Текст книги "Женские причуды"

Автор книги: Стефани Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Твоя навеки,

Кортни.

Татуировка! Отличная мысль. У меня тоже есть маленькая ямочка!

Как бы мне ни хотелось просидеть здесь целый день за чтением, пора возвращаться к копированию бумажек.

Некоторые документы давно следовало выкинуть, но не мне решать. Посудите сами.

Уважаемый начальник отдела кадрав!

Я подаю заявление о назначении меня на должность директора творческой группы одиннадцатый год подряд и хотела бы еще раз перечислить свои достоинства. Я работаю координатором отдела развития одиннадцать лет и уверена, что внесла значительный вклад в успешные продажи отдела рекламы.

Хотя я все это время с отличием выполняю свои должностные обязанности и добилась прекрасных результатов, практически не имея в своем распоряжении сотрудников, мне по-прежнему отказывают в должности, которой я заслуживаю. В настоящий момент должность вакантна. Я бы хотела встретиться с одним из кадравиков, чтобы обсудить мои шансы в этом году.

Искренне ваша,

Руфь Дэвис, координатор отдела развития.

Бедная Руфь, неудивительно, что она не получила эту должность. Не знает, как писать слово «кадров»!.. Странная у нее цель. Разве можно совмещать слова «директор» и «творчество» в названии должности? Все равно что сказать «веселый грустный человек». Она работает здесь… Посчитаем. Если она написала это письмо несколько лет назад… и уже была здесь одиннадцать лет… тогда она пришла в журнал примерно в 1983-м или 1984-м. Жалко, что у меня так плохо с математикой… Предположим, что Руфь устроилась сюда в двадцать восемь лет… тогда… Стоп, а в каком году это было? В 1970-м, да?.. А сейчас две тысячи… Боже мой!.. Руфь работает в журнале тридцать пять лет? Тогда получается, что ей уже под семьдесят. Она потрясающе выглядит! Нет, наверное, я где-то обсчиталась. И все же меня беспокоит, что она до сих пор носит косички.

А это что? Написано «медицинская папка». Здесь две сотни бумажек. Хирургия ног, хирургия ног, биопротезирование, терапия, медицинский педикюр, радиология, иглоукалывание, хиропрактик, еще один педикюр… итак без конца. Интересно, означает ли термин «медицинский педикюр», что в нашу страховку входит педикюр и его можно делать бесплатно? Ради одного этого стоит здесь работать.

Я просматриваю все бумаги. Бедняга Руфь, ее замучили ноги. Она очень болезненная женщина.

Ладно, пора передохнуть. Уже почти четыре часа, а я ничего не ела. Конфеты лишь ненадолго перебивают аппетит. Если я не ем, то делаюсь раздражительной. Почти грубой. А ведь я торчу возле копира целый день. Сложу-ка я эти папки и пойду обратно. Работа не волк.

Я тащу стопку папок выше собственной головы. Приходится идти медленно, старательно держа равновесие, особенно потому, что только у одной туфли есть каблук. Оторванный лежит поверх кипы бумаг. У меня чудовищное настроение – еще бы, я голодна, ковыляю кое-как, да еще и не вижу, куда иду.

– Ничего себе груз! – раздается голос из-за спины.

В обычных обстоятельствах я непременно обернулась бы и ответила, но сейчас мне плевать на всех и вся. Только идиот заговорит с истощенным человеком, который едва передвигается и ничего не видит.

– Осторожно! Не упадите, – продолжает тот кретин, посмеиваясь.

Приходится повернуться. К моему удивлению, за спиной стоит невысокий, но совершенно взрослый мужчина, одетый в черный облегающий джемпер, идеально скроенные брюки с отворотами и, кажется, замшевый пиджак. Он сюда или отсюда? Незнакомец слишком маленького роста для модели, но и обычным человеком он быть не может – слишком тщательно сделана прическа. С эффектом мокрых волос. Я не понимаю, как можно носить такую. Лично я не вышла бы из дома с мокрой головой.

Я разворачиваюсь, насколько могу, вежливо улыбаюсь и продолжаю свой путь. Незнакомец снова издает смешок.

– Не беспокойтесь, я не хочу вам надоедать. Меня зовут Роб Марроу, а вы, я вижу, сломали каблук.

