Текст книги "Тот самый сантехник. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Степан Мазур

Соавторы: Вадим Фарг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 61 страниц)

Глава 27 – Боря, как ты вырос-2!

Нет ничего хуже, чем жить в выдуманном, идеальном мире. Ведь в реальном ничего не изменится. А тут думать много не надо. Надо решать!

Размышляя над решением задачи, Боря уже подумывал к Степанычу заехать. Прихватить деда, переодеться, опять же. Сколько можно в одних и тех же застиранных трусах по району гонять? Прикрывая дырку позади, приходится в фартуках по утру шнырять. Так ещё и сахара бахнул. Руки дрожат. Переработал. Помощник точно нужен! Пусть хотя бы над ухом гудит.

Но тут в процессе листания списка «отец» промелькнул. И Боря решил, что – сгодится. Не то, чтобы с паршивой овцы – шерсти клок, но последние пять лет батя скорее не радовал, чем помогал по жизни. Самое время напомнить.

– Всяко лучше, чем заборы в снег ставить, – буркнул сантехник, очень надеясь, что позабытый вчера на участке отец отбыл в более тёплое место. К дочери, например. Или хотя бы в гараж с отоплением.

Но батя оказался жив-здоров. Спокойно взял трубку и заявил, что ждёт его на участке. Том самом, что из сельхоз-нужд в строительный переделали росчерком пера одного шалуна-архитектора, что позвонил кому-то в мэрию по старой дружбе, так как очень ценил момент, когда жену от батареи отстегнули.

«Вот она – взаимовыручка», – буркнул и внутренний голос, что уже морально настроился на тяжёлый рабочий день.

Удивился Боря, но на участок тут же приехал. Столб, конечно, на земле по-прежнему валяется, сырой и грязный. Но рядом кунг стоит. И дым из трубы его валит. Армейский такой кунг, борта с ЗИЛа взяты.

Но на этом сюрпризы не закончились, так как рядом с кунгом-прицепом микроавтобус стоял. Как настоящий.

Боря поморгал. Туман по округе стелется. И поди разбери – мираж или правда?

Сантехник спешащий глазам своим не поверил. Вылез из внедорожника, кругами обошёл микроавтобус. Ошибки нет – номера те, что помнил. Вон и резина зимняя, новая на литье. Его, выходит.

Но хватало место и обновлениям. Автомобиль вернулся уже не с разбитым лобовым стеклом, что некоторые по скудоумию на западе «ветровым» называют, а с целым. Ни трещинки на нём. Словно намедни поставили.

«Ну дела. Мухи ещё не ебались», – резюмировал внутренний голос.

Боря дверь открыл, внутрь заглянул. А там приборная панель без льда и снега. А сиденья сухие стоят и чистые, даже пахнут вкусно малинкой. Как будто из химчистки. В салоне – свежо, коврики блестят. Только на месте водителя пару следов от армейских ботинок. Но то не критично.

Батя, словно почуяв гостей, дверь распахнул и из кунга вылез на «крылечко». Но вылез не один, а со сковородкой парующей в руках, откуда подозрительно-прекрасно пахло картошечкой жареной. Да со шкварками. В пяти метрах стоишь, а ветер доносит. Боря, из микроавтобуса вылезая, даже головой треснулся. Вроде не голодный, а как манит.

– О, Боря, здарова. Чего хотел то? – заявил отец, полотенце на плече поправил и кивнул внутрь – заходи, мол, раз пришёл.

Сын по ступенькам откидным в кунг военный забрался. Снаружи тот обманчив: армейской краской покрашен, и виды видалые имеет, а внутри прекрасно всё. Там тебе и стеклопакеты двойные стоят вместо окон простых, да с форточкой даже. Дверь старую заменили на полноценную, стальную, утеплённую в кулак толщиной. Не продует. Стены утеплены пенопластом, фанерой обшиты. А на полу линолеум постелен и коврик возлежит резиновый, с пупырышками. Внутри – чистота, хоть разувайся на входе.

«Просторно, но пусто немного, – подытожил внутренний голос: Припасами бы набить, да дровами запасти на зиму и все, готова будка сторожа».

– Батя… откуда? – только с просил Боря, кроссовки на коврике стянув. Тепло ногам от печи идёт, циркулирует горячий воздух по помещению.

