Текст книги "Хочу быть лошадью: Сатирические рассказы и пьесы"

Автор книги: Славомир Мрожек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Не приходил, – ответил сторож так грубо, что я зашатался.

– Если придет, то пусть молоко оставит внизу, а сам поднимется наверх… Что? – добавил я, так как прежде чем он что-то сказал, мне показалось, что он что-то сказал. Но так как он вообще ничего мне не сказал, то, делая взмахи руками и приседая, будто я спустился вниз только для выполнения упражнений, я снова взбежал по лестнице.

Лейтенанты стояли в дверях, всматриваясь в лестничную клетку, лощеные и настороженные.

– Это я! – крикнул я издалека на всякий случай, стараясь пройти мимо них пружинисто и небрежно, чтобы дать понять, что это свой. И тогда, вместе со спазмом страха, у меня мелькнула мысль, что они догадываются: моя одышка не может не обратить на себя их внимания. Рассеять их подозрения и в то же время отшутиться, сблизиться, вступить с ними в контакт, подойти к ним – неожиданно стало моей целью.

– Вы себе и представить не можете, господа, – загоготал я, – как человек запыхается, прежде чем… хе!.. хе!.. того… ну, вы знаете, господа, что я имею в виду!..

Сгорая от стыда, я спрятал голову под подушку. Это должно быть в их стиле, – повторял я про себя – солдатская развязность, почему они не смеялись? Ни в какую. Они ждали молочника.

Я тоже ждал. Около восьми на лестнице послышались чьи-то шаги. «Сейчас его будут бить», – подумал я с облегчением. Но ничего не происходило, наступила долгая тишина. Наконец, не в силах больше ждать, я приоткрыл дверь и выглянул в прихожую.

– Он не приходил, – отрапортовали они с готовностью. – Правда, здесь был какой-то тип, покрутился, покрутился и ушел. Но молока у него с собою не было.

– Благодарю вас. Наверно, придет попозже, – соврал я и вернулся на кровать. Я сидел на кровати, тупо уставившись в стену. Весь мой сложный план, стоивший мне такого напряжения, не говоря уже о беготне по лестнице, рухнул при первом же столкновении с простым молочником. – Значит, я ни на что не способен, – повторял я про себя, – если многоэтажная интеллектуальная постройка рушится при столкновении с таким обычным явлением, как молочник. Ему удалось уйти безнаказанно, так легко, так просто! Разгром, поражение, крышка! Обманул, надсмеялся надо мной! – кричал я.

Я чувствовал себя униженным.

Около полудня я решился выйти из комнаты.

– Иду в город развивать свою личность, – сообщил я лейтенантам. – Будьте добры, подождите еще немного. Иногда он приходит и после полудня, а если ему не по дороге, то и вечером.

Остаток дня я употребил на то, чтобы постараться забыть утреннее поражение. С наступлением сумерек я почувствовал значительное улучшение.

– Плевать! – решил я. – Что было, то было. Зато сегодня снова позвоним в парадную. Я и адъютант.

При мысли об ожидающем меня очищении, я повеселел. Я нарочно оттягивал возвращение домой. Чем позднее, тем сильнее он будет меня проклинать, тем полнее и упоительнее будет мой вечерний реванш.

Только после того, как последние посетители покинули бильярдный зал, вышел и я. Я шел не торопясь, останавливаясь по дороге, чтобы сладостней упиться, перебирая в уме все тонкости и так, во все улучшающемся настроении дошел до своего дома. Парадная была закрыта, улица пустынна и залита лунным светом. С улыбкой, потирая руки, чувствуя почти блаженную дрожь, я позвонил.

Послышались знакомые тяжелые шаги. В нетерпенье я переступал с ноги на ногу. Загремел засов. В дверях выросла огромная фигура в белых кальсонах, и в ту же самую минуту из-за угла появляется элегантный адъютант Генерального штаба и с размаху трижды бьет меня по роже.

Прежде чем я пришел в себя от удивления, дверь за мной закрылась и я очутился в коридоре, освещенном только переносной лампой, стоящей на полу возле фигуры сторожа, покрытой серой белизной, точно мраморный столб, подпирающий парфенонский храм.

