355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Степан Ларин » 25-й » Текст книги (страница 7)
25-й
  • Текст добавлен: 2 мая 2017, 18:30

Текст книги "25-й"


Автор книги: Степан Ларин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Опираясь спиной на камни, я приподнялся и выстрелил в одного, в другого...Немцев от меня отделяет танов сто. На такой дистанции даже пули "Стига" теряют убойную силу, но стреляю я, скорее, для порядку, чтобы напомнить о себе и не столько кого-нибудь убить, сколько всех напугать – никто из них ведь не знает, в кого очередная пуля полетит. За себя уже не волнуюсь. Мне-то точно конец. Хувава из Саартала не спустится и своим молотом врагов не раскидает. Было б хорошо, но такого не будет. Синтетики вообще рождены без ведома богов, какое им до нас может быть дело? Нам остаётся рассчитывать только на себя. Может быть, если буду хорошо стрелять, то перестреляю всех врагов и даже выберусь отсюда? Только эта надежда и заставляет меня всё сопротивляться и сопротивляться. Она да ещё желание спасти друзей. Чтож, уже достойный повод для борьбы.

"Стиг" тоже выплюнул последнюю пулю в подобравшегося близко немца. Схватившись рукой за шею, из которой брызнула кровь, он крутанулся и свалился в воронку от пушечного снаряда. Наверное, мой подарочек порвал ему сонную артерию. Тут-же плотная автоматная очередь заставила меня рефлекторно спрятать голову, и я взялся за гранаты, вслепую метнул. Не знаю, попал или нет. Может, и попал, но потери землян точно не напугали – один уже через пару секунд прыгнул ко мне, выискивая цель для удара штыком. Прыгнул так, что оказался прямо рядом со мной и сам этого не заметил. Оттолкнувшись целой ногой, я повис у него на спине и одним махом перерезал горло легионерским ножом. Пока он захлёбывался кровью, кинулся на шедшего следом и воткнул нож ему точно в щёку, под глаз. Землянин в увесистой броне завалился набок, утянув меня за собой. Подняться я уже не успел – над руинами и мною нависла огромная тень "Вервольфа". Если бы робот мог, он презрительно бы глянул сверху вниз и расхохотался, а так лишь высокомерно занёс ногу надо мной, приготовившись выдавить из меня кишки через рот. Пилот не заметил, что к стенке, возле которой я упал, прислонена прихваченная мною ещё в начале боя реактивная граната. Увернуться от тяжеленной стопы я бы не успел, а вот до гранаты дотянулся.

– Скажи "пока" своим немецким яйцам...

Она угодила роботу прямиком в мошонку, и занесённая нога жалобно обвисла на порванных кабелях. Потеряв равновесие, "Вервольф" отступил на шаг назад, я же отчаянно пополз вперёд, подальше от него, загребая пыль и землю руками. И всё же уползти из-под падающей на меня механической туши не получилось. Раскинув руки, робот обрушился всем весом.



Нет, я вовсе не погиб, хоть и не мог в первые несколько минут своего счастливого выживания в это поверить. Из-под робота я бы не уполз, зато на пути моего спасения оказалась дверка подвала. Менее секунды потребовалось на то, чтобы рывком откинуть её и свалиться по ступенькам внутрь. А уж следом за мной свалился «Вервольф». Нет, не в подвал; в подвал пролезла бы только его голова. Проклятый робот упал так, что накрыл выход как раз самой выпуклой своей частью – грудиной, надёжно закупорив меня под землёй. Но слава Какой-Нибудь Высшей Силе, я выжил там, где выжить было невозможно!

Несколько минут мне потребовалось, чтобы понять: темнота кругом – это вовсе не темнота Царства Мёртвых. Думаю, синтетик туда и не попадёт. Для синтетика, наверное, будет только Пустота. Полное Ничто. И вряд ли я что-нибудь там буду чувствовать. А я чувствую. Чувствую, как вытекает кровь из пробитого колена. Чувствую, как на одежде оседает пыль, поднятая с пола и сбитая с потолка падением робота. Удивительно, как тот потолок вообще не обвалился. Вроде бы не выглядит таким уж прочным. Ещё я чувствую, как подрагивает легонько земля от шагов немцев наверху. А уж их голоса и рёв глохнущего двигателя "Вервольфа" я слышу так, как может слышать только живой. Порадовало то, что враги остались недовольными. Пролили столько своей крови, чтобы убить одного клона, и...не убили.