За стол присел гость. А тот не мелкий, как в купе, а на четверых. У стены вместе со скамейками встроен, на которых по двое сидеть можно.

Оглянулся Боря: с другой стены кровать двуспальная, только не в ширь, а в два яруса, до самого потолка, да на нём же и закреплена по краям. Хочешь на верхнюю лезь подремать, хочешь на нижней приляг на матрас толстый невзначай.

Но лучше всего печка современная смотрелась, с трубой оцинкованной, да крашенной в цвет чёрный. Пол перед ней в железо одет. Искры если и посыплют, когда распахнёшь искрящую топку, на него без ветра приземлятся. Всё для безопасности. А сверху заслонка торчит, для комфорта. Растопил-закрыл-грейся. Не угоришь, если закроешь, когда огонь погас.

«Судя по толщине утеплителя у дверного проёма, на ночь одной охапки дров хватит», – добавил внутренний голос: «А ведь можно и газ подвести. Гибридный котёл-то. Чудо такое хер на рынке с завода купишь. Для себя кто-то делал, душу вложил».

На той же печке можно было и готовить: широка, под две комфорки. Не хватало только воды и душа для полноценной жизни. Ну и света, конечно. Но на столе смартфон лежал заряженный. Словно батя уже отчасти решил этот вопрос.

Батя мудрить не стал, сковороду на стол на подставку можжевеловую поставил. Запахло приятно.

– Кушай, сын. Сейчас чайник дойдёт, кофе хлебанём.

– Откуда, – повторил Боря, что есть вроде не собирался. Но тут глаза за сало поджаренное зацепились. Застыли. И рука сама вилку подхватила.

Помнил Боря, как с отцом в поход ходили. А там батя картоху в костре запекал, катал в руках ещё горячую, разламывал с кожурой подгоревшей и давал есть, пока лицо сына в морду чёрную не превращалось. Но как же рад был чертёнок чумазый. А чтобы совсем запомнилось лето то чудное, батя следом на палочку сало нанизывал и в руку давал. Сам, мол, жарь. Твоя ответственность.

Вкусно же как было со свежим хлебом и солью! А потом рыбу в болоте каком-то ловили. Мелочь отпускали, а крупняк в баночку складывали. Мать только тому улову не обрадовалась почему-то. Коту пришлось отдать, который жил у подъезда.

Воспоминаниями накрыло Борю. Жуя, он на отца посмотрел. А тот полотенцем нос вытер. Помнится, вчера то на капоте автомобиля покоилось. А ранее он им то ли стёкла мыл, то ли руки от мазута оттирал. Судя по серости, оно служило ему тряпкой на все случаи жизни.

А судя по редким сумкам с пакетами в углу и отсутствию белья на матрасе, это была вынужденная мера.

– Бензин кончился, пока спал, – начал отец издалека, с ложкой к трапезе присоединяясь. Так как вторую вилку с собой не возил. – Сижу, значит, вечер коротаю. Тебе звоню – не берёшь. Лёхе звонить этому Дунькиному бестолковому – нет смысла. Рома трубку не берёт тоже. Да и что он сделает, если машина у меня осталась?

Боря кивнул, буркнул:

– Не до телефонов было, работали.

– Ну вот и сижу на капоте, кумекаю: то ли костёр разводить, то ли на трассу пёхом через поле и на попутках в город. А к кому? – добавил отец и из-под низа картоху достал, та, что не подгорелая, но с нагаром ароматным. – Тут слышу, шум. Оборачиваюсь, смотрю, грузовик снова на поле въезжает. Первый.

– Первый? – уточнил Боря.

– Да, он ещё днём заезжал. Про тебя спрашивали, да ты… вне связи был.

– Работали, – повторил Глобальный-младший.

– Первый взъезжает грузовик, значит. Такой я уже днём видел. Сразу понял, что он. Так как через соседнее поле заезжал.

– Соседи то не обидятся?

– А, так это я теперь сосед твоё, – ухмыльнулся батя. – Купил участок поблизости на остаток. Свет проведу на двоих – эх, и заживём.

Боря посмотрел на отца. А у того глаза горят. Сразу дал понять, что ни в каком гараже жить не будет. Простор мол, глобальность. А там, где свет, там всегда скважину воду пробить можно, баню поставить. А там и до шамбо не далеко. И вот уже – автономность.

