355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Синклер Льюис » Элмер Гентри » Текст книги (страница 26)
Элмер Гентри
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 21:36

Текст книги "Элмер Гентри"


Автор книги: Синклер Льюис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

I

Даже здесь, в Зените, Элмеру приходилось водить знакомство со множеством пресных и украшенных бакенбардами персон, единственное удовольствие которых, помимо того, чтобы самим не веселиться, состояло в том, чтобы не давать веселиться другим. Однако и на общем мрачном фоне его секты все-таки стали появляться светлые пятна. Так, в недрах Уэллспрингской общины он обнаружил молодую компанию, члены которой вели почти такую же беспечную жизнь, как если б вообще не имели дела с церковью.

Молодые супружеские пары, из которых состояла эта компания, пользовались превосходной репутацией: жены преподавали в воскресной школе, мужья благолепно обходили прихожан с тарелочкой для сбора пожертвований – и при всем том они относились к религии с такой же легкостью, с какой католический священник относится к модной и истекающей кровью Мадонне последнего образца. Жили они в основном в тех самых новых домах, которыми мало-помалу застраивался Старый город. Нельзя сказать, чтобы это были богатые люди, но все же у каждой пары был и форд, и граммофон, и джин. Они так увлекались танцами, что были готовы танцевать даже в присутствии пастора.

В Элмере они сразу почуяли своего. При Клео они стеснялись, чувствовали себя неловко и держались подчеркнуто благопристойно, зато когда он заглядывал к ним один, они наперебой кричали:

– А, преподобный отец! Заходите, не стесняйтесь! Спорю, что по части танцев вы любого из нас заткнете за пояс. Вот моя женушка обязательно хочет потанцевать с вами! Не вредно бы вам поближе познакомиться с мирскими грехами, если вы хотите читать классные проповеди!

И Элмер соглашался, и в самом деле шел танцевать с забавно-страдальческим лицом. Несмотря на свою грузную фигуру, он был все еще легок в движениях, а от руки его, обвивающей стан дамы, ей словно передавался электрический ток.

– Ах, преподобный отец, если б вы не были священником, какой бы из вас вышел танцор! – щебетали женщины, и Элмер, несмотря на всю свою осторожность, не мог не заглянуть в их влюбленные глаза, не заметить, как взволнованно поднимается их грудь, и не шепнуть в ответ:

– Не надо забывать, что я только смертный, душа моя! Если уж меня прорвет – ого!

И они восхищались им за это.

Однажды, когда он с заметной жадностью вдохнул в себя запах виски и табака, хозяин дома так и прыснул:

– Уж не почудилось ли вам, преподобный отец, что от меня попахивает спиртом? Подозревать, что такой добрый методист, как я, способен выпить хоть глоток спиртного? Неслыханно!

– Мое дело – принюхиваться по воскресеньям, – дружелюбно сказал Элмер. – По другим дням я запахов не различаю.

– А ну-ка, сестра Джилсон, давайте еще раз попробуем этот фокстрот! Ох-хо-хо! Мне ли замечать запах спиртного! Подумали бы лучше, что бы произошло, если б брат Апфелмус узнал, что его драгоценный пастор потихоньку занимается танцами. Смотрите, не выдавайте, ребята!

– Не бойтесь, не выдадим! – отвечали они, и даже престарелые святоши, которым он чаще всего наносил визиты, не так горячо расхваливали преподобного Элмера Гентри и не создавали такую отличную рекламу его проповедям, как молодые хлыщи из этой компании и их бойкие супруги.

У него постепенно вошло в привычку бывать на их вечеринках. Он изголодался по веселому обществу, и теперь ему было совсем уж невыносимо сидеть с Клео. Она никак не могла усвоить, что ей все равно не отучить его от бранных слов, пусть хоть десяток раз в день принимает огорченный вид и укоризненно выговаривает ему:

– Ах, Элмер, как ты можешь!

Отправляясь на вечеринки, он говорил ей, что идет навестить кое-кого из прихожан. И в этом была доля правды. Честолюбие теперь говорило в нем куда сильней, чем жажда самых бурных развлечений, и как бы часто ни нападала на него тоска по музыкальным ящикам и девицам в розовых кимоно, тем самым, которых он так смачно клеймил в своих проповедях, он отчаянным усилием воли заставлял себя держаться от них подальше.

