Текст книги "Леди Фантазия"

Автор книги: Ширл Хенке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 9

Амбер быстро разобралась с инцидентом, который едва не привел к трагедии. Она выяснила, что новый охранник, увидев, что одного меча не хватает, никого не спросив, предоставил для «игры» свое собственное оружие. Отпустив всех, она хорошенько отчитала охранника и взяла с него обещание никогда больше не вмешиваться в вопросы реквизита – это была прерогатива Боксера. Амбер была уверена, что сержант-майор устроит парню еще более строгую взбучку и будет внимательно следить за новичком.

Наконец, покончив с делами, Амбер осталась одна. Раздумывая, она нервно мерила шагами свою спальню. Позвонить Бонни и приготовиться к полуночной встрече? Но она понимала, что после инцидента в лесу неразумно встречаться с Робертом в образе Габриелл. Вот только уклониться от свидания, не вызвав подозрений, она никак не могла. Нервная боль, терзавшая сердце, расстраивала Амбер даже больше, чем низменное желание вновь почувствовать его руки на своем теле. Нет, напомнила она себе, не на своем теле, на теле Габриелл.

Эти две женщины должны быть разделены, если Амбер хочет сохранить свою душу и разум. Совсем скоро Роберт Баррингтон покинет Габриелл, и от этого почему-то становилось еще труднее прожить это время.

Роб лежал в темноте, ожидая Габи, и в его голове прокручивались мысли о том фарсе, который разыгрался на его глазах. Если бы он не окунулся в этот мир фантазий, ему не пришлось бы столкнуться с той дилеммой, которая стояла перед ним сейчас. Он желал обеих женщин, с которыми никогда не сможет связать свою жизнь, и в то же время ему суждено жениться на женщине, которая больше ничем не привлекала его.

Потайная дверь тихо открылась, и, когда он почувствовал нежный запах Габи – дамы темноты, его беспокойная мечтательность улетучилась. Роберт почувствовал, как она скользнула на постель и молча вытянулась рядом с ним. Он погладил ее плоский живот, медленно продвигаясь к груди, покрывая легкими поцелуями плечи и шею.

– Я скучала по тебе, мой милый, – сказала она по-французски, поворачиваясь в его объятиях.

Если бы они только могли быть вместе при свете дня!

– Пожалуйста, люби меня, Роб, люби меня.

Неужели он действительно услышал в ее голосе отчаянную мольбу? Он не мог сказать наверняка, но его уверенность значительно выросла за последние недели обучения.

Он приподнялся над ней на локтях и коснулся своими губами ее губ, а когда слегка надавил коленом на внутреннюю часть ее шелковых бедер, то сразу же почувствовал приглашающее движение ее ног. Это было так красиво, так естественно… так великолепно. Разве сможет он испытать такое же наслаждение с другой женщиной?

«Но тебе придется». Он твердо напомнил себе об этом, но тут же эта мысль улетучилась, словно призрак, и Роберт, забыв обо всем, продолжил покрывать быстрыми легкими поцелуями шелковую кожу Габи. Крылья бабочки! Ему больше не приходилось напоминать себе, что нужно действовать не спеша и, сдерживая свою страсть, ждать, когда ее тело начнет посылать ему свои сладкие сигналы. Ожидание длилось недолго.

Она отвечала на его поцелуи с обжигающей страстью: ее язык, вырвавшись из полуоткрытых губ, немедленно вступил в пылкий поединок с его губами. Ее бедра, истомленные желанием, выгнулись в откровенном приглашении. Неожиданно ему захотелось продлить это мгновение, тихо утонуть в этом бесподобном, податливом теле, пока не будут забыты и Леди Фантазия, и будущая женитьба, и все это дикое смятение чувств.

