Текст книги "Когда кончаются игры (СИ)"
Автор книги: Сс Базов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
– Ничего, – первым отвечает Дроид.
– Она не может закончиться... Ну, должен же быть логический конец?.. Или ты собрался убивать Акросса? Навсегда? – Гидра заметно нервничает, старается не смотреть на остальных, только прямо в глаза капитану. Хаски молчит, подперев щеку рукой, но и больше не веселится, тоже изучает реакцию собеседников, и Каю приходится его окликнуть.
– Да я чего? – Хаски будто поводок стряхивает резким движением. – Я думаю, что я бы пил. На неделю б, наверное, запил. И каждый раз тост поднимал за то, что этот полудурок больше не будет ввязываться в неприятности и за ним не нужно следить как за маленьким.
– Я тебя не просил, – напоминает Кай устало.
– Где ты без меня был? – парирует Хаски.
– Он будет скучать, – за него отвечает серьезный Дроид.
– Нет, не буду. Просто буду знать, что Кай в порядке и его не пытаются убить или пытать. Это лучше, чем стараться не упускать его из вида.
– Зачем ты вообще ввязался в игру? – более резко, чем до этого, спрашивает Кай, и Хаски задумчиво опускает взгляд к многострадальной траве.
– Я первым вообще-то в игру пришел. Бегал сам по себе, потом нате вам – вот этот мозгляк будет твоим капитаном, береги его всеми силами. Раз не углядели, второй пропустили, и я как-то забил. Думал, ну блин, ну что за капитан, который сам о себе позаботиться не может. Балласт какой-то. И немного отошел от основных правил игры. Снова сам по себе попытался побегать.
– Разве что-то изменилось? Мы до прошлой игры не выигрывали, – так же резко напоминает Кай. – И в этой я как-то особо не преуспел.
– Сила разная бывает. Я этого раньше тоже не знал, – продолжает Хаски, и в тот момент он сам на себя не похож – слишком спокойный, слишком тщательно начинает подбирать слова. – Есть черная сила – все на своем пути разрушить. Всех убить, слабых растоптать, с сильными драться за вершину. А есть другая сила. Светлая сила – всех спасти. За всех переживать, всех держать вместе, всех простить...
На последних словах Хаски совсем поникает, как сдувшаяся кукла, но выпрямляется, подставляет кулак под щеку, упирает локоть в коленку, с более привычной для него улыбкой спрашивает:
– Ты ведь душа компании, Кай? Спорить могу, люди пытаются быть лучше, когда ты рядом с ними.
– Люди и без того хорошие, – возражает Кай. – Они делают больше, чем я. Я только помогаю.
– Ты вот спрашиваешь, что с нами будет, когда все закончится, – Хаски поднимается, отряхивается от травы. – Я тебе скажу. Мы два года играем и за это время ты всех нас, троих, сделал лучше. Даже если они думают, что придумали тебя – они стали другими, я стал другой. Ты изменил нас в лучшую сторону, просто так как я был мальчиш-плохиш, по мне это хорошо всего заметно. Так вот, как только ты нас бросишь – мы просто скатимся обратно. К тому, с чего начинали. Это как втянуть живот, когда смотрит кто-то, кто тебе приятен. Но пузо-то никуда не девается.
– По крайней мере Хаски ты научил философствовать, – пожимает плечами Гидра.
– Ну да, я же должен был как во всяких шоу в спортивном костюме ходить, семечки лузгать и ржать постоянно, – вяло огрызается Хаски. – Ладно. Я домой, у меня уже вся задница сырая на траве сидеть. Присмотрите за капитаном сами, если что случиться – головы обоим откручу.
Гидра следит за ним взглядом, дожидается, когда Хаски скроется из вида, только после этого придвигается ближе и шепотом спрашивает:
– Так ты всерьез собрался Акросса убить? Я имею ввиду навсегда убить.
Дроид фыркает:
– Прекращай. Я не был против девушки в команде, пока тебя на Акроссе не переклинило.
– Ну да, вокруг же столько отличных парней. Садист-маньяк, который скоро и нас будет воспринимать как опасность для Кая, да парень-геймер, который лучше в рейд сходит, чем на свидание.
