Текст книги "Когда кончаются игры (СИ)"
Автор книги: Сс Базов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– А можно?
– Я бы не хотела, – Гидра качает головой, садится на столешницу, на которой стоит монитор. – Думаю, Кая можно назвать моим лучшим другом.
– Наверное, ему это слышать было бы грустно.
– Не думаю, – Гидра смотрит куда-то мимо, в пространство. – Знаешь... Есть те, кто любить может, и те, кто нет. И девочки видят, что Кай – это второй случай. Он не завоеватель.
– Не думаю, что его не любят именно поэтому, – снова возвращается прежний, отстраненный Акросс. Гидра – то, что ему почти удалось отобрать у Кая, в качестве мести ли, а может просто потакая желанию, но все же. А теперь она рассуждает о Кае так, будто он – бывший, с которым ничего не получилось.
– Там много всего, – кивает Гидра. – Он довольно закрытый. Не хочет других посвящать в свою жизнь... К тому же и понятно, что там что-то жуткое... Совсем не вяжется с его образом хорошего мальчика. Наверное, если бы я любила, то могла бы принять и это. Быть с ним несмотря на это...
– Ты винишь себя в том, что полюбила не его? – догадывается Акросс.
– Это было бы логичнее, – Гидра возвращает ему свой взгляд, улыбается лукаво. – Ревнуешь?
– Думаю, что зря пришел, – хмуро отзывается Акросс.
– Как ты считаешь, как Кай относился к тебе? Думал: "Как это здорово, что у этой замечательной женщины умер сын и теперь в его комнате могу жить я"? – чуть искривляется уголок губ, и улыбка становится грустной. Теперь Акросс смотрит в сторону, на пылинки в лучах солнца. Молчит он довольно долго, медитируя на это зрелище, нехотя признает:
– Нет.
– Кай не мечтал о старшем брате ни в детском доме, ни когда был единственным ребенком в первой семье. А в новой ему показали: "Смотри, что было тут до тебя". Конечно, он понимает, что его никогда бы не усыновила эта женщина, будь с тобой все в порядке... Но мечты часто не поддаются здравому смыслу.
– От меня ты чего хочешь? Чтобы я его принял? Как насчет Кая? Я два года над ним издевался. Я вчера...
– Дай ему тоже время. Но Кай понятно – как только ты выкинешь белый флаг, он может и не побежит жать тебе руку и обнимать, но все же преследовать тебя не будет.
– Как насчет его верного пса?
– Не напоминай, – Гидра выдыхает через зубы. – Понятия не имею, как... Вопрос в другом – чего хочешь ты сам? Неужели и в самом деле смерти? Или это вина перед теми, кто не выжил?
Акросс перебирается в угол дивана, упирается в подлокотник, придерживает голову и смотрит теперь в окно через легкую тюль. Как бы то ни было, что бы ни случилось в прошлом и сколько бы времени не прошло – Гидра чувствует радость за то, что Акросса тогда спасли. Что они сейчас могут разговаривать друг с другом, уже не так напряженно, как раньше. Все страшное, что происходило вчера, кажется лишь платой за возможность общаться с Акроссом.
В играх с этим проще, там тяга душевная, но сейчас, в общении с глазу на глаз, Гидра изнывает – ей хочется коснуться Акросса, осознать, что он настоящий. И еще больше хочется его прикосновений. Серьезный разговор мешает сесть рядом. Но Акросс ведь сидит на ее кровати, которая сейчас сложена.
– Они бы тебе понравились, – невпопад произносит Акросс. – Тим так точно... Он всегда девушкам нравился. Да и Барс... Бесил ужасно подчас, но по сути без него было скучно...
– Возможно, – кивает Гидра. – Но их уже не вернуть. И убил их не Кай, конечно. И незачем на нем срываться.
– Я думаю, что их убил человек, который очень любит Кая.
– И что?.. Ты ненавидишь Кая?
– Иногда кажется, что очень, – честно признается Акросс. – Но потом я думаю о том, что должен ненавидеть не его, а того, кто все это затеял. Начал. Ту, что придумала меня, Тима с Барсом, только для того, чтобы убить. Придумала Кая... Не знаю, зачем она еще держит меня в живых.
– Ты не похож на самоубийцу.
– А ты их много видела? – отшучивается Акросс. – Это все сложно... Я лишился не просто друзей, но и своего места в жизни, привычного будильника по утрам, института.
– Я думала, люди это ненавидят. Я-то уж точно.
– Возможно. Но когда приходит война – такой рутины начинает ужасно не хватать... А впрочем, войну я бы наверное понял и принял, у меня было бы время привыкнуть.
На самом деле удивительно, что Акросс может сидеть тут. Начиная с самого факта его существования и заканчивая тем, что он пришел сюда как друг. Гидра чувствует к нему только тепло, тем более сейчас, когда его ни от кого не нужно защищать, ни с кем из-за него ссориться. Хочется то его успокоительно по волосам погладить, то самой как маленькой к нему на колени залезть.
– Акросс, – Гидра зовет так мягко, как не звала до этого никогда. Это обращение ни к врагу, ни к человеку, в которого влюблена. Так окликают по-прежнему любимого супруга через десять лет после свадьбы. – Я бы смогла? Стать новым смыслом? Или у тебя и так толпа девушек, и они не помогают?
– Звучит как признание в любви, – уходит от ответа Акросс. – Не получится, что ты продалась за то, чтобы я оставил в покое вашего капитана?.. Твоего хорошего друга.
– Я не стою так дорого, – признается Гидра, улыбаясь, но уже через силу. – Я бракованная... – совсем грустно заканчивает она, теребит высокий ворот свитера, решаясь на что-то. А потом рывком оттягивает ткань вниз, обнажив шею.
Эти глупые детские мысли: «Мама больше не любит меня, потому что я больше не красивая. Меня теперь нельзя нарядить в платье – из ворота будет выглядывать красная, сожженная кожа». Мама не усмотрела – она была в другой комнате, когда ребенок опрокинул на себя кипяток.
К доктору ее водил отец, и, хотя Гидра была уже большим ребенком, держал ее на коленях, успокаивающе поглаживал. Гидра думала, что и папа все знает, и жалеет ее, маленькую, оставшуюся без материнской любви.
Отчего-то не было мыслей о том, что теперь она не выйдет замуж или не будет нравиться мальчикам. Это казалось Гидре таким неважным и несущественным в сравнении с тем, что мама перестала возиться с ней как раньше, уделять время.
Гидра не была желанным для женщины ребенком. Это Гидра узнала потом. Все ее детство мама старалась играть роль любящего родителя и читала ей сказки, купала, шила карнавальные костюмы, целовала на ночь. Но все это было по шаблону, и когда ее ошибка привела к тому, что у дочери на всю жизнь остался шрам, женщина выдохнула с облегчением и смогла сказать себе: "Из меня не получилось хорошей мамы. Я умываю руки". Она перестала играть навязанную ей роль, но ребенком это было воспринято как: "Мама разлюбила меня".
Кто по-настоящему хотел детей – так это отец, но и тот мечтал о сыне. Возраст появления шрама – как раз тот, в который дочь стала просить в подарок пистолет вместо куклы и пытаться разделывать рыбу, потому что от этого со скандалом отказывалась мама, боявшаяся за свой маникюр.
Кто знает, может быть, все случившееся и было к лучшему – узнать раньше, что мама лишь притворялась хорошей, любящей. Тяжело, конечно, но легче в детстве, чем в неспокойном подростковом возрасте. К тому же и отец тогда, тоже заметив отчужденность жены, заметив вину у дочери, старался уделять столько внимания, чтобы ребенок не чувствовал себя брошенным.
По сути парни Гидру не особо и интересовали, так что не было ничего удивительного в том, что к ребятам из своей команды у нее не было чувств.
Когда они появились к Акроссу, она помнила отчетливо – реальность, в которой у власти были солдаты, страна в ожидании войны. Мир напоминал антиутопию Оруэла. Когда Гидру арестовали, конечно не без оснований, она была подавлена от мысли, что всех подвела. Теперь у нее могли выпытать, где находится Кай и какие у него планы. Конечно, боли она не чувствовала, но всегда были и другие способы заставить говорить. Гидра даже знала их по тем отчетам, что попадали к Каю, по тем сломанным людям, что пережили арест и были отпущены, как невиновные. Но меньше всего Гидре хотелось, чтобы в эту мясорубку попал ее капитан, который, она только недавно это узнала, боль чувствовал.
Гидру впихнули в небольшую комнатку размером с шкаф-купе, половину ее занимала торчащая из стены полка, вместо кровати. И ни раковины с водой, ни туалета тут не было.
– Я ничего не знаю, – снова попыталась заверить она, вцепившись в белые горизонтальные прутья клетки, похожие на жалюзи, только прочные. – Это ошибка.
Сопровождение не отреагировало – как глухие киборги, они развернулись и ушли.
– Чего ты боишься? – спросили из соседней камеры. – Ты же не чувствуешь боли.
Голос Гидра узнала, только теперь обернулась. Между их клетками были такие же светлые горизонтальные прутья. Акросс сидел на полке, наклонившись вперед, глядя только перед собой.
– Зато ты чувствуешь, – напомнила зло Гидра, совершенно забыв про слабый, нерешительный тон попавшей в беду девушки. Акросс глянул на нее, не поворачивая головы, и кивнул:
– Чувствую. Но я тут ненадолго.
С левой руки были вырваны три ногтя, пальцы покрыты хлопьями запекшейся крови. Гидра сглотнула и злорадства не получилось, только растерянность:
– Тебе вроде и так хватило.
Акросс улыбнулся криво, нехорошо, кивнул:
– Да, я проверил курорт для вашего капитана. Годится.
Раны от вырванных ногтей с рук Акросса перешли на пальцы Кая, Гидре стало не по себе.
– Я его не выдам, – пообещала она. Акросс кивнул:
– Ну да. Я его сдам.
Гидра никогда не испытывала тяги к злодеям, и ей Акросс тогда казался едким, злым, словно она сидела в соседней клетке с коброй. Она собиралась продолжить ссору, но хлопнула дверь в карцеры, вошел офицер, в сопровождении конвойных, остановился посередине между их клетками. Но, бросив быстрый взгляд в сторону Акросса, не отметив в нем ничего интересного, он переключился на Гидру.
– У нас есть видеоматериалы, – начал он, расхаживая около камеры, как голубь, – на которых наш снайпер простреливает вам руку, а замечаете вы это только убрав его. У вас есть препарат, который помогает не чувствовать боли? Откуда у вас эти технологии?
Гидра молчала, упрямо сжав губы.
– Вас незачем пытать. Но мы можем изуродовать вас, – он приблизился к прутьям, начал перечислять, следя внимательно за реакцией:
– Я могу приказать отрезать вам нос. Срезать губы? Нет? Не задевает? Я прикажу хирургам вырезать вам матку, и у вас больше не будет детей.
Гидра попыталась изобразить испуг, задрожавшие губы, потому что это для нее и игрового тела, которое не жалко – ерунда. Но это даст Каю время.
Зоркие глаза поймали эту наигранность и, сменив тон на шипящий, злой, он пообещал:
– Да я тебя своим солдатам отдам, тварь. Взводу, вернувшемуся с боевых действий. У них всегда кровь бурлит.
У Гидры плохо получалось притворяться, и хотя она пыталась держать лицо – что-то ее выдало. Скорее всего, на ней испытали проверенную схему из того, чем можно запугать девушку: красота, будущее материнство, насилие и унижение. Офицер расплылся в улыбке, как победитель, довольно стукнул по прутьям, развернулся к выходу, громко спросил по дороге:
– Когда возвращается двести второй с разгона демонстрации?
– У них сейчас пересменка, в течение получаса будут тут.
– Скажите, что их ждет подарок.
У Гидры отказали ноги, она почти упала на свою полку. Ей необходимо бежать из игр. Насовсем. Но как же бросить Кая и остальных? Значит, нужен был способ покончить с собой до того, как за ней придут. Если она так поступит, получится, что Хаски прав, и девушке нечего было делать в этой войне.
– Эй.
Гидра даже вздрогнула, офицер остановился, обернулся заинтересованно. Акросс шелушил кровавые хлопья с пальцев, очищал их о прутья. Он уже стоял у решетки.
– Нет такого способа войны. Так не поступают. Нужна информация – пытайте. Ногти вырывайте, пальцы молотком ломайте. Это – война. А то, что вы придумали – свинское развлечение.
– Это кто там вякнул? – пренебрежительно переспросил офицер, быстрым шагом оказался у клетки Акросса. – Тебе мало? Мы с тобой только начали, только припугнули. Даже не показали, что дальше ждет. Пальцы молотком дробить, говоришь?
– Почему бы тебе самому не отправиться трахаться со своим взводом? – меланхолично предложил Акросс. Офицер вспыхнул, достал табельное из кобуры, прицелился. Акросс дожидался этого момента, чтобы ударить по прутьям двери, и она распахнулась, огрев офицера по носу. Вряд ли ему хватило бы силы ударом ноги сломать замок, скорее он не терял времени зря, сидя тут в одиночестве, и ковырялся в нем, чтобы в нужный момент сбежать, и вот он наступил. Акроссу оставалось только подхватить табельное офицера и, прикрываясь той же дверью с частыми широкими прутьями, перестрелять конвой, которому прятаться было негде.
Гидра думала, что он ее застрелит. Потому что до этого Акросс для нее был мразью, садистом. Он и не собирался ее переубеждать – направил дуло в голову, по центру лба, но не выстрелил. Сместил оружие ниже, отстрелил замок.
– Зачем? – не поняла Гидра. Акросс пожал плечами, стараясь удерживать на лице выражение беспринципного ублюдка, но действия говорили о другом.
– Я же ответил. Война – это пальцы ломать. Ногами забивать. Хоть женщин, хоть много на одного... Но такого насилия я не выношу. Это слишком низко.
Это было настолько неожиданно, так поразило, что некоторое время Гидра всерьез думала, что это – хорошо разыгранный концерт, чтобы переманить ее на свою сторону. Но в этом не было смысла – у Кая те же принципы, только он добрее, честнее.
Это не было любовью по началу, и тот случай оказался лишь семечком зароненного в Гидре чувства. Акросс вернулся за Мей, не бросил ее в передряге в другой реальности – и вот оно пустило росток. Полностью Гидра осознала, что означает это чувство, уже поздно, когда оно укрепилось корнями.
После звонка из-за двери раздается голос Кая, усталый и рассерженный:
– Добрый день, вы позвонили в дверь, но я не могу выйти, потому что заперт. Потому что говорил, что нельзя меня отпускать домой.
– Я не могу разговаривать через дверь, – произносит Дроид.
– Извини, – без особого раскаяния отзываются через нее.
– Я пришел предупредить, что ухожу из команды. Думал, лучше сказать тебе в лицо, чем звонить...
– Мой телефон у Акросса, – уже более настороженно раздается из-за двери. – Подождешь?
– Чего? – переспрашивает Дроид.
– Сейчас подойду. Не придется говорить через замочную скважину.
– Как, если тебя заперли?
Но за дверью тишина. Дроид прислушивается, ждет, что вот-вот послышится скрежет замка в ключе, даже не особо реагирует на шаги в подъезде, пока кто-то не касается его плеча. И тогда Дроид изображает что-то забавное – подскакивает на месте, пытается сбежать по лестнице на этаж выше, но наконец опознает Кая.
– Ты кого так испугался? – стараясь не улыбаться, спрашивает Кай. Он ожидает ответа: "Акросса", но Дроид снова удивляет его:
– Хаски.
– Это странно, бояться Хаски, – уже спускаясь по лестнице, рассуждает Кай. – Он на нашей стороне.
– Я из-за него и ухожу, – отвечает Дроид.
Двор заросший, с новыми лавочками и качелями. Когда Кай был маленьким, играть он убегал на стадион школы, нынешним детям повезло больше.
– Я не хотел бы, чтобы ты ушел, – Кай выбирает место в тени, садится, пригнувшись от веток кустарника. Дроид остается стоять, убрав руки в карманы.
– Я не спал. Всю ночь. Не знаю, почему ты так спокоен... Еще и шутить умудряешься. Хаски ему голову разбил у меня на глазах. Кай, при тебе ведь никогда человека не убивали? Он этим ударом весь мир мне расколол. Какая команда нахер, я не знаю, когда я снова спать смогу и как дальше жить? Ты уверен, что я сам вены через неделю не вскрою от этого ужаса?
– Уверен, – кивает Кай. – Я думаю, что ты сильный. Даже если бы это было на моих глазах... Разница в том, что эти люди могли меня убить. Допустим, тебя убили и дают шанс вернуться призраком. Материальным. Убил бы того, кто это сделал?
– Ты заигрался, – качает головой Дроид. – Вы все заигрались. Но есть игра. А есть этот мир. Здесь правила немного другие.
– Ты, кажется, собирался убивать Акросса, – напоминает Кай, и Дроид срывается на крик:
– Да каким образом?! С битами вокруг собраться и до смерти забить?! А собирался, потому что боялся до усрачки, что он правда поехавший, что он и тебя убьет и нас у тебя на глазах перережет! Ты вообще понимаешь, где мы находимся?
– В этом мире никогда не убивали? – продолжает спокойно Кай. – Из защиты или для развлечения? Дети никогда не калечили животных и друг друга? О каком мире ты говоришь и чем отличается то, что знаю я, от того, что имеешь ввиду ты? Хочешь отвернуться и сбежать – я приказать остаться не могу. Хотя мне бы очень хотелось.
– Акросс тебя не убьет, – немного успокоившись, продолжает Дроид. – Проблема в том, что ты не можешь приструнить Хаски. Ты считаешь его действия правильными. Поощряешь его.
– А что еще он должен был сделать?! – перебивает Кай.
– Люди убивать не должны. Иначе потом у них тормоза срывает. Хаски и раньше пугал... Но вот как-нибудь он решит, что я могу тебе угрожать, и мне тоже череп проломит. Я этого не хочу. Отпустишь?
Кай смотрит молча секунду-другую, и, не дождавшись продолжения, неуверенно кивает. Дроид наконец выдыхает с облегчением, спина его снова кривится, и он садится рядом с Каем на лавочке в тени кустарника.
– Я не понимаю, как ты сам можешь продолжать. Какого хрена ты вообще в игры сунулся?
Кай молчит, словно обиделся, рассматривает бегающих по двору детей, отвлекается на рыже-белую кошку, что вылизывается на бетонной подошве дома.
– Я четыре года был хорошим мальчиком, – задумчиво начинает Кай. – Правильным, послушным и не приносящим проблем. Ни с кем не дрался, с дурными компаниями не водился, даже за брошенными животными ухаживал. Просто золотце, а не мальчик... самому от себя тошно...
– Тогда зачем?
– Так надо было... Мне хотелось, чтобы у этой женщины был хороший сын. Какого она заслуживала. Тебе сложно это понять, потому что все родители такие – добрые, заботливые, оставляют карманные деньги и встают пораньше приготовить завтрак. Разрешают завести кошку, пьют с тобой чай на кухне и ворчат после родительских собраний, что ты должен подтянуть математику... Игры были идеальны. Быть тут и играть послушного ребенка, а в то же время... Разве они были не офигенны?
– Даже когда тебя жгли живьем?
– Это быстро проходило, – пожимает плечами Кай. – Я любил их. Мне кажется, что именно мне больнее всего было их заканчивать.
– Они не кончились. У вас снова схватка до последнего капитана, – вздыхает Дроид. – Если бы дело было только в Акроссе... Кай, честное слово, я бы около тебя с такой же битой встал. Но Хаски...
– Чего уж, – огорченно обрывает Кай. – Когда все это закончится, ты хоть вернешься?
– Если сам не закончусь, – пожимает плечами Дроид. Кай смотрит наконец на него, а не вдаль, огорченно поджимает губы:
– Здорово мы тебя потрепали. Прости. Я не понимал.
– Чего уж, – передразнивает его Дроид, пытается улыбнуться, но уголки губ дергаются.
Терять его грустно, но все-таки – Кай не собирается удерживать, уговаривать. Здесь он чувствует себя менее властным капитаном, чем в реальности игр, и заставлять Дроида делать что-то против воли – нет. Тем более, что Дроид и выглядит на грани, Кай не может себе обещать, что подобной ситуации не повторится. Он сам не знает, чем закончатся игры в этот раз.
Второй сюрприз дня – это Гидра, которая просит сообщить, когда Кай сможет выбраться из своего ареста. У нее есть что-то очень важное для него. И Кай обещает ей завтрашний день.
Третий сюрприз – Хаски заявляется через четверть часа после прихода с работы матери. И есть что-то пугающее в том, как она на него смотрит, словно сейчас ручку двери отпустит и ударит.
– Все в порядке, – успевает предупредить обоих Кай. – Это мой друг.
– Еще один, – кивает мама. – Слушай... у тебя все друзья какие-то криминальные. Может, стоит и дальше с девочками дружить?
– А я ведь даже причесался, – улыбается вытянутый по струнке Хаски. – И даже не в спортивке и с семечками. А, здравствуйте, я Руслан.
– Саша никуда не поедет, – тут же реагирует мама. – Он... у него дела дома важные.
– Вот и правильно, – кивает Хаски. – А то я его знаю, стоит упустить из внимания, так сразу куда-то ввязался. Вы с ним пожесче.
– Проходи давай, – ворчит Кай и на немой вопрос матери кивает:
– Я никуда не еду. Мы просто поговорим.
Доверять мама не начинает – как отозванная сторожевая она уходит в свою будку-комнату и смотрит оттуда, всегда готовая вернуться.
– Что? – переспрашивает Хаски заходя в спальню. – Я не прав? Через час после того, как ты пошел домой, нас уже вытащили тебя спасать.
– Прекращай, – сквозь зубы цедит Кай, закрывая дверь плотнее. Но мама в соседней комнате и наверняка по-прежнему все слышит.
– Зачем пришел? – негромко спрашивает Кай, сложив руки на груди. Хаски спокойно сидит на диванчике, оборачивается к книжному шкафу, невпопад интересуется:
– Читать любишь?
Кай молча ждет ответа на свой вопрос, пока Хаски достает ближайшую к нему книгу, начинает листать. В комнате ни телевизора, ни дисков с фильмами, только шкаф, и даже в нем порядок: на отдельных полках фантастика в цветастых аляпистых обложках, отдельно фантастика более благородная, уже почти ставшая классикой. Есть полки с русской литературой в красивых кожаных переплетах, замаскированная под дорогие издания.
– Проверить, что с тобой все в порядке.
– Мне ничего не угрожает, – внятно произносит Кай, взглядом указав на стену в мамину комнату. Хаски наигранно кивает и кричит:
– Да-да. Совсем ничего. Так чья это была могила, Саш?
Рефлекторно Кай падает рядом, зажимает ему рот ладонью. В соседней комнате слышится возня, слишком громкая и ненатуральная.
– Акросса, – одними губами шепчет Кай. – Ты мог написать. Зачем ты пришел?
– А за тебя ответить мог кто угодно, – убрав его руку, продолжает Хаски, возвращается к книге. – И как, интересная?
– Можно подумать, ты читаешь.
– Сейчас обижусь, – обещает Хаски.
К Гидре он попадает почти в полдень, с опозданием на полчаса.
– Соседки не было дома, – оправдывается Кай, разуваясь. – Мама забрала ключи. Когда она так делает, я через пожарный выход выбираюсь. С соседкой снизу вроде даже подружились – я к ней пару кошек пристроил.
– Сколько же у нее всего кошек?
– Пять, – пожимает плечами Кай, закончив с обувью. – У тебя животных нет?
– Не, не получится. Маму бесит беспорядок и шерсть, – смеется Гидра. – А я слишком редко убираюсь, чтобы шерсти не было.
В ее жесте есть что-то напряженное, сдержанное, Кай настораживается, пытается для себя это объяснить как неловкость оставаться с парнем в доме наедине. И все же от порога не отходит, хотя Гидра открывает дверь в комнату, останавливается в ожидании. Уловив эту заминку, девушка продолжает:
– На самом деле, отец заядлый охотник. Я чаще потрошила животных, чем гладила.
Кай не откликается. Осторожно осматривается по сторонам, задерживает взгляд на обуви, но, даже не найдя там лишней, сам на свои сомнения отвечает:
– Он тут.
– Он ничего тебе не сделает, – сдается Гидра, поднимает руки так, словно успокаивает дикое животное. Кай отступает назад. – Вам надо поговорить. Разве ты не этого хотел?
– Ты так уверенно можешь сказать о том, что у него на уме? – шепчет Кай, рука скользит по ручке входной двери, но, конечно, уже заперто.
– Да, могу, – кивает Гидра. – Все в порядке.
Кай вздрагивает, когда открывается дверь в зал за ее спиной.
– Даже я не могу этого гарантировать, – произносит Акросс с улыбкой.
– Я могу, – цыкает Гидра. – Мы договаривались. Прекращай. Я поставлю чайник.
Кай следит за ней взглядом, потом переводит его на Акросса. Тот все еще улыбается.
– Тебя заманили в ловушку.
– Прекрати, – снова командует Гидра.
– Он забавно пугается, – пожимает плечами Акросс, опять исчезает в просторном зале. Как выбравшееся из норы чудовище заползает обратно. Кай с минуту смотрит на свои кеды на коврике, на запертую дверь, которая открывается изнутри, потом на зал и, взяв себя в руки, проходит в комнату. Даже если это ловушка – Гидра здесь, и ее нужно защитить, если Акросс пришел с дурными намерениями.
Акросс сидит в кресле, боком к двери. Он похож на большого начальника, вызвавшего Кая на ковер.
– Как там мама? – спрашивает он.
– Хорошо, – отвечает Кай, все еще стоя в дверях. Акросс кивает, и разговор снова увязает. Кай отодвигается в сторону, когда девушка приносит поднос с чашками, но остается у дверей.
– Ты хотел поговорить, – напоминает Акросс. – С самых игр это твердишь. Вот я и подумал, что надо же тебя выслушать. Что, ты нашел способ вернуть Тима с Барсом?
– Они были неплохие ребята, – кивает Кай. – Но тебе не кажется, что обвинять в их смерти Вегу...
– Как думаешь, она всерьез на тебя переключилась? – перебивает Акросс.
– Что? – переспрашивает Кай.
– Пытаюсь понять, в какой опасности Гидра, если общается со мной.
– Да нет никакой опасности, – хмурится Кай, переводит взгляд на девушку, застывшую у серванта. – Она никого не убивала.
– Сложно с тобой, – вздыхает разочарованно Акросс. – Тогда что ты хотел предложить? О чем поговорить? Я пока один, вторая встреча может быть уже не такой спокойной.
– Хватит угрожать, – вздыхает Кай. – Ты кем себя возомнил?..
– Тормозим, – командует Гидра. – Надо начать сначала. Акросс хочет сказать, что ошибался. Он никогда всерьез не собирался тебя убивать.
Кай и так знал это, но после подтверждения внутреннее напряжение ослабевает. Кай пытается его поддерживать, гонит от себя надежду на хороший конец.
– Два года коту под хвост, – вздыхает Акросс.
– Ну, за два года мы познакомились, – напоминает Гидра и не может сдержать улыбки. Кай словно в гости к новобрачным пришел.
– Ты хочешь перемирия? – напрямую спрашивает Кай. – Ради чего? Ты собрался убивать Королеву?
– Вегу, – морщится Акросс. – Она может звать себя Королевой и Богом, но она Вега. Я не могу сказать, что не ненавижу ее. Не могу сказать, что никогда не ненавидел тебя... Но убивать я не готов. А все, что я делаю – такой фарс.
– То есть от самоцели ты не отказался?
– Умереть? Как это вообще может быть целью? – пожимает печами Акросс. – Мне всегда казалось, что это звучит по-другому.
– Как?
– Встретиться, – Акросс подпирает кулаком подбородок, смотрит в окно через тюлевые занавески. – Я не совсем понимаю, как устроен этот мир. Я должен быть мертв, но она меня спасла. Почему не спасла их? Так ли она беспомощна, как об этом говорит? Я совру, если скажу, что хотел просто перестать существовать. Но и совру сказав, что хотел жить. Я просто хочу понять... как? Как она вытаскивает меня, тебя, и почему упустила их?
– А я зачем нужен? – не понимает Кай. И все же он уже почти решил, почти готов простить. Это намного лучше, чем и дальше расстраивать маму или бояться за свою команду. Даже если это – малодушие, он чувствует, что хочет покоя.
– Чтобы под ногами не путался. И псину свою приструнил. Скажи команде, что у нас перемирие. Никто никого больше не закапывает и не скармливает монстрам. Она хочет, чтобы мы дрались, я говорю нет. Чтобы я ненавидел тебя – я отказываюсь. Понял? Не потому, что тебя не за что ненавидеть, а потому, что это ей на руку. Потому что в этой общей грызне ее нельзя будет призвать к ответу.
– И я должен согласиться, – кивает Кай.
– А ты не хочешь? – тут же поворачивается к нему Акросс. – Нужно, чтобы я тебя пристрелил тут? С балкона вышвырнул? Думаешь, сможешь победить?
– Думаю, что смогу, но дело не в победе... Я не так себе это представлял.
– А я вообще себе этого не представлял. Если бы не Гидра, то сегодня я бы, наверное... – Акросс задумывается, ищет глазами продолжение для своей мысли, – вывез бы тебя к речке. Искупаться. Как думаешь, она сможет вернуть тебя с того света? Я бы этот способ заставил ее и на Тиме с Барсом провернуть. Конечно сможет, она же так тебя...
– Мне нужно время, – вздыхает Кай, чувствуя что-то вроде разочарования. – К тому же... Хаски ведь убил одного из ваших. Что его ждет?
– Из близнецов? – переспрашивает Акросс как о пустяке. – Да и черт с ними. Я изначально выбрал команду из тех, кого не жалко. Думал, что если снова кого-то терять...
– Никого? – переспрашивает Кай. – Ни девушку? Ни Гранита?
– Можешь обоих себе забрать, – пожимает плечами Акросс. – Только после этого Мей долго не проживет... Все-таки Вега на тебя переключилась. Что ты сам о ней думаешь? Вы же вроде так дружите, ты ее защищаешь. Ты готов к тому, чтобы тебя монополизировал Бог? Не бойся, друзей она твоих убивать не будет.
– Я не верю, что могу кого-то заинтересовать, – качает головой Кай.
– Зря, – кивает Акросс. – Тебе дать время? Нам устроить общее собрание? Если кто-то из моих будет против – я смогу их убить. Но я не думаю, что кто-то кроме близнецов что-то возразит.
Хаски встречает его у дома и сначала пытается шутить:
– Ты куда блин без маминого разрешения?
– Я видел Акросса. – чтобы стереть его улыбку, зло отвечает Кай. Помогает – Хаски становится серьезнее, подходит ближе.
– Смог сбежать?
– Мы просто поговорили. Он хотел перемирия.
Хаски громко смеется, хлопает Кая по плечу, показывает большой палец.
– Шутник. Шутник. Это знаешь, все равно что Германия в сорок четвертом бы вдруг: "Ой, ну ладно, что-то мы погорячились, давайте закругляться".
– Это не одно и то же. Никто не умер... почти, – прибавляет Кай.
– Никто? – переспрашивает Хаски. – А ты, напомни, сколько раз умирал? За два-то года. А теперь все хорошо, Акросс прибежал просить прощения, и ты сразу сдался. Как, простишь его?
Под его влиянием и Кай задумывается, но себя он готов Акроссу простить. Хотя бы потому, что понимает – могло быть хуже. Да еще и может быть, поэтому лучше простить его за себя, но сохранить команду.
– Это сложно, – признает Кай. – Для нас обоих. Но... я постараюсь. Иначе мы застрянем на этом бессмысленном противостоянии. Я не смогу его убить.
– Я его убью, – кивает Хаски спокойно.
– И ты не сможешь. Ты не видел его кости. Он давно умер, но вот он здесь.
– Осиновый кол в сердце, – кивает Хаски. – Кай, ты святой что ли? Ты всех собрался простить? Ты все прощаешь? Ты отца своего тоже простишь?
– А ему и не нужно мое прощение, – переходя в защиту, продолжает Кай.
– А Акроссу нужно?
– Нам обоим нужно, чтобы все это прекратить. Ему тоже сложно. Прекратив игру, он отказывается и от попыток вернуть свою прежнюю команду.
– Да трахался он с ними что ли, раз так по ним тоскует?! – срывается Хаски. Кай это проглатывает, тише спрашивает:
– То есть, ты не попытался бы меня вернуть, если бы я умер? Или Гидру? Дроида?
– Люди умирают, жизнь продолжается, – не поддается Хаски. – Так что пусть прекратит заниматься читерством. К тому же связи не вижу... Он пытался убить тебя только потому, что он отбитый совсем. Тут еще и новые обстоятельства наложились. Ты согласишься на перемирие, а у него бомбанет. Типа он честным словом прекратит...