Поддразнивая ее ушко своим языком и покусывая мочку уха, он пробормотал:

– У нас впереди вся ночь. Не будем спешить…

Он смаковал вкус ее гладкой упругой плоти, припадая губами к ее груди, нежно теребя языком ее набухшие соски. Ему нравилось слышать, как она кратко постанывала, чувствовать, как ее ногти впиваются ему в спину. Очень эротическая идея возникла у него в голове, то, что он никогда не осмелится осуществить с женой… но со своей страстной Габи…

Он отчего-то знал, что она примет это. Она примет все, что он сделает, потому что ее страсть настоящая, а не притворная. Эта страсть не имела никакого отношения ни к ее положению в «Доме грез», ни к деньгам, которые он платил за свои уроки. Это было подлинное влечение, настоящее, искреннее желание доставить удовольствие друг другу. Так почему же не исследовать его до самых глубин?

«Это твоя единственная возможность!»

Роберт проложил дорожку влажными поцелуями вниз к ее животу, остановившись, чтобы поддразнить ее пупок кончиком языка. Затем скользнул вниз, обхватив руками ее бедра. И вот он уже целовал чувствительную кожу внутренней поверхности ее бедер. Он сосредоточенно продолжил свои поиски того самого тайного и в то же время жизнеутверждающего места, где нашла свое пристанище магия женщины. Его пальцы осторожно коснулись бархатных складок, а вскоре пришла очередь и языка.

Габриелл слышала, как об этом рассказывали куртизанки, но она и представить не могла, что ее Роб осмелится на подобный эксперимент. Ей следует остановить его – ничего подобного он никогда не сделает со своей баронессой. Она почувствовала себя обязанной остановить его… «Но ведь я не Верити Чивинс!»

И все же она попыталась отстраниться, прерывисто шепча:

– Нет, вы не должны этого делать… это слишком порочно… ах… ох!

Но почти сразу же Габриелл поняла, что ее скромность не может выиграть это сражение. Несколько раз, порывисто вздохнув, она покорно уплыла в море неописуемого блаженства.

Роб почувствовал ее нерешительное сопротивление, но не стал останавливаться, и уже через мгновение его решительность была вознаграждена короткими всхлипами удовольствия. Потом она, сначала нерешительно, однако со все возрастающей страстью вплела свои пальцы в его длинные волосы и привлекла Роба к своему лону. Он коснулся маленького пульсирующего бутона, и Габи, резко изогнувшись, застонала от охватившего всю ее сущность возбуждения.

Ее руки до боли терзали его волосы, но он не чувствовал ничего, кроме удовольствия от занятия любовью таким неэгоистичным образом. Он чувствовал переполняющее его душу единение радости и силы… силы отдавать и дарить, зная, что твой дар будет принят, и принят с такой же радостью.

Габриелл уже почти потеряла чувство времени и места, осознавая лишь присутствие Роба и того исступленного восторга, в который он ее погрузил.

После того как она, пресыщенная, откинулась на подушки, Роб легким поцелуем коснулся нежных завитков ее холмика и улегся рядом.

– Иногда порочность может доставить настоящее удовольствие, ты согласна со мной, моя сладкая Габи?

– Я никогда…

– И я никогда, – пробормотал он. – Но как только эта мысль пришла мне в голову, я почувствовал, что не смогу от нее отказаться.

– Ты знаешь, это было… так приятно… но мой милый Роб, ты остался неудовлетворенным. Я…

– Нет, лежи спокойно, – велел он, когда она потянулась к его пульсирующему естеству, упиравшемуся ей в бедро.

Роберт мягким, но вполне уверенным движением отвел ее руку и лег сверху.

Чуть усмехнувшись в темноту, Амбер сказала:

– Ты чувствуешь себя хозяином положения, верно? Теперь, когда шаловливый ученик начинает руководить своим учителем, он – как говорите вы, англичане, – вырос из своих штанишек.

Робу не удалось удержаться от смеха:

– Габи, когда я с тобой, мне всегда тесно в штанах.

Она, смеясь, начала колотить по его спине своими маленькими кулачками, наконец он остановил ее:

– Все, мое сердце, разожми кулачки. Ведь моя шаловливость – это целиком твоя вина. Ты подарила мне уверенность.

– Возможно, но, мой безнравственный ангел, либо сам Господь, либо сатана, кто-то из них одарил тебя потрясающей самонадеянностью, – парировала она.

Габриелл рассмеялась, и Роберту ничего не оставалось как накрыть поцелуем ее смеющиеся губы. Раскрыв бедра, Габи с готовностью ответила на его поцелуй. Смех и разговоры, перемежающиеся любовными ласками, обоим казались совершенно естественными, но скоро их страсть разгорелась и времени на разговоры уже не осталось.

Солнце, луна и все другие планеты столкнулись в одном ослепляющем взрыве чистого света. Задрожала вся Вселенная. Роберт скатился на спину, держа Габи, так что она оказалась сверху, и они оба замерли, пытаясь восстановить дыхание.

Габриелл прижалась лицом к его груди, думая лишь о том, чтобы Роберт не почувствовал ее слез. Он никогда не будет принадлежать ей, но как же она сможет позволить ему уйти? Пытаясь освободиться от горько-сладкой боли, она покрывала нежными поцелуями его шею и ласково теребила упругие завитки волос на его груди. Набравшись смелости, она произнесла:

– Ты стал отличным любовником, и теперь мы меняемся ролями. Ты учишь меня… хотя еще недавно все было наоборот.

– Когда я начал заниматься с тобой любовью… Вначале я был не уверен…

Габриелл поцеловала его в уголок рта и прошептала:

– Почему ты сделал то, чего не сможешь позволить себе… с женой? Неужели потому, что я та, кто я есть, и мы находимся в таком месте?

– Нет, ты моя сладкая и непорочная Габи. Жизнь не была добра к тебе, и в этом нет твоей вины. Не думай о том, где мы находимся, когда занимаемся любовью, и не испытывай чувства вины оттого, что ты нежена.

То, с каким пренебрежением он произнес слово «жена», пробудило в Габи любопытство. Не в первый уже раз она задалась вопросом, почему Роберт пришел в «Дом грез» и зачем ему были нужны эти уроки любви. Он был красив лицом и телом, равно как и душой. Его врожденное чутье и внутреннее благородство должны были без всяких дополнительных уроков доставлять удовольствие женщинам, а не только удовлетворять собственные желания Роберта. Такие мужчины встречаются редко – об этом говорила Грейс, да и другие девушки заведения.

Вновь набравшись храбрости, она спросила:

– А почему ты вдруг решил, что не сможешь доставить удовольствие жене?

Роб молчал.

– О, прости, конечно, я не имею права спрашивать о подобных вещах! Пожалуйста, скажи, что ты простил меня?

Он погладил ее по волосам и, помолчав еще немного, заговорил.

– Потому что мне не удавалось доставить удовольствие своей жене.

– Так, значит, ты был женат?

Она была изумлена. Как же Дайер упустил такой важный факт!

– Но если тебе не хочется говорить об этом, я пойму.

– Наверное, лучше будет рассказать, – задумчиво ответил Роберт, все еще поглаживая ее по волосам. – Понимаешь, мой отец был вторым сыном. Соответственно, титул унаследовал мой дядя – старший брат отца, у которого появилось двое наследников. Мой отец стал священником. Я рос, учился, и все говорило о том, что я последую по его стопам. Когда я уже поступил в семинарию, к моему отцу обратилась семья одной девушки с предложением устроить наш брак. Она была дочерью баронета. Мне было всего восемнадцать, и я был таким же девственным, как Кределия, которая была годом младше меня… И все же этот брак должен был быть успешным. Брак моих родителей также был браком по договору, но они всю жизнь были преданы друг другу. У меня было три сестры, их выдали замуж, и они были вполне счастливы в замужестве. Предполагалось, что после посвящения в духовный сан я займу место отца в нашем приходе и буду жить своей семьей…

Сказанное многое объясняло, ведь до сих пор Габриелл ничего не знала о его прошлой жизни.

– Что случилось с Кределией?

Вопрос прозвучал совершенно непринужденно. Она знала: что бы ни произошло, его вины в том не было.

– Она не могла выносить моих прикосновений, – с горечью ответил Роберт.

– Как такое могло быть? Она любила другого?

– Нет. Период ухаживания был коротким. Приятная, симпатичная девушка. Казалось, что ее вполне устраивает предстоящий брак. Другого мужчины не было. В месяцы, последовавшие за нашим бракосочетанием, я понял, что она наслаждалась знаками внимания, но держаться за руки и получать букетики весенних цветов – этого ей было вполне достаточно.

– Это довольно обычно для молодых девушек, – мягко сказала Габриелл.

– Ей было семнадцать.

– Многие девушки выходят замуж юными, – сказала она, подавляя озноб, вызванный собственными воспоминаниями.

– Возможно, это была моя вина. Нет, не «возможно». Это была моя вина! Я… я нервничал в нашу первую брачную ночь. Был неловок и неумел. Когда поцелуи и ласки не помогли, я попытался удалить барьеры ночных одеяний, начав с собственного. У Кределии началась истерика. Она крепко, словно щит, обмотала ночную рубашку вокруг тела и, сжавшись в комок, легла на самом краешке кровати. Раздосадованный, я натянул ночную рубашку и попытался заснуть, слушая тихий плач, доносившийся с другой стороны кровати. Утром она обратилась ко мне с просьбой позволить ей спать отдельно. Я подумал, что если дам ей время привыкнуть к совместной жизни под одной крышей со мной… – Он вздохнул. – Через несколько недель я как мог объяснил Кределии, что такое супружеский долг и почему она должна вернуться в мою постель.

– Итак, она выполняла свой долг, – сказала Габриелл, испытывая неописуемую жалость к Робу.

– Она лежала подо мной совершенно неподвижно… Я… я чувствовал ее отвращение каждый раз, когда прикасался к ней. Через несколько месяцев она заперла дверь в свою спальню и сказала мне, что убьет себя, если я когда-либо…

Он умолк.

Почему-то Амбер была уверена, что этот капризный ребенок – его жена – не убила себя. Она погладила Роба по щеке.

– И тогда ты с ней развелся? – тихо спросила она.

– Нет, это был бы скандал, который мог разбить сердце моим родителям. Поскольку я в конце концов понял, что сан священника не для меня, я купил офицерский патент и отправился на Пиренеи – вот, пожалуй, и все.

– А что стало с твоей женой? – осторожно спросила Габриелл.

– Через два месяца после моего отъезда она погибла, упав с лестницы. Это был несчастный случай, но причиной его была изрядная доза настойки опиума. По-видимому, поняв, что беременна, Кределия напилась этой гадости. Я узнал о случившемся, только когда вернулся.

Он произнес это бесцветным голосом, за которым скрывалась, как почувствовала Габриелл, невыносимая боль. Неудивительно, что он был неуверен в себе как в любовнике. Юноша, воспитанный в религиозной семье, женился на девушке, которая не выносила его прикосновений и искала утешения в наркотиках.

– Кределия была слишком эгоистична, чтобы намеренно убить себя.

– Возможно, если бы я не сбежал на войну. Если бы я остался и попытался…

– Нет! – сердито прервала его Габриелл. – Ты не должен себя винить. Это она убила вашего ребенка. Это с тобой поступили жестоко, милый, – сказала она, утешающе обнимая Роберта. – Я слышала о таких женщинах… которые избегают близости с мужчинами. Иногда такое случается из-за жестокого обращения в детстве.

– Нет-нет, родители очень любили Кределию. Ее отец, богатый землевладелец, был очень щедр к своей жене и детям. Она получала все, чего только могла желать. – Он грустно усмехнулся. – Мой батюшка был изумлен, когда ее родители обратились к нему. С чего бы дочери баронета выходить замуж за сына бедного священника?

Габриелл показалось, что она знает ответ.

– Наверное, потому, что, где-то увидев тебя, она решила, что приятно иметь подле себя такого красивого мужчину. Она попросила своего отца о тебе, как попросила бы о новом платье или красивом экипаже. – Роберт согласно хмыкнул, и Амбер поняла, что попала в точку. – Она хотела иметь красивого мужа, но не хотела быть женой.

– Это было давно, и лучше об этом не вспоминать. Я никогда никому не осмеливался рассказать об этом, но с тобой мне легко быть откровенным. Единственное, что меня несколько беспокоит, это то, что свои заботы я перекладываю на твои хрупкие плечи.

– Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Я благодарна тебе за доверие, и, поверь, я никогда не предам его.

Он поцеловал ее в лоб, потом в щеку и кончик носа:

– Я это знаю, Габи.

Эти простые тихие слова пронзили ее, словно нож.

Но, Боже! Она уже предала его своим обманом. Кто она? Габи?.. Леди Фантазия? Или беглянка Амбер, чей муж, по-видимому, пребывает в полном здравии?

Когда его поцелуи стали горячее, она отбросила беспокойные мысли и ответила ему со страстью отчаяния. Скоро он покинет ее навсегда, но… сегодняшняя ночь по праву принадлежит ей.

Нортумберленд, замок Вулфс-Гейт

Истхем выругался и ударил кулаком по столу. Перед маркизом навытяжку стоял Эдгар Халл.

– Ты кретин, полный идиот! – ругался маркиз. – И нанял такого же идиота, который провалил работу, точно так же, как провалилась твоя жалкая попытка десять лет назад.

– Этот парень сыщик с Боу-стрит.

– Который, как ты говоришь, требует еще денег. Думаешь, я их трясу с деревьев, чтобы ты мог вести красивую жизнь в Лондоне?

– Эти деньги не для меня, просто за информацию приходится платить.

Главной причиной неприятного разговора с разгневанным маркизом была попытка получить еще немного наличных. Халл, воспользовавшись случаем, действительно некоторое время наслаждался пороками Лондона и теперь в надежде покрыть эти расходы вынужден был терпеть грязную ругань Истхема. А ведь ему еще предстояло вернуться в это мерзкое, мрачное место.

– Если ты так хорошо заплатил этому сыщику, почему же он так бездарно провалил все дело?

– Откуда он мог знать, что мадам вооружена и к тому же умеет стрелять? Или что у нее свидание с каким-то важным клиентом? А уж то, что этот франт проявит такую смелость, вообще никто не мог предвидеть.

Маркиз повернулся спиной к Халлу; поглаживая подбородок, он раздумывал, что делать дальше. Стрелять в сыщика, сидя верхом на лошади, – это было вполне в духе этой дерзкой девчонки. Безусловно, его совершенно непредсказуемая женушка заслуживает самого сурового наказания.

Тут ему в голову пришла мысль.

– Коль скоро она вне стен своего грязного борделя встречается с каким-то мужчиной, то, может, стоит использовать этого денди в качестве приманки? Ты разузнал, кто он такой?

– К сожалению, нет, сэр.

Халл не стал говорить, что даже не видел этого человека, и знает о спутнике мадам только со слов Крессуэла, который во время перевязки в подробностях рассказал ему о происшествии. Увидев, как еще больше помрачнело лицо маркиза, он быстро добавил:

– Но я выясню, кто он такой. Кресси у меня в долгу. А он все-таки сыщик и, значит, сможет это выяснить.

– Так позаботься об этом, и побыстрее!

Халлу оставалось лишь молиться, чтобы Алан Крессуэл выжил, несмотря на ужасную рану, которую оставила в его боку пуля. Мертвые долги не возвращают, с сожалением думал он.

Амбер никогда не видела Грейс такой взвинченной. В то утро, стараясь не думать о Баррингтоне, она работала с бухгалтерскими книгами заведения. Через некоторое время в кабинет вошла ее наставница, неся поднос с кофе, свежеиспеченными лепешками и вазочкой великолепного клубничного джема. С радостью оторвавшись от книг и убрав чернильницу, Амбер наблюдала за Грейс, которая, поставив поднос на маленький столику окна, наливала в изящные чашки крепкий ароматный напиток.

Амбер знала, что Грейс предпочитает чай, и уже хотела спросить, почему все-таки кофе, но потом решила, что разумнее будет подождать и выяснить, чего хочет подруга. Сделав глоток, она блаженно улыбнулась:

– Божественно. Спасибо.

Грейс с сомнением посмотрела на кофе, потом, стараясь не морщиться, решительно пригубила напиток.

– Перекуси, – предложила она подруге, – вот джем, вот лепешки. Надеюсь, они не остыли?

Амбер вздохнула:

– Грейс, дорогая, мне почему-то кажется, что тебя беспокоит что-то более важное, чем остывшие лепешки.

«Господи, только бы она не стала спрашивать о Робе!»

– Боюсь, ты права, – призналась Грейс, отставляя чашку в сторону. – Ты не должна чувствовать себя обязанной… но ты же знаешь, как относится мой дорогой Берли к этой «бриллиантовой когорте».

Амбер улыбнулась:

– Да, припоминаю, он пару раз высказывался в их адрес.

Ворчливый и довольно неприветливый баронет предпочитал жить в своем беспорядочно спланированном поместье. Он был истинным фермером и с большим удовольствием занимался разведением лошадей. Фрак, накрахмаленный галстук и обтягивающие бриджи были для него страшнее средневековых орудий пытки. Берли Чипперфилд лучше всего чувствовал себя в просторной рабочей одежде, любимых сапогах с широкими квадратными носами и длинном пестром шарфе, которым было так удобно вытирать с лица пот.

– У каждого мужчины есть своя фантазия, – выпалила Грейс, к удивлению Амбер.

Амбер задумчиво ответила:

– Наверное, ты права. Неужели его фантазия как-то связана с верхушкой общества?

Грейс кивнула:

– Да. Но когда он понял, что был излишне откровенен, то заставил меня поклясться, что тебе я ничего не скажу… но для него это было бы таким развлечением…

– И это имеет какое-то отношение ко мне.

Это был не вопрос, а утверждение. Амбер ждала.

– Ты единственная, с кем он не будет испытывать неловкости… реализуя свою фантазию. – Грейс почти перешла на шепот, подалась вперед, а в ее глазах появился нервный блеск. – Берли был очень удивлен, получив приглашение на маскарадный бал у Чичестеров, который откроет этот сезон.

– Это большая честь. Многие мечтали бы получить такое приглашение.

Амбер не решилась спросить, отчего вдруг простой деревенский баронет, пусть и весьма состоятельный, но никогда не проявлявший к обществу никакого интереса, оказался в списке гостей.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать. С какой стати Чичестеры пригласили Берли? Дело в том, что у него есть кузен, джентльмен с некоторыми, скажем так, странностями. Он наследник огромного поместья и станет следующим виконтом Карадерсом. Но это не важно, – отмахнулась она. – Приглашение прислали, потому что кузен хочет жениться на старшей внучке Чичестеров.

– На той, которую называют Медузой? – спросила Амбер.

Вот уж действительно со странностями. Сказать, что мало найдется претендентов на руку этой девушки – значит ничего не сказать, но коль скоро и для нее нашелся жених…

– Вот именно. Кузен обеспечил приглашение Берли, просто чтобы досадить ему, он ведь знает, какое отвращение тот питает к подобным сборищам, тем более к маскарадам. Он сделал это, просто чтобы произвести впечатление на Берли, ни в коей мере не предполагая, что тот действительно приедет к Чичестерам.

– И как фантазия Берли вписывается в эту запутанную историю?

Грейс вновь смущенно заерзала в кресле.

– В минуту хорошего настроения он сказал мне, что было бы неплохо пойти на этот маскарад, но только… вместе с тобой. Его кузен был бы немало удивлен, увидев Берли в обществе прелестной молодой женщины. Конечно, то, что его дама из «Дома грез», знал бы только Берли, – торопливо добавила она. – Он, конечно же, не думал, что я попрошу тебя об этом одолжении, более того, Берли скорее всего рассердится, узнав, что я это сделала… но только представь себе, какой ажиотаж вызовет ваше появление и как все будут гадать, что за таинственная дама танцует с этим сельским увальнем.

– Да уж, в этом случае мы сможем вдоволь посмеяться над сливками нашего общества – фермер, пусть даже имеющий титул баронета, и куртизанка на балу у герцога.

Видя, что Амбер понравилась эта идея, Грейс сказала:

– Ты единственная, кто сможет это сделать. Даже если бы я была помоложе, я не подошла бы для этой роли. Слишком многие из окружения Чичестеров могли бы узнать меня даже в маске, поскольку в молодые годы я была, пожалуй, слишком популярна. Но ты, другое дело ты, в маске, в парике, прикрывающем твои замечательные волосы… – Она помолчала и произнесла с надеждой: – Ты представляешь, как это будет забавно?