– И я, – заканчивает спокойно Кай. – Но я понимаю. Дроид, Хаски бесполезно говорить, он срывается, но хотя бы ты на Гидру не дави. Она близкий друг для меня и мне будет очень неприятно, если мы станем врагами, потому что вы вынудите ее выбрать сторону Акросса.
– Да я наоборот говорю! – оправдывается Дроид. – Что может хватит уже и...
– И этим подталкиваешь ее делать выбор, – как-то так Кай умеет объяснять, что вроде и не давит, а в то же время веско. Так уговаривают угомониться хорошие учителя. И когда Кай беседует в таком тоне, уже и не важно, сколько ему лет и какой он комплекции. Возможно, Хаски и не ошибся с выбором человека, которого будет защищать. – Я не собираюсь убивать Акросса по-настоящему, даже теперь, даже после всего случившегося. Но Акросс вряд ли оставит меня в покое.
– Я смогу его заставить, – упрямо добивает Гидра. – То есть... Акросс же думает, что ты убьешь его. Я ведь... – вся ее уверенность куда-то девается, и странный жест, вроде и не нервный, а словно старая память о чем-то. – Чисто теоретически – я смогла бы уговорить его жить?
– Хотел бы я сказать, что нет, но, думаю, шанс есть, – выдыхает Кай.
У Хаски легкое дежавю – совсем недавно он так же поджидал жертву в ее же норе, а теперь и сам открыв дверь обнаруживает Акросса в кресле напротив. Прямо как в боевиках про шпионов. Причем кресло это пылилось в другой комнате. Хаски, еще не закрыв дверь, смеряет его безразличным взглядом и, выдержав эту паузу презрения, срывается – входит в квартиру, чтобы достать Акросса. Дверь закрывается, а Хаски за шкирку ловит молчаливый Гранит, перехватывает удобнее за шею, оставляет напротив капитана. Акросс вертит в руках пустую ампулу от обезболивающего, да и держится спокойно и нагло.
– Кай жив, – утверждает он. – Он вернется сюда?
Хаски только зло пыхтит, сверкая глазами.
– Судя по всему да, – продолжает Акросс, поднимается с кресла и приближается к входной двери, заглядывает за нее, но коридор пуст.
– Ты отпустил его одного? – не оборачиваясь, спрашивает Акросс.
– Он не один, – огрызается Хаски, бьет куда-то в теплое и живое за спиной, но Гранит будто мешок с песком – только выдыхает шумно, захвата не ослабляет.
– Я все думал, почему близнецы не вернулись, – продолжает Акросс. – Сначала сходил проверить. Один выстрелом в затылок убит. А вот второй, кажется, перед смертью помучился. Судя по всему, вы сразу от близнецов направились ко мне. Знаешь, что я подумал, когда увидел трупы?.. Что вы, наверное, еще успели бы вытащить Кая, если бы не задержались, чтобы отомстить близнецам. Ну, то есть если бы ты не задержался.
Хаски отвечает только прямым взглядом и новой попыткой вырваться. Пустая ампула исчезает в кармане Акросса, вместо нее теперь он вертит иглу от одноразового шприца.
– Что Кай рассказал?
– Что ты суицидник, – смеется Хаски, прекратив даже вырываться. – Чертов бессмертный суицидник, который надеется, что Кай найдет для него способ умереть.
Акросс прикидывает правдивость этих слов, пожимает плечами. Игла практически оказывается в глазу, но Хаски дергается и она только рассекает кожу на лбу, соскальзывает на пол. Акросс извлекает из кармана вторую.
– Ты ведь сейчас умрешь. Сюда придет раненный Кай и тоже умрет. Не сможешь его защитить, – с деланным сочувствием заканчивает Акросс. – Потому что я не идиот, чтобы тащить тебя за собой и шантажировать тобой вашего капитана.
– О, хреново-то как, – флегматично отзывается Хаски. – Наверное я должен начать говорить, чтобы ты меня оставил в покое. Да, Кай столько всего рассказывал. Что в детстве ты был закомплексованным чмом, над которым издевался весь класс. Что ты жертва педофила. Секты педофилов. И мать все время тебе говорила, что надо было делать аборт и запирала...