– Где этот ящер, Йозеф? Из-под робота ничего не торчит. Ты только погляди – двоих наших зарезал, сукин сын! Вроде и колено ему прострелили...Шайсе, да сколько в этих инопланетян надо пуль всадить, чтобы они сдохли?!

– Карл, а ты разве не слышал? Говорят, они боли не чувствуют. Ну, эти, которые в колбах выращенные.

Немцы потоптались вокруг робота, словно шаманы вокруг костра. Так ничего и не придумали.

– Не, без толку.– Судя по звуку, Йозеф с досадой прихлопнул ладонями по карманам штанов.– Мы эту громадину и всем взводом отсюда не вытянем.

– И не надо.– Вписался кто-то третий.– Некогда нам возиться с этим металлоломом. Продолжаем наступление.

– Наступление? Герр сержант, куда же наступать? Ящерицы вон бегут, аж пятки сверкают!

– Они не бегут, думкопф, а отступают. Соберут остатки сил где-нибудь в сторонке, подотрут сопли, залижут раны, отрастят конечности, а затем ударят вновь и выбьют нас отсюда, если будете валять дурака. К нам подкрепления теперь чёрт знает когда прибудут, а к ним ещё не все войска из России переправились. Захотят – высадятся хоть у нас в тылу, и вот тогда уже мы в котле окажемся.

Услышанное обнадёжило. Если в несколько ближайших дней ферма опять может перейти под некрианский контроль, самое разумное для меня поведение сейчас – сидеть тихо и не подавать признаков жизни, пока немцы отсюда не уйдут.

– У меня что, тихий голос? А ну вперёд, я сказал!

– Но хоть пилота достать ведь надо? Почему он вообще сам не выбрался?

– Откуда я знаю, почему? Проломил себе голову о приборную панель, когда робот падал, вот и умер. Шевелись, кому сказано!

Ну, теперь-то у меня появилась целая куча свободного и абсолютно бесполезного времени. В дни перед наступлением я тоже скучал, терпеливо дожидаясь очередного боя, но тогда я хоть чем-то занимался, да и за подчинёнными надо было следить. А теперь...Не будь у СУЗИ встроенных часов и календаря, я бы и не знал, что сейчас – всё ещё вечер или уже глубокая ночь. Каждые десять минут стали долгими, как целый час, а свет с поверхности не может пробиться мимо упавшего робота. Хорошо хоть воздух вроде проходит, только весьма скупо. Пришлось переползти поближе к лестнице. Подвал не слишком большой, весь воздух, содержащийся в его стенах, я бы пропустил через себя за несколько часов. Нечего тратить "аварийный запас", когда можно дышать свежим. Ах да, кстати, "пришлось переползти". Надо бы уладить эту проблему.

Регенерация салеу – хитрая штука. Любая конечность отрастает за пару недель (кроме головы, конечно), а у клонов и того быстрее. Вот только мозг не воспринимает простреленное колено как оторванную ногу и потому не отдаёт телу команду отращивать себя. Меж тем, от ноги с раздробленным коленным суставом пользы не больше, чем от отсутствующей. Волочится следом, за всё цепляется и не даёт вырасти новой, нормальной ноге. Сам по себе сустав тоже не соединится по кусочкам воедино, тут даже солдатский регенератор не поможет. Нужен специальный, скелетный, а такой есть только в госпиталях. Нет, может, колено и зарастёт кое-как само, но мне кое-как не нужно.

Обезболивающее клонам не выдают. Оно им просто не нужно, как верно подметил тот немец. Из всего, что можно использовать как хирургический инструмент, у меня при себе только нож, но и его хватило. Я всадил клинок в мягкие ткани ноги выше колена, срезал их до самой кости, а затем повернул нож другой стороной и перепилил её зубьями на обухе. Свежую рану поскорее обработал густой дезинфицирующей пеной из медицинского баллончика и залечил регенератором. Культя стала выглядеть так, будто я родился таким. Теперь остаётся ждать – как выздоровления, так и своих братьев. Сустав будет формироваться несколько дней.