«Белья ему только купим постельного и провиантом с дровами обеспечим», – тут же подсказал внутренний голос: «И всё, лучше сторожа контейнерам не придумать. Останется только с ружьём сообразить».

Батя кожуру от сала достал, на палец положил и резво в форточку приоткрытую запустил, как соплю с пальца, и продолжил неспешно, смакуя подробности:

– Потом второй рядом с дорогой заехал, а оттуда Шац твой выскакивает, прицеп отстегнул и ко мне. Говорит, бери, батя, пользуйся. Тебе – не жалко. Мужик ты, что надо. И Боре, мол, привет. В расчёте. В разведку говорит, в следующий раз вместе пойдём. Ну или на охоту. Спрашивал ещё, нравятся ли блондинки.

– Шац? – Боря подхватил особо горячий кусок картофеля, принялся дуть, обжигая щёки внутри. – А ты когда успел с ним так законтачить, что в номинацию «мужик года подался»?

– Да было дело одно… – отмахнулся отец. – Не перебивай, а то забуду. Короче, Шац что с картинки «после боя» явился. Повязка на ладони в крови, щека поцарапана, как будто мордой по асфальту повозили. Правой брови нет. Днём была, как сейчас помню. На ночь глядя, сгорела, значит. Штанина ещё рваная. Словно собаки погрызли. Чистый пират, ты прикинь?

Боря кивнул, справляясь с куском.

– А из фуры первой, значит, кореш его выскакивает и дверь за бортами высокими открывает, с важным видом доску «пятёрку» достал одну, другую на пару метров, внутри исчез, а затем по доскам тем на микроавтобусе выезжает.

– Вернули, значит, – хмыкнул Боря и невольно вспомнил как снаряд через лобовуху во врагов Шаца полетел. Разброс оказался большим. Вон и кунгом накрыло в придачу. Теперь не ломать голову, куда отца определить. А то ведь снова на север подастся, но уже вряд ли вернётся. Скорее на якутяночке женится. С него станется.

– А как вылез – ко мне, – продолжил отец. – Идёт, хромает. Ухо рваное у кончика, как будто сережку сорвали, на левом глазу фингал, синева небесная, да грозовая. Костяшки сбиты словно со стеной спорил. Ну чистый Лапоть. Шац его так и называл, кстати. И такой говорит: «трофеем не назову, но своё вернули. А Бита его походу, отремонтировал». И ключи мне протягивает от микрача. Ну я, грешен, ключи взял и в магаз за картохой на ночь глядя сгонял. А утром потом впотьмах дров по округе пособирал, печку растопил, сел на шконку – красота. А в окно звёзды такие крупные-крупные. Борь… как на севере.

Боря снова на отца посмотрел. А глаза того горят пуще прежнего.

«Нет, сегодня на север не рванёт», – подсказал внутренний голос: «надо пользоваться возможностью».

– Бать… помоги мне микрач в гараж отогнать мой. А я тебе солений с вареньями определю. Потом в магаз заедем, белья возьмём. Ну и продуктов…

– Дело говоришь. Чего не помочь? – тут же загорелся отец и снова пообещал. – А свет я проведу на участки. Коробку только собрать. А потом и разрешение получим.

– Бать… давай не всё сразу. Но сегодня со мной покатаешься. Часть разгребём. С перфоратором поможешь?

– А ты что сверлить так и не научился?

– Да научился. Да доктор не велит.

– О, я как трипак поймал, тоже неделю людей сторонился, а потом ничего, сомнение рассосалось, – ответил отец, куртку накинул, сковороду прикрыл крышкой и кофе в кружку налил. Та оказалась одна. Да и сахара не было. Но зато была баночка мёда и маленькая ложка. На двоих и распили.

Затем отбыли по делам от теплушки подальше.

Много времени отогнать микроавтобус в гараж не заняло. Но Боря решил, что он ему нужнее в работе, и внедорожник на хранение поставил. А сам в микроавтобус перебрался и катались они то за бензином на АЗС, то за канистрой металлической в магазин, так как в пластиковую не налили, то химию батя решил купить, чтобы посуду мыть, то воду начал набирать в канистры питьевые на колонке, то в магазине пропал.