Имя знакомое. Он что, местная знаменитость? Ах да! Вспомнила.

Марроу пытается фыркнуть вместо того, чтобы смеяться. Такой звук обычно издают люди, которые изо всех сил стараются сдержаться и не начать истерически хохотать над тем, кто выглядит до невозможности смешно. Мне ужасно хочется сказать: «Эй, можно подумать, это я расхаживаю с прилизанными мокрыми волосами, мистер Хохотун».

– Вам не говорили, что у нас есть множество запасных туфель для случаев, вроде вашего? Не обязательно ходить в таком виде. Этажом выше обувная кладовка, где не меньше двух сотен пар. Вы отнюдь не первая, кто сломал каблук. – Он снова смеется. – Как отнесете эту кучу, отправляйтесь на седьмой этаж и скажите, что вас прислал Роб.

Похоже, я влюбилась в этого чудесного человечка и сейчас упаду в обморок. Ушам своим не верю! Обувная кладовка! Полная туфель! И как я ее не почуяла?.. Голова кружится. Я не в силах тащить эту груду папок. Силы оставляют меня. Дойду ли я до своего стола? Что, если ноги подогнутся, я упаду, ударюсь головой о твердый пол и умру, так и не увидев обувной кладовки? Хочется все бросить, схватить Роба за воротник и закричать: «Где? Где именно находится обувная кладовка?» Но он уже скрылся за углом.

Я словно во сне. Я почти уверена, что это тот самый парень, который не хочет повысить Руфь в должности. Надо же, он возвращается. Заведу-ка я разговор и невзначай вплету в него мою туфлю. Мигом узнаю, где эта кладовка. А может быть, заодно удастся помочь Руфь.

– О, снова добрый день. Я сказала, что меня зовут Хлоя Роуз? Я работаю на Руфь Дэвис. Правда, она прекрасный человек?

Роб снова посмеивается, но я готова терпеть. Он по-своему мил.

Боже, пусть он не скажет ничего смешного. Если у меня затрясутся плечи, я все уроню.

– Знаете, мне так нравится работать с Руфь. Она просто нечто! – Я не свожу глаз с его плеча.

– Да, она нечто, верно подмечено. Спорим, именно она велела вам скопировать все эти документы? – говорит он, вытаскивая верхнюю папку из-под каблука. Бросив на нее быстрый взгляд, Роб осторожно кладет ее обратно под каблук. Он не мог успеть ее прочитать. Я точно знаю, что это не тот листок с надписью «Руфь». Кстати, когда я присмотрелась повнимательнее, там оказалось только «руф», со строчной «р». Какой перевод бумаги.

– Пустяки. В моем закутке осталось в десять раз больше. Просто Руфь попросила меня начать с этих, самых важных. Она прекрасно знает свое дело.

Я стараюсь взять кипу поудобнее, чтобы идти не так неуклюже. Кажется, я переубедила его насчет Руфь. Мои слова произвели впечатление.

– Что ж, добро пожаловать в нашу команду, Хлоя.

Роб скрывается за углом.

«Стойте! Моя туфля!»

Я умудряюсь добраться до места, ничего не уронив, и сваливаю папки на стол, шепча сама себе:

– Знаете, недавно Роб, мой издатель, сказал мне…

Тут меня прерывает Руфь:

– Хлоя, с кем ты разговариваешь?

– Сама с собой.

– Ты со всех документов сделала копии?

– Не совсем, но я решила, что быстро перекушу и узнаю, не нужна ли я вам.

– А с кем ты говорила в коридоре?

– С Робом.

– Робом? – Видимо, она с ним не знакома.

– Да, с моим издателем.

Тьфу ты, неудачно прозвучало, будто я здесь хозяйка.

– Я хотела сказать, с издателем, – поправляюсь я.

– То есть ты не работала, а болтала с Робом?

– Нет-нет, я уже шла обратно, – заверяю я.

Руфь очень склонна беспокоиться. Надеюсь, она не решит, что я смотрела ему в глаза. Плечо ведь не считается?

– Хлоя, я записана на сегодня к врачу и скорее всего уже не вернусь. Отвечай на телефонные звонки до конца рабочего дня. Встретимся завтра утром. Уверена, у тебя осталось полно работы, и теперь мне ясно, почему она так затянулась: тебя слишком легко отвлечь.