После минутного молчания я робко попробовал поставить ногу на первую ступеньку. Он не двигался, это означало, что мне разрешается подняться по лестнице и уйти к себе наверх.

– Шел я это сегодня через парк, – вдруг заговорил он как-то певуче. – …И знаешь ли, котик, что? Наш генерал-губернатор, Его Превосходительство… тут он отпрянул от стены и стал навытяжку, в позе, выражающей почтение и уважение, – …на катке тонет, ну и я его спас.

«Опять?» – подумал я про себя, а вслух сказал:

– Понимаю, анархия среди людей, отсутствие сил и опоры…

– И… нет, – отвечал сторож. – Перво-наперво я ему рассказал о жильцах. Его Превосходительство все записал.

– Ага. Mon Général, – сказал я ни с того ни с сего. – Ну, я пошел.

Сторож снова лениво оперся о стенку.

– А иди, иди, котик, иди. Там наверху уже ожидают. Те же, что и утром.

Я остановился, но только на мгновение. Потом, зажмурившись, крепко сжимая перила, медленно двинулся наверх, стремясь изо всех сил поверить в приключения Орфея.

Собака

Я уже заказывал по второй кружке пива, когда мы впервые увидели эту собаку.

По причине жары двери были открыты. Из темной глубины ресторанчика было видно как на ладони все, что происходило на рынке.

– Интересно, чья это собака? – спросил кладовщик. Собственно, ответа он и не ждал. Он сказал это просто так, между прочим.

Буфетчица наклонилась над стойкой, чтобы увидеть, о чем идет речь.

– Не знаю, – сказала она.

– Интересно, какой она породы, – продолжал лениво кладовщик. Не думаю, чтобы и эти слова он сказал с какой-нибудь тайной мыслью. Мы снова посмотрели на рыночную площадь.

– Какой-то неопределенной, – сказал я. – Смахивает на волкодава.

Собака медленно бродила по рынку.

Бухгалтер надел очки и подошел к дверям. Снял очки, протер их и снова надел.

– Ну что? – поинтересовались мы, все еще без особенного воодушевления.

– Полицейская, – ответил он кратко.

Наступила тишина.

– А может, нет? – спросил кто-то с робкой надеждой.

– Еще по одной? – спросила буфетчица, собирая пустые кружки.

– Что вы! – возмутился референт. – Я забежал только на минутку. Там люди ждут! Получите!

– Конечно! – поддержал юрисконсульт суровым тоном. – Алкоголь мешает работе. Особенно в служебное время. Пошли!

Контора находилась на противоположной стороне рынка.

– Может быть, лучше выходить по одному? – заколебался кладовщик.

– Она не смотрит, – шепнул референт.

– Еще бы, – подтвердил бухгалтер. – Хитрая бестия.

Действительно, собака лежала возле колодца к нам спиной. Такое коварство укрепило наши подозрения.

В конторе мы ретиво принялись за работу. Некоторое время был слышен только треск пишущих машинок и глухой стук печатей. В первом часу меня вызвали к управляющему.

Управляющий стоял у окна.

– Послушайте, – сказал он, – вы человек бывалый, многое повидали. Известно, что на свете имеются различные чудеса природы, водопады, нетопыри разные… Да зачем далеко ходить, возьмем, к примеру, хотя бы собак. Как вы думаете, они соображают?

– Еще как, – ответил я.

– Ну да, приносят палку, согласен. А как у них с образованием? Например, как у них обстоит дело с отчетностью? Считать-то они, пожалуй, не умеют, а? Зайчика погнать, хм… этого… как его… вора схватить, это пожалуйста. Но различные там балансы, приказы, это для них, я думаю, того, китайская грамота, не так ли?

– Пожалуй, – согласился я. – Хотя…

– Что – хотя?

– Я помню, видел когда-то в цирке разных животных. Они выходили на арену, им давали всякие таблички с цифрами, а они умножали, складывали, делили, и все безошибочно.

– Разные животные, говорите? Ну, что ж, может быть. А была там какая-нибудь собака?

– Точно не помню. Столько лет прошло, столько исторических событий. Вы же сами знаете, что по нашей стране пронесся ураган.

– Ну, а все-таки, может, вспомните, была или нет?

– Кажется, была.

