Текст книги "Правила для радикалов (ЛП)"

Автор книги: Сол Алински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Накануне я принял несколько приглашений выступить перед вузами, религиозными съездами и другими подобными организациями в разных частях Соединённых Штатов.

Почему бы не поговорить с ними о борьбе между Kodak и FIGHT и не пособирать доверенности с них?

Почему бы не принять все приглашения на выступление, даже если это означало за девяносто дней побывать в девяноста местах?

Нам бы это не стоило ни гроша.

Там не только оплачивали мою организацию, но и покрывали расходы на поездки.

И вот оно началось, без конкретных идей в голове, кроме как попросить держателей акций Eastman Kodak передать доверенности на них чёрной организации Рочестера или лично прийти на собрание акционеров и проголосовать за FIGHT.

Ни тогда, ни сейчас не было и мысли об использовании доверенностей для получения экономической власти в корпорации или для избрания директоров в совет директоров.

Я ни капли не был заинтересован в том, чтобы пара директоров была избрана в совет Kodak или любой другой корпорации.

Мне достаточно было, чтобы у оппозиции стало большинство голосов.

А ещё советы директоров – это только марионетки менеджмента.

За исключением некоторых реальных руководителей, «ушедших на пенсию» в совет директоров, остальные не знают, что к чему.

Первый настоящий прорыв у нас случился после моего выступления на Национальной унитарианской конвенции в Денвере 3 мая 1967 года, на которой я попросил и добился принятия резолюции о том, что доверенности их организации будут переданы FIGHT.

Реакция местных политиков заставила меня понять, что сенаторы и конгрессмены, собирающиеся переизбираться, обращались к своим директорам по исследовательской работе и спрашивали: «А сколько именно протестантов-унитариев у меня в округе?»

Теперь тактика доверенных лиц стала выглядеть как возможный политический джекпот.

Политические лидеры, которые видели, как их церкви передают доверенности нам, могли видеть, как они передают и свои голоса.

Это означало политическую власть.

У Kodak есть деньги, а деньги на выборах – это время на телевидении, освещение в газетах, политработники, реклама, подкуп и давление.

Если голоса это не привлечёт, деньги окажутся политически бесполезными. Было очевидно, что политики, которые поддержат нас, теперь получат выгоду.

Доверенности теперь рассматривались как доказательство политических намерений, если они исходили от крупных членских организаций.

В церковных организациях была масса членов-избирателей! Это означало публичность, а публичность означала давление на политических кандидатов и действующих должностных лиц.

Мы подняли знамя с лозунгом: «Оставьте себе свои проповеди, отдайте нам свои доверенности», – и отправились в море церквей.

Я не мог не заметить иронии в том, что церкви, продавшие своё духовное право на рождение в обмен на пожертвования акциями, теперь могут снова очистить имя, отдав свои доверенности бедным.

Мы наращивали давление.

Я лишь переживал, дойдёт ли послание до Kodak или нет.

Ни раньше, ни позже я не сталкивался с американской корпорацией, которая была бы настолько политически бесчувственной.

Я задавался вопросом, не придётся ли компанию Kodak вытащить на слушание в подкомитете Сената, прежде чем она очнётся и сдастся.

Наращивание политической поддержки подготовило бы почву для двух действий: (1) слушаний в подкомитете Сената, в ходе которых был бы разоблачён ряд их практик, и (2) возможности проведения расследования Генеральной прокуратурой.

Если бы у неё появились такие альтернативы, Kodak ещё подумала бы, связываться с нами или нет.

С бывшим сенатором Робертом Кеннеди мы пришли к соглашению, что мы дадим ему знать, когда будем готовы действовать.

В беседах с Кеннеди я пришёл к пониманию, что он был предан не политике, но людям.

Условия гетто в Рочестере приводили его в негодование.

Я стал изучать арену страны в поисках пути для атаки.

Такие фонды, как Форд, Рокфеллер, Карнеги и другие, со значительными средствами во вложениях, якобы стремились к социальному прогрессу.

Пенсионные фонды профсоюзов тоже, что дальше? Я планировал попросить их: «Если вы не пустышки, то докажите это, ничего не теряя.

Мы не просим ни гроша.

Просто выдайте нам доверенности по акциям, которые держите».

