Текст книги "Виртуоз (в сокращении)"

Автор книги: Стив Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Джулиан поднялся, пожал вошедшему руку и приобнял его свободной рукой. Незнакомец поцеловал руку Рамоне, затем склонился над рукой Люси и наконец обратил внимание на меня.

– Неужели мне выпала честь наконец познакомиться с вашим другом?

– Угадал. Уэсли, это Михаил. Из самой Москвы.

– Очень приятно, – откликнулся Уэсли. – Надеюсь, вы добрались благополучно.

– По-английски он вообще не говорит, – объяснил Джулиан. – Ни слова не знает и учить отказывается.

Его собеседник был явно потрясен.

– Надеюсь, прием в моем клубе ты сочтешь гостеприимным, – сказал он, пожимая мне руку. – Хотя и вижу, что ни черта ты не понимаешь.

И он рассмеялся собственной шутке, нашептал что-то на ухо Джулиану и исчез.

– Он говорит, ты красавчик, – сообщил мне Джулиан.

– Американцы падки на русских, – заметила Рамона.

Джулиан взглянул на часы:

– Итак, Уэсли повидали, убедились, что он здесь…

– Идем. – Люси встала и взяла меня за руку. – Ты со мной.

Джулиан и Рамона остались на местах. Поднимаясь, я заметил, что хозяин клуба сплетничает с посетителями за соседним столиком. Джулиан едва заметно улыбнулся.

– Да, – кивнул он. – Это его мы сегодня грабим.

Глава 8

Мичиган, июнь и июль 1999 года

Так я и попался. Меня усадили на заднее сиденье полицейской машины, стоявшей на подъездной дорожке у дома Маршей, остальных нигде не было видно. Мои руки были закованы в наручники.

Когда двое копов поняли, что не вытянут из меня ни слова, они сразу запихнули меня в машину и попытались, вспомнив «правило Миранды», зачитать мне права: «Вы имеете право хранить молчание» и так далее. Под конец я должен был подтвердить, что понял их, и тут дело приняло интересный оборот. Я по привычке кивнул, но один полицейский заявил, что от меня ждут словесного подтверждения. Тогда я выдал им длинную фразу на языке жестов.

– Да он глухой! – сказал один коп другому. – И что теперь делать?

– Пусть прочитает свои права и если понял – поставит подпись.

– Так дай ему свой бланк с «Мирандой», пусть прочитает.

– У меня его нет. Дай свой.

– А у меня, думаешь, есть? Я текст наизусть знаю.

– И что будем делать?

– Отвезем его в участок, там разберутся.

Я уже хотел объяснить, что не глухой, но передумал: на черта? Может, хоть так перестанут приставать ко мне. Гости из дома напротив столпились на улице, глазея на нас.

Меня привезли в милфордский участок на Атлантик-стрит. Время уже перевалило за полночь, меня продержали в комнате для допросов примерно час. Наконец вернулись двое полицейских, которые арестовали меня, а с ними – детектив и сурдопереводчик. Пока полицейский объяснял, что к чему, сурдопереводчик занялся своим делом – знаками объяснил, что остальные хотят убедиться, понимаю ли я свои права.

Когда пришла моя очередь, я ответил на языке жестов предельно коротко, лишь бы меня поняли. Я не глухой.

– «Я не глухой», – машинально перевел сурдопереводчик и только потом до него дошло, что я сказал.

– Ты Майк, – сообразил детектив. – Племянник Лито, да?

Я согласно кивнул.

– Он прекрасно слышит, болваны, – напустился детектив на копов. – Просто не говорит.

Сконфуженным полицейским пришлось отпустить сурдопереводчика, который не скрывал раздражения. Детектив еще раз зачитал текст с моими правами, и я расписался, подтверждая, что понял их.

У меня взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, потом отправили в камеру и позвонили дяде Лито.

В камере я просидел еще час, пока за мной не явился полицейский и не отвел в другую комнату для допросов. Там меня ждала незнакомая женщина.

– Я буду представлять тебя в суде, меня нанял твой дядя, – объяснила она, дождавшись, когда я сяду. – Тебя скоро отпустят, но сначала нам надо кое-что обсудить. Прежде всего я должна знать: ты хорошо понимаешь, что с тобой произошло?