Но зато эти веселые жены из компании молодых парочек!… В особенности эта миссис Джилсон, двадцатипятилетняя Берил Джилсон, словно созданная для ласк. У нее был бесцветный брюзгливый супруг, который вечно ссорился с нею, брызгая слюной и бессильной злобой. На нее явно произвела впечатление уверенная сила Элмера. Он сидел рядом с нею в укромных уголках, и у него сводило руку от желания обнять ее. Но он одержал над собою героическую победу и устоял. Да и потом он был не очень уверен, что ему удастся покорить ее. Она была ветрена, любила кружить головы мужчинам, но она была и осмотрительна, эта горожаночка, которая привыкла иметь много поклонников. А если бы она и уступила!… Она была из его прихода, она была болтушка. Она могла проговориться.

После таких размышлений он бежал под гостеприимный кров Т. Дж. Ригга и в его веселом, беспорядочном доме мог спокойно отдохнуть душой, узнать любопытные факты о частных делах наиболее щедрых своих прихожан. Но неотступный и обольстительный образ Берил Джилсон, воспоминание о ее нежных, гладких плечах сводили его с ума.


II

Он не заметил их во время проповеди в то воскресное утро поздней осени, не заметил и в толпе почитателей, которые спешили подойти и пожать ему руку после проповеди. И вдруг он вздрогнул и охнул так, что очередная поклонница, ожидающая рукопожатия, решила, что пастор нездоров.

В стороне, оттесненные толпой, стояли некогда навязанная Элмеру невеста, Лулу Бейнс из Шенейма, и долговязый, неотесанный, мстительный Флойд Нейлор, ее двоюродный брат.

Только когда все остальные прихожане уже ушли, когда радушные распорядители вдоволь натешились, накидываясь на очередную жертву, тряся ей руку, похлопывая по плечу, как и полагается церковным распорядителям после церковной службы, только тогда Лулу и Флойд неуверенно подошли ближе. Элмер едва не пожалел, что все распорядители уже ушли и защиты ждать неоткуда, но публичный скандал был страшнее насилия.

Он собрался с духом, чувствуя, как вздуваются сильные мышцы у него на спине, мгновенно принял решение и бросился навстречу старым знакомым, сбивчиво приговаривая:

– Вот так-так, вот так-так…

Флойд, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, крепко и совсем не враждебно пожал ему руку.

– Мы с Лулу только что узнали, что вы в городе, не так-то часто, понимаете, ходим в церковь, вот и не слыхали. Мы ведь теперь женаты!

Пожимая руку Лулу гораздо нежнее, Элмер милостиво дал свое благословение:

– Ну – чудесно! Страшно рад слышать!

– Да, знаете, женаты… ба, да ведь уж четырнадцатый год пошел!… Поженились сразу, как вы последний раз побывали в Шенейме.

Будто по наитию свыше, Элмер напустил на себя такой вид, словно ожившее воспоминание об этом злосчастном последнем свидании ранило его в самое сердце. Скрестив руки на груди своей щегольской визитки, он придал своему лицу меланхолически-скорбное и благородное выражение… Но он и не думал предаваться скорби. Он зорко разглядывал Флойда и Лулу. Он увидел, что Флойд остался таким же нескладным и неловким, как прежде, но Лулу (сколько ей сейчас? Тридцать три – нет, скорей тридцать четыре…) приобрела городской лоск. На ней была простая, пожалуй, даже элегантная шляпка, прекрасное твидовое пальто, а главное – она стала настоящей красоткой. Ласковый, манящий взгляд, прежняя доброжелательная улыбка, открытая всем и каждому… Располнела, конечно, что поделаешь, но пока еще не слишком… А эта крошечная белая лапка – совсем как у котенка!…

Все это Элмер отлично разглядел, стоя перед ними со скорбно-всепрощающей миной и слушая сбивчивые оправдания Флойда:

– Понимаете, ваше преподобие, вы, наверное, подумали, что мы сыграли с вами скверную шутку в тот вечер на пикнике у папаши Бейнса – ну, когда вы пришли назад, а я вроде бы обнимал Лулу!

