер Ризингер?

– Из «Ризингер фармацевтикалз». Он обхаживал ее на лыжных склонах. Женитьба дала ему возможность контролировать пятьдесят процентов акций компании «Жено», а потом он предложил такие условия слияния компаний, что мой отец не смог устоять. Отец получил основной пакет обычных акций новой компании, переехал в Базель и стал генеральным директором с правом контроля всего дела. Казалось, это выгодная сделка. Но по швейцарским законам генеральный директор не может вводить в правление членов своей семьи. Поэтому, когда Ризингер выдвинул предложение о дополнительном выпуске акций, который увеличил долю его семьи и свел папину часть к минимуму, оказалось, что папа не в силах с этим бороться. А потом, когда они добились того, чего хотели, они его просто уволили.

– А чего хочет Рашель?

– Только того, что принадлежит ей по закону. Мы оба хотим, ведь теперь мы – единственные представители фамилии Жено. Завод в Сен-Назере изначально принадлежал компании «Жено», но мне никогда не подняться выше должности заместителя директора. У Рашели нет даже этого, хотя она интересовалась всем ходом бизнеса с юных лет. А потом подвернулись вы… – Роджер развел руками, показывая, что остальное ясно и так.

– И каковы наши шансы? – поинтересовался Джим.

– Я согласен с Рашель. Пока это только интересная возможность и ничего более. От заявлений толку мало, нам нужны стопроцентные доказательства. Мы не сможем их раздобыть, пока вы не вспомните, что с вами произошло.

Роджер откинулся на стуле, стараясь удержать зевоту. Ему это почти удалось. Внизу хлопали дверцы шкафа.

Джим устроился поудобнее, чтобы не так болели плечи.

– Возможно, в этом вы ошибаетесь, – сказал он.

– Возможно, но я сам так не думаю.

– Хорошо, – медленно произнес Джим. – Когда Рашель сорвет свою злость на мебели, позовите ее сюда, я расскажу, как мы будем действовать дальше.

Глава 23

Охранник на входе взглянул на нее и вежливо улыбнулся. Она припомнила, что пару раз видела его раньше, но он ее не узнал.

– Линда Маккей, из спецпроектов. Мой пропуск нужно перекодировать, – сказала она.

Он взял пропуск, который она положила перед ним, и осмотрел его с обеих сторон. Фотография была старая и нуждалась в замене. Раньше она носила волосы длиннее. Правда, недавно она снова решила их отрастить.

– В чем, собственно, дело? – спросил он.

– Я отсутствовала последние два месяца: была на задании, а теперь не могу пройти в свою секцию. Здесь произошли перемены?

– Возможно, – сказал охранник, седеющий мужчина лет сорока в хорошей спортивной форме.

Линда обратила внимание на его наманикюренные руки. Про себя она подумала, что наверное, неспроста так упорно держится слух, будто все охранники в компании «Ризингер-Жено» «голубые» и это целенаправленная политика с середины семидесятых.

– Я сейчас проверю, – сказал он.

Не вставая, он передвинулся в кресле на колесиках вдоль стола к встроенному терминалу и вставил ее пропуск в какую-то щель сбоку. Щелкали клавиши, пока он печатал, читал и снова что-то печатал. Когда на дисплее сменилось изображение, он сказал, не поднимая головы:

– С домашним адресом у вас все в порядке?

– Все, за исключением почтовой доставки. В ящике лежит корреспонденция недельной давности.

– Хотите, чтобы я послал им жалобу?

– Я сама пошлю им уведомление.

Он читал еще какое-то время, на лицо ему падал зеленоватый свет от панели пульта, потом он достал пропуск и вернул его Линде.

– Вы правы, – сказал он. – Нужно перекодировать. Пока вас не было, понадобилось помещение, и ваше оборудование перебазировали.

– Куда? – спросила Линда.

– На склад. В досье сказано, что никто не знал, когда вы вернетесь, вот и… – Охранник пожал плечами.

– Что мне делать теперь?

– Отнесите свой пропуск Гилберту Машуду в компьютерный зал, он все уладит. Или вы можете оставить его мне, в таком случае вам придется положиться на службу доставки. Вы знаете Машуда?

