Текст книги "Тысячелетняя ночь"
Автор книги: Софья Радзиевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Глава XVII
Зима прошла со всеми её тяжестями и заботами, и Роберт, как птица, вырвавшаяся из клетки, спешил навстречу своей заветной мечте: он шёл в Ноттингем, на состязание королевских стрелков.
Старая Уильфрида немало потрудилась над нарядным костюмом сэра Уильяма, переделывая его для сына. Роберт хоть и был в свои четырнадцать лет высок ростом и широк в плечах, но всё же не мог сравниться с великаном-отцом. Уильфрида была искусна в шитье, на этот раз она превзошла себя: короткие зелёные штаны, как перчатка, обтягивали стройные ноги мальчика, оливковая с серебряным шитьём куртка с пышными у плеча рукавами стягивалась тугим красным поясом с украшениями, а кожаная сумочка, висевшая на поясе (она заменяла карманы), была искусно расшита зелёным и малиновым шёлком.
Прощаясь утром с Робертом, Уильфрида положила в сумочку кусок овсяного хлеба и ломоть копчёной свинины, а в самый дальний уголок сунула маленький, переплетённый в малиновый бархат молитвенник – единственную память о матери, которую удалось уберечь от жадных рук барона Эгберта. Рядом с сумочкой на поясе висел драгоценный кинжал в серебряных ножнах – память об отце.
Шагая с рассвета по узкой лесной тропинке, которая то спускалась к самому берегу быстрой речки Дув, то петляла по склонам холмов, поросших старым дубовым лесом, Роберт время от времени не без удовольствия протягивал руку и поправлял перевязь старинного кожаного колчана, висевшего у него за спиной. Колчан был тоже отцовский, роскошно окованный серебром, но стрелы в нём были сделаны самим Робертом. Он выточил их из крепкого сухого дерева, оперил перьями диких гусей и надеялся на них не меньше, чем на длиннющий – больше собственного его роста – ореховый лук. Его он тоже сделал сам там, в башне у замковых ворот, при свете сложенного из грубых камней дымного очага. Не многие сильные мужчины смогли бы этот лук натянуть.
Роберт весело спешил в широкий, манящий его мир. Кудрявые волосы выбивались из-под маленькой шапочки из золотистого меха косули, украшенной фазаньим пером. Он лихо надвинул её на правое ухо и шёл, насвистывая как жаворонок: серебряный королевский рог, приз за искусную стрельбу, сиял перед его глазами, ему казалось – стоит лишь протянуть руку, и он твой. Однако, представив себя со стороны – ну, чем не павлин? – Роберт засмеялся, да так громко, что чёрный дрозд, распевавший на кусте терновника, вспорхнул и с тревожным криком отлетел подальше. Роберт с удивительным искусством передразнил его, но вдруг без видимой, казалось, причины вспомнил вчерашний вечер, и весёлость его улетучилась.
Наверное, ноги сами принесли его туда, к стенам величественного замка барона Кесберта Лонсделла. Ребёнком, бывало, Роберт весело въезжал в этот замок рядом с отцом на своей любимой золотой лошадке. Навстречу ему так же весело выбегала черноглазая Мериам, его двоюродная сестра, и родители улыбались, потому что с детства дети предназначены друг другу. Но на сей раз он не подошёл к воротам замка: для гордого барона нищий родственник вряд ли был желанным гостем. Однако уйти, не увидев Мериам, он не мог. И весёлый паж Мартин вскоре шепнул что-то кудрявой маленькой служанке, а та с лукавым взглядом шепнула то же своей черноглазой госпоже. Они встретились в дальнем конце сада, где развесистые дубы прикасались ветвями к глухой высокой стене.
– Я вернусь за тобой, и мы никогда больше не расстанемся. Вот булавка моей матери – всё, что у меня осталось. А ты мне дай это кольцо. Ты помнишь, что сказала принцу принцесса из «Железного столба?» Эту сказку рассказывала мне Уильфрида…
– Я – твоя, ты – мой, – ответила Мериам и, прижав к глазам руки, тихо по-детски всхлипнула. – А что… – ещё всхлипывание, – а что… ответил её принц?
