Текст книги "Развод. Да пошёл ты! (СИ)"

Автор книги: Софа Ясенева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Софа Ясенева
Развод. Да пошёл ты!

1 Саша

Никогда не понимала, зачем выставлять чувства напоказ. Поцелуй – вещь интимная, почти сакральная. Мне бы было неловко, если бы на меня в такой момент кто-то таращился. Как вот я сейчас.

Погодите-ка...

Я прищуриваюсь, вглядываясь повнимательнее. Это что... мой муж?

Ну конечно, это он. Я узнаю тот самый костюм насыщенного тёмно-синего цвета, который мы заказывали на индивидуальный пошив – магазинные ему не подходят: у Жени слишком широкие плечи и при этом узкие бёдра. Да и вся фигура – до боли знакомая, родная.

А стрижка? Совсем свежая, аккуратная – та самая, что я посоветовала. Он тогда даже не спорил, просто доверился, как обычно. Всё в нём – костюм, осанка – подтверждает: это мой муж.

И вот в этот момент внутри меня словно щёлкнуло. Только утром я была в больнице, обсуждала с врачом бессмысленность моего дальнейшего обследования. Уже два года мы не можем зачать ребёнка. Я прошла через всё: от стояния в позе берёзки после каждого секса до отслеживания овуляции по минутам, горстей витаминов, травок и йоги.

Совсем опустив руки, я решилась на полное обследование – вдруг найдётся причина, которую можно устранить. Лелеяла надежду, что после всех анализов и процедур, наконец-то смогу прижать к груди своего собственного малыша. Но и теперь – ничего. Врачи развели руками: «Александра Валерьевна, всё в порядке, просто расслабьтесь». Вот только как расслабиться, когда мечтаешь о ребёнке, и каждые новые месячные воспринимаются всё болезненнее?

Я уже хотела всё обсудить с ним. Поделиться выводами, спланировать следующий шаг. Но, как оказалось, он свои шаги уже спланировал без меня.

Подруга, конечно, предлагала позвонить Жене, предупредить, чтобы сам за мной заехал. Или хотя бы написать. Но я отмахнулась: мол, зачем срывать его с работы, там и так всё держится на нём одном. Пусть работает, я сама доберусь. Женя же у меня ответственный, надёжный. Верный... Ха.

Я перевожу взгляд на его спутницу. Ухоженная, стройная, в деловом костюме с юбкой-карандаш. Видимо, с работы? Но то, как Женя прижимает её к себе, лапая за бёдра, – явно не рабочее и не дружеское. А она, запрокинув голову, обвивает его шею и лениво царапает затылок.

Они так увлечены друг другом, что не замечают ничего вокруг. Ни меня, ни прохожих, ни даже бабушку, презрительно цыкнувшую, когда прошла мимо. Господи, насколько надо потерять связь с реальностью, чтобы так целоваться во дворе среди бела дня?

Он так уверен, что никто его не заметит и не расскажет мне? Или думает, что я навеки прикована к койке в больничной палате?

Кстати, раз уж я тут, надо сделать фото – для протокола. А то вдруг он решит включить режим «Что? Где? Когда?», начнёт вертеться, юлить, мол, не было, показалось, у тебя, Саша, перегруз и гормоны шалят.

Достаю телефон и незаметно делаю фото так, чтобы было хорошо видно обоих. Считай, семейный архив пополнился новым шедевром.

Увеличиваю изображение, убеждаясь, что лица видны отчётливо. Лучше бы не делала этого. Только теперь замечаю, насколько губы у его спутницы неестественно раздуты – прямо вареники.

А ведь он всегда твердил, что ценит естественную красоту. Когда-то я, наивная дура, поделилась с ним идеей немного подкачать губы – не ради чужого одобрения, просто хотелось выглядеть чуть ярче. Он тогда буквально взорвался:

– Ты что! Хочешь быть похожей на этих силиконовых кукол? На женщин, которые торгуют внешностью?

Мда. А сейчас, видимо, ему срочно понадобилась одна из этих кукол в личное пользование. Или он просто решил расширить свои эстетические горизонты.

