Текст книги "Лексикон света и тьмы"

Автор книги: Симон Странгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Никто ничего не говорит. Чайка с криком кружит над ними.

– Теперь что? – спрашивает Карл. Риннан опускает руку в карман и поглаживает пузырёк, больше таблеток пока нельзя. Его предупреждали, что от передоза может остановиться сердце. Но ему нужно. Или хотя бы выпить. И сроду не оказываться в этом месте, чтоб оно всё лопнуло, зло думает он и велит Карлу с Финном скинуть тела в море.

На этом операция «Тюлень-2» завершается. Они торопливо собираются, чтобы как можно быстрее убраться из этих краёв и не вспоминать о произошедшем. Риннан уезжает на грузовике, он едет в Тронхейм докладывать.

Число заданий растёт всю осень. Всё больше тех, кого надо арестовывать, пытать и убивать. Конца не видно. Немцы терпят поражение на нескольких фронтах. Русские входят в Северную Норвегию.

Наступает декабрь сорок четвертого.

На рождественской вечеринке он знакомится с девушкой по имени Гюнлауг. Она невысокого роста, блондинка с голубыми глазами и совершенно потерянным взглядом, как выясняется, её жениха несколько месяцев назад убили люди из Сопротивления. Теперь ей нужен кто-нибудь, надёжная гавань, опора, тот, кто будет рядом и даст ей тепло, еду, любовь. Риннан подходит по всем статьям, а она понравилась ему с первого взгляда, совсем юное создание, молодость, и чистота, и улыбчивость, которой она светится вся, и взгляд, на теплоту которого невозможно не откликнуться. Заразительная улыбка, на которую непроизвольно отзываешься.

Всё застолье они с Риннаном переглядываются и улыбаются, передавая блюдо с картошкой, наливая выпивку в бокал и поднося его к губам. Когда они случайно касаются рукой друг друга, проскакивает искра, а уж когда он под столом прижимается коленом к её коленке!..

О, как это прекрасно!

Как прекрасно снова чувствовать себя влюблённым, думает он и сразу же понимает, что это чувство взаимно; что они уйдут отсюда вместе и проснутся вместе. Они снимут друг с друга одежду. Конечно, всё так и будет.

Ему правила не писаны. Он очень многим пожертвовал, чтобы добиться себе нынешнего положения. Мало кто решился бы пойти на такие большие жертвы, думает он, и в качестве награды он живёт теперь по иным правилам. У него иной уровень свободы, где нет стопоров.

Новогоднюю вечеринку для некоторых членов банды Риннан устраивает у себя дома на Ланстадсвейен. Двенадцать уже пробило, они продолжают пить, устроившись в гостиной. Клара и дети отправились спать. Стол заставлен пепельницами, в них громоздятся окурки, похожие на сбившихся вместе маленьких зверьков. На бокалах сальные следы пальцев, мерцающий свет стеариновых свечей подсвечивает лица. Но один человек в компании молчит и всё больше замыкается в себе. Это Финн. Как будто что-то случилось с этим двадцатидвухлетним парнем в тот день, когда ему пришлось на холме на острове убить двух невинных людей. Он почти перестал улыбаться, и во взгляде темнота.

Но сегодня ночь на 1 января, первый день сорок пятого года. Финн допивает вино, вцепляется руками в подлокотники и встаёт, пошатываясь. Откидывает назад тёмные волосы. И говорит: «Пойду застрелюсь».

Риннан смеётся в ответ, говорит: «Удачи» – и поднимает стакан, чтобы чокнуться. Так же делают и остальные, но Финн, ссутулившись, проходит мимо дивана в прихожую, едва не задев плечом дверной косяк, суёт ноги в зимние ботинки и выходит на улицу. Праздник продолжается, и только спустя время кто-то замечает, что Финн всё ещё не вернулся. На следующий день его находят неподалёку от родительского дома с дыркой в виске и с валяющимся рядом в снегу пистолетом.

Так начинается первое утро сорок пятого года.

Р как Раскаты грома, ливень барабанит по крыше Бандовой обители, бурлит в водостоках, капли его разбиваются об оконные стёкла и текут вниз расплющенными, неровными струями.