И она протянула мне приготовленный блокнот. Я взял ручку и написал: «Да».

Женщина тяжело вздохнула.

– Полиции надо знать, кто еще замешан в этом деле, – сказала она. – Ты готов сказать им?

Помедлив, я написал: «А если я ничего не скажу?»

– Майкл, я не смогу помочь тебе, если ты не расскажешь мне всю правду. Мне надо знать, кто был с тобой.

Я отвернулся.

– Ты скажешь мне?

Хочу домой, спать, думал я. Завтра решу, как быть.

– Насколько я понимаю, в доме напротив того, в который вы вломились, была вечеринка. Кто-нибудь наверняка видел твоих удиравших… друзей.

Там был только один друг, мысленно возразил я. Один друг и два человека, на которых мне вообще наплевать. Но я не представлял, как можно выдать только тех двух так, чтобы Гриффин не пострадал.

Я закрыл глаза.

– Ну хорошо, – сдалась женщина. – Поговорим с тобой об этом завтра. Я иду просить, чтобы тебя освободили, поедешь домой и выспишься.

После тридцати минут ожидания меня наконец вывели из камеры туда, где уже ждал дядя Лито. Он не сказал ни слова. Женщина-адвокат отвезла нас домой. Дядя Лито поблагодарил ее и вышел из машины, я последовал за ним, ожидая бурного скандала: «Ты что, рехнулся, чем ты только думал…» – и так далее. Но дядя отпер входную дверь и пропустил меня вперед.

– Ложись спать, – велел он. – Утром поговорим.

Я ушел к себе в комнату в глубине дома и разделся. Когда я уже лежал, выключив свет, дверь открылась, в освещенном прямоугольнике возник дядин силуэт:

– Ты хоть представляешь, сколько дерут адвокаты?

Я смотрел в темный потолок.

– Майкл, я даже не догадывался, что все настолько плохо. Я помню, что ты пережил, но… мне казалось, все уже в прошлом.

Он ушел. Засыпая, я снова увидел разбитый аквариум. Рыбы трепыхались на полу, изумленно хватая ртами воздух.

– Итак, вот что мы имеем, – объявила нам адвокат на следующее утро, когда мы прибыли к ней в офис. – Полиция считает, что незаконное проникновение в дом Маршей произошло вчера вечером примерно в половине одиннадцатого, – начала она, сверяясь с записями в своем желтом блокноте. – Это сделал Майкл и его сообщники, численность которых не установлена.

– Мне нужны имена, – сказал мне дядя Лито. – Слышишь? Ты напишешь их все до одного, и сделаешь это прямо сейчас.

– Предлагаю немного повременить, – вмешалась адвокат и перелистнула свой блокнот. – По словам полицейских, свидетели из числа гостей дома напротив сообщили, что видели самое меньшее двоих и самое большее – пятерых молодых людей, убегающих с места преступления, когда туда прибыла патрульная машина. Несколько свидетелей утверждают, что среди этих молодых людей был один очень рослый и плотный.

Она посмотрела на меня, оценивая мою реакцию.

– Это позволяет предположить, что в деле замешан выпускник Милфордской школы Брайан Хаузер. По-видимому, он враждовал с Адамом Маршем… Это так, Майкл?

Я не шевельнулся.

– Что касается обвинений, – продолжала адвокат, – следов взлома на дверях дома не обнаружено. Полиция полагает, что задняя дверь была не заперта. Тому, кто пожелал проникнуть в дом, просто повезло.

Значит, полицейским даже в голову не пришло, что я открыл ее.

– Большой аквариум в гостиной разбит – очевидно, кочергой, стоявшей у камина. Выплеснувшаяся вода нанесла имуществу некоторый ущерб. Но рыбу обнаружили живой и невредимой в кухонной раковине. Тебе, наверное, стало жалко ее? Или аквариум был разбит случайно?

Дядя Лито уставился на меня так, словно хотел прожечь во мне Дыру.

– В спальне Адама Марша нашли большой транспарант с лозунгом, восхваляющим Милфордскую школу. В остальном… по словам владельцев, все имущество в доме цело.

Дядя Лито взял меня за руку.

– Майкл, кто еще был с тобой? Этот здоровяк, которого заметили, когда он удирал? Брайан… как там его?

