Текст книги "Утраченный и обретенный (ЛП)"

Автор книги: Слоан Кеннеди

Соавторы: Люси Леннокс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5
Зендер

Если бы я мог отключить у Беннета звук, я бы так и сделал. Прошло уже достаточно времени, как я избегал возвращаться в лагерь, так что еще немного, и группа подростков стала бы задаваться вопросом, каким, черт возьми, гидом по дикой природе я был, если большую часть экспедиции проводил непосредственно в самой дикой природе и меньшую ее часть в роли гида. После того, как Беннет оставил меня в покое, чтобы я мог закончить сбор дров, мне все-таки пришлось заставить себя вернуться в лагерь до наступления темноты, чтобы помочь разжечь костер и убедиться, что все справились с установкой палаток. К моему удивлению, огонь потрескивая уже полыхал, а ребята были заняты каким-то тимбилдингом для подростков под руководством Беннета и Эйдена. Я не стал задерживаться рядом с ними достаточно долго, чтобы понять, чем именно они занимались, потому что как только мой взгляд встретился со взглядом Беннета в этом небольшом пространстве, я почувствовал себя в ловушке, и все унижение от нашей стычки вновь вернулось.

Я не хотел признавать, что предательство Беннета на самом деле сделало со мной, и я совершенно точно не хотел, чтобы бойфренд Беннета обладал такой информацией, которую мог использовать против меня в качестве своих нападок. Было ясно как божий день, что этот парень ненавидит меня и это чувство было очень, очень взаимным. В конце концов, я повел Медведя к воде, чтобы тот немного поплавал. Пока сидел на одном из бревен рядом с береговой линией,я ждал, когда же на меня снизойдет привычное ощущение покоя и внутренней гармонии, которые мне обычно дарила дикая природа, но оживленная болтовня и громкий смех, что доносились со стороны лагеря, оказались слишком отвлекающими.

Совсем как сейчас.

Я выбрал место поближе к огню, пока мы ужинали, и в который раз начал перебирать свой рюкзак, хотя в этом не было никакой необходимости. Я просто продолжал придумывать себе занятия лишь бы не смотреть на Беннета и не видеть, чем он занят. Несколько раз я замечал боковым зрением, как Эйден приближался к нему, но каждый раз, когда тот прикасался к Беннету, мне приходилось заставлять себя смотреть в противоположную сторону, чтобы избежать искушения встать и надрать ему задницу. То есть, ради всего святого, мы же были в гребанной экспедиции посреди дикой природы, а не в каком-то ночном клубе. Я бы не удивился, если бы два этих засранца по-тихому улизнули куда-нибудь в темноту, чтобы потрахаться.

Мысль о том, как Эйден нагнет Беннета над каким-нибудь камнем, как он говорил об этом накануне, в купе с тем, что он бросил мне в лицо сегодня, вновь разворошили мой гнев.

Мне принадлежит та часть его, которая никогда не была твоей.

Я осознал, что я гей в то самое лето, как раз перед тем, как между нами с Беннетом все развалилось. Поначалу я не понимал, почему мое сердце начинало бешено колотиться в груди каждый раз, когда я видел своего лучшего друга, или почему мои ладони предательски потели и становилось трудно дышать, когда он прикасался ко мне. Не говоря уже о постоянных стояках, которые я начал испытывать находясь в непосредственной близости от него. В конце концов все стало настолько запущено, что я боялся плавать с ним в бассейне, чтобы он вдруг не заметил в прозрачной воде мое затруднительное положение. Что означало, мы должны были ограничиться плаванием в маленьком пруду на обширной территории его родителей, и так как его отец кричал на нас каждый раз, когда мы это делали, то нам приходилось прибегать к исключительно ночным заплывам и только после того, как все ложились спать.

Как только я понял, что испытываю к Беннету чувства, которые явно выходят за рамки дружеских – а произошло это после того, как я передернул в темном лесу, когда возвращался домой после одного из наших с ним ночных купаний, во время которого мы привычно дурачились, излишне много прикасаясь друг к другу – я начал беспокоиться, как это отразится на нашей дружбе. Я никогда не улавливал от Беннета никаких сигналов или намеков на то, что он испытывает то же, что и я, и он частенько говорил о девчонках в своем классе, которых считал симпатичными. Поэтому я сделал все возможное, чтобы притвориться, что ничего к нему не испытываю, что никаких чувств не существует. К тому времени, как я нашел в себе смелость и мужество сказать Беннету правду, он начал отдаляться от меня, и я боялся, что признавшись ему в том, что я гей, увеличу эту пропасть между нами еще больше.

