Текст книги "Женские причуды"

Автор книги: Стефани Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Я осторожно беру сумку и ставлю себе на колени. Аккуратно ощупываю, пытаясь узнать, нельзя ли хоть что-нибудь спасти. Вдруг я снова проголодаюсь?

Мы садимся и притворяемся, будто ничего не произошло. Руфь берет кофе, поднимает крышку, делает глоток, накрывает крышкой и осторожно ставит в мусорную корзину.

– Опять неправильно сделала? – спрашиваю я.

– Да, – бросает Руфь, – но я больше не собираюсь отправлять тебя вниз. И так прошло полчаса. Что с тобой случилось?

– Я пролила кофе.

– Нельзя быть такой рассеянной… А теперь давай обсудим твои идеи. Ты близка к цели, но все же не совсем. Во-первых, ты упоминаешь кроссовки и спортивную обувь. Это лишнее. Во-вторых, мы никогда не собирали «наборы для гидромассажа». – Последние слова она произносит ехидным голосом. Видимо, эта идея ей совсем не понравилась. – Нам пришлось бы самим собрать сотни наборов, а я не уверена, что компания готова оплачивать тебе переработку. И, в-третьих, не хочу придираться, но у тебя тут две идеи про папки, что означает, что идей всего шесть, а я просила семь. В целом же мне больше всего понравилась идея про папку в форме лодыжки, хотя остальные идеи тоже надо обдумать. Главное, ни с кем их не обсуждай, ясно? Может, я немного изменю некоторые из них, а ведь знаешь, как говорят – у семи нянек ребенок без глазу.

– Разве не «дитя без глазу»? – произносит голос из ниоткуда.

Смотрите-ка, Роб. Вошел прямо в кабинет Руфь. На нем восхитительный костюмчик и розовый галстук. Интересно, какой у него размер? Готова спорить, что он влез бы в мои джинсы.

– Говорят, в столовой произошла досадная неприятность. Я встретился со своим хорошим другом Лиз Ябоновски, она мне и рассказала. А где же девушка, которая вылила на себя целую чашку кофе? А, кажется, я ее нашел…

Руфь оглядывает меня, словно видит впервые.

– Боже мой, Хлоя, что же ты мне не сказала? Конечно, ты что-то пролила. Ты вся мокрая!.. Я так увлеклась этими идеями, что даже не сообразила. Иди и приведи себя в порядок, нельзя же сидеть в таком виде.

Наконец заметила!

– Почему бы не наведаться в одежную кладовую? – спрашивает Роб.

Похоже, у него есть кладовки на все случаи жизни! Он как мой дядя Джек. Тот постоянно давал мне, Зое и нашим кузенам по пять долларов за обещание обнять и поцеловать его. Мы брали деньги, хотя и знали, что так поступают продажные твари. Никто не стал бы обнимать его забесплатно. Думаю, Робу приятно давать женщинам то, что не может дать никто другой. Увы, сегодня я не вправе идти на риск оказаться запертой в кладовке.

– Спасибо, я почти высохла. Мне не помешало бы зайти в туалет…

– Уверен, это можно легко позволить, – говорит Роб и направляется к Руфь.

Не стоит оставлять их наедине. Я беспокоюсь за свою начальницу. Она ужасно нервничает в его присутствии. Я выхожу из комнаты, неся сумочку, и в нерешительности застываю у двери.

– Можно посмотреть, что у тебя тут? – просит Роб.

– Вот, обдумываю идеи. Честно говоря, я устроила мозговой штурм, а потом позвала Хлою, чтобы обсудить с ней свои мысли. Пытаюсь научить ее придумывать рекламные ходы, хотя некоторые из этих идей чрезмерно смелые. Вот я и хотела посмотреть на ее реакцию.

– Правда? Готов поклясться, что я слышал, как ты обвинила ее в излишестве за использование слов «спортивная обувь» и «кроссовки». По-моему, вы обсуждали идеи Хлои. Надеюсь, ты не пытаешься снова присвоить себе идеи помощников, а, Руфь?

Да что же он с ней делает! Невыносимо. Она принимает на себя вину за мои чрезмерно смелые идеи, а он обвиняет ее в плагиате! Бедная Руфь.

– Роб, не смеши меня. Хлоя работает у нас всего несколько месяцев. Она едва-едва научилась пользоваться копиром. Надеюсь, ты не думаешь, будто я пытаюсь…

– Простите, – говорю я, заходя в кабинет. – Пожалуй, я все же пойду наверх и переоденусь.

