Текст книги "Пираты с озера Меларен"

Автор книги: Синкен Хопп

Соавторы: Сесиль Бёдкер,Сигфрид Сивертс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава девятая
Медная кастрюля

В деревне было тихо, нигде ничто не двигалось, до Силаса сидевшего на дереве, не долетал ни один звук, даже жаворонки днем петь не хотели. Силасу стало скучно. Пожалуй, можно было бы спуститься вниз, пока никто не видит.

Он посидел немного, прислушиваясь. На другой стороне улицы в конюшне стоял его конь… «Что, если прокрасться и взглянуть на него, ведь должна же быть хоть одна щелка в стене…

А может, навестить Карло? Его мать и шпагоглотатель пошли в дом к Эммануелю, и сейчас у фургонов остался один Карло».

Силас повис над крышей дома Юанны, потом осторожно скользнул ногами по черепице. Нагревшаяся черепица уже слегка жгла ноги, он встал на четвереньки, чтобы не так сильно давить на нее. Не очень-то здорово будет, если он проломит крышу и провалится. Прямо в дом. Вот будет радость для Бартолина.

Ловко, как кошка, Силас прополз по крыше, остерегаясь трогать шаткие черепицы, но все же они колебались и стучали одна о другую. К счастью, все там внизу крепко спали. Он без труда добрался до фронтона, откуда влезал на крышу Годик, и через минуту уже стоял на земле. Здесь, на задворках, ему представилась еще более убогая картина, чем на улице. Все росло здесь как попало, повсюду валялся ненужный хлам и отбросы. Раздолье для свиней и кур! Сейчас они, поди, дремали в кустах, прячась от жары, подумал Силас, и в самом деле нашел гнездо, в котором лежали четыре яйца. Не долго думая, он разбил их и выпил. Вот это жизнь!

Он прошел по задворкам почти все дома, как вдруг почувствовал, что за ним кто-то идет, и быстро спрятался за какой-то развалюхой. Это опять был Хромой Годик.

– Ты вовсе спятил? – прошептал он, увидев Силаса. – Беги давай назад, они сейчас начинают.

– Да они все спят, – возразил Силас.

– Никто не спит, – отрезал Годик, – слишком важный сегодня день. Давай-ка, поторапливайся.

И они, пригнувшись, побежали друг за другом назад к задворкам дома Юанны.

– Лезь позади меня, ползи по самому краю крыши, чтобы они не услыхали.

– Куда это тебя черти понесли? – спросил Годик, когда они снова вскарабкались на дерево.

– Хотел поговорить с Карло.

– Видать, ты вовсе ополоумел.

– Шш… – зашикал Силас.

Дверь отворилась, и на улицу вышел человек. Чуть погодя из другой двери вышли еще двое.

– Что я тебе говорил! Хорош бы ты был, если бы сидел сейчас у Карло.

Из дома Юанны появился Бартолин, а из дома Эммануеля вышли Филлип и торговец. Улицу мгновенно заполнили женщины и дети, и все они столпились возле большого дерева, на котором сидели Силас и Хромой Годик. Торговец громко и торжественно велел нести сундуки.

«Зачем это? – подумал Силас, – словно хоронить кого-то собираются, смех да и только».

– Это он так выставляется потому, что здесь шпагоглотатель и твоя мать, – прошептал Годик.

– Давайте сперва лошадь торговать, – проревел Бартолин громовым голосом.

Торговец не согласился и еще раз велел вынести сундуки из дома Эммануеля, и на этот раз сундуки появились. Широко расставив ноги, Бартолин встал у первого сундука, всем своим видом выражая презрение к торговле такого рода, торговец тем временем повернул большой ключ в замке и открыл крышку. Глянув на содержимое сундука, Бартолин нарочито закашлялся.

– Барахло для баб, – пробормотал он, продолжая стоять на месте.

В одном сундуке была плотно упакована блестящая медная утварь: подсвечники, кастрюли и сковородки, другой же был до отказа набит шелком и шерстью ярких цветов.

– Ну, и что дальше? – грозно спросил Бартолин.

Торговец покосился на него и ничего не сказал, отступил чуть назад к стене дома, где стояли Филлип и Эммануель. Вокруг сундуков столпились деревенские женщины и девушки, они вытягивали шеи, пытаясь разглядеть все получше, но сразу же подойти вплотную не решались. Это было бы слишком нескромным, приличие требовало немного повременить.