Руфь надевает пальто, похожее на спортивную куртку, но с большим вышитым цветком на спине. Может, одежду для моей начальницы шьет человек, пытающийся пробиться в модельный бизнес? Она делает ему большое одолжение. Я на такое не способна. Соврала бы, что у меня аллергия на все виды ткани и я покупаю одежду в специальных магазинах для аллергиков.

Я прощаюсь с Руфь и ищу свой пакетик с перекусом. Я не прочь поесть за столом – так легче притвориться, будто мне некогда прерываться на такие пустяки, как еда. Особенно когда нет других планов. Джо наверняка отправляется домой. Мне же еще копировать и копировать. Интересно, что делает Слоун в обеденный перерыв?

Увы, я не могу найти свой ленч. Готова поклясться, что оставила его на столе, рядом с зеркальцем, но его там нет. Я заглядываю во все ящики обоих столов, а потом замечаю в корзине для мусора сплющенный пакетик. Не совсем сплющенный, а раздавленный с одной стороны. Я пытаюсь забыть, что Зоя это предсказывала. Руфь не стала бы нарочно садиться на мой ленч. Она даже не заходит сюда. И все-таки на него сели. Мне очень тошно – кто-то вторгся в мое личное пространство.

Теперь, когда есть нечего, я буквально умираю с голоду. Можно, конечно пойти к этим странным личностям в отдел дизайна и узнать, не осталось ли у них чего, но не хочется. Они небось жуют пауков или собственные волосы. А вдруг можно пообедать в столовой? А как же телефон?.. Честно говоря, на нашем этаже телефон никогда не звонит. Я даже не уверена, что аппарат Руфь воткнут в сеть.

– Надо же! Какая отличная столовая, – неожиданно говорю я вслух.

– Правда красивая, милочка? Приятно слышать. Большинство людей даже не замечают этого. Надо же, такое заведение назвать столовой! Она похожа на Тадж-Махал, – отзывается невысокая женщина с крохотными ногами. Я и понятия не имела, как в наши дни выглядят столовые, и ожидала увидеть что-то вроде школьного буфета. – Будешь что-нибудь? – спрашивает женщина.

– Даже и не знаю, пожалуй, салат и немного того гуляша. Он вкусный?

– Не могу сказать, – опускает голову женщина.

– Почему?

– Во-первых, я сама его сделала, а во-вторых, готовлю я временно, пока не найдут приличного повара. В столовой миллион дел, и никто ими не занимается, кроме вашей покорной слуги.

– Правда? Вы приготовили мясо? Удивительно. Я ни на что подобное не способна. Надо попробовать. Выглядит на редкость аппетитно.

Я сажусь за стол с тарелкой гуляша, однако стоит взять его в рот, как становится ясно, что я совершила ужасную ошибку. Он пересолен. И, того и гляди, прожжет мне дырку в щеке.

– Простите, – бормочу я, стараясь держать гуляш рядом со складочкой на внутренней поверхности щеки, которая образовалась за долгие годы из-за немного торчащего зуба. – Нельзя ли переложить мой гуляш, чтобы можно было взять его наверх? У меня очень много работы.

Женщина с крохотными ногами пристально смотрит на меня и улыбается:

– Мне нравится твоя доброта. А теперь скорее выплюнь эту гадость, пока не случилось несварение желудка.

– Вы не против?

– Нет, конечно! Никогда не умела готовить. Как насчет куска шоколадного торта?

– Его пекли вы?

– Нет, милая, мы его покупаем, – шепчет она и, принеся из задней комнаты большую коробку, снимает с нее крышку и отрезает мне солидный кусок шоколадного торта. Потом еще один, совсем маленький, и кладет его рядом с первым. Обычно за тобой перестают так ухаживать, когда ты заканчиваешь начальную школу. – Ни одна женщина здесь и близко не подойдет к такому торту, но не пропадать же вкуснятине, даже если ее купили в магазине. – Последние слова она произносит шепотом.

– Не беспокойтесь, я никому не скажу, – шепчу я в ответ, принимаясь за еду. – Вы не представляете, как я люблю шоколадный торт!

– Заходи, и я тебе отложу всего самого вкусненького.

Мне почти хочется признаться ей в любви, но с такими вещами спешить не стоит.