– Хлоя, минуточку, – говорит Роб и кладет передо мной лист бумаги. – Я хочу задать тебе вопрос. Кто это написал?

Что делать? Я смотрю на Руфь, потом перевожу взгляд на Роба. Тот смотрит на мою начальницу, а та побелела, будто увидела призрака. Может, у меня опять торчат соски.

Я заливаюсь кашлем и одновременно пытаюсь закрыть грудь сумочкой с туфлями. По звуку можно предположить, что я вот-вот задохнусь. Остановиться я не могу. Роб обнимает меня за плечи и ведет наружу, к питьевому фонтанчику, потом придерживает мои волосы, пока я пью.

Обернувшись, я вижу в дверях кабинета Руфь, скрестившую руки на груди. В нормальной ситуации я не стала бы вырываться и убегать, однако другого выхода из ситуации не вижу. Ничего хуже не придумаешь, чем коллега, который придерживает твои волосы, пока ты пьешь из фонтанчика. Это в десять раз хуже, чем смеяться над его шутками или разглядывать его тело.

Я не знаю, хороши мои предложения или плохи, защищала меня Руфь или пыталась присвоить себе эти идеи, но выставлять ее лгуньей совсем не хочется. А подавать виноград «дамские пальчики» в перерывах шоу вообще глупо, и претендовать на авторство этой идеи я ни за что не буду. И вообще не понимаю, какая разница Робу, чьи это идеи и куда я иду.

Сама того не заметив, я оказываюсь в обувной кладовке. Раз уж я здесь, верну роскошные бархатные босоножки, которые по-прежнему на мне.

Сегодня тут полно народа. Будто пришли пообщаться. Все редакторы выглядят как модели с обложки.

Вот бы работать с ними вместо Руфь!.. А вот и Слоун!

– Привет, Слоун, – говорю я, снимая винтажные туфли. – Зашла вернуть пару. Пора переобуться в свои. – Тут мне бросаются в глаза пятна кофе, и я поспешно переворачиваю босоножки каблуком вверх.

У Слоун странное выражение лица, будто со мной что-то не так. Потом до меня доходит, что я очень грязная. Приходится пояснить:

– Я вылила на себя чашку кофе.

– Вижу, – говорит Слоун, забирая у меня туфли. – Посмотрим, что тебе можно подобрать в хранилище одежды.

В нормальной ситуации от такого предложения у меня чаще забилось бы сердце, но сейчас мешает мысль, что пару минут назад я сбежала от своей начальницы и издателя.

В одежной кладовке еще больший бардак, чем в обувной. Единственная разница между моим шкафом и этим состоит в том, что здесь полно платьев и шляпок. У меня их совсем нет.

Входит другая девушка и представляется: Блэр, литературный редактор. В ней примерно пять футов девять дюймов, а кожа у нее цвета арахисового масла. Высокая красивая девушка, и необычайно худая притом.

В кладовке уютно, как в дортуаре. Редакторы небось торчат здесь целыми днями, примеряя одежду и обувь. Я до сих пор и не догадывалась, какая тоскливая у меня работа.

– Как насчет этого? – спрашивает Слоун, протягивая мне красный замшевый пиджак.

Никогда не надену ничего подобного. Он такого же цвета, как кофта Руфь, та, с огромной дыркой под мышкой. Я беру пиджак со словами «Прекрасно!», но и не думаю идти переодеваться.

Вместо этого я принимаюсь болтать:

– У Руфь есть красная кофта точно такого же цвета с большими черными пуговицами и огромной дыркой под мышкой. Она постоянно ее носит. – Не знаю, кто тянул меня за язык, однако девушки явно видели кофту, потому что начинают смеяться. Я немедленно жалею о сказанном. Не знаю, что на меня нашло!

Взяв в кладовке единственную вещь, которая мне не нравится, я направляюсь к женскому туалету, чтобы переодеться, и тут раздается голос:

– Ей не пойдет этот цвет.

Голос ангела. Ангел спешит мне навстречу.

Мы виделись раньше. Это девушка из буфета!

– Боже, что с тобой случилось? – спрашивает она, подойдя поближе.

– Я пролила кофе… недавно. Не больше двух минут назад.