– Я с ним знакома.

– Вам нужно пройти две разграничительные зоны, – объяснил охранник, когда она собралась уходить. – Наберите двести двенадцать, когда будете у дверей, я отключу сигнализацию.

Она снова была дома. Почему же это ее не радовало?

Домом для нее был не Базель, а комплекс компании «Ризингер-Жено», настоящий город в городе. Он раскинулся на площади равной квадратной миле, был обнесен стеной в двенадцать футов высотой, эдакий индустриальный тематический парк, над которым возвышалась зеркальная коробка административного здания. Когда Линда попала в компанию, здесь еще только расчищали территорию, демонтируя старый завод, убирая рельсы. Уже три года, как комплекс был закончен, а наладить нормальную службу безопасности они не в состоянии.

Все здание было поделено на зоны, для входа в каждую зону требовалась своя степень допуска. Коды допусков были нанесены на оборотную сторону идентификационной карточки каждого служащего в виде голографической схемы. Двери между зонами назывались контрольными пунктами. Небольшие антенны, встроенные в стену, посылали слабые сигналы, схема на карточке модулировала эти сигналы, воспроизводя код допуска. Код поступал в компьютер, и компьютер открывал дверь.

Или не открывал, как это случилось с Линдой.

«Какая тоска», – думала Линда, набирая 212 на стенном телефоне и дожидаясь, пока пост охраны ответит.

Компьютер больше не считывал ее код, значит, он больше не узнавал ее. Она не могла пройти даже в кафетерий, который, как и компьютерный зал, находился в зоне свободного доступа. Если она попытается пройти в двери вслед за кем-то другим, завоют сирены и зона автоматически заблокируется.

Блокировку с двери сняли. У Линды было десять секунд на то, чтобы повесить трубку и пройти внутрь. Пока она шла до следующего контрольного пункта, ей попалось человек двенадцать, знакомых с виду, и одно-два лица, незнакомых совершенно. После того как ее заметили в британской дочерней компании, большая часть ее служебной деятельности прошла здесь то на одной должности, то на другой. Но никогда раньше она не воображала о себе слишком много – так, клерк, не более, – пока ей не дали это последнее задание.

Принимая во внимание, что оно провалилось, она стала задумываться, каким будет ее профессиональное будущее. Ее служебный стол уже убрали, и это только начало.

Чтобы попасть в компьютерный зал, нужно было пройти по коридору из матовых стеклянных панелей, он походил на крытый переход в бассейне с акулами. Терминалы помещались по одну сторону коридора, автоматические процессоры – по другую. Линда просунула голову в комнату с терминалами и сказала:

– Привет, Гилберт. Помнишь меня?

Гилберт Машуд был самым молодым завсекцией во всей компании. Но в свои двадцать девять он был стариком в своей секции. Большинству его сотрудников, похоже, еще не приходилось слишком часто бриться. Услышав ее голос, он поднял голову от табеля учета отработанных часов, который проверял.

– Линда! – В его голосе звучала неподдельная радость. – Ты уже вернулась?

Линда вошла внутрь. Человек шесть операторов сидели, повернувшись спиной к терминалам, попивая кофе, еще двое читали журналы. Картина вполне традиционная до тех пор, пока что-то не выходило из-под контроля.

– Мое задание, похоже, накрылось. Я вернулась, а двери не открываются и мой стол куда-то убрали. Может, они таким образом хотят мне что-то сказать?

– Здесь так не делается. Давай твой пропуск, я посмотрю.

Линда протянула ему пропуск.

– Можно мне пока взглянуть на списки распределений по кабинетам? Не хотелось бы, чтобы меня запихнули в какой-нибудь угол.

– Будь как дома, – сказал Машуд и придвинул ей ближайший стул на колесиках. – Четвертый терминал свободен.