Боря, глядя как сокращаются часы до прилёта матери, уже понял, что в семьдесят второй дом сегодня до обеда не успеет. Впрочем, вода в первом подъезде имелась. А потом всегда можно сослаться на подготовительные работы. В подвале мол, работал. Трубы бесплатно людям поменял, чтобы вода чище была. С этой целю труб в УК и наберёт при случае.

Но пока отца у очередного магазина ждал, Рома позвонил. По видеосвязи.

Пришпандорив телефон на держалку магнитную, Боря смотрел как брательник с гитарой сидит на стульчике в одних трусах и с грустным ебалом охрипшим голосом струны перебирает.

– Слушай, Борь. Я тут песню Оксане написал. Послушаешь?

– Ну, – брат оглянулся в поисках отца, но тот брал по скидке чистящие средства или торговался за помидоры с таджиками. С него станется.

Ничего не оставалось делать, как ответить:

– Давай.

Рома потёр нос, скривил лицо от боли в руках и начал напористо:

Моя кровь – твоя любовь!

Между нами как морковь!

Только мягче и нежней!

Окси, ты ещё проверь!

– Так, ну-ка завали быстро! – осёк Боря, не выдержав и первого куплета. – Ты что творишь?

– Как что? Песню… Оксане.

– Песня по-твоему это ебота в стакане? Обычно, да. Но ты ещё не достаточно популярен. Да и где загадка? Где подача, экспрессия? Я же Лёхе сегодня видюху завезу, и можно клип снимать. Тебе вторая полноценная песня уже на альбом нужна. А ты что пишешь? У меня уши кровоточат. Бодрее надо, Рома, бодрее!

Рыжий поник, удручённо кивнул и вздохнул, принимая поражение.

– Не, ну надо ещё подумать. Только… у меня даже мозг болит после вчерашнего. Ты бы помог, а?

Боря глаза закатил, бардачок открыл, листик с ручкой из барсетки достал и начал из головы накидывать текст. Времени примерно три-четыре минуты. А песня столько же и звучит. Должен успеть.

Гитары под рукой не оказалось, и Боря начал экспромтом:

Ломай систему: воруй цыган.

И кофе с мёдом – назло врагам.

Мы кашу жизни, да с топором

Варить умеем.

Всё остальное – гон!

Всё остальное – гон!

Всё остальное – гон!

Боря хотел петь из головы и дальше, но тут дверь хлопнула и вернулся батя с пакетами в каждом пальце и порядком опустевшим портмоне сына.

– Всё, братан, дальше сам запишешь.

– Всё остальное – гон, – кивнул Рома, быстро отключая связь, чтобы с рифмы не смыло. А то потечёт ещё по полу, да на седьмой этаж смоет. А там уже класса показать не получится.

Батя пакеты на заднее сиденье забросил, так как багажник уже канистрами с бензином и водой заложило и спросил, рядом присев.

– Чего это он?

– А, да рыжий наш творческий походу. Как бы рано не женился, – отметил Боря. – Ты всё?

– Да.

Боря на часы посмотрел и прикинул дорогу:

– Слушай, ну мне через час мать из аэропорта встречать. Давай так поступим. Я тебя в спортзал на объект закину. Там трубы уже разложены. Перфоратором часок-другой поработаешь, а я мать отвезу к Дуне и сразу к тебе вернусь. Доделаем работу вместе и домой потом тебя определю.

Тут Боря занял, так как отец сидел замерев. Смотрел перед собой. Наверное, при известии, что возвращается жена из Италии, он и в первый раз изрядно офигел. А от ощущения, что она от него где-то в часе езды и можно в принципе поехать и посмотреть на неё с сыном – подвис.

Боря мотор завёл и дождался дозагрузки.

– Давай так, – наконец выдал отец и отвернул лицо.

О чём он там себе думал, сын предпочитал не загадывать. Отец сам наворотил. Самому и исправлять. Но сам был не лучше, иначе бы обходил Наташку стороной. Так что, два сапога – пара… да оба левые.

Вскоре микрач у спорткомплекса припарковался. И Боря, Диане подмигнув, провёл отца в кабинет Дашки, чтобы представить.

– Знакомься, Даша. Это мой отец…

Дашка нервно подскочила от горы бумаг, улыбнулась робко.

– Ой… Боря. Ты что же не предупредил, что с родителями знакомиться будем?

Тут уже завис сам сантехник. Вроде напарника вёз на объект, а как оказалось, отца к невесте привёз. А сам и забыл.