Вторая игра попадает в глаз, даже Гранит ослабляет хватку, пока Хаски хрипит, как раненный зверь, но вскоре затихает и, глядя на Акросса теперь только одним глазом, задорно комментирует:
– А, я ж забыл. Это не больно.
– Он ничего не знает, – уже обращаясь к Граниту, заключает Акросс. – Значит, Кай пока молчал. Он бы по-другому подкалывал, если знал.
Тогда до Хаски доходит – Акроссу нет смысла убивать Кая. Потому что это не изменит того, что их капитан знает о нем. И договариваться он не будет. У Акросса единственный выход – снова запереть Кая и не подпускать к нему никого, чтобы никто больше не узнал того, что тот увидел.
– Погоди, – растерянно окликает Хаски, но Акросс игнорирует его, продолжает разговаривать с Гранитом. – Эй. Кай не такой. Я... У него был неудачный опыт, и я видел его так же, как он прочитал тебя. Я знаю, что он не такой. Он не будет языком трепать. Даже я никогда не говорил о том, что в его прошлом видел. А он тем более. Он же правильный. Акросс!
Тот наконец перестает общаться с Гранитом, удостаивает Хаски взглядом, но именно тогда слова и кончаются.
– Кай умеет молчать, – глядя снизу вверх, заканчивает Хаски, без намека на агрессию. – Он нужен нам.
– Ваш капитан, – снисходительно поясняет Акросс, – бомба со сбитым таймером. Она может никогда и не рванет, но я все-таки предпочел бы, чтобы ее не было.
– Конечно! – снова срывается Хаски, и хватка усиливается. Наверняка это было бы болезненно, если бы он мог чувствовать. – Так я тебе и дал Кая у нас забрать! Или думаешь, что если я один раз попался, то и второй прокатит?! Нет уж, я теперь ученый! И если...
И только тогда замечает, что Акросс прислушивается, а замолчав и сам слышит шаги на лестничной клетке. Гранит тут же закрывает ему рот, не дав предупредить. Не без труда оттаскивает в дальнюю комнату, у двери остается один Акросс.
Без возможности кричать, Хаски опрокидывает стулья, старается сбить со столов чашки и рамки с фотографиями. Небольшой грохот от этого получается, и все же, Кай может заинтересоваться им и потому поспешить открыть дверь, а не бежать отсюда куда подальше. И Хаски не собирается полагаться на Дроида и Гидру. Пока Гидра будет раздумывать, стоит ей драться с Акроссом или трахаться, тот уберет Дроида и останется с Каем почти наедине. Хаски не мог представить себе способа перетащить чужого капитана во вражеский штаб, но в конце концов у Акросса распорядитель игр на побегушках, она признает свою ошибку и в качестве извинений просто подарит любимцу Кая. Как делала это множество раз.
Он и сам застывает, пытаясь услышать такой тихий звук, как открывание двери. Да и Акросс наверняка молчать не сможет, попытается как-то прокомментировать то, что Кай так глупо попался. Или расскажет ему грустную историю о том, куда пропали близнецы. Но сначала пристрелит Дроида.
Однако в квартире тишина, слышны только звуки уличного движения. Да что там, различимо как работает телевизор где-то этажом ниже, даже пыхтящее дыхание Хаски громче этих звуков, но ничего больше в этом мире не существует. Когда Хаски уже готов поверить, что его услышали, или что это был и не Кай вовсе (что для игр, где ничего не случайно, событие неординарное), раздается осторожный щелчок дверного замка. Не скрежет ключа, а именно щелчок изнутри открытой двери. Хаски задерживает дыхание, чтобы расслышать, что там произошло. И тогда рядом раздается выстрел, первый предвестник проигрыша и конца, самого худшего развития событий. И внезапно ослабевает захват, и Гранит валится на него, своим ростом и весом заключая Хаски в эдакую живую раковину. Главное – освобождается рот, и Хаски уже готов кричать, чтобы, если не предупредить об опасности, то дать понять, что он тут, он поможет.