Но у Бартолина не было никакого желания ждать, он считал, что с этим нужно покончить как можно быстрее и заняться лошадью.

«Продавать бабам всякую ерунду – занятие не из солидных», – подумал он.

– Ты бы хоть поднял и показал какой-нибудь товар, – сказал он в сторону торговца, – неужто ты думаешь, что все эти цацки продадутся сами по себе? Не желаете ли купить что-нибудь? – обратился он к собравшимся с язвительной вежливостью, – ну, скажем, подвязки или кастрюли?

Ответом ему был взрыв хохота. Глаза Бартолина метали молнии.

– Так ведь каждый порядочный продавец предлагает товар покупателю, – прошипел он.

– Вот как, – сказал шпагоглотатель, – и ты для этого, конечно, самый подходящий человек?

Народ снова захохотал, а довольный Эммануель потирал руки. Ведь теперь все были настроены против Бартолина, и это сыграет свою роль, когда начнут торговать лошадь.

Торговец, видно, не собирался подходить к сундукам, и Бартолин досадовал, что стоит возле них один.

– Это, разрази меня гром, странная манера торговать, – презрительно заметил он и подался назад, к тому месту, где стояли мужчины. И Силас про себя согласился с ним, он никогда еще не видал торговца, который бы не расхваливал до хрипоты свой товар.

– Он всегда так делает, – прошептал Хромой Годик.

Но женщины одна за другой стали неуверенно подходить к сундукам, а торговец демонстративно повернулся к ним спиной и стал беседовать с Филлипом. Анину тоже потянуло к набитым товарами сундукам. Силасу, сидевшему на дереве, было видно, как она первая протянула руку и пощупала уложенные один на другой отрезы тканей. Ее примеру последовала Тереза, пожилая жена Эммануеля, которая все время держалась возле этой незнакомой женщины.

Силас понял – торговец знает, что делает. Не прошло и минуты, как все женщины стали лихорадочно рыться в сундуках, каждая старалась ухватить что-нибудь получше, то и дело две из них тянули каждая к себе один и тот же передник, бросая друг на друга гневные взгляды, потом обе отпускали его и хватали что-нибудь другое. Они выбирали, прикладывали к себе и швыряли назад, не теряя надежды выбрать самое лучшее. Страх, что другие опередят, заставлял их руки работать в этой драгоценной куче быстро и жадно – ленты и кружева в беспорядке свисали с бортов сундуков.

Они все хватали и примеряли, не думая о том, что за это надо платить, что они бедные женщины из бедной деревни. Дело дошло чуть ли не до драки, в ход были пущены не только языки, но и локти.

Мужчины стояли поодаль и озабоченно переминались с ноги на ногу, глядя на ошалевших женщин. В полном ужасе они представляли себе, как посевное зерно, домашняя птица и прочее, необходимое в хозяйстве, окажутся в просторной повозке торговца, ну разве что за лошадь выручат столько, что хватит и на эти безделушки.

Лишь одна женщина не делала попытки протолкнуться к сундукам – вдова Юанна. Даже самая красивая материя не могла соблазнить ее на покупку. Без всякой надежды стояла она в стороне, беспрестанно перебирая руками шаль, накинутую на плечи. Силас сравнил ее со своей матерью, и ему стало стыдно, хотя сейчас она была одета пристойно, как другие женщины. Она могла себе позволить купить то, что хотела, и покупала. Силас виновато покосился на Хромого Годика.

К толпе медленным шагом приближался охотник на нутрий.

Все были заняты происходившим возле сундуков, и никто кроме Силаса не заметил рослого человека в меховой шапке. Он подошел к стоявшей поодаль от толпы Юанне и встал рядом с ней. Юанна не повернула головы и не подала виду, что заметила его. Они стояли почти что под ногами Силаса.

– Что же ты ничего не покупаешь? – спросил насмешливо Арон, отлично зная ее положение.

Юанна вскинула голову и не ответила.

– Неужто тебе тут ничего не понравилось, ничего из этого не надо?

– Сам хорошо знаешь, что надо, – отрезала Юанна.

– Почему же ты тогда ничего не покупаешь?

– Платить нечем.

– А у других есть чем?

– Это их дело. Я ничего не куплю.