– Да, Флойд, это было очень больно, но… Пора забыть и простить!

– Нет, вы все же послушайте, ваше преподобие! Ведь и мне, знаете, как тяжело было идти к вам объясняться, но уж раз я начал… Так вот. Мы с Лулу тогда ведь и не думали о нежностях. Вот оно что, сэр! Просто она была очень расстроенная, ну, а я, значит, хотел ее утешить. Честно говорю, потом, стало быть, когда вы разобиделись и уехали, папаша Бейнс совсем взбесился от злости – и за дробовик, и давай меня честить на чем свет стоит, – да, да, сэр, такой тарарам поднял, что держись; слова мне не давал сказать. Женись, говорит, на Лулу, да и точка. А я ему – что ж, говорю, если вы думаете, что это для меня такое тяжелое наказание…

Флойд остановился на полуслове и хохотнул. Элмер же заметил, что Лулу вновь всматривается в его лицо благоговейно, восхищенно, с трепетом воскресшей любви.

– …Если, – говорю, – вам кажется, что это мне так уж трудно, дядя, так уж давайте я вам скажу всю правду. Я, – говорю, – только о том и мечтаю, чтоб жениться на Лу, еще с тех самых пор, когда она была вот такусенькая. Ну, значит, тут пошли споры, да разговоры, да снова споры… Папаша Бейнс говорит: сперва поезжайте в город и объясните ему – вам, то есть. Ну, а вы на другое же утро куда-то, оказывается, уехали. И, в общем, короче говоря, вот так оно и получилось. И, между прочим, отлично живем! У меня здесь свой гараж на окраине, и квартирка у нас что надо, так что все очень нормально. А все же мы с Лу так подумали, что надо, наверное, сходить поговорить, тем более, вы тут же, в городе… У нас, знаете, два сына – симпатичные ребята!

– Честное слово, мы и не думали… мы совсем не хотели! – умоляюще пролепетала Лулу.

– Ну, разумеется, сестра Лулу! – снизошел Элмер. – Я все прекрасно понимаю. – Он сердечно пожал руку Флойду, а еще более сердечно – руку Лулу.

– Просто не могу вам сказать, до чего я тронут, что вы не посчитали за труд прийти и мне все объяснить. Так мило с вашей стороны и так учтиво! И по-настоящему благородно, особенно если учесть, как я по-идиотски себя вел тогда… В гот вечер я столько выстрадал из-за вашего вероломства – я же не знал правды, – что думал, не переживу эту ночь! Ну да ладно! Не будем об этом больше говорить, хорошо? Все разъяснилось – и все в порядке! – Он снова пожал обоим руки. – Ну, и раз уж я снова нашел двух старых и добрых друзей – мне ведь здесь, в Зените, все фактически еще чужие, – я не собираюсь вас терять снова. Я к вам непременно зайду в гости. Вы здесь, в Зените, принадлежите к какому-нибудь приходу?

– Да по правде сказать, нет… – признался Флойд.

– Так, может, я вас уговорю приходить сюда изредка, а там, глядишь, и надумаете вступить в приход, а?

– Видите, дело-то в чем, ваше преподобие: когда имеешь дело с автомобилями… хоть оно вроде бы и против моей веры, но, вы сами понимаете, так уж заведено, что в нашем деле самая работа по воскресеньям!

– Ну так, возможно, Лулу вздумает прийти иной раз?

