Текст книги "История Франции. Том I Происхождение франков"

Автор книги: Стефан Лебек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Ближайшие перспективы: к объединению Галлии

Авторитет короля был почти незыблем в Нейстрии и Австразии, откуда набиралась большая часть его войск и их командиров, благодарных ему за накопленную добычу. Однако Карлу оставалось еще замирить и присоединить к королевству юг Галлии и ее крайний запад. Плацдарм, созданный на подступах к Бретани в 749 году для Грифона, был обновлен. И действительно, в семидесятых годах здесь возникает британская зона, пограничная марка, включающая города Ренн, Тур, Анже и, конечно же, Ванн, которую, если верить свидетельству «Анналов Меца», Пипин основал еще в 753 году. Из руководителей этой провинции известны по крайней мере двое: Роланд, несчастный герой Ронсеваля, которого Эйнгард назвал «префектом британской марки», и Ги, представитель влиятельного австразийского рода Ламбертидов. В 799 году, воспользовавшись раздорами среди бретонских вождей, он осуществил решающую по замыслу экспедицию на полуостров. Однако уже через несколько лет возникла необходимость в новой кампании, она была проведена в 811 году и показала всю непрочность власти франков в стране, никогда не отказывавшейся от своей политической и религиозной независимости. В свое время Карл не пожалел, по-видимому, средств и присоединил к своим границам обширное герцогство с центром, как и во времена Грифона, в Ле-Мане. В конце 80-х годов его первый сын Карл стал управлять этим герцогством, подаренным ему в 772 году новой законной супругой Хильдегардой, внучкой герцога алеманнов Готфрида.

Король был вынужден применить такую же политику и в обширной Аквитании, решительно не приемлющей прямое франкское правление. Мятеж Гунальда продемонстрировал иллюзорность ее поглощения, которым, казалось, завершились повторные кампании Пипина. Катастрофа в Ронсевале, избиение басками арьергарда огромной армии, возвращавшейся из Испании в 778 году, к которой мы еще вернемся, явилась, возможно, поводом для нового мятежа. Как бы то ни было, с 779 года Карл начал расселять там королевских вассалов и систематически направлять туда графов из числа франков, таких, как Гумберт в Берри, Аббон в Пуату, Видбод в Перигоре. А в 781 году он возвел Аквитанию в ранг королевства, посадив на ее трон своего нового сына от королевы Хильдегарды, появившегося на свет три года назад и получившего меровингское имя Ludovicus, то есть Людовик или Хлодвиг. Мальчик был отправлен в Рим, чтобы быть помазанным на королевство папой Адрианом, затем провезен на копе через все королевство. Таким образом, конец аквитанской независимости был ознаменован «контролируемым обновлением» ^[66]

[Закрыть]. Если Карл и боялся, что его сын «усвоит кое-что из нравов этих иностранцев», как пишет хроникер, подробно рассказав о непонимании между «франками» севера и «римлянами» юга, он рассчитывал этим не только удовлетворить аквитанский регионализм, но и создать обширный плацдарм в борьбе против пиренейских басков, которые еще раз продемонстрировали свою полную независимость, и против мусульман Испании, которых он намеревался в скором времени отодвинуть еще далее на юг. С той же целью он создал, вероятно, графство Тулузу и Септиманию, приграничную область, охватывающую весь Лангедок, с центром в Тулузе, и поставил во главе ее в 790–804 годах своего кузена герцога Гийома.