Арон улыбаясь украдкой смотрел на нее. А Силас пожалел, что выпил те четыре яйца, ведь они были у нее не лишние.

– Даже ни кусочка тесьмы?

Силас затаил дыхание и покосился на Годика. Тот сильно покраснел: на что он склоняет ее?

– Нет, – решительно ответила она.

– Ты можешь заплатить больше других.

– Чем?

– Мехом нутрии, – многозначительно сказал охотник.

Она сверкнула на него глазами.

– И что ты хочешь взамен?

– Тебя, – ответил он напрямик.

– Я не продаюсь за тесьму, – сердито ответила она, – стыдно тебе пользоваться моей бедностью.

Она гордо отвернулась и не заметила, что охотник остался доволен ее отказом.

– А ведь это хороший мех, за него можно дорого взять, – нутрии отловлены в самое подходящее время года.

– Не надо.

– Ах да, у тебя сейчас есть постояльцы, ясное дело, тебе ни к чему мои шкурки.

Юанна в бешенстве повернулась к нему.

– На что это ты намекаешь?

Она сказала это так громко, что не успел Арон ответить, как Бартолин бросил на них подозрительный взгляд и подошел к ним.

– Ну? – рявкнул он, переводя взгляд с Юанны на охотника. – Он тебя обижает?

– Да нет, – холодно ответила Юанна постояльцу.

– Я только попытался уговорить ее купить что-нибудь за шкурки нутрии. Может, лошадиная шкура сгодится?

– Для чего мне стараться, когда некоторые ведут себя так глупо. Да и тебе, слышишь, – сказал довольный Бартолин, – нечего тут размахивать своими вонючими обрывками меха у нее под носом.

– Да я и сам так подумал, – согласился охотник и покосился на Юанну, которая отвернулась от них, делая вид, будто интересуется тем, что происходит возле открытого сундука с материей.

– Между прочим, она поедет со мной, как только я верну своего коня, – пригрозил Бартолин.

Юанна рывком повернула голову, как бы протестуя, но продолжала молчать.

– Вот ка-ак, – протянул охотник, – а кто же станет кормить ее ребятишек?

Бартолин ответил, помедлив, с явным нежеланием:

– Я заберу их с собой. Старший будет работать в конюшне.

– Понятно. А я как раз собирался взять его в помощники.

– Мне нужен конюх, – оборвал его Бартолин.

– А маленькие девчушки, – продолжал Арон, словно не замечая резкого тона, – мне они нравятся. Может, позволишь мне воспитать их? В конюшне от них невелика помощь.

Бартолин, казалось, взвешивал это предложение, и Силас уголком глаза видел, как Хромой Годик таращил на них глаза и слушал в полном отчаянии.

– Я подумаю, – ответил Бартолин, похоже было, что он вовсе не прочь отделаться от дочек Юанны, отдав их охотнику.

– Только с условием, что я заберу и парнишку, – быстро добавил Арон.

– Это уж я сам решу.

– Ну, конечно, – согласился с издевкой в голосе охотник.

– Между прочим, нечего тебе мешаться в мои дела! – вспылил Бартолин.

– Так ведь я только хотел помочь тебе, – ухмыльнулся человек в меховой шапке. И отошел от них, проталкиваясь к сундуку с медной утварью. Торговец предупредительно повернулся к нему.

– Кастрюлю! – потребовал охотник.

Все вокруг замерли, предчувствуя что-то необычайное. Торговец взял кастрюлю и протянул ее Арону.

– Слишком маленькая, – сказал охотник.

По толпе прошелестел говорок.

– Других нет, что ли, у тебя?

Торговец достал кастрюлю побольше. Блестящая медь засияла на солнце.

– Эта подойдет?

– Видать, нынче нутрий здесь богато, – пошутил кто-то из толпы мужиков.

– Нелегко только получить что-нибудь стоящее за хорошие шкурки, – ответил охотник, меряя взглядом кастрюлю.

– Мала.

Торговец постелил коврик и принялся расставлять на нем медную посуду. Но охотник ни на чем не остановил свой выбор.

Лишь когда торговец выудил из сундука свою самую большую и самую красивую кастрюлю, охотник остался доволен. Такая кастрюля годилась для многодетной семьи, для чего она холостяку, никто не понял.