– Благодарю вас, – закончил он разговор.

В этот день я пошел обедать на час позже. Работу мы кончили точно в три.

В пять часов мне сообщили по телефону, что собака бегает возле складов. Я решил лечь в постель.

Перед ужином пришел бухгалтер. Молча сел у изголовья. Он был бледен и сопел. Я молчал, ожидая, что он скажет.

– Свинья! – выпалил он наконец.

– Что?! Еще и свинью прислали? – закричал я, приподнимаясь на локте.

– Нет. Это я про старуху-кадровичку. Видели, как она давала ей во дворе сардельку? С хреном!

Я упал на подушку. Меня осенила неожиданная мысль.

– А она что? – спросил я.

Коллега отвел от стены тяжелый взгляд.

– Как это что?

– Ну что, взяла? Съела?

– Съела.

– Ну, мне пора, – сказал я и стал натягивать брюки.

– Я тоже пойду, – сказал он и вскочил со стула.

У мясной лавки была такая очередь, что не успели мы подойти к прилавку, как колбаса кончилась.

– Не могу, действительно не могу, – развел руками заведующий в ответ на наш вежливый нажим. – Поймите, я ведь тоже должен немного оставить для себя, на всякий случай.

Собака появлялась то здесь, то там. Как ни в чем не бывало она бегала по рынку и вдоль заборов. Самое неприятное было то, что она все обнюхивала. Слабые характеры сразу же стали ломаться. Постоянно что-нибудь всплывало. Все слышали, как машинистка управляющего приманивала ее: «Песик ты мой хороший, – звала она, – ох ты моя мордашечка!» Тьфу!

Потом собака куда-то исчезла, и ее не было видно добрых полчаса. Это было невыносимо.

Уже стемнело, когда на улице раздался топот.

Мы все собрались у меня, сидели, не зажигая света, и молча курили. Я потихоньку отодвинул занавеску. Перед крыльцом, в облаке пыли били копытами два огромных битюга. С линейки спрыгнул заместитель председателя кооператива «Лес и Руно», находящегося в двух милях от городка.

– Нельзя ли потише? – сердито сказал я, отпирая ему двери. – Хочешь нас всех засыпать?

Он весь трясся. Оказалось, что в то время, когда он выдавал зарплату, в его конторку вошла вышеупомянутая собака и обнюхала его.

– Это ты говоришь нам? – ответили мы гордо и с некоторым облегчением.

– Еще не все, – прерывающимся голосом рассказывал прибывший. – Потом она повернулась спиной…

– Ерунда, – оборвал его кладовщик.

– И обдала меня…

Мы встали с мест. Воцарилось молчание.

– Идемте к ксендзу, – сказал бухгалтер.

Ксендз принял нас на веранде.

– Мы пришли к вам с большой просьбой, – начал бухгалтер, вертя шапку в руках. – Вам, святой отец, конечно, известно, что происходит…

– Кара за грехи, – сухо отрезал ксендз.

– Но ведь милосердие – основа христианства, – продолжал кладовщик, – господь лично простил Магдалину со словами: «Иди и не греши больше». Так вот мы думали, что вы…

– В чем дело?

– Понимаете, она похожа на волкодава, а у вас тоже есть волкодав. Это очень хорошая собака. Так вот мы подумали, если бы ваш волкодав поговорил с тем волкодавом, вы понимаете, они ведь одной породы, коллеги в известной степени… хоть и различных взглядов…

– Исключено, – отрезал ксендз. – Я в политику не вмешиваюсь.

Нам не оставалось ничего другого, как вернуться. Мы подождали часок, другой… Все было тихо. Собаки и след простыл. Понемногу наши напряженные нервы успокоились.

– Может быть, она не на службе, – робко предположил юрист, – а только проездом…

– Ну что ж! – воскликнул кладовщик. – Надо после такого дня выпить пивка.

Мы с радостью согласились. Солидный буфет, знакомое тепло, привычные запахи встретили нас с материнской сердечностью. Как нежные руки, положенные на разгоряченный лоб, они сняли с нас остатки тревог и опасений. Мы шумно расселись, перебрасываясь шутками. Наконец-то у себя. Дома.

– Литр! – крикнул референт.