Тем болезненнее видеть, с кем он теперь. Его новая избранница – воплощение всего, что он якобы презирал. Ну что ж, вкус – дело наживное.

Выходит, пока я лежу в больнице, пытаясь разобраться, почему у нас не получается зачать ребёнка, он развлекается с ней – возможно, прямо в нашей постели? А сам тем временем даже не удосужился сдать спермограмму, упрекая меня в том, что я «сомневаюсь в его мужественности».

Что ж, очень интересная картина. Прямо-таки натюрморт с предательством и варениками.

Тем временем парочка, не торопясь, направляется к машине. Он открывает ей дверь, помогает сесть – какой галантный! – потом сам садится за руль. Я уже надеялась, что на этом спектакль закончен... но нет. Они продолжают целоваться в машине. В машине, Карл! Прямо посреди двора!

Интересно, он ей тоже затирает про женственность, материнство и духовную близость? Или сразу к делу – на заднем сиденье и поехали?

Женя перетягивает её на себя верхом, задирает юбку на талию...

– Вам дома секса не хватило, что ли? Обязательно устраивать эротическое шоу посреди двора, на радость бабушкам и детям? – шепчу себе под нос, кипя от ярости.

Ну а что я им скажу? Проглотить? Промолчать? Вернуться домой и сделать вид, что ничего не видела?

Нет. Не сегодня. Пусть хоть раз ему будет неловко.

Решительно подхожу к автомобилю, сжав кулаки так, что ногти врезаются в ладони. Стук – один, второй – в стекло водительской двери. В салоне нервно дёргаются, Женя оборачивается. Его глаза расширяются в панике.

Привет, дорогой. Сюрприз. Весна – время разоблачений.

2 Саша

В одно движение его подстилка оказывается на соседнем сиденье. Машина стоит у самого подъезда, припаркованная почти идеально, как всегда – Жене не занимать педантичности. Яркое солнце бликует на лобовом стекле, превращая его в зеркало, в котором я на секунду вижу своё хмурое отражение. Во дворе пахнет горячим асфальтом и пылью, в воздухе висит ощущение полуденной лени – обычный тёплый день, когда и муха летать не хочет. Возле лавочки старая соседка Полина Григорьевна подкармливает голубей, кидая им куски чёрствого хлеба, а в песочнице визжат дети. И на этом фоне – машина с двумя целующимися внутри. Как заноза в пальце: вроде мелочь, а бесит неимоверно.

Девушка внутри машины явно недовольная тем, что их прервали, надменно дует губы, в полголоса выговаривая что-то пока ещё мужу. Она по-деловому поправляет локон, откидывает его назад и бросает взгляд в сторону, будто я – грязь на ботинке. Но вместо того, чтобы уделить внимание своей спутнице, Женя хмурит брови, в уголках рта появляются носогубные складки – явный признак того, что он напряжён. Я читаю по губам его короткий, отрывистый приказ:

– Сиди внутри. Не вздумай выходить.

Сказано с той же интонацией, как будто командует дрессированной собакой. “Сидеть!”. Но девушка явно не рада такому обращению. Она злобно зыркнула на меня, с досадой потянула свою юбку вниз по бёдрам, нервно отогнула козырёк и принялась с показной серьёзностью рассматривать своё отражение в зеркальце. Подкрашивает губы, разглядывает ресницы – старается выглядеть безупречно, будто надеется на продолжение.

Я не успеваю рассмотреть большего, потому что дверь машины резко распахивается, и Женя выходит ко мне. Его шаги быстрые, решительные, каблуки ботинок гулко стучат по асфальту. Не говоря ни слова, он резко хватает меня за локоть, словно боится, что я прямо сейчас закачу скандал, и тащит в сторону подъезда. Я, застигнутая врасплох, пару шагов послушно иду, пытаясь справиться с потоком мыслей, но уже на третьем шаге спохватываюсь, скидываю его руку и останавливаюсь, как вкопанная.

– Идём! – бросает он, нахмурившись, его голос – резкий и грубый.

– Ещё чего! Я с тобой никуда не пойду.