Силас поглядел вниз на Юанну, но на ее лице нельзя было ничего прочесть, а Бартолин, продолжавший стоять на том же самом месте, презрительно и насмешливо улыбался. Силас догадался, что все это связано с недавним разговором здесь под деревом, и ясно было, что Бартолин считает охотника на нутрий дураком и шутом гороховым.

Тут же возле сундука Арон расплатился целой охапкой шкурок, которые небрежно вытащил из карманов. Торговец жадно оглядел каждую, посмотрел на солнечный свет, нет ли дырок, и губы его при этом плотоядно шевелились. Потом он кивнул и быстро свернул шкурки: Еще одна удачная сделка.

Арон поставил котел на плечо и стал выбираться из толпы. Глаза всех были прикованы к нему. Никто в деревне не видывал такой роскошной кастрюли, обходились дешевыми чугунными котлами или коричневыми глиняными горшками, медная посуда была крестьянам не по карману. Люди почтительно расступались, пропуская владельца медной кастрюли. Тут Силас заметил, что под шумок многие женщины, осторожно подкравшись к сундуку, положили назад то, что они сгоряча схватили.

Арон же не пошел домой, а встал рядом с Бартолином и Юанной. Он вдруг протянул кастрюлю Бартолину, и тот ошалело ухватил ее за ручки, чтобы дорогая вещь не упала на землю.

Толпа замерла. Те женщины, которые еще держали в руках шали и куски шелка, забыв, что они собирались с ними сделать, повернулись к Бартолину, который стоял, прижав кастрюлю к животу и ничего не понимая.

– Что мне с ней делать? – растерянно спросил он.

– Позволь мне преподнести тебе вещь, без которой в хозяйстве никак не обойтись, ведь теперь семейство твое сильно выросло, – сказал он громко, чтобы все слышали.

Все глаза уставились с любопытством на Юанну. Бартолин покраснел от злости.

– Я хочу сказать, что ведь теперь у тебя в доме будет жена и трое детей, – продолжал невозмутимо охотник.

Бартолин поглядел по сторонам, глупо улыбаясь, и покраснел еще сильнее.

– Ведь такой кастрюли у тебя вроде бы нет? – ласково спросил его охотник, и люди сразу же вспомнили, как Бартолин живет.

– И Юанна, и ребятишки спасибо скажут, если будет в чем. варить еду, – продолжал Арон.

Люди, посмеиваясь, окружили эту троицу. Тут, видно, предстояло услышать немало забавного.

– Кто сказал, что я собираюсь поселиться у Бартолина? – спросила Юанна, отодвигаясь от барышника.

– Так ведь это он сам сказал, – воскликнул охотник с деланным удивлением. – А может, ты и не знала об этом?

В толпе раздался смех, а Бартолин в отчаянии искал, куда бы поставить кастрюлю, опустить ее на землю он явно не решался.

– Мне и в своем доме хорошо, – сказала Юанна.

– В самом деле? – пробормотал охотник с сомнением в голосе. – Я охотно приму ребятишек, если ты из-за них… – он многозначительно оборвал фразу.

– Не твоя это печаль, уж я сама позабочусь о своих детях.

Бартолин, слушая этот разговор, чувствовал себя последним дураком, выставленным напоказ всей деревне.

– Забирай свое барахло, – взорвался он, – буду я еще держать твою дрянную посудину! – и чуть ли не швырнул кастрюлю охотнику.

– Так ведь это же подарок, – невозмутимо сказал Арон.

– Не нужны мне твои подарки, я сам могу купить все, что мне надо.

– Да, у тебя в хозяйстве много распрекрасных вещей и мебель что надо, – согласился Арон к большому восторгу окружающих; все знали, что у барышника кроме соломы на полу ничего не было. – И к тому же нам известно, как ты любишь делать дорогие подарки, не правда ли?

Бартолин смотрел на него вопросительно.

– Разве ты не подарил первому встречному парнишке свою лучшую лошадь?

– И не думал дарить, – проревел Бартолин, – он украл у меня ее.

– Разве он не выиграл ее на спор?

Бартолина аж передернуло.

– Он должен был сказать, что умеет ездить верхом.

– Вот как, а ты что должен был ему сказать?

– Да он нахальный и бессовестный воришка, – взвыл Бартолин.

Услыхав, что разговор идет о мальчишке и лошади, Филлип, до того стоявший в сторонке, подошел к ним.