После той случайной встречи на детской площадке, когда нам было по пять лет, мы стали неразлучны. Несмотря на то, что Беннет происходил из высшего сословия Гринвича, а мои родители прочно укоренились в среднем классе, Беннет всегда был настойчивым маленьким засранством. Он доставал своих родителей каждый день, чтобы те снова отвезли его в парк, где мы встретились с ним, до тех пор, пока они, наконец, не сдались. Парк был всего в паре минут ходьбы от моего дома, но для семьи Беннета добраться до него занимало добрых десять минут езды. Единственная причина, по которой он оказался на игровой площадке в тот самый первый день, заключалась в том, что он заставил свою няню остановиться по дороге домой после посещения врача.

И все потому, что наблюдая за мной из окна машины, пока я сидел на качелях, он решил, что мне очень нужен друг.

Я мысленно улыбнулся воспоминаниям и невольно поднял глаза, чтобы найти Беннета. Меня будто током ударило, когда мы встретились взглядами, и я не мог не задаться вопросом, знал ли он, что я думаю о нем. Он все еще рассказывал подросткам свою страшную историю, которой любил пугать меня, когда мы были детьми, о мальчике на старинных американских горках.

– Раздался ТРЕСК! – прогремел Беннет, и пацаны от неожиданности подпрыгнули прямо там, где сидели вокруг костра.

Некоторые выругались, наконец, с трудом выдохнув, а один из них выпалил:

– Серьезно, Би? Черт!

Беннет просто рассмеялся, точно так же, как он всегда делал, стоило ему добраться доэтой части истории, где мальчик находит скелет в своем вагончике в тот момент, когда этот вагончик начинает разваливаться на части.

– И тогда скелет схватил мальчика, чтобы спасти его, но когда тот посмотрел вниз, то увидел, что вокруг его руки была оплетена обычная ветвь… – продолжал он. Пламя огня полыхало, отражаясь в его веселых глазах, и я не смог сдержать улыбки.

Черт, он просто обожал рассказывать мне эту историю, потому что знал, что она каждый раз пугала меня до усрачки.

В первый раз он рассказал мне ее, когда мы уговорили своих отцов разрешить нам спать под открытым небом у пруда в поместье Кроуфордов. Мы разложили наши спальные мешки рядом друг с другом и развели небольшой костер, после того, как выложили камнями круг для кострища.

Пока ветки трещали и ломались в огне, Беннет начал рассказывать мне о некоем пацаненке, Дэмиене, с которым он познакомился в одном из модных летних лагерей, куда его каждый год отправляли родители. Я терпеть не мог, когда он уезжал в лагерь, потому что это означало, что я оставался дома один. Мы писали друг другу, но это было не одно и то же. Когда он возвращался домой, мы целыми днями наверстывали упущенное время новыми приключениями.

История о Дэмиене напугала меня до чертиков. По словам Беннета, тот отправился на побережье, чтобы проведать свою бабушку, и нашел там эти пресловутые американские горки. По мере того, как история развивалась дальше, она становилась все более и более неправдоподобной, пока я, наконец, не понял, что все это выдумано.

Но самое интересное в этой проклятой истории было что? А то, что не имело значения, что я знал, что это чушь и не имело значения, сколько раз я ее слышал. Она все равно пугала меня до усрачки. Потому что чтобы рассказать ее, Беннет использовал звуки, которые можно услышать только ночуя под звездами. Треск американских горок был треском ветвей, скрип подпорок был похож на звук полыхающих в костре дров, а сам ветер казался холодным дыханием смерти. И да поможет мне бог, Беннет был гребанным экспертом, изображая голос старухи похожим на угуканье совы.

Первый раз, когда он рассказал ее мне, и я понял, что это выдумка, я дал ему подзатыльник и как-то нелепо обозвал, вроде подтирка для задницы. Он так сильно смеялся, что в конце концов свалился с бревна, на котором мы сидели. Я выкрикнул, что так ему и надо – грохнуться на задницу, а потом попытался, черт возьми, притвориться, что его история меня не испугала. Я соврал и сказал, что она меня не впечатлила, но он знал правду. Он всегда знал, когда я его дурил.