– Брайан Хаузер, – подсказала адвокат.

– Вот-вот, Хаузер. Это он был? Он втянул тебя в эту затею?

– Мне кажется, – вмешалась адвокат, – конкретный ответ на этот вопрос нам пока не нужен.

– Это вы о чем? – удивился дядя Лито.

Она отложила блокнот.

– Сегодня утром я беседовала с прокурором. О моих сомнениях, вызванных действиями полицейских во время ареста Майкла и тем, как долго они тянули, прежде чем связаться с вами. Даже если принять во внимание известное нам «недоразумение», все это выглядит подозрительно. Тем более что речь шла о несовершеннолетнем.

– И что это значит? Этого хватит, чтобы отмазать его? – насторожился дядя Лито.

– Нет, «отмазать» его, как вы говорите, не получится. Но с учетом всех прочих обстоятельств мы вправе рассчитывать на снисхождение.

– Каких еще обстоятельств?

– Связанных с Брайаном Хаузером. Видите ли, полиция уже побывала у него дома. Как я уже говорила, на основании свидетельских показаний и предыстории полицейские предположили, что и он замешан… на мой взгляд, они поспешили с выводами.

– И в чем же проблема?

– Вам известно, что отец Брайана Хаузера служит в полиции штата Мичиган?

– Нет. А при чем тут он?

– Мистер Хаузер утверждает, что Брайан весь вечер провел дома с гостями – у него была вечеринка. Что он не покидал дом до утра.

– Прикрывает сыночка.

– Если так, это лжесвидетельство, – кивнула она.

– И что? Вы считаете, его отец на такое не способен?

– Может, и способен. Уверена, такое случается уже не в первый раз. Но попробуем поставить себя на их место. Допустим, Майкл заявил о причастности Хаузера. Значит, придется вызывать в суд полицейского и требовать, чтобы он под присягой подтвердил, что его сын просто не мог быть в доме Маршей.

– Что же все это значит?

– То, что все заинтересованные лица постараются замять это дело. И в первую очередь от него открестится прокурор.

– Тогда тем более надо убедить Майкла прямо сейчас написать имена сообщников.

Адвокат помолчала.

– Ладно, будем откровенны, – вновь заговорила она. – Майкла в любом случае в чем-нибудь да обвинят – не важно, выдаст он остальных или нет. Но если он пойдет под суд в одиночку, то значительно облегчит жизнь всем сразу…

Некоторое время все сидели молча.

– И что же мы получим в итоге? – наконец спросил дядя Лито.

– Год условно. Потом обвинения снимут – иными словами, сведения о них в личном деле не сохранятся. Вероятно, к нему также будут применены меры «восстановительного правосудия». Сейчас этот вопрос стоит особенно остро. Виновная сторона должна загладить свою вину перед пострадавшей.

– Вы имеете в виду – возместить ущерб?

– Это будет решать судья вместе с инспектором по надзору за осужденными. И мистер Марш.

Так и случилось то, что я буду помнить всю жизнь. Вся эта судебная система… если ты думаешь, что это просто длинный список правил, то жестоко заблуждаешься. На самом деле это несколько человек, которые договариваются между собой о том, как с тобой поступить. А когда наконец принимают решение, то находят правило, подходящее к случаю.

Таким и стало продолжение. Через несколько дней я предстал перед судом, адвокат зачитала мое заявление о признании вины, я выслушал судью, который долго разглагольствовал, объяснял как мне повезло, что я получил такой шанс искупить свою вину.

На следующий день я встретился с инспектором по надзору и человеком, в чей дом вломился. С мистером Норманом Маршем. Он оказался крупным, загорелым до черноты, громогласным и шумливым. Неудивительно, что его сын вырос звездой школьной футбольной команды. Если бы мистер Марш захотел, он прибил бы меня на месте. Все сомнения в этом рассеивались, стоило взглянуть ему в глаза. Но цель встречи была другой: убедиться, что все мы правильно понимаем решения суда, что я признал свою вину и готов работать на мистера Марша все лето, чтобы возместить ущерб. Мистер Марш сидел на стуле прямо и выглядел эффектно в своем безукоризненном костюме с галстуком.

– Думаю, предстоящее общение будет позитивным для нас обоих, – заявил он. – Возможно, оно научит меня искусству прощения. А я, надеюсь, смогу поделиться с юным Майклом своим жизненным опытом.