Наступил апрель сорок пятого года, дни и ночи их штормит, идёт непрерывный вал телефонных звонков и приказов от Флеша, он требует допросить того и другого, организовать новые акции. Риннан пьёт, глотает белые таблетки, арестовывает людей, забирает жизни. За всё время он один раз берёт выходной и проводит его с новой любовницей, Гюнлауг Дюндас, Котёнком, как он её зовёт. Остальное время скатывается в вязкий ком, но куда деваться. Только эта система даст ему власть и жалованье. Только война защитит его ото всех, кто желает ему смерти.

Ему сообщают, что Мария Аренц, которая после нескольких лет в Германии вернулась в Норвегию, теперь собирается сбежать в Швецию вместе со своим Бьёрном Бьёрнебу, который тоже работает на немецкую разведку, но на другое её подразделение. Они уже нашли людей, которые их переправят. И это как раз негативные контакты Риннана – группа, работающая под контролем «Лолы», о чём подпольщики не подозревают. Риннан благодарит связного и просит передать беглецам, чтобы они были готовы, вечером их заберут.

Потом он наливает в кофе ликёр и пересказывает разговор Карлу.

– Ты позволишь им сбежать? – спрашивает Карл, и это резонный вопрос, потому что кому-то Риннан по согласованию с Флешем позволяет утечь за границу, чтобы о группе расходились хорошие отзывы, подтверждая её надежность. Чистой воды арифметика: сколько не имеющих ценности перебежчиков ты должен отпустить, чтобы задержать как можно больше важных активистов Сопротивления?

Риннан улыбается и мотает головой. Этих двоих он не отпустит. Ни за что на свете. Он отпивает глоток, слизывает с губ ликёр и рассказывает Карлу, что он придумал с ними сделать.

Наступает вечер, условленное место, где ждут Мария и Бьёрн, скрыто темнотой, её разрезает свет фар, когда подъезжает и прямо перед ними останавливается машина. В ней два человека. Бьёрн пропускает вперед Марию, залезает в машину следом за ней и с облегчением смотрит на водителя.

– Какое счастье, что вы смогли забрать нас так быстро, – говорит он. Водитель снимает шляпу и поворачивается к ним.

– Привет. Давно не виделись, – говорит Риннан, улыбаясь.

– Хенри Оливер?! – шепчет Мария. В ту же секунду с пассажирского сиденья к ним поворачивается Карл, в руках у него пистолет, он целится в них.

Интересно снова увидеть её лицо. Длинные волосы, обрамляющие щёки, которые он когда-то гладил. Губы, которые он целовал, глаза, которые она закрывала от наслаждения, лёжа под ним. Теперь у нас другие роли, думает Риннан, но в этом виноват не я.

– Чего ты от нас хочешь? – спрашивает Мария.

– Поедем прокатимся, – говорит Риннан и заводит мотор. – Но не в Швецию.

– А куда? – спрашивает Бьёрн.

– Домой, – отвечает Риннан. – Мы поедем домой и там решим, что делать с двумя предателями.

С

С как Снимки и Страницы документов из дела Риннана, они хранятся в госархиве в Осло. Пожилой вахтёр проверяет мои документы, только после этого я получаю разрешение подняться по лестнице и, миновав стеллажи со старинными книгами, обратиться к архивариусу за стойкой. Я излагаю свою просьбу и слышу в ответ, что все материалы по делу Риннана оцифрованы, а ждать посещения архива пришлось так долго, потому что доступ к материалам ограничен. Не из-за Риннана, а оберегая память жертв, поскольку в деле есть их фамилии и фотографии. Здесь всё, что есть по Риннану, точнее говоря, всё уцелевшее, поскольку и сам Хенри Оливер Риннан, и его начальство из «Миссионерского отеля» в последние дни войны постарались уничтожить максимальное количество изобличающих их материалов.

Всё – это пять тысяч страниц. В основном отсканированные листы А4 с машинописными пометками. Допросы Риннана и его невероятные описания взаимоотношений с некоей русской агентшей. Как она пыталась усыпить его хлороформом, но не смогла лишить его жизни, потому что они были влюблены друг в друга. Среди документов есть опросы выживших узников и фотографии трупов. Одна впечаталась мне в память. На ней – узник Бандовой обители, его тело нашли в снегу, оно согнуто вдвое и туго перевязано верёвками, как будто курицу или кусок мяса готовятся запечь на огне.