– Господи, Боря. Что за принцесса? – засиял и отец, и обтерев руки о рабочие штаны, протянул ладонь, и ручку Дашке расцеловал всю, но тут же вошёл в коалицию. – Да, мог бы и предупредить, что будешь знакомить. А то я… не в парадном.

– Да я тоже не накрашена даже, – покраснела Дашка, засмущавшись. И они друг перед другом разыгрывали этот спектакль в «вы так добры, мне так неловко» почти с минуту, пока Боря вновь на дисплей смартфона не посмотрел и поспешил откланяться, не забыв упомянуть избраннице с косичками, чтобы показа отцу где сверлить.

А тот только и рад с невесткой побалякать и комплиментами на весь зал сыплет, как джентльмен престарелый.

Уже проходя мимо стойки администрации, Боря от Дианы услышал:

– Ага, отца значит с Дашкой знакомить привёл, а когда… о нас рассказывать будешь?

Сердце Бори ускорило ход. Бросило в жар, потом выступил холодный пот.

«Вот это поворот!» – заявил внутренний голос и яички поджались.

По ощущениям, так не выдерживая никакой конкуренции даже с перепелиными. Боря сглотнул и повернулся.

Сейчас или никогда.

Глава 28 – Боря, как ты вырос-3!

Боря повернулся к Диане. Стоит такая за стойкой маленькая, худенькая, блестит пирсингом. Как рыбак рыбу приманивает блестяшкой по воде. Если дура – клюнет. Или если голодная – клюнет. Но он то не дурак. И не голодный. Да и её не мелочёвка нужна. А рыба покрупнее.

А она не замечает, что занят мужик. Что не до частностей ему. Глобальные мысли у Глобального: семья и дети, а то перед мамой похвастаться нечем. Да и отцу помочь – благое дело. Хоть тот же контейнер с припасами на зиму ему передать. Пусть на месте питается. Не жалко. Ну сколько той еды из сорокафутового контейнера один мужик за зиму может подъесть? Слёзы. Отец он приспособлен для жизни. Он же снег будет первый топить на воду, и им же обтираться, чтобы никого не обременять. Он суров и закалён.

А Диана что? На мелкий шантаж пошла? Или решила сыграть по-крупному и поставила на кон «всё или ничего»? С одной стороны – работа, карьера, стабильность и хорошие отношения с начальницей, баловство с любовником. Но то лишь по её инициативе. С другой – попытка взять мужика с первого зацепа, чтобы упрочить положение. А если соскочит – увольнение, клеймо шлюшандры и депрессия. А всё почему? Потому что поторопилась.

«Кто ж после первого минета сразу подсекает?» – одобрил внутренний голос.

А она не понимает этого, стоит как молодая берёзка на ветру, бровями своими чёрными сверкает. Глаза коварные-коварные. Взгляд завидущий и улыбка нагленькая. Будь боря казаком, он бы такую подмышку и сразу в лес. В землянку. Радовать, а потом рожать, рожать, рожать. А те, кто выживут – в поле помогать будут. И пчёл бы развёл. Целую пасеку. Кони, опять же неподалёку чтобы паслись. И телегу без осей, но с колёсами деревянными, чтобы по классике.

Вот так глубоко генетическая память капнула.

Но он же не казак сейчас. Да у самого ещё и землянки нет. Да, заимел-приобрёл-разжился парой автомобилей, участком и парой гаражей, но кто ж в гараже живёт, когда тебе за двадцать? Женщине ей комфорт нужен. «С милым и рай в шалаше» – это для студентов и романтиков. А он – реалист с разводным ключом и чёткой позицией по жизни – закрепиться.

И глядя прямо в глаза, Боря набрался наглости и откровенно произнёс:

– Чего ты хочешь? Семью? Детей? Дом? Квартиру? А? А может большой, крепкой любви? Признавайся.

– Трахаться хочу, как в последний раз, – неожиданно ответила Диана. – А всё остальное – производное от этого глагола. Нахуй мне твоя любовь, когда на хуй просто хочется сесть и не слезать весь обед и на ночь перед сном?

– Слушай, ну кому глаголы, а кому в жизни устремления, – даже несколько растерялся мужик, что не искал новых знакомств. Со старыми бы разобраться. – Разные мы, Дина… в разные стороны смотрим.