Словом, он говорил то, чего от него ждали.

После нашего вопиющего преступления прошло почти две недели, я в одиночку отдувался за всех и назавтра к полудню должен был явиться домой к мистеру Маршу. Наступил вечер, я сидел на капоте машины дяди Лито, припаркованной у винного магазина.

Я смотрел, как по Мейн-стрит мчатся машины, из открытых окон которых грохочет ритмичная музыка. С наступлением сумерек прохладнее так и не стало. Ни на один градус. Неутешительный прогноз на завтра. Вдруг одна из машин притормозила рядом, свет ее фар ударил мне в лицо и ослепил меня. Машина свернула к тротуару и остановилась, но водитель не вышел. Он так и сидел за рулем.

Машину я узнал: это была красная «шевроле-нова» с клетчатыми сиденьями. Я сидел на прежнем месте и гадал, откроет водитель дверцу или нет. Прошла целая минута. Наконец я сполз с капота и направился к «шевроле».

Гриффин сидел за рулем. При свете фар я заметил, что он плачет. Я открыл дверцу со стороны пассажира и сел рядом.

– Я хотел явиться с повинной, – давясь рыданиями, выговорил он. – Правда хотел.

Раздвинув пальцы правой руки рогаткой, я потряс ими перед лбом: «Не смеши!»

– Я ведь и сейчас могу, Майк. Хочешь? Это тебе хоть как-нибудь поможет?

Я покачал головой.

– А остальные… – продолжал он. – Можешь мне поверить, им все равно. Ручаюсь, из всех только у меня на душе скребут кошки.

На это я лишь кивнул, думая: и на том спасибо. Я посмотрел в окно.

– Я уезжаю в Висконсин. Учиться на летних курсах перед началом занятий. У меня такое чувство, будто я бросаю тебя здесь.

Он задумался.

– Я перед тобой в долгу, – наконец заявил он. – Ясно? Понадобится что угодно – обращайся. Я твой вечный должник.

Я снова кивнул, вышел из машины и проводил ее взглядом, пока она удалялась. Невольно я задумался: полегчает ли Гриффину после нашего разговора? Нет, его все равно будет мучить совесть, понял я. Моего единственного настоящего друга. Скоро он покинет город, и больше я его никогда не увижу.

Оказалось, я был прав.

На следующий день я подъехал к дому Маршей. Я понимал, что опоздание будет первым очком не в мою пользу, поэтому был на месте уже без трех минут двенадцать. Припарковав машину на улице, я подошел к двери, чувствуя, как солнце припекает голову, постучал и стал ждать.

Дверь открыл мистер Марш в белой спортивной майке и синих шортах.

– А, это ты, – сказал он. – Прибыл, значит.

Как будто у меня был выбор.

– Проходи сюда. Побеседуем у меня в кабинете, – решил он. – Но сначала посмотри. – И он повел меня в гостиную, где уже стоял новый аквариум. Те же самые рыбы плавали в нем, будто ничего и не было.

– Тысяча двести долларов, – сказал мистер Марш. – За новый аквариум, промокший ковер и мебель.

Он замолчал, ожидая моей реакции.

– Мне следовало бы подождать и взвалить эту работу на тебя, но как, черт возьми? Что ты мог – склеить стекло?

Отвернувшись, он направился к двери за лестницей, открыл ее и жестом пригласил меня в комнату, где я еще не бывал.

– Садись, – указал он на кожаное кресло перед столом. Сам он уселся за стол, под громадным чучелом рыбы, какой я еще никогда не видел. В длину этот гигантский синий марлин достигал восьми футов и еще на три фута тянулся длинный тонкий нос, похожий на копье.

– Эту тварюгу я поймал у берегов Ки-Уэста, – сообщил мистер Марш, не глядя на рыбину. – Три часа на нее угробил.

Он не сводил с меня глаз.

– Скажу честно: меня раздирают два желания. Во-первых, мне до сих пор хочется прибить тебя на месте.

Он сделал паузу, наблюдая за мной и, несомненно, проверяя, как подействовали его слова.

– А во-вторых, мне так же нестерпимо хочется помучить тебя, и посильнее.

