Текст книги "Элмер Гентри"
Автор книги: Синклер Льюис
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)
С точки зрения этих правил, Элмер стал воистину образцом во всех отношениях – кроме разве что легкомыслия и шуток; благоразумного поведения с женщинами; разговоров с каждым, кто находится на его попечении, о том, что он, Элмер, находит в них предосудительного, – на это ушло бы все его свободное время. А также кроме подъема в четыре часа и искоренения торговли контрабандным товаром.
Чтобы получить к экзамену на Годовой конференции удостоверение о курсе, пройденном в семинарии, он написал декану Тросперу. Он объяснил, что его озарил великий свет; что он работал с сестрой Фолконер; но что именно раннему влиянию декана Троспера он обязан в конечном счете своим нынешним совершенством. Удостоверение он получил вместе с письмом декана:
"Надеюсь, вы не будете чрезмерно усердствовать в праведном рвении. Это могло бы тяжело отразиться на вашей пастве. Помнится, вам всегда было свойственно стремление заходить слишком далеко – и во многом. Как баптист, я поздравляю методистов с тем, что они заполучили вашу особу. Если все, что вы говорите о своем благостном состоянии, – правда, то все же советую вам продолжать молиться. Возможно, остались еще две-три добродетели, которые вы еще не успели обрести".
"Ах ты, черт побери! – бесился непонятый святой. – А, наплевать, не все ли равно! Документики как-никак у меня, а степень бакалавра – он сам говорит – мне может дать экзамен. Беда старины Троспера, что он тоже слишком уж умничает. Ну, и пошел он!…"
X
Наряду с богословскими изысканиями Элмер уделял время и светской литературе. Книги он брал у Клео и в крошечной местной общественной библиотеке, помешавшейся в здании школы; а во время случайных поездок в Спарту, ближайший крупный город, даже покупал иной раз подержанные книги, если попадалось хорошее издание.
Начал он с Браунинга [143]
[Закрыть].
Он много слышал о Браунинге. Слышал, что это шикарный поэт и вдохновенный мыслитель. Но сам не нашел в Браунинге ничего особенного. Столько строчек, которые приходится перечитывать по три, по четыре раза, пока доберешься до смысла… и чересчур много написано об Италии и прочих второстепенных странах.
Но все-таки Браунинг дал ему массу новых словечек для записной книжки, куда он заносил многосложные слова и фразы, которые долгие годы служили ему богатым и тайным источником материала для наиболее высокопарных его речей. Сохранилась страничка из этой книжки.
Испепелить – сжечь.
Меровинги [144]
[Закрыть] – французский род, примерно 500-й год нашей эры.
Запомн. Голгофа – место распятия.
Ли Хант [145]
[Закрыть] – поэт – 1840, отрицат.
Лупин – голубой цветок.
Аннулировать – свести на нет.
Chanson (произн. шан-сон) – французская песенка.
Запомн. стоящий человек – тот, кто улыбается, когда хуже быть не мож.
Проповедь о чел., кот. гов., что другие планеты обитаемы, – чепуха, т. к. в библии не сказано, чтоб Христ. собирался их спасать.
Теннисон был Элмеру больше по душе, чем Браунинг. Ему понравилась «Мод» [146]
[Закрыть], она напоминала Клео, только не такую симпатичную, а мораль и убийства «Идиллий короля» доставили ему просто огромное удовольствие. Взялся он и за Омара Хайяма в переводе Фитцджералда – его в свое время рекомендовал литературный кружок в Тервиллингере – и сделал открытие, которое решил было даже опубликовать в печати.
Он слышал, будто Омар Хайям – безбожник, а между тем, прочтя:
Я в юности своей усердно посещал
Ученых и святых и слову их внимал,
Но слово пусто их, как знаю я теперь,
И я от них бегу обратно в ту же дверь!
пришел к заключению, что этим четверостишием Омар, несомненно, хочет сказать: как там ни распинайся учителя, а он, Омар, твердо верит в Иисуса.
Диккенс был для Элмера откровением.