Не дай Бог догадается, что я видела ее бесстыдно флиртующей со Стэном. Она очень милая и спасает меня от красного цвета.

– Нет-нет, надо что-нибудь другое.

Чувствую себя Сироткой Энни.

Девушка заходит в кладовку и выносит белоснежную рубашку от «Дольче и Габбана» и черно-белую клетчатую юбку.

– Надевай!

Я не колеблюсь ни минуты. Переодевшись, выхожу в коридор и показываюсь всем; девушки заявляют, что мне идет. Только Слоун отвернулась и смотрит в другую сторону.

Я надеваю свои туфли, задумываясь, не читала ли в медицинских папках Руфь что-нибудь насчет грибка. Снова бросаю взгляд на Слоун. Хотелось бы спросить, что ей не нравится в моей одежде, но мы недостаточно знакомы. Как только девушка из буфета разворачивается и идет к кладовой, Слоун указывает на нее и шепчет: «Кортни».

Кортни возвращается из кладовки и протягивает мне еще одну юбку, точно такую же, как на мне, только в бежевую клетку. К юбке прилагается кремовая рубашка.

– Возьми эти тоже. Редактор отдела моды собиралась через несколько дней выкинуть отсюда все вещи, так что можешь забрать оба комплекта. Тебе очень идет.

– Мне нравится твоя колонка, – нечаянно говорю я и немедленно исправляю положение, состроив у нее за спиной рожу и подмигнув Слоун. Потом мы обе улыбаемся, и я немедленно чувствую себя виноватой, как обычно.

– Спасибо! – говорит Кортни. – Ты очень милая.

Все ее ненавидят. Наверняка все дни напролет строят рожи у нее за спиной, а она и не догадывается. Почему ее ненавидят? Силиконовые имплантаты и правда слегка перекосились, но с кем не случается? Она так любезна, мне подобрала замечательную одежду. Более того, два комплекта одежды. Ну и что, если Кортни любит пофлиртовать? Кто из нас без греха?

Интересно, как бы я выглядела со светлыми волосами?

Глава 9
Иногда ужасный ремень может защитить человека

Сегодня Руфь плотно закрыла за собой дверь, что случается редко. Я отправляюсь в отдел дизайна и спрашиваю Трая и Ронду, все ли в порядке с моей начальницей. Отвечает Трай: он заметил закрытую дверь и надеялся, что Руфь тихо удавилась, а я пришла об этом сообщить.

Не имея понятия, куда мне деться, я задерживаюсь в отделе дизайна.

– Ты взяла эту юбку в кладовой? – спрашивает Ронда.

– Как ты догадалась?

– Видела ее там пару дней назад, но сразу поняла, что такой покрой мне не годится. Ты уже знаешь, что я мастерски научилась прятать бедра.

– Ничего ты не прячешь, – вставляет Трай.

– Я вчера получила два таких комплекта одежды, – быстро говорю я, надеясь, что Ронда не расслышала грубияна. – Я пошла домой в черно-белой юбке, а сегодня решила надеть кремовый вариант. Странно носить одежду, которая тебе не принадлежит. На всякий случай я принесла свои вещи. Наверное, переоденусь после ленча. Люди у нас такие милые. Не верится, что мне дали сразу два классных комплекта.

– Да-да, – говорит Ронда.

– Как ты думаешь, что Руфь там делает? – спрашиваю я. – У нее вчера был тяжелый день, и я беспокоюсь за нее.

– Да какая разница? Пусть хоть сопли размазывает, – вставляет Трай. Бог накажет его за такие слова.

На Трае шерстяная шапка. Он будет ходить в ней весь день, и ему наплевать, что красивые волосы под ней спутаются.

Сегодня в отделе дизайна тихо. Халли нет в офисе, и нет звуков ломающихся канцелярских принадлежностей, потому что Али опять взяла больничный. Над ней живет барабанщик, который стучит всю ночь. Она говорит, что страдает из-за него бессонницей и потому так часто болеет.

Тут мне бросается в глаза, что Ронда тихонько работает над папкой в форме лодыжки.

– Что это?

– Еще одна чертова папка, – отвечает за нее Трай.

– Когда Руфь дала тебе этот проект?

– Оставила записку с вечера. Я нашла ее на столе, придя на работу. Наверное, задержалась вчера допоздна, – поясняет Ронда.