– А куда подевался этот мальчишка? – спросил он Эммануеля.

– Он смылся, – соврал Эммануель, – взял и удрал куда-то.

– Что ты сделал с ним?

– Ничего. Я привел его в дом, напоил и накормил.

– А он взял и ушел?

– Исчез куда-то в тот же вечер.

– Гм, – сказал Филлип, поглаживая напомаженные усы. – А я мог бы выкупить его у тебя.

Эммануель вытаращил глаза:

– Выкупить?

Филлип ухмыльнулся. А Силас, сидя на дереве, подумал, как Эммануель, наверно, раздосадован.

– Я бы заплатил тебе за него не меньше, чем за коня, – соблазнял его шпагоглотатель.

При этой мысли волосы на голове у Силаса встали дыбом. Но Эммануель с сожалением пожал плечами.

– У меня его нет.

Анина, стоя возле сундука, слушала их с испуганным лицом, ведь они говорили о ее мальчике. Не мешкая, протиснулась она сквозь толпу к Эммануелю и встала перед ним так, чтобы он не мог улизнуть.

– Он умер? – тихо спросила она, сверля его глазами.

– Мы его не убивали, если ты про то спрашиваешь.

«А чуть было не отправили на тот свет», – подумал Силас.

– Он жив? Ты уверен в этом?

– Ясное дело.

Эммануель попытался выдержать взгляд Анины, ведь он все же не убийца. Но нельзя сказать, чтобы он стоял перед Аниной со спокойной совестью. И ему стало отнюдь не легче, когда рядом с Аниной появился Бартолин, ему тоже был нужен Силас, и он винил Эммануеля в том, что мальчишка исчез.

– Да нет его у меня, – заверял крестьянин, всплескивая руками. – Причем тут я, коли он ушел.

– И оставил коня? – сухо спросил Филлип. – Не похоже на правду.

– Да, черт побери, – воскликнул охотник, по-прежнему стоявший здесь же с кастрюлей на плече, – велика важность – сопливый мальчишка. Возьми другого, ну хотя бы одного из этих, – он показал на целый рой ребятишек, шнырявших среди толпы.

Анина холодно посмотрела на него:

– Ты, я вижу, щедр раздавать чужих детей.

– Если бы у меня были свои, я их тут же продал бы собственным матерям по цене лошади, – небрежно бросил Арон. – А что, вы и людьми торгуете? – продолжал он

При этих словах Анина с гримасой отвращения замотала головой.

– А я сегодня утром, стоя у реки, узнал, что шпагоглотатель по имени Филлип собирался купить безглазую девочку.

– Кого? – спросила Анина.

– Она живет здесь недалеко, на берегу, я говорил с ее дядей.

– Безглазую? – спросила, недоумевая, Анина.

– Это какая-то ошибка, мы приехали с противоположной стороны.

– А не ты ли шпагоглотатель Филлип?

– Ну, я.

– А разве не ты только что собирался купить парнишку у Эммануеля?

– Так ведь это совсем другое дело…

– И ты хочешь заставить нас поверить, что не собирался покупать Марию?

– А ты знаешь ее? – с интересом спросил Филлип.

– Ясное дело, знаю.

– И у нее в самом деле нет глаз?

– Одни глазницы.

Филлип тоненько свистнул.

– Пожалуй, это не такая плохая идея.

– Она не продается, – сухо сказал охотник.

Толпа ахнула, а Силас и Хромой Годик молча посмотрели друг на друга.

– А ты-то откуда знаешь? – спросил Филлип.

– Я заплачу больше всех, если ее станут продавать, – сказал охотник.

– Вот как! – воскликнул со значением Филлип, высоко подняв брови.

– Так я тогда заполучу своего коня, – с надеждой сказал Бартолин, – а тебе достанется девчонка.

Ответом ему было суровое молчание.

Глава десятая
Конская ярмарка

Силас почувствовал, как у него сильно заколотилось сердце. Сейчас наконец будут торговать вороного, сейчас он снова увидит его. Мальчику казалось, что как только вороного выведут из этой проклятой конюшни, все каким-то образом разрешится. Он был уверен, что снова будет сидеть у коня на спине, но пока Эммануель ходит тут с ключом за пазухой, сделать ничего нельзя.