Он и не подозревал, что в прежние времена, когда еще не было газеты «Сатердей ивнинг пост», печатались такие потрясающие книги. К юмору он был равнодушен; он считал, что со стороны мистера Диккенса вульгарно и даже безнравственно заставлять Пикквика напиваться пьяным, а Манталини замышлять самоубийство; его увлекала сентиментальная и романтическая сторона. Когда умер Поль Домби, Элмер чуть не разрыдался. Когда мисс Никклби приходилось защищать свою добродетель от покушения сэра Малбери Хоука [147]
[Закрыть], Элмеру хотелось быть там, на месте, как пастору и как спортсмену, чтобы спасти ее от этого гнусного светского льва, типичного для своего класса, развратителя невинности и молодости.
– Да, сэр, вот это вещь! – восторгался Элмер. – Это писатель! Проникает в сокровенную глубину человеческой души! Буду на него ссылаться, когда эти олухи созреют для литературных проповедей.
Увы, художественными изысканиями ограничиваться он не мог. Надо было овладевать и философией… Элмер ретиво взялся за Карлейля [148]
[Закрыть] и Элберта Хаббарда. Нырнул – и поспешил вынырнуть, заледенев от холода. Впрочем, в биографиях Хаббарда, наводнивших в то время Америку, Элмер нашел кое-что поучительное. Он узнал, что Рокфеллер стал во главе Стандарт Ойл не случайно, а благодаря своим трудам, таланту, а также баптистскому воспитанию. Узнал, что можно найти поучения в камнях, назидание – у фермеров, благостыню – у банкиров и стиль – в прилагательных.
Привыкнув жить "на виду", Элмер был общителен, как воробей, и не мог молчать об открытых им литературных сокровищах. Но Клео Бенем в данном случае была бы неподходящей собеседницей. Он понимал, что она читала куда больше художественных произведений вроде "Послания к Гарсии", чем даже он сам. Поэтому он стал изливать свои литературные восторги Клайду Типпи – преподобному Клайду Типпи, пастору церкви Объединенных братьев в Банджо-Кроссинге.
Клайд в отличие от Элмера не был образованным человеком. Пробыв всего два года в начальной школе, он затем учился только год в семинарии Объединенных братьев. Элмер не был сторонником общения и дружбы с пасторами-конкурентами: разве его задача не заключалась в том, чтобы отбить у них прихожан? Но что за упоение найти хотя бы одного из духовной братии, которого он может подавить своей ученостью!
И он частенько навещал скромный коттедж, в котором преподобный мистер Типпи (двадцати шести лет от роду) обитал вместе со своею толстушкой женой и четырьмя детьми. У мистера Типпи были бледно-голубые глаза и воротнички на полтора номера шире, чем нужно.
– Клайд, – важничал Элмер, – если вы хотите пойти далеко и не только удовлетворять духовные потребности прихожан, но и делать их жизнь богаче, полнее, радостнее, вам просто необходимо знакомить их с великими образцами литературы.
– Да, пожалуй, верно. Много читать-то мне было некогда, в литературе, наверно, есть чему поучиться, – отвечал преподобный мистер Типпи.
– Еще бы! Вот послушайте-ка! Это из Лонгфелло. Поэт такой.
Жизнь реальна! Жизнь серьезна!
Ей могила не предел.
И еще – вслушайтесь, ритм какой шикарный:
Жизнь великих учит малых
Чистоты блюсти закон
И оставить, умирая,
След свой на песке времен !
Читал я это давным-давно, в школе еще, да некому было разъяснить мне смысл, как я собираюсь теперь разъяснить моей пастве. Вы только вдумайтесь: «Ей могила – не предел»! Чем Лонгфелло не проповедник такой же, как мы с вами? А?
– Да, правда ваша. Надо будет прочесть его стихи. Не дадите почитать?