– Ну почему мужики иногда просто не могут заткнуться и трахнуть?

– Потому что… о доме надо думать, – ответил сантехник и подняв голову, гордо удалился.

– Ну давай хотя бы тройничок замутим! – в последней попытке покорить его сердце, обронила она в спину.

Боря замер. Стиснул зубы. Тяжело… тяжело такое слышать уму не окрепшему. Сразу что-то со на души поднялось, всколыхнуло ил порочный. И мутно перед глазами стало. Хоть обратно поворачивайся, беги и в объятья крепкие чудо-девушку заимей. А всё страшный бес искушения перед ним, за хвост дёргает.

«Ну и что, что хвост спереди растёт», – заметил внутренний диалог: «А ты не поддавайся!».

Только крепче Боря зубы стиснул и заставил идти прямо ноги проклятущие. Стон только сдержал, и за дверью уже на выходе застонал как зверь раненный.

– Выёбывайся, не выёбывайся, а моим будешь, – обронила в спину Диана, что готова была за член длинный и крепкий и сокращение имени простить партнёру. Лишь бы подольше покочевряжился.

С этой фразой она руку из-под юбки достала и понюхала. Пока в помещении холодно, в колготках постоит. А как чуть потеплеет, так сразу на чулки перейдёт ажурные и трусики тонкие, соблазнительные. А там и юбка покороче будет.

«Хочет не хочет, а захочет», – промелькнуло в голове коварное, да настырное.

А Боря до аэропорта как в тумане ехал. Вроде зрение отличное. А мир вокруг есть и нет его одновременно. Только мысли все вокруг тройничка держаться. Такому Жанна не учила. Это же в два раза больше ответственности. И больше свободы выбора. А она – пугает. Растеряться можно.

Тут уж сначала одной хорошо сделать, а потом со второй акт половой отработать. Или одну ласкать, о другой не забывая? А может они обе ласкать его будут, а он млеть от восторга. Но в кого кончать? И общие ли от этого считаются дети? Дальше либо в «Шведскую семью» податься, либо за иные социокультурные нормы выходить.

«До четырёх жён только в исламе можно. Ну или племенах каких», – поддержал внутренний голос: «Зато как удобно. Одна по хозяйству, другая в деле. Потом меняются. Борь, а может обеих в лес? В тайгу дикую, непроходимую. Там нет тлетворного влияния общества, а белки с волками на тройнички особо внимания не обращают».

Взвыв от мыслей тревожных, что мигом голову заполонили, Боря покой потерял. Работать с такими мыслями точно некогда.

«А если не работать, то как жить?», – не унимался внутренний голос: «Но разве это жизнь, если в четыре руки тебя не поглядят?».

– Дина-а-а! Сука-а-а-а! – закричал Глобальный, припарковываясь у терминала местных авиалиний.

«Вот так идёшь, идёшь к успеху. Потом попадётся чернобровая, идею подкинет. И всё – нет человека», – посочувствовал внутренний голос, пока сантехник табло электронное изучал.

Толпа встречающих ожидала уже следующий рейс из Санкт-Петербурга. А рейс из Москвы прибыл полчаса назад. Боря прикусил губу. Опоздал. Неужели мать где-то на улице уже стоит?

– Боря, как ты вырос! – раздалось за спиной.

Он повернулся и замер, разглядывая бледную стройную женщину с морщинками на лице, которые ранее то ли не замечал, то ли отсутствовали. Она носила длинные волосы, собранную под шляпку и стояла в летнем сарафане, как будто прилетела на юг к тёплому морю, а не в осенний, промозглый уездный город, где всегда больше туч, чем солнца.

«Мать, ты словно не в Сибирь, а в Турцию прилетела», – хотел он сказать, но губы произнесли лишь:

– Мама…

Она обняла первой, прижав к себе. Такая маленькая для него теперь, и такая беззащитная перед целым миром. А он большой и сильный, должен защищать её, беречь и согревать. Хотя бы посредством надлежащей работы батарей.

Он мигом снял рабочую куртку и накинул ей на плечи. Она хоть и запылилась, но не грязная.

– Вот, немного согреет.

– Ой, да мне не холодно, – привычно хорохорилась она, но куртки не сняла. Погладила только плечо. – Ты, значит, сейчас сантехником работаешь?

– Ага. Работаю.