Я листаю бесконечные страницы допросов и протоколов судебных заседаний. Добираюсь до папок с названием «Разное». И довольно быстро нахожу заметки Риннана. Те же самые, которые цитируются в одной из его биографий. Я ищу дальше, но не вижу других записок Риннана, помимо двух уже мне известных. Вероятно, его блокноты были уничтожены под занавес войны, как исчезли и протоколы твоих допросов. В конце концов мне приходится согласиться с тем, что часть твоего дела раскрыта не будет, останется загадкой.

С как Судорога, сковывающая спину от каждого удара дубинки, когда тебя ведут во двор и побоями заставляют отжиматься.

С как Суд, который устраивает в Обители Риннан. Ночь на 19 апреля 1945 года, в окна гостиной светят уличные фонари, делая очень длинными тени двоих людей, которые стоят посреди комнаты со связанными за спиной руками: это Мария Аренц и Бьёрн Бьёрнебу.

Риннан сидит за письменным столом, по бокам от него – члены банды. Риннан наливает себе стакан ликёра, облизывается и отхлёбывает приличный глоток; лишь потом он прочищает горло и обращает свое внимание на пару посреди комнаты.

– Многоуважаемое собрание, многоуважаемый судья, господин Карл Долмен. Один из обвиняемых сам возьмёт на себя роль защитника. Засим суд объявляется открытым!

Он стучит по столу принесённой из подвала розгой и картинно кривится от шлёпающего звука, который та издаёт.

– Нет, такой молоток для судьи не годится. Поищем что-нибудь получше…

Риннан встаёт, идёт к камину и берёт полено. Никто не издаёт ни звука, пока он взвешивает его в руке, качает головой и кладёт на место. Оглядывает комнату. Все следят за его взглядом, за исключением обвиняемых, они оба уставились в пол. Но вот он высмотрел нечто подходящее – стул – и тащит его Карлу.

– Ваша честь, пособи: мне надо расколдовать эти судейские молотки. Они намылились сбежать, как и некоторые другие…

Риннан театрально косится на обвиняемых, кто-то из банды хихикает.

– Этот судейский молоток, например, – говорит Риннан и похлопывает ладонью по ножке стула, – хотел скрыться, думал притвориться ни в чём не повинной ножкой стула, а вовсе не судейским молотком, – говорит Риннан, следя, как его слова действуют на банду, как теперь уже многие начинают смеяться в ответ на шутку, а потом понижает голос и шлёпает Карла Долмена по плечу.

– Но нас-то не проведёшь, правда, ваша честь? – говорит Риннан и отходит в сторону, освобождая Карлу больше места.

Тот качает головой, потом берёт стул и кладёт его на пол сиденьем вниз. Упирается в него ногой и давит на ножку, отгибая её наружу. Раздаётся треск ломающейся старой древесины и металлический звук выдёргиваемых из неё гвоздей.

– Так, судья, давай его! – подбадривает Риннан.

Карл пару раз ударяет ножкой по ладони, потом поднимает глаза.

– Cпасибо, прокурор. Этот молоток подойдёт.

– Рад помочь, ваша честь! – Риннан проходит совсем рядом с Бьёрном Бьёрнебу и садится за стол. Смотрит на Карла и улыбается:

– Всё готово, можно начинать заседание. Ну, ты знаешь… постучать молоточком и…

Карл торопливо хватает ножку стула и трижды ударяет по столу.

– Так… судебное заседание начинается. Прокурор, ты можешь сказать, в чём обвиняются эти коммунистические перебежчики?

Риннан делает глоток ликёра и встаёт, ножки стула с неприятным звуком царапают пол.

– Ваша честь, эти двое, Мария Аренц и Бьёрн Бьёрнебу, обвиняются в предательстве родины, попытке мятежа и побега за границу.

Карл довольно кивает.

– Отлично. Спасибо! Обвиняемые, у вас есть возражения?

Мария едва заметно мотает головой. Бьёрн молчит.

