Текст книги "История Франции. Том I Происхождение франков"
Автор книги: Стефан Лебек
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Если галло-римляне Септимании, которым принесла столько страданий проводимая Карлом Мартеллом политика выжженной земли, примирились с мусульманским игом, то остатки вестготов совершенно его не выносили. Пипин мог рассчитывать на них, чтобы подчинить себе земли, которые никак не удавалось захватить франкам и которые хотели бы получить аквитанцы, искавшие выход к Средиземному морю (рейд Ваифра на Нарбон в 751 году ясно свидетельствовал об этом). Первая кампания, проведенная в 752 году, привела к взятию Нима, Магелона, Агда и Безье, где король поручил графские функции готам, которые помогли ему занять эти юрода. Но ему не удалось взять Нарбон, главный опорный пункт мусульманских сил. Поэтому потребовалась вторая экспедиция, в 759 году, а также торжественное обещание жителям этих мест, что вестготские законы останутся в силе. Только тогда, после избиения арабского гарнизона, город пал, а вместе с ним и вся Септимания.
Теперь Пипину открылись два пути к сердцу Аквитании, вернувшей себе полную независимость: северная дорога и дорога через Лораге. Король нанес Ваифру удар под предлогом, что тот захватил церковное имущество Австразии и Нейстрии в этих государствах. В 760 году он мобилизовал свою армию, особо позаботившись о кавалерии. Она заняла к тому времени настолько важное место в организации вооруженных сил, что с 755 года пришлось заменить мартовские сроки мобилизации («мартовские поля»), унаследованные от античного Рима, где в армии преобладала пехота, на майские сроки («майские поля»), с целью лучшего обеспечения коней фуражом. Кампания 760 года была первой в серии экспедиций, настолько продолжительных, что иногда Пипин зимовал в местах походов. До 768 года Аквитания пережила «девять лет систематических грабежей и разрушений» [63]
[Закрыть].
Операции состояли главным образом в осаде и взятии городов. Первым ударам подверглись с севера Клермон, Лимож, Бурж и Пуатье, а затем были захвачены ударом с севера либо со стороны Нарбона города, расположенные в бассейне Гаронны: Каор, Ажен-Альби, Тулуза. Ваифр не оставался в долгу, организуя партизанскую войну против захватчиков, а также ответные рейды на Бургонь, Отён и Шалон в 761 году, на Лион – в 765 году. Но в целом массивный каток франкских армий показал свою силу, особенно после решающей кампании, возглавленной Пипином в 768 году. Тогда ему были выданы все члены семьи Ваифров, был взят город Бордо и получена клятва в верности со стороны воинственных басков, наконец сам Ваифр был убит в своем убежище в Перше Вараттоном, одним из подкупленных Пипином людей. Аквитания потеряла своего последнего принцепса, а с ним и независимость. Больной и усталый Пипин, удалившись в Сенат и направив в каждый захваченный город франкских графов, обнародовал затем капитулярий. Этот законодательный текст, разделенный на маленькие главы – капитулы – по числу положений (их широко использовали Каролинги, начиная с Пипина III), был призван способствовать перемирию в стране, гарантируя каждому римляну или варвару – сохранение прежних законов. Тем не менее область вышла из этой войны совершенно обессиленной. Именно тогда произошел для ее жителей подлинный разрыв между античностью (структуры которой до того времени еще сохранялись) и средневековьем [64]
[Закрыть].
Влияние римской церкви, как это ни кажется странным, укоренилось прочнее всею на севере Галлии и особенно в Австразии, а позднее, при Карле Великом и Людовике Благочестивом, стало распространяться на Южную Галлию. Дело в том, что Пипин после долгих дискуссий с Этьеном II стал с 754 года убежденным сторонником и распространителем папских идей, касающихся вопросов дисциплины и литургии. Тогда же он нашел себе верного союзника в лице епископа Меца Хродеганга, долгое время находившеюся в тени в период всемогущества Бонифация. Надо сказать, что после смерти этого борца за веру в Германии, последовавшей в 754 году, Этьен, находившийся еще в Сен-Дени, назначил Хродеганга его преемником и вручил ему нагрудный крест, знак папского легата в Галлии. Епископ из Меца, решительный сторонник реформ, взялся за дело со всей серьезностью. С согласия короля во дворце, расположенном в долине Уазы, стали регулярно проводиться соборы (Вер – 755 год, Вербери – 756 год, Компьень – 757 год) или в Арденнах (Аттиньи – 762 год), куда приглашались епископы, а иногда и аббаты из провинций Руана, Санса, Тура, Трира, Реймса и Майнца. Король присутствовал почти на каждом из них. Хотя в конце своего правления Пипин самолично назначил епископа во Вьенн, на этих собраниях была представлена только Северная Бургундия, тогда как Прованс и особенно Аквитания (но явно хронологическим причинам) держались в стороне от движения. Так были подтверждены на севере королевства принципы власти епископов и архиепископов и получила новый импульс нравственная реформа среди мирян и духовенства. Чтобы приглушить недовольство части епископов, которых беспокоила нерешенность вопроса о секуляризации, Пипин принял ряд мер. Он распространил на все земли принцип королевских прекарий, установленный когда-то Карломаном в своем принципате, и особо настоял, скорее всего в 756 году, на введении принципа десятины, то есть выплаты каждым жителем королевства десятой части своих доходов в пользу церкви. Эти меры были направлены, естественно, на то, чтобы укрепить чувство солидарности внутри христианского общества и сделать его более однородным.