Боря улыбнулся и подхватил чемодан на колёсиках из её рук. И понял, что это весь её багаж.

«С чем улетала, с тем и прилетела», – напомнил внутренний голос: «Добра, выходит не нажила».

– А где… итальянец? – всё же спросил Глобальный, и после этого вопроса Глобальная заметно погрустнела. На лбу новая морщинка образовалась.

– Где-где… хохлушку завёл. Их сейчас по Европе как цыплят по весне разбирают, – ответила мать и первой пошла на выход, давая понять, что не желает разговаривать об этом в обозримом будущем, но сама же добавила. – А по осени на убой.

А Боря вдруг понял, что бледность и морщины – это результат долгого заседания дома и годы нервотрёпки, что отняли у неё с десяток лет. Из сильной уверенной в себе женщины она прекратилась в уставшую, одинокую носительницу мудрости. И мудрость заключается в том, что дома – лучше. А сказка, мечта, сама «жизнь на вечном курорте», разбилась на осколки. А некая цыпа, что подсидела её на насесте, теперь тоже сначала будет купаться в бассейне и делать селфи у моря, а затем окунётся в производителя по всем трём направлениям: «готовка», «комфорт», «ублажение».

Боря, не смея задевать порванных струн души матери, подвёл её к микроавтобусу. Распахнул дверь пассажира и завозился с чемоданом. Позади в багажнике заставлено всё канистрами с водой и бензином, а салон полон пакетов с покупками.

– Ой, ты машину купил что ли?

– Ну… это рабочая, – и Боря вдруг пожалел, что не взял внедорожник. Мог мать и получше встретить. С комфортом. Нет, чтобы матери время уделить как следует, подготовиться. А он погодя решил забрать. Ну что за сын?

– А, рабочая. Тогда понятно откуда столько барахла, – отметила мать, пристёгиваясь. – Но запах странно-знакомый. Грезится что ли?

Боря хотел рассказать сразу, что рабочая – это не значит, что на работе выдали. А сам заработал. Да и гаражей у него теперь двое. И уже планы на будущее есть. Потому что вверх по карьерной лестнице идёт так или иначе. Когда другие карабкаются. Но вдруг понял, что это лишь хвастовство. А суть она – внутри. Скромнее надо быть. Счастье любит тишину.

«Что пахнет одеждой отца и забрали кое-что постирать, ты ей не говори. Расстроится», – добавил внутренний голос: «Пусть думает, что ностальгия».

Сев за руль, и заведя мотор, Боря всё же сказал:

– А, это батино барахло. На участок отвести надо.

– Батино? – глаза мамы расширились. – Он что, в городе?

И тут Глобальный понял, что пока уворачивался от одной струны, задел другую. А та ещё больнее.

– Да… вернулся. С севера.

– Да начхать мне откуда он вернулся, – буркнула она.

Но ей было не начхать. Это заноза всё ещё сидела в сердце. Или того, что от него осталось.

Стараясь даже не упоминать о Наталье или тому, что повёз батю знакомиться с Дашкой ненароком, Боря вновь перешагнул уже не струну, а растяжку. Только как сапёр смотрит на пару проводов, и он задумался. Какой отключать?

– Мам… всё не просто.

– Как это не просто? – заявила она. – Это у него всё всегда непросто. А у меня вообще труда!

– Ну чего сразу труба-то? – добавил Боря, не зная, как смягчить известие.

– А жить мне где теперь? – вопросила мама. – Он же у Дуньки? На нашей квартире?

– А… за это не переживай. Он у меня на участке в теплушке зимовать будет, – ответил Боря и даже немного улыбнулся.

Уже не сестры жилплощадь, а общая. Потому что обстоятельства так сложились.

«А ведь они даже не развелись», – напомнил внутренний голос.

– Не замёрзнет, – заверил Боря.

– Да хоть бы его волки съели, – снова буркнула мать, но тихо, едва слышно.

Тишина наступила. И до самого дома Глобальных молча ехали. Боря хотел рассказать и про третью категорию, и про то, как отслужил, как на гитаре научился играть и вообще мастер на все руки.

Но Боря молчал. Потому что сначала спросить должны. А если им не интересовались несколько лет, то не так уж и нужен, чтобы вдруг начать навязываться свою персону.

«Да и вообще, акклиматизация», – добавил внутренний голос: «Дай ей в себя прийти».

