Текст книги "Наследники предтеч. Основание"

Автор книги: Софья Непейвода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Прошло два дня, межплеменное правительство успело обсудить все вопросы и выработать предварительную стратегию, а йети, с которыми мы вели переговоры, всё не возвращались.

Гигантская луна коснулась горизонта, и разыгралась обычная для периода заката буря. К моему удивлению, пересидеть в палатке меня позвали двое – знакомая и ещё одна женщина. Подумав, я выбрала вторую – вряд ли общение с владелицей фей принесёт что-то новое, а тут пока неизвестно, чего ждать. И по этой причине – интересно.

Сначала надежды не оправдались: женщина угостила фруктом, подробно показала и рассказала о палатке и прочих вещах из выдаваемого им набора. Достаточно долго я недоумевала, к чему такие подробности (неужели просто с целью похвастаться?), но потом увлеклась и приняла активное участие в обсуждении свойств и качества предметов.

Например, выяснилось, что земная палатка этой и в подмётки не годится. Выданная керелями палатка хотя и небольшая по внутреннему объёму, но очень лёгкая, с отстёгивающимся тёплым и плавучим самонастраивающимся полом, обладающим в разложенном виде высокой (более двухсот килограммов) грузоподъёмностью на воде, да ещё и со специальными креплениями, позволяющими соединять сколько угодно полов в один более крупный. Да и сами палатки (за счёт того, что являются разборными) легко меняют форму и, соединив несколько, можно получить не скромное укрытие, а большой шатёр. Но даже не это главное. На ткани палатки и пола можно хоть дрова рубить – ему ничего не будет. А в разложенном виде каркас палатки настолько прочный, что крыша способна выдержать прыжки нескольких человек. То есть это не просто укрытия, а настоящая крепость получается. Остальные вещи гораздо проще и менее прочные, но всё равно крепкие. Например, москитная сетка выдерживает вес человека (хотя её и можно разрезать), а рюкзак легко превратить в воздушный спасательный круг. Женщина предлагала проверить палатку на прочность, а я, помня, сколько баллов начального имущества потратила на нож, – отказывалась. Но потом всё-таки сдалась и осторожно подковырнула малозначимый карман – и, выяснив, что нож запросто справляется с укреплённой тканью, с облегчением вздохнула. Было бы очень обидно впустую потратиться на нож, чтобы потом выяснить, что другим дают вещи не хуже, но гораздо дешевле. Зато женщина сильно удивилась и даже обеспокоилась, в результате пришлось её успокаивать, заверив, что такие инструменты если и есть, то в очень небольшом количестве. Потом попробовала справиться с палаткой её ножом и мачете, а также надорвать или перегрызть зубами, но потерпела неудачу.

В свете этого открытия поняла, что, возможно, у местных людей действительно есть шанс перебраться через океан. Особенно, если его воду можно пить долгое время без вреда. Да, риск всё равно остаётся и немалый, но всё же теперь решение людей уже не кажется настолько безрассудным.

– Что будет, если я решу присоединиться к знакомым тебе людям? – внезапно спросила женщина. – То есть: каковы условия присоединения, что мне надо будет делать, где можно жить и сколько за это придётся заплатить?

Странно. Только ей удалось убедить меня, что их путь – не самоубийство, как вдруг такой поворот.

– Но разве ты не со своими? – удивлённо поинтересовалась я.

– Я всё равно опасаюсь. Воды боюсь и плавать не умею.

Вот это новость. Ещё ни разу в этом мире не встречала людей, которые бы не смогли продержаться на воде, а тем более тех, кто её боится. И вот на тебе. Заметив мою реакцию, женщина покраснела и опустила глаза.

– Понимаю, что глупо, но ничего не могу поделать.

– У нас тоже многое связано с водой, – заметила я. – Например, она уменьшает раздражение от репеллента.

– Но и его действие, наверняка, тоже, – возразила женщина.

Я поражённо замерла. Сколько времени уже пользуемся, а внимания не обратили – восприняли, как нечто само собой разумеющееся. Но ведь этот факт тоже может иметь немалое значение. Вот что значит – свежий взгляд.

– Нет, действие не ослабляет и не укорачивает, – покачала головой я. – Ты спрашивала, на каких условиях мы принимаем. Во-первых, надо пройти проверку. Не сложную, но без неё свободные не примут новых людей. Во-вторых, соблюдать наши законы – о них я рассказывала. И, в третьих – оставить у себя можно только один набор. Остальное ты должна…

– Отдать твоим людям? – недобро прищурившись, перебила женщина.