В эту самую минуту полуоткрытая дверь настежь распахнулась и вошла собака.

– …Тра-ли-трали-ли-тра-ла-ла-ла-ла, – неожиданно запел высоким голосом референт веселую мелодию из фильма «Принцесса Снежинка». Потом наступила тишина.

– Пожалуйста, лимонаду. Только без сахара! – раздался в тишине голос бухгалтера.

Точно по команде мы стали непринужденно разговаривать, искоса следя за собакой. Она стояла возле буфета и радостно помахивала хвостом.

– «Собакам вход запрещен», ведь на дверях ясно написано, а эта вошла. Понял? – шепнул мне кладовщик, подмигнув при этом.

Я наступил ему на ногу, так как собака приблизилась к нашему столику. Она села рядом, проницательно глядя на нас.

– В этом году будет очень большой урожай, – громко сказал кладовщик.

– А паводок?.. – возразил я для вида.

– Какой там паводок, смех просто. Так, кое-где будет сыровато, это ерунда.

Собака высунула язык и весело дышала, казалось, она смеется.

– Подходит он ко мне… – услышал я из-за соседнего столика глубокий бас юриста, – …и хочет дать взятку. А я как крикну: «Взятку?! Мне?!» Да как залеплю ему! Я знаю, что драться запрещено, но если кто-нибудь предлагает мне взятку, сдержаться не могу. Какая мерзость!

– Да, животные благороднее, – согласился бухгалтер. – Я читал в газете, что одна собака спасла ребенка от смерти. Два поезда шли навстречу друг другу по одному пути с огромной скоростью, а на рельсах играл ребенок. Она вынесла его буквально в последнюю минуту.

Потом на бульваре кто-то громко свистнул. Собака покружилась и выбежала. Побледнев, мы встали из-за стола и выглянули в окно.

Через рынок, прекрасно видимый при свете полной луны, опираясь на белую палку, шел старый человек в черных очках, а рядом с ним шла собака.

– Это собака слепого, – мрачно сказал бухгалтер. – Ну, завтра до работы мы ей покажем…

Гаваи

Вызвал нас Директор и сказал:

– Пришло распоряжение послать одного из вас в командировку на Гавайские острова. В целях изучения положения гавайской женщины на предмет установления хозяйственных связей и экспорта наших гребенок. Есть желающие?

Согласились мы все, потому что мы люди дисциплинированные и не можем отказываться от любого задания, которое нам поручают. Все, за исключением бухгалтера. Паршивая овца всегда найдется.

– Спасибо, – сказал взволнованный Директор. – Я вижу, что могу рассчитывать на свой коллектив. Завтра отдам приказ. Кстати, ставлю вас в известность, что сегодня привезли мне на зиму уголь. Если кто-нибудь захочет прийти помочь сбросить уголь в подвал, буду очень признателен.

Никто не откликнулся, и мы разошлись.

После работы я объявил коллегам, что в чайную сегодня не пойду, так как неважно себя чувствую. Мне было неприятно, но они не возражали. Наверно, из деликатности.

Однако я подумал, что маленькая разминка мне не повредит, и пошел к Директору. Каково же было мое удивление, когда я увидел там завхоза, референта, кассира и его помощника, орудующих лопатами. Не было только бухгалтера.

Сотрудники посмотрели на меня косо, но Директор приказал им подвинуться, и я присоединился. В конце концов ведь физические упражнения никому не запрещены.

Я быстро вспотел, но вижу, другие работают без передышки, а Директор с супругой сидят на балконе, пьют чай и наблюдают. Поэтому я поплевал на руки и как начал вкалывать!

Но я никогда бы не подумал, что у нашего референта, например, столько сил. Старый человек, кажется, у него кости ломит, а здесь – пожалуйста… Симулянт!

– Вам бы надо немного передохнуть, – сказал я заботливо. – А то уж очень вы бледный, как стена, и подтяжки вот-вот лопнут.

– Я? – отвечает. – Вы сами передохните, а то вас сейчас кондрашка хватит. Мне-то полезно для легких.

И не только не передохнул, а еще запел: «Волга, Волга…» Нарочно громко, чтобы Директор слышал. Относись после этого к кому-нибудь сердечно.