Четвертый терминал стоял рядом с настольным лазерным принтером, который они использовали для распечаток, чтобы уточнить сомнительные места в программе. Линда ввела свое имя в указатель распределения по кабинетам, но в ответ ничего не получила, не появилось даже название ее отдела. Единственное, что она заметила, – это маленький значок рядом со своей фамилией, скрытый символ, который не появился бы на экране обычного компьютера, но она пользовалась четвертым терминалом, на который программисты для собственного удобства вывели все скрытые символы. Этот флажок означал, что кто-то в здании попросил уведомить его о появлении Линды и ее местопребывании.

Когда Линда подошла, Машуд как раз заканчивал перекодировку ее пропуска.

– Пока люди наверху не оформят свои бумажки и не заложат тебя обратно в компьютер, я мало что могу сделать. Я нанес основной код, чтобы ты могла передвигаться по зоне свободного доступа, не наталкиваясь каждый раз на закрытую дверь. В остальных зонах тебе придется звонить в комплекс охраны и просить разрешения.

– Как глупо!

– Потерпи пару дней. К тому же это прекрасный предлог, чтобы зайти ко мне еще раз.

Линда пошла к двери:

– Еще увидимся, Гилберт.

Машуд приложил руку к сердцу, изобразив покорность судьбе.

– Неужели я буду так счастлив? – произнес он.

Кто-то спешил ей навстречу по стеклянному коридору, словно он долго ждал ее возвращения, о котором ему только что сообщили.

– Вы Линда Маккей? Меня зовут Питер Виверо. Можем мы где-нибудь поговорить?

Маленькое кафе-бар выходило окнами в городской парк. Они часто бывали здесь в прежние дни, но теперь многих перевели в другие отделы или даже другие компании. Отделка кафе не изменилась, хотя официант был уже другой. Они сели за угловой столик. Было еще рано, других посетителей не оказалось.

По дороге в кафе Виверо признался, что это он просил отметить значком ее фамилию:

– Я хотел поговорить с вами раньше других. Это касается проекта «Октябрь».

– Это официальный разговор или как? – поинтересовалась Линда.

– Я думаю, «или как» лучше определит сущность разговора.

Сидя напротив него в полутемном баре, Линда заметила на его лице признаки беспокойства. Он походил на человека, который, оглянувшись через плечо, увидел нечто, стремительно настигающее его сзади, от чего он не мог убежать.

– У меня не было полной информации, пока я не вернулся из Азии. Уже тогда все было достаточно плохо, но мне это жить не мешало, Сейчас ситуация совсем другая. Мне страшно, потому что я здорово влип в эту историю.

– Если вы хотите узнать какие-то подробности о проекте «Октябрь», не думаю, что имеет смысл продолжать нашу беседу.

– Сядьте. Вы не скажете мне ничего нового. Например, я в курсе, что вы приняли близко к сердцу все дела подопытного и были на грани того, чтобы открыть ему, что он находится под наблюдением.

Эти слова выбили Линду из колеи. Она рухнула на стул:

– Кто вам такое сказал?

– Никто. Мне передали несколько отчетов, которые я проанализировал. Первое утверждение очевидно само по себе. Второе – только моя догадка, которую я держу про себя. Кажется, я недалек от истины.

Линда промолчала.

Виверо продолжал:

– Вы допускаете что я прав, потому что, вернувшись, вы не нашли своего рабочего стола и не встретили горячего приема. Вам кажется, что вы потеряли свою профессиональную репутацию и вас больше не будут продвигать по службе. Но сегодня утром я видел один из меморандумов, рассылаемых сотрудникам. Там сказано, что вас переводят на более высокооплачиваемую работу и переселяют в апартаменты в более престижном районе.

– Но почему? – удивилась она.

– Потому что вы его подцепили на крючок, и они хотят этим воспользоваться. Вас будут ублажать, пока снова не смогут добраться до него, на этой стадии вы станете его блюстителем. Примерно так они мыслят. Проанализировав отчеты, я понял: вы очень близки к тому, чтобы принять его сторону и все ему рассказать. Если это произойдет, мне бы хотелось, чтобы вы знали, что я не сознавал истинных масштабов проекта, а как только узнал все, я решил поскорее унести ноги, не вызывая подозрений.

– Так объясните мне, чего я по-вашему не знаю.

Он наклонился вперед. Линда никогда еще не видела человека, говорившего серьезнее, чем Питер Виверо в эту минуту.