Только вот и то и другое запрещено, мысленно ответил я. Это объяснил мне инспектор по надзору.

– Позволь спросить: в твой дом когда-нибудь вламывались?

Я покачал головой.

– При этом испытываешь такое чувство, словно насилию подвергли тебя самого. Как будто кто-то взял и разом лишил тебя уверенности. Возможности ничего не бояться в собственном доме.

Я сидел и смотрел на него.

Протянув руку, он взял со стола рамку с фотографией.

– У меня есть дочь твоих лет, – продолжал мистер Марш. – С самого взлома… с тех самых пор, как в этом доме совершилось насилие…

Он повернул снимок ко мне, и я увидел ее лицо.

– Ей и без того пришлось тяжко, вот что я пытаюсь объяснить.

На минуту он замолчал.

– После того, как ее мать покончила с собой… Это случилось несколько лет назад. Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты знал, что она уже пережила, понимаешь? Амелия живет в собственном мире с тех пор, как лишилась матери. Может, со временем ей и стало легче – не знаю. Но теперь… когда вы вломились сюда… я даже представить себе не могу, как ей страшно. И ты не представляешь, ведь так?

На снимке девушка зябко куталась в свитер с капюшоном, ее волосы трепал ветер, налетевший с озера, виднеющегося на заднем плане. Она не улыбалась.

Но была прекрасна.

– Надеюсь, когда-нибудь у тебя будут дети. И такая дочь, как моя Амелия. А потом, надеюсь, какие-нибудь подонки из низов, мелкое хулиганье, вломятся к тебе в дом и до смерти перепугают ее. Чтобы ты понял, что я сейчас чувствую.

Амелия. Так я впервые услышал ее имя. Амелия.

Он отвернул снимок от меня. Меня затошнило. Было тягостно думать о том, что теперь этой девушке страшно в собственном доме. Ей, которая отчасти пережила все то, через что прошел я.

– А мой сын… Адам… – Мистер Марш взял со стола другой снимок, раза в два больше, и эта разница размеров бросилась мне в глаза. – Он получил именную стипендию для обучения в Университете штата Мичиган. В моей альма-матер. И уже уехал туда.

Мистер Марш повернул рамку, и я увидел его сына Адама во всей красе.

– Я знаю, что здесь произошло, – продолжал он. – Знаю, почему вы вломились в мой дом. Почему решили подбросить тот транспарант в спальню Адама. Еще бы, он же два года подряд с разгромным счетом побеждал вас на футбольном поле. От такого кто угодно взбесится.

И он улыбнулся впервые за все время. Затем открыл ящик стола, вынул небольшой блокнот и карандаш.

– Ну что, напишешь мне их имена, Майкл?

Он откинулся на спинку кресла.

– Я же знаю, что той ночью с тобой был Брайан Хаузер. Даже не пытайся отрицать, что он здесь не появлялся. Пока все верно?

Я сидел неподвижно.

– И этот его дружок, защитник… Трей Толлмен? Который и на сорок ярдов кинуть мяч толком не способен? Мы говорим и о нем?

Снова напряженная пауза.

– Ну давай же, Майк. Не дури. Они того не стоят.

Я могу просидеть так хоть весь день, думал я. Буду сидеть неподвижно, а ты распинайся.

– Ладно, – наконец сдался он, – если ты так решил – дело твое. Поднимай задницу с моего стула, идем во двор.

Он встал, я тоже. Он повел меня через кухню к той самой двери, которую я вскрыл отверткой и английской булавкой. Отперев ее, он уже собирался выйти во двор, но вдруг остановился и уставился на дверную ручку.

– Кстати… как ты открыл эту чертову дверь?

Я изобразил, как держу что-то в обеих руках. Два инструмента.

– Хочешь сказать, ты вскрыл замок?

Он наклонился и осмотрел ручку.

– Врешь. На нем нет ни царапины.

Как знаешь, мысленно отозвался я. Можешь считать, что я вру.

Он выпрямился и некоторое время молча смотрел на меня.

– Что-то не заладилось у нас с самого начала. Ладно, даю тебе последний шанс: ты скажешь мне, кто еще вломился в мой дом?

Я даже полиции этого не сказал, мысленно напомнил я. А тебе-то с какой радости должен?