– Ты – моя, я – твой, – кудрявый «принц» в шапочке из меха косули поцеловал её мокрые глаза. – Помни же, Мериам, я вернусь за тобой.
Он ловко забрался по верёвке на стену, помахал ей шапочкой и исчез.
Хорошо, что сэр Кесберт не гулял этой ночью по дальней дорожке сада…
Дорога углубилась под своды старого леса. Толстые ветви сомкнулись над ней, и солнечный свет теперь рассыпался дрожащими пятнами сквозь зелёное сито. Роберт шёл неторопливо неслышной охотничьей походкой и вдруг, вздрогнув, скользнул за дерево и, притаившись, осторожно наложил стрелу на тетиву лука: на тропинке, так близко, что можно было бы добросить камнем, стоял огромный олень с ветвистыми рогами. За ним из чащи выходили три лани. С невольным вздохом Роберт опустил лук и вернул в колчан приготовленную стрелу. Он вспомнил, как год назад увидел в лесу человека, у которого были вырваны оба глаза и кровь текла из изуродованных рук – большие и указанные пальцы на них были отрублены и, нанизанные на тетиву лука, ужасным ожерельем висели на шее умирающего. Вина этого человека была лишь в том, что он убил оленя в королевском лесу. Весь день Роберт ухаживал за ним, прикладывал к кровавым ранам свежие листья.
– Домой меня нельзя нести, – сказал умирающий. – Лесники пытали, но я не сказал им, где живу. Иначе всё моё имущество заберёт король, а жену и детей выгонят на улицу. Спасибо тебе, мальчик. Не знаю, кто ты и никогда не увижу тебя. Но мне легче умереть рядом с тобой в этом ужасном лесу.
Роберт выкопал могилу и, похоронив беднягу, навалил на неё тяжёлые камни, чтобы волки не потревожили останков…
Юный охотник повесил лук на плечо и, тихо выступив на дорожку, озорно свистнул – олень фыркнул, закинул рога на спину и исчез так же быстро, как и испуганные лани.
Быстрая ходьба рассеяла грустные воспоминания. Роберт шёл, всё ускоряя шаг, и нетерпеливо поглядывал на солнце. Наконец дорога ещё раз приблизилась к речке Дув и здесь, около старинного парома, показалась харчевня. Удивительные чудовища на вывеске не очень-то объясняли её название: «Харчевня Старой Собаки и Куропатки».
Роберт радостно сорвал с головы шапочку и, подбросив её кверху, ловко поймал. Толстый хозяин харчевни, в колпаке и кожаном фартуке стоявший у открытой настежь двери, так же радостно замахал руками.
– Клянусь, – закричал он, – старуха, ты знала, для кого спекла сегодня пирог из молодого барашка. Лопни мои глаза, если это не молодой наш господин!
– Берегись – лопнут, дядюшка Джиль, – весело отвечал мальчик, – я ведь теперь такой же твой господин, как олень в лесу. А вот пирога тётушки Марты я с утра жду. Надеюсь, он не очень уж мал для меня?
Джиль был поваром в замке Гентингдонов и любил кроткую мать и весёлого отца Роберта. Через минуту мальчик уже сидел в низкой комнате за большим дубовым столом, уставленным глиняными блюдами. В окна, такие маленькие, что в них едва могла протиснуться голова, была вставлена мутная слюда, так что и в этот солнечный день комната выглядела довольно мрачной. Но для Роберта она освещалась искренним гостеприимством любивших его хозяев.
– Старик, – прикрикнула на мужа кругленькая, румяная тётушка Марта, – принеси нашему милому Роберту эля из маленького бочонка!
Роберт успевал есть и болтать за двоих. Он съел чуть не целый пирог из молодого барашка и большую жареную форель, закусил ломтём холодной свинины и в то же время успел рассказать добрым людям о всех своих надеждах, связанных с путешествием в Ноттингем.
Джиль и его жена слушали и умилённо смотрели на весёлые синие глаза Роберта и его разгоревшиеся щёки. Они знали о его победах на стрелковых состязаниях в Стаффорде. Он побеждал и королевских лесников, и горожан, а в то время стрелять из лука умел каждый, и хорошие стрелки славились в округе, а то и в целой стране.