Хотя никто не отдыхал, кончили мы только поздно вечером, при луне. Такая большая была куча. Директор тепло нас поблагодарил, и мы пошли по домам. Не спеша, конечно.

– Хорошо вот так подвигаться на свежем воздухе, – прервал молчание референт, ползя на четвереньках.

– Безусловно, – подтвердил завхоз. – Как-то по-другому себя чувствуешь. Особенно в области почек.

Проходя мимо чайной, мы увидели в окно бухгалтера. Сидит, скотина, в пустом зале за столиком и спокойно попивает холодное пиво.

– Рахитик! – взвизгнул референт с презрением. – Не знает, как прекрасен физический труд.

– Недоразвитый, – подтвердил сквозь зубы кассир.

Назавтра никто на работу не вышел. Мне доктор тоже запретил подниматься. Только позже мы узнали, что в командировку поехал бухгалтер. И не на Гаваи, а в Згеж. Директор объяснил, что гавайская сторона разорвала контракт.

С тех пор гавайскую гитару слышать не могу. Сразу начинает болеть поясница.

Экономия

Однажды было получено распоряжение об экономии.

Чтобы подать хороший пример своим подчиненным, директор убрал из своего кабинета второй стул.

– Ничего не поделаешь, – сказал он, – буду сидеть на одном. С секретаршей. Тесно, но сэкономим на мебели, древесина теперь дорогая. А какие вы видите резервы?

Советовались мы, советовались… Никаких резервов не видно. Каждый жить хочет.

Наконец проанализировали положение с курьером: можно бы сократить имеющегося, а на его место принять инвалида с одной ногой. Только на ногах у предприятия будет пятьдесят процентов экономии.

К сожалению, в нашей местности такого не оказалось. Без зубов, без слепой кишки – это пожалуйста. А одноногого – хоть шаром покати. У общества количество ног парное, а некоторые ходят даже на четвереньках.

Расспросили мы в больнице, что и как, но, несмотря на развитие автомобилизма, ни одной ампутации в плане не было.

Дали мы объявление в газету:

«Срочно требуется курьер. Требование: одна нога и знание родного разговорного языка».

Один откликнулся, но отпал при экзамене. Левая нога у него оказалась просто длиннее.

Наконец попался тот, что надо. Первоклассный! Одна нога, да еще вдобавок короче.

Ну и сидит он теперь в вестибюле. А когда надо что-нибудь переслать, каждый сам выходит из учреждения. А как же иначе? Сэкономленного калеку мучить?!

Тем более что теперь, во время выхода в город по делам службы, можно выпить кружку пива.

Герой

Шел я однажды по берегу реки. Смотрю – харцер[2] тонет. Это место я знал, там неглубоко, и я решил его спасти, только когда соберется побольше публики. Я сел на скамейку и стал ждать. Харцер кричал громко, и вскоре на берегу собрался народ. Я еще немного подождал, пока соберется побольше, подошел к воде и, ободряемый криками восторга, начал медленно стаскивать левый ботинок. Публика зааплодировала. Я уже был в носках, когда заметил, что какой-то нахальный тип рядом тоже начинает раздеваться. Это меня возмутило.

– Вы тут не стояли, – сказал я. А он мне:

– А что, это ваш собственный харцер? – и уже снимает жилет.

– Правильно, – раздались голоса в публике, – харцер общий.

– Оставь в покое брюки, – говорю я ему. – Тебя еще на свете не было, когда я скаутов спасал.

– Бабушку свою ты спасал, – отвечает он оскорбительно.

– Из моей бабушки лучший харцер, чем из тебя казак. Мыло в ванне лови, а не харцера.

Публика все прибывала. Одни были на моей стороне, другие говорили, что спасать имеет право каждый. Вижу, толка не добиться, теперь все зависит от того, кто разденется первый. Конечно, он начал позже меня, но у него была молния, и он вырвался вперед. Я сравнялся с ним только на кальсонах. Видя, что шансы его тают, он как стоял, в белье, хотел прыгнуть в воду. Тут кровь во мне закипела, и я подставил этому нахалу подножку. Пусть не корчит из себя героя.

Не знаю, что стало с харцером, так как нас увезли. Я ему вывихнул руку, а он мне выбил передние зубы. Ничего не поделаешь, спасение утопающих требует смелости и жертв.

