Текст книги "История Франции. Том I Происхождение франков"

Автор книги: Стефан Лебек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Незавершённое объединение

Несмотря на то, что к середине VI века франкские короли достигли берегов Средиземного моря и сам император Юстиниан просил их двинуться в Италию; а также, что в 541 году они по собственной инициативе взялись преследовать вестготов, загнав их за Пиренеи, а начиная с 560 года заключили ряд выгодных матримониальных союзов с английскими монархами; несмотря на то, что Франкское королевство было уже признано народностями, населявшими среднюю и южную Германию, – тюрингами, алеманнами, баварами, покорение которых было завершено Тьерри, Теодебером и Клотаром, попутно отыскавшими в покоренных землях одну из лучших франкских королев – Радегонду, на которой Клотар женился в 538 году; хотя начиная с 556–557 годов франки смогли превратить в своих данников могучие северосаксонские племена – иначе говоря, хотя Франкское королевство и стало крупнейшей державой запада, признаваемой как римскими властями, так и варварскими вождями, его короли так и не стали полными хозяевами в самой Галлии. Можно не упоминать о том, что постоянно то здесь, то там возникали внутренние границы в результате выхода из повиновения местной знати или сопротивления населения взиманию налогов, но нельзя обойти того факта, что их власть не распространялась на земли великой северной дельты, где сливались воды Рейна, Мааса и Шельды. Фризы – морские кочевники пришли сюда как завоеватели и успешно расширяли свои владения. В руках вестготов осталась Септимания (средиземноморский Лангедок и Руссийон), где, несмотря на приверженность арианству толедских королей (сохранявшуюся вплоть до обращения Реккареда), распространялось ортодоксальное христианство, опорой которого стала столичная церковь Нарбонны – место проведения большого церковного собора 589 года и кафедральные церкви в Эльне, Агде и Магелоне. На другой оконечности Пиренеев франки не смогли сломить сопротивление басков, оборонявших свой «Басконский бастион», где преобладал особый диалект преиберийского происхождения. Эта область в течение VI–VII веков постоянно расширялась за счет медленного проникновения басков в соседние регионы и в конце этого периода достигла пределов Новампопулании, то есть территорий, находящихся между течениями Гаронны и Пиренеями, с образованием обширной Басконии (нынешней Гаскони), где возродились старые местные диалекты. И наконец. Франкское королевство не смогло, вопреки устремлениям Клотара, позднее Гонтрана, добиться окончательного покорения далекой Арморики, ставшей со временем Бретанью, если пользоваться терминологией Григория Турского. Однако не следует доверять ему в том месте «Истории франков», где он пишет: «После смерти Хлодвига бретонцы остались под властью франков. У них нет короля и правят ими графы». Сказывается его личная заинтересованность, поскольку в качестве епископа столичного Тура (с 573 по 594 год) он постоянно добивался, как и его предшественники, власти над бретонскими епископами. «Пусть ни один бретонец, ни один римлянин в Арморике не будет посвящен в сан епископа без соизволения на то епископа метрополии и согласия других епископов его провинции», – постановил один из турских церковных соборов в 567 году. На самом деле в VI веке бретонцами, как и франками, правят племенные и родовые властители, которые постепенно превращаются в Броереке (Минета), Домноне (Трегор и Леон) и Кориуайе в территориальные княжества.

Несколько поколений должны были смениться, прежде чем все очаги сопротивления франкам резорбировались и стали составной частью. Франкского государства: Пипин II и Карл Мартелл присоединили земли прирейнских фризов, тот же Карл Мартелл и Пипин Короткий изгнали мусульман из Септимании, которую они к тому времени захватили, даже Карл Великий так и не смог обеспечить сколько-нибудь постоянное повиновение бретонских князьков и был вынужден создать для защиты своих границ особое приграничное графство. В 778 году граф Роланд, его возглавлявший, был убит при возвращении из походов в Испанию, вместе с ним был истреблен весь арьергард королевской армии. Устроили ему эту ловушку баскские горцы…

3. Долгий VI «век». Тяжкий груз старых структур

Еще раз о природных условиях

На первый взгляд экономический и социальный уклад Галлии, возвращенной к почти полной целостности под властью королей, считавших себя наследниками Римской империи, может казаться сохранившим в неизменном виде все структуры, унаследованные от старых времен, в особенности раннеантичных. Воздействие природной среды на жизнь общин не ослабло, а стало еще более суровым. Болота, особенно в низовьях Роны, продолжали наступать на ранее осушенные низменные равнины. Повсюду ширились лесные массивы. Короли-Меровинги, находившие при этом для себя все новые и новые угодья для уже объявленной королевской монополией охоты на крупную дичь, благосклонно взирали на эти процессы. Растущая зависимость люди от естественной среды обитания, свертывание хозяйственных связей определили в этот период возврат к поистине «деревянной» цивилизации. Из дерева стали делать все – от мебели и до жилых домов, предав забвению стекло и керамику и отказавшись от камня. Придворный поэт нескольких франкских королей в период между 560 и 570 годами Фортунат писал по этому поводу: «Долой с глаз моих стены из паросского мрамора и камня. Я предпочитаю вам деревянные стены, сложенные нашим мастером. Его дощатый дворец возвышается до самых небес». И не только жилые постройки, но и сельские церкви, особенно в северных и восточных областях Галлии, строились из бревен и досок, а иногда просто из плетеных жердей, обмазанных глиной.

Тем не менее кое-где, чаще всего в результате частной инициативы или благодаря монахам-отшельникам, шла раскорчевка залежи или новое освоение недавно заброшенных земель: в Бургундии, Альбигойе, Турени. Имеются упоминания о закладке, как правило священнослужителями, новых виноградников на севере и западе Галлии: в Бривадуа, например, где на берегах Везера и Корреза развилось виноградарство в столь значительной степени, что им заинтересовались сборщики налогов короля Хильперика; в долине Луары, где виноградарство впервые распространилось, если верить письменным источникам (то есть Григорию Турскому), на районы вокруг Анже и Турени; в Мене, где монахи монастыря Сен-Кале разбили уже в VI веке виноградники на целинных землях; и даже в Парижском бассейне, где епископы Реми Реймский и Жермен Парижский возделывали их «собственными руками», как пишет Реми.

Но эти редкие раскорчевки не могли восстановить нарушенного равновесия и компенсировать полную зависимость человека от капризов стихийных сил. Раз за разом на Галлию обрушиваются, особенно в конце VI и начале следующего века, страшные стихийные бедствия: около 580 года «великий голод опустошил почти все земли Галлии, – пишет Григорий Турский, – люди делали хлеб из виноградных косточек, из цветов орешника, а некоторые – из корней папоротника, добавляя немного муки… У многих муки не было вовсе. Они ели разные травы, опухали и умирали». Само собой разумеется, что транспортные трудности и спекуляция не способствовали улучшению положения. К концу века нагрянули эпидемии, против которых население оказалось беззащитным. Особенно грозными были эпидемии, прокатившиеся по южным областям Галлии: дизентерия, оспа и главное – бубонная чума, неоднократно возвращавшаяся в эти места между 572 и 594 годами и погубившая множество людей в Марселе, Арле и Нарбонне. С 599 года и вплоть до XIV века она более не появлялась в пределах Западной Европы. Было бы недостаточно сказать, что медицина того времени оставалась бессильной в борьбе с такими бедствиями (король Гонтран в 582 году отправил на казнь двух врачей, микстуры которых не смогли вылечить его жену), главное – все надежды на исцеление возлагались на расположение светил (Григорию Турскому принадлежит трактат «О церковных наблюдениях за движением звезд») и на содействие сверхъестественных сил. Так, если верить Григорию, Реймс был спасен от чумы благодаря шествию, прошедшему со свечами через весь город с пением церковных гимнов, сопровождая плащаницу святого Реми. При этом «не оставили в стороне ни одного жилища, обошли вокруг каждого дома… и это страшное бедствие не посмело обрушиться на город».

Надо ли думать, что силы стихии всегда и везде господствовали безраздельно? Конечно, нет поскольку во многих областях Галлии внешние вторжения, просачивание варваров во внутренние районы, изъятие земель и имущества не смогли сломать привычного образа жизни и традиционных форм социальной организации населения. Это относится в особенности к Центральной и Южной Галлии, где крупные землевладения не сменили собственников, за исключением тех владений, которые перешли из рук богатых семейств в руки церковных учреждений, а это мало что меняло.

Эволюция латифундий и сельских поселений

Чаще всего нашим знаниям о состоянии крупной собственности аристократии галло-римского происхождения в VI и в начале VII веков мы обязаны завещаниям, составленным в пользу церковных учреждений, а иногда литературным описаниям, вроде тех, которые оставил нам Сидоний Аполлинарий. Так, почти сто лет спустя после того, как он посетил «виллу» своего друга Понтия Леонтия в Бург-сюр-Жиронд, упомянутый выше Фортунах навестил поместья, еще принадлежавшие в то время тому же знаменитому семейству в Борделезе, в Бессоне, в Бореше и Преньяке. Его глазам представился хозяйский дом с термами изящной постройки, обнесенный мощными стенами. В поместье имелось множество рабов, обрабатывавших земли, но были и держатели-колоны, работавшие на наделах. И если не считать недавно построенную небольшую молельню этого семейства, которое дало церкви города Бордо нескольких наиболее известных епископов, – ничто, казалось, не изменилось здесь с V века. Неизменным все оставалось и в начале VII века, когда епископ Мана Бертекрамн (или Бертран; его имя – Bert-Ramn – «блестящий ворон» – свидетельствует о том, что старые галло-римские семейства не брезговали чисто варварскими именами) оставил своей церкви по завещанию ряд доменов в районе Бордо, которые он сам унаследовал от матери: «виллы» и земли в Плассаке, во Флуараке со всеми рабами, виноградниками, рощами и мастерскими-смолокурнями. Но было здесь и кое-что новое: в завещании прямо сказано, что семейству пришлось выдержать тяжелую борьбу против попыток присвоить эти домены, общая площадь которых составляла почти тысячу гектаров.

Если у нас возникнут сомнения в точности таких источников – ведь даже авторы завещательных текстов иногда склонны к преувеличениям и приукрашиванию действительности – в нашем распоряжении есть данные археологии, подтверждающие письменные источники. Так, раскопки «виллы» Бертекрамна в Плассаке подтвердили, что в ней постоянно жили в период с I по VII век, и в IV веке ее неоднократно перестраивали. IV век оставил здесь в наследство временам Меровингов роскошную мозаику на стенах терм и во внутреннем перистиле. Раскопки в Марубе близ Шатодён также подтвердили, что «вилла» была постоянно населена обитателями вплоть до VII века и систематически обстраивалась и украшалась мозаикой и капителями в аквитанском стиле, созданными, видимо, одним из проживавших здесь варваров. И раз уж «вилла» строилась во времена варварских княжеств, то построена она была в точном соответствии с римскими канонами. Такова, например, построенная во времена бургундов «вилла» в Ларине близ Иер-сюр-Амби. Законченная, видимо, в VI веке, расположенная в защищенном отрогами Южной Юры месте, она сложена исключительно из местных материалов, но тем не менее снабжена всем необходимым для обеспечения комфортных условий для ее обитателей, обладавших драгоценными украшениями, а также шпорами…, присутствовали здесь и письменные принадлежности. Короче, там было все для спасения души и сохранения тела, поскольку поместье было обнесено укреплениями и располагало собственной молельней.

Передача церкви имущества, принадлежавшего романской материальной культуре, касалась не только «вилл» Южной Галлии. Когда епископ Домнул в Мане в 572 году пожелал одарить только что основанную им базилику Святого Венсана, он передал ей домены, прилегавшие к кафедральному собору: «виллу» в Трессоне с ее полями, пастбищами, лесами, возами, лошадьми, рабами (четыре или пять тысяч гектаров); «виллу» во Френэ со всеми рабами, отпущенниками и колонами, а также молельню «при лесе». А когда около 600 года Эрминетруда – богатая вдова, жившая неподалеку от Парижа, завещала свое имущество детям, а также нескольким церковным учреждениям, она подробно перечислила все наследственное имущество, и то, что находилось в поместье в Бобиньи, и – в особенности то, что относилось к домену в Ланьи. Тут в перечне фигурируют сама «вилла» с молельней, ценное движимое имущество (серебряная утварь, одежда, инструменты), а главное – она распоряжалась целой армией рабов и колонов, обрабатывавших поля, виноградники, пастбища, сады и рощи и обеспечивавших уход за многочисленным и разнообразным скотом. Было в завещании и нечто новое, свидетельствующее о росте влияния церкви и некоторых прелатов. Вдова завещала дать вольную «сорока пяти рабам мужчинам и женщинам со всем их имуществом, с их наделами, лачугами, садиками, огородами и небольшими виноградниками; словом, со всем тем, чем они пользовались в домене» [26]26
  Заимствовано из перевода Франсуазы Ле Порзу, помещенного в каталоге «Меровингские экспонаты музея Карнавале». Издательство «Патрик Перэн», Париж, 1985.


[Закрыть]. Очевидно, рабовладение по античному образцу в сельском хозяйстве клонилось к упадку. Но что совсем не значит, что положение крестьян сразу и повсюду улучшилось. Колоны оставались привязанными к земле, а свободные земледельцы, обремененные долгами, накопленными в неурожайные годы, зачастую оказывались вынужденными отрабатывать в пользу своих кредиторов половину рабочего дня. Такая форма поземельных отношений была настолько широко распространена, что в конце VI века для нее нашлось место в «Анжуйском формуляре», то есть сборнике образцов различных юридических документов.

Это было время, когда множество бед обрушилось на сельских жителей Галлии.

Как следует из текста завещания Эрминегоуды, поблизости от ее «виллы» в Ланьи возникло крестьянское поселение с лачугами, обпесенпыми изгородями. С конца III века в сельских поселениях Галлии распространилась занесенная, видимо, из Германии и утвердившаяся под влиянием бедствий эпохи примитивная форма сельских строений: прямоугольный деревянный короб, бревенчатый или глинобитный, или же наполовину врытая в землю хижина. Строения этого последнего типа стали постоянными жилищами в VI веке в северных деревнях, таких как Бребьер, Провиль, Дуэ. Чаще всего такие строения теснились вокруг ранее возникших сельских поселений, в которых с конца III и до VII века дерево заменило в качестве строительного материала камень, а также вокруг «вилл». В последнем случае варвары строили свои жилища рядом с «виллами» на основании «законов о гостеприимстве», которые входили составной частью в заключенные с римскими властями союзные соглашения. А в более общем случае положение колонов и нужда в защите вынуждали мелких землевладельцев селиться поблизости от стен, которыми все чаще и чаще обносились большие поместья. Так «виллы» превращались кое-где в центр или, по меньшей мере, в опорный пункт сельского поселения. Использование в документах этого периода латинских слов vicus (деревня) и villa (вилла) в качестве синонимов свидетельствует о том, что поселения свободных землевладельцев попадали целиком, в силу распространения системы колоната и общинной солидарности, в полную зависимость от земельных магнатов. Начинался процесс, который завершится превращением «виллы» в поместье или замок феодального сеньора, а поселения свободных и полусвободных землевладельцев – в зависящую от феодала деревню.

Положение не менял тот факт, что кое-где оставались сельские общины, совершенно свободные от какой-либо зависимости, как, например, в Мене, где их насчитывалось не менее девяноста, в Турени, Нижней Оверни, Лимузене и Пуату. Но все заставляет думать, что такое состояние сохранялось недолго. Угрозы извне и продолжавшееся на переломе VI и VII веков обнищание селян в конце концов отдавали эти общины в руки крупных землевладельцев.

Всемогущие аристократы

Старая галло-римская аристократия в VI веке еще сохраняла все свое могущество: отпрыски крупнейших семейств, таких как Авиты, Сиафии, Аполлинарии, Леонтии, продолжали сохранять память о своих предках, стремясь увековечить – как мы уже имели случай убедиться – привычный для них образ жизни. Даже в начале VIII веки некоторые из них будут кичиться своей принадлежностью к сенатскому сословию. К этому времени пустота этих титулов уже стала очевидной, но в VI веке большинство графов и почти все епископы назначались из числа куриальной аристократии. Некоторые семейства присвоили себе право занимать должность епископов, в руках которых, как уже отмечено выше, сосредоточилась значительная духовная и светская власть. Во многих епископатах положение было таким, каким описал его Григорий Турский, рассказывая историю своего епископства: «Пятый епископ Евстохий бил человеком богобоязненным и полным святости. Происходил он из семьи сенаторов… Шестым епископом стал Перпетуй, также происходивший из сенаторской семьи, близкий родственник своего предшественника. Он был чрезвычайно богат и имел земли во многих областях Галлии… Седьмой епископ – Волузиан, тоже из семейства сенаторов, святой человек, очень богатый, близкий родственник епископа Перпетуя». В Бордо семейство Леонтиев, бывшее, видимо, ветвью древнего рода римлян, сенаторов Павлиниев, монополизировало епископскую должность в период между 511 и 570 годами. Когда Реми был реймсским епископом, его брат, а затем и племянник возглавляли, сначала первый, а потом и второй, суассонское епископство, а другой родственник – муж племянницы – стал епископом Лиона, возникшего при разделе разросшегося реймсского округа. В Нанте семейство Ноннихиев, родоначальником которого был один из командиров преторианской гвардии императора Магненса (350), владело нантским епископством с 460 (приблизительно) года вплоть до конца VI века. Один из наиболее видных членов этого семейства Феликс (549–582) фигурирует в хронологии этого епископства между своим отцом Эвмерием и двоюродным братом Ноннихием. Он был знаменит своим огромным состоянием – землями в Аквитании и в нижнем течении Луары и постоянным стремлением приумножить его, чем неоднократно вызывал неудовольствие Григория Турского. Своей известностью Феликс был обязан также многим возведенным при нем сооружениям. Активно строил он не только для своего кафедрального собора, но и в собственных поместьях.

Такое присвоение епископских кафедр крупными аристократическими семействами имело для них, помимо негативных, определенные положительные последствия: поток даров постоянно обогащал церковную казну. К тому же это скрепляло не просто социальный, но и экономический союз и солидарность светской аристократии с аристократией церковной, которую франкские короли стремились превратить в свое главное орудие влияния на массы.

Дело в том, что франкских воинов было слишком мало (в особенности к югу от Сены), они были распределены по всей территории Галлии и поэтому не могли взять на себя эту роль. Среди воинов также имелась своя элита: военачальники и их ближайшее окружение, то есть вооруженная свита, сопровождавшая их как в военное время, так и в повседневной жизни (немецкие историки обозначают ее термином Gefolgschaft). В некрополях их захоронения легко отличить по наличию в них лучшего оружия и в особенности оборонительного (щиты, каски), а также предметов экипировки всадников (шпоры, удила и позднее – стремена). Из среды военной элиты короли выбирали себе вассалов, приносивших им присягу верности, сопровождавших их на поле боя и дававших им мужей и жен для наследников «второй руки». Они же замещали придворные должности и назначались в графства. Совершенно естественно, что при этом им приходилось все чаще общаться с представителями галло-римской верхушки, решившими сотрудничать с франкскими властителями, служа им на дворцовых или епископских должностях. А число таких галло-римлян постоянно росло. Таким образом в VI веке появляются признаки, запоздалые и пока еще робкие, будущего слияния галло-римской и франкской знати. Для франков это облегчалось тем, что они тоже стали христианами, что они – в силу старых «законов о гостеприимстве» или королевских земельных пожалований – стали обладателями крупных доманиалъных владений, и что они оставались поклонниками и приверженцами галло-римского образа жизни. А галло-римляне, если еще и испытывали, подобно Сидонию Аполлинарию, известные неудобства от соседства с варварами, все решительнее отказывались от некоторых внешних знаков своей принадлежности к римской цивилизации: на смену римскому плащу-тоге пришло одеяние варваров, тесно облегающее тело, вышли из употребления трехчленные римские имена, которые на протяжении жизни многих поколений служили каждому римлянину как бы перечнем его достойных предков. Их заменило одно имя, нередко – как мы видели – германского происхождения. Короче говоря, римляне перенимали варварскую простоту и неприхотливость.

Конечно, смешанные браки в эту эпоху были еще редкостью (король Теодебер и здесь – исключение), поскольку нормы брачно-семейного права у франков и галло-римлян существенно разнились. Но уже в VII веке такие браки стали заключаться гораздо чаще, вначале в кругах, близких к королевскому двору, а затем и повсеместно.