Сегодня на ней снова этот ужасный пояс; некоторые блестящие вставки начинают вываливаться. Мне хочется рассказать Ронде, что случилось с Робом, но меня удерживает атмосфера безумия, окружающая Трая… ненадолго.

– Вчера вечером пришел Роб и стал задавать Руфь вопросы.

– Интересно, – говорит Трай, давая понять, что вовсе не интересно.

–  Действительноинтересно, – произносит Ронда. – Сюда Роб никогда не заглядывает. Интересно, решил ее проведать? В последнее время она стала чудить.

– Например? А почему я не замечаю за ней странностей? Ну, если не считать одежды.

– Потому что тебя никогда нет.

– Я всегда поблизости.

– А вот и нет. Тебя никогда нет.

О чем он?

– Трудно поверить, – продолжает Ронда, – в последние несколько дней Руфь повадилась звонить Робу и менять голос. Задает вопросы, которые я предпочту не повторять в такой компании. Как только он вешает трубку, она перезванивает. Не представляешь, как жутко все это. Думаю, со временем она поймет, что сексуальные домогательства не проходят, и снова начнет грозить ему судом.

– Или будет вешаться на него, – вмешивается Трай.

– Заткнись, Трай. Роб ненавидел ее с первого дня. Но от нее так просто не избавишься. Вот и застряла здесь.

Ронда и верно знает все.

– Лучше бы он ее убил, – говорит Трай.

Уже во второй раз этот человек упоминает вместе смерть и Руфь. Вот бы сюда пришел какой-нибудь начальник и увидел, какому психу они платят деньги.

– Хлоя, зайди ко мне.

Это Руфь! Жива!

– Доброе утро, Руфь. Прошу прощения за вчерашнее. Понимаю, я ненормально себя повела. Мне не хотелось убегать, но я не представляла, что ему ответить, – немедленно выпаливаю я.

– Не надо извинений, Хлоя. Я тебя раскусила. Больше меня не обманешь. Однако работа есть работа, и сегодня мне надо представить директору по рекламе наши предложения для номера про обувь. Поэтому вместо того, чтобы проводить часы в кафетерии, поработай-ка для разнообразия. Подготовь мне к обеду несколько идей. Думай про обувь и не вставай из-за стола, пока что-нибудь не родится. Ясно?

– Разумеется, немедленно приступаю.

Она плакала, сразу видно. Я тоже, того и гляди, заплачу. Ее жизнь куда труднее, чем многим кажется. Руфь нужна помощь. Придется мне быть сильной за двоих и вытащить ее из этой ситуации. Все зависит от меня. Так-то. Сегодня Хлоя Роуз научится ни на кого не опираться. Надо только позвонить.

– Привет.

– Что случилось?

– Ничего.

– Хлоя, я очень занята. Говори быстро, но не вешай трубку посреди фразы.

– Ладно. Руфь меня внезапно возненавидела.

– Ты права, она тебя на дух не переносит, но не внезапно.

– Нет, внезапно. До вчерашнего дня она меня любила.

– Нет.

– Зоя, ты не права. Я совершила ошибку.

– А вот и нет. Руфь еще на интервью была на тебя зла.

– Ты меня не слушаешь и ничего не понимаешь. Ее уличили в попытке украсть мои идеи и выдать их за свои. Когда издатель спросил меня, чьи эти идеи, я убежала.

–  Убежала? Куда?

– В обувную кладовку, точнее, в одежную.

– У них есть и то, и другое?

– Угу.

– Здорово! Только я хотела предложить уволиться, как ты представила все в новом свете. Кстати, ты сейчас не заперта? После прошлого раза я держу наготове номер слесаря.

– Нет! Мне не нужен слесарь. Мне нужна твоя помощь, чтобы Руфь снова меня полюбила.

– Ладно, перечитай письмо, которое я написала тебе после интервью. Там тонны советов.

– Я оставила его дома.

– А виниловый пояс ты пробовала?

– Нет.

– Попробуй.

– Слишком поздно. Мне нужна идея, которая сработает прямо сейчас, причем без переодевания. Я уже на работе, и на мне замечательный комплект одежды, подобранный одним из редакторов. Я выгляжу прямо как мама, жаль, ты меня не видишь.

– А туфли?

– Джимми Чу.

– Хлоя!

– Ничего не могла с собой поделать. Они идеально подходят к юбке. Кроме того, вряд ли Руфь сердится на меня из-за одежды. Она решила, что я дурной человек.