Пиво

Однажды в буфете погас свет. Когда он снова зажегся, председатель воскликнул:

– Кто выпил мое пиво?

Воцарилась тишина.

– Хорошо, – сказал председатель, – попрошу закрыть дверь. Будет расследование.

Когда дверь была закрыта, председатель заказал еще одно пиво, точно такое же, поставил его на буфет и объявил:

– Теперь будем выходить по одному. Пан бухгалтер, пожалуйста, выйдите.

Бухгалтер вышел.

– А теперь погасим свет на пять минут, – распорядился председатель.

Свет погас. Через пять минут он снова зажегся. Кружка была пуста.

– Бухгалтер невиновен, преступник находится среди нас! – объявил председатель. – Пан референт, попрошу покинуть зал. Пожалуйста, еще одно пиво. Внимание, гасим свет.

Мы повторили операцию. После того, как свет снова был зажжен, оказалось, что пиво опять кто-то выпил.

– Круг лиц, находящихся под подозрением, сужается! – воскликнул председатель торжествующе. – Еще одно пиво – и гасим свет.

Раздались голоса, что для успеха расследования хорошо бы заказать и закуску. Но и без закуски пиво всякий раз исчезало. По-видимому, преступник по-прежнему находился в зале.

Наконец нас осталось трое, не считая председателя: я, заведующий и начальник отдела кадров. Председатель велел заведующему выйти.

– Пусть только попробует кто-нибудь из вас не выпить! – шепнул заведующий мне и начальнику отдела кадров, надевая пальто.

Мы с кадровиком остались одни. Председатель с трудом сдерживал волнение. Свет погас и снова зажегся. Пива не было.

– Коллега начальник, теперь вы выйдите.

Кадровик встал и, направляясь к выходу, пристально посмотрел мне в глаза. Я понял, что буду вынужден выпить это пиво.

Председатель наслаждался последней минутой.

– Еще одно пиво! – крикнул он. – Только одно! Последнее!

– Пива больше нет, – объявила буфетчица. – Кончилось.

Председатель встал и, не говоря ни слова, вышел. Но я с тех пор на пиво в темноте смотреть не могу. Преступник находится среди нас.

Клиент

Мы все сидели, как обычно, в закусочной, было тепло, уютно. Одно только нам не нравилось. У буфета сидел какой-то посторонний, наверно, приезжий, пил водку и как-то вел себя нехорошо.

То столик перевернет, то лампу разобьет, то запоет что-нибудь антиобщественное. Мы понимаем, что после работы каждый должен отдыхать, поэтому мы ему ничего не говорили, но когда он плюнул в пиво председателя, мы сказали Юзеку, нашему официанту, чтобы он его выпроводил.

Юзек подошел к клиенту и уже взял его вежливо за лацканы, когда тот сказал ему:

– Покажите руки.

Вежливый Юзек показал руки, а рука у него с полметра квадратных, и вообще он сильный. Клиент посмотрел и сказал:

– Что?! Такими руками вы хотите выбросить клиента? Под ногтями черно, пальцы сальные, и вообще руки не мыты. Нахальство! И это гигиена?!

Юзек смутился, возвратился к нам и спрашивает, что делать. Смотрим, руки действительно не очень-то. Но уж не настолько, чтобы так разоряться…

– Капризный, – говорит председатель, – сразу видно, что приезжий. Ладно, надо думать о репутации заведения. Юзек, пойди вымой руки.

Юзек ушел на кухню, вернулся, подошел к клиенту и берет его за лацканы. Клиент понюхал, скривился и говорит:

– Или у вас мыло какое-то странное, или вы их не отмыли. Я возражаю.

Юзек покраснел, подходит к нам, проверяем. Действительно, какой-то странный запах. Юзек жалуется:

– А что я могу сделать. Я их вымыл в супе, потому что горячей воды нету.

На это председатель:

– Можно было бы сбегать за одеколоном «Очарование ночи», но уже поздно. Нужно выбросить его через салфетку. Юзек, бери самую чистую салфетку, какая у тебя есть, и давай.