– Он победит, – уверенно заявил Джиль. – И король возьмёт его в королевские лучники. А потом он отвоюет свой замок и бедные вилланы наконец-то вздохнут спокойно. Уж он-то, я знаю, никого не обидит. – Перегнувшись через стол, хозяин подбавил вина в оловянную кружку Роберта.
– Ему пора идти, – напомнила тётка Марта и вздохнула. – Дороги теперь ненадёжные, нужно успеть дойти засветло.
Тихонько открыв сумку Роберта, она положила в неё изрядный кусок кровяной колбасы.
– Правда, молодой господин, – сказал Джиль. – Торопись, дорога до Рептона ещё неплоха, но около Саулей болото. Не сбивайся с тропинки – пропадёшь. Болотом этим пойдёшь до Трента, а там поворачивай по берегу его вверх через королевский лес и уже не собьёшься до самого Ноттингема.
Весело посвистывая, Роберт с новыми силами опять углубился в лес. Он торопился: путь и правда был ещё далёкий, а в лесах пошаливали не столько даже разбойники, сколько сами королевские лесники. Целыми бандами слонялись они по лесу под предлогом охраны королевских оленей от браконьеров, пьянствовали и пировали буйными толпами в харчевнях, а перепуганные хозяева не смели и спрашивать них платы за съеденное, выпитое и за разбитую глиняную сосуду. Ещё бы: лесники могли не только обвинить любого человека в убийстве оленя в королевском лесу – они могли также донести, что хозяин харчевни будто бы тайно скупает битую дичь. А жестокие законы не знали пощады, если даже только предполагалось, что голодный бедняк застрелил хоть зайца в королевском лесу.
Право короля на дичь, которой в лесах было в тысячи раз больше, чем мог съесть сам король со всеми придворными, было священно. Право бедняка накормить своих голодных детей в глазах закона было бунтом и потрясением основ государства.
Между тем давно уже исчезли последние следы утренней прохлады. Солнце пекло всё сильнее, и даже в густом лесу стало душно. Роберт уже не раз снимал золотистую шапочку и обмахивал ею разгорячённое лицо, как вдруг он остановился и нагнулся с радостным возгласом: тропинка вывела его к прозрачному ручью, который в этом месте образовывал как бы маленький бассейн. На дереве чья-то заботливая рука повесила грубый черпак из древесной коры.
Не обращая внимания на черпак, Роберт бросился на землю и погрузил лицо в прохладную воду: ему казалось, что он способен выпить целый ручей.
– Куда держишь путь, молодой господин? – услышал он вдруг знакомый голос и, быстро вскочив на ноги, обернулся. На другом берегу ручья сидел человек – почти голый, так мало прикрывали его изодранные грубые лохмотья. С палкой в руке он наблюдал за стадом полудиких свиней, бродивших под деревьями.
– Гунт, – в волнении вскричал Роберт. – Что с тобой сталось? И почему на тебе это? – и он с ужасом указал на железный ошейник раба, обвивавший его шею.
Гунт грустно улыбнулся:
– Я говорил людям, что твой дядя не по праву владеет нами. За это меня сначала били плетьми. А потом за мной был долг, небольшой, но я не мог его уплатить без рассрочки. И тогда твой дядя продал меня в рабство и советовал держать меня построже, как опасного бунтовщика. Ну, да господин мой таков, что ему этого и советовать не нужно. – Повернувшись к Роберту спиной, Гунт спустил лохмотья с одного плеча: кровавый рубец шёл по спине.
Роберт уже перескочил через ручей и с радостью обнял его.
– Бежим, Гунт! – воскликнул он. – Ты уйдёшь со мной и мы вместе…
Но Гунт только покачал головой:
– Куда бежать, молодой господин? Меня найдут. А ты? Нашёл ли ты сам защиту в своих делах? А если ещё узнают, что ты укрываешь беглого раба…
Роберт стоял, опустив голову. Правда, что может он сделать для Гунта, пока сам не имеет даже крыши над головой?
– А кроме того, – ещё тише добавил Гунт, – мой господин… барон Гью Гисбурн.
Роберт невольно вздрогнул: опять сэр Гью. Но тут он поднял голову и на лице его засветилась надежда:
– Не горюй, Гунт. Ты знаешь про состязание в Ноттингеме? Я возьму первый приз. И тогда я брошусь к ногам короля и попрошу его – пусть освободит тебя. Он освободит! Ты увидишь!
Лицо мальчика горело волнением. Гунт обнял его.
– Иди, молодой господин, – сказал он. – Ты возьмёшь первый приз. И тогда, если отдадут тебе твои замки и земли, может быть, ты сможешь освободить и бедного Гунта.
– Я освобожу всех! – вскричал Роберт. – Только бы дойти до короля. Я знаю, бароны злы. Но неужели зол и он?
Милю за милей шагал Роберт, полный мыслей о завтрашнем дне. Серебряный королевский рог сверкал перед глазами уже не так ярко – его затмевал образ несчастного Гунта…
– Кто смеет идти через королевский лес? – услышал он вдруг грубый оклик и остановился. Тропинка вывела его на поляну с бархатной травой. Под громадным дубом посередине её на земле стоял бочонок. Его окружали оловянные блюда с кусками жареной оленины, а вокруг лежали и сидели люди в зелёной одежде королевских лесников. Тут же на земле валялись кожаные бутылки из-под вина и рога, служившие бокалами. Красные лица лесников показывали, что охрана оленей оставляла им время и для менее обременительных занятий.
Роберт остановился и положил руку на рукоять кинжала.
– Я – граф Гентингдон, – сказал он спокойно и с достоинством. – А иду в Ноттингем стрелять на приз короля.
От взрыва хохота, казалось, вздрогнул сам старый дуб.
– В Ноттингем! – кричали лесники. – Он идёт в Ноттингем! Дитятко, да давно ли тебя мама кормила?
– А каким концом вперёд летит стрела? – издевались другие.
– Да неужели ты думаешь, что таких сосунков пустят стрелять на приз короля? Бросьте, ведь он даже и лука-то натянуть не сумеет.
Кровь кинулась в голову Роберта. Он сорвал с плеч лук и смело подошёл к старшему из лесников, растрёпанному малому, стоявшему у дуба.
– Бери свой лук, – сказал он. – Бьюсь об заклад, я выстрелю лучше, чем ты!
– Идёт! – закричал лесник и, сорвав с пояса тяжёлый кожаный кошелёк, бросил его на землю. – Твой заклад, сосунок?
Роберт опустил голову. В его сумке нет даже мелкой медной монеты.
– Маленький граф забыл дома свои драгоценности, – издевались лесники. – Ну, ставишь голову. Идёт?
– Идёт! – отвечал Роберт, и заклад его был принят. Роберт знал так же хорошо, как и лесники, что такой заклад не был шуткой. Повесить проигравшего беднягу было для лесников приятным развлечением.
Старший оглянулся, ища цели. И тут великолепный олень, привлечённый необычным шумом, доверчиво выглянул из-за дальних кустов. Попасть в него с такого расстояния было под силу только опытному стрелку.
– Глаз оленя – твоя цель, сосунок, – сказал лесник. – Глаз оленя или твоя голова.
В ответ не раздалось ни звука. Затаив дыхание, все ждали развязки забавной истории. Медленно Роберт потянул стрелу из колчана, незаметно легла она на тетиву… Олень с любопытством вытянул шею – дичь в королевских лесах была, как правило, непуганой.
Раздался свист стрелы – и олень, высоко подпрыгнув, тяжело упал на землю. Лёгкий топот убегавших ланей заглушил дикий рёв искреннего восторга.
– Кошелёк – мой приз! – вскричал Роберт, нагибаясь.
– Твои глаза – мой приз! – со смехом крикнул старший. – Ты убил оленя в королевском лесу. Вы все видели, братцы? Что за это полагается?
– Смерть! – закричали лесники так же единодушно, как только что после выстрела. – Глаза и пальцы!
Роберт тяжело перевёл дыхание.
– А заклад? – сказал он неуверенным голосом.
– Какой заклад? – закричал лесник. – Да ты с ума сошёл, птенец. Заклад на королевского оленя?! Вы слышали, братцы?
Но Роберт, проворно отскочив в сторону, вторично натянул лук.
– Не подходите! – крикнул он, дрожа от возмущения. – Первого, кто подойдёт, я…
Но тут ловко пущенная сзади палка сшибла его с ног, падая, он ударился головой о корень и потерял сознание.
Глава XVIII
Кашляя и захлёбываясь. Роберт с отчаянным усилием выплюнул наполнявшую его рот воду и открыл глаза. Знакомый грубый смех приветствовал его.
– Очнулся, сосунок! – кричали лесники. – Ну, живо, надевайте люльку на палку, понесём младенчика!
Связанного по рукам и ногам пленника вытащили из ручья, засунули в наспех ободранную с убитого оленя шкуру и понесли на палке. Лесникам было мало этого мученья: раскачивая палку, они ударяли мешком о деревья, стараясь заставить Роберта вскрикнуть или заплакать. «Покачаем ребёночка», – говорили они.
Но Роберт лежал молча, стиснув зубы, и отчаянно смотрел вверх, на небо. «Глаза и пальцы», – вспоминалось ему. Он хотел насмотреться на ясное небо, на зелень, прежде чем всё это навеки скроется от него.
– Ну, довольно, – сказал один из тащивших его лесников и сбросил палку с плеча. – Пускай теперь другие понянчат сосунка, у меня заболели плечи.
– Ты бы потише бросал, – заметил коренастый, небольшого роста лесник, поднимая палку. – Велено же донести его живым. Его милость шериф Ноттингемский давно на нас сердится, что мы перестали доставлять ему браконьеров. Пускай полюбуется – вот совсем свеженький. Стив, берись за другой конец.
Роберт почувствовал, что, несмотря на грубые слова, эта пара лесников несла его гораздо осторожнее, они не били его о деревья, а на лице одного из них он уловил даже что-то похожее на жалость.
– Получим от шерифа на добрую выпивку… – начал было дорогой Стив, но тут же, понизив голос, добавил: – А мальчишка-то совсем молоденький. И храбрый – как соколок. Может, и врёт, что граф, однако, клянусь пятницей, он не больше виноват, чем тот олень, в шкуре которого мы его тащим.
– Честно сказать, мне его жалко, – тихо отозвался напарник. – Видишь ли: в Ноттингем шёл. И взял бы приз, клянусь святым Дунстаном, взял бы. Мастерски стреляет. Свинья наш старший. Да и все мы – свиньи…
Роберт слушал, затаив дыханье. Он не смел вмешаться в разговор, но в душе зародилась смутная надежда на спасение.
– Эй, вы, поворачивайтесь! – крикнул старший лесник, шедший впереди. – До ночлега ещё осталось порядочно, а в глотке уже пересохло. – В «Голубом борове» водится славное винцо, стоит только тряхнуть его хозяина.
Между тем, пока компания, горланя песни и переругиваваясь, двигалась к «Голубому борову», в общей комнате этой харчевни на берегу речки Дув за кружками пива сидели два человека в скромной крестьянской одежде.
– Да, Джиль, – говорил один из них, одетый в рубашку и штаны явно с чужого плеча, – не думал я, что ты обо мне вспомнишь в такую минуту. Кто другой пожалел бы ещё бедного свинопаса и позвал его в Ноттингем на празднества, да ещё дал ему одежду. Только вот это горло давит, – и он дотронулся до железного кольца, свободно обвивавшего его шею.
– Не горюй, Гунт, – утешал его румяный весёлый приятель, щедро подливая эль в его глиняную кружку. – Остальные свинопасы согласились ведь присмотреть за твоим стадом сегодня и завтра. Сэр Гью об этом не узнает, чёрт побери его душу. А мне без тебя – половина радости смотреть на нашего мальчика. Подумать только – в Ноттингеме перед самим королём натянет он лук. И три раза выстрелит. И все три раза попадёт в самую цель. Попадёт ведь, Гунт, а?
– Попадёт! – Гунт стукнул кулаком по столу. – Попадёт, клянусь святым Дунстаном! И преклонит колено перед королём и попросит защиты против злого обидчика. Пусть адовы псы грызут на том свете пятки чёртову барону.
– Потише, – остановил пылкого свинопаса осторожный Джиль и оглянулся: не подслушивает ли его собрат по ремеслу – хозяин здешней харчевни. – Потише, смотри, нас не очень-то погладят по голове за такие разговоры о знатных, даже если души у них не белее сапога. Э, да что с тобой сделалось, приятель?
Последние слова относились как раз к хозяину харчевни, который вдруг припал к низкому маленькому оконцу, а затем имел алея по комнате, выд ирая передником столы и передвигая скамейки.
– Королевские лесники идут, – отвечал тот, запыхавшись. – Вон с горы спускаются. И несут что-то на палке – видно, убитого оленя. Набезобразят – беда. Гляди, если половина кружек не будет побита. А платы, как заупрямятся, лучше не спрашивай. Хорошо, если оленину не всю съедят: хоть что-нибудь да останется.
Говоря это, он быстро нырнул в подвал и так же быстро вынырнул из него, держа в руках небольшой бочонок с вином.
– Помоги, братец Джиль, поставить, – сказал он, отдуваясь. – А вы бы лучше уходили подальше: народ они неуживчивый, сами знаете, какая вам охота набиваться на драку?
– И то правда, – согласился Джиль. – Пойдём, Гунт, мы и в сарае переночуем.
Но в дверях им пришлось остановиться и попятиться, чтобы пропустить лесников. Хмель лесной пирушки ещё не выветрился из их голов, и они, громко стуча кулаками по столам и швыряя скамейки, требовали вина и эля, угрожая за промедление пересчитать хозяину все рёбра.
– А младенчика суньте в конюшню, – крикнул старший лесник, повернувшись в дверях к Стиву и Филю. – Ног не развязывать – больно скор. Киньте ему овсяную лепёшку да воды. Его милости шерифу больше нравятся живые браконьеры, их веселее вешать!
Громко расхохотавшись над собственной остротой, лесник обернулся к хозяину харчевни и добавил:
– А ты, бездельник, тащи вина да побольше, вся глотка пересохла.
Между тем Джиль и Гунт незаметно вышли в низкую дверь харчевни и осмотрелись: где бы им без помехи устроиться на ночь.
Лесник, стоявший у конюшни, махнул рукой Гунту:
– Эй, приятель, – сказал он. – Вернись-ка да напомни старшему, что и наши глотки пересохли, а отходить нам не велено.
– А что вы там караулите? Оленину? – полюбопытствовал Джиль и подошёл поближе: он любил поболтать.
Филь махнул рукой:
– Какая оленина! Мальчишку вот принесли, браконьера. Милостивому лорду шерифу на забаву. Мальчишка-то чистый сокол и шёл в Ноттингем на состязание стрелков. Эй, друг, что у тебя там неладно – с ногами или головой?
Последнее относилось уже к самому Джилю, который вдруг покачнулся и опёрся о косяк плечом.
– Ничего, это у меня бывает, – дрожащим голосом отвечал тот. – А что, приятель, у меня вот тут, в мешке, бутылочка винца. Не стоит и беспокоить твоего старшего, бери, не стесняйся. Так в Ноттингем шёл, мальчишка-то? Любопытно бы поглядеть на такого.
– Смотри, пожалуйста, – великодушно ответил Филь. – Эй, Стив, открой-ка дверь да иди сюда, тут и на двоих хватит.
Через минуту Джиль и Гунт с волнением нагнулись над свёртком из оленьей шкуры. Глаза их ещё не освоились с полумраком, но уши сразу уловили знакомый голос.
– Джиль! Гунт! – тихо и радостно сказал Роберт. – Друзья мои, как вы сюда попали?
– Молодой господин, – так же тихо ответил Джиль. – Мальчик мой, – добавил он ещё тише. И оба они, опустившись на колени, низко наклонились над фигуркой на полу.
Прошло несколько минут горячего разговора тихим шёпотом. Наконец Гунт выпрямился:
– Режь верёвки, Джиль, – сказал он. – Тех двоих за дверью я беру на себя. А ты хватай Роберта на руки и беги к реке. Я догоню.
– Подожди, – сказал осторожный Джиль. – Будет шум и крик, погони не миновать. Дай я сначала поговорю с ними. И подойдя к двери, он приложил к ней ухо, прислушиваясь.
– Подумать только, – тихо говорил Филь, – завтра он задёргает ногами на виселице. А что, Стив, тебя не воротит от этой компании?
– Давно надоело, Филь, да не придумаешь, что сделать.
– Добрые люди, – заговорил Джиль, отворяя дверь, – отпустите вы мальчика, не берите грех на душу.
Стив вздрогнул.
– Ты что подслушиваешь? – вскричал он, но тут же, смягчившись, добавил: – Ну да, жалко и рад бы отпустить, да ведь за такое дело и головой поплатишься.
Но в эту минуту Гунт, выпрямившись во весь свой громадный рост, отстранил Джиля.
– Слушайте, вы, – сказал он, – в вольный лес нам дорога. Там нет ни виселиц, ни дыбы. И бароны опасаются засовывать в него нос поглубже. Переплывём реку и пусть черти заберут королевских лесников и самого шерифа. Согласны? Говорите скорее!
Филь нерешительно взглянул на Стива.
– Я что же, я не прочь, – неожиданно легко согласился он. – А ты, Стив?
– И я согласен! – Стив топнул ногой. – И без того у меня еле душа терпела, а с мальчишкой этим – ну, сил никаких не стало. Режьте его верёвки да идём.
– Тише вы, горячие головы, – остановил их Джиль. – Как кинутся за нами по пятам – не уйдём. Мальчик ещё слаб на ногах. Один должен остаться, замкнуть калитку на ключ, замкнуть и дверь в харчевню, чтобы они не сразу выскочили. В окно не пролезут.
– Я, я сделаю это! – вскричал пылкий Гунт.
Роберта развязали и растёрли ему руки, и ноги. Он стоял ещё с трудом, но с жадностью схватил любимый лук, поданный ему Стивом, и ласково погладил отцовский колчан со стрелами. Гунт собрал крепкие сыромятные ремни, которыми был связан Роберт.
– Счастливого пути вам всем, – сказал он просто. – Я догоню – не ждите меня. Зелёный лес вас ждёт.
Роберт напрасно спорил и доказывал, что остаться должен он. Джиль почти силой потащил его за руку. Прячась за бочками и грудами дров на дворе, беглецы пробрались к калитке, и Гунт, повернув за ними тяжёлый железный ключ, вынул его из замка и перебросил через стену. Оставалось незаметно закрыть наружную дверь харчевни и прочно привязать ремнями засов.
– Пейте, голубчики, на здоровье, – пробормотал храбрый свинопас и, закрыв дверь, принялся обматывать засов крепкими ремнями. – Пейте, а вешать вам придётся… – но в эту минуту дверь задрожала от сильного удара изнутри.
– Отвори! – закричал грубый голос. – Эй, хозяин, что за дьявол там шутит шутки? Отвори, не то расшибу тебе голову!
Гунт молча лихорадочно завязал последний узел и кинулся к лестнице. Весь дом, казалось, дрожал от ужасного шума и проклятий.
– Измена! – кричали пьяные голоса. – Нас заперли! На помощь!
Оконная рама со стуком вылетела и упала на землю. Разъярённые лица показались в отверстии и две стрелы просвистели над головой Гунта, пока он, сидя на заборе, втаскивал на него тяжёлую лестницу.
– «На помощь», – проворчал он. – Помочь бы вам, негодяи, красным петухом, да некогда.
Толпа лесников вдруг с шумом высыпала из дома и кинулась к воротам: у харчевни был, очевидно, второй выход. Но Гунт уже перекинул лестницу на ту сторону забора и сломя голову пустился бежать вниз по тропинке к реке.
Всё произошло так быстро, что только сделав громадный прыжок с берега чуть не на середину реки, Гунт опомнился и сообразил, что он… не умеет плавать.
– Тону! – крикнул он и его кудрявая голова скрылась под водой.
– Иду, старина, – откликнулся с противоположного берега Джиль, – не робей!
Почти таким же скачком он кинулся в воду и быстро поравнялся с утопающим.
– Держись за плечо, – сказал он и повернул обратно, но тут дикие крики известили его, что лесники каким-то образом перебрались через забор и оказались на берегу реки. Стрелы, направленные пьяными разъярёнными людьми, запели над их головами. Он плыл, сильно взмахивая руками, но подвигался медленно: Гунт был тяжёл и бороться с течением за двоих было трудно.
– Эти негодяи убьют их! – вскричал Роберт. Схватив лук, он быстро натянул тетиву. Стоявший ближе всего к берегу лесник вскричал и отскочил: стрела пробила его зелёную шапку. Вторая стрела сбила другую шапку, и испуганные лесники с проклятиями кинулись прочь от берега.
– Ей богу, малый взял бы приз в Ноттенгеме! – в восторге вскричал Стив. – Они спасены. Они у самого берега!
Но в эту минуту, размахивая луком в одной руке и потрясая колчаном в другой, на берегу появился старший лесник.
– Трусы! – кричал он. – Негодяи! Вы упустили мальчишку и с ним четырёх висельников. Скажет вам спасибо его милость шериф!
И лесник, быстро прицелившись, спустил тетиву. Джиль громко вскрикнул. Он уже было поднял руку, чтобы схватиться за свисающий над водой ствол ивы, и вдруг со стоном опустился. Роберт, Стив и Филь, не обращая внимания на свистящие стрелы, кинулись к берегу и, подхватив пловцов на руки, вытащили их из воды под защиту кустов. Длинная чёрная стрела, пробив горло Гунта, глубоко засела в плече Джиля и кровь верных товарищей смешалась. Тело свинопаса безжизненно повисло в руках Стива.
– Насмерть, – сказал он и опустил Гунта на траву. – Наш лесничий сам точит свои стрелы.
Из плеча Джиля, разорванного стрелой, сочилась кровь.
– Убит! – горестно воскликнул он. – Гунт, для того ли я плыл за тобой?!
С быстротой молнии Роберт схватил лук и натянул его.
– И ты не вернёшься домой! – воскликнул он.
Стрела свистнула и вонзилась в горло всё ещё стоявшего на берегу лесника. Он взмахнул руками, подпрыгнул и упал как подкошенный. Остальные лесники издали вопили как бесноватые, размахивая луками и кинжалами. Но ни один из них не посмел приблизиться к распростёртому телу.
Роберт опустился на землю около Гунта и не отрываясь глядел на него. Всегда румяные щёки мальчика были бледны, глаза смотрели сурово, но не растерянно. Казалось, он сразу стал старше на много лет.
Джиль тронул его за плечо.
– Надо уходить, – сказал он, – и быстрее. На нас уже кровь не оленя, а королевского слуги. Завтра по нашим следам поспешит отряд королевских лучников.
Роберт ещё раз взглянул на мёртвого товарища, отвернувшись, вынул кинжал.
– Хорошо, – сказал он отрывисто, – похороним его и в путь.
Ночь приближалась. Ветер выл и качал ветви деревьев, срывал свежие листья и засыпал песком и землёй копавших могилу людей. Один лист запутался в волосах Гунта, которого продали в рабство за любовь к Роберту и убили за то, что он защищал его жизнь.
На том берегу тёмные тени ползком подобрались к телу лесника и потащили его по земле.
– Встаньте, несите как люди! – крикнул Роберт и выпрямился во весь рост.
Проклятия прозвучали в ответ, стрела пропела и вонзилась в дерево неподалёку.
Тело Гунта завернули в плащ и опустили в могилу. Тяжёлые камни легли поверх. Четверо людей молча, с опущенными головами стояли вокруг. Роберт, наклонившись, воткнул в холмик зелёную ветку.
– Гунт, – хрипло сказал он. – Гунт…
Стив положил руку ему на плечо.
– Пойдём, – сказал он. – Зелёный лес нас зовёт…
Крепко сжав в руке лук и опустив голову, Роберт шёл с верными товарищами. То, что он хотел сказать громко на могиле Гунта, он договорил в своей душе: «Я ухожу в лес к вольным братьям. Назад дороги нет. Но эту дорогу я пройду честно, я помогу тем, кому помощи ждать неоткуда».