У сидевшего рядом с Силасом пастуха был такой вид, будто он обдумывает что-то очень серьезное. Они не разговаривали, хотя сидели близко друг от друга, даже шептаться боялись. Ведь любой шум мог выдать, где они прячутся, а ни Силас, ни Хромой Годик не хотели, чтобы их заметили сейчас, когда начнется самое главное. Кроме того, они ведь слыхали, что за Силаса было обещано заплатить столько же, сколько за лошадь, и если крестьянам удалось бы поймать его, они бы спросили с Филлипа вдвое дороже.

Эммануель направился к конюшне, и народ замер, ожидая, когда он появится с лошадью, предчувствуя, что произойдет что-то особенное. Услыхав стук танцующих копыт и увидев коня, Силас наклонился вперед, ликуя от радости, и Хромой Годик предостерегающе потряс головой.

Норовистого коня так долго держали в темноте, что сейчас от яркого солнца он совсем ошалел, и Эммануель с трудом удерживал его за поводья. Зрители восторженно ахнули, даже те, кто видел этого коня раньше, а Филлип сложил губы трубочкой и одобрительно свистнул.

Однако никто не сказал ни слова, пока Эммануель, петляя, выводил коня со двора на улицу. Позади них зияла черная пасть открытой двери конюшни. Силас пристально смотрел на торговца, главного покупателя, и по его растерянному, смущенному виду понял, что такого коня ему еще покупать не доводилось.

«Да он и подойти-то к нему не решится», – злорадно подумал Силас, глядя на испуганное лицо торговца.

Но если торговец оробел от грозного вида коня, то Бартолин просто взбесился, увидев свою утраченную собственность.

Он грозил тесной толпе кулаками, сыпал проклятия и умолял без промедления отдать ему коня. Но никто не обращал внимания на его крики и угрозы, все глядели на коня, разве что кроме охотника на нутрий, с которым Бартолин не желал разговаривать.

– Что ты так развопился? – спросил охотник, с презрением глядя на барышника.

– Так конь-то ведь мой, вы не смеете, не смеете продавать его, это мой конь.

– Докажи, – подзадоривал его охотник.

– Да ведь я же признал его, что же вы думаете, я не признаю свою собственную скотину? – взвыл Бартолин.

– А тебе охота его иметь?

– Еще бы! – барышник усердно закивал головой.

– Тогда тебе придется его купить, – сказал Арон.

– Так ведь он же м о й, я уже один раз платил за него, – стонал Бартолин.

– Тогда покажи нам, чего стоит этот конь, купи его еще раз. Доброе дело даром не проходит, сам знаешь.

Охотник огляделся, ища места, куда бы поставить свою огромную кастрюлю.

– Так ведь его у меня украли, – протестовал барышник.

– А ты докажи, каждый может сказать, что конь его. И я тоже могу это сказать, чего проще!

Он быстрым шагом подошел к дому Юанны и поставил кастрюлю у двери.

– Надеюсь, ты не против, если я ее здесь поставлю? – спросил он у Бартолина, который следовал за ним по пятам. Казалось, ему пришла в голову отличная идея.

– Послушай-ка, что я тебе скажу, – таинственно прошептал он.

– Ну?

Бартолин склонил голову к плечу долговязого охотника.

– Если ты поможешь мне получить обратно коня, можешь оставить себе вдову Юанну.

Охотник мрачно усмехнулся.

– Она и без того мне достанется, мы с ней уже договорились однажды, ты ей и даром не нужен.

Охотник произнес эти слова презрительно, безжалостно, и барышник смущенно опустил голову.

– Если тебе так уж приспичило заполучить этого коня, плати денежки, – добавил Арон. – Конь продается.

– Да вы просто разбойники, – зашипел разъяренный барышник. – Ведь конь-то мой.

– Ну, назначайте цену, – заорал Эммануель через головы собравшихся. – Мы начинаем торг.

К своему огорчению, Силас увидел, что вороного не подвели к самому дереву, как он надеялся. Эммануель держал коня почти посредине улицы, чтобы его было видно со всех сторон. А Силас надеялся, что ему в какой-то момент удастся вскочить коню на спину и ускакать, когда все растеряются.

– Ну? – воскликнул Арон, подбадривая народ.

Бартолин мрачно насупился и молчал.

– Сотня серебром! – весело воскликнул охотник. Стоявшие вокруг засмеялись, а Бартолин покраснел еще сильнее, цена была названа ничтожная. С минуту все молчали.

– Если никто больше не дает, то я покупаю коня за сотню серебром, – громко сказал охотник.

– Две сотни, – засмеялся Филлип.

– Никак вы спятили, конь стоит куда больше, – крикнул Эммануель.

– Ясное дело, – согласился Арон, – но если дороже не дают, можно купить и за эту цену.

– Двести десять, – рявкнул торговец с кислой миной.

– Гляди веселей, – крикнул ему Арон, – это лучший конь во всей округе.

– Да он мой, – закричал Бартолин, – верните мне его!

– Триста, – сказал охотник и захохотал.

– Помолчи! – оборвал его Эммануель, – тебе я его не продам.

– В самом деле?

Видно, охотника забавлял этот спор.

– Это ты за такую цену не хочешь мне его отдавать, – добавил он.

– Триста десять, – сказал торговец.

– Триста одиннадцать, – сказал Филлип точно таким же тоном, и все поняли, что он дурачится. Торговцу не позволяли самому назначить цену за покупку. Это ему не подходило, он был явно недоволен тем, что торг принял такой оборот.

– А что же ты? – обратился Эммануель к Бартолину, – тебе так хотелось заполучить этого коня.

– Не могу ли я обменять его на другого коня? – спросил Бартолин.

– Только не на одного, – весело сказал охотник, – а на нескольких.

– Предлагается упряжка добрых рабочих лошадей, – согласился Эммануель.

– Ими никого не удивишь, – сказал Филлип, – я даю за этого четыреста.

– Пятьсот, – пропел охотник.

Эммануель беспокойно покосился на него.

– У тебя и денег-то нет, – сказал он.

– Найдутся.

– Не порти нам дело, – пригрозил Эммануель.

– Да я только поднимаю цену, – успокоил его весело охотник.

– Пятьсот десять, – пробормотал торговец.

– Плюс две, – сказал Филлип.

– Три лошади, – крикнул Бартолин.

– Три лошади за пятьсот две монеты серебром! – громко выкликнул Эммануель.

– Шестьсот! – завопил охотник.

– Заткнись, – испугался Эммануель, – не тебе покупать коня.

– Разве?

– И что тебе только надо?

– Деньги на налоги и платежи, чего же еще.

– И что бы ты стал делать с конем, если бы купил его?

– Содрал бы с него шкуру.

У Силаса перехватило дыхание.

– Содрать шкуру? – спросил крестьянин, думая, что ослышался.

– Больно хороша у него шкура, – сказал охотник так, будто вполне резонно было заколоть такое животное ради шкуры.

– В своем ли ты уме? А как же мы?

– Ничего, до сих пор как-то обходились, хотя вечно ноете, – утешил его охотник.

– Шестьсот пятьдесят, – выдавил торговец с такой натугой, словно ему пришлось оторвать лошадь от земли.

– Семьсот, – выпалил охотник.

– Восемьсот, – поторопился выкрикнуть Филлип.

– Вот видишь, это помогает, – торжествовал Арон, обращаясь к Эммануелю.

Торговец прямо-таки корчился от напряжения.

– Восемьсот двадцать пять, – пробормотал он еле слышно.

Охотник опять повысил цену и резко повернулся, показав пальцем на Бартолина:

– А что скажешь ты? Что же ты молчишь?

– Так ведь это мой конь, – застонал этот здоровенный человек.

– Понятно. Этого одра ты упустить ни за что не хочешь. Сколько лошадей из своей конюшни ты готов отдать за него?

– Я уже говорил – три.

– Так ведь цена коня поднялась.

– Ну я тебе это припомню, дьявольское отродье, – прошипел Бартолин.

– Четыре? – невозмутимо спросил Арон, подняв одну бровь.

– Три, я сказал.

– Стало быть, ты сам не знаешь, сколько стоит твоя лошадь. Покажи ее настоящую цену.

– Восемьсот пятьдесят, – проревел Бартолин с такой болью, словно отрывал собственную руку.

Охотник рванул себя за волосы, изображая полное отчаяние:

– Вот видишь, чего стоит твой конь? – взвыл он. – Ну, а ты что скажешь?

Он повернулся к торговцу.

– Что же ты мешкаешь? А я-то, человек бедный, думал, увидев этого коня, что вы двое всерьез можете оценить его…

– Девятьсот, – сухо сказал Филлип.