Церковь в Меце стала для Хродеганга настоящей лабораторией реформ. Как некогда святой Августин в Гиппоне, он решил установить для священнослужителей своего кафедрального собора определенные правила и без колебаний позаимствовал их в 754–756 годах в модели бенедиктинского ордена, заставив их жить совместно и превратив в настоящих каноников, то есть людей, следующих строгим канонам. Таким образом каноники кафедрального собора в Меце обязаны были, как монахи, питаться в общей столовой и спать в общей спальне, жить в бедности и помогать обездоленным, а самое главное – совместно присутствовать на специальной сложной литургии, называемой стациональной, позаимствованной Хродегангом у римской церкви, а через нее – у храма Гроба Господня в Иерусалиме. Для исполнения литургии требовалось, чтобы в окружении главного храма были многочисленные церкви, в каждой из которых в соответствии с точным расписанием, проводились по очереди службы литургического года, особенно в пасхальные дни. Что касается служб в Меце, эти церкви нам известны по описаниям, составленным Павлом Диаконом в его «Истории епископства Меца», закопченной к 785 году (сам собор, посвященный святому Этьену, крещенская церковь, церковь Нотр-Дам, церковь Сен-Пьер-ле-Мажёр, церковь Сен-Пьер-ле-Вьё, соборная церковь Сен-Поль). Эта литургия исполнялась впоследствии в форме псалмопений римского происхождения в один голос (песнопения, приписанные папе Григорию Великому и превращенные позднее в григорианский хорал), которые постепенно заменили античную «галликанскую песню».
Хродеганг и Пипин хотели чтобы принятая в Меце модель канонической организации и литургических богослужений распространялась постепенно на все королевство. Это оказалось нелегко: многие члены кафедрального духовенства были несклоппы отказаться от удобств открытой жизни того века. Тем не менее в период правления Пипина в проведении реформы и унификации жизни духовенства были достигнуты реальные успехи. Сравнительно многочисленные копии документов VIII века, сохраненные, в частности, в «Геласийских сакраментариях» сборнике текстов проповедей и молитв во время месс и празднеств, приписываемых папе Геласию (492–496) – упоминается, что церкви Галлии шаг за шагом принимали формулы римской литургии. Известно, например, что в 760 году Реми, сводный брат Пипина, получив пост митрополита Руана, выписал одного из руководителей певческой школы Рима, чтобы обучить своих служителей новым песнопениям. Когда в 766 году Хродеганг умер, а его тело было положено рядом с телом его предшественника, почтенного предка Каролингов, в базилике святого алтаря Арнуля в Меце, преемственность в его делах была уже обеспечена.
Влияние ПипинаНе только в области религии, но и в сфере управления делами страны Пипин подготовил почву для установления более разумных порядков, что принесло славу его сыну и к чему мы вернемся ниже. Столкнувшись, например, с хаосом в денежном обращении, связанном с небывалым успехом серебряных монеток – фальшивых сцеаттас, нахлынувших с северных окраин королевства, и с бурным развитием мастерских, находившихся в руках графов, епископов и аббатов, чья деятельность вышла из-под контроля меровингских королей, он решил установить королевскую монополию и упорядочить чеканку серебряных денье, потребовав, чтобы на монетах была его монограмма и чтобы из римского фунта выделывалось 264 денье (то есть 24 су на фунт и 12 денье по 1,22 грамма серебра на су). Сравнительно многочисленные находки, например, в Имфи (Ньевр) или Дорштадте, подтверждают успех этой меры по стандартизации, способствовавшей быстрому вытеснению фальшивых сцеаттас новыми денье.