– А поточнее?

– Постараюсь. Она думает, что я дурной человек и сучка.

– Попробуй план про болезнь. Притворись, что тебе позвонил врач с ужасными новостями, изобрази, будто плакала. Сделай так, чтобы нос и верхняя губа покраснели. Покусай, если понадобится.

– Покусать себя за нос?

– Покусай губу. И потри нос. Прямо сейчас. Все, мне пора. Целую.

Она так и не сказала, какая болезнь у меня должна быть. Минуточку. Припоминаю письмо… Вроде что-то сексуальное. Точно! Я должна сказать, что у меня жирные волосы и болезнь, передающаяся половым путем. Неужели я вспомнила? Обычно у меня ужасная память!

Было бы проще, дай я себе волю пару минут назад, когда мне в самом деле хотелось поплакать. Вытаскиваю зеркальце и осторожно кусаю губу. Ничего не происходит. Достаю красную помаду и осторожно мажу ей под носом и немного вокруг глаз. Большинство людей не догадываются, что при плаче кровь приливает не только к носу и губам, но и к области глаз. А теперь немножко втереть… Здорово получилось. Как будто я и вправду плакала. Я прекрасный гример. Еще немного помады, чтобы придать лицу пятнистости, и вуаля! Теперь будем ждать Руфь. Пусть застанет меня за разговором с доктором.

Подержу-ка я трубку возле уха… Тем временем можно заняться и другими вещами. Главное – обложиться бумажными салфетками и начать вытирать нос, как только Руфь меня заметит.

И пора начать думать о выпуске, посвященном обуви.

Обувь… для начала какой-нибудь слоган. Что-нибудь вроде: «Обувь бывает чудной и чудной, что модно в сезоне – читайте в «Причудах»». Или: «Не оставим без туфлей миллион читателей». Нет, не годится – читателей не миллион, а больше, и вообще я с числами не дружу… а дружу с туфлями, и некоторые из них просто чудо… про них-то и надо писать в «Причудах».

– Хлоя!

– Да! – от испуга кричу я и с грохотом бросаю трубку на рычаг. – Простите, Руфь, вы застали меня врасплох. Я только что говорила с врачом. Боюсь, у меня ужасная болезнь, передающаяся половым путем. И взгляните на мои волосы… правда, жирные?

Не поверила. Да и с чего бы? Я мыла голову утром, дважды.

– Хлоя, что ты делаешь?

– Ничего, только с гинекологом поговорила.

– А почему у тебя весь нос в помаде?

– Нос? В какой помаде? – Беру зеркальце и пытаюсь взглянуть на это с ее точки зрения. – Как она туда попала?

Действительно, помада.

– Ах да, вспомнила! Я хотела использовать помаду вместо румян. Вы никогда так не делали? Не пользовались помадой вместо румян? И не пробуйте. Видите, как плохо выглядит. Не повторяйте моей ошибки. Кстати, вы не представляете, какая ужасная у меня болезнь, передающаяся половым путем. Я даже говорить об этом не хочу. Слишком расстроена. А кто бы не расстроился на моем месте? Вы бы не расстроились, заполучив болезнь половым путем? Расстроились бы, уж поверьте. Боже, Руфь, это так ужасно!.. Хотите конфетку, освежающую дыхание?

Хорошо хоть колготки ей не предложила.

– Хлоя, возьми себя в руки, а потом зайди ко мне в кабинет. Надо обсудить дела. И впредь оставляй подробности своей личной жизни при себе.

Лучше бы Зоя не давала мне советов. Ни одна из ее идей не сработала.

Не успеваю я зайти в кабинет Руфь, как она просит меня прикрыть дверь.

– Что ты придумала для номера про обувь?

– Ну… э-э… мы можем… можем… – Вот оно, вот… – устроить ретроспективный показ обуви в музее «Метрополитен», точнее, в Институте костюма, взяв продукцию наших рекламодателей. Крупнейшая выставка года, официальное торжество. – Наконец-то я смогу показать розовую вечернюю сумочку! – Выставку стоит оформить самим. Мне представляются сотни идеально освещенных витрин, в каждой из которых стоит одна туфелька. Задний план будет отражать время, когда носили такую обувь. Я просматривала старые номера журнала, начиная с пятидесятых годов, – некоторые туфли просто удивительны! Можно пойти еще дальше и устроить выставку «Шаги сквозь время», начиная с пещерного человека.

