Текст книги "Потерянные мемуары Джейн Остин"

Автор книги: Сири Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

За годы, прожитые в Бате, мы с матерью и отцом посетили немало городков на южном и западном побережье. Лайм, с его мягким климатом, восхитительными тропинками и дивной красоты пейзажами, оставался моим любимым. Мы несколько раз с превеликим удовольствием возвращались туда – в те времена он был освобождением от города, который я презирала.

– Генри, мне нет нужды ехать в Лайм, – сказала я, наблюдая за грациозно раскачивающимися ветвями деревьев. – И тропинки вдоль берега, и бризы – все это есть и здесь.

– Да, но это саутгемптонские бризы. Здешние морские купания не идут ни в какое сравнение с купаниями в Лайме – лично я и ноги мочить не стану в саутгемптонской воде. К тому же это город с восемью тысячами жителей, а Лайм всего лишь деревня.

– Ты забываешь летние толпы.

– Все равно. Я предложил бы Брайтон, но в настоящее время он мне не по карману, вдобавок я знаю, как ты любишь Лайм. Прошло три года с нашей последней поездки. С тех пор я никогда не видел тебя такой счастливой. Я хочу увезти туда сестру и помочь ей вновь обрести улыбку, которая давным-давно пропала.

Я любила Лайм. Я внезапно представила, как шагаю вдоль его милой маленькой бухты к Кобу, восхищаясь ярким галечным берегом, искрящимися волнами и величественными утесами. И все же я покачала головой.

– Сейчас мы нужны Мэри. Фрэнк через неделю уходит в море. Мы не можем оставить ее.

– У нее есть матушка, и Кассандра, и Марта.

«Несомненно», – подумала я.

Предложение было крайне заманчивым, и неожиданно я поняла, что с огромным удовольствием приму его.

– Но как мне оставить родных ради отдыха в Лайме? А как же Элиза? Твои дела? Разве ты можешь уехать так надолго?

– Я и не собираюсь уезжать надолго. На неделю, в крайнем случае на две. Элиза меня одобрит. Только подумай! Мы будем подолгу гулять. Купаться каждый божий день. Заведем новых знакомых и составим им восхитительную компанию в бальном зале. Здесь ты вынуждена вращаться в одном и том же обществе день за днем. У тебя нет времени на себя, нет отдыха от вопящего ребенка.

– Мэри-Джейн – прелестное дитя, – возразила я. – Полагаю, во вторник выдался целый час, когда она ни слезинки не проронила.

Генри засмеялся. По моему лицу он понял, что убеждать меня больше не требуется.

Несколькими днями позже, после небогатого событиями путешествия, я глядела в окно кареты Генри со счастливым предвкушением. Мы проехали через оживленную деревушку Верхний Лайм, спустились по длинному скалистому склону в сам Лайм и очутились наконец на круто забиравшей вниз главной его улице.

Я писала о Лайме в предыдущих дневниках и, возможно, вновь нарисую его портрет в книге, над которой сейчас работаю,[13]13
  Ссылка на «Доводы рассудка», которые Джейн Остин писала с августа 1815-го по август 1816 года. Это ключевое замечание позволяет определить временной период, в который создавался дневник.


[Закрыть] но все же рискну повториться ради удовольствия, которое город неизменно доставлял мне в каждое его посещение.

Лайм, возможно, не столь фешенебелен, как Брайтон или Уэймут, но тому, кто ищет исцеления утомленного или израненного духа в комнатах, не предназначенных для подрыва его благосостояния, морской воздух, приятное общество и восхитительный вид сего скромного городка, несомненно, весьма поправят здоровье. Очарование Лайма никак не связано с архитектурой, лишь с его примечательным расположением у моря. Прелестная бухта образована чем-то вроде грубого мола, называемого Кобом, за которым могут спокойно стоять корабли и по которому приятно гулять в хорошую погоду.

В предыдущие наши приезды, продолжительностью месяц и более, отец с матерью всегда снимали коттедж. Поскольку в этот раз нас было всего двое и задерживаться в Лайме мы не собирались, то мы предпочли пансион в изящном старинном домике в верхней части города. Хозяйкой его оказалась крупная краснолицая веселая женщина, которую весьма уместно звали миссис Стаут.[14]14
  Stout – дородный, тучный (англ.). – Примеч. перев.


[Закрыть]

– Я полагаю, вам здесь понравится, – сказала миссис Стаут, распахнув окно в моей комнате и впустив прохладный свежий ветерок.

Я долго стояла, точно прикованная к месту, с удовольствием созерцая открывавшийся прелестный вид: крыши домов и веревки с сохнущим бельем, улицы, плавно спускающиеся к гавани, и море, которое танцевало и искрилось в летнем сиянии клонящегося к закату дня.

– Можете покушать здесь, если захотите, или поужинать в «Королевском льве», хотя у них довольно много посетителей в это время года.

Мы с радостью приняли предложение миссис Стаут поесть в комнатах, поскольку прибыли довольно поздно, и рано удалились спать.

Проснувшись на следующее утро, мы обнаружили, что в ярко-голубом небе, полном пушистых облачков, светит веселое июльское солнце. Я ощутила такой прилив волнения в ожидании дневных прогулок, что, боюсь, уделила крайне мало времени продумыванию своего наряда. Женщины более богатые, должно быть, содрогнулись бы при мысли попасться на глаза в чем-то ином, нежели в новом, укороченном курортном платье – такие платья открывали лодыжки и не так давно повсеместно вошли в моду. Я же считала их весьма уродливыми и ни за что бы не стала носить, даже если бы их бесплатно раздавали на побережье.

Мой интерес к моде всегда ограничивала стесненность в средствах, и оттого выбор был невелик. С собой я взяла три платья, еще вполне приличных, но уже довольно поношенных. Я надела одно из своих любимых, простое, белого муслина с узором из веточек, рукавами три четверти и небольшим шлейфом, стянутое под грудью и сильно расширяющееся к подолу. Пояс из синего атласа, замечу без смущения, замечательно подходил к украшениям и цветам на соломенной шляпке. Как можно быстрее я соорудила прическу (по правде говоря, я просто заплела каштановые локоны в косу и убрала под шляпу) и выпустила пару кудряшек подчеркивать овал лица. Схватив ридикюль[15]15
  Небольшая сумочка, затягивающемся шнурком.


[Закрыть] и зонтик от солнца, я заявила, что готова, и ринулась завтракать с Генри.

После утренней трапезы мы с Генри отправились вниз по оживленной главной улице, которая, казалось, спешила к воде, точно так же, как река Лайм бежала по каменному ложу и изливалась в море. Достигнув тропы, которая обрамляет премилую бухточку Лайма у подножия зеленого холма, мы остановились, чтобы насладиться открывающимся пейзажем.

Несколько кораблей бросили якорь в гавани, с востока отороченной чредой живописных скал. Тропа вдоль моря была заполнена модно одетыми мужчинами и женщинами, совершавшими утренний моцион. Сам берег оживляли компании людей и купальные машины[16]16
  Купальные машины – передвижные раздевалки, которые позволяли не разоблачаться на глазах у прохожих.


[Закрыть] – запряженные лошадьми маленькие деревянные кабинки на колесах, которые задним ходом заезжали в море. Лошади терпеливо стояли, и волны разбивались об их бока, пока купальщики во фланелевых одеяниях охотно или робко погружались в воду. Солнце светило ярко, хотя на небе собралось несколько подозрительных серых облаков.

– Похоже, Лайм находится вовсе не на побережье Дорсета, – сказала я, радуясь свежему ветерку, холодившему щеки.

– Скажи на милость, где же он находится? – спросил Генри.

– По-моему, в преддверии рая.

Генри согласился.

Решив оставить берег на потом, мы отправились прямо на Коб, длинный полукруглый каменный мол на дальней стороне гавани, который выдается в море и по которому на разной высоте идут две широкие мощеные дороги. Часть пути мы прошли по Нижнему Кобу и вскоре достигли ведущей наверх лестницы. На Верхнем Кобе очень ветрено, поверхность его поката, вследствие чего иные не рискуют по нему прогуливаться. Я же всегда предпочитала его Нижнему за великолепный вид на берег, море и окружающие утесы.

– Давай поднимемся, – горячо предложила я.

– Ты уверена? – спросил Генри, взглянув на грубые каменные блоки без каких-либо опор или поручней, выступающие из стены наподобие зубьев. – Ступеньки очень крутые.

– Уверяю тебя, я одолею ступеньки.

– Давай я пойду вторым, на случай если тебе понадобится твердая рука, – предложил Генри.

– Пожалуйста, иди вперед, – настаивала я. – Из-за своих юбок я буду взбираться слишком медленно и только помешаю тебе.

С сомнением на лице, Генри первым шагнул на лестницу, и я осторожно последовала за ним, одной рукой придерживая платье и зонтик, другой касаясь каменной стены. Нас окружало множество людей. Я слышала, как за нами поднимается небольшая компания, и, хотя у меня не было возможности оглянуться, я забеспокоилась, как бы мое неуклюжее продвижение не задержало их. Я ускорила шаг и почти добралась до последней ступеньки, когда порыв ветра застал меня врасплох, я нечаянно наступила на юбку, покачнулась и с внезапным ужасом поняла, что вот-вот упаду спиной вперед с предательского обрыва.[17]17
  Несостоявшееся падение Джейн с этой лестницы, ныне известной как Бабушкины Зубы, возможно, послужило источником вдохновения для описания падения Луизы Мазгроув с Коба в «Доводах рассудка» – одного из наиболее прославленных эпизодов в истории Лайма. Так, поэт Теннисон, посетив Лайм, воскликнул: «Что вы мне толкуете о герцоге Монмуте? Покажите лучше то место, где упала Луиза Мазгроув!»


[Закрыть]

Я непременно упала бы на мостовую внизу, что привело бы к моей смерти или, по крайней мере, к серьезным телесным повреждениям, если бы меня внезапно не подхватили сильные руки.

– Осторожнее, – произнес мне на ухо низкий голос, и я почувствовала, как те же самые руки нежно и уверенно подталкивают меня на последнюю ступеньку, в безопасность Верхней дороги, где в великой тревоге меня ожидал Генри.

Едва я твердо встала на ноги, как мужчина ослабил хватку и сделал шаг назад. Голова у меня продолжала кружиться от испуга, я обернулась взглянуть на своего спасителя и увидела перед собой пару самых ярких и умных темно-синих глаз, что я встречала в жизни.

– Прошу прощения. Вы не пострадали? – осведомился джентльмен, снимая шляпу.

Он был высоким темноволосым энергичным мужчиной лет примерно тридцати трех, одетым в превосходно сшитый темно-синий костюм и кремовые бриджи, которые ничуть не скрывали его отменную фигуру.

– Нет, нет. Я в полном порядке.

Мое сердце отчаянно колотилось, я задыхалась, что являлось, как я пыталась себя убедить, следствием несостоявшегося падения, а не близости крайне привлекательного мужчины.

– Джейн! Слава богу! На мгновение мне показалось, что ты непременно упадешь! – взволнованно крикнул Генри, спеша ко мне. – Скажите на милость, сэр, кому мы столь многим обязаны?

Мужчина любезно поклонился.

– Фредерик Эшфорд, сэр, к вашим услугам.

– Рад с вами познакомиться, сэр. Я – Генри Остин. Могу ли я…

Но прежде чем Генри договорил, на вершине лестницы появилась хорошо одетая пара.

– Отличная работа, Эшфорд! – воскликнул новоприбывший джентльмен. – Я всегда говорил, что нет способа скорее завоевать восхищение леди, нежели спасти ее из затруднительного положения.

При этом замечании я густо покраснела. К счастью, никто этого, похоже, не заметил – все были заняты куда более удивительным обстоятельством. Видимо, Генри оказался знаком с новоприбывшим.

– Чарльз Черчилль? – спросил Генри, глядя на джентльмена с некоторым изумлением. – Ты ли это?

Мужчина, которого я описала бы так: среднего роста, приятной наружности, с конной кудрявых русых волос, – в свою очередь уставился на брата.

– Генри Остин? Что за нежданная радость! Сколько лет, сколько зим!

Мужчины сердечно обнялись.

– Мы с Черчиллем вместе учились в Оксфорде, – сияя, пояснил Генри. – В какие только переделки мы не попадали!

– Все по его вине, разумеется, – хохотнул мистер Черчилль.

Мистер Эшфорд обратил взгляд на меня и улыбнулся.

– Представьте меня вашей прелестной спутнице, мистер Остин.

– С удовольствием. Мистер Эшфорд, мистер Черчилль, позвольте представить вам мою сестру, мисс Джейн Остин.

– Мисс Остин, рад знакомству, – поклонился мистер Эшфорд.

– Позвольте представить мою супругу Марию, – произнес Черчилль, выводя вперед свою спутницу.

– Как поживаете? – осведомилась Мария после обмена поклонами и любезностями.

Она оказалась стройной белокурой женщиной примерно моих лет, и я подумала, что ее лицо могло бы выглядеть привлекательным, если бы не смотрелось так, словно леди только что съела дольку лимона.

– Здесь слишком ветрено. И мне не нравятся те облака, Чарльз. Собирается дождь. Надо вернуться.

– Мы не можем сейчас вернуться, – заявил мистер Черчилль. – Я только что встретился со старым другом.

– Дождь непременно пойдет, я заболею и умру и испорчу туфли.

– Если вы умрете, моя дорогая, какая разница, что станет с вашими туфлями, – без всякого сочувствия ответил мистер Черчилль. – А если выживете, я с радостью куплю вам новую пару.

– О! Вы невыносимы! – раздраженно фыркнула Мария.

Генри и мистер Эшфорд расхохотались.

Пока я старалась, из уважения к леди, скрыть собственное веселье, Генри хлопнул друга по спине.

– Будь любезной с Черчиллем, Джейн. У него огромное поместье в Дербишире, оно стоит целое состояние.

– Я нищий по сравнению со своим добрым другом и соседом Эшфордом, – возразил мистер Черчилль. – Он наследник баронетства и Пембрук-холла, который в три раза дороже моего имения.

– В три раза? И будущий баронет? – Генри почтительно раскланялся с мистером Эшфордом. – Я должным образом впечатлен и удостоен великой чести, сэр.

– Прошу, забудьте об этом, – произнес мистер Эшфорд с добродушной улыбкой. – Уверяю вас, это почти не титул и честь, какой едва ли стоит добиваться.[18]18
  Титул баронета, пусть и весьма завидный, является самым низшим наследственным титулом, следуя сразу после баронов и перед всеми рыцарями, за исключением кавалеров ордена Подвязки. Он не делает своего обладателя пэром. Баронеты не заседают в палате лордов, они могут быть избраны в палату общин, но чаще заняты местными делами графства.


[Закрыть]

– Спросите его отца, как тот к нему относится, – смеясь, заметил мистер Черчилль, – Он, несомненно, уверит вас в обратном.

– Что привело вас в Лайм, господа? – полюбопытствовал Генри. – Я бы счел, что вы скорее относитесь к любителям Брайтона.

– Мне никогда не нравился Брайтон. Там слишком многолюдно, – ответил мистер Эшфорд. – У меня были кое-какие дела в Бате, когда мы со спутниками ощутили внезапную потребность в паре дней наслаждения свежим морским воздухом перед возвращением домой. Лайм показался вполне разумным решением.

– К тому же весьма удачным, – заявил Генри, – поскольку я уверен, что вы спасли жизнь моей сестры и в то же время помогли мне встретиться со старым другом.

Он повернулся к мистеру Черчиллю.

– И что ты замышляешь, старый черт? – добавил брат с улыбкой.

– Ничего хорошего, если потребуется.

Двое мужчин двинулись дальше, дружелюбно болтая. Мария шла под руку с мужем, и мы с мистером Эшфордом остались наедине. Мы одновременно шагнули вперед. Прошло несколько мгновений, прежде чем кто-то из нас заговорил, но и тогда наши первые слова неловко совпали друг с другом по времени.

Простите меня… – вновь начала я.

Прошу вас, говорите, – ответил он.

– Я еще не поблагодарила вас как должно за предотвращение моего падения, мистер Эшфорд.

– Не стоит благодарности.

– Несомненно, стоит. Потянувшись ко мне подобным образом, вы сами могли оступиться и пострадать.

– В таком случае я отдал бы жизнь – или конечность – за благородное дело.

– Хотите сказать, что не пожалели бы жизни на мое спасение?

– Да.

– Смелое заявление для столь короткого знакомства.

– В каком смысле смелое?

– Вы – джентльмен и наследник титула и, очевидно, обширного имения. В то время как я – женщина без средств и весьма низкого происхождения.

– Если первым впечатлениям стоит доверять, мисс Остин… – начал он.

– Никогда не доверяйте первым впечатлениям, мистер Эшфорд. Они неизменно лгут.

– Мои неизменно говорят правду и приводят меня к следующему выводу: ваши, мисс Остин, богатство и знатность превосходят мои.

– На каком основании вы делаете подобное заявление?

– На следующем: если бы вы погибли прямо сейчас, много ли людей оплакивало бы вас?

– Много ли людей?

– Да.

– Мне хотелось бы думать, что мои мать, сестра, подруга Марта и шесть братьев горько оплакивали бы меня. Еще жены братьев, племянницы и племянники общим числом более дюжины и, возможно, несколько старых добрых друзей.

– В то время как о моей кончине сожалели бы лишь отец и младшая сестра.

– Стало быть, жены у вас нет?

– Нет. Итак, как видите, у меня больше имущества, а у вас – домочадцев, и, значит, из нас двоих вы намного богаче.

Я засмеялась.

– Если бы богатство основывалось на вашем принципе, мистер Эшфорд, вся классовая система Англии расползлась бы по швам.

Глава 4

Прогулка привела нас с Коба на морской берег, когда облака, как и предсказывала Мария, собрались и потемнели и начался легкий дождь. Раздались крики купальщиков, спешивших в укрытие своих машин. Многочисленные туристы, бродившие по галечному пляжу, все как один побежали в обратном направлении, и наша компания последовала за ними. К несчастью, мой зонтик, призванный спасать от солнца, служил ненадежной защитой от дождя. Но не успели мы даже добраться до злополучной лестницы, как дождь внезапно прекратился и на небо вернулось солнце.

– Обожаю легкие летние дождики. – Я с удовольствием вдохнула влажный соленый воздух. – После них мир пахнет свежестью и новизной.

– Едва ли это был легкий дождик! – раздраженно воскликнула Мария. – Я промокла насквозь и чуть не умерла из-за этой прогулки. Чарльз, вы должны немедленно отвести меня обратно в гостиницу.

– Да, дорогая. Надеюсь, вы все отправитесь с нами? Мы остановились в «Королевском льве».

– Я предпочла бы еще немного прогуляться, – призналась я. – Меня высушит солнце. Никто не желает составить мне компанию?

– Я с удовольствием сопровожу вас, – улыбнулся мистер Эшфорд.

Генри решил присоединиться к Черчиллям, и мы договорились встретиться позже в гостинице.

Мы с мистером Эшфордом шагали по пляжу, который стал намного более пустынным, и продолжали беседу под звуки разбивающихся о скалы волн и крики чаек.

– Мы перебрались в Саутгемптон после смерти отца, – объяснила я, когда он поинтересовался, где я живу.

Я рассказала ему о месте, где выросла, и о нашем переезде в Бат.

– Деревенская жизнь всегда была моим идеалом.

– Как и моим. Полагаю, ваше сердце принадлежит Гемпширу?

– Да. Хотя я слышала о непревзойденной красоте Дербишира, – дипломатично добавила я.

Мистер Эшфорд остановился, разглядывая выразительную линию утесов и набегающие на берег волны.

– В любой другой день я согласился бы с вами. Но разве есть в мире блаженство превыше этого? Лайм кажется мне преддверием рая.

Я изумленно уставилась на него, услышав из его уст собственное выражение, и проследила за его взглядом. На небе, в просвете между облаками, над совершенных очертаний радугой сияло солнце.

– «Займется сердце, чуть замечу я радугу на небе», – процитировала я.

Мистер Эшфорд с удивлением посмотрел на меня.

– «Так шло, когда я отрок был невинный, – продолжил он. – Так есть, когда я стал мужчиной…»

– «Да будет так, когда я старость встречу иль прокляну свой жребий!»[19]19
  Вордсворт У. Займется сердце. Перевод А. Парина. – Примеч. перев.


[Закрыть] – закончила я.

– Вы знаете Вордсворта! – радостно воскликнул он.

– Мне ближе Купер и Скотт.

– Вы читали «Песнь последнего менестреля» Вальтера Скотта?

Люблю ее превыше других. Вы слышали о докторе Сэмюэле Джонсоне?

– Эссе «Бродяга»? Одно из лучших его творений. Полагаю, романы вы не читаете? – с сомнением добавил он.

– Вся наша семья бессовестно увлекается романами.

Широкая улыбка осветила его лицо.

– И вам не стыдно?

– Прошу вас, сэр, не говорите, что придерживаетесь консервативных взглядов, полагая романы самым низменным литературным жанром.

– Напротив. Я страстный любитель романов. Но немногие знакомые мне женщины разделяют мой интерес.

Наши глаза встретились, и мы улыбнулись. Я была совершенно покорена и сознавала, что он чувствует то же самое. Я ничего не могла поделать. Мне пришлось задать вопрос, который вертелся у меня на языке с момента нашей встречи.

– Скажите, мистер Эшфорд, раз уж вы упомянули знакомых женщин. Мужчина, подобный вам, располагающий значительными средствами, наследник титула, со всеми манерами и благовоспитанностью, требуемыми от джентльмена… – и, добавила я про себя, мужчина столь привлекательный и красивый, со столь пылким воображением и глубокими порывами, – должен последние десять лет являться объектом живейшего интереса всех семейств графства Дербишир и почитаться законной добычей той или другой соседской дочки. Как же вышло, что вы до сих пор не женаты?

Его щеки покраснели, он замолк. Я поняла, что смутила его, и пожалела о своем бесстыдном любопытстве. Наконец он снова посмотрел мне в глаза, прямо и серьезно.

– Возможно, – тихо произнес он, – я предпочитаю быть разборчивым.

– Хэрриет из «Сэра Чарльза Грандисона», – сказала я.

Мы ужинали в «Королевском льве». После долгой восхитительной прогулки мы с мистером Эшфордом встретили остальных в гостинице, где обнаружили, что Мария переоделась в сухое и с весьма оживленным видом попивает чай, пока Чарльз и Генри обмениваются воспоминаниями о днях обучения. Их веселый разговор продолжался за жареной рыбой и дичью на одном конце стола, пока мы с мистером Эшфордом беседовали на другом. Последние несколько часов пролетели как мгновение ока, и в воздухе звенело волшебство. Я не могла припомнить, когда в последний раз меня столь пленяло общество джентльмена.

– Из всех литературных героинь вы более всего восхищаетесь Хэрриет? – осведомился мистер Эшфорд.

– В том числе.

– Чем именно?

– Умом и силой воли.

– Тем, что она отказалась выйти за мужчину, которого не любила?

– Тем, что отказалась выйти за богатого мужчину, несмотря на собственное стесненное положение.

– Вот как, – сказал он. – Вопрос в том же ключе: много ли достойного вы находите в герое сего романа, сэре Чарльзе?

– Я полагаю его настолько совершенным, насколько это возможно для придуманного мужчины. Хотя, на мой взгляд, он скорее целомудрен, нежели романтичен.

– Я не считаю его таким уж целомудренным, – хмурясь, заявил мистер Эшфорд. – Он переменчив. Он весь роман разрывается между Хэрриет и итальянской леди Клементиной.

Лишь потому, что дал леди Клементине слово, – возразила я, – и честь обязывает его хранить верность клятве. Но на самом деле он постоянен: он спасает Хэрриет от похищения и гибели и не перестает любить ее все семь томов.

– Вот подлинная мера его души, – засмеялся он.

– Никогда не видела вас столь увлеченным, мистер Эшфорд, – внезапно сказала Мария, чье лицо искажали отблески мерцающего пламени свечей. – О чем вы двое разговариваете все это время?

– О героях и героинях. О добродетели, привязанности и мужестве повиноваться собственным убеждениям.

– Похоже больше на проповедь, чем на вечернюю беседу, – со смехом заметил мистер Черчилль, допил кофе и поставил чашку на блюдце так резко, что она звякнула.

– Но не для тех, кто знает нашу Джейн, – улыбнулся Генри.

Мистер Черчилль умолк, быстро глянув на меня и мистера Эшфорда, после чего кашлянул и внезапно протяжно зевнул.

– Эшфорд, уже поздно. Вы не устали, Мария?

– Я совершенно без сил, – призналась та. – Долгая прогулка и влажный воздух меня едва не прикончили.

– Мы, пожалуй, пойдем, – сказал мистер Черчилль, отодвигая стул и вставая. – Вы с нами, Эшфорд?

Мистер Эшфорд повернул ко мне лицо, по которому скользнула тень сожаления.

– Нельзя ли нам продолжить разговор завтра, если у вас и вашей компании не предполагалось иных занятий?

Все встали.

– По-моему, мы вполне свободны завтра, не правда ли, Генри?

– Абсолютно свободны, – подтвердил брат.

– Так давайте же прекрасно проведем день, – провозгласил мистер Эшфорд. – Съездим в деревню, устроим пикник. Как я понимаю, поблизости, между холмами, есть прелестная долина.

– Да, Чармут, – сказала я. – Оттуда замечательный вид.

– Вот именно, Чармут. Что скажете, Чарльз, Мария? Вы с нами?

Мистер Черчилль и Мария обменялись взглядами, которые показались мне довольно странными, но тогда я не поняла их значения.

– Мы обожаем пикники, – сказала наконец Мария.

– Прислать к вашему коттеджу карету в одиннадцать утра? – предложил мистер Эшфорд.

– Мы соберемся и будем ждать, – ответил Генри.

Мистер Эшфорд обернулся и… как мне описать взгляд, который он бросил на меня? В нем было столько тепла, столько чувства, он казался мне тем самым взглядом, которым Ромео смотрел на Джульетту в ночь, когда они расстались на балконе.

– В таком случае до завтра, – сказал он.

– До завтра, – откликнулась я.

Но пикником в Чармуте мне насладиться так и не довелось. На следующее утро я была одета, готова и румяна от предвкушения – мы с Генри ждали прибытия кареты в маленькой гостиной миссис Стаут. Мне не терпелось провести день с мистером Эшфордом и поближе познакомиться с ним.

– Жаль, я не захватила голубое платье, – посетовала я, безуспешно пытаясь разгладить складки на бледно-зеленом муслине, который, хоть и выглядел вполне пристойно, знавал лучшие времена.

– Мистеру Эшфорду все равно, в голубом ты, розовом или кирпично-красном, – заявил Генри. – Твое общество – вот чего он ищет.

– Несомненно, он надеется насладиться обществом нас обоих, – быстро ответила я. – И одевалась я, вовсе не стараясь ему угодить.

Генри засмеялся, его глаза блеснули.

– Меня здесь нет, и я – не твой любимый брат.

В дверь постучали. Мы с Генри вздрогнули от удивления.

– Кто бы это мог быть? – спросил он, выглянув в окно. – Экипажа не видно.

Миссис Стаут открыла дверь. Комната располагалась неподалеку от входа, и проем находился прямо у нас перед глазами, так что мы превосходно видели посетителя и слышали его голос. Он спросил мистера Генри Остина. Генри вскочил, и человек протянул ему письмо, которое, по его словам, передал постоялец «Королевского льва». Генри попытался заплатить ему, но человек отказался, заявив, что о деньгах уже позаботились, и поспешно удалился.

– От кого оно? – спросила я, когда миссис Стаут ретировалась обратно на кухню и Генри развернул письмо.

– От мистера Эшфорда, – изумленно ответил Генри и принялся читать письмо вслух.

«Королевский лев»,

Лайм, 5 июля 1807 г.

Любезные друзья!

С глубочайшим сожалением посылаю сие письмо, поскольку семейные дела незамедлительно вызывают меня обратно в Дербишир. Так как друзья путешествуют со мной, все мы вынуждены в спешке уехать. Пожалуйста, примите наши глубочайшие извинения за отмену сегодняшней встречи и за любые неудобства, которые она может вам причинить. Надеюсь и верю, что нам еще доведется возобновить знакомство в ближайшем будущем.

Искренне ваш

Фредерик Эшфорд.

– Семейные дела? – повторила я, когда Генри отдал мне письмо и я перечитала его лично. – Интересно, что случилось? Надеюсь, ничего серьезного.

– Я тоже, – сказал Генри. – Что ж, Джейн, это весьма печально.

Он не мог испытывать и половину той печали, что испытывала я.

Через десять дней я в смятенных чувствах вернулась в Саутгемптон. Балы в Лайме были мне совершенно безразличны, и даже морские купания, которыми я наслаждалась в прошлом, потеряли свою привлекательность – так расстроил меня внезапный отъезд нового друга и неотвязные сомнения в том, увижу ли я его еще когда-нибудь.

– Почему он не написал? – спросила я сестру как-то вечером, когда мы готовились ко сну, через несколько недель после возвращения Генри в Лондон.

– Ты ждешь, что он тебе напишет? – удивленно отозвалась Кассандра.

Я доверила ей все детали нашей встречи с мистером Эшфордом, как в письмах из Лайма, так и в более поздних беседах, но взяла обещание ничего не говорить ни Марте, ни матушке, поскольку знала – если у любой из них возникнет малейшее подозрение, что я встретила интересного джентльмена, то разговоры о нем месяцами будут меня донимать.

– Я думала, это возможно, – сказала я, когда мы бок о бок сидели у зеркала, вытаскивая шпильки из волос и энергично расчесывая длинные каштановые локоны. – Он очень понравился мне, и кажется… я чувствую, что понравилась ему.

– Ты же говорила, что не имела возможности оставить ему наш адрес?

– Верно. Но он мог узнать его от Генри, если бы написал ему. Генри сказал, они обменялись адресами с мистером Черчиллем.

– Даже если бы он написал тебе, Джейн, ты не могла бы ответить. Едва ли это было бы правильно.

– Я понимаю. Но хотя бы получить от него строчку или две. Его отъезд оказался так внезапен, а причины – так туманны. Семейные дела – вот и все, что он сказал. Хотелось бы знать, что с ним… все ли у него в порядке. И знать, какова вероятность того… того, что мы вновь встретимся.

Мы забрались в постели, и я, нахмурившись, откинулась на подушку.

– Что, если его друзья не одобрили меня? Я заметила странный взгляд, которым они обменялись за обеденным столом. Возможно, они сочли меня недостойной знакомства с ним.

– Возможно, – кротко согласилась Кассандра, сочувственно глядя на меня с соседней кровати. – Джейн, ты провела несколько приятных часов с мистером Эшфордом в Лайме, вот и все. Боюсь, ты напрасно ждешь от него вестей.

– Полагаю, ты права.

Горькие слезы навернулись мне на глаза, когда сестра задула свечу, окутав нас темнотой.

Мои былые страхи относительно сроков нашего совместного проживания на Касл-сквер оказались пророческими. Год спустя (за все это время я не получила ни слова от мистера Эшфорда) мой брат Фрэнк прислал Мэри письмо с просьбой приехать к нему в Грейт-Ярмут. В сентябре «Сент-Олбанс» вернется из плавания и встанет на ремонт, а Фрэнк с женой переберутся в собственный дом.

– Хорошо бы отыскать уютный маленький коттедж на троих, – радостно поделилась планами Мэри, не заметив беспокойства, которое ее заявление породило во всех нас. – Рыба в Ярмуте идет почти даром, и мне всегда ужасно хотелось жить на острове Уайт.

Я испытала облегчение, узнав, что с Фрэнком все благополучно, и радость оттого, что они с Мэри наконец-то воссоединятся после долгой разлуки. Я не осуждала их желание жить своей семьей. Кроме низкой цены на рыбу, у них будет много времени для совместного досуга, пока корабль в порту, и я знала, что они будут счастливы.

Матушка безутешно горевала.

– Мы снова отданы на волю ветрам! – воскликнула она, расхаживая между окном и камином в гостиной и ломая руки, когда Мэри вышла на прогулку с Мэри-Джейн и Мартой. – Нам придется сняться с места и оставить этот прекрасный городок, перебраться бог знает куда! Ведь цены на аренду растут, и мы, несомненно, не сможем жить на Касл-сквер, после того как Фрэнк и Мэри уедут.

– Недолго сможем, мама, – утешила ее Кассандра. – Фрэнк согласился вносить свою долю оплаты, пока мы подыскиваем новое место.

– Как я стану принимать деньги Фрэнка теперь, когда в поддержке нуждается его собственная семья и в оплате – его собственный дом?

Матушка ударилась в слезы и тяжело осела на софу.

– Не расстраивайтесь, мама. – Я протянула ей свой платок. – Фрэнк не предложил бы того, чего не мог бы себе позволить. Меж тем мы постараемся облегчить его бремя соблюдением строжайшей экономии. Мы справимся.

– Но где нам теперь поселиться? – всхлипывала матушка. – Все эти переезды – сплошное расстройство! Простите, что жалуюсь. Я не хочу казаться слабой или жестокой. Но боже мой, Джейн! Если бы ты только вышла замуж! Если бы приняла предложение Харриса, сделанное много лет назад. В этом состоял твой долг! Последние шесть лет мы все бы жили в большом деревенском доме и ни о чем бы не беспокоились!

Я вздохнула. Мое решение не выходить замуж за упомянутого мужчину обсуждалось нами множество раз и неизменно раздражало меня. О, это воспоминание болезненно до сих пор.