– Наконец-то я слышу что-то разумное. Так конь продан?

– Нет! – вырвалось из глотки торговца.

Охотник вопросительно поглядел на него.

– Тысяча.

Арон бросил на Бартолина насмешливый взгляд:

– Неужто ты уступишь свою лучшую лошадь за такую жалкую цену?

Барышник переводил взгляд налитых кровью глаз с Арона на торговца и потрясал кулаками.

– Сколько ты дашь, чтобы торговец отступился? – спросил охотник предательски ласково.

– Тысячу десять, – хрипло сказал Бартолин.

– Вы слышите, – воскликнул Арон, указывая на барышника, – этот человек согласен отдать тысячу десять крон серебром за лошадь, которую он однажды уже купил. Стыдно вам не предложить за нее вдвое больше.

– Тысяча двадцать пять, – сказал Филлип.

– Это просто насмешка над конем! – сердито рявкнул охотник.

– Тысяча тридцать, – сказал торговец.

– А что скажешь ты? – обратился Арон к Бартолину.

– Я не могу опустошить свою конюшню, чтобы потрафить тебе, – отрезал Бартолин.

– Можешь, помяни мое слово.

– Заткнись, – проревел барышник. – Все это жульничество, отдайте, моего коня.

– Теперь это конь торговца или еще нет?

Бартолин молчал. А охотник внимательно оглядел собравшихся.

– Что ты дашь мне за то, что я больше не буду повышать цену? – спросил он Эммануеля.

Крестьянин возмущенно вцепился крепче в уздечку.

– Видать, ты не в своем уме, у тебя и денег-то нет, ничего у тебя нет.

– Ну и что из того?

– Стало быть, ты не можешь…

– А вот могу…

– Так ведь…

– Что ты дашь мне за это?

– А сколько ты хочешь? Сам-то ты сколько просишь?

– Те тридцать, что сверх тысячи, – ответил без колебания охотник.

– А не жирно ли будет?

– Я бы мог получить и сотню, которую первым предложил, – задумчиво сказал охотник.

– Ну ладно, получишь тридцать.

– Меньше уж никак нельзя, – подтвердил Арон.

Эммануель глубоко вздохнул.

– Я покуда подержу коня, а вы с торговцем ударьте по рукам да получи свои деньги, – услужливо предложил охотник и бесцеремонно протиснулся между жеребцом и Эммануелем. Тот с неохотой отошел к стене, чтобы закончить сделку, но ясно было видно, как ему не хотелось расставаться с вороным.

– Теперь я. не отдам его, покуда не получу свою долю, – с насмешкой крикнул охотник вслед Эммануелю, но тот не обернулся.

Сидевший на дереве Силас обрадовался его словам. Охотник похлопал вороного по шее и попросил стоявших рядом посторониться.

– Мне думается, надо отвести его в тень, – сказал он и отвел коня под дерево.

Силас почувствовал, как мышцы у него под кожей напряглись, он изловчился и занял удобное положение почти на конце толстой ветки. Из слов охотника он понял, что наступил решающий момент.

– Только сначала я получу свои деньги, – сказал Арон, ласково поглаживая морду коня.

Силас и Хромой Годик поглядели друг на друга, пастух снял кожаную флягу с нароста на дереве и взвесил ее на руке. Она была тяжелая, точно деревянная, еще не совсем пустая.

Эммануель отошел от стены назад к лошади, держа в высоко поднятой руке серо-коричневый кожаный мешочек, чтобы все его видели.

– Теперь лошадь моя, – сказал торговец и потянулся, чтобы взять уздечку.

– Погоди-ка немного, пока я получу свое, – возразил охотник, отодвигая его локтем, и подставил Эммануелю ладонь, большую и глубокую, как блюдце.

Крестьянин сунул руку в мешочек и стал, торопливо отсчитывая монеты с жадным и подозрительным видом, выкладывать их на руку охотника. Звук ударявшихся друг о друга монет взволновал любопытных зрителей, они стали толкаться и протискиваться вперед, особенно напирали задние, кому совсем ничего не было видно.

– Считай вслух, – потребовал охотник, – чтобы после никто не говорил, что я взял лишнее.

– И чтобы ты не говорил, что тебе недодали, – согласился Эммануель и стал считать вслух так, чтобы все слышали, – … семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…