– …оставить тем, кто поплывет через океан, – спокойно закончила предложение я. – Чем больше у переселенца будет вещей – тем сильнее это сможет спровоцировать конфликты. Поэтому лучше, если они будут довольствовались тем, что получили сами, а не наследством от умерших. Так будет честнее и справедливее. Да и безопаснее для вас самих. Поэтому – один набор и всё. За вступление платить не надо, но если ты захочешь воспользоваться помощью волгорцев – придётся за неё отработать.

Женщина поражённо молчала, явно не в силах поверить в услышанное.

– Но почему нельзя взять всё? Я готова немного поделиться…

– Нет, – твёрдо ответила я. – Только один набор. На других условиях мы не принимаем.

– И ты серьёзно думаешь, что найдётся хоть один, кто согласится присоединиться на таких условиях? – в шоке поинтересовалась она.

– У нас нет большого желания принимать кого-то ещё, – честно сказала я. – И если условия отпугнут – тем лучше.

– Сумасшедшие, – с ноткой страха прошептала женщина себе под нос. – Спасибо, я подумаю, – чуть громче добавила она. – Это точно решение людей, а не йети?

Заверив её, что точно, я дождалась краткого перерыва в шторме и перебралась в палатку к владелице фей, где и провела почти всё остальное время закатных бурь. По крайней мере, она нас в ненормальных не записывает.

14–33 марта 2 года. Человеческий лагерь – джунгли – Волгоград

После заката гигантской луны появилась ещё одна странность. Теперь фрукты и прочая органика не просто поражались чёрной пылью, но и покрывались странной, болезненного вида, блестящей плёнкой цвета венозной крови и с неприятным запахом тухлой рыбы. При внимательном наблюдении я заметила, что она не стоит на месте, а слегка движется, будто бы перетекая с места на место. Продукты, на которых появлялась такая плёнка, становились совершенно не годными в пищу: не столько из-за несъедобности (хотя ядовитость и повышалась), сколько из-за отвратительного гнилостного привкуса и отталкивающего аромата. Даже срезание верхнего слоя фрукта не помогало: запах и вкус пропитывали его насквозь. Появление ещё одной неприятности подстегнуло людей и лишило последних сомнений. Они быстро соединили плоты, пока не в один, а в несколько (планируя завершить конструкцию уже в океане), и собрались отчаливать от берега.

Лидеры йети будто подгадали и вернулись как раз вовремя, чтобы проводить людей в дальнее путешествие. Наскоро обработав фей разведённым потом, я присоединилась к прощающимся. Никто из людей в этом лагере так и не решился остаться: даже те, кто сначала выражал любопытство, резко передумывали, стоило узнать условия присоединения. Хотя люди вроде говорили, что кто-то всё-таки решил остаться, пообщаться с такими не удалось – они не приходили к лагерю.

После того, как плоты скрылись за деревьями, я повернулась к оборотням.

– Несколько наших проследят их путь до океана и в нём, пока люди не скроются из виду, – сказала Щука.

– Зачем?

– Хотим убедиться, что они не передумают, – пожала плечами оборотница. – Или быть в курсе, если всё-таки решат остаться. Почему ты согласилась ухаживать за малышами? – неодобрительно поинтересовалась она в свою очередь.

– Не ради них или дружбы, – честно ответила я. – Думаю, что болезнь этих животных может дать нам нужную информацию.

– Хорошо, – кивнула Щука и жестом передала слово одному из стерильных мужчин.

Тот сразу же перешёл к делу:

– Мы долго обдумывали, как можно справиться с психологическими социальными проблемами и пришли к выводу, что откладывать контакт нельзя – это только усугубит ситуацию. Поэтому мы предлагаем попробовать следующий вариант: к свободным пойдут несколько из нас, те, кого мы посчитаем достаточно спокойными и разумными для первого контакта. Йети поживут рядом с людьми, посмотрят, если получится, убедятся в отсутствие предрассудков и сами попробуют от них избавиться. Потом, если задумка сработает, придут другие. Но понемногу, чтобы не поддерживать друг у друга уже сложившееся, старое впечатление. Когда мы справимся с расизмом и узнаем людей, а люди узнают нас – можем уйти и сделать перерыв в общении.

Обсудив предложение йети с межплеменным советом, мы пришли к выводу о его приемлемости и разумности. Хотя опасения всё равно оставались, но если свободные не сделают шаг навстречу пытающимся установить мир оборотням – то грош нам цена.

– Мы согласны, но на определённых условиях, – сообщила я решение правительства. – Вы не будете ходить в те места, в которые мы запретим, или пытаться выведать наши секреты. Также по первому требованию вы покинете земли свободных. А ещё, – я улыбнулась, вспомнив подозрительность Вадима, – мы не оставим вас без присмотра и, в свою очередь, будем следить, чтобы понять, чего от вас ждать и можно ли доверять.

Йети без возражений приняли наши условия. В результате дальнейших переговоров мы сошлись на том, что со мной пойдут четверо мужчин и две женщины. Причём после того, как доберёмся до места, оборотни планировали разделиться, чтобы оказывать наименьшее влияние друг на друга.

Обратный путь был достаточно долгим, но не скучным. На время перехода я сажала фей в свёрнутую из простыни сумку – так нести животных оказалось гораздо удобнее, чем в руках или быстро сгнивающей корзине. Когда насекомые начинали интересоваться феями, я делала недолгую остановку и обрабатывала миниатюрных людей разведённым потом. Семейка фей большую часть времени вела себя достаточно спокойно и флегматично, но иногда по непонятной причине возбуждалась, начинала вырываться и пытаться сбежать. В этом случае приходилось просить помощи у кого-нибудь из мужчин – чтобы не упустить ценный опытный материал.

Я многое узнала от спутников, они, в свою очередь, тоже интересовались нашей жизнью и историей. Поскольку местным оборотням давали только по три вещи на выбор (плюс кольцо-анализатор), им почти с самого начала пришлось приспосабливаться, искать способ выжить, делать орудия труда и многое другое. Богатство и, одновременно, специфичность этой местности сильно повлияла на характер и становление новой личности, и никто из йети так и не смог вернуть себе чувственную память прошлой жизни. Но это не значит, что они скатились в каменный век, скорее, просто легче восприняли странности своего нового мира.

Несмотря на то, что керели сильно ограничили йети в количестве вещей, выбрать позволили многое. В том числе, один из мужчин взял компьютер, а другой – грузовую машину (и то, и другое на солнечных батареях). К сожалению, автомобиль в такой местности оказался почти бесполезен, но он до сих пор функционирует. Вспомнив о гипотезе взаимодействия техники и оборотней, подробно расспросила их по этому поводу, и выяснилось, что никакой негативной реакции у местных на технику не возникло. Вечером сообщила о новых фактах Игорю, но он не согласился с моими выводами о том, что гипотеза оказалась несостоятельной.

– Как раз наоборот – это может быть косвенным подтверждением гипотезы, – заметил он. – Ты не интересовалась после возвращения…

– Забыла, – покаялась я. – Там много другого навалилось.

– …а я не напомнил, но и не забыл. До сих пор собираю статистику.

Математик рассказал, что ему удалось выяснить. Дет не первый владелец нашего общего компьютера, поэтому не знает, заказывали его безопасным или нет. Зато в других группах, с которыми удалось связаться Игорю (вот ведь гиперобщительный), ситуация сложилась очень интересная. Почти все представители лесных людей владели именно безвредными вариациями техники. А там, где осталась недоговорённость, наблюдались припадки и случаи странной болезни… по симптоматике очень схожей с той, что когда-то поразила Аллу и её друзей. Чем больше было такой (без условия безвредности) техники – тем длительнее и сильнее протекали приступы. Причём для них хватало малого: даже небольшого количества «опасных» приборов было достаточно для того, чтобы болезнь достигла самой тяжёлой стадии. Кроме того, некоторые из изменённых людей рассказывали, что жившие рядом с ними (и очень часто – техникой) лесные люди либо погибали по непонятной причине, либо уходили. И опять-таки симптомы практически совпадали с уже известными.

Конечно, с учётом уже выяснившейся закономерности по плотности жизни это может оказаться простым совпадением, но сомневаюсь, что всё так просто. Особенно учитывая, что Игорю удалось узнать ещё один интересный факт. Даже там, где керели не давали сложную технику, единицам удалось её выпросить. Но только в том случае, если они догадывались оговорить безвредность прибора. Тогда люди внезапно получали разрешение взять то, что хотели (несмотря на то, что до тех пор слышали категорический отказ). Математик поговорил с очень многими людьми, высаженными керелями в разных условиях и с разными начальными возможностями, но эти детали совпадали почти везде. Либо были приступы и гибель (причём Homo oculeus, мой вид в этих местах не выживал вовсе), либо вся техника оговаривалась как безвредная (другой просто не давали), либо с техникой соседствовали изменённые люди (Homo alterus). Только в трёх группах, с которыми Игорь вышел на связь, имелась техника с не оговорённой безопасностью – но в этих случаях керели всегда давали меньше вещей. И все три такие группы состояли из оборотней.

Я кивнула. Гипотезу можно считать доказанной – слишком много фактов её подтверждают. Из этих фактов напрашивается вывод, что моим сородичам с меньшим количеством начального имущества давали «безвредные» приборы. И местным йети – тоже. Именно по этой причине они и не испытывали дискомфорта. Вот и ещё одна слабая сторона оборотней – в будущем для нас понадобится специфичная техника, и не факт, что её так просто сделать. Иначе безвредность практически не увеличивала бы «вес» начальных вещей. Я решила пока не сообщать йети о неприятных выводах – если сработаемся, то это можно будет сделать и позже.

А пока мы продолжали двигаться к свободным.

Новое бедствие, названное кровянкой, заполонило лес. К несчастью, она не только повреждала те же самые материалы, что и чёрная пыль, но и образовывала тонкую скользкую слизистую плёнку на листьях, плодах и вообще всех доступных поверхностях – хорошо хоть, пока только отдельными пятнами. Запах тухлой рыбы преследовал везде, и вся, даже только что собранная, пища приобрела неприятный привкус. С каждым днём кровянки становилось всё больше, и вскоре даже обычный для данной местности зелёный туман приобрёл багровый цвет. Лес из привлекательной сказочной чащи превратился в порождение фильма ужасов. Багровая часть тумана, в отличие от зелёной, даже в ясное время почти не поднималась вверх, а продолжала расползаться между деревьями зловещими тяжами. В результате во время перемены погоды картина складывалась и вовсе жуткая: при ухудшении грязно-кровавый и зелёный призрачные монстры сплетали щупальца и постепенно смешивались, растворяясь друг в друге, а когда тучи разгонял ветер, смесь расслаивалась, и зелёная часть тумана медленно, будто нехотя, уходила вверх.

Чуть позже пятна кровянки слились воедино и лес стал не только вонючим, но и ужасно слизистым и скользким. Мерзкое микроскопическое создание пыталось поселиться даже на коже, отчего та начала зудеть и чесаться, а мы каждые несколько часов залезали в воду, чтобы оттереть появившиеся пятна. Из-за слизи двигаться приходилось гораздо осторожнее и медленней, поскольку удержаться на ветвях, скалах, да и вообще на ногах стало сложнее. Несколько раз мы видели животных, которым кровянка принесла смерть, а однажды стали свидетелями гибели поскользнувшегося на склоне оленя. Звери теперь тоже ходили медленно, практически не прыгали, предпочитая стелиться или ползти по земле (по крайней мере, те, для кого был доступен данный способ передвижения).

А ровно через неделю после отплытия местных людей дожди тоже приобрели грязно-красную окраску, а запах стал ещё более сильным и противным. Если бы я не видела животных, то решила бы, что все они сдохли и теперь джунгли наполнены массой разлагающихся трупов. В это время я (впрочем, как и большая часть других людей и йети) почти не могла есть, и даже при питье родниковой воды приходилось подавлять рвотные позывы – казалось, она тоже отдаёт тухлятиной. От заполнившего лес смрада постоянно тошнило и кружилась голова. Животным тоже приходилось несладко: смолкли песни и никто уже не воевал за территорию или самок. А феи и вовсе отказались от пищи, стараясь поменьше двигаться и закрывая нос маленькими ладошками.

К счастью, через пять дней после начала тухлых дождей они исчезли. Несколько обильных ливней с чистой небесной водой всего за сутки смыли все следы кровянки, гадостный запах исчез, и мы смогли, наконец, вздохнуть полной грудью.

Вскоре выяснилось, что кровянка принесла не только неприятности. Вместе с ней бесследно исчезла чёрная пыль: продукты теперь портились не сильнее, чем до её появления, снова появилась возможность сплести корзины, сохранить древесину, траву и даже шкуры. Джунгли вернулись к привычной жизни: животные начали строить гнёзда, а орангутанги – запасать хворост.

Чтобы добраться до Волгограда, потребовалось ещё больше полутора недель после окончания тухлых дождей. И когда, наконец, впереди показалось знакомое, хотя и сильно изменившееся, селение волгорцев, я облегчённо вздохнула.

К этому времени йети уже договорились со свободными, кто куда распределится. Один из мужчин и Щука останутся рядом с Волгоградом (как-никак, он чуть ли не культурный центр). Ещё один йети поживет в компании Марка и истинно свободных, а остальные – походят по джунглям, посмотрят и поговорят с народом. На всякий случай, каждого из гостей снабдили мобильником для связи (и чтобы было легче следить за их действиями и передвижениями). А потом я попрощалась с новыми знакомыми, обняла изъеденную язвами Надю, посадила фей в корзину и, получив маленький и хлипкий плот, отправилась в Орден.

34 марта–4 апреля 2 года. Орден

По пути я заметила трёх маленьких крокодилов, играющих у одного из островов, и поняла, что прошлые опасения могут оказаться обоснованными и через несколько лет река, скорее всего, будет кишеть опасными рептилиями. Местная жизнь не собиралась делать нам поблажек. Неизвестный катаклизм, произошедший до нашего появления, теперь даже радовал – если бы все неприятности навалились одновременно, выжить бы точно не получилось.

Рысь добралась до плота раньше, чем плот до берега. Пообщавшись с дочерью, я наконец причалила к мосткам и вытащила на мох своё плавсредство, чтобы его не унесло ветром. Что странно, сейчас у берега стояла не только Севина лодка, но и ещё один плотик. В это время к воде спустились встречающие, и закономерный вопрос отпал сам собой: у нас гостила волгорка. Точнее, уже собиралась уходить.

– Список пришлём ближе к вечеру, – поприветствовав меня, обратилась к гостье Лиля. – Но очень важно, чтобы среди стройматериалов был бамбук или тростник. Ещё из продуктов, по возможности, сахар и воск.

– Передам, – улыбнулась женщина, закрепляя на своём плоту плотно закрытое крышкой ведро. – Но всё-таки постарайтесь рассчитать конкретную потребность и перешлите список.

Экономист кивнула, распрощалась с волгоркой и, проследив, как та отплывает от берега, повернулась ко мне:

– А нам удалось продлить срок хранения репеллента почти на неделю, – похвасталась она. – Жаль только, что мазаться всё равно не реже четырёх раз приходится. Зато за прусами всё время гоняться не надо.

– Судя по всему, активное вещество не остаётся на поверхности кожи, а впитывается в неё, – поделилась я предположением. – Наверное, поэтому вода уменьшает раздражение, но не снижает эффективность. И в этом случае от язв избавиться не получится.

– Ничего, с ними уже легче дело обстоит. Видимо, поскольку реже мажемся, да ещё и в закрытом помещении отдыхаем, меньше яда попадает.

И действительно, язвы, хотя и не прошли полностью, но стали не такими глубокими. Росс высказал предположение, что продолжая пользоваться репеллентом, залечить их будет не так просто, но даже то, что наметились положительные изменения, давало большую надежду.

Наскоро перекусив, пообщавшись с другими детьми и покормив ручных фей, я пошла смотреть, что изменилось, пока ходила в экспедицию. А поменялось многое.

Укрытие, построенное Марком и его друзьями, продолжало функционировать, но теперь на мелководье появилось ещё две хижины – небольшие, около трёх метров в диаметре, похожие на перевёрнутые кверху дном плетёные корзины, брошенные на воду. Щели между прутьями заткнули мхом, который позволял воздуху циркулировать, но не пропускал гнус. Надземного входа в эти укрытия не было – желающие отдохнуть ныряли и залезали в дома через отверстие в днище. Зато и кровососы практически не проникали в хижины. Естественно, огня в них не предполагалось, но людей спасали наличие ночного зрения, свет, попадающий через подводный вход и экран общеплеменного компьютера, при необходимости используемый в качестве фонарика.

Немалое развитие получила и «научно-исследовательская» часть Ордена, превратившись чуть ли не в настоящую походную лабораторию. Причём своими силами такого прогресса достичь бы не успели – истинно свободные приходили ещё раз, привезли материал и помогли завершить самые трудоёмкие работы. А посвящённые начали производство хранящегося репеллента и как раз сегодня впервые отправили партию защитной мази в Волгоград.

Кстати, выяснилось, что Вероника случайно заказала более сложный инкубатор, чем сама предполагала. Да, он действительно с высокой точностью позволял регулировать температуру и влажность, но в гораздо более широких пределах: влажность от пяти до ста процентов и температуру – от минус тридцати четырёх до ста пяти градусов по Цельсию. Удивившись, я поинтересовалась, как ей это удалось, на что агроном пожала плечами:

– Я заказала инкубатор, который бы годился для выведения почти всех местных яйцекладущих животных… а потом подумала и добавила, что и для проращивания семян растений. Но никак не предполагала, что в эти пределы входит заморозка и температура кипения.

– Это точно, – кивнула я. – В результате у тебя не инкубатор получился, а что-то вроде высокоточного термостата с морозильником.

Кстати, немалую роль в технологии изготовления репеллента играли уникальные свойства «инкубатора» – он позволял достаточно быстро высушить (сконцентрировать) раствор пруссовского пота. Потом полученный концентрат растирали с жиром, воском и ещё несколькими добавками до однородности, быстро нагревали до шестидесяти двух градусов в закрытой ёмкости и тут же охлаждали – и то, и другое при постоянном встряхивании, для равномерного перемешивания. Причём стоило даже немного пересушить или недосушить концентрат, перегреть, передержать, дать расслоиться, позволить смеси контакт с воздухом или недостаточно быстро её остудить, как свойства репеллента сильно ослабевали, а то и вовсе пропадали, в результате он уже не годился для использования и бракованную порцию приходилось выбрасывать.

– Хорошо, что у нас такое значительное продвижение, но плохо, что производство сильно зависит от инкубатора, – поделился Маркус. – Во-первых, это накладывает непреодолимое ограничение на объём выпуска (даже если будет достаточно материалов), а во-вторых – лишившись инкубатора, мы уже не сможем восстановить производство. Поэтому надо искать другую методику, которую бы можно было применять без использования начальных вещей.

– И ещё, – с азартом блестя глазами, вставила Лиля. – Я уже всех уговорила, только ты осталась. Надо добиться, чтобы этот и последующие рецепты репеллента не ушли за пределы нашего племени… ну и, так и быть, межплеменного правительства. Пусть в первую очередь мы учёные, но этот продукт должны выпускать только посвящённые. И никак иначе.

– Именно, – кивнула Света. – У сатанистов есть тайны, которые дают им силу и влияние, волгорцы наводят контакты, и в результате оказались в выигрыше – их селение стало центром. А теперь и у нас тоже будет своя сила.

– «Думаешь, правительство согласится?», – поинтересовалась я по тайной связи.

– «Думаю, что шансы неплохие. Они и сами должны понимать причину. К тому же мы ведь не откажемся делиться репеллентом – только рецептом», – ответила Света, вздохнула и устало сгорбившись, ушла отдыхать.

Если раньше нам каким-то загадочным образом удавалось противостоять болезням, то теперь они поразили многих свободных. Врачи предполагали, что большую негативную роль сыграла кровянка: народ практически не мог есть во время тухлых дождей, из-за чего ослаб. Но, возможно, этот микроорганизм и сам по себе ослабил иммунитет – и то, что было угрозой, стало реальностью. К сожалению, новая беда не обошла стороной и Орден. Вероника, Света и Илья страдали от сердечной болезни (по симптоматике очень похожей на ту, которая когда-то поразила Вадима). Лекарств от неё так и не нашли, и единственное, что могли сделать – так это побольше отдыхать. Впрочем, у химика уже намечались положительные изменения, хотя всё равно стоило начать работать, как приступы возобновлялись. К счастью, у нас была возможность дать больным время на выздоровление. Больше половины детей, Дет, Росс и Маркус подцепили какую-то кишечную инфекцию. На некоторое время облегчить их состояние позволял растёртый древесный уголь с густым отваром красного мха, но всё равно больным приходилось бегать в туалет почти каждый час. Кстати, инженер снова возвёл это необходимое строение, но на сей раз махнул рукой даже на видимость приличий и удовлетворился самым минимумом: покрыл настилом с несколькими дырками небольшой овраг. Ни стен, ни даже плетня, только навес от дождя и пара кустов по бокам – в результате посетители находятся практически на всеобщем обозрении. Впрочем, данный факт никого не смущал: народ не обращал внимания на справляющих нужду, а те не тушевались и облегчались в своё удовольствие.

Дети, несмотря на то, что большинство из них едва преодолели годовалый возраст (чуть больше двух земных лет и девяти месяцев), уже принимали полноценное участие в жизни племени. Да и мы воспринимали их не как маленьких, а чуть ли не как подростков: не по росту или виду, а по самостоятельности и возможности поручить какое-нибудь, пусть не сложное, дело и не беспокоиться о том, будет ли оно выполнено. Полукровки уже полностью прекратили властвовать над остальными, будто потеряв интерес к этому занятию. Впрочем, не думаю, что сейчас им бы удалось управлять другими детьми. Отношения между полукровками и остальными стали более отстранёнными, даже холодными. Не в том плане, что этим детям отказывали в контакте или не считались с интересами, просто исчезла эмоциональная близость. И не по причине предвзятости – сами полукровки стали менее чувствительными и даже когда пытались изображать эмоции, это получалось плохо, слишком наигранно и не вызывало доверия, а лишь отторжение. Быстро поняв, что такое поведение больше не проходит, Дима, Лорд и Дина прекратили попытки и стали вести себя естественно, но и гораздо менее эмоционально. Они тоже принимали участие в жизни племени, были очень прилежными и аккуратными, но с каждым днём всё больше отстранялись от остальных: не участвовали в общих играх или приготовлении лакомств – и то, и другое их практически перестали интересовать. Единственное, что вызывало любопытство и сильные искренние эмоции – это решение задач и головоломок, а также получение новых знаний. И самой частой забавой полукровок стало сложение, деление и умножение в столбик. Вроде бы и рано – других детей совсем не привлекал абстрактный счёт, – но для Димы с друзьями задание поделить два числа (а особенно – больших или чтобы получалась неправильная дробь) было наилучшей наградой за труды.

Появление межплеменного правительства позволило нам сделать очень большой шаг вперёд. Если раньше, даже после начала сотрудничества, мы контактировали и совместно работали почти исключительно над внешними проблемами (за редким исключением) и предпочитали скрывать силу и слабость своих племён из страха показать уязвимость, то теперь такая необходимость отпала. Хотя внутреннему кругу всё равно оказалось сложно привыкнуть говорить достаточно откровенно, но главный барьер удалось преодолеть, и взаимодействие между племенами вышло на новый этап. Сатанисты теперь смогли больше сил отдавать поддержанию порядка и слежке, мы – исследованиям и разработкам, а волгорцы – организации и взаимодействию с остальными свободными. В том числе, в качестве отработки они могли организовать людей на заготовку стройматериалов – и посвящённым с сатанистами уже не приходилось думать над этой проблемой.

Кстати, межплеменное правительство почти сразу же проголосовало за то, чтобы позволить нам сохранить тайну репеллента. Общее мнение высказал Вадим:

– У моего племени есть сила и возможность силового воздействия, у волгорцев – власть и авторитет. Они пользуются наибольшей популярностью и даже любовью народа за открытость и готовность помочь. У посвящённых до сих пор не было власти – теперь она появится. И это хорошо – только сдерживая друг друга, мы сможем сохранить баланс и не перекосить союз в чью-то сторону.

– Тем более, что это ваше достижение и отбирать его было бы бесчестно, – добавил волгорец.

Росс с радостью поддержал мою идею с экспериментами над феями. И даже, невзирая на возражение остальных, настоял на том, что в исследованиях рациональнее использовать семью, живущую по соседству – так будет легче наблюдать.

– Больные феи такие же ядовитые, как и здоровые, – высказала я мысль, которая уже давно засела в голове и не хотела уходить. – Но защиты от насекомых у них нет. Более того, я проверила пот ручных фей – он тоже по ядовитости не слабее, чем у здоровых. Значит, то вещество, что даёт защиту, по крайней мере, специфичную, может оказаться гораздо менее вредным, чем мы предполагали вначале.

– Логично, – кивнул Илья.

– Отсюда вывод – мы должны постараться найти фактор, который позволяет феям вырабатывать репеллент. А заодно – понять, что именно им является, и попытаться отделить зёрна от плевел… точнее – защитное вещество от яда, – добавил Росс. – Для начала, можно вскрыть одну здоровую и одну больную фею, сравнить строение и посмотреть, не поражён ли какой-то специфический орган.