– Спасибо… милая женщина с маленькими ногами, – говорю я. Последние слова, само собой, про себя.

Я делаю копии уже целый месяц и постепенно начинаю сознавать, что работа в «Причудах» далека от работы моей мечты. Мне здесь одиноко. Зато сегодня я наверняка покончу с копированием. На следующей неделе Руфь даст мне задание поинтереснее. Не сомневаюсь.

Я очень рада, что сегодня пятница, но вечер не обещает быть интересным. Придется помочь Зое собирать вещи. Не могу поверить, что она в самом деле уезжает. Как тем летом, когда она отправилась в лагерь. Я спала в ее кровати, играла со всеми ее игрушками, однако все было немило. Я так скучала по сестре, что каждый день в подробностях описывала, как меня вынуждают делать всю работу по дому и грозят сдать в детдом, если я не стану маминым рабом. И каждый день я получала один и тот же ответ. «Перестань врать, я скоро вернусь». Мне казалось, что с той минуты, как она уехала, и до самого ее возвращения у меня была температура. Я держала рядом с постелью градусник и ставила его каждые несколько минут. Очевидно, гнусный градусник сломался, потому что никто в доме мне не поверил, включая тетю Дотти.

Глава 5
Гораздо проще добиваться своего, разобравшись кто ты есть на самом деле

Мы с Зоей смотрим телеканал, посвященный домашнему хозяйству. С тех пор как я устроилась в «Причуды», мы увлеклись кулинарией. Зоя считает, что мне нужно хобби, отвлекающее меня от мыслей о Руфь, а я считаю, что Зое нужно хобби, отвлекающее ее от Руфь.

Я повторяю вслед за шеф-поваром, какие продукты нужны для сытного пирога с курицей, а Зоя записывает. Ей нравится, когда я диктую. Пока мы ничего не приготовили, зато записали массу рецептов. «Ежедневный шеф-повар» – наша любимая передача. Мы обе купили себе фирменные фартуки. Зоин ужасно красивый, с оборками. После каждого шоу у нас так разыгрывается аппетит, что мы заказываем еду на дом.

Строго говоря, нам следовало бы собирать вещи, но мы так устали, а по телевизору передают массу отличных рецептов…

Книга Майкла имеет огромный успех. Теперь его все время показывают по телевизору, и он снял им с Зоей прекрасную квартиру в центре, на верхнем этаже. Мне не терпится ее увидеть. С одной стороны, я надеюсь, что она будет просторной и светлой, в престижном районе, а с другой – что ее наводняют огромные тараканы, от которых невозможно избавиться. Не могу представить, как я обойдусь без Зои. Ненавижу жить одна. Оставлю-ка я себе ее фартук.

Мне бы использовать такой хороший повод и удариться в загул, жить, будто каждая минута может оказаться последней. Беда в том, что я так не умею. Я никогда не впадала даже в легкую депрессию, не то что в черное отчаяние. Я никогда не делаю ничего вредного для здоровья. Всегда хотелось – и всякий раз что-нибудь мешает. Стоит мне решить, что теперь-то я уж точно пойду вразнос, как произойдет приятный сюрприз, скажем, мне приснится, будто я получила чек на 81 тысячу долларов, и хорошее настроение возвращается. Я хочу хотя бы раз напиться до бесчувствия и отрубиться на диване, вцепившись в собственные волосы в отчаянной попытке удержать остатки крыши. Неужели я многого прошу?

Пожалуй, стоит прямо сейчас распланировать мое первое безумное приключение. Скоро у меня день рождения, и это прекрасный повод изменить свою жизнь. Начнем с вечеринки.

Я приглашу всех своих знакомых. Посмотрим… Шерил? Она живет в Лос-Анджелесе и вряд ли до меня доберется. Можно бы позвать Джен, но она увлечена своими встречами «Анонимных алкоголиков», откажется пить и испортит весь вечер. Есть Райза, однако она мне не очень нравится с тех пор, как стала лучшей подругой Энди. Они превратились в одну противную девчонку вместо двух, которых я некогда любила. Пригласить Алексис? Она не попросила меня быть подружкой невесты, а ведь я считала себя одной из ее лучших друзей. Понятно, у нее пять сестер, но лучше я еще немного пообижаюсь. Кроме того, она вряд ли захочет веселиться до упаду; Алексис замужем, и пять скучных сестер – ее единственные подруги.