Влияние доверенностей фондов, конечно, было бы незначительным, поскольку у них, в отличие от доверенностей церквей, не было представления ни в каких избирательных округах.

И всё же они имели свой вес.

На ум начинали приходить другие идеи.

Для меня это была совершенно новая игра, и моё любопытство заставило меня рыскать и принюхиваться к многочисленным возможностям в этой великой стране чудес на Уолл-стрит.

Я не знал, что там ждёт, но в этом отчасти и был шарм.

Меня это ни капли не пугало.

Я знал, что случайность, или необходимость, или и то и другое подскажут нам: «Эй, нам сюда». Поскольку я не выглядел обеспокоенным или растерянным, все считали, что у меня есть тайная и полностью организованная макиавеллистская кампания.

Никто и не заподозрил правды.

Газета Los Angeles Times писала: «...Борьба доверенностей с компанией Kodak вызвала волну во всём корпоративном мире. Руководители нескольких крупных корпораций и представители некоторых взаимных фондов пытались связаться с Алински, чтобы выведать остальные его планы.

Один из руководителей корпорации сообщил репортёру: „Когда я спросил его, что он собирается делать дальше, он ответил, что не знает. Я в это не верю“.

Один из репортёров спросил Алински, что он собирается делать дальше с доверенностями. „Честно говоря, я ещё не знаю, – ответил тот.

– Конечно, у меня есть планы, но вы же понимаете, что такие начинания открывают свои возможности, о которых даже не думал.

Знаете, мы можем оторваться. По полной“».

Всё это было неисхоженной территорией. В прошлом несколько человек приходили на собрания акционеров, чтобы высказать своё мнение, но в лучшем случае это были незначительные раздражители.

Никто ещё не организовывал кампанию, чтобы использовать доверенности в социальных и политических целях.

Старый добрый истеблишмент сделал свой вклад, как обычно.

Верхушка корпорации стала искать со мной встречи.

Их тревожные вопросы убедили меня в том, что у нас есть бритва, способная разрезать золотой занавес, который защищал так называемый частный сектор от столкновения с общественными обязанностями.

Бизнесс-издания добавили своих жестоких нападок и убедили меня окончательно (см. прим. 15). Во всех моих войнах с истеблишментом не было такого отклика.

Я знал: страшилка доверенностей таила в себе динамит.

Но где? Вопрос «где» означал «как».

Блуждая по этим джунглям в поисках какого-нибудь паттерна власти, я начал замечать разные вещи. Смотрите! DuPont владеет изрядным куском Kodak, а также этой и той корпорацией.

А эти взаимные фонды! Они вложили в акции более 60 миллиардов долларов, и среди их активов есть Kodak.

В конце концов, у взаимных вкладчиков тоже есть регулярные встречи и доверенные лица.

Предположим, что у нас есть доверенности в каждой корпорации Америки, и предположим, что мы боремся с корпорацией X, и предположим, что у нас также есть доверители от различных корпораций с акциями корпорации X, и доверители от других корпораций, которые имеют акции в корпорациях, имеющих акции корпорации X.

Вскоре возможности уже опьяняли меня.

Можно было начать играть на всей доске Уолл-стрит вдоль и поперёк.

Можно было обратиться, скажем, в корпорацию Z, указать на свой пакет акций, упомянуть, что у вас есть определённые претензии к ним за некоторые из их неудачных политических операций, но что вы готовы забыть о них (на время), если они используют свои акции для оказания давления на корпорацию Q ради влияния на корпорацию X.

Тот же рычаг давления можно применить и к самой корпорации Q.

Можно было заключать свои сделки внизу и наверху.

В вашу пользу всегда работали корыстные интересы корпораций и тот факт, что они ненавидят друг друга.

Это я назвал бы «корпоративным джиу-джитсу».

Недавно я был на обеде с несколькими президентами крупных корпораций, и один из них выразил опасение, что я смотрю на вещи только с точки зрения власти, а не с точки зрения доброй воли и разума.

Я ответил, что, когда он и его корпорация обратятся к другим корпорациям с позиций разума, доброй воли и сотрудничества, а не пойдут на хитрость, вот тогда я с удовольствием продолжу разговор.

Тема была закрыта.

Доверенности представляли собой ключ к участию для среднего класса.