До него не сразу доходит, что слишком внезапно обмяк Гранит, и что выстрел был с другой стороны, не от входа. А потом уже, самим присутствием своим все объясняя, Дроид появляется в поле зрения, придвигает стул к двери в комнату и командует:
– Скорее, на пожарную лестницу! – и зовет к открытому окну, из которого выбирается Кай, морщась от того, что ему, раненному, приходится переваливаться через такие барьеры. Дроид смотрит на капитана удивленно, потом предпринимает несмелую попытку вытолкать обратно.
– Да зачем? – отмахивается от него Кай. – Гранита ты снял. Акросс почти один остался. Зачем от него теперь бегать? Чтобы он тут снова в охрану кого-то набрал?
– Что, разве Кая нет дома? – даже не притворяясь удивленной, спрашивает Гидра. Акросс опускает оружие, раздраженно цыкает.
– Опять ты? Кай по-прежнему надеется, что я не стану тебя убивать? Или думает, что мне сейчас есть время брать заложников, чтобы выманить его?
– Ты рассуждаешь так, будто это ты тут живешь, а я к тебе в квартиру пытаюсь вломиться, – напоминает Гидра. – Кто-то из наших был дома, когда ты?..
Акросс отвлекается на выстрел. Не дослушав, захлопывает дверь. Гидра ругается сквозь зубы, вытаскивает ключи из кармана джинсов, и замирает, заметив движение боковым зрением. То, что она поначалу принимает за соседи, оказывается появившейся в коридоре Мей.
– Зачем этот драматизм? – кивнув на перебинтованный глаз, спрашивает Гидра. – Мне кажется, там только синяк должен быть.
– Может, для тебя синяк на лице ничего и не портит, – пожимает плечами Мей. – Что, если я скажу, что Акросс еще не отзывал своего приказа убить вас, да и тебя, как можно болезненней? Ему, похоже, не до тебя и не до пересмотра указаний.
– Скажу, что и не надеялась, – пожимает плечами Гидра. – Я уже говорила. Просто давай не будем превращать это в драку за парня. И хорошей игры нам обоим.
Дроид первым реагирует, падает на пол, когда распахивается дверь в комнату. Хаски осознает опасность вторым, успевает нырнуть под кровать, прежде чем слышится первый выстрел. А вот в Кая Акросс уже не стреляет – так и стоит и вытянутой рукой, с пальцем на курке. Словно замерло время. И Кай не прячется, не боится, будто знает, что он теперь – слабое место противника и тот не решится выпустить его из этой реальности. Казалось бы – победа, Каю остается только выстрелить первым, но он продолжает стоять, держа руки в карманах, глядя на врага единственным глазом. Затем передергивает плечами, будто смотрит на мерзкое насекомое – неприятное, но все же не опасное, и не страшное, предлагает:
– Поговорим?
– Стреляй! – командует голос из-под кровати.
– Зачем мне с тобой разговаривать? – усмехается Акросс.
– Я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Этого не было в твоей голове. И это очень важно.
– Говори, – позволяет Акросс, но Кай повторно передергивает плечами.
– Нет. Не хочу. Не теперь.
– И когда же?
– Когда нужно будет тебя добить, – спокойно отзывается Кай. – Мне кажется, игры зашли в тупик. Я понял, зачем ты играешь, но я не собираюсь...
– Тогда вернемся к новой схеме. Буду убивать команду у тебя на глазах.
– Это вряд ли, – пожимает плечами Кай.
– Блин, Дроид, у него пушки что ли нет?! Чего он Акроссу зубы заговаривает?! – снова раздается из-под кровати. Каю приходится поймать брошенный в него пистолет, иначе он рассек бы ему бровь, и Акросс стреляет в ту сторону, где прячется Дроид, потом снова возвращает прицел на капитана. Кай кладет пистолет на стол и поднимает руки.
– Я не хочу умирать сейчас. И тебя убивать не собираюсь.
– Дебил! – комментирует кровать.
– На этот раз я согласен, – тоном кролика из мультиков про Винни-Пуха поддакивает Дроид.
– Я не буду больше драться, – продолжает спокойно Кай. Именно "не буду", а не "не хочу". – И свою команду не дам в обиду. Если ты хочешь свести игры к этому...
Снова выстрел, при всей невозмутимости Кай вздрагивает, осматривается удивленно. Его молчание остальными воспринимается как ранение. Хаски первым выбирается из-под кровати, хватает пистолет. Стреляют они с Акроссом почти одновременно, и оба же попадают, и снова как в зеркальном отражении – не убивают, а только ранят. Дальше имеет значение лишь то, что для Акросса ранение – это боль, а для Хаски всего лишь осознание, что правая рука больше не двигается и ее от плеча заливает что-то горячее. Акросс падает.
– Дай сюда, – командует Кай, попытавшись забрать пистолет.
– Ты им не пользовался, – произносит Хаски, обернувшись.
– Что с глазом? – не так беспокойно, как хотелось бы, спрашивает Кай и предпринимает новую попытку забрать оружие.
– Сначала закончи, потом спорь! – напоминает Дроид, первым высунувшийся проверить, добили ли они Акросса и получивший за это пулю в икру и выше – зацепившую бедро. Не дожидаясь, пока их заденет, Хаски перехватывает Кая за шкирку и тащит к шкафу, открывает дверцу, чтобы спрятаться за ней. Еще два выстрела и больше не слышно Дроида, который до этого болезненно шипел. Зато сваливается на пол стул, летит в сторону кровати настольная лампа. И уже после этого Акросс замечает открытую дверцу шкафа.
Новая попытка отобрать пистолет проваливается, за нее Кай получает болезненный тычок в бок, потом совсем бессовестный в раненную руку.
– Только сказать, – шепотом просит он, согнувшись.
– Говори, – пожимает плечами Хаски. – А после этого можем его пристрелисть?
– Если сможешь, – разрешает сам Акросс, и слышится щелчок – он проверяет, сколько еще осталось патронов. Кай отвлекается на мысль о том, что происходит, когда заканчивается игра, и они уходят. Кто будет отмывать всю эту кровь и кого потом посадят за убийства?
– Докажи, что я должен это слушать, – продолжает Акросс, – и я может даже сам послушаю. Ты вообще как, Кай? Сильно разговорчивый?
– Мы знали одного и того же человека. – наконец собравшись с мыслями, выпаливает Кай. Раздаются спотыкающиеся шаги, и Хаски сильнее прижимает его к стене, находясь к врагу ближе. Секунда неуверенной тишины, но наживку Акросс заглатывает. Видимо, успевает и подсчитать возраст Кая на момент, когда жили люди, которые могли быть Акроссу важны. Снова шаги.
– Я четыре года провел в детском доме, – выпаливает Кай, и в этот раз ошарашенным выглядит сам Хаски. То, чего Кай не говорил команде, он так запросто рассказывает главному врагу. Это тяжело, как нырять в воду, заранее зная, что нарвешься на рифы и переломаешь ноги. Кай понимает, что отношение Акросса к нему после сказанного станет еще хуже. – Когда мне было одиннадцать, меня забрала женщина. Одна. Ее мужа несколько лет назад убили. А потом и ее сына. Она должна была кем-то это заполнить, иначе сошла бы с ума. Это не потому, что она тебя не любила или быстро пережила потерю...
Кай за последнее время несколько раз проматывал эти слова в голове, выстраивал во что-то красивое, понятное, более спокойное, но, когда пришло время говорить – куда-то исчезает вся твердость. Ноги становятся ватными, приходится прислониться к стене. И он, и Хаски понимают, что Акросс новости не обрадуется. Хаски и сам подвисает, понимая, о чем идет речь, зная даже чуть больше Акросса, и в его осознании сейчас тоже накладываются два образа друг на друга – фотографии, которые показывали Каю, и Акросс. Не удивительно, что никто его не узнал.
Затишье продолжается пару секунд, прежде чем возобновляются выстрелы – разбивается зеркало на двери, в ней же появляется несколько сквозных дыр, но пули все попадают в Хаски. Он приваливается к двери шкафа, удерживает ее, чтобы она не закрылась, оставив их совсем без защиты, уже понимает, что его игра завершается, просит:
– Не дай ему себя увести. И, – поразмыслив, вежливо выслушав выстрелы, внезапно заканчивает:
– Сам за ним не уходи. Он не такой.
И в который раз Каю становится стыдно за то, что Хаски знает о нем и то, в чем он никогда не мог признаться даже сам себе. Кай кивает, забирает у него пистолет вместо обещания именно так и поступить.
– Он не будет церемониться, – заканчивает Хаски, опираясь на дверцу так, что даже шкаф накреняется. – Победишь?
Уже полностью собравшийся и уверенный, Кай кивает.
Хаски появляется в штабе третьим, улыбается обеспокоенно обернувшимся к нему Гидре и Дроиду, предлагает:
– Самое время танцевать индийские танцы.
– Что за бред? – морщится Гидра. – Кто побеждает?
– Кажется мы, – передвинув стул, Хаски садится во главе стола. – Кай попробует это замолчать. Но с меня хватит быть хранителем чужих секретов. Когда Кай возвращается в штаб, его встречает тишина. Не оборачивается сидящий за столом спиной к нему Хаски. Смотрят удивленно Гидра и Дроид, будто Кай застал их за сплетнями о нем. Странно, но Кай не ожидал такой подставы, специально решился говорить только оставшись втроем, потому что Хаски и так почти все о нем знал, если на считать событий последних полутора лет. Несколько секунд Кай смотрит в лохматый затылок как на ребенка, который снова притащил из школы двойку и ни капли в этом не раскаивается, и проходит к своему месту в гробовой тишине.
– Эх, это не имеет смысла. – как можно более расслабленно и безразлично начинает Кай. – Тупиковая ситуация. Вы же понимаете, что мы с Акроссом больше не будем драться.
– Ну да, конечно, – фыркает Хаски, теперь он смотрит на Кая, но тот не поворачивается в его сторону.
– А что же ты собираешься делать? – взволнованно переспрашивает Гидра. Дроид ждет, самый напряженный из них четверых, молча сверлит Кая непроницаемым взглядом.
– Все просто, – продолжает легко Кай. – Это изначально была не ваша война и зря я вас в нее втравил. Простите. С вами было очень интересно.
– Было? – переспрашивает взволнованная Гидра, и даже Хаски меняется в лице. Один только Дроид как с самого начала все знал.
– Да. Игра не имеет смысла. Если Акроссу нужна его смерть – пусть попробует поискать в яйце, а я не Иван-дурак, чтобы продолжать. Это было интересно, но...
– Ты не можешь нас выгнать и закончить игру, – уверенно заявляет Хаски.
– Могу, – серьезнее возражает Кай. – Именно это я сейчас и делаю.
– Да ну? А я не уйду. И когда Акросс снова начнет игру, я отправлюсь туда, а ты как хочешь. А до тех пор я буду в штабе сидеть на этом самом месте и...
Хаски выбрасывает, как катапультой. Чувство странное, будто вдруг разучился дышать. Он оказывается посреди темной улицы. Конечно, он был тут и раньше, но мог находиться в двух местах разом. А теперь оказался забаненным Каем для игры. Да что там, Кай просто остановил игру – сервер не отвечает, игра не восстановится.
– Гнида, – комментирует Хаски и, еще злее прибавляет:
– Я знаю, где ты живешь, между прочим.
Глава 11.
Светло-серая полосатая кошка, лежащая на подушке на подоконнике, задернутые шторы темно-оранжевого цвета и линолеум, который был постелен в прошлом году. Танцующие в свете солнечного луча пылинки и почти идеальный порядок. Мир без игр выглядит уныло.
Детство у Кая было непростым. Кто бы мог подумать, что, оказавшись в условиях комнатного цветка, надежно оберегаемого мамой от любых потрясений, он затоскует по опасностям. Кай и сам думал, что мечтал о спокойном мире, где покажет, каким хорошим ребенком он может быть. А потом обнаружил, что не такой уж и хороший он ребенок. Пару лет назад вернулся домой поздно, потому что долго кого-то провожал, да и вообще ночные улицы с возможностью влипнуть в какую-нибудь историю – манили. Даже оставшись один, Кай не особо спешил домой и гаражами возвращался только потому, что где же еще быть приключениям, как не в глухом частном секторе. Мама тогда была бледная от сдерживаемого гнева, но не кричала. Посадила Сашу на кухне за столик, налила обоим ромашкового чая и спокойно, будто это ее не касалось, рассказала о том, в каком виде нашли бывшего мужа и как пропал ее родной сын. Потом, шепотом, потому что, когда пыталась говорить в полный голос, тут же срывалась в слезы, объяснила, что все время, пока ждала, представляла, как будет звонить в полицию и оправдываться, что сын не задерживается обычно. И какой-нибудь ленивый дежурный, узнав, откуда Саша, скажет ей, что мальчишка скорее всего просто сбежал.
Потом, закрепляя результат, ласково ворковала о том, что придумала себе всякие ужасы, ведь Саша такой хороший и слабый мальчик, которого любой может обидеть.
Наверное, в тот момент она и сама в это верила, хотя и знала правду.
Саша попал в детский дом в семь лет. Ему долго не могли найти семью – он ненавидел взрослых, сторонился сверстников. Он был из тех детей, кто не мечтал о том, чтобы однажды у него снова появилась мама. Саша еще слишком хорошо помнил свою, родную. Что-то в нем готово было всю жизнь провести в одиночестве обозленным на весь мир ребенком. Может, что-то стало другим с возрастом, что-то забылось, но мнение свое Саша изменил, когда увидел американскую комедию, в которой семья забирает из приюта мышонка. Саше было десять, и за время фильма он несколько раз принимался плакать на тех местах, где обычный зритель должен был смеяться.
Только в доброго папу Саша так и не поверил. А в то, что новая мама сможет стать ему настоящей и любящей – да. Ужасался от собственной смелости, а все-таки верил.
Женщину, которая теперь и является его мамой, Саша встретил с лиловым синяком на лице, держался так же замкнуто. После случившегося накануне в нем снова почти умерла надежда на то, что взрослые будут относиться к нему бережно.
За день до этого Саша во время прогулки устроил драку против троих, чуть ли не на смерть. Во всяком случае кому-то сломал нос, кому-то осколком порезал щеку, едва не оставив без глаза. А синяк был даже не от той драки, а от воспитательницы, сказавшей, что именно из таких детей, как Саша, и получаются алкоголики и серийные маньяки. Синяк был списан на ту же драку – Саша даже не возражал. Но из детского дома нужно было бежать – что-то затевалось против него между теми, с кем он подрался.
К счастью, побег не удался.
Синяк на лице мальчика женщина могла счесть за доказательство того, что Саша – проблемный, и лучше взять кого-то спокойнее. Но она восприняла это как метку – ребенка нужно защитить.
– Не понимаю, – признался Саша. – Разве не проще взять кого-нибудь маленького?
– Ну. Я уже не так молода. И мне тяжело будет начинать с нуля, – ответила мама. Она смотрела со смесью жалости и нежности. Будто ей хотелось достать платок и начать стирать лиловый синяк, как грязь. Взять ребенка за руку и увести отсюда. Будто она уже любила его.
Саша почти сдался – поднялся из-за стола, предложил:
– Не погуляете со мной?
За ограду ему выходить нельзя было, а кошка боялась снова забираться на территорию детского дома, но Саша часто видел ее за забором. Он не разговаривал, только пытался выглядеть животное. Кошка не показывалась.
– Кого ты ищешь?
– Кошку. Бело-рыжую. Она теперь боится сюда заходить. Она прихрамывает на одну лапу. Усы сожженные.
Странно, но кошка их сроднила. Женщина слушала внимательно, сама всматривалась в окрестные кусты.
– Ее недавно побили, и теперь она боится. А я опоздал. Она ведь на трех лапах охотиться не сможет. А она уличная. Тощая. Я просто думал...
– Что я могла бы взять кошку домой, подлечить, а потом и ты бы к нам переехал, – предложила женщина, но Саша, все еще глядя не на нее, а за ограду, по-своему объяснил:
– Что, если бы вы смогли позаботиться о кошке, то может и ко мне бы относились...
