Текст книги "Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами"

Автор книги: Стефан Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

При таком антураже, думал я, никому не придет в голову, что мы собрались попробовать немецкую кухню.

Стоило моим коллегам войти в комнату, как они сразу же сморщили носы от запаха сосисок, поджаренных на гриле. Или это из-за фартука, изображающего тело женщины в одном нижнем белье?

Все невербальные сигналы говорили о том, что собравшиеся настороже: мужчины держали руки в карманах, женщины – сложенными на груди. Судя по слегка встревоженным лицам, они, вероятно, полагали, что впереди их ждет не ланч, а визит к дантисту.

Среди приглашенных, кроме членов моей команды, были десять молодых ребят, занятых в разных проектах нашей компании. Собственно, именно они и являлись моей целевой аудиторией.

Гости нерешительно топтались возле стола, теряясь в догадках: можно ли есть выставленные экспонаты, или это все-таки исключительно музейные ценности? Жан-Мари, как всегда, опаздывал, поэтому разрядить обстановку было некому.

Оперативно показав, как надо заполнять оценочную карточку, я пригласил всех отведать шедевры английской кулинарии.

Мы с Кристин все утро распечатывали карточки с названиями блюд на двух языках. Не так-то легко переводить что-то из серии «картофель в мундире с запеченными бобами и сырной начинкой». Прежде чем перейти к поиску подходящих слов на французском, тебе еще надо объяснить французу (в данном случае француженке), помогающему в этом процессе, почему с продуктами нужно проделывать те или иные процедуры.

Николь решила рискнуть первой.

– Ммм, булочка с сосиской, – проговорила она, надкусывая пирожок. – Я помню, как май муш раньше… – Неожиданно она прервала свой монолог, обещавший быть многословным, выплюнула откусанный кусок в салфетку и вонзила шпажку в свиную сардельку.

– Что за гадост сдесь? – Марк принюхивался к запаху, источаемому пудингом из почек и мяса, который все-таки оказался на столе в силу традиции.

Пользуясь случаем, Марк заигрывал с девушкой. Судя по болтавшемуся у нее на джинсах бейджику и кое-как уложенным волосам, она тоже была из отдела информационных технологий.

Марк вслух прочел название:

– Пудинг с мяйсом? К мяйсу у вас сладкий сос, а теперь мяйсо з сладким? О! – повернувшись к сослуживице, он, остроумничая, скорчил гримасу.

– Уверен, когда ты жил в Алабаме, то втолковывал местным парням о несочетаемости мяса со сладким картофелем. Угадал, Марк? Я уже не говорю о твоих выговорах им насчет того, что пить колу во время еды – это самое немыслимое из известных тебе гастрономических безумств.

Буркнув что-то в ответ, Марк отошел подальше от меня в поисках чего-нибудь еще, что можно было бы покритиковать.

– А! Бернар, угощайся, – сказал я, приглашая своего блондинистого друга-тормоза, шаркающей походкой приближавшегося к столу.

– Анч для пакхаря, – ответил он. Это было отнюдь не привычное приветствие: Бернар попытался сказать «ланч для пахаря». [110]110
  «Ланч для пахаря» (англ. «Plow-man’s lunch») – традиционная закуска в английских пабах: тарелка с хлебом, сыром и луком.


[Закрыть] Это являлось традиционным оправданием в английских пабах, когда счет выставлялся на большую сумму, чем на самом деле стоило блюдо, притом что сыр на тарелку забыли положить.

Для более уважаемых пахарей (или пахареев?) я предложил широкий выбор сыров (созревший чеддер или стилтон [111]111
  Чеддер и стилтон – популярные сорта типично английского твердого сыра.


[Закрыть]) и маринованные овощи с зеленым салатом (к салату прилагалась подходящая заправка). К тому же мне удалось заказать кое-что из деревенских рулетов, которые казались маленькими коровьими лепешками, выложенными горой на одну большую. Почему-то я решил, что на каком-то подсознательном уровне они придутся парижанам по душе. Надпись на французском, установленная перед блюдом, объясняла, что это традиционное блюдо для «старых английских фермеров».

Одного взгляда на Бернара было достаточно, чтобы понять, что он в замешательстве: как же эти фермеры готовили салат прямо в поле, когда у них не было под рукой заправки?

– Попробуй английский стилтон, – заботливо предложил я ему. – Тебе понравится. По вкусу он напоминает французский рокфор.

– Ладно… – Бернар хватанул огромный ломоть и отошел от стола, прежде чем я успел сказать, что вообще-то нужно было отрезать всего лишь кусочек.

К этому времени переговорная была изрядно набита людьми: у стола толкались, по моим подсчетам, примерно человек двадцать. Мужчины повыше дотягивались до блюд, нависая над теми, кто был пониже. Казалось, вокруг чайника с заваркой собралась не очередь, а стадо гогочущих гусей, которых забавлял тот факт, что из носика лился уже заваренный чай, а не просто кипяток.

– О! Дарковный ерог! – радостно воскликнула молодая брюнетка из отдела продаж, упакованная в обтягивающую черную футболку и еще более обтягивающие брюки. – Я ела дакой в канн… ти… бури.

– Точно, я очень рад. – Я не понял, о чем она говорит, но был счастлив видеть в ее лице первого довольного клиента.

– Ну, знаешь, канн… ти… бури? – спросила она меня с набитым ртом, что совершенно не способствовало лучшему пониманию ее речи.

– Нет, думаю, не очень. А что это?

– Это сентр. Следующая дерь.

– Ага, что, извините?

– Ну, сразу за танелем. Выезжаешь из танеля и едешь на север. Это са бар. Канн… ти… бури!

Что-то щелкнула внутри:

– О! Кентербери! – Собор, точно. – Ты бывала там?

– Да, мы ездить моим классом, когда была еще в школе. Мы… comment dire? [112]112
  Comment dire? – Как сказать?


[Закрыть]Украсть кучу дисков из магазина. Было забавно. И я ела дарковный ерог в кафе. Мне нравится! – В руках у нее был уже третий кусок, и ее футболка вся была в золотистых крошках.

– Супер!

– Йя люблю английский еду. Пойду поищу шипсы.

Блюда с чипсами были обозначены буквами по алфавиту, с учетом различных вкусов. Интрига состояла в том, чтобы угадать вкус и выбрать наиболее понравившийся. Моих коллег забавлял перевод слишком мудреных заправок. Я видел в их глазах вопрос: «Кому вообще в голову придет есть чипсы с острой соевой приправой, маринованным луком или, „ежиками“?» Кристин при переводе объяснила, что «ежики» – это своеобразная шутка и что на самом деле в чипсах присутствует искусственный ароматизатор мяса. Но это лишь подкрепило предвзятое мнение французов. В конце концов, еда – это вам не шутка.

Несмотря ни на что, люди пробовали, и, похоже, им нравилось. Вскоре горка «ежиковых» чипсов превратилась в плоскогорье, будто, перебегая дорогу, «ежики» попали под машину.

– Эйто вкусно, – заметила Стефани, застав меня слоняющимся возле блюда с миниатюрным печеным картофелем. Я отварил несколько штук в мундире с различными традиционными начинками. Она выбрала с сыром.

– Нравится?

– Нет, – сказала она, указывая на тертый сыр, – я имею в виду сыр, ведь он на палвину из ничего.

– Из ничего?

– Да. – И Стефани подула на картофель.

– Аа! Воздух! Просто сыр лучше тает, если его натереть.

– Да, отличный способ сэкономить, не так ли?

Жульничество? Да, жульничество! Но какое!

Дешевый тертый сыр в дешевом картофеле из микроволновки – очень прибыльный продукт.

Заметив, что у другого края стола назревает бунт, я извинился и поспешил туда. Кристин глазами молила о помощи и одновременно боролась с молодыми людьми, больше напоминавшими племя каннибалов, готовых разорвать ее на части.

Следя за работой тостера, Кристин помогала тем, кто хотел поджарить тосты для сэндвичей (сэндвичи неожиданно стали пользоваться бешеным спросом у приглашенных). Она пыталась разрезать только что приготовленные сэндвичи на маленькие порции, чтобы их было достаточно для всех желающих попробовать. Но стоило поджаренному хлебу выпрыгнуть из пасти тостера, как его тут же расхватывали.

– Похоже, ты не на шутку увлекся английской едой, Марк? – Дерзким движением я влез между сэндвичем с сыром и ветчиной и цепкими пальцами своего коллеги.

– Английской? Эдо французская еда. Месье, вы никода не лышали о крокетах?

Для человека, относящегося с чрезмерным презрением к кухне моей страны, он проявил поразительную храбрость, увернувшись от ножа в руках Кристин с единственной целью – урвать целый сэндвич.

Когда все закончилось, мы с Кристин проинспектировали то, что осталось несъеденным. Ведь, как известно любому шеф-повару, остатки способны сказать намного больше, чем блюда, которые шли на ура.

Пудинг остался нетронутым. Ну так что же? В конце концов, начинка была из английской говядины. Пирог со свининой? Попробовали лишь несколько кусков, и я догадывался почему. С точки зрения французов, он был нарезан неподобающим образом. Слабая попытка подражать французским холодным мясным закускам! Запеченный картофель также не пользовался особой популярностью, но тут полностью моя вина – не очень удобно есть такое блюдо за шведским столом.

И тем не менее горы пустых тарелок и пачка оценочных карточек с кучей пометок говорили о том, что эксперимент удался. Вопреки предубеждениям, им понравилась английская кухня!

Переполненный чувством благодарности, я от всей души обнял Кристин и звучно поцеловал в щечку.

–  О! Ты все больше становишься похожим на истинного парижанина, – в ответ на мои излияния ответила она по-французски. – Ты получаешь одинаковое удовольствие и от секса, и от еды!

Возможно, впервые за всю историю человечества кто-то нашел что-то сексуальное в чипсах со вкусом «ежиков».

Жан-Мари так и не пришел на импровизированный английский ланч, но, когда я рассказал ему об успехе мероприятия, он проявил восторг, правда несколько сдержанный.

Он тут же просмотрел положительные отзывы и мои предложения, как привлечь еще больший интерес французов к типично английской еде.

Сегодня он выглядел еще более элегантным, если это вообще было возможно. Переливающийся фиолетовый цвет рубашки подчеркивали золотые запонки, украшенные монограммой; костюм был скроен настолько безупречно, что повторял каждый изгиб тела; загар, хотя и из солярия, имел ровный оттенок. Словно позируя для портрета, мой шеф сидел в огромном кожаном кресле, а у него за плечом красовался обрамленный в рамочку диплом о рыцарстве: «chevalier de la culture bovine».

– Да, мне нравится. – Он отложил документы в сторону и рассеянно улыбнулся.

– Неприятности? Еще одна демонстрация? – спросил я.

– О нет! Фермеры больше не доставят нам неприятностей.

– Полагаю, твои интервью на телевидении убедили их?

– Нет, я просто дал им список ресторанов быстрого обслуживания, которые не закупают у нас местную говядину. Теперь они намерены проверить, не перешли ли эти заведения на импортное мясо.

Похоже, в этом и заключалась известная испокон веков французская традиция: лучший способ усмирить врага – пойти ему навстречу.

– Еще я решил отправить Стефани сделать несколько снимков с самыми что ни на есть французскими коровами.

– Надо думать, это приведет фермеров в восторг.

– А?

Казалось, Жан-Мари глубоко погружен в собственные мысли. Хотя, судя по его словам, все было под контролем. Тогда в чем же причина его уныния?

– Бог с этим! Пол, на рождественские каникулы ты едешь домой?

– Да, сегодня вечером уезжаю. – Теперь настал мой черед впасть в мрачное настроение. Пять вечеров за скучнейшими разговорами в выдраенной до блеска гостиной родителей, сухая индейка на ужин и притворный интерес к футбольным матчам, которые так любит мой старик… Сначала мы планировали с Алексой провести несколько дней в летнем домике ее родителей где-то в Альпах. Думали, разожжем камин и уютно устроимся под одеялом, но в последнюю минуту она сказала, что не едет. Отец расстался с очередным другом и совсем не хочет встретить праздники в одиночестве. А мамуля тем временем, очевидно, закрутила роман с каким-то бандитом, заправляющим дистрибуцией видеодисков на Украине…

– Я только что отправил тебе письмо по электронной почте, в котором кратко изложил, как обстоят дела с нашим проектом на сегодняшний день, – сказал я.

– Да, хорошо.

– Там буквально пара строк.

– Ага.

– Я уже говорил тебе, Жан-Мари, моя команда мало похожа на рабочий коллектив. Наше общение больше напоминает еженедельные уроки разговорного английского. После праздников нам нужно кардинальным образом поменять сложившуюся ситуацию. Ты так не считаешь?

Прежде чем он успел ответить, из-за двери показалась Кристин, сообщившая о том, что о шефа ждет l'inspecteur.

– Полицейский инспектор? Так забастовка подошла к концу? – поинтересовался я.

– Нет, нет. – На лицо Жан-Мари снова вернулось озабоченное выражение. – Это служащий из Министерства сельского хозяйства.

– Да ты что? Пришел выразить свои поздравления в связи с…

Я кивнул в сторону диплома. Он не сказал «нет», но одного взгляда было достаточно, чтобы понять все без слов. Этому человеку вряд ли избавиться от лицемерия, оно напоминает о себе, как неусвоенный до конца желудком кусок boeuf anglais.

Жан-Мари поднялся из кресла и поправил свой и без того туго затянутый галстук:

– Ну ладно, Пол, благодарю. Не переживай, дела пойдут в гору. Почему бы тебе не поспешить на вокзал?

Меня выставляли за дверь.

– Да, конечно, увидимся после Рождества.

– Ага.

– Желаю Joyeux Noël. [113]113
  Joyeux Noël– веселое Рождество.


[Закрыть]Обещаю привезти тебе рождественский пудинг.

– Да, конечно. Спасибо.

Последняя фраза лишний раз доказывала– Жан-Мари не слушал меня. Он грустно улыбнулся, пожал мне руку и зашагал к рабочему столу.

«Разумно ли было с моей стороны зарезервировать и обратный билет?» – размышлял я, уходя.

ЯНВАРЬ: Maison [114]114
  Maison– дом.


[Закрыть]за городом

Открыв для себя очарование жизни в субсидируемой Евросоюзом французской провинции, я решаю приобрести подозрительно дешевый коттедж

За пределами Франции немногим известна истинная история образования Евросоюза.

Вероятно, Шарль де Голль прикупил загородный домик для своей семьи неподалеку от крохотной фермы, где производили самые сморщенные сосиски во всей Франции. Речь идет о сосисках, которые во Франции называются saucissons secs– длинные, тонкие, уродливые салями; их полагается высушивать в подвешенном состоянии, пока они окончательно не затвердеют – до такой степени, что их можно разрезать только при помощи особых ножей, продающихся в специальных магазинах.

Как бы там ни было, де Голль был заядлым поклонником saucissons. После окончания Второй мировой войны во Франции царили относительный покой и порядок (не считая волнений в нескольких колониях). Посему генерал мог позволить себе время от времени проводить выходные на лоне природы, а не в столице. Во время подобных краткосрочных выездов он всегда требовал, чтобы к аперитиву ему подавали местные деликатесы.

Но одним пятничным вечером, когда он прибыл в свою загородную резиденцию, quelle horreur, [115]115
  Quelle horreur– какой ужас.


[Закрыть]сосисок не оказалось. « Pourquoi pas?» [116]116
  Pourquoi pas? – здесь: почему нет сосисок?


[Закрыть]– разгневанно спросил генерал, и ему доложили, что ферма в силу финансовых трудностей прекратила их производство.

Де Голль решил, что действовать нужно оперативно. Он предложил на рассмотрение парламента законопроект о создании системы субсидий для мелких фермеров. Но правительство было под каблуком профсоюзов, и законопроект отклонили. Тогда де Голля осенила другая мысль. Что мешает ему создать панъевропейское правительство, которое выделит субсидии на его любимые сосиски? А так как раскрыть свои истинные намерения он не мог, то обратился к главам Италии, Германии и Испании (каждая страна была знаменита своими сосисками, в чем вы позже убедитесь) с выдуманной концепцией. Генерал предложил защищать европейских производителей в условиях повсеместной конкуренции. И вот оно – Общий рынок взошел на трон. Очень скоро местная свиноферма купалась в евро и увеличила производство до таких масштабов, что половину производимых сосисок приходилось обратно скармливать свинкам.

Ну что сказать?! Возможно, не все правдиво в этой истории, но это единственное, чем я могу объяснить затаенную неприязнь Англии по отношению ко всей Европе. Наши сосиски имеют жалкий вид по сравнению с румяными и выдержанными salami, wurst, chorizoи saucissons sec.

Безусловно, сегодня Евросоюз является для Франции гораздо большим, чем просто источник субсидий для французских животноводческих ферм, фруктовых плантаций, молочных заводов, виноделов, производителей оливкового масла и любых других видов сельскохозяйственной продукции, которые вы можете себе представить.

На самом деле у меня нет никаких веских аргументов. Но благодаря всему вышеперечисленному французская провинция – сказочное место для отличного отдыха. Всего лишь в нескольких километрах от Парижа можно увидеть частичку настоящей провинциальной Франции. Именно там живет народ, который умеет управлять трактором и на чей взгляд слово «Dior» нужно, чтобы гонять бездомных собак со своего огорода: «Пшли отсюда! Dior вас побери!»

К январю я уже созрел для того, чтобы продолжить добрую французскую традицию и приобрести кусочек застывшей во времени сельской жизни в виде загородного maison. Возможно, вы посчитаете это безумием с моей стороны: зачем загородный дом человеку, который задержится в Париже лишь на год, пока действует его контракт? Но теперь я получал заработную плату в полном размере и практически ничего не тратил на аренду. И могу вас заверить – вы можете позволить себе небольшой замок в Нормандии за ту же цену, что лондонцы платят за половину дома, больше напоминающего муравейник, нежели человеческое жилище.

Мною двигали те же соображения, что зарождаются в умах большинства парижан. Нужно признать: вечная суматоха города со временем начинает раздражать. По сравнению с Лондоном столица Франции страдает дефицитом зеленых насаждений – вы вряд ли найдете и пару сантиметров, усаженных травкой, особенно в районе Марэ, где живу я.

Кроме того, меня раздражали соседи (подобные негативные эмоции испытывают и сами парижане). К этому времени мне был известен каждый шаг соседей во время их утренних сборов. В семь верещал будильник – дзззззззззззз; мадам выбиралась из постели, ныряла в ласты, и потолок начинал дрожать под ее весом, пока она пересекала комнату, чтобы скомандовать детям: «Подъем!» Дети швыряли на пол рюкзаки, наполненные не иначе как пушечными ядрами, а потом, судя по звуку, врассыпную неслись в кухню, увлекая за собой по полу кувалды. Схватив по ломтю багета, они усаживались перед телевизором и смотрели мультик о людях, которые никогда ничего не делали, а только орали друг на друга, разражаясь гневом. При этом ежеминутно кто-нибудь из детей проделывал вояж обратно на кухню (играя при этом с пушечными ядрами), а потом возвращался к телевизору (казалось, что в сопровождении стада кенгуру). Шум воды в туалете извещал о его использовании, как минимум, раз пятьдесят за незначительный отрезок времени. После чего наступало время, когда беспрерывно слышны были только истошные вопли.

Затем вроде бы наступала тишина. Но стоило вам налить себе чашечку чая в надежде на восстановление душевного покоя, как мадам начинала увещевать свою команду дрессированных гиппопотамов разгрести тот бардак, что они устроили. И бегемоты ритмично топали копытами – или что там у них – в сопровождении гнусавого завывания какого-то французского шансонье, снедаемого любовным недугом.

Однажды я все-таки решил подняться и спросить: неужели гиппопотамы и правда всегда должны ходить на каблуках, даже дома? В ответ на это мадам, вся разодетая в бриллианты, с презрительным видом захлопнула дверь прямо перед моим носом.

И все это было бы более-менее сносно, но дети и по субботам ходили в школу. Таким образом, чтобы вас не преследовали навязчивые мысли о поджоге или вооруженном нападении, вы отправляетесь на поиски maison.

В какой-то момент я задумался: а не по этой ли причине французы такие сумасшедшие? Находясь дома, они оказываются под постоянным артобстрелом раздражающих звуков повседневной жизни собственных соседей. Выходя на улицу, парижанам негде отдохнуть: их окружает бесконечное пространство бетона и асфальта. Постоянная нагрузка на барабанные перепонки и уставшие ноги неизменно наталкивает их на мысль о том, чтобы оставить Париж.

Не поймите меня превратно. Я был счастлив вернуться в Париж по окончании рождественских каникул. В тот самый момент, когда я сошел с поезда и шагнул в суматоху метро, я почувствовал прилив новых сил – сам город способствует этому. Я знал, что теперь меня как следует обслужат в кафе, что я смогу влезть без очереди и вызывать раздражение одним лишь пожатием плеч. Ощущения сравнимы с удовольствием от успешно пройденного сложнейшего уровня в компьютерной игре.

Дорога на работу доставляла удовольствие. Радовало отсутствие навозных куч возле здания и полицейских у входа с целью проверить мой чемодан на предмет нелегально ввезенного мяса. Уподобившись коллегам, я почувствовал кайф первого рабочего понедельника: расцеловавшись со всеми, я неспешно попивал кофе, перебирая в уме, куда бы податься на следующие праздники.

После обеда все были приглашены на чай в кабинет Жан-Мари, чтобы отметить день «королевской галеты». Церемония поедания этого изделия, чем-то напоминающего большой круглый круассан с начинкой из марципана, была привычным, повторяющимся из года в год ритуалом. Стефани разрезала пирог на тонкие кусочки, после чего Кристин, как самая младшая, забиралась под стол и говорила, кому какой кусок достанется. Когда куски распределены, каждый с опаской надкусывал свой, с замиранием сердца ожидая, кто же сломает себе зуб, наткнувшись на сюрприз из фарфора, спрятанного в печенье. На этот раз Жан-Мари демонстративно извлек изо рта вымазанную марципаном коровку. Я бы решил, что все заранее подстроено, если бы теперь шефу не предстояло выглядеть наиглупейшим образом из-за бумажной короны на голове.

Однако за показной радостью от сувенира, сулящего удачу в будущем году, чувствовалось, что от Жан-Мари все-таки исходит какое-то скрытое напряжение. Диплом по-прежнему красовался у него на стене, так что, вполне вероятно, инспектор заглядывал лишь для того, чтобы поделиться мыслями, какие ножи лучше подходят для измельчающих мясо машин.

Я сообщил Жан-Мари о задумке купить домик где-нибудь в Нормандии, и он тут же предложил отвезти меня в выходные за город и показать «самый что ни на есть лучший загородный дом во Франции».

Алекса не захотела ехать – ее отец только что прекратил принимать антидепрессанты и чувствовал себя каким-то «ослабленным». Потому ранним воскресным утром я встретился с шефом в подземном гараже офиса, где он накануне оставил на мойке свой шикарный серебристый «рено».

– Нельзя терять время, – сказал он, ловко маневрируя в плотном потоке. Не обращая ни малейшего внимания на пешеходов, кажется, уже потерявших надежду перебраться на другую сторону улицы, он стремительно ворвался на Елисейские Поля, где каждый несся, как мог. – Еще чуть-чуть, и весь Париж застрянет в пробках.

В сущности, весть Париж уже скопился, толкаясь вокруг Триумфальной арки.

Понять почему было несложно. В действительности арка намного массивней, чем ее изображают на открытках: высокая, под пятьдесят метров, конструкция, удвоенная к тому же. Наполеон велел построить ее в честь победы над русскими и австрийцами в битве под Аустерлицем в тысяча восемьсот пятом году (так, по крайней мере, говорилось в моем путеводителе, и не верить этому оснований у меня не было). Сегодня она возвышается над одной из самых больших в Европе круговых развязок, известной под названием площадь Этуаль, или Звезды. Расходясь на двенадцать проспектов, площадь продумана так, что ее огромного диаметра достаточно, чтобы, развернувшись, автомобиль мог мчаться по любому из двенадцати направлений. С астрономической точки зрения Этуаль – это и черная дыра, и сверхновая звезда: машины исчезают в ее пространстве, с неистовой скоростью меняют направление и выныривают наружу через один из выездов.

Прибавив скорость, «рено» моего шефа влилось в гущу машин. Жан-Мари и глазом не моргнул, когда его великолепную новенькую игрушку чуть было не распорол надвое какой-то камикадзе на «кавасаки». Он всего лишь энергично нажал на клаксон, будто это могло спасти нас от столкновения с крошечной малолитражкой, появившейся из ниоткуда. Мне все больше казалось, что шеф позабыл о существовании тормозов. За короткое время нам удалось избежать четырех, а то и пяти столкновений, и я всерьез думал о том, когда же везение закончится и сработает подушка безопасности.

Хотя, должен признаться, я получал определенное – в какой-то степени мазохистское – удовольствие от происходящего. С одной стороны, я ощущал страх, но с другой – чувствовал прилив адреналина, восхищаясь хладнокровием водителей. Им приходилось резко сворачивать буквально у самого бампера впереди идущей машины, чтобы вырваться вперед, а иногда так же резко останавливаться из-за образовавшейся пробки, а в это время какой-нибудь лихач подпирал их сбоку.

– Страховщики никогда не вдаются в подробности ДТП, случившихся на Этуаль, – объяснил Жан-Мари. – Это так же глупо, как спрашивать у боксера, почему у него разбит нос. – Он засмеялся и закрыл глаза секунды на три, не меньше; машина при этом продолжала двигаться.

– Здорово, – ответил я и тоже зажмурился в ожидании неизбежного.

Чудесным образом неизбежное все же не произошло – нам удалось противостоять действующей на площади силе притяжения. Теперь безрассудность Жан-Мари ограничивалась только болтовней по мобильному – и это тогда, когда он выписывал зигзаги, меняя полосы и проскакивая на красный в погоне за драгоценными свободными сантиметрами трассы.

–  Красные сигналы светофора – это что-то типа очередей , – с пренебрежением заметил мой шеф. – Они для тех, у кого есть лишнее время.

Наконец мы добрались до развязки с указателем «север» и повернули на запад.

– Разве Нормандия не на севере? – спросил я.

– Нет, на северо-западе, – ответил Жан-Мари, снова поворачивая, теперь уже в юго-западном направлении. – Но мы едем не к побережью. Там слишком много парижан. Этот район еще называют двадцать первым округом. К тому же цены кусаются.

Оставив солнце позади, мы неслись на бешеной скорости, превышающей допустимую, как минимум, раза в два. Взяв такую планку, с огромной долей вероятности можно было бы обогнать скорость солнечных лучей и вновь оказаться в ночи. Но таких безумцев на трассе оказалось предостаточно. Мы шли четвертыми или пятыми в колонне автомобилей, штурмовавших автостраду на невероятной скорости. На самом деле движение по крайней левой полосе давало незначительное чувство безопасности. Ты понимал это, когда видел, как подрезают соседей справа, не решившихся прибавить газу. Теперь мне было понятно, почему во Франции самая высокая в Европе статистика ДТП. Незначительный туман, пустяковый дождик – и такой хаос на дороге становится смертельным.

День выдался сухим, но слегка морозным. Малейший участок, покрытый наледью, и мы бы пробуксовали до самого океана, но Жан-Мари не терпелось рискнуть. Продолжая гнать, он неотрывно следил за впереди идущей машиной, желая при первой же возможности обогнать ее, что ни капли не мешало ему разглагольствовать о неблагодарных фермерах. По его предположению, министру подсунули донос, из-за чего и пришлось предоставить инспектору документы, подтверждающие легальность поставляемого мяса.

– Но для тебя это ведь не составило проблемы? – спросил я.

– Безусловно, нет.

Сегодня ему предстояло встретиться с кем-то, «оказывающим огромное влияние на фермеров», сказал он, «и расцеловать ему ноги, как будто он каид». [117]117
  Каид ( арабск.) – вождь, предводитель.


[Закрыть]

Кто такой каид, я не знал, но, судя по выражению лица Жан-Мари, ноги этот фрукт, по всей видимости, не мыл.

Мы свернули с автострады перед Шартром и теперь ехали вдоль холмистой местности, покрытой гектарами лесных массивов, среди которых были беспорядочно раскиданы многочисленные маленькие фермы и деревушки.

Наконец машина вынырнула в широкую, залитую солнцем долину. Жан-Мари тут же приоткрыл окно и сделал глубокий вдох, наслаждаясь свежим загородным воздухом.

– Вот мы и на месте, – объявил он, когда машина въехала на центральную площадь городка Тру-сюр-Майенн, от которого веяло приятной стариной.

На площади кипела торговля, ведь был выходной. Белые фургончики беспорядочно усеяли все пространство, люди бродили вокруг с хозяйственными сумками, из которых торчали листья салата и румяные булки, каждую минуту готовые вырваться наружу и усыпать собой проезжую часть. Неподалеку от входа на рынок в группку сбились несколько пожилых мужчин в синих комбинезонах. Они болтали о чем-то, пуская в небо кольца табачного дыма. Как я понял, это были фермеры. Наверняка пришли узнать последние новости о субсидиях, позволяющих изобразить их хрюшек на флаге Евросоюза.

Сам рынок представлял собой черепичную крышу, возвышающуюся на массивных каменных опорах. Держалась она за счет небрежно вытесанных брусьев, сбитых крест-накрест, и металлических потолочных балок с облупившейся краской. Внутри рядами стояли прилавки, а за ними – продавцы с покрасневшими от холода руками. Не спасали и многочисленные пальто, грело только то, что изредка удавалось ободрать толпившихся покупателей, заставив приобрести что-нибудь из того, чем богата французская провинция. Были лотки, на которых продавали только помидоры и зелень, были такие, где торговали исключительно яблоками и грушами. Тут же лавка мясника, собравшая толпу, а рядом – без единого покупателя. Вот еще рыбный ларек под голубым навесом, привлекающий любознательных деток, с интересом глазеющих на выставленную голову тунца, отделенную от туши. Еще я успел заметить гриль-бар, где на вертелах запекались молочные поросята; тут же в огромном котле варилась картошка – вот уж закусочная для людоедов-великанов.

– Здесь больше чувствуется дух Франции, чем в Нормандии, – сказал Жан-Мари, – но дома гораздо дешевле. Идем.

Он указал на каменный дом на другом конце площади. Над маленьким, занавешенным витринным окном виднелась какая-то надпись золотыми буквами, но я не мог разобрать.

– Это нотариальная контора, – сказал Жан-Мари. – Нотариуса зовут Лассе.

– Лассе, – повторил я, стараясь прогнать из головы навязчивую ассоциацию с колли Лесси. [118]118
  Героиня одноименного телесериала, фильма и книги.


[Закрыть]

– Он юрист, но помимо этого занимается продажей недвижимости. Я предупредил, что ты заглянешь сегодня. Он ждет тебя.

– А ты не идешь, что ли, со мной?

– Нет, у меня кое-какие дела. Он покажет тебе, что сейчас выставлено на продажу, а потом отвезет в Шартр, откуда ты сможешь на поезде добраться до Парижа. Стоимость проезда компания компенсирует.

Через мгновение я уже стоял на улице, а машина Жан-Мари мчалась сквозь толпу. Безусловно, неоценимая помощь с его стороны. Привез меня туда, куда я его не просил, и бросил. А что, если этот Лассе уехал куда-нибудь на уик-энд? Интересно, тут такси вообще ходят? Или мне придется проситься в попутчики к водителю грузовика, перевозящего рыбу?

Но нет, Лассе оказался на месте, правда, вид его не вселял особого оптимизма. Он сидел в своем маленьком стареньком домике и подогревал зад у камина. Из мебели в этой комнатушке с низким потолком и спертым воздухом был массивный стол с кожаной обивкой, современный вращающийся стул и два металлических канцелярских шкафа, выкрашенных в темно-красный цвет. Создавалось впечатление, что месье Лассе только что сошел с картинки, висевшей над каминной полкой. На картинке, потемневшей от каминной гари, была изображена торговая площадь тех времен, когда человечество еще не знало, что такое автомобиль.