– Ну что ж, – кивнул он. – Не хочешь по-хорошему – и не надо.

Мистер Марш провел меня на задний двор. Стоял солнечный день, передо мной открылась лужайка площадью пол-акра и небольшая рощица вдали, похожая на запущенный яблоневый сад.

– Если ты и вправду решил отдуваться один за всех, тебе здесь будет страшно одиноко.

Что бы это значило?

Мистер Марш прошелся по двору и остановился в двадцати ярдах от дома. Поднял специально приготовленную новенькую лопату. Указал на стоявшую поодаль тачку, с ручки которой еще не успели снять ценник.

– Меня просили подыскать тебе какую-нибудь работу в этом доме, – объяснил он. – На четыре часа в день и шесть дней в неделю. До конца лета.

И он вручил мне лопату. Ее лезвие еще ни разу не касалось земли.

– Я уже все разметил, – продолжал мистер Марш. – Смотри, за разметку не вылезай.

Я по-прежнему не понимал, о чем он говорит. Пока не увидел у его ног бечевку, натянутую между деревянными колышками. Бечевкой и колышками был размечен большой прямоугольник.

– Про глубину можешь пока не думать. Просто начни работу, а там поглядим, хорошо? Грузи землю в тачку и вози к деревьям.

Это же будущий плавательный бассейн. Он захотел, чтобы я выкопал у него на заднем дворе бассейн.

– Вода в кране возле дома, пластиковая бутылка вон там, на траве, – продолжал мистер Марш, показывая ее мне. – Захочешь пить – иди туда. Понадобится отлить – иди к деревьям. В четыре я сам приду и отпущу тебя. Вопросы есть?

И он подождал несколько секунд, словно и вправду рассчитывал, что я заговорю.

– Давай сразу проясним еще кое-что, – добавил он. – Без моего разрешения в дом – ни ногой. А что касается моей дочери… так вот, я хочу, чтобы она видела, что ты просто никчемный сопляк, а не чудовище, и могла спокойно спать по ночам. И больше ты к ней не имеешь никакого отношения. Если я замечу, что ты хотя бы смотришь в ее сторону, я тебя убью. Понял?

Я проводил его взглядом, а когда он скрылся в доме, посмотрел на огромный прямоугольник, размеченный на траве. Потом судорожно сглотнул и вонзил лопату в землю. Подцепил на лопату холмик земли и скинул в тележку. Земля глухо стукнулась о дно.

Один есть. Осталось миллионов семь.

Вскоре начали попадаться камни. Среди них были и огромные, которые приходилось сначала окапывать со всех сторон, а потом, орудуя лопатой, как рычагом, выворачивать из земли. У меня уже начинали ныть руки. И спина. Между тем я был уверен, что копаю меньше получаса.

Солнце измучило меня. С пластиковой бутылкой я подошел к крану и открыл его. Вода приятно холодила стертые ладони. Встав на колени, я принялся плескать ее в лицо. Потом наполнил бутылку, отпил длинный глоток и услышал, как в доме на кого-то орет мистер Марш. Ему никто не отвечал, и я решил, что он, должно быть, говорит по телефону. Я продолжил работу.

Вскоре у меня начала кружиться голова. При каждом наклоне мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. Я пил и работал, снова отпивал воды и работал. Как она подошла ко мне сзади, я не слышал. И не заметил ее, пока не потянулся за бутылкой в очередной раз и не увидел рядом с ней черные кроссовки. Выше обнаружились выцветшие голубые джинсы с дырами на коленях и ослепительно-белая рубашка с присборенными рукавами, похожая на пиратскую. И лицо. Я впервые увидел лицо Амелии не на рисунке и не на фотографии.

Ее глаза были темно-карими, волосы – светло-каштановыми. Спутанной копной они падали ей на лоб, и она досадливо отводила их в сторону, чтобы не закрывали глаза. Любой нормальный семнадцатилетний подросток проходит эти стадии – вечно хмурится, не желает причесываться. Мне и в голову не пришло осуждать ее. Потому что в ней было что-то особенное, то, что я заметил сразу, едва увидел, как она стоит на краю ямы и прикрывает глаза от солнца, приставив ладонь козырьком ко лбу. Не прошло и минуты, как я услышал ее первые слова, обращенные ко мне:

– Знаешь что? Ты идиот.