Что из вещей у меня осталось? Содержимое легионерского медпака, холодное оружие, пустой пистолет, почти полная фляга воды. Её хватит на несколько дней, если прикладываться к горлышку каждый раз, как захочется пить. Но можно и растянуть на недельку. Неизвестно, сколько я тут просижу прежде, чем за мной придут. И придут ли вообще. К ночи все голоса и вся возня наверху смолкли. Немцы ушли дальше на юг, и моя гробница осталась глубоко в их тылу. Возможно, выбираться предстоит самому. Подожду, пока не отрастёт нога. Без неё я всё равно не смогу подняться во весь рост и прокопать дыру в потолке, чтобы вылезти наружу.

Здесь, в изоляции, обречённый только ждать и ждать если не спасения, то хотя бы выздоровления и возможности побега, я впервые подумал сдаться. То есть, не свести счёты с жизнью – это было бы просто подло по отношению к ней после того, как я выжил под роботом. Я подумал кричать, пока кто-нибудь наверху не услышит, не откопает и не заберёт к себе. Исход будет благоприятным в любом случае: если меня найдут свои – отлично; если нет...Думаю, тогда меня отправят на опыты. Некрианские биотехнологии должны заинтересовать землянских учёных, а уж из лаборатории я сбегу точно – чай не тюрьма. Да и из тюрьмы бы сбежал.

Мысль насчёт этого держалась довольно долго, как запах экскрементов, но в итоге я вознамерился встретить любого "гостя" в полной боевой готовности. Если сюда заглянут враги, они увидят здесь живого и вполне боеспособного клона с ножом и саблей, и для кого-нибудь из них это зрелище станет последним. Без ноги я много не навоюю, но парочку уж точно заберу с собой в Бездну. Или куда там попадают клоны после смерти?

В тот день, в который я сюда попал, я не делал уже ничего, кроме ампутации – слишком замучила кровопотеря. Боль болью, а когда организм теряет жизненно важные вещества вместе с кровью, любого свалит усталость. Кое-как я заставил себя отползти в сторонку от входа и тут-же вырубился, плюхнувшись торсом на сырую землю. Прямо в броне и заснул, экономя силы даже на том, чтобы снять её.

Проснулся бодреньким. Ещё бы – провалялся до двух часов дня, как сообщила СУЗИ. Зато очень проголодался, а из еды поблизости только обрубок ноги, который даже не на чем пожарить. Можно и сырым сжевать, но не настолько я пока голоден. Нет уж, нога хорошо служила мне и заслужила достойного обращения. Первым делом после пробуждения я, промочив пересохшее горло и надышавшись свежим воздухом у лестницы, стал рыть ножом могилку. В моём склепе и так пахнет сыростью и плесенью. Не хватало ещё, чтобы добавилась вонь гниющей плоти. Пусть я тут максимум на неделю, её следует провести с комфортом (если это слово применимо сейчас). Прокопав на достаточную глубину, я уложил обрубок в ямку и засыпал сверху землёй.

Казалось бы, всё просто: дождаться срока, отрастить конечность, вырыть подкоп и свалить отсюда. Но кое-что иное, не смертельная скука и не физиологические потребности, стало терзать меня быстрее и сильнее, чем даже они – сомнения. Собственно, а куда сваливать-то? Весь день я сегодня слышал грохот артиллерии на юге. Может, нет уже моих братьев, нет начальников, нет Эришкигал, и я остался последним синтетиком в мире? Ну, спасусь отсюда, а что найду на пепелище родного завода? А не стоит ли вместо отчаянных поисков просто пойти своей дорогой вовсе не на юг? Нас, клонов, по имперским документам вообще не существует, и у самих нас документов нет; мы – абсолютные нелегалы что для Некра, что для Земли. На это наши создатели и рассчитывали. Не губить ведь живорождённых на чужой планете, да? Да и для пропаганды так красивее: "Сто тысяч некрианских легионеров при символической поддержке союзных землян полностью разгромили врага до начала осенних дождей". Сколько миллионов клонов при этом погибнет, прибывающие в святом неведении граждане Империи никогда не узнают. Да, Империя такая же хитрая, а порой и подлая, как и любое государство. Своих-то граждан она любит и лелеет, вот и приходится выкладывать для них дорожку из тел клонов. Должен ли я сражаться за неё после этого?

