Текст книги "Правила для радикалов (ЛП)"

Автор книги: Сол Алински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Сол Алински

Правила для радикалов

1971, Нью-Йорк

Содержание

Пролог

Предмет

О целях и средствах

Пара слов о словах

Образование организатора

Коммуникация

Первые шаги

Тактика

Зарождение тактики доверенных лиц

Работа на будущее

Об авторе

Примечания

Пролог

«Где нет человека, будь человеком» – Рабби Гиллель.

«Пусть меня называют мятежником, меня это не волнует; но я должен был бы претерпеть дьявольские муки, если бы сделал из своей души продажную женщину...» – Томас Рейн.

«Чтобы мы не забыли как минимум вскользь дать признание самому первому бунтовщику: из всех наших легенд, мифов и истории (и кто знает, где заканчивается миф и начинается история – или что из них что), первый известный человеку смутьян, который взбунтовался против господствующей власти и сделал это так эффективно, что по крайней мере добыл своё собственное царство – Люцифер». – Сол Алински.

Революционная сила сегодня имеет две цели, духовную и материальную. Её молодые герои в какой-то мере напоминают идеалистически настроенных первых христиан, но при этом призывают к насилию и кричат: «Сожгите систему дотла!» Они не питают иллюзий о системе, зато немало – о пути изменения нашего мира. Именно поэтому я написал эту книгу. Она написана в отчаянии, отчасти потому, что то, что они делают и сделает, придаст смысл всему, что я и несогласные моего поколения сделали со своей жизнью.

Сейчас они авангард, и им пришлось практически всё начинать с нуля. Немногие из нас пережили геноцид Джо Маккартни в начале 1950-х, и среди них было ещё меньше тех, чьё понимание и прозрение вышло за рамки диалектического материализма ортодоксального марксизма. Моих товарищей-радикалов, кто должен был бы передать эстафету опыта и понимания новому поколению, просто не оказалось рядом. Когда молодёжь смотрела на окружающее общество, оно, по их словам, было «материалистичным, декадентским, буржуазным в своих ценностях, несостоятельным и жестоким». Стоит ли удивляться, что они полностью отвергли нас.

Нынешнее поколение отчаянно пытается найти смысл в своей жизни и в мире.

Большинство из них – представители среднего класса.

Они отвергли свои материалистические основы – хорошо оплачиваемую работу, загородный дом, машину, членство в загородном клубе, путешествие первым классом, положение, безопасность и всё, что означало успех для их родителей. У них всё это было.

Они видели, как это всё привело их родителей к успокоительным, алкоголю, к долго тянущимся бракам или разводам, гипертонии, язвам, отчаянью и разочарованию в «хорошей жизни».

Они видят почти невероятную глупость нашего политического руководства. В прошлом к политическим лидерам, в диапазоне от мэра до губернатора и заканчивая Белым Домом, относились с уважением и почти благоговением; сегодня на них смотрят с презрением.

Это отрицательное отношение сейчас распространяется на все институты, от полиции и судов до самой «системы» как таковой.

Мы живём в мире средств массовой коммуникации, которые ежедневно выявляют врождённое лицемерие общества, его противоречия и явную несостоятельность почти любой стороны нашей общественно-политической жизни.

Молодые люди видели, как их «активное» общедемократическое участие превращается в свою противоположность – нигилистические подрывы и убийства.

Политические панацеи прошлого, такие как революции в России и Китае, стали таким же старым хламом, но под другим названием. Поиск свободы, похоже, не имеет никакой дороги или пункта назначения.

На молодёжь обрушивается шквал информации и фактов настолько ошеломляющих, что мир стал казаться им полным бедламом, который заставляет их кружиться в безумии, ища то, что человек всегда искал с начала времён – жизненный путь, имеющий какое-то значение или смысл.

Образ жизни означает определённую степень порядка там, где вещи имеют некоторую взаимосвязь и могут быть собраны в систему, которая обеспечит как минимум некоторыми сведениями, что такое жизнь.

Люди всегда жаждали и искали наставления, создавая религии, изобретая политические философии, создавая научные системы, подобные Ньютоновской, или формулируя различного рода идеологии.

Это то, что стоит за распространённым клише «собрать пазл», – несмотря на осознание того, что все ценности и факторы относительны, текучи и изменчивы, и что «собрать пазл» будет возможно только относительно.

Составляющие будут смещаться и перемещаться вместе, точно так же, как изменяющийся узор во вращающемся калейдоскопе.

В прошлом «мир», будь то в физическом или интеллектуальном плане, был намного меньше, проще и намного упорядоченнее. Это внушало доверие. Сегодня всё настолько сложно, что становиться непостижимым. Какой смысл в том, что люди ходят по Луне, в то время как другие стоят в очередях за пособием или во Вьетнаме убивают и умирают за коррумпированную диктатуру во имя свободы?

Это те времена, когда человек держит в руках возвышенное, пока он по пояс в грязи безумия.

Правящие круги во многих отношениях столь же склонны к самоубийству, как и некоторые крайне левые, за исключением того, что они бесконечно более разрушительны, чем крайне левые. Результатом безнадёжности и отчаяния является омертвелость. Над нацией нависло ощущение смерти.

Сегодняшнее поколение сталкивается со всем этим и говорит: «Я не хочу потратить свою жизнь так, как моя семья и их друзья. Я хочу что-то делать, создавать, быть самим собой, „заниматься своим делом“, жить.

Старшее поколение не понимает и не желает. Я не хочу быть просто частью данных, которые вводятся в компьютер, или статистикой в опросе общественного мнения, просто избирателем с кредитной карточкой». Мир молодым кажется безумным и разваливающимся на части.

Но, с другой стороны, среди старшего поколения есть те, кто находится в не меньшей растерянности. И если они не столь громки и сознательны, то это может быть потому, что они могут убежать в прошлое, когда мир был проще.

Они могут по прежнему держаться за старые ценности в простой надежде, что всё как-то наладится, так или иначе. Что молодое поколение «исправится» с течением времени.

Не в состоянии смириться с миром таким, какой он есть, они отступают при любом конфликте с молодыми, прикрываясь раздражающей, избитой фразой: «Когда станешь старше – поймёшь».

Интересна их реакция, если какой-то молодой человек им ответил бы: «Когда ты станешь моложе, чего никогда, конечно же, не будет, тогда ты поймёшь, так что, конечно, ты никогда не поймёшь».

Те представители старшего поколения, которые заявляют о желании понять, говорят: «Когда я разговариваю с моими детьми или их друзьями, я говорю им: „Послушайте, я верю, что то, что вы хотите сказать мне, важно, и я уважаю это.

Вы называете меня скучным и говорите, что „Я не согласен с этим“, или „Я не знаю, где это“, или „Я не знаю, где это место“, и как бы вы там не выражались. Что же, я соглашусь с вами. Итак, предположим, вы это сказали. И что вы хотите?

Что вы имеете в виду, когда говорите: „Я хочу заняться своим делом“. Что, чёрт побери, это ваше дело? Вы говорите, что хотите сделать мир лучше. Например? И не говорите мне о мире, любви и тому подобной чепухе, потому что люди есть люди, как вы узнаете, когда станете старше... Простите, я не хотел ничего говорить о „когда вы станете старше“. Я действительно уважаю то, что вы хотите сказать.

Почему вы не отвечаете мне? Вы знаете, чего вы хотите? Знаете ли вы, о чём говорите? Почему мы не можем договориться?»

И это то, что мы называем разрывом между поколениями.

Нынешнее хочет того, что всегда хотели все поколения – смысла, ощущение того, что такое мир и жизнь, возможность стремиться к какому-то порядку.

Если бы молодёжь сейчас писала бы нашу Декларацию Независимости, они бы начали так: «Когда в ходе бесчеловечных событий...», – и их обвинительный акт простирался бы от Вьетнама до наших чёрных, мексиканских и пуэрториканских гетто, рабочих мигрантов, до Аппалачи, до мировых ненависти, невежества и болезней.

Такой обвинительный акт подчеркнул бы нелепость человеческих дел, тоску и пустоту, пугающее одиночество, которые приходит от незнания, есть ли какой-то смысл в нашей жизни.

Когда они говорят о ценностях, они спрашивают о причине. Они ищут ответ, хотя бы на время, на самый главный вопрос человека: «Зачем я здесь?»

Молодёжь по-разному реагирует на хаотичный мир. Некоторые паникуют и бегут, логически обосновывая, что система всё равно рухнет от собственной гнили и коррупции, и поэтому они отступают. Становятся хиппи или йиппи, принимают наркотики, пытаются создать коммуны, делают что угодно, лишь бы сбежать.

Другие шли на бессмысленные, заведомо проигрышные конфронтации, чтобы подкрепить свои рассуждения и сказать: «Ну, мы же пытались и внесли свой вклад», – а потом тоже сдавались.

Другие, больные чувством вины и не знающие, куда обратиться и что делать, впадали в бешенство. Это были и «Синоптики», и им подобные: они пошли на грандиозный побег – самоубийство.

Им мне нечего сказать или дать, кроме жалости, а в некоторых случаях презрения, к тем, кто оставляет своих погибших товарищей и уезжает в Алжир или в другие места.

То, что я хочу сказать в этой книге, – это не высокомерие непрошенных советов. Это опыт и советы, о которых так много молодых людей спрашивали меня в сотнях кампусов по всей Америке. Она предназначена для тех молодых радикалов, которые привержены борьбе, привержены жизни.

Помните, что мы говорим о революции, а не об откровении; вы можете промахнуться мимо цели, стреляя как слишком высоко, так и слишком низко.

Во-первых, правил для революций не существует, как не существует правил для любви или для счастья, но есть правила для радикалов, которые хотят изменить свой мир. Есть определённые ключевые идеи в человеческой политике, которые действуют независимо от места и времени.

Знание этих правил – это основа для прагматической атаки на систему. Эти правила определяют разницу между радикалом-реалистом и краснобаем, который использует заезженные слова и лозунги, называя полицию «свиньями» или «белыми фашистами-расистами», или «ублюдками», и настолько стереотипизируя себя, что другие реагируют на это, говоря: «О, он один из этих», – а затем быстро завязывают рот узелком.

Неспособность многих наших молодых активистов понять искусство общения привела к губительным последствиям.

Даже простое понимание той основной идеи, что человеку стоит налаживать общение в рамках опыта своей аудитории, – и проявлять полное уважение к ценностям другого, – исключило бы нападки на американский флаг.

Ответственный организатор должен был знать, что именно правящие круги предали флаг, в то время как сам флаг остаётся славным символом надежд и устремлений Америки, и он бы донёс это послание до своей аудитории.

На другом уровне общения необходим юмор, так как через юмор принимается многое, что было бы отвергнуто при серьёзном изложении.

Это грустное и одинокое поколение. Оно слишком мало смеётся, и это тоже трагедия.

Для настоящего радикала делать «своё дело» – это делать общее дело, для людей и с людьми.

В мире, где всё так взаимосвязанно, что человек чувствует себя беспомощным, не зная, за что и как ухватиться и действовать, приходит пораженческое настроение. В течение многих лет существовали люди, которые находили общество слишком подавляющим и уходили в себя, концентрируясь на «собственных делах». Как правило, мы их помещали в психушки и ставили диагноз шизофрения.

Если настоящий радикал находит, что длинные волосы создают психологический барьер для общения и организации, он стрижёт волосы.

Если бы я занимался организацией в ортодоксальной еврейской общине, я бы не стал ходить туда, поедая бутерброд с ветчиной, разве что если бы хотел, чтобы меня отвергли, чтобы у меня было оправдание в неудаче.

Моё «дело», если я хочу организовать, – это тесное общение с людьми в сообществе.

При недостатке коммуникации я молчу. На протяжении всей истории молчание рассматривалось как согласие, – в данном случае согласие с системой.

Как организатор я отталкиваюсь от того, что мир такой, какой он есть, а не такой, каким я его хотел бы видеть.

То, что мы принимаем мир таким, какой он есть, ни в коем случае не ослабляет нашего желания изменить его так, каким он должен быть по нашему мнению, – нужно начать с того, каков мир сейчас, если мы собираемся изменить его так, каким он должен быть по нашему разумению.

Это означает работу в системе.

Есть ещё одна причина для работы внутри системы. Достоевский говорил, что сделать новый шаг, произнести новое слово – вот чего люди боятся больше всего.

Любому революционному изменению должна предшествовать пассивная, позитивная, не бросающая вызов позиция к переменам среди масс нашего народа.

Они должны чувствовать себя настолько разочарованными, побеждёнными, потерянными, лишёнными будущего в господствующей системе, что готовы отпустить прошлое и рискнуть в будущем.

Это принятие – и есть преобразование необходимое для любой революции.

Для осуществления этой реформы требуется, чтобы организатор работал внутри системы, не только среди среднего класса, но и тех 40% американских семей, – сейчас суммарно более семи миллионов человек – чьи доходы варьируют от 5 до 10 тысяч долларов в год.

От них нельзя отмахнуться, навесив на них ярлык «рабочий» или «консерватор».

Они не будут оставаться относительно пассивными и немного вызывающими.

Если мы потерпим неудачу в общении с ними, если мы не будем поощрять их к заключению союзов с нами, они пойдут в правые. Может быть, они перейду туда в любом случае, но давайте не дадим этому случиться по умолчанию.

Наша молодёжь нетерпелива в вопросе подготовки, которая необходима для целенаправленной деятельности.

Эффективной организации мешает желание моментальных и кардинальных перемен, или, как я сказал несколько раньше, требование откровения, а не революции.

Это то, что мы видим при написании пьесы. В первом действии вводятся персонажи и сюжет, во втором акте сюжет и характеры развиваются, так как пьеса стремиться удержать внимание зрителя.

В заключительном акте добро и зло вступают в драматическое противостояние и разрешаются. Нынешнее поколение хочет перейти сразу к третьему акту, минуя первые два, и в этом случае пьесы не будет, ничего, кроме конфликта ради конфликта – вспышка и возврат во тьму.

Чтобы создать мощную организацию, требуется время. Это скучно, но так устроена игра – если вы хотите играть, а не просто кричать: «Судью на мыло».

Какая есть альтернатива работе «внутри» системы? Беспорядочный риторический мусор о: «Сожгите систему дотла!». Йиппи кричат «Сделай это», – или: «Делай своё дело». Что ещё? Бомбы? Снайперские винтовки? Молчание, когда убивают полицейских, и крик «фашистские свиньи-убийцы», когда убивают других? Нападение на и провокация полицейских? Публичное самоубийство? «Сила исходит из дула пистолета!» – абсурдный призыв, когда всё оружие у другой стороны.

Ленин был прагматиком; когда он возвратился в Петроград из изгнания, он сказал, что большевики стоят за получение власти через выборы. Но могут передумать после того, как получат оружие!

Воинственные высказывания? Фонтан из цитат Мао, Кастро, Че Гевары, которые так же уместны для нашего высокотехнологичного, компьютеризированного, кибернетического, ядерного, масс-медийного общества, как карета на взлётно-посадочной полосе?

Позвольте во имя радикального прагматизма напомнить, что в нашей системе со всеми её репрессиями мы всё еще можем высказывать и осуждать администрацию, атаковать её политику и работать над создание оппозиционной политической базы.

Правда, есть преследование со стороны государства, но всё же есть относительная свобода борьбы. Я могу нападать на своё правительство, пытаясь организовать его смену. Это больше, чем я мог бы сделать в Москве, Пекине или Гаване. Вспомните реакцию Красной Гвардии на «культурную революцию» и судьбу студентов китайских колледжей.

Всего несколько случаев жестокости, взрывов и перестрелок в зале суда, с которыми мы столкнулись, привели бы к масштабным чисткам и массовым казням в России, Китае, или Кубе. [Речь ещё об эпохе СССР.] Но давайте смотреть на это с некоторой дистанции.

Мы начнём с системы, потому что нет другого места для начала, кроме политического безумия. Для тех из нас, кто хочет революционных перемен, важно понять, что революции необходим процесс реформации. Предполагать, что политическая революция может выжить без помощи народного преобразования, значит просить от политики невозможного.

Человек не любит выходить из зоны комфорта и привычного опыта; ему нужен мост, чтобы прейти от старого опыта к новому. Революционный организатор должен встряхнуть господствующие модели их жизни, – растревожить, вызывать разочарование, недовольство нынешними ценностями и если не страсть к переменам, то хотя бы пассивный, позитивный, не бросающий им вызов климат.

«Революция была совершена до начала войны, – сказал Джон Адамс. – Революция была в сердцах и умах людей... Это радикальное изменение в принципах, мнениях, чувствах и привязанностях народа было настоящей американской революцией». Революция без предшествующего преобразования потерпит крах или станет тотальной тиранией.

Реформация означает, что массы нашего народа достигли точки разочарования в прежних путях и ценностях. Они не знают, что будет работать, но они знают, что существующая система бессмысленна, разочаровывающа и безнадёжна. Они не будут выступать за перемены, но и не будут против тех, кто их осуществляет. Тогда настанет время для революции.

Те, кто по какому-либо стечению обстоятельств одобряют контрреформацию, становятся невольными союзниками крайне правых.

Часть крайне левых зашла так далеко в политическом круге, что теперь почти неотличимы от крайне правых. Это напоминает мне время, когда Гитлера, новичка на политической сцене, оправдывали за его действия «гуманитаристикой», на основании неприятия отцом и детской травмы.

Когда есть люди, поддерживающие убийство сенатора Роберта Кеннеди или Тейта, или похищение и убийство в зале суда в округе Марин, или убийство и взрыв в университете Висконсина как «революционный акт», это значит, что мы имеем дело с людьми, которые просто скрывают свой психоз под политической маской.

Массы людей в ужасе отходят и говорят: «Наш подход плох, и мы были готовы изменить его, но, конечно, не ради убийственного безумия – как бы ни обстояли дела сейчас, они лучше этого». Так они начинают поворачивать назад. Они регрессируют к принятию грядущих массовых репрессий ради «закона и порядка».

В разгар атаки газом и насилия со стороны полиции Чикаго и национальной гвардии в 1968 году на съезде Демократической партии многие студенты спрашивали меня: «Вы по-прежнему верите, что мы должны пытаться работать внутри нашей системы?»

Это студенты, которые были с Юджином Маккартни в Нью-Гемпшире и следовали за ним по всей стране. Некоторые были вместе с Робертом Кеннеди, когда он был убит в Лос-Анжелесе. Многие слёзы, пролитые в Чикаго, были не от газа. «Мистер Алински, мы боролись в одном праймеризе за другим, и люди проголосовали против Вьетнама. Посмотрите на этот съезд. Они не обращают никакого внимания на голосование. Посмотрите на свою армию и полицию. Вы всё ещё хотите, чтобы мы работали в системе?»

Мне было больно видеть, как американская армия с примкнутыми штыками наступает на американских мальчиков и девушек. Но ответ, который я дал молодым радикалам, показался мне единственно правильным: «Сделайте одну из трёх вещей. Либо найдите стену плача и пожалейте себя. Либо сойдите с ума и начните взрывать бомбы, но это только качнёт людей в право. Либо выучите урок. Идите домой, организуйтесь, наращивайте мощь, и на следующем съезде вы будете делегатами».

Помните: как только вы организуете людей вокруг чего-то столь же признанного, как загрязнение окружающей среды, организованные люди придут в движение. Отсюда короткий и естественный шаг к политическому загрязнению и загрязнению в Пентагоне.

Недостаточно просто избрать своих кандидатов. Вы должны сохранять давление на них. Радикалы должны помнить ответ Франклина Д. Рузвельта делегации реформаторов: «Хорошо, вы меня убедили. Теперь идите и надавите на меня!» Действия происходят от поддержания накала. Ни один политик не сможет усидеть на горячей теме, если вы её раскалите докрасна.

В отношении Вьетнама я хотел бы видеть нашу нацию первой, кто в истории человечества публично заявит: «Мы были не правы! То, что мы сделали – ужасно.

Мы вошли и продолжали лезть всё глубже и глубже, и на каждом этапе придумывали новые причины, чтобы остаться. Мы заплатили полцены за это в 44000 американских смертей.

Мы никогда не сможем ничего сделать, чтобы загладить вину перед Индокитаем или перед нашим собственным народом, но мы пытаемся. Мы верим, что наш мир достигнет совершеннолетия, так что отказ от детской гордости и тщеславия больше не является признаком слабости или поражения – признать, что мы были не правы».

Такое признание перевернуло бы политические концепции всех стран и открыло бы дверь в новый международный порядок. Эта наша альтернатива Вьетнаму, всё остальное – самодельное лоскутное одеяло. Если это случится, Вьетнам, может, даже в какой-то степени будет стоить этого.

Последнее слово о нашей системе. Идея демократии проистекает из идей свободы, равенства, власти большинства через свободные выборы, защиты прав меньшинств и свободы исповедовать различные взгляды в религии, экономике, политике, а не в полной приверженности государству. Дух демократии – это идея важности и ценности личности и вера в такой мир, где человек может реализовать по максимуму свои возможности.

Большие опасности всегда сопровождают большие возможности. Шанс разрушения всегда сокрыт в акте созидания. Таким образом, величайший враг свободы личности является сам человек.

Изначально слабой как и сильной стороной идеала демократии были люди. Народ не может быть свободным, если не готов пожертвовать некоторыми своими интересами, чтобы гарантировать свободу других. Цена демократии – постоянное стремление всех людей ко всеобщему благу.

Сто тридцать пять лет назад Токвиль серьёзно предупреждал, что если отдельные граждане не будут регулярно участвовать в управлении собой, то самоуправление канет в небытие. Участие граждан – это движущая сила и дух в обществе, основанном на волюнтаризме.

«Однако не следует забывать, что наиболее опасно закрепощать людей именно в мелочах. Со своей стороны я был бы склонен считать, что свобода менее необходима в больших делах, чем в мелочах, если бы я был уверен, что одно можно отделить от другого.

Необходимость подчиняться в мелких делах ощущается каждодневно всеми без исключения гражданами. Она не приводит их в отчаяние, однако постоянно стесняет и заставляет то и дело отказываться от проявления своей воли.

Она заглушает их рассудок и возмущает душу, в то время как послушание, необходимое лишь в наиболее сложных, но редких случаях, приводит к рабству далеко не всегда, да и не всех.

Бесполезно предоставлять тем самым гражданам, которых вы сделали столь зависимыми от центральной власти, возможность время от времени выбирать представителей этой власти: этот обычай, столь важный, но столь редкий и кратковременный, при котором граждане реализуют свободу выбора, не спасает их от дальнейшей деградации, когда они утрачивают способность чувствовать и действовать самостоятельно, постепенно утрачивая своё человеческое достоинство». – Алексис де Токвиль.

Нас здесь интересуют не люди, которые исповедуют демократическую веру, а жаждут тёмную безопасность зависимости, где они могут быть избавлены от бремени принятия решений. Не желая расти или не способные к этому, они хотят оставаться детьми, о которых заботятся другие. Тех, кто готовы к этому, следует поощрять к росту. В отношении остальных вина лежит не на системе, а на них самих.

Здесь мы сильно обеспокоены огромной массой наших людей, которые из-за отсутствия интереса или возможностей, или того и другого не участвуют в бесконечных гражданских обязанностях и смиряются с жизнью, определяемой другими. Потерять свою «идентичность» как гражданина демократии – это ни что иное, как шаг к потере собственного «Я». Люди реагируют на это разочарованием и бездействием. Отрыв от рутинных повседневных функций гражданства – это сердечная боль в демократии.

Тяжела ситуация, когда люди отказываются от своего гражданства, или когда житель большого города желает принять участие в жизни общества, но не имеет средств. Этот гражданин всё глубже погружается в равнодушие и безликость. В результате он становится зависимым от государственной власти, и наступает состояние гражданского склероза.

Время от времени у наших ворот появляются враги; но всегда был и внутренний враг – это скрытая и злокачественная инерция, которая предсказывает более верное разрушение нашей жизни и будущего, чем любая атомная бомба. Не может быть более мрачной и разрушительной трагедии, чем смерть веры человека в себя и в свою силу управлять своим будущем.

Я приветствую нынешнее поколение. Держитесь за одну из самых ценных частей вашей молодости – смех – и не теряйте его, как, похоже, сделали многие из вас, он вам нужен. Вместе мы сможем найти кое-что из того, что искали, – смех, красоту, любовь и возможность созидать.

Сол Алински.

Предмет

«Жизнь человека на земле не есть ли служба воинская...» – Иов, 7 глава, стих 1.

Изложенное далее предназначено тем, кто хочет изменить мир, какой он есть, и сделать таким, каким они хотят его видеть. «Государь» был написан Макиавелли для имущих о том, как им удержать власть. «Правила для радикалов» написаны для неимущих о том, как её получить.

В этой книге нас интересует, как создать общественные движения, чтобы взять власть и отдать её людям; воплотить демократическую мечту о равенстве, справедливости, мире, кооперации, равных и полных правах на образование, полную и эффективную занятость населения, здравоохранение; и создание условий, в которых у человека будет шанс жить по принципам, которые наделяют его жизнь смыслом.

Мы говорим о народном политическом движении, которое сделает мир местом, где все мужчины и женщины стоят, расправив плечи, следуя духу кредо Гражданской войны в Испании: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Это означает революцию.

Значимые исторические изменения произошли в результате революций.

Некоторые считают, что не революция, а эволюция приносит перемены, – но про эволюцию говорят лишь те, кто не участвовали в ней, чтобы обозначить некую цепочку революций, сложившихся в некую значимую социальную перемену.

В этой книге я предлагаю определённые общие замечания, предложения и концепции механизмов общественных движений и различных этапов в цикле действия и реакции в революции.

Эта книга не идеологическая, по крайней мере, пока аргументы о том, что изменение предпочтительнее статус-кво, не считаются идеологией; разные люди в разных местах, разных ситуациях и в разные времена создают собственные варианты решения и символы своего спасения для того времени.

В этой книге никто не отыщет панацею или догматы; я не переношу и боюсь догм. Я знаю, что любую революцию должна подхлёстывать идеология.

То, что в пылу конфликтов эти идеологии зачастую перековывают в монолитные догматы, которые заявляют об обладании единственным правом на правду и ключами к райский жизни, – это трагедия.

Догматы – враг человеческой свободы. За ними нужно следить и их нужно страшиться на каждом повороте и зигзаге революционного движения.

Человеческий дух сияет тем крошечным огоньком, который даёт сомнение в своей правоте, а те, кто считают без тени сомнения, что правота принадлежит им, внутри черны и делают мир вокруг чернее жестокостью, болью и несправедливостью.

Те, кто возносят на пьедестал бедных или неимущих, виновны не меньше догматистов и столь же опасны.

Дабы уменьшить опасность идеологии выродиться в догмат и чтобы защитить свободный, открытый, ищущий и творческий ум человека, а также освободить дорогу изменениям, ни одной идеологии не нужна формулировка более точная, чем сказанное отцами-основателями Америки: «Для общего блага».

Нильс Бор, великий ядерный физик, выразил достойную уважения цивилизованную точку зрения на догматизм: «Каждое моё предложение стоит рассматривать как вопрос, а не утверждение».

Я утверждаю, что надежды человека лежат в принятии великого закона изменения; что общее понимание принципов изменения даст ключи к рациональным действиям и осознание реалистичных отношений цели и средств, и как одно определяет другое.

Я надеюсь, что эта книга поможет образованию радикалов нашего времени и переходу горячных, эмоциональных, импульсивных страстей, бесплодных и не приносящих удовлетворения, в просчитанные, нацеленные и эффективные предприятия.

Примером неразвитой политической чуткости многих так называемых сегодня радикалов служит данный эпизод суда над Чикагской семёркой.

За выходные около ста пятидесяти адвокатов со всех концов страны собрались в Чикаго на пикет у здания суда в качестве протеста против решения судьи Хоффмана об аресте четырёх адвокатов.

Делегация, которую поддерживали тринадцать человек с юридического факультета Гарвардского университета, и к тому же включавшая ещё ряд профессоров, как независимая сторона предоставила документы в их защиту, где действия судьи Хоффмана назывались «насмешкой над правосудием, угрозой уничтожения уверенности американцев в судебном процессе как таковом…»

К десяти часам озлобленные адвокаты начали маршировать вокруг здания суда, где к ним присоединились сотни студентов-радикалов, несколько человек из партии «Чёрных пантер» и ещё сотня или больше миротворцев из полиции Чикаго.

Время подошло к полудню, когда примерно сорок адвокатов-пикетёров внесли свои таблички в здание суда, несмотря на размещённое на стеклянной двери у входа и подписанное судьёй Кэмпбеллом объявление не пускать в него такие демонстрации.

Не успели адвокаты и войти, сам судья Кэмпбелл спустился ко входу в своей чёрной мантии в компании главы ведомственной охраны суда, стенографиста и своего помощника в суде.

Окружённый озлобленными адвокатами, которых тоже окружало кольцо полицейских и федералов, судья прямо там начал судебное разбирательство. Он огласил, что если пикетёры немедленно не покинут здание, он привлечёт их к ответственности за неуважение суда.

Теперь, предупредил он, деяние безусловно происходило в присутствии Суда, а значит, влекло дисциплинарное взыскание.