Я стоял неподвижно, глядя на нее. Даже представить себе не могу, как я выглядел в ту минуту. С волосами, растрепанными сильнее, чем у нее, потный, с перемазанным землей лицом.

– Я уже слышала о тебе, – продолжала она. – Еще до того, как ты вломился к нам. Ты учишься в Милфордской школе и не говоришь, так?

Я не ответил. Никак, даже не кивнул и не покачал головой.

– Потому что… кстати, почему? Что это за история? С тобой что-то случилось в детстве?

Я не мог пошевелиться.

– Я вижу тебя насквозь. Это же притворство, верно? Ручаюсь, тебе давно хочется поговорить о том, что с тобой случилось. Когда-нибудь мы могли бы рассказать друг другу свои истории…

Откуда-то донесся грохот отъехавшей по рельсу застекленной двери.

– Нет, ничего у нас не выйдет. Ведь для этого тебе придется бросить свое притворство, правильно?

Ее отец мчался к нам через всю лужайку, на каждом шагу рискуя споткнуться и упасть.

– Но этот взлом замка – чистая работа, – продолжала она.

– Амелия! – Отец схватил ее за руку. – Сейчас же отойди от него!

– Я просто смотрю, какой он, – ответила она. – Этот ужасный злодей.

– Иди в дом. Немедленно.

– Хорошо, хорошо! Только успокойся. – Она высвободила руку и направилась к дому. Но прежде бросила в мою сторону быстрый взгляд, и я кое-что понял. Что там болтал мистер Марш про травму, которую мы якобы нанесли его дочери, вломившись в дом? Не знаю, как мне это удалось, но никакой травмы я не заметил.

– Я тебя предупреждал, – обратился ко мне мистер Марш. – Скажешь, нет?

Почему же, мысленно возразил я. Предупреждал.

– Если я еще хоть раз увижу, как ты…

И что дальше? Как я разговариваю с ней? Как стою каменным истуканом, выслушивая оскорбления?

– Слушай, так больше продолжаться не может. Покончим с этой ерундой сразу, договорились? Ты же не хочешь каждый день приходить сюда и ворочать камни?

Я смотрел мимо него. Амелия стояла возле раздвижной двери. Она наблюдала за мной. Я взял лопату и воткнул ее в землю.

– Последний шанс, – сказал мистер Марш. – Я не шучу: даю тебе последний шанс. Ты напишешь имена, и мы в расчете. Слышишь меня? Больше от тебя ничего не потребуется.

Повернувшись к нему спиной, я бросил лопату земли в тачку, на выросший в ней холм земли, и покатил тачку к деревьям.

К тому времени, как я вернулся, мистер Марш уже ушел. Амелии тоже нигде не было видно.

В четыре часа я закончил работу. И ушел. По дороге домой я изо всех сил старался удержать в памяти ее лицо. А когда очутился дома, сразу схватил карандаш и бумагу и попытался нарисовать его.

Но в тот раз у меня ничего не вышло. Я старался изо всех сил, а потом браковал свою работу, комкал очередной лист бумаги и брался за новый. Ты слишком устал, твердил я себе. У тебя же слипаются глаза. Наконец я сдался и рухнул в постель.

На следующее утро я проснулся… и это была самая досадная ошибка в моей жизни. Спина так ныла, что с постели я не встал, а свалился мешком. Гудели ноги, болели руки. Но ни одна – повторяю, ни одна часть тела – не причиняла мне столько мучений, сколько стертые до мяса ладони.

Чтобы хоть немного восполнить потери энергии, я позавтракал, даже не замечая, что ем, сел в машину и погнал ее к дому Маршей, стараясь не сжимать пальцы на руле. Мистер Марш уже ждал меня на подъездной дорожке.

– Иди за мной, – велел он. – Я хочу познакомить тебя кое с кем.

Он повел меня в обход дома к задней двери. Возле нее на колене стоял незнакомый человек.

– Это мистер Рэндолф, – представил его мистер Марш. – Он слесарь и специалист по замкам.

Слесарь поднялся.

– Мистер Марш говорит, что ты взломал этот замок, – начал он. – А я не вижу на нем ни единой царапины. Значит, ты врешь.

– Что будем делать? – спросил мистер Марш. – Не хочешь показать нам, как справился с замком?