– Вы в курсе, что ему ввели повышенную дозу ЭПЛ? – спросил он.

– Я знала, что мы должны уладить несчастный случай на медицинской почве, который мог вызвать неприятные последствия для компании.

– А вы знакомы с производственной стороной этого дела?

– Это эпетелин, стимулятор центральной нервной системы, патентованное средство.

– Он был запатентован всего три года назад. Компания столкнулась с большими сложностями при наладке серийного производства, поскольку существуют две зеркальные версии молекулы ЭПЛ. Они не симметричны, при этом правосторонняя молекула на девяносто процентов эффективнее как препарат, чем левосторонняя. Но потом был найден путь, как их можно разделить. Запатентован был декстроэпетелин (правосторонний). Лаево эпетелин (левосторонний) пошел в отходы производства, он составлял половину производимого заводом объема, но годился только на то, чтобы его спустили глубокой ночью в воды Рейна. Так продолжалось, пока кто-то в секторах R и D не выдвинул идею переработать его и выпустить на рынок как слабую форму ЭПЛ, применяемую в больших дозах.

– Я не понимаю зачем.

– Затем, чтобы продавать его под видом уже запатентованного ЭПЛ в тех странах, где не слишком строгий контроль позволяет проделывать подобные вещи. На всех упаковках проставляли просроченную дату на случай возможных претензий. Продажи должны были производиться по каналам черного рынка. Мы и раньше отправляли некондиционные партии или партии с коротким сроком хранения в неразвитые страны, да и связи с черным рынком начались не вчера. Но проект «Октябрь» отличается тем, что впервые разработана вся стратегия – от идеи до воплощения.

– Какое это имеет отношение к Джиму Харперу? – спросила Линда.

– Побочные эффекты, – объяснил Виверо.

Он замолчал, поскольку к ним направлялись три молодых человека, судя по виду, клерки, которые собирались пообедать. Но они сели довольно далеко, и Виверо заговорил снова, только понизил голос:

– Первая партия попала в госпиталь в зоне военных действий. Сотрудники госпиталя принимали его, чтобы переносить длительные нагрузки, когда им приходилось иметь дело с жертвами бомбардировок. Отсутствие психических реакций при длительном приеме и большой дозировке считалось одним из самых больших преимуществ этого препарата. Но передозировка левостороннего ЭПЛ, не прошедшего тестирование, привела к необратимой коме. К тому же картина комы была нехарактерна, поскольку включала постоянную мозговую активность. У потерпевших проявились странные симптомы, которые мы до сих пор не в состоянии объяснить. Одному делают инъекцию, а все остальные вздрагивают, даже если находятся в разных отделениях госпиталя. Одного обкладывают льдом, все начинают дрожать. Харпер получил дозу того же препарата, но в отличие от них выжил. Если сравнивать его видения и некоторые перемены в его психике и то, что происходит с этими людьми, внеся поправку на разницу во времени, можно прийти к выводу, что их подсознание проходит через одни и те же испытания.

– Как вы это объясняете?

– Никак. Это самое необычайное событие в фармакологии, которое мне довелось наблюдать. Но мне хочется поскорее унести ноги, когда я думаю, как это все произошло, пока все не раскрылось и дело не дошло до Нюрнбергского процесса. Это один из вариантов развития событий. Однако это ничто по сравнению с тем, что произойдет, если все и дальше будет развиваться так, как шло до сих пор. Хотите знать мое мнение? Я считаю, что Харпер и остальные не просто подтверждают существование «коллективного бессознательного», открытого Юнгом, Харпер близок к тому, чтобы входить в него и контролировать его осознанно. Именно он – властелин проклятой страны ужасов, хотя сам еще этого не знает. Я не желаю больше иметь с ним дело.

Виверо встал:

– Передайте ему это от меня, хорошо?

Он вышел.

Линда сидела не шелохнувшись, пока один из посетителей, сидевший через столик от нее, не подошел к ней, желая завязать знакомство. Она не взглянула на него, ничего не ответила, не смогла бы даже вспомнить, что крикнули ей в спину эти ребята, когда она выходила из бара на улицу.