Юзек подходит к клиенту, берет его через салфетку и уже поднимает кверху, когда тот снова к нему обращается. Юзек ставит его обратно и идет к нам. Мы видим, что он готов заплакать, чуть не в истерике.

– Салфетка ему тоже не нравится. Он говорит, что несвежая. Откуда я ему возьму свежую салфетку? На стирку лимиты отпущены только на следующий год.

– Возьми его через бумагу, – говорит председатель.

– Через бумагу неэлегантно, – стонет Юзек. – Ладно, пойду спрошу его, может, он согласится.

Но клиент не согласился. Юзек разрыдался. Большой парень, а стоит возле буфета и плачет. Жаль мне его стало.

– Юзек, – говорю, – что делать. Вынеси его на вилке. И гигиенично, и элегантно, как за границей.

И что вы скажете? Клиент вышел сам. Даже на вилке не захотел. Что за люди!

Пунктуальность

– Товарищи! – сказал председатель. – Нужно раз и навсегда покончить с опозданиями. Но как? Жду ваших предложений.

Собрали мы собрание по внесению предложений.

На собрании приняли предложение, назначить собрание по борьбе с опозданиями.

Ну вот, собрали мы, значит, это собрание, и после бурных обсуждений поступило предложение не опаздывать.

– Не опаздывать – это мало! – воскликнул референт. – Я беру обязательство прийти на четверть часа раньше!

Раздались аплодисменты. Но тут встал бухгалтер и сказал:

– Мы гордимся настоящей учрежденческой позицией, занятой нашим референтом. Но разве мы не способны на большее? Я обязуюсь прийти в семь часов двадцать минут, а если не будет дождя, в семь пятнадцать!

Референт хотел взять реванш, но не успел, потому что старший ревизор понизил до шести ноль-ноль.

Тут понесло и меня. «Чем я хуже?!» – подумал я, встал да как ахнул пять с минутами. Я уже думал, что моя взяла, когда вскочил референт и свел на без пяти пять. Но вел он недолго, так как его на целых шесть минут обошел бухгалтер. Бухгалтера торпедировал кладовщик, но сам спасовал перед управляющим. Победителем оказался инструктор. Он дожал до четырех и сорвал банк. Аплодисментам не было конца.

– Товарищи! – сказал председатель со слезами на глазах. – Ваш энтузиазм превзошел все ожидания. Теперь только надо придать нашим усилиям организационные формы. Давайте назначим день, в который все мы придем на работу не только вовремя, но даже раньше, в четыре часа утра.

Мы решили, что это будет, например, седьмое число текущего месяца. Потом спели «Вот эти руки, руки молодые» и разошлись по домам.

Решающий день приближался в обстановке всеобщей собранности и подъема. Шестого мы устроили себе выходной, никто не работал, чтобы выспаться перед седьмым.

К сожалению, оказалось, что как раз на седьмое приходилось воскресенье.

Лифт

Вызвал нас директор и сказал:

– Я собрал вас по важному делу. Нам установят лифт.

Мы сначала удивились, так как у нас, собственно, только один этаж.

– Надо, – сказал директор. – Модернизация. Мы не можем от нее уклоняться. Я вас для того и вызвал, чтобы вместе подумать над тем, как выполнить задание.

Совещались, совещались, наконец пришли к выводу, что есть только один вариант: садиться в лифт в подвале, а выходить на чердаке – и наоборот. Правда, для этого надо было проделать порядочный путь по лестнице, но другого выхода не было.

Приехала бригада и, как и намечалось, установила лифт.

Были наняты два лифтера: один ездил, а другой стоял на первом этаже и следил за тем, чтобы садились на чердаке и съезжали вниз, в подвал, а потом поднимались на первый этаж к выходу, или наоборот, чтобы, войдя, спускались в подвал, поднимались на лифте на чердак и своими ногами спускались на первый этаж. В зависимости от того, входил человек в учреждение или выходил.

Все шло хорошо, пока не пришло распоряжение, что в связи с экономией на лифте можно ездить только вверх, спускаться же пешком. Это вызвало некоторые неудобства, потому что теперь для того, чтобы выйти из здания, надо было не только подняться на чердак, как раньше, но после этого сойти в подвал, а затем – нормально: из подвала на первый этаж, к выходу.

Но, по-видимому, и при таком режиме лифт был перегружен. А кому дано право безрассудно портить оборудование? Поэтому дополнительно к предыдущему распоряжению было получено новое: лифтом разрешалось пользоваться только начальникам отделов, беременным женщинам и инвалидам.

Поскольку так неудачно получилось, что как раз в этот период ни одна из наших женщин классификации не соответствовала, а инвалидов у нас не было, выходило, что ездить в лифте мог один директор.

И только когда лифт испортился окончательно, все успокоились.

Одно плохо – порядок вхождения и выхождения остался прежним. Никак не можем от него отказаться. Гордость не позволяет.

Запах

С некоторых пор в кабинете директора появился какой-то странный запах. Нет, не то чтобы вонь, боже сохрани, но какой-то неприятный. Сначала он почти не чувствовался. Так, слегка. Но через некоторое время уже и сам директор, видимо, что-то почувствовал, так как вызвал меня и спросил, глядя испытующе:

– Что-то у меня душно. Может, окно открыть?

– Что вы! – воскликнул я. – У товарища директора и вдруг душно?! Абсурд. У товарища директора воздух как на курорте!

Но запах с каждым днем усиливался. То ли это откуда-то с пола, то ли из письменного стола – неизвестно.

Сотрудники, конечно, между собой об этом не говорили. Бывало, только кто-нибудь скажет: хуже всего – это вода из-под цветов, когда они как следует постоят.

– Да что там вода, – отвечал старший референт. – Сыр! Такой беленький сырочек, после того как полежит, тоже свою силу имеет.

Но о том, что происходит в кабинете, ни слова. И без того понятно.

Директор похудел. Было видно, что он страдает. Вызвал меня снова.

– Как настроение у коллектива?

– Атмосфера очень хорошая, – отвечаю я. – Можно дышать полной грудью.

– А может, тут чем-нибудь попрыскать, каким-нибудь одеколоном? Или попробовать самокритику? – И смотрит мне прямо в глаза, а сам бледный.

– Можно, – отвечаю я осторожно. – Но природа остается природой.

Несколькими днями позднее упала в обморок секретарша. Директор вызвал меня в третий раз.

– Завтра у меня будет комиссия, – а сам весь трясется.

А я ему на это:

– Свежий воздух еще никому не повредил.

А директор:

– Скажите откровенно, куда вы мне свинью подложили?

– Какую свинью? – спрашиваю удивленно.

– Месячный оклад, – говорит директор.

– Месячный оклад и премия, – отвечаю я.

– Договорились, – говорит директор.

И на другой день запах исчез. Хорошо подложенная свинья – друг человека.

Встреча

Дорога была пуста. То есть, я хочу сказать, что на ней не было ни человека, ни животного, ни каких-либо предметов. Я шел по этой дороге. Я – человек. Глядя по сторонам, я никого не заметил.

Так было до какого-то момента, когда неожиданно показался некто, идущий мне навстречу. Он был чуть выше меня ростом и заметно шире в плечах; на нем была шляпа, в то время как я шляпу никогда не ношу.

Я сделал соответствующее выражение лица, чтобы казаться энергичным и красивым.

Я думал, все произойдет как обычно. Я на минуту затаю дыхание, чтобы воздух, выдыхаемый неизвестным, а также воздух, его окружающий, не проник в мои легкие, и мы разойдемся.

Но он преградил мне дорогу и сказал:

– Стойте. Завтра ровно в семь вы придете ко мне убирать квартиру.

Я был так удивлен, что только проговорил:

– Я?

– Именно вы.

– Что это значит?! – нашел я наконец нужный ответ. – Что вы вообразили? Пожалуйста, пропустите меня!

– Не спешите. Сначала выслушайте: напор воды хороший, тряпки на месте.

– Вы что, действительно думаете, что я…

– Работа на первый взгляд нелегкая, не спорю, но ведь есть пылесос.

– Какой пылесос?!

– Отличный пылесос, чистить им одно удовольствие. И последнее – ковры выбивать внизу, во дворе.

– Какой этаж? Конечно, шестой?

– Что вы! Четвертый. Кроме того, есть лифт. Сами видите, какие условия.

– Но с какой стати я должен убирать вам квартиру?!