Я вскинул обе руки жестом капитуляции. Нет, еще чего.

– Значит, дверь была не заперта, – подхватил слесарь.

Мне следовало бы согласиться и покончить с этим раз и навсегда. Но я покачал головой и жестами изобразил, как вставляю отмычку в невидимый замок.

– Да брось! – Слесарь усмехнулся и подмигнул мистеру Маршу. – Отмычкой такой замок не открыть.

– А пусть докажет, – предложил мистер Марш. – Не только словами, но и делом. Вот что я тебе скажу, Майкл: откроешь этот замок – и я дам тебе выходной день. Согласен? Сделаешь? Отопри замок прямо сейчас и гуляй себе.

– Вот, можешь взять мои инструменты, – предложил слесарь, вытащил штуку, напоминавшую большой бумажник, и протянул мне: – Самые лучшие в нашем деле.

Я расстегнул молнию на кожаном футляре и открыл его. Такой красивой коллекции инструментов я еще никогда не видел.

– Ты ведь умеешь пользоваться ими? Вот и покажи нам, как это делается.

В футляре обнаружился по меньшей мере десяток отмычек и четыре разных вращателя – словом, выбор у меня был. Я взял одну отмычку в виде крючка и встал на колени возле замка, пытаясь сообразить, каким вращателем удобнее отжимать детали замка. Мне еще ни разу не приходилось делать такой выбор. Вместо настоящих инструментов я пользовался какими-нибудь подходящими обломками металла.

Выбрав один из вращателей, я вставил его в нижнюю часть замочной скважины. Приложил палец справа и чуть-чуть надавил. С этим замком я уже имел дело, поэтому знал, как надо действовать. Конструкция была предельно проста: шесть штифтов, в одном месте взаимное расположение довольно сложное, а в остальном – замок как замок.

– Он, похоже, знает, что делает, – заметил мистер Марш.

– Не откроет, – отозвался слесарь, который перестал улыбаться. – Головой ручаюсь.

Я поставил на место дальний штифт и осторожно подбирался к пятому. С хорошим вращателем удерживать коварный последний было гораздо проще. Продвигаясь от штифта к штифту, я с удовольствием слушал еле уловимые щелчки.

Мои зрители притихли. Еще раз пройдясь по всем штифтам, я уже собирался поставить на место последний, но остановился.

Подумай, сказал я себе. Ты и правда хочешь доказать этим типам, что можешь проникнуть в дом, когда тебе вздумается?

– Ну что там? – поторопил мистер Марш. – Сдаешься?

– Игры кончились, – ехидно осклабился слесарь. – Вспомни об этом в следующий раз, когда захочется потрепать языком.

А вот этого говорить мне не стоило. Глядя слесарю прямо в глаза, я пододвинул на место последний штифт. Потом повернул ручку, открыл дверь и отдал слесарю инструменты.

Следующие два часа я провел, копая землю, катая тачку и гадая, продержусь ли до конца рабочего дня. Сегодня я ослабел быстрее, чем накануне, и это было сразу заметно. Вскоре все вокруг стало казаться мне желтоватым: или глаза устали, или солнце светило слишком ярко – не знаю. Я постоянно наполнял бутылку и старался побольше пить.

– Не понимаю, зачем ты это делаешь.

Обернувшись, я увидел перед собой Амелию. Сегодня она была в шортах из старых джинсов, обрезанных по колено. И в тех же черных кроссовках. Ее икры и щиколотки белели на солнце. На черной футболке красовался пулемет из какого-то мультика.

Я перестал копать и вытер лицо.

– Тебе же никогда его не выкопать. Уйдет целый год, не меньше. А если и выроешь – зачем? Адам уже в колледже. Через год я тоже уеду. На черта нам здесь бассейн?

Я стоял и слушал, она осматривалась и качала головой. Наконец она перешла к главному:

– Так ты сегодня будешь говорить или как?

Я вонзил лопату в землю так, чтобы она стояла торчком.

– Да, я считаю, что ты притворяешься, ясно? Я знаю, ты можешь говорить, когда хочешь. Так скажи что-нибудь.

Я вытащил из заднего кармана блокнот с карандашом и написал: «Я правда не говорю. Клянусь тебе. Честное слово».