Возможности бесконечны. Мы можем размещать фотографии, скульптуры, и я знаю одну женщину, Джейн Кэрролл, которая делает потрясающие туфли из цветов. У меня в комнате висит фотография пары детских ботиночек. Если вам нравится моя идея, я немедленно займусь приглашениями. Это будет самое зрелищное событие года! Вы прославитесь.

Я даже с дыхания сбилась. Вот уж не ждала от себя такого. Боже, вдруг это хорошая идея? А на мне нет ничего винилового.

– Руфь, минуточку. Я вспомнила кое-что.

Бегу в отдел дизайна и шепотом прошу у Ронды пояс, потому что юбка сваливается. Она моментально снимает его и отдает мне. Я ужасно благодарна, но почему-то чувствую, что ступаю на дорогу, ведущую в ад. Быстро застегнув пояс, бегу обратно в кабинет Руфь и сажусь на место.

– Еще раз прошу прощения. Маленькая неприятность… Ну как вам моя идея? – спрашиваю я, несколько раз щелкая пряжкой пояса.

– И это все? – нетерпеливо спрашивает Руфь.

– Вроде того, – отвечаю я, думая, сколько мне надо носить пояс, если моя идея ей не понравится. – А еще я сделала набросок мозга девушки. Там показаны разные процессы, происходящие при выборе пары обуви. Набросок у меня в кабинете, могу показать. Он не очень хорош, но если Трай его перерисует, картинка пригодится в качестве обложки папки или еще чего-нибудь вместо идеи с музеем.

– И все?

– Пока да, – признаю я.

– Хлоя, я просила придумать несколько идей, а не одну или две! Вытри лицо, принеси мне чашку кофе и принимайся за работу. У меня ужасно болит голова.

Жаль, не смею попросить у нее еще раз образец цвета… На пороге кабинета Руфь меня останавливает:

– Минуточку… Мне не почудилось? На тебе одежда из кладовой?

– Да, помните, вчера я облилась кофе и была вынуждена что-нибудь взять.

– Да, прекрасно помню, но это было вчера. Вряд ли так уж необходимо носить одежду из кладовой сегодня. Тебе не кажется, что ты злоупотребляешь служебным положением?

– Я не хотела ничем злоупотреблять и принесла с собой смену одежды, – чувствуя, что не права, начинаю объяснять я.

– Кладовая для особых случаев, а не для развлечения! И вообще не для помощников!.. Любопытно, кем ты себя возомнила?.. Ладно, забудь про кофе. Немедленно переоденься в свою одежду и не забудь вернуть все, что тебе не принадлежит. Ну ты даешь!

Выхожу из кабинета Руфь на автопилоте. Ноги онемели. Наверное, так протекает гипотермия. Спасибо тебе, Господи, что я не замерзаю насмерть. Я всегда думаю о подобных вещах. Если у меня желудочный грипп, я пытаюсь представить себя в тюремной камере у параши. Таким образом я вызываю в себе чувство благодарности за то, что болею гриппом в комфортных условиях собственного дома. А сейчас я радуюсь тому, что не торчу посреди замерзшего пруда. Такие размышления позволяют мне вынести все, что угодно.

Возвращаюсь в отдел дизайна и отдаю пояс Ронде.

– Спасибо, мне придется переодеться, и пояс больше не понадобится.

Она забирает его без лишних вопросов.

Может, она носит этот пояс специально, чтобы помогать людям, которых осенила отличная идея. По крайней мере мне не пришлось мазать волосы вазелином, который потом не смоешь.

Жаль, что надо идти переодеваться до обеденного перерыва. Девочки из редакции могут решить, что я ищу себе товарища на ленч. Не хочу показаться никому не нужной. Еду всегда можно взять с собой, чтобы было понятно, что у меня свои планы. Но как обычно, пакета нигде нет.

Где он? Я положила его сюда. Да что с ним такое? Все, терпение лопнуло. Всякий раз, как я хочу есть, он исчезает. Не появились ли в обувной кладовке новые туфли?

Я отправляюсь в кабинет Руфь и прямо с порога спрашиваю:

– Вы не знаете, случайно, куда сегодня делся мой ленч? Его нет в мусоре и он не приколот к стене. Не знаю, где еще искать.

– Не поняла?

– Я снова не могу найти свой пакет с едой.

– Хлоя, я не имею ни малейшего понятия, куда ты его дела, – говорит Руфь таким тоном, будто из нас двоих нормальная она.

– Я его съел, – заявляет Трай, просовывая голову в кабинет.

– Что? Зачем?

– Не знаю, – отвечает он, снимая шапку и проводя рукой по своим чудесным волосам. – Я всегда так делаю.

– Ты серьезно? Так это ты ел мой ленч? А я думала, Руфь.

– Зачем Руфь есть твой дерьмовый ленч? – спрашивает Трай таким тоном, будто он зол на меня.

– А тебе зачем? – Я стараюсь не обращать внимания на абсурдность нашего разговора.

– Лучше, чем ничего. А в чем таком красном у тебя все лицо?

– В помаде! – кричу я, хватаю сумку с одеждой и отправляюсь в туалет умыться и переодеться. Все вокруг повернулось с ног на голову. И, как всегда, я голодная, без пакета с едой и без компаньона для похода в столовую. Я умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Лицо изменилось, невзирая на смытую помаду. Кажется, я делаюсь похожей на Зою.

Выйдя из дамской комнаты, решаю забежать в киоск и купить чего-нибудь съедобного. Беру пакет шоколадных конфеток, упаковку сырных крекеров и немного соленых крендельков. Самое подходящее время сесть на диету. Перекушу крекерами, на десерт съем шоколад, а крендельки оставлю на потом. Может, в кладовке никого нет.

Пожалуйста, пусть там будет хотя бы одна новая пара туфель, иначе окажется, что этот день и проживать не стоило!

Поднимаюсь на лифте на седьмой этаж. Здесь так тихо, что услышишь малейший шорох. Я могла бы переодеться сто раз, и никто бы не узнал.

Перед тем как нырнуть в одежную кладовую, бросаю взгляд в обе стороны и заглядываю в обувную. Боже мой! Здесь тонна новых вещей! И все расположены по цвету. Я ввела правило! На верхней полке не меньше двадцати коробок.

Кладу еду на пол и придвигаю стремянку, чтобы проглядеть новые поступления. Забравшись наверх, принимаюсь снимать крышки с коробок, но что внутри, мне почти не видно, поэтому я решаю достать их.

Сев на пол, я располагаю новые коробки вокруг себя полукругом. Теперь можно расслабиться. Люблю я эту кладовку. Доев очередное печенье, заглядываю в одну из коробок. Дверь приоткрыта; чтобы не оказаться снова пленницей, я оставила в проеме одну из своих туфель. Сегодня у меня лучший ленч за все последнее время. Мне почти нравится есть одной. В обувной кладовке так мирно, как на вершине огромной горы…

– Эй!

Боже мой! Опять он. Надо было захлопнуть дверь.

Я быстро поднимаюсь и начинаю ставить коробки на полки, будто я здесь каким делом занята. Хотя повсюду крошки.

– Привет, – говорю я, стараясь держаться спиной к нему и не поднимать голову.

– Не оборачивайся и не говори, кто ты. Я угадаю. Хлоя, верно?

– Угу, – приходится ответить мне, лихорадочно пытаясь придумать, что бы соврать. Я оборачиваюсь и смотрю на него.

Нечестно быть таким красивым.

Нечестно и жестоко.

– Вижу, ты разобралась с тем, как тут все устроено. – Стэн кивает в сторону туфли, держащей дверь. Он сцепил руки в замок за головой. Потом расцепляет их и откидывает волосы назад. Этот парень выглядит как чертова кинозвезда, а я стою посреди кучи крошек. – Сегодня все в порядке?

Наверное, похоже, что я неплохо тут устроилась.

– Я заглянула, чтобы вернуть одежду, которую мне дали редакторы. Помнишь, я вчера пролила на себя кофе?.. Моя начальница Руфь велела мне вернуть одежду немедленно, а я как раз обнаружила, что уже время обедать, а кто-то съел мой ленч, и я купила всякой всячины себе на перекус. Но по пути в кладовку с одеждой заглянула на секундочку сюда, чтобы убедиться, что все так же хорошо разложено, как я разложила в прошлый раз. Здесь полный порядок. Я немного все поправлю и пойду дальше.

– Жаль, – говорит он.

– Что жаль?

– Твои методы сортировки туфель произвели на меня впечатление. Я надеялся снова посмотреть, как ты все скинешь на пол и разложишь по местам.