Но Боре хотелось сделать приятное семье. И он заскочил в магазин, где купил большой торт по случаю общего семейного сбора.

– Ммм… шоколадный, – отметила мать, и торт сразу себе на руки забрала, пока он её чемодан из автомобиля забирал и коробку с видеокартой.

– О, а мама-то к нам с подарками… сладкими, – встретила её первой на пороге сестра, обняла крепко. И даже Борю в щёку поцеловала, чего ранее за ней не замечалось.

Боря только чемодан от удивления у входа поставил. Может ещё и магнитик из Рима перепадёт. Кто знает?

Но пока только Лёха с сыном на руках подошёл, тёще вручил.

– Держите, мама, знакомьтесь заново. Да только поосторожнее. Только последние памперсы снял и колготы одел. Следите за повышенной протекаемостью.

А та, игнорируя всякие инструкции, давай его целовать с ног до головы. Отвлеклась вся. Нет ей разницы, в колготах родное чудо маленькое или в слоистой впитывающей броне. Хуже пахнуть, чем старый итальянец всё равно не будет.

Боря Лёхе руку пожал и подарок вручил.

– Держи бонус… Клип с тебя для Ромки только.

– Вот это нишутя себе! – воскликнул Лёха, снова погружаясь в детство, где зайчик подарки приносил, пока не повзрослел, устроился на работу и не стал приносить квитанции.

Стоит такой мужик бледный, толстый, а глаза горят. Радуется! И слов больше подобрать не может. Только в зал по итогу убежал, тапочки растеряв по ходу.

– Какого Ромки? – тут же спросила мать, внука качая, покачивая и улюлюкая.

– Рома? – переспросил Боря, понимая, что на растяжке то и подорвался. – А так это… брат мой.

В прихожей повисла тишина. На миг стало слышно, как кричат соседи снизу. А через стену в соседнем подъезде кто-то делает новых людей.

Первым неловкую тишину оборвал Пашка, с рук бабушки к матери обратно попросившись. А то руки ещё не помыла, а сразу за внуков хвататься – не порядок.

Боря его тут же и подхватил, следом в зал уходя, от возможных криков подальше.

– Так Петя что… совсем распустился? – мать даже слов не нашла сначала, а когда заговорила, сначала шёпотом начала, а потом распылять себя с каждым словом начала. – Он ещё и сына с севера привёз?!

– В смысле привёз? – удивилась Дуня и по-простецки выдала все тайны, что слил ей отец под селедочку. – Тот тут всегда рос, в городе. Дылда уже такая. Выше Бори. Они почти… одногодки.

Мать побледнела больше прежнего, рот ртом хватать стала.

– Так ты что, не знала, что ли? – удивилась сестра Борина и мать под локоть подхватив, на кухню повела. А усадив за столом напротив торта, валерьянки принялась капать в стакан.

Кап-кап-кап. А сердце у матери бух-бух-бух. И электрочайник вместо слов шумит минута-другую.

– Ну теперь понятно, что у него за подработки после работы были, – ответила мать, выпив первый стакан с успокоительным, бутылек отобрав и тут же во второй начав капать.

Боря, заметив, что Лёха выпал из окружающего мира едва видеокарту в слот корпуса вставил, племянника вновь обратно на кухню принёс. При нём может меньше кричать будут? Интересно же, что говорят!

– Я что-то не понял, – начал Боря, чисто для себя уточняя. – Вы обе не знали, что у меня брат есть. Но… разошлись не поэтому?

– Да уж не поэтому! – поддала мать, но голос тут же понизила, внука забрала обратно и присела с ним, в себя приходя. – Хотя, какая теперь разница?

– В смысле какая?! – не понял Боря. – У нас у всех по пи… по шву всё пошло. Я в гараже ночевал, ты вон в Италию отчалила. А батя на север. Поговорить не могли что ли? Решить всё.

– Боря, что решать? – осекла сестра. – Любили они друг друга. Жили, пока могли. А как невмоготу стало, разошлись. Не маленький уже, чтобы разжёвывать всё тебе. Понимать должен.

Но Глобального, как единственного представителя мужской части населения, что уже умело говорить и ещё не выпал в виртуальную реальность со звуком загружаемой винды и комментарием «нихрена тут обновлений повыходило!» из зала, было уже не остановить: