Текст книги "Хроники царя Давида"

Автор книги: Штефан Хейм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Были в Израиле и такие, кто утверждал, что гаваонитяне потребовали жизнь семерых потомков Саула мужского пола именно потому, что за исключением Мемфивосфея, сына Ионафана, который был калекой и потому не мог стать царем, осталось их всего семеро. Так говорили клеветники; народ же считал, что Давид должен выполнить это требование, причем как можно скорее, чтобы прекратить голод.

– А как отнеслась к этому столь печальному для нее событию принцесса Мелхола? – спросил я.

– С достоинством, – ответил Иосафат, – как переносила все. Зато другая женщина, Рицпа, доставила нам немало хлопот.

– Сидя под виселицей? – уточнил я.

– Они были казнены в дни уборки урожая, – снова заговорил Иосафат после некоторого раздумья, – в самом начале уборки ячменя. А Рицпа взяла кусок мешковины, расстелила его на горе под повешенными и оставалась с двумя своими сыновьями и с пятерыми сыновьями Меровы с первых дней жатвы до тех пор, пока не пошли дожди, и отгоняла она птиц небесных днем, и диких полевых зверей ночью…

Голос его утих. Лишь по прошествии некоторого времени он заговорил снова, теперь уже сердито:

– Ох, уж эта Рицпа! Она знала свой народ, знала мягкое сердце Давида, которое сжалится над ней, как только пойдет молва о матери сынов Израиля, сидящей возле своих мертвых детей, отгоняя от их тел стервятников и шакалов. Однако Давид опасался, что из непогребенных останков сыновей Саула может восстать дух мертвого царя. Но знал он и то, что дети Израиля более шумных процессий и сытного пира ценят пышные похороны, такие, например, как он устроил Авениру, сыну Нира, и отрубленной голове Иевосфея. Поэтому Давид распорядился забрать останки царя Саула и сына его Ионафана, которые в свое время были отняты у филистимлян и захоронены в Иависе галаадской; а также взять останки повешенных и перенести в землю рода Вениаминова, в Целу, дабы обрели они вечный покой на семейном кладбище, в гробнице Киса, отца Саула. Царь Давид сам выбрал погребальную музыку, а мне приказал идти во главе скорбящих; траурную речь произносил священник Садок. Народ громко кричал, стенал и плакал, но все сходились на том, что Давид поступил более чем благородно.

– Как всегда, – подтвердил я, – как всегда.

 
            ИЗ СТИХА ДАВИДА ПОД НАЗВАНИЕМ
            Гимн Давида во спасение врагов его
 
 
ГОсподь поступает со мной по справедливости моей;
он воздает мне по чистоте рук моих.
Ибо придерживаюсь я пути ГОспода
и не сбиваюсь на зло, отходя от БОга моего;
все вершения его пред моими глазами;
а что до заповедей его, то я всегда придерживаюсь их.
Праведно и с честью иду я пред ним,
блюду себя от греха и неправедности.
Потому и воздает мне ГОсподь по справедливости моей,
по чистоте моей, что видят его глаза.
 

– Ты выглядишь нездоровым, Эфан, супруг мой, – сказала Эсфирь, когда я вернулся в дом № 54 по переулку Царицы Савской. – Разговор с дееписателем был недобрым?

– Мы говорили о казнях.

Она взяла мою руку.

– Кто же он такой Давид, сын Иессея, чтоб из-за него болела твоя шея? БОг сотворил равными и царей, и нищих; он назначает каждому свой срок под этим небом, чтобы потом человек упал на землю, как трава под серпом косаря. Давай вернемся в Эзрах, где снова обретем покой, а, Эфан?

– Ах, Эсфирь, отвечал я, – мы сейчас, словно овца в загоне: куда ни повернись – все равно и неволе.

Больше она ничего не говорила.

17

Мысль о том, что я должен обратиться к истории Вирсавии, уже давно меня угнетала.

Это было потруднее, чем разобраться с повешением семерых сыновей и внуков царя Саула: дело непосредственно затрагивало мудрейшего из царей Соломона; к тому же сама мать царя Вирсавия была еще жива.

Весь Израиль знал, что муж Вирсавии хеттеянин Урия умер весьма своевременно, чтобы дать возможность Давиду жениться на вдове и сделать обоих ее сыновей настоящими принцами крови. Об этом говорили всюду, ибо лица, причастные к этой истории, на удивление, не очень таились; тем не менее отделить выдумку от правды было весьма сложно.

Пророк Нафан описывает эту историю в своих воспоминаниях, и я склонен во многом ему доверять: он был свидетелем развития опасной связи и пытался по-своему повлиять на ход событий. При всем скептицизме, свойственном мне как всякому историку, я считаю, что нам повезло в том, что у нас есть Нафан и его книга воспоминаний; она в высшей степени полезна, если только не забывать, что автор – человек высокомерный и себялюбивый. Итак, я вышел из дому, направился к пророку Нафану и застал его в минуту праздности.

– Ах, Эфан, сын Гошайи! Я как раз думал о тебе – и вот ты стоишь предо мной.

– Провидческий дар господина моего – одно из чудес нашего времени. Ведь не каждому посылает ГОсподь столь многозначительные сны, что, очевидно, оказывает большую помощь при написании книг.

– Верно. Другие напряженно размышляют, роются в архивах, выстраивают логические связи; я же просто ожидаю озарения от ГОспода.

– Но разве воспоминания не зиждятся на фактах?

– Но чего стоят голые факты без оживляющих их аллегорий и сравнений? Только не путай их с бормотанием и лепетом, что можно найти в трудах некоторых наших современников, ибо исходит это не от БОга, а от простой неспособности связно изложить свои мысли.

– Могу предположить, что в вашей книге, предварительно озаглавленной Книга Нафана вы пишете и о нежной любви царя Давида к госпоже Вирсавии, об этом сладком и благословенном союзе двух родственных душ, который после многих злоключений подарил нам нынешнего обладателя трона.

– Я очень старался изложить эту историю во всех ее прекрасных подробностях.

– Может ли слуга ваш рассчитывать на то, что вы предоставите мне факты так, как вы их изложили, для Хроник царя Давида; разумеется, ваше имя будет должным образом упомянуто.

– У меня только один комплект глиняных гибли чек. Сам понимаешь, я не могу отдать их.

– В таком случае, может быть, я прочту их здесь?

– Когда слова ГОспода проходят через меня, я записываю их, используя знаки и сокращения, в которых ты не сможешь разобраться. Пожалуй, я сам почитаю тебе и отвечу на твои вопросы…

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА, ПРОЧИТАННЫЕ АВТОРОМ.

В СКОБКАХ ВОПРОСЫ ЭФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА

В тот вечер царь Давид пригласил меня и нескольких приближенных друзей, дабы обсудить государственные дела, причем в случае необходимости я должен был пророчествовать. Вопреки своим привычкам царь опоздал, он казался расстроенным, так что я посчитал себя обязанным спросить, не явилось ли ему, во время послеобеденного отдыха какое-либо сновидение, которое нужно истолковать.

Царь посмотрел на меня, как будто услышал голос из потустороннего мира, и сказал: «Сновидение? Нет, Нафан, то не был сон, а самая что ни на есть явь».

Первосвященник Авиафар, писец Сераия и все остальные засыпали Давида вопросами: не был ли это все-таки сон? На кого больше похоже – на ангела или на человека? И тому подобными, так что возник большой шум. Царь Давид, погладив бороду, объяснил, что наверняка принял бы это существо за ангела, если бы оно не совершало, омовения, как обыкновенная женщина, а увидел он эту женщину с крыши своего дома при свете заходящего солнца, после того как поднялся со своего ложа. Писец Сераия тут же заявил, что речь идет, вероятно, о Вирсавии, дочери Элиама и жены хеттянина Урии, который был начальником тысячи и сейчас воюет под началом Иоава, подвергнувшего осаде город Равву; недавно Вирсавия и ее муж заселились в один из домов западнее дворца. «Если царь желает, – добавил Сераия, – я схожу к этой женщине и передам ей, что она понравилась царю; а там уже все просто».

Не так уж и просто, заметил царь.

Но разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, включая, и тех, кто замужем за чужеземцем, вроде хеттянина Урии?

Принадлежат, отвечал царь, но за исключением жен солдат, что несут свою службу в армии. Этих трогать нельзя ни старейшинам родов, ни даже царю; иначе как они выступят в поход сражаться за ГОспода, если не будут уверены, что их дома и их жены надежно защищены?

Первосвященник Авиафар подтвердил: действительно, таков наказ ГОспода; необрезанные называют его «табу», и царь Давид чрезвычайно мудр и справедлив.

Тогда Давид стукнул кулаком по столу и вскричал: «Так что ж, пусть нутро мое сгорает от страсти, а я не смогу потушить этот огонь?»

Авиафар так перепугался, что поперхнулся от страха, закашлялся и ему пришлось оказывать помощь. Как только первосвященник снова смог дышать, он изрек: «Огонь, что горит в нутре царя, должен быть потушен, ибо благополучие избранника ГОспода есть наивысший закон. Более того, разве не сам Яхве ясно выразил свою волю, явив глазам царя, когда тот вышел на крышу, омовение женщины во время захода солнца?»

А писец Сераия заявил, что «табу» в этом случае силы иметь не может, ибо хеттянин Урия из-за связи царя с его женой Вирсавией ничего не потеряет, напротив, благодаря этой связи он станет знаменитым и богатым.

(Тут я подумал, что пора выразить автору свое восхищение, и сказал, что никогда еще не слышал столь волнующего и столь правдивого описания. Но неужели господин Нафан, который присутствовал при том разговоре, не выразил своего мнения по поводу «табу»?

Нафан промолвил со скромным видом:

– Я воздерживаюсь высказывать свое мнение, пока ГОсподь не вразумит меня в отношении моих слов.

Затем он продолжил чтение.)

И послал Давид гонцов, повелев привести Вирсавию. И когда она пришла к нему, он спал с нею, ибо была она очищена от нечистоты своей; и вернулась она затем к себе домой.

(Я снова перебил:

– От союза этой пары появился на свет мудрейший из царей Соломон, и поэтому не хотелось бы, чтобы читатель подумал, будто имело место лишь грубое совокупление. Неужели царь Давид хотя бы намеком не обмолвился о нежностях, о ласковых словах, которыми он и госпожа Вирсавия одаривали друг друга в первую ночь их любви?

– Царь Давид говорил мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин не встречал он никого более искусного в любви, чем Вирсавия, дочь Элиама. Что же касается слов, которые говорили они друг другу той ночью, то боюсь, что тебе самому придется спросить об этом царицу-мать.

– Близко ли мой господин знаком с ней? – осведомился я наилюбезнейшим тоном.

– Если бы рядом не было меня с моими советами, – Нафан сделал многозначительную паузу, – и Ванеи с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не между херувимами, а в темной, страшной темнице.

– Так значит, мой господин мог бы без особого труда попросить царицу-мать, чтобы она приняла меня для небольшой беседы и разрешила задать ей несколько вопросов?

Нафан поднял выцветшие брови.

– Ты нашел бы ее не слишком разговорчивой.

И он снова продолжал.)

Но женщина забеременела и отправила к Давиду гонца, чтобы сообщить: у меня будет ребенок.

Это произошло как раз в тот день, когда я был у царя, дабы поведать ему одно небольшое пророчество. И сказал мне царь: «Да обратит БОг на меня все свои кары, Нафан, но я почти уверен, что она это подстроила». Я спросил, почему возникло у него такое подозрение. Он отвечал: «ГОсподь об этом знает, ибо смотрит не так, как смотрит человек, – ГОсподь видит сердце; да и мне чутье так подсказывает».

Я сказал царю, что еще один сын – это всегда благо, если, конечно, сын от его семени.

В этом он уверен, отвечал Давид: ведь он сам видел, как Вирсавия совершала свои омовения; она пришла к нему всего через несколько часов после этого, чистая кровью своей и телом, а муж ее, Урия, находился на расстоянии четырех дней быстрой скачки – под стенами Раввы аммонитской.

Тогда я сказал: «Похоже, что ГОсподь благословляет раба своего Давида не только словами».

Царь наморщил лоб и молвил: «А как же быть с заповедью ГОспода, которую необрезанные называют „табу“? Можно, конечно, скрыть связь с женщиной, но ребенка утаить не удастся, а нечто вроде непорочного зачатия, быть может, и случится когда-нибудь в нашем роду, но до сих пор о таком не слыхали».

И тогда я спросил царя: «Верно ли понял я господина моего, что от Раввы аммонитской, которую осаждает Иоав, а вместе с ним хеттеянин Урия, служащий под его началом, до Иерусалима четыре дня быстрой скачки?»

«Верно», – отвечал царь.

Я сказал: «Значит, Урии понадобилось бы восемь дней, чтобы прибыть в Иерусалим, лечь со своей женой Вирсавией и стать отцом ее ребенка, ибо кто может с точностью до одного-двух дней сказать, как долго пребывает младенец в чреве своей матери?»

Царь Давид толкнул меня локтем под ребро и произнес: «Нафан, друг мой, если бы не знал я, что ты пророк, то сказал бы, что ты – еще и шельма».

* * *

Благодаря тому, что господин Ванея замолвил за меня слово, мне позволили заглянуть в некоторые письма, сохранившиеся в архивах Иоава, который командовал осадой аммонитского города Раввы.

Первое из них гласило:

Хеттеянину Урии, начальнику тысячи, стоящему под Раввой аммонитской, от любящей жены его Вирсавии, дочери Элиама.

Да ниспошлет Яхве супругу моему долгую жизнь и богатую добычу. Твоя любящая жена чахнет от тоски по твоим объятиям. Приезжай! Прикосновения твои – рай для меня, я таю от них, подобно снегу под солнцем. Приезжай же! Царь Давид услышал о тебе и хочет видеть тебя; ты будешь сидеть за его столом и обретешь почести, а ночью ляжешь со своей горлицей. Поспеши! Да поможет мне ГОсподь в том, чтобы мои воздыхания достигли ушей твоих.

Это письмо, по всей видимости, прилагалось к прошению, поданному Урией военачальнику Иоаву, которое выглядело следующим образом:

Иоаву, сыну Саруи, дважды герою Израиля, военачальнику, от слуги его Урии, хеттеянина, начальника тысячи.

Да ниспошлет Яхве господину моему победы во всех сражениях. Как явствует из прилагаемого к сему письма, дома у меня возникли определенные обстоятельства, требующие моего присутствия. Поскольку осада осуществляется по плану, без моих услуг, полагаю, короткое время можно обойтись. Посему со всей почтительностью прошу для себя десятидневный отпуск. По прибытии в Иерусалим я отмечусь в главном штабе.

Прошение Урии совпадает по времени с сообщением, полученным Иоавом от царя, верховного главнокомандующего.

От царя Давида, избранника ГОспода, любимца Израиля и льва Иудейского, Иоаву, поставленному над войском.

Да умножит Яхве твою силу. Прослышал я о некоем хеттеянине по имени Урия, преданном и храбром воине, способном офицере. Буду признателен, если ты пришлешь его на несколько дней в Иерусалим, ибо хочу я с ним познакомиться.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧТЕНИЯ НАФАНА ИЗ КНИГИ ЕГО ВОСПОМИНАНИЙ,

С ВОПРОСАМИ ЭФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТАМИ НАФАНА, ЗАКЛЮЧЕННЫМИ В СКОБКИ

Но и хитроумнейшие планы людей для ГОспода – словно сор на ветру. И кто бы мог предположить, что хеттеянин Урия проявит себя таким образцово благонравным, воздержанным и благородным?

Урия въехал верхом в Иерусалим и доложил о своем прибытии во дворец; царь Давид вызвал его пред свои очи и расспрашивал, как дела у Иоава и у воинов, каковы военные успехи. Затем он сказал Урии: «Иди домой и омой ноги свои». Урия покинул дворец, а вслед ему понесли всевозможные кушанья – подарок царя.

Но Урия домой не пошел, а улегся спать у офицеров привратной дворцовой стражи.

Я был у царя Давида, когда от Вирсавии прибежал слуга и сказал: «Видели Урию, хеттеянина, как въехал он верхом в Иерусалим, и госпожа моя нагрела воду, чтобы омыть его ноги, поджарила мясо, которое прислал ей царь, и приготовила супружеское ложе, но Урия так и не пришел в свой дом».

Тогда царь разослал гонцов и узнал, что Урия спит у ворот дворца; и приказал он ему явиться пред очи свои. «Неужто не был путь от Раввы до Иерусалима, – спросил Давид, – долгим и утомительным, целых четыре дня? Почему же ты не пошел в дом свой?»

Урия, склонив голову, отвечал: «Я хеттеянин, мой повелитель, но принял истинную веру и потому ставлю принципы выше удовольствия. Ковчег ГОсподень и войско Израилево ютятся в палатках, а господин мой Иоав и его воины стоят в открытом поле; так неужели могу я пойти в дом свой, чтобы есть там, и пить, и возлежать рядом с женой моей? Как БОг свят, такого я никогда не сделаю».

Царь Давид мрачно посмотрел на меня, Урии же сказал: «Достойно сказано, Урия. Я не премину упомянуть об этом Иоаву, твоему начальнику. Но останься еще на один-два дня, я хочу пригласить тебя за свой стол, и будешь ты сидеть от меня по правую руку, рядом с пророком Нафаном, человеком острейшей проницательности».

(Нафан прервал чтение и выразительно посмотрел на меня.

Я отреагировал, заметив, что описание противостояния царя и Урии выполнено мастерски и очень пригодится для Хроник царя Давида, а упоминание о его, Нафана, проницательности – весьма привлекательная нота.

Нафан кивнул:

– Тут будет еще много сюрпризов!

И продолжал:)

Так в тот день, а также и на следующий день Урия остался в Иерусалиме. Царь Давид сказал мне: «Нафан, нужно напоить этого человека, это единственная наша надежда, ибо ГОсподь сотворил вино как противодействие принципам и долгу».

Давид позвал Урию, и он ел и пил с нами, а мы сидели слева и справа от него; царь хвалил Вирсавию и уговаривал Урию использовать представившийся случай, ибо когда мы состаримся будет уже слишком поздно: никто не сможет нас согреть. И я тоже наступал на Урию и все время подбивал его выпить со мной, и мне казалось, что он должен уже свалиться.

Но этого не случилось. Урия поднялся, выпрямился во весь свой рост и заявил заплетающимся языком, что ему давно уже пора отправляться спать, ибо рано утром – в седло и четыре дня скакать до Раввы. После чего шатаясь вышел, даже не пожелав нам доброй ночи.

Царь Давид послал вослед слугу, чтобы тот отвел Урию в его дом, к Вирсавии. Однако слуга вскоре вернулся и, бросившись ниц пред царем, поведал, что хеттеянин домой не пошел, а улегся спать у офицера привратной стражи.

Царь швырнул ему в голову кубок, а затем послал за писцом Сераией, дабы что-то ему продиктовать. Я же и все остальные отправились каждый своей дорогой.

* * *

Здесь необходимо привести еще некоторые документы, которые я смог прочитать благодаря слову, замолвленному господином Ванеей.

Первый из них – это письмо, которое Урия должен был передать Иоаву.

От царя Давида, любимца ГОспода, кормильца Израиля и защитника Иудеи, Иоаву, поставленному над войском; через Урию, хеттеянина.

Да вознаградит Яхве твою верность новыми победами. Отправь Урию туда, где жарче всего, и оставь, чтобы поразили его и он погиб.

Второй документ – это короткая запись в ежедневном отчете Иоава.,

Я приказал хеттеянину Урии совершить вылазку к воротам № 5 с заданием выманить врага наружу, чтобы взять пленных и узнать от них, о положении в Равве.

Третьим документом является более поздняя приписка к отчету Иоава, в которой содержатся его указания гонцу, посланному им к царю Давиду.

Если, отдав царю мое сообщение, ты увидишь, что царь недоволен, если он спросит тебя: «Почему вы послали людей так близко к городу? Разве не ведомо вам, как удобно нападать со стен? Разве не швырнула однажды какая-то баба кусок жернова на Авимелеха, сына Иероваала, так что он умер?», – то тогда ты должен сказать: «И Урия-хеттеянин тоже умер».

Последняя запись сделана рукой Сераии, писца Давида; видимо, это ответ царя, переданный через того же гонца.

Так должен сказать ты Иоаву: «Не печалься по этому поводу, ибо меч пожирает то одного, то другого. Усиль атаки на город и возьми его».

ОКОНЧАНИЕ ЧТЕНИЯ НАФАНА ИЗ КНИГИ ЕГО ВОСПОМИНАНИЙ,

С ВОПРОСАМИ ЭФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТАМИ НАФАНА, ПРИВЕДЕННЫМИ В СКОБКАХ

Когда жена Урии услышала, что муж ее мертв, она облачилась в траур по нему. И пришел Элиам, отец ее, и мать ее тоже, и вся семья, включая двоюродных братьев и племянниц, и сидели они в печали, и рвали на себе одежды, и плакали, и выли так, что достигло это ушей царя.

Царь сказал мне: «Покойников, конечно, нужно оплакивать, но, по-моему, Вирсавия перегибает палку, и я боюсь, что злые языки скажут: может, жена Урии недостаточно почитала его при жизни, что так убивается после его смерти? А может, у нее был любовник? Посему, Нафан, отправляйся к вдове, утешь ее и скажи: пусть отошлет она своих бесчисленных родственников, что приносят в ее дом смуту».

Я сделал, как велел мне царь Давид, и застал Вирсавию в разодранных одеждах, с волосами, собранными в простой пучок, но при этом выглядела она чрезвычайно привлекательно. И сказала она: «Почему это я не могу плакать и скорбеть по своему мужу и дать выплакаться от души моим родственникам? Разве не ношу я в себе ребенка, который родится сиротой и не будет иметь ни отца, ни наследства, хотя он и царских кровей? Одно дело – приказать привести к царю бедную, беззащитную жену солдата, чтобы она спала с ним и нежно по-всякому его ласкала, и совсем другое – поддержать ее в несчастье и выполнить царское обещание». Она закрыла лицо руками и громко запричитала: как это будет ужасно, когда отец ее Элиам, мать и все родственники узнают о ее деликатном положении.

Я передал царю о словах госпожи Вирсавии и спросил, какое обещание он ей дал. Давид отвечал: «Да разве я помню? Чего только не говорит мужчина, лежа рядом с женщиной».

У меня были недобрые предчувствия, ибо говорит ГОсподь: «Не должен спать ты с женой ближнего своего, осеменять ее и оскверняться с нею». Однако царь велел: «Ступай к Вирсавии и скажи ей, что когда время траура закончится, она может переехать во дворец, я хочу взять ее в жены, только без лишнего шума, ибо в народе уже и так слишком много судачат об этом».

После окончания траура Вирсавия переехала во дворец со всеми своими ящичками и шкатулками, коврами, глиняными горшками, серебром и слугами; весь Иерусалим говорил об этом, а также о свадьбе, на которой настояла Вирсавия, ибо ребенок в ее чреве был уже большим; и когда шла она рядом с Давидом под балдахином, то переваливалась с боку на бок, словно утка.

(– Но почему царь проявил такую слабость, почему потакал госпоже Вирсавии во всем, чего она требовала? – спросил я.

Нафан пожал плечами и высказался в том духе, что познакомившись с царицей-матерью, я сам увижу, что эта женщина знает, как добиваться своего.

– Значит ли это, что мой господин попытается устроить эту беседу?

Нафан недовольно отмахнулся.

– Лучше перейдем к моей знаменитой притче и к упрекам, что высказал я царю, а также к моему пророчеству относительно будущего, причем, прошу заметить, не к такому, которое можно задешево получить у городских ворот от любого ничтожного прорицателя, а к великому, истинному, попадающему в цель.

И он снова начал читать.)

Вскоре после свадьбы Вирсавия родила царю Давиду сына. Но то, что сделал Давид, не понравилось ГОсподу.

И послал меня ГОсподь к Давиду сказать: «Жили в одном городе два человека: один – богатый, а другой – бедный. У богатого было очень много овец и коров; бедный же не имел ничего, кроме овечки, которую он купил маленькой, выкормил ее, она выросла вместе с его детьми; и грел он ее у своей груди, и обходился с ней, как с дочерью.

Однажды к богатому человеку пришел гость, и тот пожалел взять из своих овец и коров, чтобы накормить гостя, а взял овечку у бедняка и приготовил ее для человека, что пришел к нему».

«Как ГОсподь свят, – разгневался Давид на богатого, – этот человек заслуживает смерти, а за овечку он должен заплатить вчетверо, потому что нет у него сострадания».

Тогда сказал я Давиду: «Ты – тот человек».

«Я так и думал, – молвил царь, – что история эта с подтекстом; отвечай мне: вправду ли являлся тебе ГОсподь или ты сам все выдумал?»

У меня затряслись поджилки, но дух ГОспода снизошел на меня, и я ответил царю: «Так говорит ГОсподь, БОг Израиля: „Я помазал тебя на царствование над Израилем, я спас тебя от руки Саула и дал тебе множество женщин, и дом Израиля, и дом Иудеи; всего этого было тебе мало, и я должен был дать тебе еще и то, и это. Почему же презрел ты заповедь ГОспода и согрешил пред его очами? Урию, хеттеянина, убил ты мечом детей Аммона, а его жену взял себе в жены“».

На это царь произнес: «Либо ГОсподь и впрямь говорит твоими устами, Нафан, либо ты наинаглейший человек по эту сторону Иордана, ибо разве не участвовал ты с самого начала в этом деле, где же тогда был твой честный голос?»

Живот мне свело от страха, но ГОсподь продолжал вещать Давиду моими устами: «Посему никогда не оставит меч дома твоего. Смотри, хочу я навлечь несчастье на тебя из твоего же дома, возьму жен твоих и отдам их на глазах твоих ближнему твоему, и будет лежать он с женами твоими при свете дня. Ты свершил тайно; я же сделаю это пред всем народом Израиля и в ясный день».

Сейчас он наверняка меня поколотит, подумал я, и потеряю я место за царским столом, и доходы мои, и титулы. Однако царь склонил голову и молвил: «Нафан, я согрешил перед ГОсподом. Но это в основном вина Вирсавии. Я сам не понимаю почему, но я в руках этой женщины, точно послушная глина».

Тогда я помолился ГОсподу, и дух ГОсподень снова сошел на меня, и говорил он Давиду: «Все-таки снял ГОсподь с тебя грех твой, ты не умрешь. Но потому, что поступком своим ты дал врагам ГОспода повод богохульствовать, должен умереть сын, который у тебя родился».

После чего дух ГОсподень покинул меня. Царь же, глубоко задумавшись, ничего больше не сказал, поэтому я потихоньку удалился и пошел к себе домой.

(Нафан глубоко вздохнул и отложил в сторону последнюю табличку.

Я встал, сжал его руку и воскликнул: «Великолепно! Просто великолепно! Потрясающе!»)