Текст книги "Новые приключения в Стране Литературных Героев"

Автор книги: Станислав Рассадин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

ЗАЧЕМ НУЖЕН ЭТОТ ГЕНА?
Послесловие для взрослых

Готовя книгу к печати, я заметил: речь героев что-то уж больно пестрит восклицательными знаками. И еще многоточиями.

Переизбыток – он и в мелочах переизбыток. Излишество. Я попробовал пройтись по рукописи, заменяя эмоциональность этих знаков скромным достоинством точек. Почему-то не получилось. Ни взбудораженный восклицательный, ни многоточие, знак незаконченности и недоговоренности, не хотели повиноваться моей властительной руке.

Почему?

Я пригляделся и понял: потому что герои, в первую голову, конечно, профессор и Гена... ну, если и не кричат друг на друга (со стороны Архипа Архиповича это было бы, простите за каламбур, архинепедагогично, а со стороны Гены – просто нахальством), то разговаривают в повышенном тоне. Горячатся. И часто перебивают один другого, опять-таки не из высокомерия одного или невежливости другого, а оттого, что торопятся высказать каждый свое мнение и на ходу угадать мнение собеседника, вернее, соспорщика. К обстоятельным монологам у обоих нет ни охоты, ни почтения – разве только Архип Архипович согрешит иной раз, но с него что возьмешь? Профессорская привычка...

Как известно, диалоги – древнейший род философических и критических размышлений; они были приняты как удобнейший способ высказывания разных мнений, хотя на самом-то деле обычно одного, господствующего, авторского, которое, в лоб встречая другие, подсобные, сторонние, победно разбивало их и утверждалось за счет разбитых.

Этому ли классическому примеру пробовал следовать здесь и я?

Нет.

Конечно, та истина или истины, которые разделяю я сам, вложены в основном в уста профессора, но я бы ни за что не решился признать его единолично ведущим персонажем радиопьес. Во всяком случае, надеюсь, что это не так.

Ничего не поделаешь, по правилам игры Гене суждено исполнять роль Незнайки; его форма участия в ней – незнание и высказывание опрометчивых предположений. Но Гена не знает как раз того, что, мне кажется, совершенно необходимо знать. Иногда даже в первую очередь.

Самуил Яковлевич Маршак когда-то сердито и печально заметил следующее. Ребенок приходит в школу, заранее снаряженный самыми разнообразными вопросами, ответа на которые жаждет всей жадной незаполненностью своего опыта. И школа отвечает. Отвечает на то и на это – только не на его незаданные и незакрытые вопросы.

Мне хотелось, чтобы Архип Архипович оказался в положении более естественном и более трудном, чем те, кто начинает отвечать, не выслушав вопроса и даже не заинтересовавшись, есть ли он вообще.

Получилось ли это – другой, вечный вопрос (тоже вопрос!), связанный с неспособностью и нежеланием любого нормального автора ставить себе оценки, но, как бы то ни было, Гена, такой, каков он есть, нужен своему победоносному собеседнику для того, чтобы тому не скучно было побеждать.

Он не может, не должен «умнеть» от путешествия к путешествию – точно так же, как удивительным образом ухитрился не повзрослеть за те два десятилетия, на протяжении которых выходит в эфир. Сколько ни внушай ему интересных и полезных сведений, сам он не станет «профессором», как называют в ребячьих компаниях невыносимо умных мальчиков (называют далеко не всегда с уважением и уж тем более с симпатией). Да и стали бы вы читать диалог двух профессоров – профессоров не только по уровню осведомленности, но и по характеру? «Позвольте, уважаемый коллега, высказать то неоспоримое суждение...». – «Совершенно согласен с вами, коллега, и более того...».

Не стали бы. Не смогли. В данном случае хотя бы и потому, что я этого писать не захотел бы.

(Замечая в сторону, а возможно, и не совсем в сторону, ведь и Незнайка пришелся к слову не зря, хоть и ненароком. Именно он, а не многомудрый и сверхправильный Знайка – истинный герой трилогии Николая Носова, и не именно ли потому, что не знает! Он – ребенок в своем наиболее последовательном воплощении, как и – еще одна аналогия – житковский Алеша Почемучка.)

Гена терпит поражение в финале каждого путешествия, но в начале следующего опять является непобежденным. Пусть даже эта непобежденность – отвага незнания, не боящегося признаться, что оно незнание. Или упрямая готовность ошибаться.

Он не побежден и в самом конце книги, когда, казалось бы, напичканный множеством сведений, которыми его, как младенца, с ложки норовит кормить профессор, приходит и требует встречи не с кем-нибудь, а с героями легкомысленного и великолепного Александра Дюма. И Архип Архипович, сперва приходящий в благородное негодование и в священный ужас, пусть по-своему, хитроумно, полуобманно, но соглашается с ним, уступает ему, и если они добиваются какого-то результата в этом путешествии, то сообща.

Как и во всех их путешествиях, которые вошли сюда в считанном количестве, которые вообще когда-нибудь оборвутся, перестав идти и на радио, – именно оборвутся, потому что подытоживающего финала, абсолютной точки тут быть не может.

Между прочим, я предполагаю, что и вышеупомянутые многоточия в разговорах героев так обильны именно поэтому. Сколько ни говори, договорить все равно не удастся. Путешествия в Страну Литературных Героев поистине не имеют конца. Разговор, в который только вступи, окончить не сумеешь за всю свою жизнь.