Текст книги "Правила для радикалов (ЛП)"

Автор книги: Сол Алински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Нигде относительность определений не имеет такого значения на арене жизни, как для слова «самоуверенность».

Любой, кто работает против имущих, всегда сталкивается с трудностями, и во многих случаях с большими трудностями.

Если у него или у неё нет настоящей уверенности в себе (или назовём это самоуверенностью) и своей победе, то битва проиграна ещё до её начала.

Я видел, как так называемые подготовленные организаторы отправлялись в другой город с заданием организовать сообщество численностью около 100000 человек, бросали один взгляд и быстро подавали заявление об уходе.

Быть способным посмотреть на сообщество людей и сказать себе: «Я организую их за столько-то недель», «Я возьмусь за корпорации, прессу и всё остальное», – значит быть настоящим организатором.

«Самоуверенность», как мы её понимаем и используем здесь, нельзя даже смутно путать с самовлюблённостью, и одно не имеет к другому никакого отношения.

Ни один начинающий организатор, страдающий самовлюблённостью, не сможет скрыть это от людей, с которыми он работает, никакая напускная скромность не поможет это утаить.

Ничто так не возмущает людей и не отталкивает их от потенциального организатора, как откровенные вспышки высокомерия, тщеславия, нетерпения и презрения личного эгоизма.

Самоуверенность организатора сильнее и монументальнее, чем у его лидера.

Лидером движет стремление к власти, а организатором – стремление к созиданию.

Организатор в истинном смысле достигает наивысшего уровня, на который способен человек – творить, быть «великим творцом», играть в Бога.

Заразившегося самовлюблённостью уже нельзя уважать за ту человеческую гордость, за умение понимать людей или стремление к развитию других элементов, из которых получается идеальный организатор.

Самовлюблённость – это в основном защитная реакция на чувство собственной неправоты, самоуверенность – это позитивная убеждённость и вера в свои способности, без необходимости себялюбивого поведения.

Самоуверенность нужна на всех уровнях.

Как организатор может уважать достоинство человека, если он не уважает своё собственное достоинство?

Как он может верить в людей, если сам не верит в себя?

Как он может убедить людей в том, что у них есть это внутри себя, что у них есть сила, чтобы встать и победить, если он сам в это не верит?

Самоуверенность должна быть настолько всепроникающей, чтобы личность организатора была заразной, чтобы она обращала людей от отчаяния к непокорности, создавая самоуверенность масс.

Конфликт

Конфликт – ещё одно плохое слово по общему мнению.

Это следствие двух влияний в нашем обществе: одно влияние – это организованная религия, которая проповедует риторику «подставления другой щеки» и цитирует Писание так, как дьявол никогда бы не осмелился, потому что их основная прежняя функция – поддерживать истеблишмент.

Второе влияние, вероятно, самое подрывное и коварное, и оно проникло на американскую сцену в последнее поколение: это связи с общественностью на Мэдисон-авеню, моральная гигиена среднего класса, которая сделала из конфликта или спора нечто негативное и нежелательное.

Всё это было частью культуры рекламы, которая подчёркивает, что нужно ладить с людьми и избегать трений.

Если вы посмотрите на нашу телевизионную рекламу, то получите представление о том, что американское общество в значительной степени посвящено тому, чтобы из нашего рта или подмышек не исходило никаких запахов.

Консенсус является ключевым моментом – нельзя оскорблять ближнего; и поэтому сегодня мы видим, что людей в СМИ увольняют за выражение своего мнения или «противоречивость»; в церквях их увольняют по той же причине, но используют слова «недостаток благоразумия»; а в университетских кампусах преподавателей увольняют по той же причине, но используют слова «трудности личности».

Конфликт – это неотъемлемая основа свободного и открытого общества.

Если спроецировать демократический образ жизни в виде музыкальной партитуры, то его главной темой стала бы гармония диссонанса.

Образование организатора

Невозможно построить множество организаций общественной власти и совместить в одну популярную политическую силу на уровне страны, если не иметь в распоряжении множества организаторов.

Организации во многом создаются именно организаторами, поэтому нам нужно узнать, как создать организатора.

Это оставалось одной из важных проблем в мои годы опыта в организации: поиск и обучение потенциальных организаторов.