Куда делись все мои друзья? Последние несколько месяцев я только и делала, что работала и спала. На остальное не было времени. Даже на походы по магазинам. Ну, положим, тут я привираю. Каждая получка моментально улетала, начиная с первой недели работы в журнале. Мне хотелось себя подбодрить. А на общение времени не хватает. Между концом рабочего дня и началом следующего я просто существую. Казалось бы, можно подружиться с кем-нибудь в офисе, но я чувствую себя как новенькая, которая пришла в середине года и случайно начала общаться с самой непопулярной девочкой во всей школе – Руфь.

Посмотрев телевизор, мы с Зоей занялись наконец сборами. Дело не идет на лад. Стоит мне положить что-нибудь в коробку, как сестра немедленно это вытаскивает. Видимо, я не умею собираться. Я пытаюсь помочь ей, сортируя вещи по цвету, но Зоя признает только сортировку по категории. Не в силах понять, как это, я начинаю думать про вечеринку и звоню Джен.

– Привет. Слушай, я решила не устраивать вечеринку.

– Ладно.

– Я хочу сказать, что совсем уж решила устроить, а потом передумала. Впрочем, еще не поздно.

– Ты помнишь, что я не пью?

– Конечно. Надеюсь, что в пылу разгула и веселья никто не заметит.

– А кого ты пригласила? Каких-нибудь симпатичных ребят?

– Ну, пока что я никого официально не приглашала, и с ходу никто не приходит в голову… Стой-ка, вспомнила! Айден! Как я раньше про него не подумала? Он очень милый, и у него никого нет, верно?

– Айден? Какой Айден?

– Не знаю его фамилию. Мы встретились пару месяцев назад. Ты полвечера сидела у него на коленях… а может, сидела я, не помню. Кому-то из нас он понравился. Неужели забыла? Мы еще обменялись номерами телефонов.

– Ах, тотАйден!

– Почему ты удивилась?

– Потому что тотАйден в реанимации.

– Как? Кто тебе сказал? Мы видели его несколько недель назад. Он выглядел совершенно здоровым, и если я не путаю, веселился как ненормальный.

– Правильно. На следующий день мне позвонил его сосед по комнате и сказал, что Айден в наркотической коме. Сосед нашел мой телефон и решил, что я его близкий друг, – немного грустно говорит Джен.

– Боже мой! Никто из моих знакомых не впадал в катакомбу. Это серьезно? – спрашиваю я, мысленно вычеркивая Айдена из списка приглашенных. Знаю ли я хотя бы еще одного симпатичного парня?

– Конечно, серьезно! Кома – худшее, что может случиться с человеком. Все равно что тебя сбивает машина.

– Он будет жить? Люди выживают после катакомб?

– Бывает, но это очень опасно. И правильно говорить «кома», а не «катакомба». В катакомбах прячутся партизаны. В принципе он мог притворяться. Родители вроде хотели отправить его лечиться от наркозависимости, и он согласился, а потом решил гульнуть напоследок и попал сама знаешь куда, по крайней мере мне так сказали.

– Ужас!

– Да. Милый парень, – сочувственно вздыхает Джен.

– Очень симпатичный, – добавляю я.

– Ничего не попишешь, – говорим мы хором.

– Раз так, надо устроить менее веселый праздник. Например, в честь моего дня рождения и одновременно с пожеланием здоровья Айдену.

– Не бери в голову.

Увы, я только об Айдене и могу думать. Более того, мне кажется, я в него влюбляюсь. Вдруг он умрет? Я этого не переживу.

– Зачем портить себе вечер, посвящая его человеку, который даже не узнает об этом? – спрашивает Джен.

Не очень-то добрые слова. Мне в голову закрадывается подозрение, что ее не волнует Айден, находящийся в коме. И все же подруга права. Я хватаюсь за соломинку, потому что мысль о вечеринке без единого симпатичного парня меня ужасает.

– Послушай, пригласи кого-нибудь с работы! Я позову своих, Райзу и Энди, придет твоя сестра и Майкл с друзьями, вот и вечеринка.

– Я передумала. Не хочу вечеринку.

– Поздно. Я уже мысленно подбираю музыку.

Боже мой!

– Передумала! Ты даже не пьешь. А в трезвом виде отказываешься танцевать, к тому же я на самом деле не хотела никакой вечеринки. Просто я расстроилась из-за переезда Зои, я даже не могу помочь ей собраться, потому что не умею сортировать вещи по категориям.

– Она собирается по категориям?

– Господи, она всегда делает слишком сложные вещи!.. Давай лучше выберем вечер и отправимся веселиться, пока мне тридцать не стукнуло.

– Тебе исполнится двадцать восемь.

– В этом году – двадцать восемь. Остается два года, чтобы хотя бы разок повеселиться. Обещай, что дотащишь меня домой, если я напьюсь и усну, так ни с кем и не познакомившись.

– Я не хочу быть побуждающим элементом, если ты собираешься напиться.

– Правда?

– Правда.

– Ты не хочешь побуждать меня напиться? Это выражение ты на своих встречах выучила или всю жизнь его использовала, а я и не замечала?

– Зря ты шутишь начет моей зависимости.

– Умоляю тебя, не придуривайся. И долго ты собираешься ходить к алкоголикам? Ты завела там друзей?

– Ну, мне нравятся миссис Гринли и ее внук. У миссис Гринли самый длинный рыжий парик, какой я только видела, до самого пояса. Стоит ей почесать его, и он начинает ездить по голове, а внук отворачивается и хохочет. Меня бесит, когда он смеется над ее париком.

– Значит, он тоже побуждающий элемент?

– Почему?

– Потому что смеется у нее за спиной вместо того, чтобы сказать ей, что парик ерзает. Значит, он побуждает парик ерзать.

– Никогда не думала об этом с такой точки зрения. Еще у миссис Гринли проблемы с деснами. Кажется, они никак не прикрепляются к зубам. Между зубами и деснами большой промежуток, будто зубы висят в воздухе.

– Наверное, у нее вставные челюсти?

– Может быть. А еще она курит и поэтому держит обе руки во рту. Левой рукой массирует десны, а правой курит. Я всегда боюсь, что она перепутает руки и загорится.

– Неужели миссис Гринли курит? Не могу представить. Рыжие редко курят.

– Я же говорю, она носит парик.

– А, да, забыла. А что у нее за внук?

– Очень симпатичный. Его зовут Коул. Ему шестнадцать или семнадцать, он носит светлые дреды, у него прекрасная кожа, а сложен он и того лучше.

– Джен, ты же сказала, ему шестнадцать или семнадцать…

– Знаю, но он такой симпатичный…

– Я тоже хочу с ним познакомиться. У меня никогда не было приятеля с дре… с дредами. Поэтому мне так трудно выговорить это слово.

– Приходи на наши встречи и познакомишься с массой интересных людей.

– Нет, спасибо. А с кем ты еще общаешься?

– В основном с семейством Гринли, но и от них стараюсь держаться подальше: они часто ссорятся.

– Почему?

– Коул постоянно уговаривает бабушку ходить на встречи дьяволопоклонников по вторникам, а она отказывается, поскольку уверена, что поклонение дьяволу до добра не доведет.

– Так и сказала? Поклонение дьяволу до добра не доведет?

– Угу.

– А к чему оно приведет? К курению?

– Понятия не имею, что она думает. С ними что-то не так. Признаюсь честно, иногда они держатся за руки.

– Зря ты мне это сказала.

– Прости. Надеюсь, я не испортила хорошее впечатление, которое старалась произвести.

– Неужели дьявол на самом деле показывается на этих встречах по вторникам, или кто-то его изображает?

– Хлоя, дьявола не существует. И вообще, с какой стати ты настолько заинтересовалась «Анонимными алкоголиками»?

– Мне скучно, и я пытаюсь представить, что я алкоголичка. С кем ты еще общаешься?

– Есть одна парочка… Они постоянно занимаются сексом. На каждую встречу приходят в одинаковых футболках, спереди написано «Ты дополняешь», а сзади «Меня». Они непрерывно целуются. Правда, непрерывно. А им под пятьдесят. Руководитель нашей группы полагает, что они чувствуют себя уязвимыми в обществе и, если перестанут заниматься любовью, отправятся выпивать.

– Неужели на ваших встречах подают спиртное?

– На встречах – нет. Но они могут сломаться и отправиться в бар после.

– Ты смеешься? Как можно отправиться в бар после? Разве это не рискованно? Вдруг их кто-нибудь заметит?

– У нас все не так устроено. Каждый сам за себя отвечает.

– А ты?

– Что я?

– Отправляешься выпивать после встреч?

– Конечно, нет! Я никогда особо не любила алкоголь. И чего их постоянно тянет напиться?

– Потому что они алкоголики! Не могут с собой справиться. Это и означает слово «голик». Ты слушаешь, что говорят на ваших встречах?

– Вообще-то нет. Я чувствую себя не в своей тарелке.

– Господи, перестань ты вступать в разные общества!.. Помнишь, как ты вступила в общество худеющих, а глава вашей группы сказал, что тебе надо набрать пять фунтов. Тебя еще заставили сидеть в последнем ряду.

– Да, получилось неудобно.

– Неудобно? Джен, ты ходишь на встречи «Анонимных алкоголиков», хотя почти никогда не пьешь!.. Что с тобой? Как ты можешь заниматься такой ерундой?

– Да ты сама считаешь, что я много пью! Ты сказала мне об этом, когда я упала со сцены в Лиллипад-Лонж. Мне и в голову не приходит выпить, если я не испытываю жажду, но в моем мозгу постоянно звучит твой голос: «Джен, тебе не стоит пить».

– Никогда такого не говорила.

– Говорила!

– Нет. Я сказала: «Тебе не стоит плясать».Ты выглядела очень глупо, и я была рада, когда ты свалилась.

– Ты сказала, что мне не стоит пить. Я отлично помню.

– А хотела сказать – плясать. Я тогда много выпила… Однако я никогда не стала бы сидеть в комнате, полной алкоголиков.

– И я больше не стану.

– Отлично, я очень рада.

– Я тоже.

– Значит, теперь по четвергам ты свободна?

– Да, наверное.

– Давай будем по четвергам напиваться?

– Лучше не надо.

– И то верно. Меня вечно мутит, если я напиваюсь посреди рабочей недели.

– И меня.

– Может, устроим в четверг что-нибудь другое?

– Что-нибудь безумное?

– Ну-ка… я почти придумала…

– Что?

– Пока ничего. А ты?

– И я не придумала.

Я просыпаюсь в субботу утром и вижу, что Зоя уехала. Она оставила мне письмо на тридцати пяти страницах про то, как не хотела меня будить и решила заняться переездом. Я осматриваю квартиру. Все ее вещи исчезли, только один носочек валяется рядом с кроватью. Не могу смотреть на него без слез. Он похож на пинетку. И ему так одиноко.

– Ну вот, вдвоем мы с тобой остались, пинеточка, – говорю я. Самое время начать беседовать самой с собой.

В воскресенье утром звонит мама; я притворяюсь, что не слышу. Она слишком похожа на Зою, слишком бодрая, того и гляди, вытащит меня из состояния, которое запросто может перейти в изрядную депрессию.

Телефон звонит опять, и я обдумываю, не снять ли трубку и сразу ее повесить, как Али. Увы, я так не могу. Приходится, как обычно, ответить на звонок.

– Алло?

– Как поживает любительница вечеринок? – спрашивает Джен ехидным голосом. – Придумала нам развлечение на вечер четверга?

– Нет. Более того, я решила никогда больше в городе не развлекаться, там нет ничего интересного. Пора внести в жизнь что-нибудь новое. Лучше поехать кататься на горных лыжах или заняться альпинизмом, а потом веселиться в баре с новыми друзьями – альпинистами и горнолыжниками.

– Хлоя, ты же боишься высоты.

– Правда, зато как здорово будет познакомиться на снежных склонах или на вершине с новыми людьми. Едва познакомимся, выяснится, что мы говорим на разных языках. Тем не менее, поскольку все мы полиглоты, немедленно примемся болтать, строя мосты между нашими далекими и интересными культурами.

– Здорово, а я почти забыла, что ты полиглот. Наверное, ты имеешь в виду диалог на испанском, который выучила в седьмом классе? Если один из твоих друзей спросит тебя о чем-нибудь по-немецки, ты мгновенно ответишь «А донде вас Томас? Йо бой а ла офисина де ла принсипаль».

Кажется, Джен думает, что я шучу. А я совершенно серьезна.

– Между прочим, я знаю куда больше испанских слов, чем обычно показываю на вечеринках. Просто строчка про Томаса ко мне намертво привязалась. Но ты права. Я вряд ли смогу поддержать разговор. Поэтому у меня и нет друзей из других стран, и я не езжу в горы. Надо преодолеть языковой барьер. Фраза «Куда ты идешь, Томас? Я иду к директору» не поможет мне достичь поставленных целей.

– Хлоя, почему ты вдруг решила отправиться туда, куда не хочешь, чтобы наслаждаться там тем, чего не любишь?

– Потому что я должна быть такой – активной беззаботной альпинисткой, которая катается на лыжах и допоздна засиживается в компании, болтая на иностранных языках. С тех пор как я вышла на работу, я каждый день ложусь в десять тридцать! Раньше в это время я только выходила из дома!

– Неправда! Ты даже в колледже не засиживалась допоздна. Ты уверяла, что веселишься ночь напролет, а потом уставала и начинала раздражаться на всех около… хм… дай-ка вспомню… десяти тридцати!

Верно. Никогда не была совой.

– Да что со мной такое? – спрашиваю я то ли себя, то ли Джен.

– Ничего! Кроме того, ты и так ведешь активный образ жизни. Например, играешь в теннис.

– Терпеть не могу теннис. Я занимаюсь им только потому, что мне нравится инструктор.

– Ты бегаешь.

– Нет. Я бегаю трусцой медленнее, чем большинство людей ходит, и ненавижу это занятие. Я начала бегать только потому, что мне очень понравились спортивные костюмы «джуси» – они были таких красивых цветов. Кстати, могу отдать их тебе.

– Ты ходишь в спортзал. – Она хватается за последнюю соломинку.

– Честно говоря, я не была там три месяца. Я считаю, что я в прекрасной форме, если показываюсь там раз в месяц. Это не тренировки, а сплошное притворство.

– Ты катаешься на коньках.

– Не-а.

– У тебя ведь есть коньки!

– Ага.

– Ты любишь украшать квартиру!

– Зря ты заговорила об этом именно сейчас, когда я огорчаюсь из-за недостаточной своей активности. Я же не высмеиваю тебя из-за того, что ты притворяешься алкоголиком.

– Что общего у алкоголицизма и украшения квартиры?

Поразительно, столько ходить на собрания и не научиться правильно произносить слово «алкоголизм»!

– Это очень тупые хобби, – поясняю я.

– Ты любишь читать! – продолжает Джен, не обращая внимания на мои нападки.

– Предпочитаю телевизор.

– Ладно, Хлоя. Сдаюсь. Ты любишь покупать вещи. Я добралась до сути. Вот твой главный интерес в жизни. Мне жаль, что ты не профессиональный спортсмен и не исследователь диких земель, но так уж оно есть. Ты любишь покупать одежду и подушки. Зачем тебе притворяться, что ты – это не ты, и пытаться любить вещи, которые тебе не нравятся, особенно в день рождения?

– Ты забыла про обувь…

– Обувь?

– Кроме подушек и одежды, я люблю покупать обувь.

– Точно, обувь тоже. Хлоя, ты огорчена: работа не такая, как мечталось, сестра переезжает… Тебе хочется устроить веселый день рождения, но ничто особенно не радует. Не ухудшай ситуацию. Давай прошвырнемся по магазинам!

– Сейчас? Я только что встала. За кого ты меня принимаешь? За ненасытную тряпичницу, которую может развеселить только покупка бессмысленных, ненужных вещей?

– Именно. Ты очень точно себя описала. Хорошо, что Зоя переезжает, надеюсь, будешь поменьше думать. И куда ты хочешь пойти? В «Барниз»?

– Нет, для «Барниз» не то настроение. Я там едва не купила еще один маленький кожаный кошелек с вышитыми человечками, поэтому стараюсь держаться подальше от той части города.

– Неужели тебе захотелось еще один такой кошелек? Они же не открываются до конца.

– Зато симпатичные, и среди них нет совсем одинаковых. Но не беспокойся об этом. Мою кредитку не приняли; в итоге я купила цепочку для ключей ручной работы, на которую невозможно повесить ключи, и заплатила за нее наличными.