Таким образом, с присоединением Прованса и Бургундии, а также Аквитании к армориканских окраин вся Галлия была объединена. Всюду или почти всюду сидели назначенные королем франкские графы, которым поручалось собирать налоги, осуществлять от имени короля правосудие, в частности, на заседаниях франкских трибуналов, обеспечивать порядок и формирование армии. Графы подбирались на основе всесторонней проверки и чаще всего из представителей северной аристократии, наиболее близкой к суверену, они располагали узуфруктом в фискальных областях, связанных с исполнением их обязанностей, и оставляли себе по нормам, унаследованным от меровингских времен, значительную часть доходов правосудия, но их деятельность не обходилась без случаев бесхозяйственности, злоупотреблений властью и коррупции. Поэтому Карл пошел на создание системы легатов, рассылаемых со специальными миссиями во все концы королевства, какими пользовались некоторые из Меровингов, и, возможно, Пипин Ш. Это были настоящие «посланцы хозяина», выезжавшие по двое – духовник и мирянин, – чтобы разъяснять содержание капитуляриев, следить за их исполнением, контролировать управленческую деятельность графов и их подчиненных, проверять жалобы на несправедливости и злоупотребления и выявлять обращения в королевский суд. Известна, например, двоица Аримод и Вернер, посланная в Прованс в 778 году, или знаменитые Лейдрад и Теодульф, о которых еще будет речь, направленные в Аквитанию в 787 году. Обеспечивая связь между королевским двором и отдаленными районами, куда король наведывался крайне редко, эти посольства сыграли огромную роль в деле обеспечения единства управления королевством.

Однако при дворе поняли, кажется, что старые региональные образования, такие, как Бургундия, Прованс, Аквитания, не могут быть полностью устранены, они выступают иногда (особенно это верно для Аквитании) как территориальные принципаты феодальных времен. Поняли и то, что существуют страны, например Бретань и Васкония, этнические и языковые особенности которых сформировались на протяжении веков сопротивления любой форме власти, исходящей из сердца Франкии.

Средние перспективы: к интеграции континентальной Германии

Проникновение франков за Рейн также усилилось, хотя им никогда не удавалось стереть самобытность здешнего края, которая носила скорее национальный, нежели региональный характер. Если во Франконии продолжалась настоящая, по преимуществу крестьянская, колонизация, то при Карле Великом все чаще отмечалось проникновение в Гессен, Тюрингию и зарейнскую Алеманнию, например, в долину Неккара и в Брайсгау, представителей австразийских аристократических родов, обычно связанных с Пипинидами. Они повсюду приобретали земли, вступали в брачные связи с местными родами, основывали монастыри. Поскольку эти люди чаще всего сохраняли тесные отношения с остальной фамильной группой (о чем свидетельствуют Альбрики – Геририки, выходцы из рейно-маасского района ^[67]

[Закрыть]), оставшейся на наследственных землях или рассеянной по королевству в зависимости от исполняемых государственных функций и расположения вассальных наделов, они способствовали интеграции Германии во Франкское королевство. Это относится и к монастырям, таким, как Сен-Дени, приобретавшим земли даже в Алеманнии. Только, пожалуй, в Баварии, где Тассилон III продолжал вести политику лавирования между франками и своими традиционными, а также временными союзниками, дела шли не слишком гладко. Однако Карл, опираясь на мощную поддержку партии, обосновавшейся главным образом на западе герцогства, где имелась значительная прослойка франкской аристократии, возглавляемая епископом Арбео из Фрайзинга, чувствовал себя после окончательного разгрома в 774 году лангобардского короля Дидье хозяином положения и потребовал от своего бывшего союзника Тассилона – сначала в 781, затем в 787 году – возобновить вассальные обязательства, данные им когда-то Пипину III (757 год) и собственноручно подписанные. В 787 году герцогство было торжественно передано Карлу, который уступил его в качестве бенефиции Тассилону, а вся баварская аристократия дала клятву в верности королю. Дела зашли так далеко, что в следующем году король счел юридически неоправданным осудить махинации своего беспокойного кузена, вступившего в союз с аварами из Паннонии, что грозило нарушить складывающееся на западе равновесие. Карл сумел сместить его, приговорил к смерти, затем помиловал и отправил в монастырь в Жюмьеже. Что касается герцогства, он включил его в королевство, разделил на несколько графств, подчинив их власти единого префекта, причем первым на этом посту оказался его двоюродный брат Герольд. Таким образом, целостность Баварии была сохранена: королю нужна была прочная точка опоры в борьбе против аваров.

Этот народ, пришедший из азиатских степей, действительно осел в конце VI века в Паннонии на развалинах того, что называют иногда империей гуннов, к которым франкские авторы с боязливой торопливостью отнесли и аваров. Франкское королевство, отделенное от аваров полосой ничейной земли, идущей от Эпа до Винервальда, не подвергалось непосредственно их набегам, но грабежи, учиняемые аварами в срединной Европе, заставляли франков опасаться худшего. Последний сговор Тассилона с Каганом подтолкнул Карла принять предупредительные меры: три экспедиции (791 796 годы), возглавленные им самим, маркизом Эриком де Фриулем и Пипином, одним из сыновей Карла от Хильдегарды, поставили аваров на колени. Последняя из них завершилась разрушением «столицы» каганов Ринга, представлявшей собой фактически гигантский укрепленный лагерь, расположенный у слияния рек Дуная и Тиссы, и захватом добычи, вывезенной во Франкию обозом из пятнадцати огромных телег. Ничейная земля была постепенно захвачена франками и превратилась в «восточную страну» (Остмарк, прародитель Австрии). Ей не пришлось послужить в борьбе против аваров, остатки государства которых окончательно исчезли после 822 года, но она очень пригодилась в противодействии венграм, третьему поколению степных народов, расселявшихся на равнинах Паннонии.

Несогласованный характер кампаний, направленных против бавар и аваров, в значительной мере связан со вспышками саксонской войны, которая в 772–799 годах почти ежегодно требовала мобилизации сил Франкского государства. Как и многие из его предшественников, в том числе из рода Меровингов, Карл на первых порах был вынужден проводить карательные рейды против саксонцев, не утративших привычки совершать набеги на Гессен, Тюрингию и Рейнскую область в поисках легкой добычи. Таким путем ему удалось создать прикрытие в форме пограничной области в долинах рек Рура и Липпе. Но как когда-то его дед в отношениях с фризами, Карл понял, что прочного умиротворения не будет, пока за пределами королевства существует независимая Саксония. А точнее, независимые саксы, так как этот народ делился на западных (вестфальских), центральных (анграрийских), восточных (остфальских) и северных (нордальбингенских) саксов. Король использовал одних из них против других, двигался рывками, дважды (в 775 и 780 годах) переходя даже Везер, захватывал один за другим основные укрепления, разрушал культовые сооружения, включая и знаменитый Ирминсул, подчинил в конце концов отдельные районы и заменил их новым разделением на графства. Покорение представлялось окончательным. Но в 782 году благородный анграриец Видукинд поднял на восстание против франкских оккупантов и против части национальной аристократии, начавшей сотрудничать с ними, массы свободных саксов. Мщение Карла было ужасным. Выше уже говорилось о казни 4500 заложников в Вердене. Потребовалось целых три года ожесточенных боев, чтобы задушить партизанскую войну, добиться капитуляции Видукинда с последовавшим за ней знаменитым крещением в Аттиньи, и навязать побежденным страшный капитулярий «De partibus Saxoniae», который предписывал наказывать смертью всякое отступление от верности королю и всякое нарушение общественного порядка, а также рекомендовал меры по искоренению любых проявлений язычества. Северные районы, соседствующие с Восточной Фризией и о сличавшиеся двойственной природой, не подвергались военным походам со времен Карла Мартелла и были наиболее спокойными. Но именно отсюда началось в 792 году новое восстание. Карл воспользовался этим, чтобы одним ударом убить двух зайцев: после ряда кампаний, проведенных с 794 по 799 год, он включил в королевство и Восточную Фризию и Нордальбингию. Но сделано было это ценой массовых высылок местных жителей и замены их верными франками. И все же он сумел начать подготовку будущего, издав в 797 году новый «Саксонский капитулярий», которым отменялся режим террора, устанавливаемый капитулярием 785 года, и вводилось прогрессивное равенство саксов и франков перед законом. «Война закончилась лишь тогда, – писал позднее Эйнгард, – когда саксы слились с франками в единый народ». Впервые Франкское королевство объяло всю Германию, а все старые королевства и герцогства были ликвидированы; впервые его границы раздвинулись до границ датской Ютландии и земель северо-западных славян. Отныне Карл, не колеблясь, проводил в этих отдаленных краях усмирительные кампании.

Отдаленные перспективы: поворот к Испании и Италии. Новая средиземноморская политика

Тем временем влияние Карла распространилось далеко за пределы южных гор. «Тогда как многообразная и почти беспрерывная война против саксов продолжалась, – пишет Эйнгард, Карл, разместив в наиболее удобных местах вдоль границы свои гарнизоны, со всеми имевшимися в его распоряжении силами атаковал Испанию». И действительно, находясь в Падерборне, в верховьях реки Липпе и готовясь к новой саксонской кампании, он принял в 777 году мусульманского губернатора Сарагоссы, прибывшего просить его помощи в борьбе против омейядского эмира Кордовы. То ли стремясь быть на высоте победного наследия своего деда, то ли чтобы присоединить свои усилия к усилиям готских королей, укрывшихся в Астурии и проводивших уже в жизнь план возврата утраченных земель, Карл согласился в 778 году принять участие в испанской авантюре. Но, оказавшись в Испании во главе огромной армии, он потерпел неудачу под Сарагоссой, где его предали вчерашние союзники. На обратном пути арьергард армии попал в Ронсевале в западню, устроенную басками, и рядом с Роландом пали сенешаль Эггихард и граф двора Ансельм. Это была настоящая катастрофа. Поражение повергло в панику готских христиан в Испании, среди которых франкское вторжение породило большие надежды, и многие из них, Агобард и Теодульф в том числе, решили тогда укрыться от исламского господства во Франкии. Что касается Карла, то он, невзирая на создание королевства Аквитании и особенно пограничной марки в Тулузе, непосредственно призванных противостоять арабской угрозе, отказался от всякого вмешательства в этом регионе, даже в тех случаях, когда города и целые области (Жерона, Уржель, Сердань) заявляли о желании встать под его покровительство, или когда в 793 году эмир Кордовы совершил рейд до Нарбона и поставил в грудное положение герцога Гийома. Франки вновь вернули себе инициативу только в самом конце века, а первого успеха добились лишь в 801 году, когда король Людовик захватил Барселону и сделал ее сначала центром графства, а затем всей испанской укрепленной зоны, настоящей испанской марки, вскоре расширившей свои границы (к 804–810 годам) до Таррагоны и горных плато к северу от Эбро.

Точно так же в 773 году, будучи занят саксонскими делами, Карл получил призыв о помощи и от папы Адриана, обеспокоенного крутым поворотом в политике короля лангобардов: несколько городов, являвшихся «достоянием святого Петра» уже пали, Равенна была в осаде, а Дидье предполагал даже явиться в Рим, чтобы заставить папу короновать сына Карломана. После тщетных попыток завязать переговоры Карл решил применить силу и выступил, как обычно, двумя армиями, взявшими противника в клещи в результате широкого маневра. Ему удалось осадить Дидье в его столице и взять Верону, где скрывались вдова и наследник Карломана. Павия держалась много месяцев. В апреле 774 года Карл даже позволил себе оставить у города небольшое войско, с остальной армией и частью двора отправиться в Рим, чтобы отпраздновать там Пасху. Впервые вождь франков побывал в бывшей столице империи. Патриций римлян был принят там с почестями, отдаваемыми прежде равеннским экзархам, бывшим носителям этого высокого звания. Вполне возможно, если верить «Liber pontificalis», что папа воспользовался волнением гостя, чтобы добиться от него подтверждения дара, который посулил когда-то Святому престолу Пипин, и якобы получил гораздо больше обещанного в 756 году, а именно более трех четвертей полуостровной Италии.

Как бы то ни было, Карл вернулся к Павии, где Дидье, исчерпав все свои ресурсы, капитулировал в начале июня 774 года. Карл арестовал его (остриг и отправил в пикардийский монастырь в Корби), а сам расположился в его дворце и роздал его сокровища войскам. Но он не ликвидировал королевства и не включил его в состав Франкского государства, а сохранил его целостность, приняв на себя 5 июня титул короля лангобардов. Вначале Карл также не тронул все институты и административный аппарат королевства. Только после ряда восстаний, особенно после мятежа герцога Фриуля в 776 году, он начал посылать туда чиновников из центральных областей королевства, назначать графов и епископов, направлять франкские контрольные миссии. Началось расселение там королевских вассалов, выделение дотаций монастырям, основанным северянами. По-прежнему не отказываясь от лангобардскою королевского титула, Карл решил в 781 году – в те же дни, когда он создавал для Людовика королевство Аквитанию, – учредить для Карломана, второго сына, рожденного ему Хильдегардой, «королевство Италию» и освятить это назначение в Риме одновременно с посвящением старшего сына. Ребенок получал по этому случаю королевское имя Пипин, что фактически исключало из наследования его сводного брата, уже носящего это имя, и Карл поселял его в Павии вместе с двором, состоявшим из высоких франкских чиновников. Тем не менее было ясно, что новый король навсегда останется вице-королем, находящимся под верховной властью настоящею короля, который и будет на деле руководить политикой Италии.

Узы дружбы, связывавшие Карла с Адрианом, не помешали патрицию отнестись, может быть даже слишком серьезно, к миссии покровительства. Он не только выделил святому Петру лишь крохи обещанного в 774 году, но и выразил желание контролировать управление своим достоянием, лично или через миссии вмешиваться в духовные, а также мирские дела церковных государств. Карл, конечно же, строил амбициозные планы распространения своей власти на всю Италию. Не довольствуясь подчинением герцогства Сполето – одного из двух лангобардских герцогств центра и юга Италии, независимых от королевства на севере, – он навязал свой протекторат и другому герцогству, Беневенто. Тем самым он вторгся в район, который традиционно считался заповедной зоной Византии. Императрица Ирена, правившая в качестве регентши своего сына Константина VI, воспользовалась случаем, чтобы разоблачить замышлявшиеся когда-то планы женитьбы ее сына на Ротруде, дочери Карла. Она плела интриги против франков и их присутствия в Южной Италии и отказалась вступить в контакт с представителями западных церквей, когда созывала в 787 году второй собор в Никее – называвшийся тем не менее вселенским, – посвященный восстановлению культа икон. Карл не замедлил отреагировать: сначала в религиозном плане, когда он торжественно отказался в «Капитулярии образов», называемом также «Libri carolini», присоединиться к постановлениям собора, как в слишком радикальным, а главное – оставить за Византией право единолично руководить жизнью церкви. В плане политическом он пошел на оккупацию Истрии, пограничного полуострова между лангобардским королевством и империей, и посадил там в 792 году вместо бывшего византийского губернатора франкского герцога. Две державы проявили первые признаки сближения лишь в 797 году, когда Ирена лишила престола своего сына, выколов ему глаза, приняла беспрецедентный для женщины титул василевсы и отправилась на запад в поисках признания законности своего императорства. Она согласилась на потерю Истрии при условии, что Беневенто останется под византийским влиянием.

Узурпация императорского титула Иреной и смена папы Адриана, умершего в 795 году, слабодушным Львом III оказались решающими обстоятельствами процесса возрождения империи на западе, ставшего завершением подлинно европейского курса, который распространил власть Карла от Эдера до Эбро, от Котантена до Истрии. Но этот процесс не может быть понят без осмысления роли личности и окружения того, кто до 799 года называл себя «Королем по велению Божию франкского и лангобардского королевств и римским патрицием».

«Широк в плечах и крепок… Поклонник либеральных искусств»

Теперь, наверное, следует дать слово Эйнгарду, франконцу, 775 года рождения, прибывшему ко двору в 792 году, чтобы «кормиться» там и учиться. Много позднее, примерно в 830 году, Эйнгард написал биографию «Жизнь Карла Великого» по образцу книги «О жизни цезарей» Светония. «Карл, – пишет он, был широк в плечах и крепок, высок ростом, но не чрезмерно, около семи футов (чуть более 190 сантиметров). У него была круглая голова, большие живые глаза, нос несколько длиннее среднего, прекрасные светлые волосы, открытое веселое лицо.

Таким образом внешне, как сидя, так и стоя, он производил незабываемое впечатление человека властного и достойного. Пропорции его тела были столь гармоничны, что не замечалась как-то толстоватая, слишком короткая шея и довольно солидное брюшко. Его отличали уверенные жесты, мужественная осанка. Голос Карла был ясен, хотя и несколько не вязался с его обликом. Он носил обычно национальный костюм франков: рубашка и кальсоны из льняного полотна, на них туника, вышитая шелком, и брюки, обмотанные ниже колен полосками ткани, жилет из кожи выдры или крысы прикрывал зимой грудь и спину, на плечах синяя накидка, а на боку меч на перевязи, рукоятка и ножны которою были инкрустированы золотом и серебром… В праздничные дни он носил одежды, тканные золотом, обувь, украшенную драгоценными камнями, золотую пряжку, удерживающую накидку, и золотую же диадему, осыпанную каменьями; в остальные дни его одежда мало чем отличалась от костюмов простолюдинов…» ^[68]