– Я знаю, что мне не стоит ходить сюда, однако, честно говоря, у меня небольшая проблема. Эта кладовка не идет у меня из головы. Я стараюсь не думать про нее, но не получается. Я и не собиралась сегодня идти сюда, шла прямиком в кладовку с одеждой. Так вышло само собой.

Стэн оглядывается. Повсюду валяются коробки, на полу полупустые пакеты, вокруг них крошки.

– Ты называешь это проблемой? – ехидно говорит он, пытаясь не принимать ситуацию всерьез. Я снова ухитрилась устроить здесь жуткий бардак.

– Не столько проблема… Скорее, пунктик.

– Почему же ты так любишь обувь?

Беседуя со мной, он начинает наводить порядок. Напрасно.

– Сама не знаю. Они для меня как люди. Такие маленькие, а ведь у каждой пары свое лицо. Мне нравится смотреть на них и держать в руках. Поразительно, как много обычная пара обуви может сказать о себе и своей хозяйке. Они способны представить человека или целую эпоху. Иногда я иду в отдел обуви в «Барниз» и дивлюсь этому чуду… часами. Некоторые туфли даже отвечают на мой взгляд. Когда их делают тщательно – я беру пару черных бархатных тапочек «Стаббс и Вутон» с золотым гербом, – получается произведение искусства не хуже любого другого. Только посмотри, сколько сил сюда вложено. Они похожи на крохотную принцессу в замке. Пожалуй, я люблю их, потому что они маленькие сокровища.

– Эти туфли напоминают тебе принцессу в замке?

– Если быть точнее, принцессу в замке, расчесывающую волосы перед сном. А тебе?

– Старушку, – говорит Стэн, не слишком меня слушая. Он быстро наводит порядок.

– Помнишь эти туфли? – спрашиваю я, показывая черные лакированные туфли «Мэри Джейн» от Лулу Гиннесс с белой лакированной окантовкой. – Знаешь, что они мне напоминают?

– Извращенца из «Лолиты»? Кто его играл? Ах да, Джереми Айронс.

– Нет, не извращенца. Они напоминают мне пару туфель, которые были у меня в детстве. Я носила их постоянно, кстати и некстати. Видишь, какие они новые, блестящие и парадные? Как я была счастлива, когда мне было куда пойти!.. Но у моих были перламутровые пуговки, а у этих нет. Мне очень нравится эта пара, и все же она не заменит мне моих любимчиков. У тех была розовая бархатная подкладка, а каблука, разумеется, не было.

– Розовый бархат? Сильно. – Понимаю, ему неинтересно, но мне нравится вспоминать мои туфельки.

– И все же в этих тоже есть что-то особенное. Они по-старомодному женственные, однако их классический дизайн, форма мыска и высота каблука идеально подошли бы, скажем, к кремовому костюму от Джеки Кеннеди или Баленчиага. Или к простому черному платью в белый горошек с жемчужными сережками.

Я могла бы надеть их с костюмом для собеседования!

– Вспомнил. – Стэн забирает у меня одну из туфелек. – Это туфли, которые никогда не надо носить. Те, которые разом произведение искусства и игрушка.

– Именно!

– А где ты их взяла?

– На верхней полке, там же, где другие коробки.

Тем временем он открывает все коробки, рассматривает туфли и кладет обратно. Может, он заведует этой кладовкой.

– Ты заведуешь этой кладовкой? – спрашиваю я.

– Не совсем.

– А чем ты тогда занимаешься?

То ли он пытается не смеяться над моей невежливостью, то ли сегодня случилось что-то смешное. Со мной тоже такое бывает. Неожиданно вспоминается шутка, услышанная два года назад, и я начинаю смеяться в лицо собеседнику.

– Я, что называется, решаю проблемы. И докладываю о них корпорации.

– То есть ты шпик?

– Кто?

– Шпик – это такой человек, который на всех доносит. Я узнала это из «Отряда «Стиляги»».

– Шпик – человек, который доносит на всех из отряда «Стиляги»?

– По-моему, речь шла именно об «Отряде «Стиляги»». Ты смотрел это шоу? Обожаю старые шоу. А ты?

– Наверное, не настолько.

Он не слушает меня, а оглядывается по сторонам, видит кладовку в новом свете. Раньше это была просто комната, полная обуви, а теперь – целая жизнь, порожденная больным воображением.