Да, должен, потому что у землян меня точно не ждёт ничего, кроме смерти. Завод клонов вообще построен на их территории, с их согласия и с участием их рабочих. Земляне уж точно захотят завладеть им и вырастить свою собственную армию живых машин войны. А коли я последний синтетик в мире, меня разберут на лоскутки во имя землянской науки. Но дело даже не в том, что я боюсь за одного себя. Я создан для того, чтобы некрианские воины и воительницы возвращались живыми домой, к своим детям, родителям, мужьям и жёнам. У меня ничего этого нет, но я могу делать так, чтобы меньше детей оставались сиротами, меньше жён – вдовами, меньше мужей – вдовцами, и родителям не приходилось хоронить своего ребёнка. Благородно ли вторгаться на планету другой расы, можно ли было обойтись без войны – это другой вопрос, а у меня есть цель сейчас.

Первый день моего заточения завершился быстро, потому что начался для меня поздно. Как только СУЗИ сказала, что наступил десятый час ночи, я устроился спать – так время пролетит быстрее. Сон – основное моё занятие и развлечение сейчас, а ещё он даёт мне силы на регенерацию. Взять их из еды не получится, потому что еды нет, так что остаётся только спать как можно чаще. Вот только прошлой ночью я выспался и на вторые сутки проснулся рано утром, около половины седьмого. Хороший отдых, но чёрт – впереди целый день скуки!

К полудню голод усилился, его стало трудно терпеть даже мне, синтетику. Организм и салеу, и землянина способен обходиться без пищи около месяца, но никто не говорил, что голодовка дастся легко. Из-за недостатка питательных веществ мозг стал соображать хуже, и я не смог придумать себе никакого занятия, чтобы отвлечься и скоротать время. Наконец, голод взял верх. Откапывать гниющую ногу уже поздно. Вооружившись ножом, я вновь стал рыться в земле и через некоторое время сумел заморить червячка в прямом смысле. Это вовсе не было вкусно или приятно, но что-то иное, кроме утоления голода, меня совсем не волновало. Обитатели почвы, отмытые от грязи водой из фляги, уняли аппетит ненадолго, но я хотя бы сумел подремать часов до семи вечера.

Разбудил громкий треск. Откатиться подальше от входа я додумался прежде, чем открыл глаза, и в выборе не ошибся: потолок погреба не выдержал, проломился под весом робота. Обломки брёвен бухнулись на сырую землю, чуть не отдавив мне вторую ногу, а некогда шагавшая машина сползла ниже и уткнулась головой в землю. Из люка наружу остались торчать только её стопы, но проход освободился достаточно, чтобы я мог выбраться.

– Ммм...Выглядит как приглашение...

План насчёт отращивания новой ноги был неплохим, но я предпочёл убираться отсюда, ничего и никого не дожидаясь. Прилипая ладонями к спине "Вервольфа", пробрался наверх и высунул голову над полом разрушенного дома.

Своих мертвецов немцы, конечно, забрали, но не оказали ту же услугу погибшим некрианцам, зато основательно очистили их тела от всего полезного. Ни на одном из легионерских трупов не найти брони. Даже кибернетические конечности с космопехов враг поснимал. Свою звёздную сталь земляне производить не умеют, вот и используют трофейную. Ползая по полю, над которым уже вовсю витает смрад разлагающихся тел, я не нашёл ничего, что бы мне пригодилось и что я мог бы унести с собой в своём нынешнем состоянии, кроме отчаянья и мрачного настроения. Столько мёртвых...Многие из них не доберутся до Судьи Дрема в целом состоянии. Снаряды изодрали тела так, что куски плоти перемешались с грязью; даже падальщикам тут не поживиться. Одна наглая и голодная ворона уселась на голову погибшего, стала стучать длинным жадным клювом по его лицу и успела вырвать омертвевший глаз прежде, чем я запустил в неё камнем. Кусок породы прилетел точно по черепу, раздался хруст, и мерзкая птица упала на грудь своего завтрака.