[Закрыть]

Таков был Карл. Он никогда не красил бороды, что приписывали ему «Песнь о Роланде» и традиционная иконография. Профиль Карла на монетах, отчеканенных в его честь после 804 года, показывает только, что между носом его, и в самом деле длинноватым, и массивным подбородком были пышные падающие усы. Эти черты, похоже, подтверждают его сходство, иногда оспариваемое, с известной статуей, отлитой в бронзе в начале IX века для собора в Меце, где суверен представлен в виде всадника с диадемой на голове и в накидке, удерживаемой на плече пряжкой, которую Эйнгард отнес к праздничным атрибутам.

Биограф рассказывает нам также, что Карл увлекался «верховой ездой, охотой, плаванием и достиг в этом таких успехов, что ему не было равных», особенно когда он приглашал «своих сыновей, сановников, друзей и охранников» померяться с ним силами в бассейне Ахена. У Карла было чрезвычайно развито чувство семейственности. Чувство привязанности к собственной семье, как сказали бы в наше время, а фактически ко многим семьям, где жены первого ряда, жены второго ряда, свободные женщины, сожительницы следовали одна за другой в ри гме разрывов и кончин, а иногда и сосуществования. Только Хельдегарда дала ему королевских сыновей, о которых здесь уже говорилось: Карла, Карломана-Пипина, Луи; но было и много других, и некоторые из них сыграли огромную роль в истории его правления. Первый Пипин, например, прозванный Пипином Горбатым, взбунтовался, узнав, что он отстранен от наследования; или Дрогон, которого Карл впоследствии произвел в епископы Меца. Что же касается многочисленных дочерей Карла, его ревнивая любовь к ним заставила перевести много чернил: он предпочел терпеть сожительство Бертрады с Ангильбером, одним из своих сподвижников, нежели разрешить их законный брак, опасаясь, вероятно; что это отдалит ее от двора.

Окружение Карла было организовано как настоящий двор, все лучше и лучше устроенный, хотя, прежде чем осесть в Ахейе, он по-прежнему следовал за королем из резиденции в резиденцию. Как и у его предшественников, в окружении Карла были дворцовые офицеры, носившие титулы, унаследованные еще от меровингской традиции; церковники во главе с капелланом (часто выдвигаемым затем на епископство, как произошло с Ангильрамом из Меца и Гильдебольдом из Кёльна) и канцелярией, состоявшей сплошь из духовенства. Новизна же сказалась в том, что Карл, человек, недостаточно «отесанный» в детстве, повзрослев, принялся за изучение латыни и «либеральных искусств», «пытался писать», но более всего любил, чтобы ему читали вслух, например, во время еды, античные рассказы или «О граде Божием» Блаженного Августина. Он решил создать при себе совет из людей образованных, набираемых не из франков, а предпочтительно из-за границы, из основных очагов культуры того времени, а в 794 году сформировал из них настоящую дворцовую «Академию». Среди них рядом с такими местными деятелями, как Ангильбер или молодой Эйнгард, были итальянцы, последние носители античной культуры: грамматисты, поэты и историки Петр Пизанский, Павел Варнефрид Диакон и Павлин Аквилейский, беженцы из вестготской Испании Теодульф и Агобард, о котором уже шла речь; островитяне, сторонники обновления христианской культуры, называвшие Ирландию «зимней ссылкой» Дунгал или Дикуйл; уроженец Нортумберленда Алкуин, руководитель соборной школы в Йорке, грамматист, диалектик, ритор, агиограф, поэт, сочинитель, теолог. Карлу удалось переманить его окончательно в 786 году, сделав своим наставником, руководителем дворцовой школы, а самое главное – вдохновителем политики, направленной на превращение христианского общества на земле в преддверие града небесного. Эта программа нашла свое материальное и символическое воплощение в строительстве дворца в Ахене.