Последние два года у меня имеется специальная школа подготовки организаторов с очной программой на пятнадцать месяцев.

Студенты там самые разные: от женщин-активисток среднего класса до католических священников и служителей из числа протестантов всех величин, от индийских военных до мексиканских американцев и пуэрториканцев, чернокожих с самых разных сторон чернокожего движения, от партии «Пантер» до философов-радикалов, от активистов из студенчества до людей из Движения студентов за демократическое общество и до священника, который вступал в революционную партию в Южной Америке.

Географически они появлялись начиная от студгородков и иезуитских семинарий в Бостоне до семей мексиканского происхождения из городишек в Техасе, среднего класса из Чикаго и Хартфорда, Сиэтла, а также почти отовсюду между ними.

Всё больше учиться приезжали из Канады, от индейцев с северо-запада до среднего класса в Приморских провинциях.

Многие годы до создания формального учебного заведения я большую часть времени тратил на обучение всех своих сотрудников в качестве организаторов.

Для обучения организаторов требуются постоянные долгие семинары о проблемах организации, анализ динамик власти, коммуникации и тактик при конфликте, образование и взращивание лидеров сообщества, а также методы постановки новых проблем.

В ходе этих обсуждений мы сталкивались с целым рядом вопросов: внутренние проблемы клики в организации Лос-Анджелеса, стремящейся избавиться от организатора; фиаско при сборе средств на продажу рождественских ёлок в Сан-Хосе и причины его провала; массовая акция по регистрации избирателей в чикагском проекте, начало которой задерживалось; группа в Рочестере, штат Нью-Йорк, нападающая на организатора, чтобы заполучить средства, выделенные на организацию, и так далее.

В качестве основы для обучения всегда использовался личный опыт потенциального организатора.

Всегда после того, как проблема была решена, проводились длительные сеансы работы над ошибками и анализа деталей, а затем соединения в синтез, совокупность концепций.

Весь опыт значим лишь постольку, поскольку он связан с центральной концепцией и освещает её.

История не повторяет конкретных ситуаций: если рассматривать приведённые на этих страницах примеры в отрыве от общей концепции, они окажутся не более, чем анекдотами.

Всё становилось опытом.

Нередко в рамках конференций обсуждались личные бытовые проблемы.

Рабочий график организатора настолько плотный, что время не важно, встречи и совещания вечно затягиваются до раннего утра, любой график отмечен постоянными неожиданными внеплановыми встречами, работа преследует организатора дома, так что либо он разговаривает по телефону, либо к нему заходят люди.

Брачная летопись организаторов за редким исключением катастрофична.

Кроме того, напряжённость, график работы, домашняя обстановка и возможности не говорят в пользу верности.

Также, за редким исключением, я не знал действительно компетентных организаторов, которые были бы озабочены безбрачием.

То тут, то там встречаются жёны и мужья или просто люди в отношениях, которые понимают работу и преданны ей, и являются настоящим источником силы для организатора.

Кроме тех, кто занимался полностью очно, работе организаторов обучались и лидеры на местах.

Организаторы необходимы не только для создания и становления организации, но и для её поддержания.

Поддержание интереса и активности, сохранение прочности и гибкости целей группы одновременно – это другая задача, но всё же организация.

Оглядываясь на результаты тех лет, я думаю, что они представляют собой некое «попурри», в котором, на мой взгляд, больше неудач, чем успехов.

То тут, то там встречаются организаторы, выдающиеся в своих областях, которых пресса называет моими подготовленными «протеже», но в целом, на мой взгляд, результат оказался бесперспективным.

Те, кто выходил из местных сообществ и обучался на рабочем месте, достигали определённых уровней и на этом заканчивали путь.

Если рассматривать организатора как творчески мыслящего архитектора и инженера, то лучшими, кого мы в действительности смогли подготовить к работе, были лишь квалифицированные сантехники, электрики и плотники, необходимые для создания и поддержания структуры своего сообщества, но неспособные отправиться в другое место для проектирования и реализации новой структуры в новом сообществе.

Были и такие, кто научился быть выдающимися организаторами в определённых сообществах с определёнными этническими группами, но в других сообществах с другими этническими группами оказались не у дел.