Я хочу плакать, но не получается, и остаётся только внутренняя скорбь, невидимая для посторонних, но иссушающая сильнее, чем самый долгий плач. Я ползал среди мёртвых, вдыхая отвратительный запах их тел, и думал только об одном: почему мне так больно? Почему мне было больно, когда от моей руки и по собственному согласию погиб Танах? Я ведь почти не общался с ним, но всё-таки он был моим товарищем и командиром. А очень многих из тех, кто остался на этом поле, я не знал и вовсе. И всё же в груди у меня покалывает. Неуютно как-то. Хочется что-то спросить, что-то сделать, чтобы всё стало ясно, но я даже не понимаю, что хочу выяснить. Я просто опустошён. Каждый клон, только что просунувший голову из-под скорлупы, способен заменить собой и ветерана спецназа, и виртуоза в управлении техникой, и гения от медицины, и элитного снайпера, и искуснейшего фехтовальщика...Казалось, мы неуязвимы, но снаряды и пули перемололи многих из нас так же, как перемололи бы живорождённых. Элитой не рождаются, элитой становятся. Вот и нам для полного своего становления в качестве идеальных воинов нужно что-то ещё. Понюхать пороху, попробовать солдатской каши, пройти сквозь кузню войны...Это можно назвать по-разному, но суть одна: приобрести личный опыт. Ведь развитие не ограничивается тем, что нас создали готовыми ко всему. Жизнь – это как вирус, который постоянно мутирует и приобретает устойчивость к лекарствам. От такого вируса нет лекарства. И к жизни нельзя быть подготовленным заранее и на все сто процентов. Можно учесть некоторые факторы, но неучтённые останутся. Навыки могут быть, а там выкручивайся по обстоятельствам, пользуясь тем, что у тебя уже есть.

Вслед за горем пришла обида: ради чего нас послали умирать на этом проклятом поле? Несколько десятков тысяч космопехов при поддержке с воздуха разрушили Москву за ночь, и тогда вся армия России была ещё цела и готова уничтожить десант в ответ. А что могли бы сделать полмиллиона боевых клонов с Германией, которая больше всего пострадала от войны с Россией и давно положила профессиональную армию на полях сражений? Да мы бы прошли всю эту страну за неделю! Мы могли бы спрыгнуть прямо на Берлин и занять его за пару часов, если бы нам доверили это! Но нет, нас послали в окопы, как чешуедранных ополченцев! Да я что, единственный некрианец-военный, который думает? Пока немцы возились бы с заводом клонов, наш десант высадился бы у них в самом тылу и всё там опустошил. Врагу не досталось бы ничего, кроме разрушенных заводских помещений, а вот мы бы вывели из войны предводительницу Четвёртого Рейха. Неужели некрианских генералов настолько не волнуют наши жизни и, вместе с тем, скорейшая победа Империи, что они до последнего не доверяют клонам и не желают поручать им ничего, кроме бессмысленной обороны бесполезных позиций на подступах к заводу? Зачем нас вообще растили, если так боятся? Это я понимаю, за что мы здесь бьёмся, и готов, собственно, биться, а кто-нибудь из наших может и обидеться. Всерьёз обидеться. Настолько, что и до предательства дойдёт. Если даже я подумал бросить всё это и пойти, куда глаза глядят, то кто-нибудь из клонов может взять и пойти на самом деле.

Об оружии и всяких припасах враги тоже позаботились. Пришлось мне вернуться в погреб и прорезать саблей дверку в спине "Вервольфа". Падая, пилот разбил себе голову о приборную панель и уже начинает сильно вонять. Мертвеца я выкинул наружу, не забыв прихватить из его кобуры "Вальтер" и несколько полных обойм. Бинтами из бортовой аптечки робота сделал себе перевязку и уже после этого, собравшись с духом, усердно попрыгал на юг на одной ноге, держась за рукоять сабли вместо трости.