– Нет возражений? – говорит Риннан и упирает локти в стол, так что плечи поднимаются. – Речь идёт об очень серьёзных преступлениях. Есть ли у нас доказательства их вины? Не можем же мы вынести людям приговор по таким тяжким обвинениям бездоказательно.

Карл кивает.

– Да, мы вынуждены рассмотреть доказательства. Они у нас есть, прокурор?

Риннан резко отодвигает стул и выходит из-за стола вперёд.

– Есть. Обвинение хочет вызвать свидетеля, ваша честь. Хенри Оливер Риннан, выйдите на свидетельское место.

Инга в восторге хлопает, а Риннан переходит на другое место и встаёт рядом с притулившимся у стены секретером, на нём одиноко стоит ваза.

– Я, да… Я свидетель, – мямлит Риннан и поворачивается к пустому письменному столу, за которым он только что находился в роли прокурора. Он делает вид, что слушает вопрос, кивает, словно готовит в уме ответ. Зрители хохочут.

– Ага, понял. Да, уважаемый суд, я могу рассказать, как познакомился с этими предателями. Сначала, в сорок втором году, меня познакомила с обвиняемой Марией Аренц самый первый член нашей банды Рангиль Стрём. Они вдвоём, выполняя сложное задание, совершили рейс на корабле «Король Хокон» и успешно проникли в группу Сопротивления, раскрыли несколько маршрутов переправки людей в Швецию.

Риннан останавливается, снова делает вид, что слушает прокурора, несколько раз кивает, говорит: «Да, да, безусловно, совершенно согласен», затем снова берёт слово.

– Да, фрёкен Аренц в зондеркоманде «Лола» считалась выдающимся агентом. И она могла бы далеко пойти, но внезапно, как справедливо указал уважаемый суд, завербовалась в Красный Крест Германии, представьте себе. И ей бы там и оставаться, да мозгов не хватило, и она вернулась в Тронхейм и сошлась с жалким шпионом по имени… сейчас-сейчас… я только взгляну…

Девушка Карла, Ингеборг Шевик, смеётся в голос, и Гюнлауг следом тоже начинает посмеиваться, как будто невольно, не в силах удержаться. Риннан встречается с ней взглядом, улыбается и подмигивает, он наслаждается этим судилищем, радуется, что она здесь и хохочет, но он не может надолго отвлекаться, поэтому снова надевает маску, серьёзнеет и говорит:

– О! Бьёрн Бьёрнебу, из конкурирующей шпионской сети, настолько слабой, что я даже названия её не выучил.

Риннан переходит на прокурорское место, отхлёбывает ликёр и чувствует, как тепло от алкоголя разливается по телу.

– Хенри Оливер Риннан, не могли бы вы рассказать, что случилось дальше? Особенно о том, в чём эти двое обвиняются?

Риннан возвращается на свидетельское место, упирается широко расставленными руками в столешницу и обращается к Карлу Долмену.

– Да, ваша честь. Сегодня случилось вот что. Мы узнали, что к группе, в которую мы внедрены, обратилась норвежская пара, они искали возможность бежать из страны. Я договорился с нашим негативным контактом, что сам возьмусь за это дело. Нашёл машину, приехал в условленное место и стал ждать, и вскоре явились наши голубки, уже разинувшие клювики в предвкушении того, как они сейчас упорхнут за границу. Не шибко они, скажу вам, обрадовались, увидев, кто сидит за рулём.

Риннан идёт к Карлу и забирает у него из рук ножку стула.

– Поскольку это дело для Верховного суда, нам нужно несколько судей, так ведь?

Карл кивает. Риннан видит, что Ингеборг смеётся и пихает Гюнлауг.

– Верно! – отвечает Карл, но Риннан уже идёт по комнате, постукивая ножкой стула по ладони. Все глаза устремлены на него, и он видит в них предвкушение – что же дальше? Он встаёт на прокурорское место у стола и обращается к пустому месту, откуда давал свидетельские показания.

– Прекрасно, господин Риннан. Спасибо за это краткое, но исчерпывающее введение в суть дела. Есть ли у обвиняемых возражения по сути обвинения?

