Текст книги "История Франции. Том I Происхождение франков"

Автор книги: Стефан Лебек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Вассалитет: частный институт на службе государственных интересов

Осуществить такие сдвиги оказалось совсем нелегко, так как еще было живо региональное самосознание, и не только в окраинных княжествах, но и в самой Галлии. По всей стране, в Аквитании и Нейстрии, в Бургундии и Австразии, существовали мощные, всеми признанные аристократические роды, обладавшие огромными земельными владениями и широкими частными связями, интересы которых прямо приравнивались к интересам их округа, а иногда и королевства. Эти роды не могли покорно согласиться с тем, чтобы ими управляли отпрыски семей, когда-то бывших союзниками Пипинидов, или их новоявленные сторонники, среда которых и рекрутировались графы, маркизы и епископы, такие, как Гугобер, Ламбер, Робер, Этишо. Унрош, Вельф… Чтобы еще более укрепить их преданность, обуздать строптивых, Карл придал всеохватывающий характер системе вассалитета, то есть чисто личных обязательств между людьми. Эту систему использовал для расширения своей резервной армии еще Карл Мартелл. Теперь в рамках этой системы каждый крупный или средний землевладелец, а именно среди них набирались теперь кадры для армии, дублировал государственную службу королю частной службой другому человеку. А личные обязательства, которые по рекомендации брал на себя вассал по отношению к своему сюзерену, оказались гораздо более стесняющими: в обмен на покровительство и материальную помощь они превращали вассала в слугу сеньора, способного отдать ему в любой момент свое время и силу, свои советы и жизнь. Юридические истоки частного обязательства восходят к контракту или римской «коммендации» (в которой закреплялись права обязательств свободного человека по отношению к своему патрону), а также к законам германского воинского товарищества, используемого меровингскими королями для закрепления на своей военной службе членов военных дружин. Ритуал вступления в вассальные отношения был, конечно, уже кодифицирован, когда в 757 году, если верить «Annales Royales», «герцог Баварский Тассилон прибыл в Компьень со своей свитой и в соответствии с обычаями франков рекомендовал сам себя в вассалы, скрепив договор рукопожатием с королем Пипином. Герцог обещал хранить верность ему и его сыновьям Карлу, Карломану, поклявшись на мощах святого Дионисия, обязался быть верным сеньорам каждый день своей жизни и повторил клятву на мощах святых Мартина и Жермена. Приехавшие вместе с ним наиболее знатные и наиболее благородные бавары в присутствии короля обещали хранить верность по отношению к королю и его сыновьям и поклялись в тех же почитаемых местах» [72]

[Закрыть].

В этом документе, где суть проблемы впервые изложена с такой ясностью, отлично показана сила обязательств, скрепленных рукопожатием (мы имеем в виду соединенные руки вассала – с тех пор эта поза стала позой молящегося христианина, – вложенные в руки его сеньора): речь идет об обмене, по сути дела, архаическом, волнами, энергией, жизненной субстанцией. Такому обмену клятва, в данном случае повторяемая в нескольких местах на наиболее почитаемых реликвиях, придает духовное измерение, обещающее спасение на небесах и в бренной жизни.

Не в пример своему отцу и тем более деду, Карл не удовольствовался простым увеличением числа своих вассалов, получивших помпезное название государевых вассалов и расселяемых на завоеванных землях, за исключением тех случаев, когда они были призваны из этих земель (как уроженец Лангедока Жан, победитель мусульманских войск под Барселоной) и оставались жить на них, чтобы надежнее их осваивать. Он обязал всю знать – графов, маркизов, епископов и аббатов вернуться в свои владения, чтобы сеть их клиентов-вассалов при их посредничестве оказалась на королевской службе. Карл поощрял всех членов так называемой имперской аристократии, а также своих собственных вассалов расселять на своих вассальных землях возможно больше свободных людей, в особенности тех, у кого имелся надел и кого можно было призвать на военную службу, чтобы в конечном счете каждый нес ничем не ограниченную частную службу наряду со службой государственной. «Пусть все, у кого есть доходы, недвусмысленно утверждает капитулярий 807 года, – отправляются в армию». Вознаграждение в виде земли за вассальную службу стало правилом, оно давало каждому средства, требуемые для службы в армии суверена. Таким образом, захват новых земель стал необходимой компенсацией за уменьшение королевского налогового пресса, и если он ослаблялся, а тем более исчезал, как произошло после провозглашения империи, бюджет франкской монархии приходил в расстройство.