До того, как лечь спать, одолел полдюжины карадов. Можно было больше, но я часто замирал, прислушиваясь, нет ли кого-нибудь поблизости. Это – вражеский тыл, и лучше задержаться здесь на несколько лишних часов, чем навсегда, словив пулю от какого-нибудь снайпера, который заметит меня раньше, чем я его. Хотя, на кого снайперу охотиться в тылу, да ещё и ночью, когда темно так, будто в глаза трахают? Снайперу не на кого, зато нашлись другие охотники.

Я лежал под деревом и чувствовал, как с каждой минутой уставшее тело расслабляется всё сильнее, когда в стеклянном забрале шлема отразился свет далёкого костра. Приподнявшись на локтях, я увидел его: примерно в караде на северо-восток от меня пять человеческих фигур расселись возле огня, некоторые опираются на автоматы и свесили отягощённые касками и сонливостью головы на грудь. Под покровом ночи подобравшись ближе, я расслышал их речь. Немцы. Впрочем, мне не было бы лучше, будь это французы, англичане, русские или ещё кто. Все земляне хотят меня убить одинаково. Кроме американцев, пожалуй. Они ж вроде как за Империю. Пока что. После предательства Рейха я никаким союзникам не верю.

Можно было бы присмирить своё любопытство и не лезть к костру, обойти десятой дорогой (тем более, что он в ненужной мне стороне), но я подумал: мой билет отсюда маячит перед самой мордой, а я его упущу? Зачем идти пешком, когда можно проехать с ветерком?

Укладываясь на ночь, немцы оставили в дозоре двоих. Спящие устроились поближе к горячим углям, часовые же сели по разные от них стороны вне пределов освещённого круга и смотрят во все стороны. Если кто-то увидит отдыхающих землян издалека, то подумает, будто они, беспечные, и вовсе никакого дозора не выставили. На это надеются сами земляне. А я, даже если бы не заметил часовых, всё равно призадумался бы: как могут бойцы, вооружённые до зубов и явно не первый год проводящие на войне, улечься спать в чистом поле и не выставить дозор? Что они вообще делают в тылу? Это дезертиры? Тогда они должны быть тем более осторожными. Нет уж, ваша предусмотрительность похвальна, но меня вам не провести.

Ночь сегодня темна. Ещё до заката небо было затянуто густыми грозовыми тучами, и теперь на нём не разглядеть ни одной звёздочки. Но сейчас тьма мне на руку, ибо в ней я вижу намного лучше, чем даже местные. Они так понадеялись на своих дозорных, а те так понадеялись, что могут кого-то защитить...Смотрят в оба глаза и не замечают, как я подкрадываюсь всё ближе и ближе, производя шума не больше, чем плывущая змея...Только трава шуршит под моим животом, но я стараюсь передвигаться тогда, когда подует ветер, и в шелесте травы не будет ничего подозрительного. Спешить некуда – дозорные со своих постов не уйдут, а ночь будет тянуться для них ещё долго...Тан за таном...

Я подкрался к одному настолько близко, что почувствовал тяжёлый запах сигаретного дыма из его рта, и это при том, что сейчас солдат не курит. Просто его рот пропах сигаретами. Руки напряглись не только для броска вперёд, но и для того, чтобы объятья оказались смертоносными. Очередное дуновение ветра заглушает моё приближение. Словно крокодил, бросающийся из воды в атаку и вкладывающий в свой рывок всю возможную скорость, я несколькими мощными движениями добрался до часового и правой рукой обхватил его горло, а левой с силой нажал на правый же локоть, ещё более усиливая давление. Все важнейшие сосуды, питающие мозг кровью, оказались пережатыми. Землянин отключился секунды через две, не успев ни оказать сопротивление, ни толком испугаться. Завершая с ним, я дёрнул руками в сторону и переломал хрупкую шейку. Голова повисла на ней, как на паре ниток. Туловище убитого я наклонил так, чтобы продолжал сидеть и не заваливался. Со стороны, да ещё и в темноте даже не поймёшь, что у него проблемы. Хотя, ошибаюсь: проблем у него больше не будет.

