Текст книги "История Франции. Том I Происхождение франков"

Автор книги: Стефан Лебек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Пипин II – «princeps» между двумя мирами

Анонимный автор «Анналов Меца», в целом заслуживающий доверия, не ошибался, когда писал, что «Пипин, отправив короля Тьерри в его королевскую „виллу“ Монмак-сюр-Уаз, где его содержали с почетом и уважением, сам стал править королевством франков». Возможно, наиболее ощутимо новая ситуация проявлялась в том, что Пипин оставался хранителем королевской сокровищницы Нейстрии, «сущности и символа власти» [55]55
  По Карлу Фердинанду Вернеру (159), с. 340.


[Закрыть]; все чаще и чаще к его имени прикладывайся титул «princeps Francorum» – «первого среди франков».

Надо заметить, что Пипин, в отличие от своего дяди Гримоальда, придерживался последовательной политики и проявлял большую ловкость. Чтобы предупредить и при необходимости контролировать поползновения нейстрийцев к независимости, Пипин женил своего старшего сына Дрогона на Анструде, дочери Вараттона и вдове Берхера. Более того, он согласился на передачу, по крайней мере поминальную, части своих властных прерогатив в Нейстрии и Бургундии самым приближенным к нему людям. Так на севере была восстановлена должность майордома, доставшаяся первоначально приверженцу Пипина Норберу, графу Парижскому, а затем перешедшая (начиная с 701702 года) к его младшему сыну Гримоальду II. В Бургундии Пипин доверил управление старым автономным бургундским войском своему старшему сыну Дрогону, уже являвшемуся герцогом Шампани. Не вызывает, однако, сомнения тот факт, что Пипин сохранял абсолютный контроль за делами в обоих королевствах. Таким образом, Пипину удалось утвердить принцип передачи по наследству функций майордома в момент, когда король уже был только его игрушкой, а королевская власть сохраняла очень условный характер. И когда Тьерри III, подпись которого еще встречается под текстами грамот королевской канцелярии, умер в 691 году, то именно Пипин выбирал наследника трона. Эта процедура укоренилась. Таким образом, хотя сохранялась лояльность к династии, реальное обеспечение преемственности власти перешло уже в другие руки.

Самый яркий пример тому – церковная политика Пипина, с помощью которой он стремился увеличить число «приводных ремней» своей власти. Он не только продолжал в Австразии политику своих предшественников (особенно женской части рода), которая состояла в том, чтобы взять в свои руки церкви и монастыри, основывая их, одаривая их, более или менее скрытыми способами назначая туда своих людей (такая линия осуществлялась в бассейне Мааса, в Одилиенберге и Сустерне; в бассейне Мозеля, в Меттлахе, Пфальце и особенно в Эхтернахе). Кроме того. Пипин сделал нескольких своих приверженцев архиепископами (Ригобера – в Реймсе, Гриффона – в Руане), некоторых поставил во главе крупных нейстрийских аббатств (Хильдебера в Фонтенель). Весьма красноречива в этом плане дарственная грамота, составленная 13 мая 706 года Пипином и Плектрудой в пользу монастыря в Эхтернахе: «когда Виллиброд покинет сей бренный мир, братия свободно выберет себе настоятеля. А он должен будет проявлять во всех делах верность нам самим, и нашему сыну Гримоальду, и его сыну, и сыновьям Дрогона, нашим внукам» [56]56
  Цит. по книге Пьера Рише (137).


[Закрыть]. Самое меньшее, что можно было бы сказать о Пипине: он был дальновиден, веря в будущее своей династии.

Но власть его пока еще ограничивалась тремя королевствами. Ибо нельзя забывать, что Арморика, фактически ставшая Бретанью, продолжала жить своей жизнью. Однако если после смерти Дагобера и подтвердилась неспособность франкской власти заставлять там себя слушаться, то местные предводители племен также не могли более воспрепятствовать прогрессирующему разложению гражданской власти. Такое предположение основывается на факте внезапного прекращения, начиная с конца VII века, дошедших до нас династических списков. Другой факт – одновременное усиление власти семейств machtierns. Они представляли собой «вождей-гарантов». Их высокий авторитет на местах использовался для поручительства при совершении юридических актов [57]57
  См.: Андре Шедевилль и Юбер Гийотель (18).


[Закрыть]. В Аквитании же шел обратный процесс. Он обозначился во времена герцога Лупа, великого собирателя земель вокруг княжества Тулузского, явно проявился при его преемнике Эде, имя которого встречается в исторических источниках начиная примерно с 700 года. Эд, как и Луп, происходил из франков. Утвердив свою власть над большинством общин между Луарой и Пиренеями, он, как кажется, заслужил если не королевский титул (историки спорят по этому вопросу [58]58
  Основным защитником тезиса о королевском титуле является Мишель Руш (139).


[Закрыть]), то, по крайней мере, звание Aquitaniae princeps – «первого в Аквитании», как называют его некоторые современные ему авторы. Конечно, это превращало Эда в соперника Пипина. Процесс охватил и Прованс, который столь долго был разделен между Австразией и Бургундией (непосредственное следствие давнего завоевания). Стала привычной процедура, в соответствии с которой каждая из этих земель была представлена там своим патрицием, выбиравшимся из местной знати. После того, как в 679 году франкское единство было воссоздано в пользу Тьерри III, Прованс оказался под властью одного наместника-патриция, а именно Антенора. После 700 года ему удалось избавиться от северной опеки.

Хотя Пипину пришлось смириться с потерей контроля над Южной Галлией, передав преемникам инициативу восстановления связей со средиземноморским фасадом, значительную компенсацию этой потери он нашел на севере и востоке, в германских частях Галлии, которые являлись как бы геополитическим продолжением Австразии. Пипину удалось достичь там успеха благодаря неоднократным военным кампаниям. Не ограничиваясь мобилизацией своих служилых людей, Пипин сумел собрать народное ополчение, возродив так или иначе вышедшую из употребления ста ринную практику командования на общефранкских военных сборах – «Марсовых нолях». Благодаря этому Пипину удалось сдерживать саксов, у которых вошло в обыкновение совершать набеги на Тюрингию и даже на родовые земли франков – в данном случае бруктеров – вдоль долины Рура. Таким образом после 709 года умножились кампании против алеманнюв, освободившихся от франкского ига после смерти Дагобера, кампании, имевшие целью заставить их вернуться в строй, при этом не подвергая сомнению вопрос о самостоятельности герцогства в Алеманнии. Наконец, что особенно важно, Пипин вновь сделал частью королевства прирейнскую Фризию, которая вследствие кризиса меровингской государственности также стала независимой и которой была предназначена роль морских ворот для долин и плато, являвшихся оплотами могущества первых поколений родов Пипина и Арнульфа. Но для решения этой задачи пришлось провести в период между 690 и 695 годами несколько ежегодных военных кампаний, главной целью которых являлся Дорштадт. Город к тому времени превратился в несомненный центр торговли Фризии и упорно защищался его правителем Радбодом. Понадобилось также систематически насаждать в стране военные поселения (их обитателей называли в отечественных источниках «франкскими людьми»). Наконец, стала необходимой очень крупная кампания по евангелизации, в ходе которой Пипин II проявил себя решительно как предвестник: именно он принял нортумбрийского миссионера Виллиброда, поощрил его восстановить старинную церковь Сен-Мартеп в Утрехте и заложить новые храмы и, отметим особо, высказал пожелание о том, чтобы Виллябпод отправился в Рим для посвящения в сан епископа (что и было сделано папой Сергием 1 в 695 году). Так был скреплен союз, надежными участниками которого оказались: 1) семейство майордомов Австразии, щедро одарявшее новую епархию; 2) англосаксонские церкви – они оставались самыми яркими выразителями духа миссионерства и преобразования и с момента возникновения были связаны с Римом самыми тесными узами; 3) само панство. Со времен Григория Великого оно не участвовало в истории Галлии. Но когда для наследников Пипина пробьет час насильственных действий, то именно от Рима будут они ждать духовного и морального освящения своей деятельности.

Постепенное исчезновение династии Меровингов

Серьезно рискуя поставить в невыгодное положение своего наследника, Пипин (он умер в 714 году) не желал, однако, ни в чем торопить ход событий и особенно опасался прямого и явного оскорбления чувств лояльности, которые продолжали питать к династии Меровингов как аристократы, так и простой народ. Тем не менее именно Пипин, единолично, после смерти Тьерри III в 691 году выбрал его наследника. Им оказался сын этого государя – Хлодвиг IV, царствовавший всего четыре года. Именно Пипин, также единолично, возвел тогда на трон брата покойного – Хильдебера III, скончавшегося в 711 году. И снова Пипин, все так же единолично, делает королем сына Хильдебера – Дагобера III… И если бы мы не находили подписей этих королей под текстами грамот и хартий, то о них решительным образом ничего бы не было известно. Они жили недолго, вероятно, из-за вырождения рода, которому постоянно приписывали черты упадка. Это дало основание Эйнгарду, биографу Карла Великого, прославлявшему Пипинидов, набросать веком позже настоящую карикатуру на «ленивых королей»: «Когда королю нужно куда-то ехать, он садится в повозку, запряженную волами, которой правит волопас по деревенской манере; и вот в таком экипаже король обычно ездит во дворец, направляется на народное собрание и возвращается к себе домой (…) Управление всеми делами, внутренними и внешними, принятие всех решений и мер являлись исключительной компетенцией майордома…» [59]59
  Перевод на французский Луи Альфена (46).


[Закрыть].

Нельзя не задаться вопросом о причинах упадка королевской власти, которая во времена Клотара II и особенно Дагобера вполне оправилась, как казалось, от раздиравших государство междоусобных войн. Но в действительности вместе с Дагобером ушли в прошлое военные экспедиции в пограничные земли, приносившие богатую добычу и обеспечивающие получение дани, что гарантировало королям-победителям верность подданных. Лишившись возможности сохранять престиж на полях брани, меровингские короли вынуждены расточать источники своего традиционного богатства, причем не только для того, чтобы оплачивать народную признательность, но и ради своего спасения в ином мире. По мере уменьшения податных сфер в результате пожалований и узурпаций соответственно оскудевала казна; прямые налоги в нее больше не поступали после многочисленных восстаний, которые вызвал в предыдущем столетии сбор налогов. Непрямые же налоги на торговые места и другие все чаще и чаще ускользали от казны. Происходило это в результате простого и прямого отказа от них, вследствие расхищения казенных средств чиновниками, а также благодаря широкому распространению практики иммунитета. Такая привилегия предоставлялась крупным собственникам, основывавшим на ней свои требования полной независимости. Эти люди, например, переставали вносить в королевскую казну принадлежавшую ей по праву часть взысканных штрафов. Таким же образом уменьшались доходы от чеканки денег: чаще всего они переходили в руки владельцев частных монетных дворов, которых короли не контролировали, или, что происходило еще чаще, доставались привилегированным церковным учреждениям. Последние более всего преуспевали в том, чтобы обращать в свою пользу освобождение οι налогов, в особенности от таможенных пошлин, и сборов с торговых мест. В ряде случаев они добивались права обращать в свою пользу все доходы от налогов – благодаря новому типу привилегии, впервые дарованной монастырю Сен-Дени в 634–635 ι одах.

Основные источники богатства и могущества незаметно переходили от королевской власти в руки церковной и светской знати. Однако, как уже было отмечено выше, в тот момент, когда короли, скреплявшие клятвой личной преданности обязательства к ним членов их свиты и, в более широком плане, крупных вассалов, способствовали тем самым смешению функций государственной службы и частной службы при дворе, самые могущественные сеньоры, опираясь в равной степени как на римскую, так и на германскую традицию, окружали себя собственной вооруженной клиентелой. А поскольку королевская власть ослабевала, поскольку оскудевали ее владения и источник ее богатства – нерв войны – стал лишаться крови, то появился риск того, что чувство верности к этой власти притупится или, что еще хуже, обратится на другой объект. И вот появился такой человек, как Пипин. Пинии – неоднократный победитель на полях сражений как с внутренними, так и с внешними противниками, обладатель значительного количества земель, полученных в наследство и захваченных силой, имеющий в своем распоряжении настоящую пропагандистскую машину благодаря обширной сети церковных учреждений, одариваемых им самим, равно и его близкими. Ему удается не только завоевать славу воина, подобную той, которой обладал в свое время Хлодвиг, но обратись на себя чувство преданности, показав свою способность его вознаграждать. Отныне к Пипину, к собранным им богатствам и возможной военной добыче, устремляются те, кто ищет покровительства и силы. Но мир, подчиненный Пипину, был привязан к его личности, он отнюдь не подразумевал его потомство.

Тем не менее благодаря победе над Нейстрией, которую Пипин одержал в 687 году при Тертри, Австразия (или, если угодно, «восточная Франкия», то есть наиболее германизированная Франкия) получила шанс обеспечить свое окончательное превосходство над Нейстрией, или «западной Франкией». Ее германское население уже давно восприняло, особенно в лингвистическом отношении, основы римской культуры – будем говорить отныне романской культуры. Это проявилось в использовании народной латыни. Но если Пипин и отказался от любых попыток контролировать южную половину Галлии (и даже, в конце концов, Бургундию, в свою очередь, предоставленную самой себе или, если быть более точным, власти князей-епископов, становление которой там началось в Лионе, в Оксере), то на протяжении всего своего принципата он был решительно обращен к северу и востоку. Там Пипин завоевывал новые владения, стремясь принять участие в возрождении северных морских путей, поощряя христианизацию. Пипин завязал связи с папством специально для того, чтобы лучше обеспечить успех евангелизации. Эти связи предвещали каролингский синтез. Интерес, который первые преемники Пипина проявили к Франкии запада, несомненно, был связан с тем, что там не было реального королевского присутствия. Этот интерес вновь придаст вес данному региону, который авторы источников того времени все более и более охотно называют Франкия, довольствуясь одним этим качественным определением. Именно этой земле выпадает судьба стать колыбелью будущей Франции.

III. Каролинги объединители 714–814 годы

Пипин II восстановил единство севера Галлии. Это бесспорно. Однако потрясения, последовавшие за его смертью и в особенности восстания двух народов, которых ему удалось поработить, – нейстрийцев и прирейнских фризов, показали всю непрочность этого единства. Потребовалась огромная энергия и предприимчивость его сына Карла, чтобы спасти наследие Арнуло-Пипинидов, а также ожесточенное упорство его преемников: Карла (714–741), Карломана (741 747), Пипина III (741 768) и Карла Великого (768–814), чтобы власть их дома была огнем и мечом распространена на всю Галлию, чтобы имя франков снова приводило в трепет племена за Рейном, Альпами и Пиренеями. Накопленные силы и влияние позволили первому из них управлять государством без короля, третьему – провозгласить себя королем, а последнему возродить империю на западе. Таким образом тот, кто с 800 года именовался «Августейшим Карлом, коронованным по воле Бога, великим и миролюбивым императором, правителем Римской империи и по Божьему велению королем франков и лангобардов», этот король, воспитанный в традициях франков, который с любовью заставлял читать себе целые страницы из книги Августина Блаженного «О Граде Божием», решил и в известной мере сумел превратить свое правление и свои государства в синтез унаследованной от своих предшественников римской модели, возрожденной его советниками, и христианской модели, вдохновляемой Священным Писанием и трудами отцов церкви.

1. Карл Мартелл – «почти король» 714–741 годы

Кризис наследства Пипина II

Любопытнейший факт: наследование должности майордома принимает отныне почти королевские формы, тогда как наследование королевства более чем когда-либо зависит исключительно от доброй воли майордома. От своей первой супруги Плектруды Пипин имел двух сыновей, которых активно привлекал к делам управления. Однако старший сын Дрогон умер в 708 году (похоронили его в Меце рядом с его прадедушкой Арнулем); а второй сын Гримоальд, состоявший некоторое время в династическом браке с дочерью фризского короля Радбода Тедезиндой, был убит под Льежем в 714 году, когда ехал навестить своего больного отца, которому исполнилось к тому времени восемьдесят лет. От побочной жены Альпаиды старый майордом имел сына Карла (имя Карл было новым в антропонимическом списке наследственных линий; его будут носить многие блестящие исторические личности; по содержанию оно приближалось к англосаксонскому слову «cearl» что означало «смелый», «отважный»). Однако в качестве своего преемника Пипин представил на одобрение государственных мужей своего внука Теодоальда, сына Гримоальда, которому только что исполнилось всего лишь шесть лет. В этом выборе явно чувствовалась рука честолюбивой бабушки Плектруды: она надеялась таким образом отстранить от наследования сына Альпаиды. Сразу после смерти Пипина, последовавшей 16 декабря 714 года, она приказала изолировать его, намереваясь править единовластно в качестве регентши своего внука.

Появление в дворцовом руководстве женщины и ребенка стало сигналом для общего бунта всех тех, кто с трудом выдерживал железную руку Пипина. В их число вошли прежде всего именитые роды Нейстрии, которые выдвинули в майордомы своего ставленника Рагенфреда. Они бросили свою армию против сил Плектруды и нанесли им сокрушительное поражение под Сен-Жан-де-Кюиз в Компьенском лесу. После смерти Дагобера III в 715 году они вызволили из монастыря монаха Даниел я, сына Хильдерика II, чтобы провозгласить его королем под именем Хильперика II, оттеснив от трона сына усопшего короля Тьерри. Рагенфред тут же отправил в отставку некоторых церковников, поставленных Пипином во главе крупных религиозных институтов, таких, как аббат Бенинь из Фонтенеля, преемник Хильдебера, или аббат Гримо из Корби. Чтобы окончательно свести счеты с австразийцами, он вступил в союз с саксонцами и фризами, в частности, с недавно покоренными племенами прирейнских фризов, которые сразу после смерти Пипина были вовлечены королем Радбодом во всеобщее восстание.

Новые союзники, оказавшиеся главными жертвами австразийского всесокрушающего катка, договорились об организации в 716 году двух взаимосвязанных экспедиций – фризской по реке и нейстрийской по суше в направлении Кёльна, служившего резиденцией Плектруды и Теодоальда. Первая из них, ставшая своеобразным прообразом походов викингов, была особенно опустошительной; благодаря второй, победоносной сначала до конца, Рагенфред добился, чтобы Плектруда выдала ему часть богатств, соответствующую доле Нейстрии и Бургундии в общей площади королевства.

Карл Мартелл и Австразийский рывок. 716–721 годы

Всеобщая смута позволила Карлу, которому историческая традиция уже с IX века дала вполне оправданное прозвище «Martellus» (Молот), совершить побег из тюрьмы. Карл Мартелл набрал без всякой подготовки армию добровольцев (возможно, он успел обзавестись верными людьми еще при жизни отца, но скорее всего он просто собрал вокруг себя вчерашних побежденных австразийцев, страшно обрадованных тем, что у них появился наконец достойный вождь), и попытался сначала напасть врасплох на Радбода, задержавшегося под Кёльном, но был разбит в первом же бою. Затем, быстро перестроив силы, он обрушился на Рагенфреда, который был занят переброской своей армии и своей части казны через Арденны. На этот раз в бою под Амблевом, близ Мальмечи, Карл одержал победу. Он подкрепил этот успех в следующем, 717 году победой под Венси, близ Камбре, открывшей ему Парижский бассейн Однако, не имея достаточно надежного тыла, он не стал до конца эксплуатировать одержанный успех, предпочитая отступить в Австразию, чтобы лучше подготовить свое будущее: так он сумел убедить Плектруду передать ему остатки богатств Пипина. Впрочем, старая регентша не долго жила после такого унижения; она похоронена в заложенной ею церкви Святой Марии в Кёльне.

Только в 719 году Карл почувствовал себя достаточно сильным, чтобы свести счеты с пародами, населявшими север континента, вступившими в союз с Нейстрией. Он совершил поход до Везера, чтобы изгнать оттуда саксонцев. И что особенно важно, вернул себе позиции, завоеванные некогда его отцом во фризских землях по левому берегу Рейна, и возвратил утрехтскую епархию преподобному Виллиброду. Его успехам, бесспорно, способствовала смерть короля Радбода, последовавшая в том же 719 году и отмеченная с невиданной пышностью во всем англосаксонском и франкском мире. Отныне левый берег Нижнего Рейна попал в прочную зависимость от Австразии и не мог избегнуть евангелизации. В 719–722 годах Виллиброд опирался здесь на помощь своего соотечественника Винфрида, известного под именем Бонифация. Будущий апостол Германии и великий реформатор франкской церкви делал в этих краях свои первые шаги.

Казалось, пришло время обратить оружие против Нейстрии; и делать это нужно было как можно скорее, поскольку – факт неслыханный – Рагенфред нашел союзника в лице принцепса Аквитании Эда. Этот принцепс уже перешел Луару и соединился с нейстрийцами близ Парижа. Армия была укомплектована главным образом басками, которых Эд зачислил «федератами», поручив им оборону обширных пространств Аквитании. Карл двинулся им навстречу и после схватки, произошедшей близ Нери, между Санлисом и Суассоном, 14 октября 719 года, обратил своих противников в бегство. Рагенфред отступил к Анже и основал там настоящее княжество, где он до самой своей смерти в 731 году оказывал сопротивление власти Карла. Что касается Эда, он ушел за Луару, увозя в своем обозе сокровища Хильперика ΙΪ и его самого. В 720–721 годах он принял предложение Карла о мире и согласился вернуть королевские богатства и короля при условии признания за ним титула и положения принцепса Аквитании. Таким образом, чтобы закрепить мир на севере, завоеванный на юге, а особенно заручиться прочной поддержкой нейстрийцев, Карл признал Хильперика в качестве единственного короля франков. А когда в 721 году Хильперик умер. Карл заменил его сыном Дагобера III, ставшего королем под именем Тьерри IV и правившим до своей смерти в 737 году. Таким образом, Карл вернулся к ситуации, существовавшей во время Пипина II: парадный король в Нейстрии и майордом, носитель реальной власти, пребывавший по крайней мере какое-то время в Австразии.

Однако этот подлинный принцепс не мог еще по-настоящему контролировать Южную Галлию и даже Бургундию: епископы Осера, Орлеана и Лиона не сдавались и требовали контроля и над окраинными герцогствами – Баварией, Алеманнией, Тюрингией, существовавшими вполне автономно; ни над территориями за Рейном, включая и независимую Фризию, которая в любое время могла втянуть в восстания прирейнские земли.