– Она-то да! Женщины должны держаться поближе к церкви, я всегда говорю! Сам не знаю, как это мы здесь, в городе, отвыкли… И, главное, ведь все время говорим, что надо бы, мол, снова начать ходить, но… Никак все не соберешься…

– Надеюсь, брат Флойд, что наша, э-э… наша размолвка в тот вечер не сыграла никакой роли в вашем отходе от церкви! Было бы очень жаль! Да, просто очень. Но, пожалуй, я мог бы вас тут понять! (Он видел, что Лулу жадно ловит каждое слово его сладкозвучных и вычурных фраз, столь выгодно отличающихся от деревенского косноязычия Флойда. Да, чертовски хорошенькая женщина. Полненькая – как раз в меру, а Клео с возрастом превратится не в красивую матрону, как он надеялся, а просто в толстую старую бабу. А все-таки жениться на Лулу было нельзя. Да. Он поступил правильно. Провинциалочка – и только. Но все-таки чертовски аппетитная!) Да, думаю, я понял бы вас, Флойд, если б вы оскорбились. Какой я был остолоп, что не… не догадался, что происходит на самом деле. А еще священник! Право же, Флойд, это я должен просить у вас прощения за свою дурацкую недогадливость!

– Да я, по совести говоря, и вправду тогда подумал, что уж очень вы как-то легко раскипятились, ну, оттого и досадно было, конечно, – смущенно проворчал Флойд. – Но теперь-то уж это неважно.

– И ручаюсь, что Лулу еще больше вас рассердилась на меня за глупость? – очень заинтересованно спросил Элмер.

– Представьте – нет! Она мне никогда не давала и слова-то плохого сказать про вас! Ха-ха! Да вот хоть и сейчас взгляните-ка на нее: покраснела – ей-ей, покраснела! Ничего я ее поддел, а, сэр?

Элмер взглянул, и очень внимательно.

– Что ж, я рад, что все выяснилось, – вкрадчиво промолвил он. – Так вот, сестра Лулу, вы разрешите мне к вам зайти и рассказать о нашем славном, дружном приходе, о замечательных делах, которыми мы занимаемся?… Да, знаю, когда в доме двое чудесных ребятишек – двое, я не ошибся? Великолепно! – и достойный супруг, за которым нужно хорошенько ухаживать, у хозяйки забот по горло, но все-таки, быть может, вы сумеете выкроить время, чтобы вести какой-нибудь класс в воскресной школе или хотя бы иногда бывать по средам на наших веселых церковных ужинах. Я вам расскажу о нашей работе, а вы потом посоветуетесь с Флойдом и узнаете, как он на это смотрит. Так когда же к вам можно будет заглянуть, Лулу? И адрес не забудьте сказать. Что, если, ну хотя бы завтра, часа так примерно в три? Жаль, Флойда не застану дома, но все вечера у меня расписаны буквально по минутам.

На другой день, без пяти три, преподобный Элмер Гентри вошел в довольно-таки непрезентабельный дом, в котором жили Флойд Нейлор и его супруга, и, раздраженно оттолкнув ногой детскую колясочку, стоявшую у него на дороге, резво взбежал по лестнице и остановился, слегка задыхаясь и с сияющим видом глядя на Лулу, которая открыла ему дверь.

– Совсем одна? – сказал, нет, скорее прошептал он.

Под его взглядом она опустила глаза.

– Да. Мальчики в школе!

– Вот досада! А я надеялся их повидать. – Когда дверь закрылась и они остановились в передней, его словно прорвало: – Ах, Лулу, ненаглядная моя! Я думал, что потерял тебя навсегда, и вот снова нашел! О, прости, что я так говорю! Ведь нельзя! Прости меня! Но если б ты только знала, как я думал, как мечтал о тебе, как ждал тебя все эти годы!… Нет! Я не имею права так говорить. Это грешно. Но мы ведь будем друзьями – да? Флойд, ты и я? Добрыми, искренними, нежными друзьями…

– О да! – чуть слышно отозвалась она, вводя Элмера в убогую гостиную с крашеными тростниковыми качалками и кушеткой под вязаным покрывалом, с дешевыми хромолитографиями, изображающими фрукты и виды Версаля.

Они стояли друг против друга, всматриваясь, вспоминая. Он хрипло пробормотал:

– Милая, я думаю, не будет ничего плохого, если ты меня поцелуешь?… Только разок… Хорошо? Чтобы я знал, что ты меня правда простила. Мы ведь теперь словно брат и сестра.

Она поцеловала его робко, пугливо и вдруг с возгласом: "Ах, мой любимый! Я так долго ждала!" – обвила его шею руками страстно, безудержно.

Когда мальчики вернулись из школы и позвонили внизу, любовники встретили их с преувеличенной сердечностью. Потом дети убежали играть на улицу, и Лулу воскликнула в экстазе:

– Ах, я знаю, что это грех, но я всегда тебя так любила!

– Тебе кажется, что это особенно грешно, потому что я священник? – с интересом спросил Элмер.

– Нет! Я этим горжусь! Ты не такой, как другие мужчины, ты словно ближе к богу! Я очень горжусь, что ты священник! Да и какая женщина бы не гордилась. Это – ну, ты сам знаешь! Это что-то совсем особенное!

– Ах ты, моя прелесть! – сказал Элмер, целуя ее.


III

Им приходилось соблюдать осторожность. Элмер не испытывал особого желания, чтобы Флойд Нейлор с его мозолистыми ручищами нагрянул как-нибудь днем домой и застал его с Лулу.

Подобно многим влюбленным, прославившимся в веках, они нашли себе прибежище в церкви. Лулу была великая мастерица по части стряпни. Поселившись в Зените, она не стремилась к таким развлечениям большого города, как лекции, концерты, литературные клубы, но честолюбивые, хоть и неясные, мечты о собственной лавке побудили ее поступить в кулинарную школу, где она узнала рецепты салатов и пирожных, научилась делать маленькие бутерброды на французский манер. Элмеру удалось устроить ее преподавать раз в неделю, во вторник, на вечерних кулинарных курсах при Уэллспрингском приходе и даже выхлопотать для нее у попечителей жалованье: пять долларов в неделю.

Занятия на курсах кончались в десять. К этому времени в церкви не оставалось никого, и Элмер решил, что вечер вторника – лучшее время посидеть почитать в своем церковном кабинете.

У Клео было тоже много мелких обязанностей в церкви: клубы, Эпвортская Лига, вышивальный кружок, но во вторник вечером – ничего.

Пока наступал час, когда в тишине подвала раздавались все ближе несмелые шаги Лулу по темному и затхлому коридору, а потом и робкий стук в дверь, Элмер нетерпеливо расхаживал по кабинету. Он протягивал руки ей навстречу, и она, забывая обо всем, падала в его объятия.

Теперь у него появилась отрада в жизни.

– Я ведь, в сущности-то, неплохой человек! За женщинами не бегаю… Ну та, сумасшедшая в гостинице, в счет не идет, а так – нет. Особенно теперь, когда у меня есть Лулу. А Клео – она никогда не была мне женой, с ней считаться нечего! Я ведь сам люблю жить по-хорошему… Если б только у меня была жена вроде Шэрон! Господи, Шэрон! Значит, я изменяю ей! Нет! Милая моя Лулу, хорошая моя девочка, тебе ведь я тоже кое-чем обязан! Нельзя ли так устроить, чтобы видаться с ней в субботу?…

Да, новая отрада в жизни и – потрясающий успех.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

I

Осенью в первый же год своей службы в Зените Элмер положил начало своим впоследствии прославленным «Веселым Воскресным Вечерам». Утром, объявил он, прихожане будут получать от него «на первое» добрую порцию благочестия, которой им хватит на всю неделю, но по вечерам он хочет потчевать их «на десерт» воздушнейшими пирожными с кремом. Христианство – Религия Радости, а он сделает ее еще радостнее.

Веселые Воскресные Вечера начинались пением: два-три гимна, старых, испытанных и кровожадных, затем шла коротенькая проповедь о солнечных закатах, писателях или вреде азартных игр, но большую часть времени все просто веселились, как беспечные дети. Он заставлял их петь: "В доброе старое время", и "Суони-ривер", и народные песенки, которые, пожалуй, вовсе не подходили бы для церкви, если б не были освящены войной: "Типперери", "Долгий, долгий путь", "Спрячь все печали в походный старый ранец – и ну, веселей, веселей, веселей!".