Со вторым, не побоявшись поднять шум, разделался ножом, хотя шума было ненамного больше, чем от первого. Подёргавшись, он лёг остывать в красную лужу, а я организовал процедуру кровопускания для двух других его товарищей. Они умерли практически во сне, проснувшись на секунду от боли. Потом уснули опять, и о них я забыл до того момента, когда буду снимать с их тел всё полезное. А пока надо разобраться с пятым. В живых я оставил самого здорового, хоть и не самого молодого. Ему немногим больше тридцати, но почти год войны состарил сильно, в волосах появились седые пряди. Потыкав пальцами в плечо, я стал наблюдать за его пробуждением.

– Клаус, какого хрена? Моя смена ещё не...

Он снова раскинулся на земле, когда я двинул кулаком в бронеперчатке по голове без шлема. Спящего просто так не связать – проснётся, а вот вырубленного...Верёвка нашлась у одного из солдат, его же перчатками я заткнул рот пленника и, пока тот не очнётся, посвятил себя мародёрству. Теперь-то удалось разжиться нормальным оружием – одну из G36 я повесил за спину, напихал в кармашки разгрузочного жилета рожков с патронами, сколько влезло, но и "Вальтер" не выкинул. Лишняя пушка...эм...лишней не бывает.

Очнувшийся землянин возмущённо замычал в кляп, заёрзал связанными перед грудью руками, и я поспешил всё разъяснить, достав пистолет и на всякий случай направив его на пленника:

– Да, как видишь, у меня маленькая проблема с ногой. Идти мне далеко, а ты способен помочь. Свой рюкзак можешь оставить здесь – вместо него я поеду.

Хоть во рту у немца кляп, я вполне разобрал его предложение пойти на х...ну, то есть, самостоятельно. Пока ещё держится. Пора надавить, но для начала – не физически.

– Трудно семье живётся...Страна разрушена, вынуждена повернуть штыки в сторону вчерашнего союзника, ещё и кормильца не станет...Детишки будут так горевать...Ты будешь свободен, если...отвезёшь, куда прикажу.

Телепатия здесь не при чём; я просто порылся в вещах пленника, пока он валялся, и прочитал его документы. Аргумент насчёт семьи оказался очень весомым, землянин потряс головой, показывая, чтобы я вынул кляп.

– Только тихо, иначе отстрелю нос.

Я вытащил блестящие от слюны перчатки, и немец действительно повёл себя тихо, вот только сказал не то, что мне нужно:

– Ты себя в зеркало видел, мутант?

– А что, всё печально?

– Да не то слово. Можешь без маски на Хэллоуин ходить. Рожа у тебя как...не знаю...как...

– Как морага с зубами?– с улыбкой подсказал я.

– О, точно.

Он снова отправился в сладкий нокаут.

– Я сказал, что ты освободишься, но не сказал, что вернёшься в целости.– Продолжил я разговор, когда пленник пришёл в себя.– Чтобы нести меня, тебе понадобятся лишь две ноги. Без языка можно вполне обойтись. А пока он у тебя есть, мы поговорим. Что вы здесь забыли, ефрейтор Хугель?

Он повертел головой, посмотрев на убитых товарищей, помянул их несколькими секундами молчания и решил всё-таки отвечать – осознал свои шансы. Вернее, их отсутствие.

– Появились сведения о том, что при отступлении в наших тылах остались некрианские легионеры. Нас (и другие отряды вроде нашего) отправили зачищать местность.

– Где теперь передовая? Что стало с некрианцами?

– Я слыхал, что наши загнали их под самый Нюрнберг. Бои теперь идут чуть ли не в городе.

Мне стало нехорошо при этих словах. Отсюда до города шестьдесят километров. Шестьдесят, Перият его, километров без ноги по вражеской территории, где рыщут вот такие отряды зачистки?!

– Чего притихла, игуана? Передумал возвращаться? Я-то могу упрямствовать, пока ты меня не пристрелишь, вот только сам ты отсюда не выберешься. Давай-ка лучше к нам. Руки у тебя на месте. Есть, что поднять кверху.