Безусловно, королевский контроль за эмиссией и обращением денег стал возможен лишь благодаря твердости, с какой Пипин держал в руках местную администрацию, возложенную на способных и верных графов, а также благодаря реорганизации центрального управления. Конечно, двор оставался, как и при Меровингах, скорее учреждением, нежели определенным местом: он по-прежнему помещался вместе с королем между Нейстрией (Компьень, Вербери, Жантийи, Вер) и Австразией (Понтион, Эрсталь, Жюпий), между сельскими резиденциями и крупными аббатствами городских окраин (Сен-Медар де Суассон, который охотно посещали Меровинги, предоставившие ему ряд привилегий, но особенно Сен-Дени). Во всяком случае, можно отметить территориальную целостность королевства, и дело не только в интеграции Австразии и Нейстрии, но и в преемственности королевских институтов. Впрочем, хотя Пипин и ликвидировал по понятным причинам институт майордомов, он сохранил в неприкосновенности прерогативы крупных служб меровингского двора. Главное нововведение состояло в том, что руководство канцелярией поручалось теперь только клеркам церкви, что привело к качественному обновлению документов, их синтаксиса и орфографии, их оформления и графического исполнения. Не обошлось здесь, разумеется, и без Хродеганга, бывшего референдария при дворе Карла Мартелла.
Хорошо поставленное управление и крепкая канцелярия стали необходимыми инструментами новой дипломатии, решительно порвавшей с рутиной и бездарностью предыдущих правлений. Чтобы еще более утвердиться в законности своего титула и урегулировать спорные вопросы, порожденные созданием церковных государств, Пипин решил еще в 757 году завязать особые отношения с императором Константином V. Страстный иконоборец, император как раз искал себе союзников в борьбе против культа святых образов. Создавались условия для того, чтобы с 757 по 767 годы между двумя дворами состоялся обмен делегациями с богатыми подарками, и обсуждался даже проект женитьбы сына императора на дочери Пипина Жизели. В 767 году король созвал в своей резиденции в Жантийи собор, где восточные теологи встретились с франкскими епископами, чтобы обсудить проблему культа икон. Решения, принятые собором, не обнаружены, но можно полагать, что строгому иконоборчеству, одержавшему верх в Византии, франкская церковь противопоставила несколько иную, традиционно свою точку зрения.
Несколько месяцев спустя, зимой 767/68 года, Пипин принял в Меце посла Аль-Мансура, аббасидского калифа Багдада, чей брат Абуль-Аббас сверг в 750 году династию Омейядов в Дамаске. Искал ли калиф в холодной Австразии союзника против последнего представителя сброшенного рода Абд-аль-Рахмана, пытавшегося создать в Кордове независимый эмират, или надеялся заручиться у Пипина признанием со стороны державы, слухи о силе которой дошли до далекого Востока? На этот вопрос нет ответа.
Пипин, Фулрад и Сен-ДениА авторитет Пипина стал к тому времени огромным: об этом можно судить по событиям, происшедшим после его смерти, на территории Галлии и в окружающем мире. Когда за несколько месяцев до смерти, завершив свой последний поход в Аквитанию, Пипин заболел, он попросил, чтобы его отвезли в Сен-Дени. Именно там, приняв на себя руководство Нейстрией, он сформировался как крупный деятель, там же в 754 году папа посвятил его в королевский сан, там он хотел и умереть. На время своего правления Пипин неоднократно выделял денежные вознаграждения, подтверждал привилегии, которые Дагобер и его последователи предоставляли монастырю. Он, в частности, подтвердил монополию аббатства на платежи за участие в октябрьской ярмарке, право на которые постоянно оспаривали графы Парижа, зарившиеся на этот лакомый кусочек. Вместе с Фулрадом, назначенным к тому времени в аббатство, он решил выстроить монастырю новую церковь, которая не только заменила бы монастырскую церковь Дагобера, но и превзошла бы своими размерами все церкви Галлии. Гигантская программа была завершена лишь 24 февраля 775 года, когда старик Фулрад освятил наконец здание. Над круговым склепом, где помещались могилы святых Дени, Рустика и Элевтера, спроектированным по образцу склепа собора Святого Петра в Риме, который Фулрад лично посетил, поднималась, опираясь на сотню колонн, базилика длиной в 63, а шириной в 22,5 метра, снабженная трансептом, восточной апсидой и беспрецедентным, имеющим серьезные последствия новшеством западной апсидой, также построенной по римскому образцу. Под этой апсидой, если верить рассказам Сугерия в «Хронике Сен-Дени», Пипин пожелал быть погребенным лицом вниз в знак смирения и искупления грехов, которые его отец совершил против церкви. Был ли Пипин Короткий первым истинно христианским королем? Для такого вывода есть достаточно оснований.
Во всяком случае, он более последовательно, чем его отец, потрудился над синтезом между Австразией и Нейстрией, между севером и югом, между римским и христианским наследием и варварским динамизмом. Во время его правления созрела подлинная франкская идеология, представлявшая Пипинидов не как ликвидаторов, а как продолжателей дела своих меровингских предшественников. Именно тго хотел выразить в 763 году монах из Сен-Дени, автор нового вступления к салическому закону, пересмотренному по приказу Пипина: «Прославленная раса франков создана Богом, они смелы на войне, надежны в мире, глубоки в своих замыслах, отличаются благородной осанкой и белой как снег кожей, исключительно красивы, отважны, быстры и тверды, франки, обращенные в католическую веру, и в варварстве своем были свободны от всякой ереси; это раса, ищущая ключ к знаниям по наущению Бога, стремящаяся к справедливости в своем поведении и склонная к милосердию. Те, кто были ее вождями, продиктовали в свое время салический закон… Именно тогда, благодаря Богу, король франков Хлодвиг, неудержимый и великолепный, стал первым, кто получил католическое крещение…» [65]
[Закрыть]Здесь прекрасно видно, как тот, кто сверг последнего короля Меровингов, становится в позу, законного наследника знаменитого основателя их династии.
3. Император Карл 768–814 годы
Карл Великий и Карломан Короткий. 768–771 годыПипин был истинным франком. Как его отец и другие предшественники, меровингские короли, он перед смертью разделил свое наследство между двумя сыновьями, получившими еще в 754 году папское посвящение в королевский сан. Младшему, Карломану (ему шел восемнадцатый год) достался внешне компактный, а фактически разнородный блок земель, охватывающий территорию от Суассона до Марселя и от Тулузы до Базеля. Карл, которому тогда был двадцать один год, получил во владение земли в форме обширного полумесяца, идущего от атлантической Аквитании до Тюрингии через большую часть Нейстрии и Австразии, через Фризию и Франконию. Тот факт, что каждый из них обладал частью Нейстрии, Австразии и Аквитании, что Карл сделал своей резиденцией Нуайон, а Карломан – Суассон, как в свое время сыновья Хлодвига, выбравшие себе столицы поблизости друг от друга, – свидетельствовал, казалось бы, о желании сохранить единство королевства.
Однако старший, которого позднее, через много лет после его смерти, назовут Карлом Великим, был фактически наделен значительно лучше брата, обладая окраинными землями, омываемыми морем. И самое главное – братья не ладили друг с другом, несмотря на отчаянные старания их матери Бертрады сблизить их вопреки всем и всему. Это проявилось в 769 году, когда один сеньор с юго-запада по имени Гунальд, возможно, это был сын Ваифра, возмущенный разделом богатейшего наследия принцепсов Аквитании, поднял на восстание западных аквитанцев и гасконских басков. Карл вынужден был один отправиться на подавление мятежа, так как Карломан отказался присоединиться к нему со своим войском. Опасаясь сговора между Карломаном и лангобардом Дидье и создания оси Суассон – Павия, Карл решил опередить события. Он не только сблизился со своим кузеном герцоюм Баварским Тассилоном, который, храня верность традициям своего рода, стал зятем лангобардского короля, но и сам женился на дочери Дидье, отставив на второй план свою законную жену Гимильтруду (которая уже успела родить ему сына, названного царственным именем Пипин).
Конфликт мог бы разгореться нешуточный, если бы Карломан не умер, причем очень своевременно, в декабре 771 года. Карл привлек на свою сторону некоторых наиболее близких Карломану деятелей, включая и Фулрада из Сен-Дени, и завладел наследством брата. Его невестка Герберга и племянник, родившийся в 770 году и также откликавшийся на имя Пипин, нашли убежище… у Дидье. Тогда Карл отослал к отцу свою лангобардку, еще не давшую ему детей, а Дидье не замедлил принять вызов: с первых же дней 772 года он потребовал посвящения сына Карломана и возобновил начатое его предками наступление на Папскую область. Новый папа Адриан I хорошо знал, где найти союзника, способного его защитить. За несколько лет своего участия в аквитанских походах отца Карл уже обнаружил стратегический талант.