И не закончил, потому что и сам не знал, как. Просто почувствовал, что его хотят забрать. И что без кошки он не уйдет, не оставит ее тут. Эта кошка приходила сюда к нему, потому что он откладывал для нее от обедов, уносил в старой пластиковой банке, найденной в мусорке, и подкармливал, представляя, что эта кошка – его. Что когда-нибудь ему исполнится восемнадцать, ему дадут свою квартиру и туда он сможет забрать с собой зверька. Приручил кошку и научил не бояться чужих именно Саша, и он же был виноват в том, что кошка доверилась и пришла не к нему, а к другим людям с надеждой, что и они что-нибудь ей принесли.
Саша почти успел ее спасти, ведь убежала же она тогда, пусть и хромая, но живая. И с тех пор уже не входила на территорию. Жалость к этому созданию тянула Сашу все равно оставлять у ограды еду, и в то же время бояться, что животному снова сделают больно те дети, с которыми он рос.
Саша теперь боялся надеяться на то, что эта сильная и свободная женщина сможет помочь кошке – оплатить ветеринара, дать животному дом и тихий уголок, где никто не сделает ей больно. Саша был слишком мал, слаб и зависим, все, что делал он, в итоге только навредило кошке.
Когда бумаги были оформлены, он переехал к новой маме. После этого он очень старался, чтобы мама не разочаровалась в нем, потому что он в ней не обманулся. Это была именно такая мама, как в кино. Даже если она хотела ударить – это было по-другому, это был легкий взмах над головой, задевая только волосы. Это было как удар кошачьей лапы со спрятанными когтями.
Саша немного ревновал к тому, что раньше у женщины была другая семья.
Однажды, задумавшись, в магазине она подогнала его, окликнув:
– Виктор!
И сама не сразу поняла, что сделала. Саша молча стоял, глядя ей в глаза, и ждал, когда она осознает. А ей, как опомнилась, показалось, что случилась катастрофа.
Саша понимал, что у него не могло быть брата. Потому что будь жив Виктор – не было бы в этом доме самого Саши. И не задавался вопросом, кто из них стал лучшим сыном – родной или он, приемный. Родного не было в живых уже семь лет, а Саша был тут, заменял его, перенял на себя роль смысла жизни и радовался этому, пытался соответствовать.
Но Боже, до чего же скучным все это было, пока не появилась команда и Игры.
Лето наступило для Саши после сдачи экзаменов, и вместо того, чтобы провести свободное время как можно ярче и интереснее, его волнует вопрос, какие подработки есть месяца на два. Его друзья либо учатся заочно и работают полноценно, либо параллельно с учебой, либо собираются потратить летние каникулы для отдыха.
– Саша у нас вегетарианец, – хвастается плотненькая Ира. Они знакомы уже два года, а вот ее собеседницу, светлую и совсем не похожую на Иру девушку, Саша видит только в третий раз. Кажется, они учатся вместе. Та оборачивается заинтересованно, и приходится опровергнуть:
– Это не так. Я ничего не имею против мяса птицы. К тому же иногда мама все-таки готовит из фарша со свининой или говядиной. Просто стараюсь пореже их есть.
– Жалко? – переспрашивает девушка. Саша и Ира познакомились, когда в соцсетях местный приют попросил помощи в возне с зверьем. Если человек любил животных и готов был уделять им время и силы – он уже Саше нравился, и общий язык быстро находился. Тем более бывали такие случаи, что, казалось, масштабный бой вместе выдержали, а подобные ситуации сближают. А вот к собеседнице Иры он пока относится с тем дружелюбием, которого требует вежливость.
С центральной улицы они сворачивают во дворы, на изнанку города, и оттуда через лес многоэтажек направляются вглубь, к парку. Саша держится чуть позади, чтобы не мешать разговору.
– Сложный вопрос, – задумывается Саша. Что-то не дает ему сосредоточиться, какое-то неясное чувство тревоги, хотя сейчас только полдень и полно людей, но у него ощущение безлюдной улицы. – Можно и так сказать. Кролика я бы точно есть не стал, даже фаршем.
– Выборочный гуманизм, – смеется Ира, и от ее голоса становится чуть спокойнее. А потом чувством тревоги прошибает как стелой – в основание шеи. Саша оборачивается, осматривает улицу. Высокое здание закрывает ее от света, во дворе ничего подозрительного и даже пьяных компаний нигде нет, но что-то по-прежнему не дает успокоиться.