– Руки есть – выбора нет. У тебя.– Я сунул пистолет ему в челюсть и надавил стволом с такой силой, что землянин нагнулся подбородком чуть ли не к почве. На его коже остался красный отпечаток от дула.– А кто дочку от рака лечить будет? Крутой нашёлся? Упрямствовать он может...

В рюкзаке Хугеля завалялся рекламный буклетик онкологической клиники, а в паспорте указано, что все его дети – девочки. Может, я ошибаюсь, и раком болен какой-то другой родственник землянина, но сам он мою догадку не опроверг. Пленник попробовал давить на психику, констатируя тот факт, что у покалеченного меня шансов на спасение мало. Вот только я в этом куда искуснее, и напоминание о больной дочке поставило немца на место.

Собрав все необходимые вещи, я повесил рюкзак за плечи, а сам повис за спиной ефрейтора. Не без натужного пыхтения тот выпрямил ноги и поплёлся на юг, то и дело ворча что-то недовольное, но не слишком громкое – кромка легионерского боевого ножа зависла у горла и не даёт как слишком активно двигать челюстью, так и думать о возможности позвать на помощь, окажись кто рядом. Один рывок в сторону, и вся кровь землянина станет бить наружу, а не в мозг.

– И чего тебе ночью не спится, хамелеон?

– Сейчас только двенадцать часов. Для меня рановато, а ты поспал. Ещё пару часиков меня потаскаешь.

– Сукин сын...

– Возможно. Уж не знаю, чьих генов в меня напихали.

– Так ты из этих, клонов? То-то я думаю, чего ведёшь себя, как полный ублюдок...Скажи, а этот круглый клапан в лицевой части ваших шлемов – он зачем нужен? Чтоб мы вам туда член совали?

Движение ножа по щеке, оставившее длинный порез, заставило его сменить трёп на злобное шипение.

– Когда я приказываю заткнуться – это значит, что ты должен заткнуться.– В десяти словах объяснил я. До него дошло.

Долго тащить на себе некрианца, который без одежды, доспеха, оружия и вещей весит чешуедранный центнер, он не смог. Пришлось войти в положение пленника и разрешать ему останавливаться на отдых, а привал до утра мы сделали уже часа через три, хотя в одиночку я мог бы ползти и до пяти утра. Бедолага Хугель рухнул на землю в таком бессилии, что я даже испытывал сомнения, когда связывал его на ночь по рукам и ногам. Что он в своём нынешнем состоянии может натворить? Куда бежать, если от усталости ноги отказывают?

Он действительно проспал, как убитый, до самого утра. Не он разбудил меня своими попытками к бегству; это мне пришлось его будить.

– На.– Я протянул Хугелю кусок колбасы и хлеба из его же припасов. Без еды и энергии в ней он и сам по себе далеко не уйдёт, а со мной на горбу – тем более. Чтобы пленник мог поесть, я развязал ему рот, но не руки. Пришлось кормить буквально с ладони. Позаботившись о ближнем своём, решил утолить и собственный голод.– Балуют вас в бундесвере...

– Я ж говорю: давай к нам.

На самом деле, колбаса хреновенькая. Курятина вперемешку с соей, приправленная консервантами, чтобы подольше не портиться в походных условиях, и растолчёнными сытниками, чтобы солдатик наедался меньшим количеством. Поработав с некрианскими учёными, земляне не только роботов научились клепать. Вкус таблеток от голода, сильно напоминающий вкус мела, мой чуткий язык распознал сразу, равно как и кучу других химикатов. Но есть мне хочется так, что я готов проглотить всю палку. Запустившийся процесс регенерации ноги пробудил во мне адовый жор. Некогда придираться к вкусовым качествам. Сейчас на Земле другую колбасу, наверное, и не отыщешь. Надо поскорее в Легион возвращаться, там кормят вкусно. Уж явно вкуснее, чем могут позволить себе земляне.

– Ммм, "Кола"!– я порылся в рюкзаке и вынул оттуда продолговатую жестяную банку чёрной газировки.– Война войной, а бренд брендом. Кто ж вам в казармах жрать готовит? Повара из "Макдональдса"?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю