Текст книги "Уроборос (СИ)"
Автор книги: Софья Липатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Конец – это новое начало. Часть 3
Когда-то
Где-то
Валери
– Хорошо, – вытянула я руки вверх, сдаваясь, – Оливер и Алан, Всевышний и Сильнейший – боги, но что прикажешь делать с Безмолвной?
Оливер пожал плечами. Встав на корточки, он подполз к самому краю берега и нагнулся к реке, зачерпнув воду. Освежив лицо, Рабос выпрямился, разглядывая собственное отражение в синей зеркальной глади, усмехнувшись, я отвернулась вновь посмотрела на небо.
– То есть с этими двумя ты точно разобралась? – спокойный голос подсознания выбешивал.
Медленно перебирая руками воду я лежа на спине продолжала двигаться вдоль берега, но картинка не менялась, словно просто остаюсь на одном месте. Хотя так оно и было. За все время пребывания тут, не знаю, сколько, я так толком и не сдвинулась с мертвой точки.
– Братья боги решили порезвиться и пришли к живым в обличии людей. Один загулял и родил себе дочь. Второй то ли от незнания и случайности, то ли был был конченным извращенцем и влюбился в нее. Конец истории, – пробурчала я, – что тут неясного?
Фигура на берегу засмеялась, от чего капли воды поползли на лицо с мокрых кончиков волос. Странно, когда он вылез из реки, то был сухим, как полено, а сейчас вон, подсыхает на солнце.
– То есть ты нашла и начало и конец истории? – глядя на меня с упреком, спросил Оливер.
Перевернувшись на живот, я поплыла обратно, выбираясь на берег. Обмануть Исиду или что там было не удалось. Ноги, как и прежде, словно забетонированные не желали показываться из воды. Да, такими темпами далеко не уйдешь. И в прямом, и в переносном смысле.
– Всевышний – это Оливер, – спокойно проговорила я, пробуя слова на вкус.
Звучало, как правда. Все, что мне было известно, или все, что я когда-либо могла знать вело именно к этому. Повернувшись к своему подсознания увидела едва заметный кивок. Хорошо, в этом мы сходимся. Сцепив руки в замок, облокотилась на колени, разглядывая собственные щиколотки.
– Как в любой истории, должно быть двое для рождения или создания чего-либо, – продолжила вслух рассуждать я, – тени без света быть не может, так же, как дождя без солнца.
– Так кто же Оливер? – носитель этого имени прищурился, заглядывая мне в глаза, – День или ночь?
А этот вопрос застал меня врасплох. Как же сильно мы все привыкли к Миру, где есть Всевышний, что сила светлая и Безмолвная – темная. Но теперь… С другой стороны я никогда не жила в этом представлении о Мире. Но и так с хода ответить на такой вопрос.
День или ночь?
Глаза невольно коснулись горизонта, где солнце, словно взбесилось, заваливаясь и вновь выпрыгивая из-за горизонта. Да, определить по нему время здесь было невозможно. Попробуй поставь солнечные часы, что каждую секунду меняют свой взгляд на Мир.
Стоп.
Нахмурившись, я посмотрела на Оливера, вновь переводя взгляд на светило.
День или ночь.
– Все зависит от времени, – неуверенно произнесла я, пытаясь сформулировать мысль, – да, – кивнула собственным словам, – так и есть. День или ночь зависит от времени.
Довольно улыбнувшись, Оливер похлопал меня по плечу, но прикосновение отдалось в ладони. Да, я начинаю к этому привыкать и скоро разговоры с Баком покажутся мне лучшим, что может быть в жизни.
– Хорошо, что мы говорим об определенном временном отрезке. Так кто же Всевышний в том времени, что ты называешь началом?
– Если мы называем Сильнейшего создателем, то по логике он – разрушитель. Хаос, – пожала я плечами, – не знаю.
– Снова я слышу это слово на “л”, – поморщился Рабос, – только начинаем двигаться и ты снова. Скажи мне, разве создатель не может быть разрушителем? – прищурившись, Оливер положил голову на плечо.
Застонав, я откинулась на спину, приминая собой внезапно ставшую высокой траву. Очень любопытное подсознание. По сути все вокруг что-то должно было говорить мне. Что солнце, что Оливер. Что сама Исида. Сорвав травинку, я поднесла ее к глазам, наблюдая, как та сушится и сжимается под палящем солнцем.
– Может, – откинув жухлую траву, сказала я, – так же, как разрушитель стать создателем, – наблюдая за тем, как лучи утопают в Исиде, я добавила, – он создал что-то.
Мысли с огромной скоростью крутилась в голове. Стоп. Как такие казалось невинные размышления мог привести к этому? Но они привели. Тащили с огромной скоростью, не давая остановиться и на секунду. Стараясь не потеряться их, я нервно облизала губы, хватая за руку Оливера.
– Стоп, я поняла. В начале Сильнейший создатель, порядок, равенство, холодный и трезвый разум, а Всевышний разрушитель, хаос, Пламя и качели. Их нельзя назвать светом или тьмой, так как они оба образуют равновесие. В каждом есть и то и другое. Но равновесие рушится, когда Всевышний что-то создает. Он позволяет чаше весов, – помяв слово на языке, отрицательно помотала головой, – нет, не так. Это больше качели. Пока оба находятся на одном уровне, равновесие держится, но тут один отпускает ноги и второй падает. Он создает что-то, – продолжила я, – то, что должен разрушить Сильнейший.
– Любые качели должны опираться на что-то, – куда-то в пустоту сказал Оливер, – а на что им опираться, если ничего нет?
Подобрав неизвестно откуда взявшуюся ветку я села, проведя рукой над травой, а та послушно исчезла, оставляя лишь гору песка. Не особо уверенная в том, что я делаю, нарисовала полоску с точкой посередине. Оливер отодвинулся, рассматривая изображение.
– Это равновесие, которое держат двое, – сказала я, не открывая рта, – вот тут и тут, – подрисовала по палочке с каждого конца, – это начало.
Оливер послушно кивнул, продолжая смотреть на рисунок. Немного подумав, я нарисовала волнистую линию чуть выше и ниже.
– Здесь ничего нет. Равновесие удерживают лишь двое. Скорее всего оно не стабильно, ведь идеала не существует, – я стерла палочку, перерисовывая ее чуть склоненной в сторону Всевышнего, – вот так скорее всего. Но тут он, – ткнула палочкой туда, где якобы был Оливер, – создает нечто, что тащит вниз его, – перевела на Сильнейшего, – заставляя качели расшатываться сильнее.
Рабос спокойно смотрел на то, как несмело дрожащей рукой я вырисовываю рядом с Сильнейшим вторую палочку. Улыбнувшись, он поднял на меня глаза в молчаливом вопросе, а я, словно загипнотизированная, протянула от нарисованной палочки тонкую нить в сторону Всевышнего.
– Безмолвная, – откашлявшись, я смотрела на дело своих рук, – то, что разрушает равновесие, создание Всевышнего. Это связь Безмолвной и Сильнейшего, – прошептала я, – находясь на его стороне, являясь дочерью и созданием разрешителя, она заставляет равновесие превращаться в бешено вращающееся колесо в пространстве, что не знает опоры, снова и снова возвращая все в начало.
Рука начертила круг. Не в силах остановиться, я чертила его снова и снова, пока картинка не растворилась в бешено вращающейся спирали.
– Так что же случиться, если качели продолжат вращаться? – тихий голос Оливера звучит у меня в голове.
А я облизнув губы смотрела на то, как под вихрем спирали полностью растворилось то, что в моем прямом понимании было жизнью и смертью. Миром. Существованием. Как угодно. Сердце стучало в горле, не давая сделать вдох, хотя тот похоже здесь мне и не был нужен.
– Ничего, – еле слышно прошептала я, – ничего не останется.
Сильнейший. Глава 2
Эрик Крейн
Слушая Бака в пол уха никак не получалось сосредоточиться полностью на его словах. Лазарь ходил по кабинету, активно жестикулируя и пересказывая разговор с Назаром, цитируя фолианты и подкрепляя все фактами. Увлеченный собственным рассказом, он то и дело снимал очки, протирая те мягкой тряпкой, что всегда прятал в нагрудном кармане пиджака, вновь пристраивая их на свой слегка крючковатый нос с горбинкой. Друг всегда был таким. Стоило ему хоть немного погрузиться в то, что интересно, как уже невозможно остановить. Так же было и тогда, когда посреди ночи я пришел к нему, вытряхивая информацию про Исиду.
Ведь я помнил все это. Начиная лет с шести, как мы прятались в саду и слуги вечно получали за нас, ведь мамины любимые цветы постоянно страдали от наших набегов. Как таскали с кухни сладости а полная кухарка Ра, уже и не припомню имени, била по рукам полотенцем. И тот дурацкий спор, который определил наше воспитание в Доме Рабоса. Было страшно, но подкалывая друг друга мы прошли и самое сложное, начало в Доме. Первую встречу с Валери, ее глупый долг, и каждую последующую, когда предпочитал просто не замечать, лишь бы не связываться с тем, кого считал ниже человека.
Каждый день после Пламени. Пожирающее изнутри чувство отчаяния и паники, желание все исправить, изменить. Боль, что приносило каждое движение Валери, любое ее слово. Но несмотря на это счастье, что обрушилось на меня, стоило взять новорожденного Макса на руки. Ее возвращение, что чуть не стало причиной еще одного выброса. То, как она смотрела, словно затравленный зверек.
Моя голова была наполнена этими воспоминаниями. Жизнью, что я прожил. Эрик Крейн, Осирис из плоти и крови, пусть с энергией сильнее обычной, но с пороками похуже некоторых. Достаточно вспомнить Елену Марил. Конечно, никто ей ничего не обещал, но ведь я прекрасно понимал, что для нее все это нечто большее. Я же точно был им, совершенно точно.
Старше неба и звезд. Старше даже самих потоков.
Слова ядом разливались по крови, проходя через самое сердце. Пронзая его. Рука сама встретилась со стеной, повинуясь внутреннему порыву. От удара несколько листов слетели, подхваченные потоками воздуха, осыпаясь по комнате. Бак вздрогнул, медленно вновь водружая очки на место и с беспокойством глядя на меня. Друг неуверенно шагнул вперед, но тут же остановился, оглядываясь. То, как страх сверкнул в его глазах, заставило меня отвернуться, подавляя Пламя, бушующее внутри.
Я боюсь тебя.
Тупая ноющая боль отозвалась в груди, распаляя еще больше. Пять лет мы были с ним совершенно одни. В большом пустом доме, где лишь изредка решалась вновь появиться Натали, а Анна поддерживала незримой тенью. Он не испугался Валери. В момент, когда та рванула к Мэри. Но то, что увидел внутри меня… Это настолько ужасно, что привело в ужас истинного некроманта?
– Серьезно, Бак? – спокойно спросил я, медленно поворачивая голову, – Валери отцапала тебе кусок шеи, прожевала и проглотила, закусив твоей энергией, а я лишь ударил стену и ты тоже боишься меня?
– Я не понию, кто ты, – совершенно спокойно сказал друг, – это несколько вводит в замешательство. Макс был напуган, по-настоящему, Эрик.
Я присел на корточки, собирая разлетевшиеся листы.
– А ты понимаешь, кто она, Бак? – усмехнулся я, внимательно разглядывая то, что попало мне в руки.
Оно сжигает твою суть.
Тогда почему Пламя подчинилось мне? Если оно чуждо и способно растворить меня, то почему? Продолжая разглядывать лист, где полностью Бак отразил рассказ Алисы из Дома, я не заметил, как Бак осел на стул, вытирая взмокший лоб.
– Эрик, – его голос хрипел, – но как, – друг поперхнулся, а я тяжело вздохнул, поднимая взгляд.
– Просто. Если я – Алан, значит она – Исида. Иначе бы связь не работала и не узнавала ее. Бак, – пытаясь улыбнуться я лишь почувствовал, как лицо перекосилось, – в Пограничном лесу заперта Безмолвная.
Осирис вздрогнул, зажмурившись. Да, видимо сами мысли о том, что его друг оказался не совсем человеком, полностью поглотили разум парня. А ведь Бак был умнее многих. Хотя в этом он был похож с Валери. Видеть что-то далекое, но не замечать того, что под носом. Только что теперь делать со всем этим знанием?
Рассказ Оливера плавно переплетался с тем, о чем гласила местная легенда Дома Рабоса. Пытаясь сложить вместе несколько деталей, я перебирал пальцами по листу, улавливая каждое слово.
Следы Валери, Оливера и Алана практически идентичны.
То, что заключено в нем
Гораздо старше всего того, что есть на земле. Ее самой.
– Если вы оба – боги, – Бак поперхнулся, – твою мать, у меня сейчас мозги вскипят.
– Не оба, – спокойно сказал я, поднимая глаза, – кажется, что нет, Бак.
Осирис нахмурился. Закусив губу, он поднялся с места, усаживаясь рядом со мной. Я протянул ему лист, что держал в руках и пока Осирис перечитывал строки, размышлял над тем, стоит ли его подтолкнуть или он сам поймет.
– Та штука в ее крови, – я кивнул, глядя в прищуренные глаза друга, – влияние гибридного потока.
– Следы, – неспеша помогал я, – все трое были в человеческом обличии. А судя из слов Макса, это не совсем то, что показывает присутствие этой сверхчеловеческой ерунды, – поморщился я, – ну и наконец, я просто уверен, что изначально ты был прав. Душа или что там не может передаваться по наследству, а следовательно и сверхъестественная штука тоже, как и пламя. Иначе Макс полубог, но вряд ли бы он тогда испугался. В отличие от потока, что является составляющей жизни, – вслух размышлял я, разглядывая лицо друга, – реку скорее всего тоже назвали в честь нее, как ты и думал, просто пока мы не поймем, когда это случилось, – тяжело вздохнул я, – но обязательно выясним.
– Но как тогда, – Бак нахмурился, – как она убила, а после вернула Алана к жизни? Как просуществовала столько лет? Ведь я уверен, что о Безмолвной не было бы сказано и слова, не будь ее на самом деле.
Вытянувшись на полу, я устало потер глаза. Говорить больше не хотелось. В целом ничего больше не хотелось. Просто упасть и лежать так, не двигаясь. Пока не найдется хоть какая-то опора, понятная и ясная. То, что можно будет ощутить и наконец хоть немного расслабиться.
– Потоки, – спокойно ответил я, – гибридные потоки. Ведь именно они опасны судя по всему для бога. Думаю, что после того, как Исида узнала правду она и захотела убить Алана. А добрый папа Оли, видимо, подсказал способ. Не знаю, – пожал плечами я, – уверен только в том, что благодаря этому она не прошла за Врата, в противном случае, если бы оба оказались за ними, связь просто распалась бы и все. Протащив Крейна обратно видимо так и осталась там, в поисках пути вернуться. Ну а эту возможность ей снова же подарил ее отец, правда не знаю, специально или нет, – кивнув своим мыслям, я посмотрел на Бака, что внимательно перечитывал лист, – она человек, Бак. Свихнувшийся из-за чертовой связи, наполненный гибридными потоками бессмертный, но человек, что не может ступить за Врата.
– И что нам с этим делать? – перейдя на шепот произнес Бак.
Закрыв глаза, я вздохнул, ощущая как вся усталость прошедших дней навалилась, придавливая к прохладной поверхности.
– Мне просто надо поспать, Бак. Ладно? Немного отдохнуть. Может это все окажется слишком хреновым сном и я, наконец, смогу проснуться.
Натали
Свернувшись калачиком, Макс посапывал, положив ладонь под голову. Его трясло, заставляя съезжать с плеч тонкое покрывало. Внук был измучен. Под дрожащими ресницами бешено вращались зрачки, заставляя веки подрагивать, а под глазами залегли глубокие тени. Застывшие в уголках слезы высохли на висках, так и не добравшись до взлохмаченных волос мальчика.
Неловко подъехав на коляске ближе, я положила ладонь на светлую беспокойную голову. Перебирая пальцами шелковые пряди, мои мысли были далеко отсюда.
Когда наша жизнь успела превратиться в кошмар? Так хотелось какой-то ясности. Человеческая слабость, обвинить кого-нибудь одного во всем. Скинуть ответственность, лишь бы не брать ее на себя. Заблудиться в поисках виновного и уйти подальше от страшного и неприятного. Убежать от осознания, что есть доля и твоей вины.
Беспокойно перевернувшись, Макс скинул с себя покрывало. Бледный лоб покрылся бисиренками потам, а от желания схватить его и спрятать куда-нибудь подальше от всего Мира жгло глаза. Он слишком мал для этого. Видеть то, что не выдержит и взрослый. А ведь казалось, что они справятся, смогут поставить все на свои места. Восстановить утраченное. Но чем дальше все заходит, тем сильнее боль, причиняемая ими друг другу и остальным. Потянувшись за платком, я смочила его в воде и вытерла лицо ребенка.
К этому мы уже тоже привыкли. Ужасные взрослые родители. Истинный некромант постоянно вышагивал к грани, осушая, но после вновь подпрыгивал, словно ничего не было. Чувство отвращения и стыда краской ударило в лицо. Мы привыкли к тому, что с ним бывает так. Но ведь он ребенок. Дитя, пусть и владеющий силой, что не многим понятна и доступна.
С другой стороны, а как можно было запретить? Ведь это его суть, то, для чего он рожден. Если обрубить все дома, то Макс просто начнет играть за спинами взрослых. А ведь его игрушка – это жизнь его и других. Непринятие своей сути для него было бы гораздо опаснее, учитывая, что его мать уже делала нечто действительно невероятное.
Воскрешение.
Это так странно и жутко одновременно. Человек, в котором живет смерть, способен дарить жизни. Горло сдавила невидимая рука и я закашлялась, ослабляя платок на шее. Дышать все равно было трудно, поэтому медленно втягивая воздух через нос, я немного задерживала кислород в легких перед выдохом. Пальцы затряслись, а ногти впились в кожу ладоней, стараясь отогнать волну боли. Так помогало. Кровавые полумесяцы, спрятанные от посторонних глаз. Наверное я понимала, что так нельзя, но это оставалось моим маленьким секретом.
Способным отпугнуть лицо в крови перед моими глазами.
Каждый раз, стоило сомкнуть веки, вновь и вновь я вижу свою смерть.
Ты ни в коем случае не потеряешь этот кинжал, не используешь против никого из чудовищ.
Она дала мне оружее. Не дрогнув протянула в руки то, что могло меня защитить, спасти от этого вечного кошмара.
Если вдруг я нападу на тебя, то ты, Натали, не мешкая, воткнешь этот кинжал со всей силы мне в грудь.
С хрустом, отвратительным и переворачивающим внутри все, она бежала ко мне вопреки биологии и здравого смысла. Минуту назад лежала не в силах пошевелиться, а прямо сейчас, рыча и громыхая сломанными костями о камни, бежала, словно не касаясь земли.
В ту же секунду, как я коснусь тебя.
Боль пришла не сразу. Сначала был шок, парализующий все существо. По-моему я даже не поняла, что произошло. Как такое могло случиться?
Никаких ожиданий, попыток привести меня в чувство, ничего.
А я не могла. Просто не могла сделать этого. Убить измученного ребенка, лишить ее жизни. В ней было так мало хорошего, но ведь она знала, что не сможет остановиться сама. Почему я не доверилась ей? Ведь это так глупо было не послушать ее.
Каждое мгновение будет для тебя очень дорого.
Фатально. Смертельно. Каждый миг. Пока не осталось ничего кроме боли и ненависти. Она словно выгрызла из меня саму способность радоваться жизни.
Всевышний, что же происходит с нами? Подняв глаза к потолку я лишь чувствовала, как влажные дорожки на лице обжигают кожу.
Начало
Исида
Задыхаясь от собственного бешено стучащего сердца, что словно стало больше, занимая всю грудную клетку, я бежала не в силах остановиться. Люди оборачивались, ворча что-то себе под нос, но я не обращала на них внимания. Чувство того, что что-то следует по пятам, касаясь волос дуновением ветра, подгоняло вперед, предавая сил. Страх душил, сжимая внутренности, перемешивая их в ледяную кашу. Тошнота подступила к горлу, но я лишь тряхнула головой, продолжая бежать под палящим солнцем Эписа.
За глоток воды и минуту отдыха кажется я была способна сейчас убить, но все существо кричало о том, что не должна останавливаться. Сегодня я коснулась чего-то действительно ужасного, но не поняла, как. В голове вновь прокручивались картинки, начиная с сегодняшнего утра.
Погладив Матильду, что своей розовой мордочкой тыкалась мне в лицо каждый раз, стоило солнцу показать лучи из-за горизонта, я натянула простынь, служившую одеялом, выше, стараясь спрятаться от света. Но стоило мне сомкнуть глаза, как вчерашние слова матушки строгим голосом сказанные на кухне, вынудили резко подняться, поспешно натягивая чуть более не повседневное платье. Пережиток прошлого, которое я не долюбливала. Кто в наши дни продолжает играть в дворян? Будто не выползли из земли, словно черви, а всегда ходили с гордо вскинутой головой, Осирисы пропитались насквозь фальшью. Никогда не понимала этого бзика, но видимо из-за того, что каменные своды порядком всем надоели, на земле они решили сделать все, чтобы скорее это забыть.
Кинув быстрый взгляд в зеркало я поморщилась. Голубой лишь усиливал бледность лица, делая серые глаза похожими на рыбьи. Легкий шел казался вульгарным и не подходящим для деловой встречи отца, но мать велела одеть именно это. Желание послать все в бездну и натянуть привычный легкий лен да шаровары, что закрывали тело но позволяли воздуху свободно гулять по нему, замотав волосы на затылке, зудело на открытых плечах. Тяжело вздохнув, я все же позволила маленькую слабость. Сняв шелковую ленту с пояса, собрала серебряные волосы в высокий хвост, хорошенько затянув.
Будто они сами не могли их встретить. Братья Осирис, что первыми когда-то выбрались из подземелий Эписа, вытащив и всех остальных, были откровенно неприятны. Какое-то чувство осторожности и желание никогда не ощущать их у себя за спиной, вот что пробуждали две словно фарфоровые фигуры. Возможно из-за слухов, что ходили про их эксперименты в стенах Дома Рабоса, что был их особняком на берегу реки Стикс. Но бедные сиротки выглядели вполне сытыми и счастливыми, а некоторых даже можно было встретить в их обществе.
Отец настоял, что встретить и проводить должны не слуги, а я сама. Хотя тут можно было и не гадать, как бы матушка не была против, кажется, что желание папы породниться с братьями начинает вылезать мне боком. При чем похоже, ему все равно, кто из них. Веселый и легкомысленный Оливер, чьи глаза были похожи на иголки, что пронизывают насквозь и вытаскивают наружу все потаенные страхи и желания или жуткий и серьезный Алан, что похож был больше на ледяную глыбу, чем на человека. Поправив платье, я вышла из комнаты, быстро перебирая ногами по каменным ступеням.
Он слеп. Не понимаю, как отец не замечает, что первого больше интересует моя мать, чем я, а второй в целом не видит ничего вокруг. Зато это успокаивало меня. Пока папа пытается устроить мой брак с кем-то из них, моя свобода и безопасность в полном порядке. На счет Сильнейшего сомнений не было, если Осирису отец даже в лоб выскажет свое предложение, тот просто отмахнется от него, как от надоедливой мухи, ничего не заметив, а вот Оливер мог бы представлять какую-то опасность, ведь через меня проще подобраться к матушке. Но скорее это беспокойство тоже было пустым, учитывая, что он воспринимал меня скорее, как какого-то любопытного зверька, после общения с которым нужно обязательно не забыть вымыть руки.
Конечно, они были оба завораживающе красивы. Вот и сейчас, стоило Нестору открыть дверь, первую секунду я потратила на то, что бесстыдно разглядывала их. Словно отражения друг друга, они были особенны той красотой, на которую хотелось смотреть не отрываясь, но только, если тебе закрывает толстый такой слой бронированного стекла. Как на змею с удивительной окраской, можно любоваться и наслаждаться растекающимся по венам страху смешанным с превосходством.
– Осирис Исида, – сказал Оливер, а я в очередной раз заметила, что их предельно просто отличить по выражению лиц, – очаровательны, как и всегда.
– Осирис Оливер, – кивнула я, поворачиваясь к другому брату, – Сильнейший, отец ожидает вас в кабинете. Я провожу.
– Осирис Исида, – кивнул Алан, словно только замечая меня, а я не удержалась, недовольно подняв бровь, – благодарю, я найду путь самостоятельно.
О, а вот судя по всему и тот из братьев, кому пытается удачно сосватать меня отец. Едва заметно вздрогнув, я кивнула Нестору, отходя от двери. Это нам точно не нужно, жить с ледяной статуей и вздрагивать каждый раз, когда он проходит мимо не самый желанный вариант для юной девушки.
Усевшись на диван, я проводила гостей взглядом, тяжело вздохнув. То, что особенно привлекало в них обоих – это Дом Рабоса. В голове до сих пор не укладывалось, что пережив гнев Всевышнего люди вдруг озлобились до такой степени, что отделились друг от друга двумя плотными лагерями. Ра, что смогли выжить на поверхности, воротили нос не хуже Осирис, вышедших из подземелий. Первых, конечно, было гораздо больше, чем нас. Чем те невероятно гордились, считая себя выше вторых. Но зато мои благородные родные приняли это за собственную исключительность и договорились о не смешении крови. Вот от этого бреда волосы шевелились, а тело покрывал озноб. Угнетение и лицемерие. Рабосы рождались с завидной регулярностью, становясь воспитанниками Дома, а тех Осирис или Ра, что посмели ослушаться, чуть ли не изгоняли из невольно сформировавшихся общин.
Нестор был Рабосом. Мы забрали его к себе, когда тот был еще совсем ребенком и я воспринимала его как брата, пока мои же собственные родители делали из него обычного слугу. Даже не так. Раба за еду. В тот день, когда я впервые увидела его не в детской, а в комнате слуг, мы разругались и с матушкой, и с отцом. А я пообещала, что когда вырасту, буду делать лишь то, что велит мне сердце. Учитывая, как сильно надоели мне заскоки благородных лицемеров, шансов на получение чистокровных внуков у них с каждым днем становилось все меньше.
Побывать в Доме. Это было потаенным желанием на протяжении большей части жизни. Поговорить с ними, с этими детьми. Ведь они там совершенно одиноки. Только Алан и Оливер занимались ими, хотя кажется что из-за любопытства, а не любви и сочувствия. Радовало, что слухи о жутких экспериментах не подтверждались, но все же хотелось убедиться своими глазами.
Лишь бы получить приглашение.
Не знаю, сколько времени я так и просидела рядом с молчаливым Нестором, что то и дело оглядывался, не идет ли кто-то из старших слух, пока отец не окликнул меня.
– Иси, детка, мы закончили. Позови Осириса Оливера, они обсуждают что-то с мамой на втором этаже.
От удивления мои глаза округлились. Он оставил их наедине? Быстро перебирая ногами на этот раз по ступеням на второй этаж, я думала о том, что кажется совершенно не понимаю этот Мир. Звуки возни из кабинета донеслись до мозга, рисуя картины, которые тут же создали ощущение, что только что я испачкалась в чем-то грязном, от чего никогда не могу отмыться.
Вынырнув из воспоминаний, я устало прислонилась к дереву, сползая на траву. Пограничный лес, что на огромную территорию простирался рядом с Домом, стал моим укрытием. Хотя многие из жителей Эписа и любили тишину и мрачную красоту этого места, здесь, в глубинах, уже невозможно было встретить кого-либо. Мои любимые места. Еще ребенком я выучила тут каждый закоулок, за что постоянно получала от матушки. Мы с Нестором часто играли здесь в прятки, а когда отец смирился, что сколько не запрещай, все равно буду убегать, велел отстроить самую настоящую землянку. Сейчас казалось, что это единственное место на земле, где я могу быть действительно спокойна.
Сердце все еще колотилось, но явно не от воспоминаний о картине, что предстала передо мной в папином кабинете. Растрепанная мама, поправляющая прическу и ухмыляющийся Оливер.
Предательница. Нет, от этого просто хотелось плакать и бесконечно долго отмываться хоть в Стиксе, чтобы убрать грязь. Но это не было похоже на тот ужас, что следовал за мной по пятам.
Когда дверь за братьями закрылась, я испытала облегчение. Матушка суетилась возле меня, что-то невнятно бормоча, то и дело оглядываясь, а мне нисколько не хотелось ее слушать. Как это отвратительно. Ужасно, в этом доме.
– Мам! – прошипела я, хватая растерявшуюся Осирис за руку, – Прекрати. Я взрослая и все понимаю. То, что вы делали там – это мерзко. Но вы с папой, думаю, разберетесь и без меня. Так что можешь не переживать, если тебя не мучает совесть, и перестать уже докучать мне – я ничего ему не скажу! – оторвав ладонь, я сделала шаг в сторону, но мама вновь схватила меня за руку.
Попытавшись вырваться я невольно взглянула ей в глаза. Страх, боль и какое-то непонятное мне отчаяние отразились в них. Это настолько поразило меня, что я остолбенела. А матушка, оглянувшись, подошла ко мне ближе, не разрывая зрительного контакта.
– Иси, дорогая, – нервно облизав губу, зашептала мама, – ты должна поклясться мне
– Что?! – вскрикнула я, но мать тут же дернула меня за руку.
– Не в молчании, нет, я не об этом, – прошептала она, продолжая блистать глазами, – ты права, мы разберемся сами. Ты должна поклясться мне кое в чем другом. Это серьезно и может испортить твою жизнь, поэтому, пожалуйста, просто слушай и повторяй за мной, хорошо?
– Пока не скажешь, о чем ты, ничего я делать не буду, – прорычала я, но глядя на испуганное лицо матери смягчилась, – мам, просто объясни мне.
Матушка тяжело вздохнула, сжимая пальцами вторую мою руку. Картина нравилась мне все меньше, заставляя несколько испугаться того, что происходит. Ее руки дрожали. В таком состоянии я видела ее в первый раз.
– Твой отец, – тихо начала она, – он очень хочет породниться с Сильнейшим и в своих методах начинает заходить слишком далеко. Ему уже без разницы, кто из братьев станет его зятем, но Иси, – дрожащие пальцы матери прошли по моей щеке, – они очень опасны. Ты должна поклясться, что несмотря на все старания отца, ты никогда не будешь иметь никаких отношений, кроме дружеских или рабочих, ни с кем из них.
Договори это, мама протянула вперед кинжал, что вздрагивал вместе с моими пальцами. О каких методах интересно говорит мать? Неужели он предлагал Сильнейшему что-то, чтоб тот взял меня замуж? Или же хочет как-то заставить кого-то из них? Коснувшись лезвия, я с силой нажала на острый край, что тут же проткнул палец вызывая каплю крови.
– Клянусь, что до самой смерти не вступлю ни в какие отношения отличных от дружеских или рабочих с Осирисом Аланом и Оливером. Под взглядом Всевышнего. Да не поглотит мою душу Бездна. На все Воля Его.
Капля крови стекла по лезвию, но не достигла пола. Она растворилась, оставляя металл столь же гладким, как он и был. Клятва принята.