Но вопрос заключался в том, как это организовать. Воображение отжило своё. Теперь на сцену должны были выйти случайность, необходимость или и то и другое.

Я всё время повторял: «Случай, случай, ну где же ты, чёрт возьми?» И тут случилось! На первой полосе газеты Los Angeles Times появилась статья о тактике доверенных лиц.

Вскоре на нас посыпалась почта, в том числе мешки с доверенностями различных корпораций.

Одно из писем гласило: «У меня есть 10000 долларов для инвестирования. Какие акции мне следует купить? Какие доверенности вам нужны? Стоит ли мне купить Dow Chemical?»

Но два самых важных письма стали причиной случая, который указал на следующий шаг.

«Свои доверенности прилагаю.

Интересно, слышали ли вы о ком-нибудь ещё в моём пригороде? Если да, то я был бы признателен получить их имена и адреса, чтобы я мог созвать собрание для своих и организовать отделение „Доверенности для людей“ Долины Сан-Фернандо».

Во втором письме говорилось: «Я за, но не понимаю, почему вы должны иметь право решать, какие корпорации должны быть атакованы, – в конце концов, это наши доверенности, и мы хотели бы иметь голос на этот счёт.

Кроме того, мы не понимаем, почему вы должны ходить на заседания совета директоров с нашими доверенностями, – почему мы не можем ходить сами, конечно, организованно и уже зная, чего мы хотим, но хотелось бы присутствовать».

Именно эти два письма как бы распахнули двери.

Ну конечно! Многие годы я повторял, что власть с людьми!

Как глуп же я был?

Вот оно! Вместо того чтобы устраивать ежегодные представления, как у Eastman Kodak во Флемингтоне, штат Нью-Джерси, где компания привозит автобусами десятки держателей акций в актовый зал государственной школы, – за оплаченный выходной день и бесплатный обед (да ещё и скудный) они «отдают свои салюты Гитлеру» и возвращаются в Рочестер, – давайте заставим их проводить собрания в Ньюарке или Джерси-Сити в парке для игры в мяч, или под открытым небом в Атлантик-Сити, где могут присутствовать тысячи и тысячи держателей доверенностей.

Стадион Yankee Stadium в Нью-Йорке или Soldier Field в Чикаго были бы лучше, но многие американские корпорации зарегистрированы в «специальных заповедниках», таких как Нью-Джерси или Делавэр, и будут утверждать, что они должны проводить встречи в этих штатах.

Что ж, президент Никсон создал прецедент для этих заповедников. Посмотрим, что произойдёт, когда Флемингтон, штат Нью-Джерси, с его одним побитым отелем и двумя мотелями, столкнётся с нашествием 50000 владельцев акций.

Вызовет ли государство национальную гвардию, чтобы не допустить акционеров на ежегодное собрание?

Помните, что это не хиппи, а американские граждане в самом высоком смысле этого слова – держатели акций!

Можно ли быть большим американцем?

Представим ситуацию, в которой 75000 человек голосуют «против», а один человек говорит: «От имени большинства доверителей, имеющих право руководства, я голосую „за“, и большинство теперь „за“».

Я бы посмотрел, готов ли менеджмент так подставляться.

Но настоящая важность этих писем заключалась в том, что они показали способ среднему классу организоваться.

Эти люди, подавляющее большинство американцев, которые чувствуют себя беспомощными в огромной корпоративной экономике, которые не знают, в какую сторону повернуть, начали отворачиваться от Америки, перестали быть гражданами.

Они рационализируют свои действия, говорят, что эксперты и правительство всё же со всем разберутся.

Они похожи на неимущих, которые, будучи неорганизованными и бессильными, просто смиряются с печальной картиной.

Доверенности могут стать механизмом, с помощью которого эти люди смогут организоваться, а когда они будут организованы, они снова войдут в политическую жизнь.

Организовавшись вокруг доверенных лиц, они получат повод изучить политику и практику различных корпораций, как отечественных, так и зарубежных, – ведь теперь они могут что-то с этим сделать.

Будут даже «дополнительные льготы». Поездки на собрания акционеров привнесут драматизм и приключения в бесцветную и малоподвижную жизнь пригорода.

Организации доверителей помогут преодолеть разрыв между поколениями, когда родители и дети объединятся в борьбе с Пентагоном и корпорациями.

Доверенности могут быть эффективной дорогой в Пентагон.

Покойный генерал Дуглас Макартур в своей прощальной речи перед Конгрессом произнёс полуправду: «Генералы былых времён никогда не умирают, они просто медленно исчезают».

Генералу Макартуру следовало бы закончить своё выступление словами: «Они исчезают, превращаясь в Lockheed, Boeing, General Dynamics и другие корпорации».

За два года до выхода в отставку генерала можно найти уже разведывающим и обустраивающим своё убежище в корпорации для того самого «исчезания».

Можно представить себе сцену, когда генерал сообщает руководителю корпорации, что ему поступит заказ на 50 миллионов долларов на изготовление нервно-паралитического газа, напалма, дефолиантов или любой другой замечательной продукции, которую мы экспортируем на благо человечества.

Вместо благодарности и слов: «Генерал, как только вы выйдете на пенсию, мы хотели бы поговорить с вами о вашем будущем», – он встречает ответ: «Послушайте, генерал, я ценю то, что вы рассматриваете нас на контракт, но в следующем месяце будет собрание акционеров, и какой же ад разразится, когда тысячи держателей акций узнают об этом, – ну, генерал, я не хочу об этом думать.

И нам точно не позволят это замолчать. Приятно было поболтать».

Что же произошло? Во-первых, генерал вдруг осознал, что корпорации решают отойти от обеспечения нужд войны.

Во-вторых, тот факт, что тысячи держателей акций будут против этого, переводится для него как «тысячи американских граждан, не длинноволосых, не смутьянов, не краснокожих, а на 200 процентов добропорядочных американцев».

Была бы реальная возможность донести мысли до уникального (якобы) менталитета обитателя Пентагона.

Потребуется для этого компьютеризированная операция, которая позволит быстро получить (1) разбивку по пакетам акций любой корпорации, (2) разбивку по пакетам акций других корпораций, владеющих акциями целевой корпорации, и (3) разбивку по индивидуальным доверенностям на акции целевой корпорации и корпораций, владеющих акциями целевой корпорации.

Необходимо будет сохранять конфиденциальность записей о доверенностях отдельных лиц, чтобы защитить людей, которые не хотели бы, чтобы их соседи знали, сколькими акциями они владеют.

Это будет общенациональная организация, созданная мной или другими людьми, со штаб-квартирой в Чикаго или Нью-Йорке, или в обоих городах.

Нью-йоркский офис мог бы заниматься всеми компьютерными операциями; чикагский офис служил бы штаб-квартирой для штата организаторов, которые постоянно находились бы в разъездах по различным населённым пунктам Америки, от Долины Сан-Фернандо до Балтимора и всех промежуточных мест. Откликаясь на интересы и просьбы местных пригородных групп, они будут использовать свои навыки для созыва организационных встреч и обучения организаторов-добровольцев.

Штатные организаторы подходили бы к каждой арене только с одной целью, – создать массовую организацию среднего класса.

Тактика доверенных лиц будет общей для всех этих групп, и каждая из них будет собирать любые другие вопросы, вокруг которых организуются люди.

Они могут начать с создания групп по изучению корпоративной политики, выработки рекомендаций относительно корпораций, с которыми следует «общаться», и избрания одного из них в качестве представителя в национальный совет.

Национальный совет будет отвечать за принятие решений по корпоративным целям, вопросам и политике.

Различные представители в национальном совете также будут отвечать за привлечение членов своих местных организаций для участия в ежегодных собраниях акционеров.

В этот национальный совет также войдут представители всевозможных потребительских организаций, а также церквей и других учреждений, поддерживающих эту программу.

Они смогут дать бесценные технические советы, а также оказать поддержку своим членам.

Помните, что цель подхода доверенных лиц – это не просто инструмент власти по отношению к нашей корпоративной экономике, а механизм, обеспечивающий бум организации среднего класса: начавшись с доверенностей, он затем запустит другие ракеты на всей политической сцене, – от местных выборов до конгресса.

Как только люди организуются, они начнут решать одну проблему за другой.

Реальная цель – власть в руках людей; доверенности – только средство к ней.

Для проведения этой тотальной операции потребуется специальный сбор средств для бюджета, необходимого для её проведения.

Многие уже посвящают этому время и деньги, но сбор средств будет сложен, поскольку очевидно, что корпорации и фонды не станут делать никаких взносов – кроме того, ни один из взносов не будет вычитаться из налогов.

Безусловно, корпорации будут давать отпор, указывая акционерам на то, что программы по предотвращению загрязнения окружающей среды, отказ от военных контрактов или другие требования акционеров приведут к снижению дивидендов.

К тому времени, когда это произойдёт, акционеры найдут такое удовлетворение и смысл в своих акциях, что это будет важнее, чем сокращение дивидендов.

Корпорации изменят вложения своих акций в вузы.

Уже сейчас говорят, что акции Kodak, принадлежащие Университету Рочестера, не дают право голоса университету, что право сохраняется за руководством Kodak, – и это представляет собой интересный юридический вопрос.

Таковы некоторые возможности и проблемы операций по доверенности на американской сцене. Она может ознаменовать начало совершенно новой кампании в университетских городках против администрации университетов через их пакеты акций.

12 мая 1970 года попечители Стэнфордского университета проголосовали своими 24000-ми акций General Motors в пользу руководства компании, проигнорировав предложения студентов Стэнфорда использовать акции против руководства.

То же самое в Калифорнийском университете – 100000 акций, Мичиганском университете – 29000 акций, Техасском университете – 66000 акций, Гарварде – 287000 акций, и МТИ – 291 500 акций; исключение составили Пенсильванский университет и Антиохийский колледж, где за предложение, поддержанное студентами, отдали голоса 29000 и 1000 акций.

Вот вам и «актуальная учебная программа колледжа»! Что может быть более образовательным, чем начать изучать политику американских корпораций и участвовать в собраниях акционеров с помощью университетских доверенностей?

В течение многих лет университеты безропотно участвовали в программах, которые они называют полевыми исследованиями и программой действий среди бедных, но когда дело доходит до исследований и действий среди корпораций, они, как правило, уклоняются.

Я считаю, что американские корпорации – это духовные «трущобы», а их высокомерие – главная угроза нашему будущему как свободного общества.

В университетских кампусах этой страны будет и должна развернуться серьёзная борьба по этому вопросу.

Если я пойду на это, это будет означать, что я покину Фонд индустриальных районов после тридцати лет работы – организацию, которую я создал. Вероятно, случится следующее: придут другие люди, чтобы посвятить всё своё время этой кампании, а я буду с ней всё время, пока она будет запускаться и выходить в открытое плавание.

Но если после того, что мы увидели о генезисе тактики доверенных лиц, не ясно, что генезис Народных доверенностей непредсказуем, что он будет развиваться благодаря случайностям, потребностям и воображению, то мы все зря потратили время, – я, чтобы записать всё это, и вы, чтобы прочитать.

Недавно один из главных советников президента Никсона в Белом доме сказал мне: «Народные доверенности означали бы революцию, – вам никогда не спустят это с рук». Я считаю, что он прав, что это «означало бы революцию».

Это могло бы значить, что прежде сохранявшие молчание смогут организоваться ради получения власти.

Метод участия через доверенности мог бы означать демократизацию корпоративной Америки.

Это может привести к изменению их зарубежных операций, что повлечёт за собой серьёзные изменения в национальной внешней политике.

Это может стать одним из самых важных прорывов в революциях нашего времени.

Работа на будущее

Организация ради действия сейчас и на ближайшее десятилетие будет сосредоточена на белом среднем классе Америки.

Вот где сила.

Когда более трёх четвертей наших граждан с точки зрения экономики и самоидентификации относятся к среднему классу, очевидно, что их действие или бездействие будет определять направление перемен.

Большая часть среднего класса, «молчаливое большинство», должна быть активизирована; действие и артикуляция – это одно и то же, так же, как молчание и капитуляция.

Мы с запозданием начинаем понимать это, осознавать, что даже если бы все малообеспеченные слои нашего населения были организованы – все чернокожие, мексикано-американцы, пуэрториканцы, бедные белые из Аппалачей, – если бы благодаря гению организации все они объединились в коалицию, она не была бы достаточно мощной, чтобы добиться значительных, основных, необходимых изменений.

Ей придётся делать то, что должны делать все организации меньшинств, малые нации, профсоюзы, политические партии или любые другие малые организации, – искать союзников.

Прагматика власти иного не допустит.

Единственными потенциальными союзниками бедных американцев могут стать различные организованные слои среднего класса.

Мы видели, как работники фермерских хозяйств-мигрантов Сезара Чавеса обратились к среднему классу с их виноградным бойкотом. В борьбе против Eastman Kodak чернокожие жители Рочестера, штат Нью-Йорк, обратились к среднему классу и его доверенностям.

Активисты и радикалы, как в студенческих городках, так и за их пределами – люди, которые стремятся к переменам, – должны совершить поворот на все 180.

За редким исключением наши активисты и радикалы являются продуктом и бунтарями против нашего общества среднего класса.

Всем бунтарям нужно напасть на данность власти в своём обществе.

Наши бунтари с презрением отвергли ценности и образ жизни среднего класса.

Они заклеймили его как материалистический, декадентский, буржуазный, дегенеративный, империалистический, разжигающий войны, жестокий и коррумпированный.

И они правы; но для того, чтобы создать силу для перемен, мы должны начать с того, что есть, а сила и люди находятся в большинстве, имеющемся у среднего класса.

Поэтому для активиста бесполезно заниматься самообманом, оставляя своё прошлое в прошлом. Вместо этого он должен осознать бесценность своего опыта среднего класса.

Его принадлежность к среднему классу, его знакомство с ценностями и проблемами бесценны для организации «своих людей».

У него есть опыт, чтобы вернуться назад, изучить и попытаться понять путь среднего класса; теперь у него есть веская причина, чтобы узнать, потому что он должен знать, если хочет организовать.

Он должен знать, чтобы быть эффективным в общении, тактике, выработке проблем и организации.

Он будет совсем по-другому смотреть на своих родителей, их друзей и их образ жизни. Вместо инфантильной драматизации отвержения он начнёт препарировать и изучать этот образ жизни так, как никогда раньше.

Он поймёт, что от «старомодного» больше нельзя отмахнуться, – вместо этого его собственный подход должен быть достаточно «старомодным», чтобы начать действовать.

Вернувшись к среднему классу в качестве организатора, он обнаружит, что теперь всё имеет другой смысл и цель.

Он учится рассматривать действия, выходящие за рамки опыта людей, как пригодные лишь к тому, чтобы запутать и разозлить их.

Он начинает понимать различия в ценностных определениях старшего поколения относительно «привилегии опыта окончания колледжа» и их нынешней реакцией на тактику, которую значительное меньшинство студентов использует в бунтах в кампусе.

Он узнаёт, что такое полиция в их понимании, а также их язык, – он отказывается от риторики, в которой всегда говорится «свинья».

Вместо враждебного отторжения он ищет мосты общения и единства, преодолевая разрывы, поколения, ценности или других людей.

Он со стратегической деликатностью рассмотрит природу поведения среднего класса с его спесью по отношению к грубости или агрессивным, оскорбительным, ненормативным действиям.

Всё это и многое другое должно быть усвоено и использовано для радикализации части среднего класса. Грубую категорию «средний класс» можно разделить на три группы: низший средний класс с доходом от $6 000 до $11 000 в год; средний средний класс – от $12 000 до $20 000 в год; и высший средний класс – от $20 000 до $35 000 в год. [Со времени публикации инфляция составила 6.8 раза.]

Между нижним слоем среднего класса и остальной частью среднего класса существуют заметные культурные различия.

В нижнем слое среднего класса мы встречаем людей, которые всю жизнь боролись за то немногое, что у них есть.

Не считая редкие исключения, например, учителей, они не получали образование выше, чем старшая школа.

Они придерживались таких ценностей, как успех, достижения, безопасность, наличие «собственного» дома, автомобиля, цветного телевизора и друзей.

На 90% их жизнь – это несбывшиеся мечты.

Чтобы избавиться от разочарования, они хватаются за последнюю надежду на то, что их дети получат высшее образование и осуществят свои несбывшиеся мечты.

Это боязливый народ, который чувствует угрозу со всех сторон: кошмар предстоящего выхода на пенсию и старости с социальным обеспечением, разрушенным инфляцией; тень безработицы из-за спада экономики, а чернокожие, и без того внушающие страх из-за конфликта культур, угрожают конкуренцией за рабочие места; высокая стоимость длительных болезней; и, наконец, непогашенные ипотечные кредиты, которые пугают обесцениванием из-за того, что небелые переезжают в их район.

Их преследуют налоги на доходы, продукты питания, недвижимость и автомобили, причём на всех уровнях: городском, государственном и национальном.

Своими ценностями соблазнённые делать покупки в рассрочку, они оказываются едва в состоянии вносить долгосрочные платежи, не говоря уже о текущей стоимости жизни.

Став жертвами телевизионной рекламы с её мошенническими заявлениями о продуктах питания и медицинских товарах, они в перерывах между рекламой смотрят новости со слушаниями в Сенатском комитете, показывающими, что покупка этих товаров – в основном пустая трата их с трудом заработанных денег.

Неоднократные финансовые кризисы происходят в результате несчастных случаев, от которых, как они думали, они застрахованы, но сталкиваются с мелкими уловками одного из самых шокирующих рэкетов доверия современности – страхового рэкета.

Их удовольствия просты: огородничество на крошечном заднем дворе за маленьким домиком, бунгало или «тики-таки» в районе однотипной застройки на окраине пригорода; воскресная поездка за город, ужин раз в неделю в каком-нибудь заведении вроде Howard Johnson's.

К этому классу относятся многие из так называемых «каторжан»: полицейские, пожарные, работники санитарных служб, школьные учителя и большая часть государственных служащих, механики, электрики, уборщики и полуквалифицированные рабочие.

Они смотрят на безработных бедняков как на паразитических иждивенцев, получателей огромного количества массовых государственных программ, оплачиваемых ими, «общественностью».

Они видят, как бедняки поступают в колледжи, где для них отменены вступительные требования и предоставляется специальная финансовая помощь.

Во многих случаях представители низших слоёв среднего класса были лишены возможности поступить в колледж именно в силу этих обстоятельств.

Вот эта горечь усугубляется тем, что они также платят налоги за эти колледжи, за увеличение количества общественных услуг, пожарных, полиции, здравоохранения и социального обеспечения.

Они слышат, как бедные требуют пособий как своего «права».

Для них это оскорбление, отпущенное вдобавок к открытой ране.

В поисках смысла жизни они обращаются к крайнему шовинизму и становятся защитниками «американской» веры.

Теперь они даже разрабатывают рационализацию для жизни, полной тщетности и разочарований: «Это угроза красных!» Теперь они не только наиболее яростно выступают за закон и порядок, но и становятся жертвами таких демагогов, как Джордж Уоллес, Общество Джона Берча и всякие многолетние «угрозы коммунистов».

Неуверенные в себе в этом быстро меняющемся мире, они цепляются за иллюзорные точки опоры, которые для них очень реальны.

Даже разговоры направлены на то, чтобы зафиксировать ваше положение в мире: «Я не хочу с вами спорить, просто скажите, что для вас значит наш флаг?», – или: «Что вы думаете о тех голодранцах из колледжа, которые ни дня в своей жизни не работали?» Они используют разоблачительные прилагательные, такие как «внешние агитаторы» или «смутьяны» и другие вопросы типа: «Когда вы в последний раз били свою жену?»

С другой стороны, средний средний класс и верхушка среднего класса занимают либеральную, демократическую, снобистскую позицию и нападают на фанатизм бедных, работающих по найму.

Они видят, что с помощью всевозможных способов уклонения от налогов средние и высшие средние слои населения могут избежать своего бремени от доли в уплате налогов, так что большая часть его возвращается (по их мнению) на них самих, то есть низший средний класс.

Они видят Сенат Соединённых Штатов, в котором примерно треть составляют миллионеры, а остальные, за редким исключением, очень богаты.

Законопроект, требующий полного публичного раскрытия финансовых интересов сенаторов и пророчески названный Senate Bill 1993 (возможно, именно в этом году он будет наконец принят), находится «в комитете», видят они, а потом говорят себе: «Правительство представляет высший класс, но не нас».

Многие представители низшего среднего класса состоят в профсоюзах, церквях, боулинг-клубах, братских, сервисных и национальных организациях.

Это организации и люди, с которыми нужно работать так же, как с любой другой частью нашего населения – с уважением, пониманием и сочувствием.