Так что, когда пришло время залезать в наши спальные мешки, Беннет сделал вид, что ему страшно, и он боится спать один. Он спросил, можем ли мы застегнуть наши мешки вместе, чтобы он знал, если я вдруг оставлю его посреди ночи. Как будто я хоть раз бросал его одного в темноте.

Разумеется, я согласился, и в конце концов мы засыпали, рассказывая друг другу столько смешных шуток, сколько могли вспомнить, лишь бы не бояться. Я до сих пор помню, что произошло, когда мы, наконец, практически уснули.

Сначала где-то рядом с нами громко хрустнула ветка, а затем чудовищно-оглушающий раскат грома расколол ночную тишину. Не прошло и десяти секунд, как небеса разверзлись и на нас обрушилась стена воды. Не уверен, что наши ноги касались земли, пока мы неслись со всего духу в огромный дом Беннета.

Добравшись до его спальни, мы сперва насухо вытерлись, а затем забрались в кровать под одеяло и долго смеялись над тем, какими трусливыми задницами были. Когда наш смех затих, Беннет повернулся ко мне со своей фирменной идиотской ухмылкой на лице.

– Чувак, я рассказывал эту историю уже миллион раз точно. Но этот был самым лучшим.

Вспоминая тот момент, я усмехнулся.

Жизненной целью Беннета всегда было заставлять меня смеяться.

И я чертовски в этом нуждался, особенно, пока был вынужден смотреть, как прямо на моих глазах разваливается брак родителей. Я никогда не понимал, что свело их вместе, потому что они никогда не казались счастливыми.

Влюбленными? Возможно.

Счастливыми? Определенно нет.

Учитывая, что большую часть времени они тратили на постоянные ссоры и упреки.

Мои родители познакомились в колледже, хотя они и тогда были маловероятной парой. Отец изучал историю искусств и мечтал преподавать. Мать была энергичной студенткой, изучающей бизнес, обладающей высокими амбициями и мечтающей когда-нибудь управлять собственной компанией, которая входила бы в рейтинг крупнейших мировых компаний. Я слышал на протяжении жизни достаточно, чтобы понять, что мое рождение было незапланированным, и хотя ни один из родителей не озвучивал то, что я и есть причина их брака, мне всегда было интересно, почему у нас в доме не было ни одной фотографии мамы в свадебном длинном платье.

В детстве мне не казалось странным, что именно отец нянчится со мной весь день. Уже позже я узнал, что матери даже не пришлось бросать учебу, чтобы родить меня, так как я родился за неделю до начала осеннего семестра. Так что она вновь была на занятиях с первого дня нового учебного года, а отец – нет. Когда наступил день ее выпуска, мама получала всевозможные учебные награды и почести, в то время, как мы с отцом сидели в толпе гостей. Однажды я поинтересовался у него, почему он не вернулся к учебе, чтобы получить свою степень, но он так никогда по-настоящему и не ответил на этот вопрос. Единственное, что он тогда произнес, было: «Все так как оно есть, сынок».

Как только моя мать закончила учебу, она получила степень магистра, а отец продолжал заботиться обо мне днем, по ночам работая уборщиком в колледже, в котором училась моя мать. Ночи я проводил с родителями отца, потому что она была занята учебой. Я слышал в детстве, как мои родители достаточно часто ругались, чтобы понять, что у них имелся некий план – мама должна была построить карьеру, которая оплачивала бы все наши счета, пообещав при этом, что отец сможет закончить свое образование, как только у них появится больше денег, а до тех пор он должен был заботиться обо мне.

Это обещание было одним из многих, которые она нарушила.

Всего через два года после получения степени магистра делового администрирования, моя мать устроилась на престижную работу в напыщенную международную маркетинговую фирму. Когда отец выразил беспокойство по поводу моего переезда в Европу, куда она должна была отправиться, мать придумала простое решение. Развод был оформлен за день до того, как она покинула страну, и ни отец, ни я больше никогда ее не видели. Уже позже я узнал от тети Лолли, что мать согласилась не добиваться моей единоличной опеки, если отец откажется от алиментов. Дело было не в том, что мать действительно хотела, чтобы я уехал с ней, она просто использовала угрозу забрать меня у отца и отвезти за тысячи миль от него, чтобы таким образом избавиться от любых родительских обязательств, которые ей могли бы вменить суды.