Были и те редкие активисты, которым удавалось организовать значительное число студентов, но они терпели полное фиаско, когда дело доходило до общения и организации работников из низших слоёв среднего класса.

Организаторы профсоюзов оказались плохими общественными организаторами.

Их опыт был привязан к определённым пунктам, будь то конкретные требования к зарплате, пенсии, отпуску или другим условиям труда, и всё это было привязано к конкретным датам заключения контрактов.

После урегулирования вопросов и подписания контракта в течение нескольких лет, предшествовавших очередным переговорам, проводились только заседания по рассмотрению жалоб на нарушения контракта одной из сторон.

Массовая организация – это совсем другой зверь, она не поддаётся домашнему воспитанию.

Здесь нет фиксированных хронологических точек и определённых вопросов.

Требования постоянно меняются, ситуация подвижна, динамична, а многие цели не имеют конкретного выражения в долларах и часах, а являются психологическими и постоянно меняются, как «воплощаются штуки вроде мечты».

Я видел в общественной организации профсоюзных организаторов, которые практически выжили из ума.

Когда лидеры профсоюзов говорили об организации бедных, их речи строились на ностальгии, тоскливом взгляде на трудовых организаторов Конгресса производственных профсоюзов во времена великой депрессии тридцатых годов.

Эти «организаторы труда» – например, Пауэрс Хэпгуд, Генри Джонсон и Ли Прессман, – были в основном революционными активистами из среднего класса, для которых деятельность по организации труда Конгресса производственных профсоюзов была лишь одним из многих видов их занятий.

Повестки дня массовых профсоюзных собраний на 10% состояли из конкретных проблем конкретного профсоюза и на 90% – из выступлений о положении и нуждах южных оки, о гражданской войне в Испании и Интернациональной бригаде, о сборе средств для чёрных, судимых в каком-либо южном штате, о выплате пособий безработным, об осуждении жестокости полиции, о сборе средств для антинацистских организаций, о запрете продажи американцами металлолома японскому военному комплексу и т.д. и т.п.

Они были радикалами и хорошо справлялись со своей работой: они организовали поддержку своих программ среди обширных секторов американского среднего класса.

Но теперь их уже не осталось, и всё, что есть общего между ними и нынешними профессиональными организаторами, только номинально.

Среди организаторов, которых я готовил и с которыми потерпел наудачу, были те, кто просто запоминали слова и тот опыт, те концепции, которые шли с ними.

Слушать их было всё равно, что слушать моё выступление, слово в слово, записанное на диктофон.

Разумеется, понимания там было мало; естественно, поручить им больше, чем элементарную организационную работу, было нельзя.

Проблема многих из них заключалась и заключается в непонимании того, что констатация конкретной ситуации значима только в её связи с общей идеей и её подсвечиванием.

Вместо этого они видят отправной точкой определённую ситуацию.

Им сложно осознать, что ни одна ситуация не повторяется и ни одна тактика не может действовать в неизменном виде.

А были ещё и те, кто учились в школах соцработы, чтобы потом стать общественными организаторами.

«Общественная организация для чайников». Они поработали в «полевых условиях» и даже пополнили свой профессиональный словарь.

Они называют это «це о» (что для нас значит скорее conscientious objector – отказчик от службы в армии) или «общорг» (мы здесь чувствуем сильный подтекст по Фрейду).

Говоря по-простому, разница между их целями и нашими в том, что они организуют, чтобы разогнать обычных крыс в подвалах и на этом успокоиться; мы же пытаемся выгнать обычных крыс для того, чтобы потом спокойно заняться двуногими крысами.

Среди тех, кто разочаруется и отбрасывает ту формальную ерунду, которую им дали в школе, редкому человеку удаётся вырасти в эффективного организатора.

Одной из причин является то, что, на словах отвергая прошлую подготовку, они остаются с неосознанным внутренним блоком на полное избавление от плодов выкинутых на курсы денег и тех двух-трёх лет, что они потратили на эту учёбу.

Все эти годы я постоянно пытался отыскать, в чём причина наших неудач и периодических успехов в подготовке организаторов.

Изучались и изучаются наши методы преподавания, методы других, наша личная компетентность в области преподавания и импровизированные новые подходы к преподаванию; наша самокритика гораздо более строга, чем критика наших самых ярых противников.

Всех нас есть, за что критиковать. Я знаю, что, работая на местах организатором, я с безграничным терпением общаюсь с местными жителями и слушаю их.

У любого организатора должно быть это терпение.

Но среди моих недостатков есть и то, что на преподавательской работе в учебном институте или на конференциях я превращаюсь в интеллектуального сноба с несмышлёными, ограниченными студентами, нетерпеливого, скучающего и непростительно грубого.

У меня есть импровизированные подходы к обучению.

Например, зная, что люди могут общаться и понимать вещи только в рамках своего опыта, нам нужно было создать для учеников этот опыт.

Большинство людей не создают большого запаса опыта.

Большинство людей проживают жизнь в череде событий, которые проходят через их систему не переваренными. Случайности становятся опытом, когда они перевариваются, когда они осмысливаются, соотносятся с общими закономерностями и синтезируются.

Не просто так есть избитая фраза: «Мы учимся через опыт».

Нашей работой было обратно забросить эти случайности назад в систему к студенту, чтобы он мог переварить их в опыт.

Во время семинаров я говорил: «Жить – значит ожидать неожиданного. То, о чём ты беспокоишься, происходит редко.

Нечто новое и неожиданное обычно приходит как по часам.

Вы все киваете, будто понимаете меня, но это не так. Для вас мои слова – лишь слова.

Я хочу, чтобы вы пошли и забились в свои норки, а потом подумали часа четыре.

Попробуйте вспомнить всё, что не давало вам покоя последние несколько лет, и сбылось ли оно, и что тогда случилось, – тогда мы это обсудим».

На следующем занятии студенты реагировали взволнованно: «Эй, а вы правы.

Лишь одна из восьми моих больших забот вообще случилась, – да и тогда это было не так, как я думал об этом. Я понимаю, что вы хотели сказать».

И они понимали.

Пусть я и близко не подобрался к тому успеху в образовании организаторов, на который питал надежды, это было хорошим образованием для меня и моих соратников.

Мы постоянно исследовали сами себя.

Во-первых, мы узнали, какими качествами обладает идеальный организатор, а во-вторых, столкнулись с основным вопросом: можно ли достичь этих качеств через обучение или воспитание.

Область опыта и коммуникации для организатора фундаментальна.

Наладить коммуникацию с аудиторией организатор можно лишь там, где у них есть опыт; иначе о разговоре не идёт речи.

Организатор находится в вечном поиске паттернов, универсалий и смыслов, постоянно накапливает массив опыта.

С помощью воображения он постоянно вмешивается в чужие события, отождествляет себя с ними, извлекает их в свою собственную психическую пищеварительную систему и тем самым накапливает всё больший опыт.

Для коммуникации важно знать, какой у них был опыт.

Так как связь возможна исключительно через опыт адресата, не сложно понять, что организатор начинает копить необычайно крупный массив опыта.

Он выучивает местные легенды, анекдоты, ценности, поговорки.

Он прислушивается к беседам ни о чём.

Он воздерживается от чуждой местной культуре риторики: он знает, что такие избитые слова, как «белый расист», «фашистская свинья», «ублюдок», настолько избиты, что их употребление уже входит в негативный опыт местных жителей, служит лишь для идентификации говорящего как «одного из этих психов» и для прекращения дальнейшего общения.

И всё же организатору не стоит специально играть на публику. Он должен быть собой.

Помню первую встречу с выходцами из мексиканских американцев, лидеров испаноговорящего района, где мне подали особый мексиканский ужин.

На половине я отложил нож и вилку и сказал: «Боже! Вы это едите по своему желанию или по принуждению?

По-моему, вкус не лучше, чем у той еврейской кошерной гадости, которую я ел в детстве!»

Сначала был немой шок, а дальше все разом загалдели.

Барьеры в общении вдруг стали падать, все принялись говорить и смеяться.

Они настолько привыкли к «англичанам», которые восторгались красотой мексиканской кухни, хотя знали, что она встаёт им поперёк горла, к «англичанам», которые заучивали по нескольку испанских фраз с неизбежным hasta la vista, что для них это был свежий, честный опыт.

Тот случай стал для многих легендой, и можно услышать от них что-то в духе: «Для него в этом столько же пользы, сколько в Алинском для мексиканской еды».

Часть мексиканских американцев за столом призналась, что некоторые блюда они ели, только когда хотели показать «англичанам».

Так же кривят душой белые, когда им подают некоторые блюда из кухни чёрных, так называемой «соул фуд».

Конечно, есть разница между честностью и грубым непочтением к чужим традициям.

Организатор будет гораздо меньше ошибаться, оставаясь самим собой, чем применяя «профессиональные приёмы», когда люди действительно понимают в чём-то больше. Быть честным с людьми значит уважать их, как в эпизоде с мексиканским ужином; к ним относятся как к людям, а не как к подопытным крысам, которых подвергают техническому воздействию в лаборатории. Очень важно, чтобы этот поступок был понят в контексте.

Перед отпущенным мной тогда замечанием был ещё тёплый личный разговор о проблемах людей.

Они знали, что я не только хочу помочь им в их тяжёлом положении, но что они нравятся мне как люди.

Я чувствовал их дружеский ответ, и мы были с ними вместе. Именно при всех этих обстоятельствах я позволил себе то, что могло бы быть грубостью.

Среди качеств, которые мы пытались развить в организаторах за годы попыток обучить их, были и такие, которым, по всей вероятности, невозможно научить.

Или они были у них, или они получали их каким-то чудом, свыше или снизу.

Другие их качества могли быть у них в виде задатков, которые можно развить.

Иногда развитие одного качества неожиданно влекло за собой другие.

Я научился сверяться со списком и выявлять отрицательные стороны; а если не удавалось развить это качество, то, по крайней мере, я мог быть в курсе и начеку, чтобы попытаться уменьшить негативное влияние на работу.

Далее будет список идеальных элементов организатора, – тех, на которые обращают внимание при выявлении потенциальных организаторов и оценке будущих возможностей новых, а также стержней любых образовательных программ для организаторов.

Конечно, это идеализированный список. Я сомневаюсь, что такие качества настолько ярко выраженно сочетаются в одном мужчине или женщине; тем не менее лучшие организаторы должны обладать всеми этими качествами в сильной степени, и любому организатору необходимо обладать хотя бы в некоторой степени каждым из них.

Любопытство. Что заставляет организатора делать его дело?

Им двигает импульсивное безграничное любопытство.

Предупредительные поговорки типа «меньше знаешь, крепче спишь» для него бессмысленны, ибо жизнь для него, – это поиск закономерности, сходства в кажущихся различиях, различия в кажущихся сходствах, порядка в окружающем нас хаосе, смысла окружающей жизни и её связи с его собственной жизнью, и этот поиск никогда не заканчивается.

Вопрос становится его визитной карточкой, и подозрение таится в нём, что нет ответов, есть только новые вопросы.

Организатор становится носителем заразного любопытства, ибо люди, которым хочется знать «почему», начинают восстание.

Ставить под вопрос принятые здесь и сейчас методы и ценности – это период реформации, который предваряет революцию и так важен для неё.

В этом отношении я решительно не согласен с Фрейдом.

В письме к Марии Бонапарт он сказал: «В тот момент, когда человек задаётся вопросом о смысле и ценности жизни, он болен». Если где-то и есть ответ на вопрос о жизни, то я подозреваю, что ключ к нему – в поиске главного вопроса.

Между прочим, Сократ был организатором.

Роль организатора в том, чтобы поднять волнующие вопросы, пробиться через уже принятые структуры.

Сократ с его целью «познай самого себя» ставил внутренние вопросы в индивиде, столь необходимые для внешней по отношению к индивиду революции.

Таким образом, Сократ осуществлял первый этап создания революции.

Если бы ему позволили продолжать ставить вопросы о смысле жизни, исследовать жизнь и отказываться от общепринятых ценностей, то внутренняя революция вскоре вышла бы на политическую арену.

Те, кто повели его под суд и приговорили к казни, сделали это осознанно.

Непочтительность.

Любопытство и непочтительность идут рука об руку.

Одно не существует без второго.

Любопытство спрашивает: «Правда ли это?»

«Если так было всегда, значит ли, что это лучший или правильный образ жизни, лучшая или правильная религия, политическая или экономическая ценность, мораль?»

Для вопрошающего святого не бывает.

Он не приемлет догм, конечные определения морали, восстаёт против любых попыток подавления свободного, открытого поиска идей, к чему бы они ни привели.

Он бросает вызов, оскорбляет, возмущает, дискредитирует.

Он вносит неспокойствие.

Как и всё в жизни, это парадокс, ибо в его непочтительности кроется глубокое почтение перед загадкой жизни и непрекращающийся поиск её смысла.

Можно даже считать, что благоговение перед другими людьми, перед их свободой от несправедливости, бедности, невежества, эксплуатации, дискриминации, болезней, войны, ненависти и страха не является обязательным качеством успешного организатора.

Я могу лишь сказать, что такое почтение – качество, которое мне нужно увидеть в каждом, кого я возьмусь обучать.

Воображение.

Воображение неминуемо – партнёр непочтения и любопытства.

Как можно быть любопытным без хорошего воображения?

Согласно полному словарю Вебстера, воображение есть «мысленный синтез новых идей из элементов, которые были испытаны по отдельности…

Более широкое значение… начинается с понятия мысленного изображения предполагаемых, но не пережитых ранее вещей, а затем расширяется… до идеи мысленного создания и поэтической идеализации [творческого воображения]…»

Для организатора воображение не просто всё перечисленное выше, но и нечто более глубокое.

Это динамичность, которая приводит его в движение и поддерживает во всей его жизни организаторской деятельности.

Оно стартер и топливо силы, которая толкает его организовывать для изменения.

Было время, когда я считал, что основное качество, необходимое организатору, – это глубокое чувство гнева против несправедливости, и что именно оно является главной мотивацией, которая заставляет его двигаться вперед.

Теперь я знаю, что это нечто другое: это необычайное воображение, которое приводит его к тесному отождествлению с человечеством и проецирует его на беду человечества.

Он страдает с ними и злится на несправедливость, а потом начинает организовывать восстание.

Кларенс Дэрроу высказал это с большим упором на корыстный интерес: «У меня было живое воображение.

Я не просто мог поставить себя на место другого человека, я не умел иначе.

Я всегда направлял свою симпатию к слабым, страдальцам и бедным.

Осознав их страдания, я пытался облегчить их, чтобы и меня постигло облегчение».

Воображение – не только уголь, которым питается сила, заставляющая организатора организовывать, это ещё и фундамент эффективных тактик и действий.

Организатор понимает, что по-настоящему рождается действие в реакции оппозиции.

Чтобы реально оценивать и предвидеть возможные реакции противника, он должен уметь отождествлять себя с ним в своём воображении и предвидеть его реакцию на свои действия.

Чувство юмора.

Вернёмся к полному словарю Вебстера: юмор описывается как «умственная способность обнаруживать, выражать или оценивать смешные или абсурдно несочетаемые элементы в идеях, ситуациях, событиях или поступках…» или «изменчивое и неопределённое состояние ума…»

Организатор, ищущий свободным и открытым умом, лишённым определённости, ненавидящий догматы, видит смех не только способом сохранить рассудок, но и ключом к пониманию жизни.

Жизнь по сути своей – трагедия, а противоположность трагедии – комедия.

В любой греческой трагедии достаточно изменить несколько строк, чтобы она стала комедией, и обратное тоже верно.

Он, зная, что противоречие всегда указывает на прогресс, постоянно находится в его поиске.

Чувство юмора помогает ему обнаружить и осмыслить противоречия.

Юмор необходим успешному тактику, ведь самое мощное оружие, известное человечеству, – это сатира и насмешка.

Чувство юмора позволяет ему сохранять перспективу и видеть себя таким, каков он есть на самом деле: пылинкой, сгорающей в один миг.

Чувство юмора несовместимо с полным принятием любого догмата, любого религиозного, политического или экономического рецепта к спасению. Оно синтезируется с любопытством, непочтением и воображением.

Организатор обладает собственной индивидуальностью, которая не может быть утрачена в результате усвоения или принятия какой-либо групповой дисциплины или организации.

Теперь я начинаю понимать то, о чём почти двадцать лет назад интуитивно говорил в книге «Подъём радикалов»: «Организатор, чтобы быть частью всех, может быть частью никого».

Капелька видения лучшего мира, пусть размытого.

Немалая часть повседневной жизни организатора полна мелочей, рутинна и смертельно монотонна.

Он лишь немного прикладывает руку к общей картине.

Он будто художник, который рисует маленький листочек.

Неизбежно рано или поздно последует его реакция: «Что же я, всю жизнь только и делаю, что рисую один маленький листочек? К чёрту всё это, я ухожу…» Что его удерживает, – так это размытое видение той великой фрески, где другие художники-организаторы рисуют свои кусочки, и каждый из них важен для общей картины.

Организованная личность.

Организатору нужно и самому быть организованным, чтобы в хаотичной ситуации ему было комфортно, чтобы остаться рациональным в море нерационального.

Важно, чтобы он принял иррациональное и работал с ним во имя изменений.

За редчайшими исключениями правильные вещи делаются по неправильным причинам. Бесполезно требовать от людей, чтобы они поступали правильно по правильным причинам, – это борьба с ветряной мельницей.

Организатор должен знать и принимать, что правильная причина вводится в качестве моральной рационализации только после достижения правильной цели, хотя она могла быть достигнута по неправильной причине, – поэтому он должен искать и использовать неправильные причины для достижения правильных целей.

Используя навыки и рассчёт, он должен уметь с помощью хаотичности продвинуться навстречу рациональному миру.

По ряду причин организатору нужно выработать целый набор вопросов.

Для начала, широкая база из членов организации может быть построена только на широкой базе проработанных вопросов.

Когда мы наращивали нашу организацию в районе Задворок (Back of the Yards), к нам присоединились польские римско-католические церкви Чикаго, обеспокоенные растущим влиянием ирландских римско-католических церквей.

Профсоюз работников упаковочных цехов был с нами, поэтому к нам присоединились конкурирующие профсоюзы, пытаясь противостоять потенциальному перевесу в численности и силе.

Нам, конечно, было не важно, зачем они перешли к нам, – нам просто было это выгодно.

Организатор понимает, что каждые человек или объединение обладают своей системой ценностных приоритетов.

Давайте, например, представим, что мы сейчас гетто, где каждый выступает за гражданские права.

Один чернокожий мужчина купил небольшой дом, когда район только менялся, и в итоге заплатил за него сильно завышенную цену, более чем в четыре раза превышающую стоимость недвижимости.

Всё, что он имеет, привязано к этому дому.

Теперь ответственные за городскую перепланировку угрожают, что придут и заберут его на основании оценки стоимости по их критериям, которая составит менее четверти его финансовых обязательств.

Он отчаянно пытается спасти собственный экономический мирок.

Пока гражданские права приводили его на митинг раз в месяц, и, может быть, он подписывал какие-то петиции, может быть, давал доллар то тут, то там, на борьбу с угрозой уничтожения его собственности в результате реконструкции города, он приходил каждый вечер.

По соседству с ним женщина снимает дом.

Перепланировка её не касается.

У неё три маленькие дочки, и главное её беспокойство вызывают наркоторговцы и сутенёры, которые заполонили район и угрожают будущему её детей.

Она тоже за гражданские права, но её больше волнует, чтобы в обществе не было сутенёров и толкачей, и она хочет, чтобы её дети учились в школах получше.

Вот эти приоритеты для неё на первом месте.

Через дверь от неё живёт семья на соцобеспечении, их основным приоритетом остаётся побольше денег.

Через дорогу живёт семья, которую можно отнести к категории работающих бедняков, пытающихся прожить на крайне ограниченный бюджет. Для них на первом месте стоят потребительские цены и обдираловка местных торговцев.

Любой квартиросъёмщик из трущоб, живущий среди крыс и тараканов, быстро скажет вам, что для него является приоритетом номер один, и так далее, и так далее.

В организации, где предметов для обсуждения несколько, каждый человек говорит другому: «Я не могу получить то, что хочу, один, и ты тоже не можешь.