Соседка, словно почувствовав неладное, замерла с кусочком хлеба в руке и уставилась на меня. Мамы у песочницы замолчали, переглянувшись. Один ребёнок громко спросил: «Мама, а почему тётя кричит на дядю?».

– Александра! – взрывается он. Любимый приём – крик. Работает отлично в офисе, когда надо приструнить подчинённых, но на меня это не действует. До этого момента я слышала этот тон только во время его рабочих созвонов.

– И зачем так кричать? Я не глухая. Да и чего стесняться-то? Вон, показывать зад своей любовницы вам было очень даже комфортно.

– Она не моя любовница! – теперь он почти шипит, злоба в голосе с трудом сдерживается.

– Так просвети меня, как я могу ещё назвать женщину, с которой ты считаешь нормальным зажиматься прямо во дворе нашего дома?

– Это Кристина, моя… секретарь, – говорит он, будто выдавливая из себя это слово, неохотно и натянуто. А у меня сразу в голове всплывает огромный знак вопроса.

Десять лет брака – и вдруг у него секретарь? Я впервые об этом слышу. Вот так сюрприз!

– Ты меня за дуру держишь, Жень? Не было у тебя никакой секретарши никогда.

Я бросаю взгляд в сторону машины. Кристина, не скрываясь, смотрит прямо на меня, глаза в глаза, с прищуром. Явно прикидывает, на сколько баллов по её шкале тяну. С собой сравнивает. Интересно, какие истории он ей наплёл про меня.

– Вообще-то… была.

– И я об этом узнаю только сейчас? А в чём проблема была рассказать?

– Так надо было! Чтобы вот этого избежать, – рявкает он и с силой машет рукой в сторону машины.

– Знаешь, мне что-то расхотелось разговаривать с тобой. Тем более в таком тоне. Надеюсь, Кристина тебя приютит у себя. Потому что дома я тебя видеть не хочу.

Я разворачиваюсь, решительно направляясь к подъезду. Ключи уже в руке, но не успеваю поднести таблетку к домофону – он опять хватает меня за руку. Так сильно, что возможно останутся синяки.

– Малышка, не дуйся, я всё тебе объясню. Ты себя накрутила, придумала себе невесть что, но это была полностью её инициатива.

На секунду закрадывается мысль – а может, я и правда накрутила? Может, это и правда какое-то недоразумение? Но тут же всплывает довольное лицо Кристины, его руки на её талии. Нет. Не накрутила. Я просто наконец увидела всё, что раньше отказывалась замечать.

– Мне что, радоваться этому? Что взрослый мужик ведёт себя, как телок на привязи? У кого поводок в руках, за тем и идёт?

Женя резко меняется в лице. Вежливость испаряется, как вода на раскалённой сковородке. На её месте – тот самый командный тон, с которым он разговаривает с менеджерами, когда те косячат с бюджетами.

– Иди домой и жди меня. Я отвезу Кристину, потом вернусь. Поговорим. Заканчиваем с выступлением перед соседями. Всё.

И прежде чем я успеваю хоть слово вставить, он с невозмутимым лицом шлёпает меня по попе. Будто у нас всё в порядке. Будто это милый, игривый жест, а не издевательская точка в этом фарсе.

От неожиданности я застываю. А потом медленно поворачиваюсь, чувствуя, как по щекам начинает подниматься жар. Но не от смущения. От злости.

В какой момент мы свернули не туда? Это сейчас вообще что было?

Ну нет. Я может и была в браке десять лет, но тряпкой так и не стала.

3 Саша

Захожу домой и ставлю сумку с вещами у небольшого комода сразу у входа. Разберу потом, сейчас совсем не до того. Стены родной квартиры встречают меня гулкой тишиной, которая давит на уши сильнее, чем все разговоры в палате. Тишина, в которой вдруг слышно слишком многое – предательство, одиночество, разочарование.

Если честно, я ведь по наивности надеялась: приду домой, наберу горячую ванну с пеной, включу плейлист с джазом, закажу роллы, потом завернусь в плед… Сделаю вид, что всё хорошо. Что не было этих стен, пахнущих больничным антисептиком, не было взглядов, полных сочувствия, не было разговоров про то, кто сколько пытался забеременеть и чем это кончилось.

Особенно тяжело было слушать двух девушек с выкидышами. Их горе витало в воздухе, цеплялось за постельное бельё, за тумбочки, за скомканные салфетки, спрятанные под подушкой. А третья, такая же как я, с диагнозом "непонятно почему не получается", была как моё отражение. Мы с ней даже особо не разговаривали – слишком хорошо понимали друг друга и без слов.

Не в последнюю очередь из-за этого я и решила сбежать оттуда пораньше. Хоть немного сохранить здравомыслие.

Нет, соседки были чудесные. Просто каждый раз, когда открывался рот, из него вылетала боль. Не шутка, не сплетня, не обсуждение какого-нибудь фильма – только боль. Как будто мы были не в палате, а в клубе по интересам "Потерянные надежды".

А теперь… Честно, не знаю, с чего начать. Собирать Женины вещи и швырнуть ему чемодан под ноги? Или вымыть всю спальню с хлоркой, чтобы выветрить из простыней запах дешёвых духов его Кристины?

Мерзость. Просто мерзость.

И ведь что бесит – он, небось, даже не считает себя виноватым. У него, видите ли, потребности. Секс нужен, как воздух. Я-то в больнице, но это ведь не повод переставать заниматься сексом, правда? С кем – да неважно. Главное, чтобы ему было хорошо. Наверное, он думал, что имеет право.

Да плевать мне, как у них, мужчин, там устроено. Почему, когда у женщины нет секса в браке, никто не говорит: "Ой, бедняжка, найди себе любовника, твоё здоровье дороже!"? Потому что это звучит дико. А у мужчин – пожалуйста. У них, значит, физиология. У нас, выходит, терпение и смирение.

Что это вообще за двойные стандарты? Очень удобно, конечно. Это не он – кобель. Это его гормоны. Это не он предал. Это его инстинкты. Хочется взять и прописать по физиономии всем кто оправдывается таким образом.

Я иду в спальню и на мгновение замираю у двери. Комната встречает меня всё той же картинкой: нейтральный свет, зашторенные окна, привычный запах нашего белья и немного Жениного одеколона. Постель заправлена. Не слишком аккуратно, но я особо и не ожидала от Жени, что не будет ни складочки на покрывале. Подхожу и снимаю его. Не знаю, что ищу... Просто методично осматриваю всё: подушки, одеяла, простыни. Поднимаю матрасный угол, заглядываю между щелями у изголовья. Машинальные движения. Не дай бог, конечно, что-то найти. Но и не найти – тоже невыносимо.

И вдруг – там, у самой кромки кровати, где обычно лежит моя подушка, торчит что-то белое. Придвигаюсь ближе, достаю. Салфетка. Скомканная и сухая, но с явным пятном от помады. Пахнет чужим парфюмом. У меня такого нет. Узнаю теперь из тысячи его. Терпкий, сладковатый, приторный – запах дешёвого соблазна.

Сжимаю эту салфетку в кулаке так, что побелели костяшки пальцев. Хотела бы выкинуть. Или порвать. Или сжечь. Но пока просто стою и смотрю на неё, как на улику. Неопровержимое доказательство Жениной измены, забытое в спешке.

Не просто догадка, не просто случайно подсмотренный поцелуй. А факт, материальный, мерзкий и откровенный. Он привёл её сюда. В нашу спальню. На нашу постель. Пока я лежала в больнице.

Меня трясёт. Каждая клеточка внутри сопротивляется – то ли истерике, то ли ярости. Но слёзы не идут.

Я скидываю подушки, одеяла, срываю простынь с кровати, кидаю всё на пол и просто топчусь на этом, давая выход эмоциям. Бессмысленно, по-детски, но иначе я просто взорвусь. Механически, с яростью, будто хочу раздавить всё, что осталось от их близости.

После этого обессиленно опускаюсь на край кровати. В груди глухо гудит. Такая вдруг слабость накатила... Даже страшно. Только что казалось – ещё секунда, и разнесу весь дом, а теперь вот – полное бессилие. Пустота.

А мне ведь ещё с Женей говорить.

Дрожащими пальцами набираю номер Инны.

– Ты дома? – голос у меня будто чужой, глухой и надтреснутый.

– Дома. Ты уже приехала? Всё в порядке?

– Инн, приходи ко мне с ночёвкой… Пожалуйста.

Она замолкает на пару секунд.

– Ты же только выписалась… У вас должен был быть семейный вечер.

– Ой... Инн… Тут такое, – нервно хихикаю. Смех выходит сорванный, хриплый, почти истеричный.

Инна мгновенно всё понимает:

– Я Ваньку оставлю Денису, как он с работы придёт. Часам к шести буду.

Я киваю, хотя она этого не видит, и отключаюсь. Потом медленно собираю всё с пола, загружаю в стиральную машину. Пока та бодро крутит барабан, я мою полы в спальне с большим количеством специального средства с сильным запахом лимона, потом прохожусь по шкафам, протираю пыль на полках. Движения становятся ритмичными, почти медитативными. Перехожу в гостиную, потом на кухню. Протираю каждую ручку, каждый угол, как будто вместе с грязью могу стереть то, что случилось.

Домывая прихожую, пячусь назад и вдруг упираюсь спиной во что-то твёрдое и тёплое. Оборачиваюсь – и прямо передо мной Женя. Он стоит, глядя на меня сверху вниз. И всё, что я успеваю заметить – это как недвусмысленно напряжено всё в районе его ширинки. То самое, что мне так хочется оторвать к чертовой бабушке.

4 Саша

– Сашуля, я конечно знал, что ты у меня огонь! Вот так встреча, каждый раз бы так, – голос Жени звучит с наигранной теплотой, пока его глаза жадно скользят по моим ягодицам, и он позволяет себе наглую вольность – сминает их ладонями, как будто мы не на грани развода, а играем в страстную семейную ролевую игру.

Я отскакиваю в сторону. Тряпка, которой только что вытирала пол, с размаху шлёпает его по рукам.

– Ты чего, тряпкой в меня?! Совсем с ума сошла? – Женя смотрит на свои ладони с видом, будто я облила их кислотой.

Встряхивает руками брезгливо.

– Руки убрал! – рявкаю я, сдерживая желание двинуть чем-нибудь потяжелее.

– Не остыла ещё? Ну сколько можно дуться, – он изображает усталое разочарование и театрально разводит руками, будто я истерю на ровном месте.

– У тебя мозги в трусы что ли утекли, Баренцев? Я и не собираюсь остывать! Сейчас уберу тут всё и вещи тебе в чемодан сложу. Или, если хочешь, сам давай. И поскорее с моих глаз к своей Каролине топай!

– Она Кристина, – поправляет он, но уже тише, понимая, что нарывается.

– Да хоть королева Виктория!

Он фыркает, разворачивается на каблуках начищенных мной ботинок и идёт в ванную. Я слышу, как включается вода, и понимаю – начался ритуал очищения. Женя всегда был помешан на чистоте. Словно не человек, а реклама антисептика: руки моет по двадцать раз на дню, при этом закатывая глаза на всех, кто позволяет себе прикоснуться к лицу без предварительной дезинфекции. Касание грязной тряпки для него сродни контакту с радиоактивным веществом.

Его даже ковид не застал врасплох: пока другие скупали гречку, у Жени уже были стратегические запасы масок, перчаток и санитайзеров. Наверное, он мечтал, чтобы мир навсегда остался в изоляции, где не надо прикасаться к людям. Особенно к тем, кто способен дать ему тряпкой по рукам.

Когда он возвращается из ванной, с вымытыми до скрипа руками, лицо его снова светится уверенностью. Жене в принципе не свойственно долго чувствовать вину. Да что там, он вообще не считает себя виноватым в абсолютном большинстве ситуаций.

– Послушай, – говорит он, усаживаясь в кресло и скрещивая ноги. – С Кристиной всё не так, как ты думаешь. Её руководство навязало. Понимаешь? У нас начались частые встречи, клиентов стало больше, я зашивался. Два раза путал время. Владлен Анатольич психанул: "Либо берешь секретаря, либо ищи себе другое место!" Что мне было делать? Отказываться? Ты представляешь, сколько я приношу компании? Сколько приношу нам в семью?

Он разводит руками, глядя на меня так, будто говорит очевидные вещи.

– Мы стабильно два раза в год ездим отдыхать. Не абы куда, а туда, куда хотим. Ни в чем себе не отказываем. Отели – пятёрки, не меньше. Не то что раньше – Египет и три звезды, зато по скидке. А сейчас? Ты вспомни, как мы жили. Моя зарплата позволяет тебе не думать о ценах. Ты же не хочешь обратно в общагу с тараканами?

Я молчу. Потому что да, он прав. Финансово с ним было хорошо. Комфортно. Моя зарплата парикмахера позволяла бы оплачивать только коммуналку да раз в месяц маникюр, поскольку работала я не больше трех часов в день. Всё старалась больше времени уделять семье. Всё остальное – его вклад.

Но высокий доход не выдает индульгенцию на измены. Не делает тебя автоматически хорошим мужем. Не обнуляет предательство.

– Ты серьёзно сейчас? – я хмыкаю. – То есть ты мне предлагаешь закрыть глаза на всё, только потому, что мы летаем бизнес-классом?

Он фыркает:

– Да ты сама не знаешь, чего хочешь. Ладно, хватит истерик. Хочешь – ищи доказательства, мне скрывать нечего.

Я развернулась и пошла в спальню. Через минуту вернулась с салфеткой в руке.

– Вот. Нашла за изголовьем. Помада. Не моя.

Он берёт салфетку, щурится:

– Это твоя. Саш, ну вспомни. Мы тогда от Логиновых вернулись, ты была вся накрашенная, при параде. Мы с порога друг на друга накинулись. Ты сама стерла помаду, чтобы постель не запачкать. Салфеткой. Вот этой.

Я напрягаюсь. Вспоминаю. Да, что-то такое было… Но я точно выкидывала ту салфетку. Не прятала её в щель за подушкой.

Он видит мою паузу и сразу перехватывает инициативу:

– Вот, я же вижу, ты помнишь! Будешь снова мне вспоминать все грехи, даже те, что не совершал? Не было ничего с Кристиной! Сколько можно?

Он встаёт, бросает салфетку на стол, будто поставил точку. Уверенный, спокойный. Как будто только что не выкручивался, а доблестно защищал честь семьи.

И именно в этот момент мне звонит Инна.

– Саш, я не смогу прийти. Ваньку вырвало прямо на диван. Температура под сорок поднялась. Прости меня, пожалуйста… – голос подруги тревожный, и я сразу понимаю: ей правда жаль. Но что поделать – дети важнее. Я бы поступила так же.

– Всё нормально. Держись, – выдыхаю. – Звони, если что.

Я кладу трубку и сажусь на диван. Усталость наваливается, как бетонная плита. И вдруг, как вспышка, в голове проступает одна деталь.

Женя – педант. Брезгливый до маниакальности. Протирает руки санитайзером после рукопожатия. От отельных полотенец воротит нос, если они не выглажены. Он не переносит запах косметики. А помада на этой салфетке – яркая, с сильным запахом ванили. Я точно помню: от той, моей, запаха почти не было. Именно поэтому я её тогда и купила – чтобы не раздражать его.

Значит, это не моя салфетка. Не мой след.

Я медленно поднимаю взгляд. Женя уже копается в сумке, будто ничего не произошло.

– Ага, – говорю тихо. – Врёшь.

Он поворачивается, держа в руках свой несессер, и встречается с моим взглядом. А я уже встала. И у меня в руке – эта самая салфетка.

– Слушай, – он моргает, сдерживая раздражение, – ты чего опять?

– Да так. Просто вспомнила, что моя помада без запаха. А эта – воняет ванилью за километр.

Сую ему под нос салфетку, и, ожидаемо, он неосознанно отпрянул от нее.

Пауза. В тишине только моё сердце грохочет, как отбойный молоток.

А он… усмехается. Нагло. Беззастенчиво. Медленно кладёт несессер в сумку, выпрямляется.

– А даже если и было. Ну и что ты сделаешь?