Отец сделал все возможное, чтобы оградить меня от того факта, что матери было на меня плевать, но даже до того, как я узнал об опеке, я все равно чувствовал себя брошенным. К счастью, Беннет был со мной тогда рядом, и в те дни, когда даже ему не удавалось вытащить меня из моей печали из-за того, что я оказался неудобной помехой для своей матери, и она никогда меня не любила по-настоящему, Беннет обнимал меня и обещал, что он всегда будет рядом и всегда будет хотеть меня.

Как и в случае с моей матерью, это было нарушенное обещание, которое застало меня врасплох.

– Держи.

Я поднял глаза и наткнулся взглядом на руку, что протягивала мне липкий шоколадный зефир. Мне бы следовало отругать того, кто потратил ценное место в своем рюкзаке впустую ради пачки ингредиентов для смора<sup>[1]1
  Смор – традиционный американский десерт, который едят в детских лагерях обычно по вечерам у бивачного костра. S’more состоит из поджаренного маршмэллоу и куска шоколада, прослоенных в два куска крекера «Грэм».


[Закрыть]</sup>,но я не мог лишить подростков удовольствия пожарить зефир на палочках над открытым пламенем, чтобы затем зажать его вместе с кусочком шоколада меж двумя хрустящими крекерами.

– Спасибо, – кивнул я, принимая угощение.

Я ожидал, что паренек вернется на свое место у костра, но, к моему огромному удивлению, он уселся рядом. Медведь тут же начал обнюхивать пальцы парня, испачканные шоколадом.

– Можно? – поинтересовался тот, кивнув на Медведя.

Я кивнул, незначительное количество не причинило бы псу никакого вреда. Паренек улыбнулся, когда большой язык Медведя появился из его пасти, а затем прошелся по пальцам.

На вид парню было лет пятнадцать – шестнадцать. Гэри говорил мне, что все ребята в группе были в возрасте от пятнадцати до семнадцати лет, в то время, как группа Джейка состояла из мальчишек помладше в возрасте от двенадцати до четырнадцати. Паренек рядом со мной был невысоким и довольно тощим. Его короткие черные волосы стояли сторчком, как будто он постоянно запускал в них пальцы, а смуглый тон кожи выдавал в нем латиноамериканскую кровь.

– Не хочешь слушать? – спросил я, указав кивком в ту сторону, где сидели все остальные.

Он отрицательно покачал головой.

– Я уже слышал ее. Би рассказывает хорошо, но…

– Он рассказывает ее слишком хорошо, – осмелился я заметить.

Парень слегка улыбнулся.

– Они обоссутся от страха потом, ночуя в лесу, – он кивнул в сторону парней.

И правда, каждый был настолько поглощен историей, в чем, собственно, и заключался весь ее смысл, потому что через несколько минут Беннет вызовет у них свой фирменный шок и трепет, заставив ребят упасть со своих мест и разбежаться от страха. У меня по крайней мере была возможность хвататься за самого Беннета, когда он пугал меня до чертиков.

– Ты Лаки, верно? – уточнил я его имя.

Беннет попросил парней представиться по очереди вчера утром, но, по правде говоря, я на тот момент все еще не оправился от нашей с ним встречи, чтобы запомнить все имена, да и слушал его вполуха.

Паренек кивнул.

– Я Зендер, – произнес я, протягивая ему руку. Представляться заново было совершенно не обязательно, но мне показалось, что так будет правильно.

Лаки пожал мою ладонь, а потом вновь запустил пальцы в шерсть Медведя.

– У тебя есть собака дома? – поинтересовался я, доев, наконец, свой смор.

– Не, – пробормотал он. – Когда-то у меня была кошка, когда я был маленьким, но Джерри она взбесила, потому что поцарапала его хорошее кресло, поэтому он позволил соседским собакам разорвать ее.

Еда, которую я только что проглотил, грозила вернуться обратно после его слов.

– Джерри? – спросил я, просто потому что не имел понятия, что еще сказать.

– Эм… бойфренд моей матери… ну, во всяком случае, был на тот момент. Не уверен, что она все еще с ним.

– Ты не живешь со своей матерью?

Лаки отрицательно покачал головой, но больше ничего не произнес. Я был полностью уверен, что наш разговор окончен, когда он молчал в течении нескольких минут, но парень удивил меня, когда заговорил вновь.