– Непременно, Клайд! Вам это только пойдет на пользу. Молодому проповеднику вроде вас нельзя забывать – если вы позволите старшему коллеге обратить на это ваше внимание – о том, что образование наше не является законченным с того момента, как мы начинаем проповедовать. Мы обязаны и дальше расширять свой кругозор. Понимаете, что я имею в виду? Для начала я вам дам почитать "Дэвида Копперфилда". Сколько там прекрасных мест! Вот, например, та сцена, когда… У этого Дэвида, понимаете, была тетка, и все ее считали просто старой каргой, а отчим бедного малыша… – пусть вас не покоробит, что я, священник, произношу это слово, но только этот отчим, он был настоящий сукин сын и ужасно обращался с Дэвидом, просто жутко. Ну, Дэвид сбежал от него и разыскал дом тетки, а тетка-то оказалась первый сорт и приняла его чудесно. Вас наверняка слеза прошибет в том месте, где он приходит к ней в дом, а она его не узнает, а он говорит ей, кто он такой, и она тогда опускается возле него на колени… И вывод можно сделать: не считай человека плохим только потому, что ты просто его не понимаешь… Да, сильная вещь! Да, сэр, "Дэвид Копперфилд"!… От такой книжки ничего, кроме пользы!
– "Дэвид Копперфилд"… Название как будто слыхал. Спасибо вам, брат, что пришли, рассказали.
– Ну что вы, пустяки! Рад помочь, чем могу, Клайд!
Успехи в роли наставника мистера Клайда Типпи по части литературы и морали побудили Элмера с новым рвением приняться за свои изыскания. Да, он понесет в мир не только добродетель, но и красоту!
Поразмыслив, он решил, что наилучшим подарком изумленному и жаждущему откровений миру будет Лонгфелло, и он одолел много-много страниц, глубокомысленно отмечая те строфы, которым посчастливилось заслужить его одобрение и в которых не говорилось о вине.
…жить никогда не поздно,
Погаснет светлый ум – с последним биеньем сердца.
Катон [149]
[Закрыть] – глубоким старцем греческий учил,
Софокл [150]
[Закрыть] – «Эдипа» написал, одной ногой
Уже в могиле стоя;
Всех победил на состязании поэтов,
Когда ему за восемьдесят было.
Элмер не очень ясно представлял себе, кто такой Симонидас, но эти поучительные строки послужили укреплением его проповедей в каждом из тех приходов, в которых ему суждено было священствовать.
Не менее победоносно справился он с Джеймсом Расселом Лоуэллом [152]
[Закрыть], Уитьером [153]
[Закрыть] и Эллой Уилер Уилкокс. От Киплинга он отказался, так как заметил, что читает его с удовольствием, и заключил отсюда, что это не стоящий поэт. Зато, открыв Роберта Бернса, он остался страшно доволен собою.
Но вот он вступил в единоборство с Джошией Ройсом [154]
[Закрыть].
XI
Епископ Везли Р. Тумис советовал Элмеру читать философов вообще и Ройса в частности. Сам он, по его словам, не смог уделить Ройсу столько времени, сколько хотелось бы, но он знал, что творения Ройса представляют собой богатое поле для любителя интеллектуальных изысканий. Оттого и получилось, что Элмер как-то вернулся из Спарты с двумя томами ройсовского труда «Мир и индивид» (а кстати, и с двумя новыми детективными романами).
"Полистаем этого Ройса, – думал он, – и приятно и с пользой для себя. А потом позаимствуем мыслишек и у других философов, о которых приходилось слышать: Джеймса [155]
[Закрыть], Канта, Бергсона [156]
[Закрыть] и этого – как его… с таким забавным именем… Спинозы, кажется?"
Он доверчиво раскрыл первый том Ройса и в ужасе отпрянул.
В его распоряжении был мирный, долгий свободный вечер, за который ему предстояло набраться мудрости. Он трудился на совесть. Каждую фразу он перечитывал по шесть раз. Уголки его рта беспомощно поникли. Какая несправедливость, чтобы воина христова, не жалеющего времени на то, чтобы воспринять чужие идеи, подвергали такой жестокой пытке! Он вздохнул и перечел первый параграф. Вздохнул еще раз, и книга выпала из рук на колени.
Он оглянулся. Рядом на этажерке лежал один из детективных романов. Элмер достал его. Завязка, как и во всяком приличном детективном романе, происходила ночью, в баре таверны Кот и Скрипка; снаружи бушевал ветер, и дождь барабанил по стеклам старинных окон; но в баре было тепло и уютно; на красные занавеси ложились блики от пылающего камина, а начищенные до блеска ручки пивного насоса…
Через час Элмер дошел до того места, в котором на инспектора Скотленд-Ярда нападает из-за дроковых кустов маньяк. В волнении он положил ногу на ногу. Ройс скатился на пол, где и остался лежать.
Но Элмер все-таки не сдавался. Не прошло и трех месяцев, как он уж добрался до пятьдесят первой страницы первого тома Ройса и тут завяз в подстрочном примечании:
"В трудах ученых схоластов, таких, как скажем, "Disputations of Suarez", наша терминология употребляется главным образом в следующем смысле. "Бытие" (или ens), взятое в его наиболее абстрактном значении, способно, по утверждению этих авторов, относиться в равной степени как к философскому "что", так и к философскому "то". Таким образом, говоря о бытии человека, я могу, соответственно этому употреблению, иметь в виду либо идеальную природу человека в отвлечении от его существования, либо, наоборот, существование человека. Термин "Бытие" здесь применим к обоим этим столь резко отличным друг от друга понятиям, и в этом смысле мы можем рассматривать Бытие двояко. В качестве философского "что" оно означает сущность вещей, или Esse Essentiae. В этом смысле под Бытием человека мы просто подразумеваем дефиницию того, что есть человек как идея. В качестве же философского "то" Бытие означает сущность сущего, или Esse Existentiae. Esse Existentiae человека, или сущность его сущего, является, таким образом, тем, чем оно обладало бы лишь в том случае, если бы существовало. Вследствие этого авторы-схоласты, о которых здесь идет речь, всегда вынуждены в каждом частном случае указывать, что именно они имеют в виду под термином Ens или Бытие: философское "то" или философское "что" – Esse Essentiae, или Existentiae".
Преподобный Элмер Гентри глубоко перевел дух, спокойно закрыл книгу и возопил:
– О-ох, да заткнись ты!…
С тех пор он больше никогда не брался за философов более сложных, чем Уоллес Д. Уотлс [157]
[Закрыть] или Эдвард Бок [158]
[Закрыть].
XII
Элмер не пренебрегал своими, не слишком обременительными обязанностями. Он ходил удить рыбу, чем снискал себе расположение мужской половины населения Банджо-Кроссинга. Он завел себе собаку – тоже разумный и вполне мужской поступок, и хотя во время прогулок за городом ему случалось давать собачке пинка, на людях он всегда бурно выражал свое расположение к. ней Время от времени он ездил в Спарту, чтобы купить книги, сходить в кино, украдкой заглянуть в театр. И хотя его прельщали развлечения другого сорта еще менее поощряемые методистской церковью, он, право же, честно старался устоять.
С помощью энтузиазма и наглости он собрал средства на погашение почти всего церковного долга и повел агитацию за приобретение нового ковра. Рискуя навлечь на себя немилость, он пригласил как-то в воскресенье вечером в церковь музыканта для исполнения соло на корнете. Он стойко воздерживался от ухаживания за четырнадцатилетней дочерью своей квартирной хозяйки – лишь раза два поцеловал ее, и то шутя. Короче говоря, он неустанно творил добро и являл собою образец пасторского благочестия.
Однако все сокровенные помыслы его были сосредоточены отныне на Клео Бенем.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
I
С женщинами Элмер всегда был, по собственному выражению, «малый не промах», но сейчас его духовный сан, с одной стороны, а с другой – то восторженное любопытство, с которым сплетники следят за священником, когда он ухаживает за дамой, делали его осмотрительным. В отличие от городских франтов он не мог разгуливать с Клео вдоль полотна железной дороги или вдоль речки Банджо, по прибрежным лугам в тени ив. Он так и слышал карканье десяти тысяч методистских старейшин: «Избегай даже тени греха…»
Он знал, что она влюблена в него, влюблена с тех самых пор, как увидела его впервые – благочестивого и вместе с тем мужественного вождя, стоящего у кафедры в последних лучах летнего дня. Он был уверен, что она сдастся ему, как только он потребует. Он был уверен и в том, что она обладает всеми качествами, какие только можно пожелать. И все же…
Она как-то не волновала его. То ли это в нем говорил страх перед женитьбой, степенной жизнью, необходимостью соблюдать супружескую верность… То ли в самой Клео еще не проснулась женщина и ее нужно было разбудить? А как тут разбудишь, если под боком все время торчит ее папаша!
Когда бы он ни зашел к Клео, старый Бенем непременно сидел гут же, в гостиной. Он был – конечно, в свободные от дел часы – большим любителем потолковать о религии. Как раз в тот момент, когда Элмер под прикрытием фортепьяно готовился пожать руку Клео, к ним вразвалочку подходил Бенем и гнусавил:
– Как, по-вашему, брат, что спасает человека: вера или добрые дела?
И Элмер объяснял, мысленно добавляя: "Уж ты-то, старый мошенник, тоже туда же! Тебе с твоей лавкой, где ты творишь разбой на большой дороге, конечно, надо норовить попасть на небо за веру, потому что за дела ты никогда туда не пролезешь!"
А когда Элмер пытался юркнуть вслед за Клео на кухню, чтобы помочь готовить лимонад, Бенем снова останавливал его вопросом:
– Что вы думаете насчет доктрины Джона Везли о совершенствовании?
– Очень здравая доктрина и вполне доказанная, – изрекал Элмер, понятия не имея о том, что означает эта чертова доктрина.
Возможно, что постоянное присутствие стариков Бенемов, мешающее более близкому знакомству с Клео, и не давало Элмеру понять, отчего ему все-таки не очень хочется обнять ее. Он объяснял это непривычное отсутствие любовного пыла своею добродетелью, все более проникаясь уверенностью в том, что он и в самом деле коренным образом переменился и достиг совершенства, а потом шел домой и торчал на кухне, шутливо, но с пасторским достоинством болтая с малюткой Джейн Кларк.
Даже оставаясь с Клео наедине в ее шикарном автомобиле, когда она возила его по соседним фермам, где он должен был побывать с пасторским визитом, и он настойчиво твердил себе о том, что она красива, даже тогда он не мог держаться с нею естественно.
II
Как-то вечером в конце ноября он зашел к Бенемам. Родителей Клео не было дома, они ушли на собрание Общества Восточной звезды. Вид у Клео был пасмурный, глаза заплаканы.
– В чем дело, сестра Клео? – благосклонно пропел он, когда они стояли в дверях гостиной. – У вас что-то грустный вид!
– Нет, это так, ничего…
– Ну-ну, расскажите же мне! Смелее! Я помолюсь за вас или вздую кого следует, только прикажите!…
– Как можно так шутить над… А впрочем, все это пустое…
Она потупилась. Элмер почувствовал себя полным веселой энергии, властным, сильным – восхитительно было ощущать, насколько он сильнее ее. Он приподнял указательным пальцем ее подбородок и требовательно произнес:
– Ну-ка, взгляните на меня!
В ее широко открытых глазах он прочел такое стыдливое, такое бесстыдное томление по нем, что был тронут. Он невольно обвил ее стан рукой, а она уронила голову ему на плечо, заливаясь слезами. Вся ее гордость покинула ее. Он пришел в такой восторг от сознания собственной власти над нею, что принял его за страсть, и вот он уже целовал Клео, ощущая нежность ее бледной кожи, самодовольно отмечая, как покорно она льнет к нему. Внезапно у него вырвалось:
– Я вас ужасно люблю. Я полюбил вас с той самой секунды, когда увидел в первый раз!…
И когда она сидела у него на коленях, приникнув к нему, не сопротивляясь, он уже не сомневался, что она очень красива и желанна.
Вернулись Бенемы. Миссис Бенем, узнав о помолвке, разразилась счастливыми слезами, мистер Бенем, сердечно хлопая Элмера по спине, отпускал шуточки:
– Ну что ты скажешь, теперь у меня в семье будет настоящий живой священник! Пожалуй, придется стать до того честным, что и торговлишка-то вся прогорит!
III
На свадьбу в январе приехала из Канзаса его мать. Ее счастье при виде сына на церковной кафедре, при виде красоты и душевной чистоты Клео, а также при виде богатства ее отца, было так велико, что она забыла долгую и мучительную скорбь, в которую Элмер поверг ее своими многочисленными изменами ее богу и своим переходом из священного лона баптизма в ненадежную, чуть ли не безбожную в своем либерализме веру методистов.
Присутствие матери, радость Клео, взволнованной, разрумянившейся, материнская ласка и радушие миссис Бенем, которая самозабвенно жарила, варила и пекла, щедрость мистера Бенема, который вызвал его на заднее крыльцо и вручил чек на пять тысяч долларов, – все это вызвало у Элмера ощущение, что он теперь имеет семью, пустил корни, устроился основательно, надежно.
К свадьбе были приготовлены горы слоеных кокосовых тортов, сотни ветвей флердоранжа, розы из настоящего цветочного магазина в Спарте, бочка безусловно безалкогольного пунша и красивое, но скромное белье для Клео, а в семейном альбоме появились новые фотографии. Это было грандиозно, и все же Элмер был несколько огорчен, что ему некого пригласить шафером: со времен Джима Леффертса у него не было ни одного друга.
Он пригласил Рея Фоссита, маслодела из молочной и хориста церковного хора, и вся деревня была польщена, что сотням своим задушевных друзей – там, в огромном мире, – Элмер предпочел местного паренька.
Итак, в вьюжный зимний денек их обвенчал окружной ревизор методистской церкви, а после церемонии они сели в поезд на Зенит, где им предстояло переночевать по пути в Чикаго.
И когда наконец они очутились в вагоне и смолкли приветственные крики и прекратился рисовый дождь, Элмер взглянул на довольно-таки невыразительно улыбающуюся Клео и ахнул про себя: "О боже, попался, связал себя по рукам и ногам. Теперь уж больше никогда не позабавиться!"
Но все же он держался с нею как мужчина и джентльмен: скрывал свою неприязнь и занимал жену рассказами о красотах поэзии Лонгфелло.
IV
У Клео был усталый вид, и к концу дороги, зимним вечером, под унылый вой бури, она, казалось, почти не слушала его замечаний о занятиях в воскресной школе, о средствах от мозолей, о его триумфах на молитвенных собраниях сестры Фолконер и о невежестве преподобного Клайда Типпи.
– Слушай, ты могла бы быть хоть немного внимательней! – проворчал он.
– Ах, прости! Право же, я тебя слушаю внимательно! Я просто устала – свадьба и все эти приготовления… – Она взглянула на него умоляюще: – О Элмер, ты должен быть… Я отдаю тебе всю себя… всю без остатка.
– Ха! Ты что, считаешь, что принесла себя в жертву, когда стала моей женой?…
– О, нет! Я не это хотела сказать…
– И, как видно, решила, что я не намерен заботиться о тебе? Ну еще бы! Я, конечно, буду пропадать из дому по ночам, играть в карты, пьянствовать, бегать за женщинами! Какой вопрос! Я не служитель церкви – я содержатель пивной!
– Ох, дорогой, дорогой мой, милый мой, я совсем не собиралась тебя обидеть! Я только хотела сказать… ты такой сильный и большой, а я… конечно, я тоже не былинка, но я не такая сильная, как ты.
Как ни приятно было разыгрывать оскорбленную невинность, он все-таки предостерег себя: "Заткни глотку, чурбан! Если будешь так орать, тебе никогда ее не научить любовным забавам".
– Я понимаю! – великодушно утешил он ее. – Конечно, милая моя, бедняжка! Глупо все-таки, что твоя мать затеяла такую пышную свадьбу: и угощение, и столько родственников, и всякое такое!
И при всем том Клео все-таки оставалась расстроенной.
Поглаживая ее по руке, он заговорил о том, как они обставят свой домик в Банджо-Кроссинге, и при мысли о том, что скоро Зенит, скоро – комната в отеле О'Херна (теперь уже не требовался номер "люкс" – не то что прежде, когда надо было производить впечатление на слушателей курсов "Путь к богатству"), он стал более пылок, стал шептать ей о том, как она красива, и все гладил ей руку, пока она не задрожала как лист.
V
Едва только коридорный закрыл за ними дверь номера с двуспальной кроватью, Элмер кинулся к Клео, сорвал с нее пальто с мокрым от снега воротником, швырнул на пол и стал целовать ее шею. Когда он разжал свои объятия, она попятилась назад и, испуганно прижав руку к губам, прерывающимся от страха голосом попросила:
– Не надо! Только не сейчас! Я боюсь!
– А-а, чепуха! – рявкнул он, надвигаясь на нее грудью. Она снова отступила.
– Нет, нет! Пожалуйста!
– Но, черт побери, что ж тогда, по-твоему, замужество?
– Ох, ведь ты еще никогда при мне не ругался!
– Господи, да я и сейчас не стал бы, но ведь ты себя так ведешь, что у святого терпение лопнет! – Он овладел собой. – Ну, ладно, ладно! Прости! Видно, и я немного устал! Ну тихо, девочка, тихо! Я не хотел тебя испугать. Извини меня! Это только показывает, что я с ума схожу от любви – понимаешь?
В ответ на его широкую, апостольски-сладкую улыбку слабо улыбнулась и она, и он снова схватил ее в объятия и положил свою мясистую руку ей на грудь. В промежутках между долгими объятиями, чувствуя, как в нем нарастает злоба оттого, что Клео ничем не расшевелить, он пытался ободрить се:
– Ну-ну, детка, веселей! Что ты, как неживая!
Она не сопротивлялась больше; она являла собою олицетворенную покорность. Безвольная, бледная, она только мучительно покраснела, когда он стал подшучивать над ее старомодной ночной рубашкой с длинными рукавами, которую она робко надела, укрывшись в относительном уединении ванной комнаты.
– Хо-хо! Ты могла бы с таким же успехом облачиться в мешок из рогожи! – загрохотал он, протягивая к ней руки.
Медленно двигаясь к нему навстречу, она попыталась принять безмятежный вид. Ей это не удалось.
"Иногда нужно быть грубым – это ей же на пользу!" – сказал себе Элмер, хватая Клео за плечи…
Когда он проснулся рядом с нею, он увидел, что она плачет. Нет, с нею положительно пора было поговорить твердо.
– Ну, вот что, милая! Тот факт, что ты жена священника, еще не означает, что ты должна перестать быть человеком. А еще берешься учить мелюзгу в воскресной школе! – К этому он добавил немало других выразительных и сильных слов, а она все плакала, отводя растрепанные пряди волос со своего кроткого лица, которое он ненавидел.
VI
Открытие, что Клео никогда не будет пылкой возлюбленной, побудило Элмера по возвращении в Банджо-Кроссинг еще более рьяно взяться за осуществление своих честолюбивых стремлений.
Клео, всякий раз заново ошеломленная его неистовыми вспышками злобы, все же находила некоторое утешение, наводя уют в своем маленьком домике, расставляя на полках книги мужа, восхищаясь его красноречием на церковной кафедре и принимая знаки уважения, которые ей, как жене пастора, оказывали даже старые подруги. Элмер же сумел совсем выбросить ее из головы и сосредоточить все свои помыслы на своей карьере. Он с нетерпением ждал весны и Годовой конференции: пора было двигаться дальше, в большой город, в большой приход…
Ему надоел Банджо-Кроссинг. Жизнь захолустного священника, лишенного даже невинных сельских развлечений, пожалуй, скучнее, чем жизнь сторожа на железнодорожном полустанке.
По правде говоря, Элмеру попросту не хватало дела. Впоследствии, в крупных церквах, он был завален работой, как управляющий большого предприятия, но теперь настоящая работа отнимала у него не более двадцати часов в неделю. Четыре молитвенных собрания по воскресеньям, если он, кроме церковной службы, посещал также воскресную школу и Эпвортскую Лигу; молитвенное собрание в среду вечером, в пятницу – спевка хора. Примерно раз в две недели – заседание комитета прихожанок и миссионерского общества и тоже, вероятно, раз в две недели свадьба или похороны. Пасторские визиты отнимали не более шести часов в неделю. С помощью своих справочников он мог подготовить две проповеди за пять часов, а в те дни, когда его одолевала лень или когда хорошо клевала рыба, на это хватало и двух часов.
Жена Элмера Клео Гентри
Элмер Гентри, Оскар и Хетти
В строгой обстановке рабочего кабинета его одолевала лень, он любил деловую сутолоку, любил встречаться с людьми, блеснуть перед ними своими талантами. Но блеснуть чем бы то ни было в Банджо было довольно трудно. Добрым горожанам вполне хватало порции благочестия, которую они получали по воскресеньям и средам.
Тогда Элмер начал помещать в местной газете объявления о своих еженедельных службах, положив этим начало торговле спасением душ, благодаря которой со временем снискал себе известность и почет во всех рекламных конторах и дальновидных церковных организациях страны. Просматривая сообщения о предстоящих богослужениях, читатели "Пионера Долины Банджо" с изумлением нашли среди объявлений пресвитерианской и баптистской церквей, секты учеников христовых и объединенных братьев нижеследующее объявление:
ПРОСНИТЕСЬ, МИСТЕР ДЬЯВОЛ!
Если бы старик сатана был так ленив, как иные из наших горожан, именующих себя христианами, мы могли бы чувствовать себя в полной безопасности. Но сатана не дремлет! Приходите же в это воскресенье к 10 ч. 30 м. утра послушать захватывающую проповедь преподобного Гентри на тему:
«СТАЛ ЛИ БЫ ИИСУС ИГРАТЬ В ПОКЕР?»
Методистская Епископальная Церковь
Он научился хорошо печатать на машинке, и это ему очень пригодилось. Медлительное перо не подходило к бурному темпераменту преподобного Элмера Гентри – ему куда более соответствовал стремительный цокот клавишей; из-под его пишущей машинки мощным потоком вырывались заповеди новой морали и социальные откровения.
В феврале он на две недели с головою ушел в проведение евангелических собраний. Он пригласил странствующего миссионера с женой; он отлично умел пустить слезу, она недурно пела. Но куда, самодовольно отметил про себя Элмер, куда им было тягаться с ним самим, человеком, работавшим с сестрою Шэрон Фолконер! Впрочем, эти двое были новинкой для Банджо-Кроссинга, и, когда истерический подъем достигал высшей точки, Элмер был тут как тут, сам бросался с атакой на перепуганную толпу, предостерегая, что, если грешники не выйдут вперед и не падут смиренно на колени, они еще до завтра могут оказаться в аду.
В результате церковь приобрела двенадцать новых прихожан и пять отступников вернулись в ее лоно, а Элмер получил повод опубликовать в "Западном христианском защитнике" заметку, которая значительно повысила его престиж в кругах праведников:
"В церкви Банджо-Кроссинга отмечается поразительный и волнующий подъем религиозной активности, являющийся результатом трудов брата Т. Р. Физелса и певицы-евангелистки сестры Физелс при содействии местного пастора, преподобного Гентри, ранее принимавшего участие в работе евангелистов в качестве помощника покойной Шэрон Фолконер. Нам сообщают, что здесь наблюдается великий всплеск духовной жизни. Молитвенные собрания дали богатые всходы и привели многих в лоно церкви".
Сам он тоже испытал «подъем религиозной активности» и, дав городку понять, как это ему обременительно, еженедельно – в течение двух недель – лично обследовал младшее отделение Эпвортской Лиги – юношеское отделение этой превосходной молодежной организации, целью которой, как сама она утверждает, является «убрать зло из отдыха и развлечения и превратить их в духовное возрождение» [159]
[Закрыть].
Он получил коротенькое письмо от епископа Тумиса, в котором епископ намекал на то, что от окружного инспектора получены самые благоприятные отзывы об "усердной и истинно творческой работе" Элмера, а также о том, что на предстоящей Годовой конференции Элмер будет переведен в значительно более крупный приход.
– Чудесно! – ликовал Элмер. – Ну и рад же я буду выбраться отсюда! Здешней деревенщине от первокласного пастора, вроде меня, столько же проку, как стаду ослов!