Обустройство земли и людей

К счастью для подданных, Франкское королевство пережило при первых Каролингах период настоящего процветания. В определенной степени это было связано с внешними (улучшение климатических условий с начала VII века) и внутренними обстоятельствами (блага каролингского мира). Но не подлежит сомнению, что, по крайней мере при Карле Великом, это процветание стало результатом осознанной политики (ее называют даже «дирижизмом» ^[73]

[Закрыть]), вдохновляемой идеалами мира, порядка и равновесия, а это был любимый конек Карла. Так, капитулярий «De villis vel curtis Imperii», который относят к самому концу VIII века, исходил из стремления рационализировать управление королевскими поселениями. Поощрялась, например, распашка целины там, где это было разумно, за счет, конечно, пастбищ, – но было ясно выражено пожелание, чтобы лесные массивы, заповедные места для королевской охоты, не были серьезно затронуты: «Пусть наши рощи и наши леса надежно охраняются; там, где есть места для распашки, пусть наши интенданты проведут ее при условии, что они не позволят полям расшириться за счет лесов, а там, где леса должны оставаться, да не будет позволено их рубить». Совершенно очевидно, что стремление распахивать целину, признак демографического и экономического роста, должно быть всеобщим, чтобы им был обеспокоен суверен, следившей за сохранением природного равновесия.

Этот чрезвычайно важный документ, обязывающий интендантов имений, подлежащих налогообложению, ежегодно представлять по примеру графов «отчеты о доходах своих хозяйств», знаком нам по более поздней рукописи из аббатства Рейхенау, которая содержит также копии нескольких описей королевских имений, перечисленных по названиям (Аниан, Сизуэн, Витри-ан-Артуа, Сомен и, конечно же, загадочная Треола, давшая, возможно, начало Лиллю ^[74]

[Закрыть]) и расположенных в северной части нынешней Франции. Монахи из монастыря на озере Констанц сохранили эти документы, наверное, потому, что видели в них образцы хозяйствования. Дело в том, что в области экономики, как и в области религии, Карл хотел любой ценой создать и навязать четкие модели. Точнее сказать, он заставил крупные церковные учреждения, а может быть, и своих мирских вассалов составлять описи имущества и доходов от земли. Описи назывались полиптихами, их происхождение (в Сен-Мартен де Тур и Сен-Реми де Реймс) связывается со списками повинностей, составленных в VII веке. Число таких рукописей, если судить по сохранившимся экземплярам, резко увеличилось при Карле Великом и его наследниках.

Эти документы, и особенно самый известный из них, составленный аббатом Ирминоном (808–829 годы) для Сен-Жермен-де-Пре, зафиксировали: всеобщее распространение двойных «поместий», разделенных на резерв и манс (крестьянский надел), какими они сложились в VII веке на землях, расположенных между Луарой и Рейном; отметили внедрение в государственные структуры все большего числа свободных крестьян, которые, продолжая вести собственное хозяйство, отдавали часть полученного продукта новому сеньору. Эти документы отмечают и демографическое давление, ощущавшееся как в Парижском районе, так и в районе Реймса в росте населения и в возможном разделении мансов; и наконец, новые распашки целины, о чем свидетельствует деление на строго одинаковые мансы земель, принадлежавших целым общинам. Но они бесспорно показывают также, что каждый манс, каждое хозяйство составляют основу для государственной службы: в заключительном разделе описания германского поместья Лa Сельан Ивелин ясно сказано, что аббатство имеет (habet) 53 свободных манса, которые ежегодно вносят для армии одну повозку, или шесть быков, или 88 су деньгами…

Такие уточнения, а также неясность терминов (что в самом деле означает habet) привели к тому, что некоторые историки рассматривают эти документы не в качестве перечня сеньориальных имений и доходов, а как реестр сумм и доходов, подлежащих налогообложению ^[75]

[Закрыть]. А почему бы этим документам не быть и тем и другим? Аббат, являющийся одновременно крупным землевладельцем и, как лицо привилегированное, представителем короля в своих поместьях, вполне мог отмечать в одном и том же документе, с одной стороны, услуги и платежи, которые полагались ему как сюзерену, с другой – услуги и налоги, взимаемые им от имени короля. Таким образом, становится понятной настойчивость, с какой Карл требовал, чтобы крупные землевладельцы королевства, особенно из числа духовенства, вели строгий учет своих поместий и хозяйств своих подчиненных, а также их ресурсов; можно понять и его склонность рассылать им образцы документов, связанных с управлением налогооблагаемых имений.

Конечно, такой охват земли и людей по единой фискальной модели оставлял в тени мелких свободных землевладельцев, каких было много, например, в северной части Аквитании и в Мене, однако с полной очевидностью, не говоря уж обо всем остальном, здесь выступает тенденция к концентрации земельной собственности в руках самых сильных и богатых из числа мирян и духовенства. 3 августа 800 года священнослужитель Деодат принес в дар сентомерскому аббатству Сен-Бертен все свое имущество, как унаследованное от отца, так и благоприобретенное; а в 813 году некий Бреденг подарил аббатству в Аниане все свои земли.

Деньги, крупный и мелкий обмен

В земельных реестрах размеры оброка и государственных повинностей все чаще давались в денежном выражении. В приведенном выше примере из Ла Сельан Ивелин платежи на армию на 808 год исчисляются также в деньгах. Деньги и в самом деле начали проникать в деревню. Благодаря продаже излишков продукции (а нужно, чтобы они имелись) на сельских рынках (нам известно о существовании нескольких из них, например, в сен-дионисьенских поместьях Февроль и Кормей-ан-Вексене или германских в Мороль-сюр-Сен) некоторые крестьяне, во всяком случае на севере Германии, могли накопить достаточно наличных денег, чтобы заменить натуральные поставки денежными платежами по установленным расценкам. Так, средние размеры денежных повинностей в начале IX века в Сен-Жермен-де-Пре составляли для наиболее обеспеченных свободных мансов 17 денье. Таков был один из безусловно благотворных результатов денежной реформы, проведенной Пипином III и дополненной Карлом Великим.

Карл принял ряд мер, чтобы укрепить учрежденный его отцом в 794 году серебряный денье и подтвердить королевскую монополию, а в некоторых случаях монополию двора (805 и 808 годы); осуществление этих мер привело к тому, что примерно с 790 года с монет исчезли названия монетных дворов, уступив место именам королей, а затем императоров. Завоевание за рейнских земель облегчило снабжение мастерских белым металлом, и рудники в Гарце постепенно пришли на смену рудникам в Меле (Пуату), в которых стали истощаться запасы руд. Фунт весил отныне более 400 граммов и состоял из 240 денье (20 су по 52 денье – единственная монета, чеканившаяся с указанием стоимости), таким образом, средний вес денье составлял теперь 1,70 грамма. Так сложилась система, которая до XIII века доминировала в истории денежного обращения в Европе, а частично и за ее пределами.

Неоднократным требованием ввести систему серебряного монометаллизма Карл более чем когда-либо привязал экономику Франкского королевства к североевропейскому морскому пространству, откуда начался в VII веке экономический подъем северных стран, связанный с исключительными удобствами этого района для развития торгового обмена. Правда, Теодульф, посланный в 798 году с посольством в Септиманию, пишет в своей поэме, как он был покорен просторным Нимом, приморским Магелоном и элегантным Нарбоном, где он был к тому же тепло принят в колонии испанских беженцев. Он рассказал даже, что видел там, хотя больше в суде, чем на рынке, хрусталь Востока, ковры Аравии, духи Сирии и кожи Кордовы. Но не были ли эти ценности остатками давней торговли, вытащенными из семейных сундуков, чтобы подкупить судей? Удивительно ли, что эти вещи взволновали бывшего жителя приморских мест, испытавшего ностальгическую тоску по ним после стольких лет разлуки? А ведь хорошо известно, что каролингский Ним и провинциальный Арль отличались хиреющей городской жизнью, уходом жителей, особенно духовенства, в укрепленные убежища.

Этого никак не скажешь о морских и речных портах Северной Галлии. В 779 году, например, Карл подтвердил освобождение от всяких пошлин, полученное монахами Сен-Жермен-де-Пре от их духовных отцов в Руане, Амьене, Кентовике, Маастрихте и Дорштадте. Таким образом, у побережья Ла-Манша и Северного моря старые города и новые поселения вовсю участвовали в торговле, которая поддерживалась и властями, поскольку при каждой выгрузке они получали одну десятую стоимости товаров. Низовья реки Канш, в особенности городок Кентовик, притягивали многие крупные церковные учреждения, и они часто, при поддержке короля, обзаводились там недвижимостью. Это были Сен-Ваас из Арраса, Сент-Бертен. Сен-Рикье, Фонтенель-Сен-Вандрий, Фериер-ан-Гатине. И тот факт, что монахи Сен-Жермена, у которых в низовьях Сены, в Килленбефе, вероятно, был выход к морю, но не было земель в Кентовике, требовали от своих представителей в Виллемеле (Бос) и в Комб-ла-Виль (Бри) повозок, следующих до долины Канша, свидетельствует, что и они надеялись получить выгоду от своего освобождения от пошлин, завязав торговые связи с клиентами по ту сторону Ла-Манша.

Можно с уверенностью сказать, что крупные производители вин и зерна, а также кустарных изделий (керамики, стекла и оружия) из богатейших Парижского, Маасского и Рейнского бассейнов нашли выгодные рынки в портах Ла-Манша и Северного моря, а также и в некоторых других (в Нанте, который торговал с Западной Англией, в Сен-Дени, октябрьские ярмарки которого достигли своего апогея, и вплоть до германо-славянских пограничных постов). Здесь они могли сбывать излишки своей продукции профессиональным купцам, чаще всего иностранцам: ирландо-бретонцам, англосаксонцам, франко-фризам и даже славянам. В обмен иностранцы привозили сырье или необработанные продукты (металлы, шерсть, шкуры, меха, янтарь) – франкские купцы брали их себе или подвергали обработке, – а также серебряные монеты, которые вместе с солью и металлическими изделиями развозились по стране. Таким образом, все крестьянство, а не только аристократы, в той или иной форме было заинтересовано в том, чтобы богатые равнины и плато Северной Галлии были открыты для торговли с северными странами. Это была еще одна победа Карла, агенты которого получали высокие налоги на перевозку товаров и торговые сделки. И если он освобождал то или иное церковное учреждение от уплаты пошлины, то делал это для спасения души. Для своей души и души своего народа, за спасение которой он также чувствовал ответственность. Он сделал много больше: представитель Бога на земле, он проводил в жизнь королевскую теократию, в результате чего стал не только опекать церковь, но и кодифицировал дисциплину, дал новое определение доктрине.

Государственная церковь и церковное государство

В длинной преамбуле к одному из самых важных капитуляриев, получившему название «Admonilio generalis» («Всеобщее предостережение», 789 год) и призванному закрепить законы жизни церкви, исходя из канонов предыдущих соборов, Карл припомнил, что он читал в Книге царств, как святой Иоас старался призвать к почитанию истинного Бога народы данного ему Богом царства, странствуя по нему, поправляя и увещевая его жителей. «Я говорю это, – продолжал он, – не для того, чтобы сравнить свои заслуги с его святостью, а потому, что наш долг состоит в том, чтобы всегда и во всем следовать примеру святых, потому, что мы должны собрать всех, кого только можем, чтобы повести их к праведной жизни в честь и славу господа нашего Иисуса Христа». Здесь изложена целая программа; и Карл Великий настойчиво проводил ее в жизнь при помощи соборов, которые он созывал и объединял, капитуляриев, излагающих решения соборов, принятые под его руководством, и писем, где наряду с выговорами высказывались и благожелательные советы.

Итак, Карл хотел сосредоточить в своих руках всю власть над церковью; хотя он продолжал поддерживать с папством тесные связи, установленные еще его отцом, и даже плакал горючими слезами при известии о смерти Адриана, но он никогда не допустил бы, чтобы духовная власть этого папы, не говоря уж о Льве III, была выше его собственной. Роль епископов Рима и Галлии, как и роль всех их священников, всегда сводилась к чисто священническим обязанностям. Разумеется, отдельные из них – Алкуин, например, или Вильшер, архиепископ Санса и преемник Хродеганга на посту папского легата в Галлии, не говоря уж об архикапелланах, сменявших друг друга при дворце, – играли роль духовных, а иногда и политических (где между ними разница?) советников суверена, но в конечном счете решение всегда оставалось за Карлом. Скажем, решение о назначении на важные церковные должности. Он охотно занимался этим, подбирая кандидатов среди придворных, даже из мирян, если они были достаточно компетентны, и лично определяя задачи каждого вновь избранного.

«Когда вы направили меня руководить этой церковью, – пишет Карлу в 801 году Лейдрад, через три года после своего назначения на пост архиепископа Лиона, вы изволили указать мне на некоторые недостатки, имевшие там место; и вы любезно предложили мне проявить осторожность и заботу, чтобы исправить допущенные ошибки и избежать возможных промахов в будущем. Дело в том, что эта церковь в те времена была лишена многого необходимого для ее внутренней и внешней деятельности, для ее служб и зданий, для исполнения других церковных функций. Соблаговолите теперь выслушать, что удалось сделать после прибытия сюда вашему покорному слуге с Божьей и вашей помощью…» Очевидно, Карл требовал от своих архиепископов и епископов те же самые отчеты о их деятельности, какие требовал от графов и интендантов. Церковную иерархию он также хотел перестроить таким образом, чтобы нити ее сходились не к папе (это хорошо видно из текста документа), а к нему лично. Он еще раз подтвердил преимущества метрополий (бывших столиц 17 римских провинций, число которых уменьшилось до 16 после исчезновения Озы), предписав архиепископам, например, капитулярием 813 года строго следить за подчиненными им священнослужителями, а епископам капитулярием 802 года руководить священниками «в соответствии с каноническими законами» и регулярно посещать их приходы, не исключая и частные.

Он очень хотел, чтобы реформа, начатая ею отцом и дядей, распространилась повсеместно. Он продолжил работу по унификации литургии, начатой в Меце и получившей официальный статус в дворцовой церкви Ахена. В одном из своих писем Лейдрад выражает благодарность императору за то, что тот послал к нему служителя кафедральной церкви Меца, чтобы помочь священникам Лиона освоить искусство римского псалмопения «согласно с ритуалом священного дворца». Забавное следствие каролингской централизации: чтобы появиться в Лионе, римская литургия должна была пройти через Мец и Ахен! Он намеревался также укрепить дисциплину среди мирян («Пусть все верующие причащаются и присутствуют на обедне до последней молитвы», капитулярий 806 года); и среди священнослужителей: он отчитал служителей самой почитаемой церкви Галлии, собора Сен-Мартен де Тур (которые хотели заменить строгие монашеские правила на более гибкие правила канониального капитула) и послал к ним Алкуина, «чтобы он вывел их на путь истинный своими проповедями и советами». Что особенно важно, Карл считал себя доктором веры, становясь на авторитарные позиции в вопросах догм, споры о которых сотрясали в те годы церковь, и формулировал· их в капитуляриях. Так, после «Libri carolini» (791–792 годы), в котором изложена позиция галльской церкви по вопросам иконоборчества, капитулярий 809 года, принятый в Ахене, опять же против Византии, гласил, что Святой Дух исходит не «от Отца через Сына», а от «Отца и Сына» и что эта новая установка должна быть включена в «Кредо».

Карл Великий хотел превратить служителей галльской церкви в проводников своих идей, они были необходимы для выполнения его замыслов в духовной сфере, как необходимы были графы в мирских делах. Здесь он шел по пути своих предшественников, для которых вообще не существовало разделения на мирское и духовное. Но в отличие от них Карл был глубоко убежден, что он готовил таким образом спасение христианского общества, врученного его заботам. Именно это желание более всего стимулировало его решимость провести реформу монастырей, которые давно уже перестали быть формой социальной изоляции, призванной искупить грехи мира. В шестисотых годах в Галлии насчитывалось около 200 монастырей, к началу IX века их число выросло до 600. Карл, как мы видели на примере Сен-Мартен де Тур, требовал для себя права назначения аббатов, и его выбор, даже если он падал на мирянина, был, как правило, оправдан. Его особой заботой, продиктованной постоянным стремлением к наведению должного порядка в обществе, была проблема унификации норм поведения по образцу святого Бенедикта. Он даже спросил как-то на заседании генеральной ассамблеи в мае 811 года: «Можно ли быть монахом, не соблюдая правил святого Бенедикта?» И в этой области он пользовался помощью опорных монастырей: монастыря в Аниане, основанного в 782 году на Hire Лангедока Витизой, сыном готского графа из Магелона. Витиза получил образование при дворе и под именем Бенуа сумел благодаря своей неустанной деятельности склонить к признанию «Правил» многие аббатства Аквитании, Септимании и Прованса. Другой монастырь – Центула или Сен-Рикье, расположенный в устье Соммы. Стараниями аббата Ангильбера, в 789 году назначенного на этот пост, он был превращен при поддержке Карла в подлинную лабораторию каролингского монастырскою дела, сложившуюся вокруг трех церквей (посвященных Спасителю, Богоматери и святому Бенедикту), здесь в ходе литургий и римских псалмопений читали молитвы 300 монахов, здесь был основан настоящий святой городок, населенный мастерами всех ремесел, работавшими во славу монастыря, империи и Бога.

Дело в том, что реформированные Карлом монастыри не оставляли молитву как свое главное призвание, но были широко открыты миру и вовлечены в решение таких задач, как освоение целины и мелиорация полей в завоеванной Германии, организация гостиниц и сбора милостыни для обездоленных, о чем свидетельствует появление в знаменитом плане монастыря Сен-Галлен (820 год) отелей для почетных гостей и гостиниц для бедных, а также больницы; покровительство школам и искусству, о которых Карл проявлял огромную заботу.