Мария и Бьёрн молча мотают головой, но Риннан в ответ ударяет ножкой стула по столу и громко повторяет вопрос:

– Я СПРАШИВАЮ, ЕСТЬ ЛИ У ОБВИНЯЕМЫХ ВОЗРАЖЕНИЯ ПО СУТИ ОБВИНЕНИЯ?

Оба, и Мария, и Бьёрн, вздрагивают, поднимают глаза на Риннана и скорее шепчут, чем говорят:

– Нет!

Сперва Мария, следом Бьёрн.

– Хорошо. Обвиняемые понимают, какое наказание предусмотрено за предательство и попытку побега?

– Нет, – говорит Бьёрн.

– И мне это тоже неизвестно, признаюсь… Давайте выслушаем присяжных, прежде чем господин судья огласит свой вердикт.

Наверняка они оба знали, к чему идёт дело, но как будто бы только в этот момент осознают реальность происходящего. Возможно, Мария надеялась, что он примет в расчёт их былые отношения, пощадит её, что ли, но вот последняя надежда улетучилась, и Мария начинает беззвучно плакать. Слёзы катятся по лицу и капают на платье.

– Итак. Может ли защита сообщить суду о каких-либо смягчающих обстоятельствах?

Бьёрн поднимает голову и мотает ею, но неуверенно, как будто боится, что надо было отвечать иначе.

– Никаких? Необычно!

Риннан обводит взглядом комнату, вся банда улыбается ему.

– Обычно защитник старается максимально смягчить или хотя бы уменьшить наказание… А вы нет, защитник?

Бьёрн Бьёрнебу снова мотает головой.

– Что вы думаете об этом, ваша честь?

– Ну… Я так понимаю, защитнику нечего сказать в оправдание их преступлений. Единственное хорошее, что в них можно найти, так это что у фрёкен Аренц платье красивое.

По комнате раскатывается смех, и Риннан призывает всех к порядку: снова стучит ножкой стула по столу.

– Именно. Полностью с вами согласен. Платье красивое, да и под ним красота, я думаю…

Кто-то начинает хлопать, но Риннан не обращает на это внимания. Он стоит и пристально смотрит на обвиняемых.

– Тогда обвинения сохраняются в прежнем объёме. И какое же наказание, по мнению суда, ожидает этих двоих, ваша честь? – спрашивает Риннан и протягивает Карлу ножку стула.

Карл смотрит на Риннана, потом в нерешительности оглядывается на тех двоих посреди комнаты, облизывает губы и наконец произносит:

– Я приговариваю обоих к высшей разрешённой мере наказания – к смертной казни.

– Отлично, спасибо, – кивает Риннан. – Пожалуйста, спусти обоих в подвал.

Мария совершенно теряет голову, выворачивается и бросается к дверям, но её ловят и кидают на пол.

– Нет! – кричит она, брыкается, дёргается, перекатывается с боку на бок.

Подходит Бьёрн, тоже со связанными руками, успевает сказать ей: «Пожалуйста»… его тоже хватают и валят на ковёр. Гюнлауг стоит у стены и нервно теребит манжет блузки. Она не улыбается. Давно не улыбается, так оно и нормально, вполне понятно, что для новичка, как она, сцена слишком сильная, хотя девушка должна понимать, что это часть его работы, что деньги ему платят в том числе и за это.

– Отведите заключённых вниз! – кричит Риннан и подмигивает Гюнлауг. Их уносят группы по три человека: двое держат ноги, а один голову. Мария брыкается, кричит и плачет всю дорогу, её вопли продолжают доноситься из-за двери в подвал.

– Итак, многоуважаемые соратники, суд свершился, – говорит Риннан. В последний раз обходит стол, с наигранным спокойствием пересекает комнату и идёт к подвалу. Чувствует, что его штормит от выпитого ликёра, что мысли потеряли остроту под действием белой таблетки; пошатнувшись, он прислоняется к дверному косяку, на секунду оборачивается к сотоварищам, говорит: «До скорого, друзья» и бредёт вниз. Ступенька за ступенькой. С лица исчезает улыбка, её сменяет внезапная, удивляющая грусть, потому что он знает, что ему сейчас придётся сделать.

С как Солдатики, отправленные служить в Фалстад, в основном совсем зелёные юнцы, не в состоянии хоть сколько-то понять, частью какой машины они оказались.

С как Смелость.

С как Сердитость.

С как Сосуды, по которым ритмично и непрерывно перекачивается твоя кровь, день и ночь. Быстрее, когда ты работаешь на лесопилке, в каменоломне или делаешь утром зарядку, и медленнее ночью, когда ты на несколько часов падаешь в тяжелый сон без снов.

С как Слюни вперемешку с блевотиной.

С как Скорбь.

С как Свастика, её выжигают на спине узника, пойманного на попытке пронести в лагерь молоко.

С как Свет.

С как Солнце, оно сияет на небе, освещая землю под собой, и его ничуть не интересует, чьи тела оно согревает и светит ли оно на охранника в лагере, который, запрокинув голову, прикрывает глаза и подставляет ему лицо, на арестанта ли, которого в его лучах заставили ползать по земле, или на крылья бабочки-капустницы, севшей на спину того арестанта, когда он рухнул на землю и замер так на минуту, но тут же вспорхнувшей и полетевшей дальше, за жёлтую тюремную стену.

С как Собака.

В одном из своих весьма немногочисленных интервью Клара Риннан говорила о том, как она впервые узнала, что муж ей изменяет, – кто-то рассказал ей, что видел Риннана выходящим из отеля вместе с другой женщиной. Почему она не развелась с ним? У неё было трое детей, Риннан бывал дома редко, но когда приезжал, то много играл с детьми, вёл себя как хороший отец, к тому же, что тоже немаловажно, он хорошо зарабатывал и всегда привозил им всё необходимое, в то время как другие часами стояли в очередях, чтобы отоварить карточки. Она оставила всё как есть. И как-то на улице встретила молодую женщину, которая вела на поводке их собаку. Клара говорит, что овчарка уже издалека узнала её и стала махать хвостом и рваться с поводка, чтобы побежать поздороваться. Женщину, которая вела собаку, звали Котёнок, она была последней любовницей Риннана, забеременела от него, но потеряла ребёнка в тюрьме, как утверждает Клара в интервью. Они с Котёнком миновали друг друга и разошлись в разные стороны, Клара не обернулась, чтобы не встретиться взглядом с собакой. Услышала только, что у неё за спиной женщина прикрикнула на овчарку, потянула её дальше; они ушли.

С как Смертный Страх в криках истязаемых в подвале Бандовой обители. На календаре 26 апреля сорок пятого года, со дня суда над Марией и Бьёрном прошла неделя, она тянулась очень долго. Риннан съездил к Флешу, рассказал о двух арестованных и спросил, что с ними делать.

– Убей, – коротко ответил Флеш, только и всего.

Риннан хотел было спросить, как, когда, но Флеша подробности не интересуют, так что и вопросами мучить его не надо.

Риннан вернулся в обитель. И вот приговорённые стоят со связанными за спиной руками. Карл целится в них из пистолета. Мария, завидев Риннана, начала кричать, забилась, как рыба, он даже палец к губам приложил, тише, мол, но где там. Мария пятится от пистолета, наступает сама себе на ногу и падает с грохотом, хотя и не ударяется головой. Бьёрн делает было шаг в её сторону, но Карл хватает его за полу рубашки и приставляет ко лбу пистолет. А потом оборачивается к Риннану, ожидая приказа.

Мария пытается отползти к дальней стене. Переваливается со стороны на сторону, обдирает голые коленки и локти, плачет, всхлипывает.

– Закрой его в свободной камере! – кричит Риннан Карлу, и тот уводит Бьёрна. Вернее, пихает его перед собой, так что Бьёрну приходится мелко семенить, чтобы удержаться на ногах.

Риннан огибает стол с разложенными на нём плоскогубцами и кнутами, обходит бочку. Мария кричит не переставая, смотрит на него и кричит:

– Оставь меня! Оставь меня!

Слушать её крики тяжело, слишком насыщенные звуки, думает Риннан и оглядывается в поисках чего-нибудь, чтобы решить уже проблему, чтобы заставить её замолчать, и берёт бутылку, до которой прежде не дотрагивался, с магическим словом «хлороформ» на этикетке. Выкручивает пробку и льёт из бутылки на тряпку.