Война и мир КаролинговУсиление и расширение королевства стали наиболее заметными итогами деятельности Карла Великого, именно это неустанно подчеркивалось в «Анналах» королевства, особенно до коронования Карла императором в 800 году После этого военные операции сводились чаще всего к умиротворению или к мерам полицейского характера; пришло время «каролингского мира». В большинстве случаев войны велись одна за другой, по воле обстоятельств, и часто случалось, что широко задуманная операция на одном фронте должна была прерываться из-за угрозы восстания на другом. Тактический гений Карла не подвергался сомнению, хотя ему приходилось бросаться из Испании в Саксонию, из Саксонии в Италию, пользуясь сетью спешно восстановленных и поддерживаемых в порядке дорог. Следует, однако, дать более детальное представление о народе, вынужденном годами не оставлять оружие, о перебросках войск, безропотно двигающихся от одного края королевства к другому. Война велась обычно только в теплое время года. С 755 года воинов призывали, как правило, в мае, собирая их вблизи театра военных действий, а месяца через три отправляли по домам. Так, во всяком случае, предписывалось в приказе о мобилизации, отправленном в 806 году аббату Фулраду в Сен-Кантене: его люди должны были явиться в город Штрасфурт в Западной Саксонии с запасом продуктов на три месяца; однако предвиделось возможное продление срока, поскольку предписывалось иметь «оружие и одежды на шесть месяцев». Для очень многих столь долгое пребывание вне дома было просто невыносимым. Чтобы разрешить проблему неявок, Карл ввел специальным капитулярием два вида ограничений, которые внесли значительные изменения в обычай франков, согласно которому каждый свободный человек был обязан участвовать в войне. Прежде всего ограничение географического порядка: мобилизации подлежали в принципе уроженцы районов, близких к месту сбора, интересы которых прямо затрагивались близящимся конфликтом. Затем шло ограничение социальное: призывались в дальнейшем только наиболее богатые из числа свободных людей, другие же должны были объединяться в группы, чтобы экипировать одного из ее членов, и наконец, самые бедные вносили лишь материальный вклад. Так, капитулярий, принятый в 807 году в Ахене гласит: «… в кампании должен участвовать каждый свободный мужчина, владеющий пятью мансами; а также тот, кто владеет четырьмя; и тот, кто владеет тремя. Там, где найдется два свободных человека, имеющих по два маиса, один из них поможет другому в экипировке… Там, где один человек владеет двумя мансами, а другой одним, они также объединяются… Те, у кого имеется только половина манса, объединяются вшестером, и пятеро помогают шестому приобрести необходимое снаряжение. А если некоторые так бедны, что у них нет ни рабов, ни других ценностей… они совместно собирают пять су, чтобы экипировать шестого человека».
Дело в том, что участие в войне предполагало полное освобождение человека в благоприятное для сельских работ время года и обработку его земли кем-то другим. Кроме того, оно требовало значительных затрат на приобретение снаряжения, которое становилось все дороже по мере того, как росло значение кавалерии в массовой переброске воинов, а также в тактике сражений (количество всадников, мобилизуемых в период расцвета королевства, приближалось к 50 000). Конь, латы, каска, щит, копье, меч, кинжал, лук, колчан и стремена стоили примерно столько же, сколько стоили 18–20 коров. Это было одной из причин, заставивших Карла увеличить число королевских вассалов, которые пользовались хорошим доходом от налогов, взимаемых во всем королевстве, или с вновь завоеванных земель, как это было в Саксонии в 797 году. Обязательства таких вассалов, носившие по отношению к суверену чисто личный характер, предполагали постоянную военную готовность. Именно среди них Карл старался набирать членов своеобразных легких бригад из отборных бойцов, способных действовать всюду, быстро и эффективно, без оглядки на календарь. И если повторные экспедиции подготовили почву для оккупации Саксонии, то произошло это благодаря верности вассалов короля и эффективности легких бригад.
Это произошло также благодаря прямому использованию террора, так как Карл был уверен в божественном характере своей миссии, считая расширение своего королевства расширением царства Божия. От побежденного народа он требовал клятвы в верности, у народа-клятвопреступника отнимал земли, подвергая пыткам его вождей, выкалывая им глаза, отрубая руки, казнил заложников, проводил массовые ссылки. Саксонцы, не раз усмиренные и вновь восстававшие, пострадали от его ярости больше других народов: начиная с обезглавливания в 782 году 4500 заложников в Вердене и кончая массовыми выселениями в Галлию и особенно в Аквитанию в последние годы века. Именно такими средствами, не исключавшими, правда, и удивительное личное обаяние Карла, ему удавалось, по крайней мере внешне, сохранять территориальное единство безмерно расширившегося государства.