– Здесь круто.

– Да, – согласился я.

– Тебе… тебе нравилось ходить в школу или типа того?

Меня осенило, о чем он спрашивал.

– Ты имеешь в виду колледж?

Он кивнул.

– Нравилось. Но не потому что это было обязательным требованием для моей работы.

Лаки взглянул на меня и смятение на его лице было столь же ясным как божий день.

– Ты пошел учиться, потому что… хотел этого?

Я усмехнулся.

– В точку.

Мой взгляд устремился в темноту. Сквозь облака просачивалось достаточно лунного света, чтобы можно было разглядеть очертания деревьев и мерцание озера. Мое сердце набухло от этой картины.

– Я поступил в университет Колорадо и получил степень в области Биологии по охране и защите дикой природы, и рыбоводству.

– О, – пробормотал Лаки, не глядя мне в глаза. – Я нормально учусь в школе, но не круглый отличник, ничего выдающегося.

– Лаки, – произнес я и подождал, пока он поднимет на меня взгляд, – мое место здесь, в этих лесах, – сказал я, очертив пространство вокруг нас. – Вне зависимости от того, есть у меня степень или нет. Я пошел учиться, потому что хотел узнать больше о дикой природе, которую люблю. Не могу похвастаться тем, что всегда был лучшим учеником, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, но если ты чего-то хочешь достаточно сильно, то готов так же усердно ради этого и трудиться.

Мой взгляд автоматически переместился на Беннета.

Я не врал, когда говорил, что не был отличным студентом… в отличие от Беннета. Мне повезло получить стипендию и попасть в ту же частную школу, что и моему лучшему другу, но приходилось много работать, чтобы не отставать от интенсивной учебной программы частного колледжа. Хотя мне и хотелось, чтобы отец гордился мной, пока я успешно отрабатывал свою стипендию, больше всего я боялся, что потерять ее, будет равносильно потере последней связующей с Беннетом. Отчетливо покалывающее ощущение пронеслось по моему позвоночнику сверху вниз, когда мы с Беннетом в очередной раз встретились взглядами над пляшущими языками костра. Я тут же вернул свое внимание к Лаки, чтобы не увязнуть в Беннете, его проклятой истории и бесконечных болезненных воспоминаниях, которые это все во мне вызывало.

– Ты должен бороться за то, чего хочешь, Лаки, – мягко сказал я.

Но промолчал о том, что еще всегда нужно знать, когда стоит уйти. В конце концов, парню нужно было беречь свои мечты как можно дольше.

Лаки кивнул, но больше ничего не произнес. Медведь начал толкаться мордой мне в руки, и я знал, что он чувствует мое беспокойство. Я машинально запустил пальцы в его густую шерсть.

– Ты и Би, вы были друзьями, да?

Вопрос Лаки заставил меня резко втянуть в себя воздух. Я не хотел на него отвечать.

– Давным-давно, да, – наконец, признал я.

– Но теперь нет?

Боль разрывала мою грудь, и я был уверен, что именно так, должно быть, ощущается сердечный приступ.

– Люди меняются, Лаки. Их пути расходятся, – заставил я себя произнести вслух.

Я напрягся из-за резкой смены темы нашего разговора и вздрогнул от неожиданности, когда парни вдруг резко закричали, обрушиваясь проклятиями на Беннета, как только его история достигла своего апогея. Я тут же вскочил на ноги.

– Мне нужно пойти все проверить.

Не было абсолютно ничего, что мне следовало проверять, но, надеюсь, Лаки этого не знал.

– Да, конечно, – пробормотал он и я чувствовал себя последним дерьмом, оставляя его сидеть в одиночестве.

Но слушая, как ребята сыпали проклятиями и ругательствами из-за рассказанной Беннетом истории и в то же время восхищались тем, насколько крутой она была, что они с удовольствием послушали бы ее еще раз, меня затошнило. Потому что воспоминания о том, как Беннет лежал рядом, прижавшись к моему плечу под одним одеялом со мной, пока пальцы наших рук были крепко переплетены между нами… было слишком. Я заставил себя не смотреть на Беннета, уходя все дальше от костра во тьму, в то время, как Медведь шел следом за мной.

Я не смотрел на Беннета, но все равно чувствовал, как он смотрит на меня.