– Оставь меня! Помоги! Спаси!

С тряпкой в руке идёт к Марии, та забилась в угол и кричит, громкий вопль режет уши. Риннан выхватывает пистолет и стреляет в стену в метре от неё.

– Мария! – кричит Бьёрн из камеры.

– Заткнись! – рычит на него Карл.

– Пожалуйста, не кричи, – говорит Риннан, пряча за спиной тряпку. – Посиди спокойно.

Она смотрит на него круглыми глазами. Дышит быстро, собирается что-то сказать, открывает рот. Но он уже подошёл к ней и быстро прижимает тряпку к её лицу.

В кино обычно жертва, которую надо усыпить, валится с ног в ту же секунду, как вдохнёт хлороформ, деликатно, не сопротивляясь, сползает на пол и ложится, примерно как летом на лужайке, вздремнуть с закрытыми глазами. Мария же сопротивляется, напрягая все до единого мускулы. Старается лягнуть его, а самой вывернуться.

– Да что за чёрт! – взрывается Риннан, хватает её за плечо и второй рукой сильнее прижимает тряпку к её носу и рту. Мария кусается, стараясь прокусить тряпку, ему приходится выгнуть руку и сильнее сжать её плечо, но тут хлороформ постепенно начинает действовать. Риннан убирает руку; Мария обмякла, обвисла безжизненно, точно платье, которое соскальзывает со спинки стула на пол.

Приходит Карл. Он очень сосредоточен.

– Мария! – кричит Бьёрн. Карл оборачивается, стучит рукояткой пистолета в дверь камеры и велит ему заткнуться по-хорошему.

Риннан садится на корточки рядом с Марией. Платье задралось до талии, обнажив нижнее бельё. Риннан встаёт, идёт к столу и берёт нож, рыбацкий нож с берёзовой рукоятью и длинным заострённым лезвием. Проводит по нему большим пальцем и чувствует, насколько оно острое, снова садится на корточки рядом с Марией и медленно заводит нож под край её трусиков, прорезает ткань и режет дальше, стараясь не задеть кожу. Пара рывков ножа, и резинка поддаётся. Он растягивает ткань так, чтобы лезвие прошло дальше, рука его при этом касается её кожи и жёстких лобковых волос. Он слышит, что к нему идёт Карл, но не оборачивается, а продвигает лезвие выше, к платью, выбирает место на талии, протыкает ткань и тянет нож на себя. Теперь остаётся только взяться за лоскуты и оторвать их.

Грудь Марии медленно вздымается, лицо выглядит расслабленным, умиротворённым, как в те утра, когда они просыпались вместе.

Он подносит нож к лифчику и перерезает перемычку спереди, высвобождая груди, которые красиво ложатся сосками вверх. Их он когда-то лизал, сосал и зарывался лицом между ними.

– Что будем с ней делать? – спрашивает Карл.

– Найди верёвку, – говорит Риннан, не оборачиваясь. Он поглаживает живот Марии, а в другую руку берёт её грудь.

– Мария! Ты здесь? – снова кричит Бьёрн из своей камеры. Риннан не отвечает. Он поочерёдно приставляет лезвие к плечам Марии и разрезает последние две лямки, удерживающие её платье. Затем стягивает его, как если бы оно было из бумаги, подобно тем, что можно вырезать из журнала и надеть на куклу, закрепляя маленькими бумажными же клапанами.

Риннан откладывает нож и двигается ещё ближе к Марии.

Поднимает её безжизненную голову и кладёт себе на колени. Её волосы струятся по его брюкам. Приоткрытые губы такие же красивые и мягкие, как и прежде. Глаза закрыты. Входит Карл и видит эту пару. Он держит в руке верёвку и старательно отводит взгляд от голого тела.

– Спасибо, – говорит Риннан, не поднимая на него глаз. Он гладит Марию по лбу, бережно убирает волосы с век. – Сделай крепкую петлю и закрепи верёвку на потолке.

– Слушаюсь, шеф.

Карл перекидывает один конец верёвки через балку, завязывает на конце петлю и подаёт её Риннану, который наконец-то поднимает глаза и протягивает руку, чтобы взять верёвку.

– Спасибо, Карл, – говорит Риннан и продевает голову Марии в петлю. Бережно приподнимает затылок, чтобы не причинить ей вреда, а затем затягивает петлю у неё на шее.

– Всё, Карл, тяни верёвку.

Карл подходит к свисающей с балки верёвке и начинает неспешно тянуть её. Голова Марии тянется вверх, за ней отрывается от пола верхняя часть туловища и мало-помалу поднимается выше в такт тому, как Карл тянет верёвку на себя, перехватывает руки и снова тянет. Её руки тихо болтаются по бокам. Риннан поначалу просто сидит и смотрит, как она выскальзывает из его объятий и поднимается, с болтающимися конечностями и запрокинутой головой.

– Хорошо, Карл, ещё немного, – говорит Риннан, и Карл опять тянет за верёвку, но тут Мария вдруг начинает брыкаться. Риннан привстаёт и хватает её за колени, крепко их сжимая, а Карл тем временем продолжает тянуть. Риннан чувствует, как жизнь пульсирует в её теле. Он чувствует, как извивается, вздрагивает и корчится Мария в его руках, он прижимается лицом к её бедру и изо всех сил тянет её вниз, пока она наконец не повисает неподвижно, медленно вращаясь на скрученной верёвке.

Риннан сидит на полу и смотрит на неё снизу вверх. Странное зрелище. Обнажённое тело, к которому он когда-то прижимался в постели, теперь свисает с потолка на верёвке. Он запыхался, и Карл тоже. Наверху звонит телефон.

– Карл, аккуратно спусти её, – говорит Риннан. Карл отпускает верёвку, мало-помалу. Она рывками скользит по деревянной балке, пока тело Марии не ложится на пол. Груди свисают по сторонам. Прядь волос застряла во рту.

– Да-да, Карл, это будут её похороны. Не мог бы ты поискать, нет ли в доме цветов? – просит Риннан. Карл уходит наверх, а Риннан садится рядом с мёртвым телом; голова покойницы чуть откинута назад.

– Мария?! Ответь! – кричит Бьёрн из камеры.

Риннан проводит пальцем по бедру Марии и кладёт руку ей на живот, так он делал раньше, когда они утром просыпались голые в одной постели. А другой рукой снова убирает волосы с её лица, чтобы они не падали ей на глаза.

– Почему ты убежала, Мари? Зачем ты так сделала?

Приходит Карл, неся вазу с цветами из гостиной.

– Спасибо, Карл, – тихо говорит Риннан, высвобождаясь из-под мёртвого тела. Затем берёт цветы из вазы, вкладывает их в руку Марии, сжимает ей пальцы, опускает её руку и помещает между её бедер, букет почти закрывает срамное место.

Вот так хорошо. Она лежит с закрытыми глазами, с букетом в руке. Никак лучше мы обставить это не можем, думает Риннан и велит Карлу привести Бьёрна, чтобы разобраться и с ним тоже.

– Эй вы, что происходит? Мария! Риннан! Эй! – кричит Бьёрн из камеры.

Карл пересекает комнату, снимает связку ключей с крючка на стене, отпирает навесной замок на двери маленькой камеры и выталкивает из неё арестанта. Бьёрн суетливо и быстро оглядывается по сторонам и наконец замечает лежащий посреди помещения труп. И тогда он внезапно затихает. Ноги идут вперёд будто бы сами по себе, губы шевелятся, рождая слова: «Нет, нет, нет»; он встаёт на колени рядом с телом Марии. Его никто не останавливает. Бьёрн кладёт руку ей на лоб и сквозь слёзы говорит, что тоже хочет умереть. Спрашивает, могут ли они его пристрелить.

– Да, как скажешь, – говорит Риннан, направляет ствол пистолета в голову Бьёрна и нажимает на курок. Раздаётся на удивление громкий хлопок, голова Бьёрна резко дёргается, на пол льётся кровь.

Карл задумчиво смотрит на другую камеру, там сидит ещё один заключённый, подпольщик из Сопротивления. Затем переводит взгляд на Риннана, тот быстро ему кивает. Лучше за раз избавиться и от него тоже, чтобы не оставлять свидетелей произошедшего.