Он заставлял женщин состязаться в пении с мужчинами; молодежь – со стариками; грешников – с добрыми христианами. Хохот стоял отчаянный, особенно когда кое-кто из столпов добродетели – таких, как, например, сам Элмер, – на какое-то время попадал в стан грешников. Он заставлял их свистеть хором и петь мелодию без слов, декламировать текст без мелодии. Он заставлял их петь, размахивая носовыми платками, дирижируя одной рукой, дирижируя обеими. Придумывал он и другие забавы. Был приглашен для сольного выступления с гавайской гитарой виртуоз из Уиннемакского университета. Прелестная трехлетняя девчурка, водруженная на кафедру, пела песенку. Было устроено состязание на губных гармониках между знаменитым квартетом гармонистов с Хиггинботемской ящичной фабрики и четверкой лучших гармонистов железнодорожных мастерских Бостон-Канзас-сити. Победили в результате общего голосования прихожан, как ни странно, предприимчивые и обаятельные молодые железнодорожники.

Потом выходил Элмер и говорил, причем догадаться, что он шутит, могли лишь те, кто сидел близко и видел, как лукаво блестят его глаза, – а говорил он что-нибудь в таком роде:

– Тут, быть может, кое-кто думает, что те вещи, которые нам сегодня сыграли, такие, как "Поход через Джорджию" и "Мамми", не очень подходят для методистской церкви. Но разрешите мне показать вам, как можно исполнить на той же самой губной гармонике самый что ни на есть настоящий и торжественный религиозный гимн. Итак – наш друг и брат Билли Хикс!

И Билли начинал играть "Ach! Du Lieber Augustin".

Ого, как они хохотали – все, даже серьезные пожилые старосты! И сразу же, пока веселье не остыло, преподобный Гентри обрушивал на них громоподобную обличительную речь о том, какое чудовищное зло совершают люди, позволяя своим детям читать в воскресенье утром раскрашенные комиксы и обрекая тем самым невинных малюток на адские муки.

Однажды, чтобы наглядно показать весь вред тотализатора, он устроил для прихожан лягушачьи скачки. В другой раз, чтобы опять-таки наглядно показать преимущество безалкогольных напитков перед хмельным зельем, он пригласил в церковь представителя знаменитой фирмы виноградного сока, и тот раздавал собравшимся стаканчики с образцами своей продукции. А раз он даже выставил на церковном помосте жуткий искалеченный автомобиль, в котором на железнодорожном переезде были убиты три человека. На этом примере он показал своей пастве, что быстрая езда – лишнее доказательство все возрастающего безумия, суетности и жажды материальных благ, свойственных нашему веку, и что исцелить это безумие можно, лишь вернувшись к простой стародавней вере – той самой, которую проповедуют в Уэллспрингской методистской церкви.

Автомобиль дал ему семь газетных столбцов чистой рекламы, снабженной фотографиями его самого, автомобиля и погибших автомобилистов.

Да и вообще надо сказать, что почти все открытые им пути к спасению пресса исправно дарила своим почтительным вниманием.

Пожалуй, во всем Зените не было священника, даже считая либерального пастыря унитарианцев и могущественного епископа католиков, который не ухаживал бы за молодыми представителями прессы. Зенитские газеты нападали на религию с той же легкостью, что и на универсальные магазины.

Но из всех духовных особ никто не вел себя по отношению к репортерам так сердечно, дружески, братски, как преподобный Элмер Гентри. Священники-конкуренты ограничивались любезным приемом представителей общественного мнения, когда те их навещали. Элмер навещал их сам.

Через полгода после приезда в Зенит он стал готовить проповедь на тему "Пути и цели большой печати". Он сообщил о своем плане редакторам, самолично обошел все издательства и познакомился с сотрудниками "Адвокат-таймс", его отпрыска "Вечернего Адвоката", "Прессы", "Газеты" и "Глашатая".

Во время этих визитов он сумел завязать, а впоследствии и укрепить приятельские отношения по меньшей мере с дюжиной репортеров. А кроме того, он познакомился с полковником Сноу – самим великим Резерфордом Сноу, владельцем "Адвоката", седовласым, набожным старым джентльменом, мошенником и сквернословом, занимающим в Зените столь же высокое общественное положение, что и председатель правления банка или крупного акционерного общества. Элмер и полковник сразу оценили друг в друге свойственную обоим предприимчивость и дерзость. В знак своей преданности церкви и ее работе по охране свободных и демократических установлений Америки полковник Сноу регулярно отдавал конгрегационалистской церкви свыше десятой части средств, заработанных на рекламе патентованных медикаментов: лекарств от рака, грыжи, туберкулеза, – а также на "Полезных Советах Старого Доктора Блая". К Элмеру полковник отнесся дружелюбно и дал распоряжение, чтобы по крайней мере раз в месяц печатались отчеты о его проповедях, как бы шумно ни требовало внимания к себе все остальное духовенство.

Но вот сойтись поближе с Биллом Кингдомом, этим матерым и заслуженным газетным волком из "Адвокат-таймс", Элмеру никак не удавалось. Он делал все что мог: называл Билла по имени, угощал дорогими сигарами, добросовестно чертыхался при нем, но Билл не проявлял к нему ни малейшего интереса, даже когда Элмер принес ему пикантнейшую статью о дансингах. В печали и справедливом гневе Элмер направил свои чары на более молодых сотрудников "Адвоката", достаточно не искушенных, чтобы получать удовольствие от дружбы с пастором, которому ничего не стоит помянуть черта.

Особенно благоволил Элмер к некой мисс Кой, репортеру отдела новостей "Вечерней газеты" и его ревностной прихожанке: это означало столбец в неделю. Он всегда томно вздыхал, беседуя с нею после службы…

Лулу выходила из себя.

– Мало того, что я должна сидеть здесь на одной скамье с твоей супругой и ты даже не познакомишь меня с ней, потому что это, по-твоему, рискованно! Но еще и глядеть, как ты жмешь ручку этой Кой, – нет, это уж будет чересчур!

Но он объяснял, что считает мисс Кой непроходимой дурой, что противно даже дотронуться до нее, а любезен он с ней только потому, что ему нужна пресса. И Лулу начинала понимать, что все это так и надо и поистине благородно с его стороны, даже несмотря на то, что в церковном бюллетене, который он писал каждую неделю и который затем раздавали всем молящимся, Элмер не скупился на излияния:

"Давайте все поздравим сестру Кой, блистательную представительницу искусства в наших рядах, с опубликованной в последнем номере "Газеты" великолепной статьей о женщине-алкоголичке, которой Армия спасения помогла вернуться на стезю добродетели! Читая эту статью, ваш пастор чувствовал, как к глазам его подступают горячие слезы. Это ли не свидетельство силы таланта сестры Кой! Ваш пастор всегда стремится к дружбе и сотрудничеству с Армией спасения, равно как и со всеми другими организациями истинной Протестантской, Евангелической Всеобщей Церкви. Уэллспринг – целиком за терпимость и широту взглядов, пока это не расшатывает нравственность и не противоречит принципам Библии".


II

Не менее важным и хлопотливым делом, чем реклама, для Элмера было добывание денег.

Он сделал одно открытие, гениальное по своей простоте: лучший способ получить деньги – просить, чтобы тебе их дали, просить их достаточно настойчиво и достаточно часто. Визиты к богатым прихожанам, соревнование по сбору средств между классами воскресной школы, вручение гарантийных конвертов – все это было полезно и все это тщательно выполнялось. Но лучшим способом было обратиться к пастве в воскресенье со словами о том, какое великое и доброе дело творит Уэллспрингская церковь и ее пастор и насколько больше добра могли бы они делать, имея больше средств, и попросить у них помощи – сейчас же, сию минуту.

Церковный совет был в восторге, видя, что сборы растут, и быстрее даже, чем число прихожан. Совет потребовал, чтобы епископ оставил им Элмера еще на год – еще на много лет! – и повысил Элмеру жалованье до четырех с половиной тысяч долларов.

А осенью совет дал ему двух помощников – младшего пастора, бакалавра искусств и богословия преподобного Сидни Уэбстера и помощника по религиозному воспитанию, бакалавра искусств мистера Генри Уинка.

Мистер Уэбстер был секретарем епископа Тумиса, и можно было смело предсказать, что со временем он станет секретарем какого-нибудь влиятельного церковного совета: издательского, миссионерского или совета воздержания и нравственности. Это был мужчина лет двадцати восьми, в прошлом один из лучших баскетболистов Бостонского университета, молчаливый, как президент Новой Англии, точный, как арифмометр, холодный, как сердце бюрократа. Если к богу и к человечеству в целом он и питал суровую, но преданную любовь, то любви к живым и конкретным людям не испытывал никакой. Если он ненавидел грех вообще, то живых и настоящих грешников он слишком сильно презирал, чтобы удостоить их своею ненавистью. Он просто отворачивал от них свое ледяное лицо и предоставлял им катиться в преисподнюю. У него не было пороков. И, кроме того, он знал свое дело. Он умел проповедовать, умел отделываться от попрошаек, благочестиво и с достоинством читать молитвы у смертного одра, сокращать церковные расходы и толково объяснять, что такое святая троица.

Что касается Генри Уинка, то он шепелявил и любил рассказывать глуповатые анекдоты, но был великолепен как руководитель воскресной школы, курсов по изучению закона божьего во время каникул и различных организаций Эпвортской Лиги.

Теперь, когда основную часть церковных обязанностей взяли на себя мистер Уэбстер и мистер Уинк, Элмер стал занят не меньше, а больше. Он уже не просто зазывал публику к себе в церковь, но шел на улицу и, если можно так выразиться, тащил ее к себе насильно. Он не просто клеймил порок. Он победоносно искоренял его.


III

Пробыв в Зените год и девять месяцев, Элмер создал Комитет Общественной Морали и совершил облавы на район публичных домов.

Ему стало казаться, что о нем с некоторых пор меньше пишут в газетах. Даже его друг полковник Резерфорд Сноу, владелец "Адвокат-таймс", объяснил ему, что газета не может вечно преподносить под рубрикой "Новости" только слова. Новости – это главным образом сообщения о том, что делается, а не о том, что говорится. «Ну, ничего, теперь, когда развлекать братьев могут Уэбстер и Уинк, увидите, как я возьмусь за дела!» – мысленно дал себе зарок Элмер.

По вдохновению свыше ему открылось, что внезапно, по какой-то неведомой причине, "положение в Зените резко изменилось к худшему: безнравственность разъедает общество сверху донизу, угрожая моральным устоям молодого поколения и святости домашнего очага. Духовенство уже не может больше ограничиваться тем, чтобы стоять в стороне, предостерегая нечестивцев. Настало время выйти из величавого уединения, объявить открытую войну силам зла и лично возглавить наступление".

Эти ошеломляющие слова были брошены им с высоты кафедры, затем он повторил их в интервью и еще раз – в письме к наиболее значительным духовным лицам города, приглашая их собраться вместе, чтобы создать Комитет Общественной Морали и выработать план военных действий.

Дьявол, по-видимому, дрогнул. Во всяком случае, газеты писали, что даже угрозы создания Комитета было достаточно для того, чтобы целый "ряд известных мошенников и женщин легкого поведения покинули город". Имена беглецов, однако, названы не были.

Предполагалось, что в Комитет войдут: от методистов – преподобные Элмер Гентри и Отто Хикенлупер, от конгрегационалистов – Дж. Проспер Эдвардс, от пресвитериан – Джон Дженнисон Дрю, от лютеран – Эдмунд Сент Винсент Зан, от кемпбеллитов – Джемс Ф. Гомер, от католиков – отец Мэтью Смисби, Бернард Амос – от евреев, Хозия Джессуп – от баптистов, Виллис Форчун Тейт – от епископальной церкви и Ирвинг Тиллиш – от "Христианской науки", а также секретарь ХАМЛ Уоллес Амстед, четыре высоконравственных мирянина и юрист мистер Т. Дж. Ригг.

Они собрались на завтрак в малом банкетном зале роскошного Спортивного клуба. Чтобы доказать посторонним, что они настоящие свойские ребята, хоть и священники, они, столпившись перед завтраком в вестибюле клуба, с особенным задором окликали проходящих мимо знакомых: врачей, владельцев цветочных магазинов, коммерсантов-оптовиков. Так, доктор Дрю, пресвитерианин, крикнул агенту по продаже недвижимости некоему Джорджу Бэббиту:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю