Текст книги "О команде Сталина - годы опасной жизни в советской политике"
Автор книги: Шейла Фитцпатрик
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
Авторитет Маленкова в глазах Сталина в начале войны был несколько поколеблен, но уже в 1943 году Маленков сумел вернуть доверие к себе. В его отношениях со Ждановым всегда присутствовало соперничество, и продвижение двух ждановских протеже (Вознесенского и Щербакова), должно быть, усложнило его положение. Микоян, который не особенно любил Маленкова, признал, что его контакты с местными партийными руководителями сильно помогли авиационному производству во время войны[501]501
Жуков, Тайны Кремля, с. 246; А. И. Микоян, Так было, с. 586.
[Закрыть]. Жданов, полноправный член Политбюро с 1939 года, не находился в Москве и не был членом ГКО, так что большую часть войны не участвовал в руководстве страной. Можно было бы ожидать, что довольно жалкое поведение Жданова в Ленинграде в начале войны скажется на его карьере, и осенью 1941 года Сталин действительно устроил ему хорошую взбучку, но, похоже, во время следующего краткого визита в столицу в июне 1942 года он был прощен, как минимум наполовину. По словам Микояна, Сталин знал слабости Жданова (Микоян называл пьянство и трусость), но прощал его[502]502
Волынец, Жданов, с. 351–352> А. И. Микоян, Так было, с. 562.
[Закрыть].
У Хрущева был впечатляющий военный опыт, ему пришлось заниматься установлением советской власти и государственных институтов на недавно приобретенной Западной Украине в 1939 году и их восстановлением на Украине, в старой и новой ее части, после отступления немцев в 1944 году. Похоже, он взялся за дело энергично и эффективно. С момента падения Киева в середине сентября 1941 года до его освобождения и восстановления в качестве столицы Украины 21 ноября 1943 года Хрущев был на фронтах либо в дороге, а его семья была эвакуирована в Куйбышев. Как и Жданов, он был полноправным членом Политбюро (с 1939 года), но не членом ГКО. У него было серьезное столкновение со Сталиным по поводу катастрофического провала контрнаступления под Харьковом весной 1942 года, когда почти полмиллиона солдат погибло или было захвачено в плен, но его не понизили в должности, и впоследствии его авторитет был восстановлен. Яков Чадаев, чья должность управляющего делами Совнаркома давала ему возможность наблюдать руководителей вблизи, говорил, что Сталин мирился с довольно упрощенным подходом Хрущева к проблемам, потому что тот был одним из немногих членов команды пролетарского происхождения, но это мнение было высказано уже после падения Хрущева в 1964 году, и, вероятно, оно излишне негативное[503]503
Куманев, Говорят сталинские наркомы, с. 509–510.
[Закрыть]. В качестве управляющего Украиной Сталину не нужен был просто «образцовый рабочий»; он, очевидно, ценил способность Хрущева добиваться цели, проявлять инициативу и приспосабливаться к новым ситуациям. В отличие от некоторых других гражданских лиц, которые совершали поездки по фронтам, Хрущеву там, кажется, действительно были рады[504]504
N. Khrushchev, Khrushchev Remembers, р. 182–189; Taubman, Khrushchev, p. 152–154, 167, 171.
[Закрыть]. Оценивая его вклад в конце 1960-х годов (после ухода Хрущева из власти, то есть когда его уже можно было критиковать), маршал Александр Василевский дал положительную оценку его действиям во время войны: «Хрущев был человеком энергичным, смелым, постоянно бывал в войсках, никогда не засиживался в штабах и на командных пунктах, стремился видеться и разговаривать с людьми, и, надо сказать, люди его любили»[505]505
Симонов, Глазами, с. 470–471.
[Закрыть].
Каганович был из числа старых членов команды, чей авторитет резко упал во время войны. Он был назначен ответственным за эвакуацию промышленности из западных областей страны сразу после нападения Германии, 24 июня 1941 года, но через три недели его сместили, поскольку он не справился. То же самое произошло с железными дорогами. По общему признанию, это очень сложный объект для любого управленца, учитывая огромные требования, предъявляемые к железным дорогам во время войны. Каганович всегда очень гордился своими достижениями в управлении железными дорогами, чей бюджет он так яростно защищал в 1930-х годах («Люди будут требовать от меня: „Дай, дай!“ – но я не уступлю»): в 1990 году он хвастался, что эксплуатация железных дорог, наряду с армией, были двумя чудесами войны. Будучи наркомом путей сообщения в первый год войны, он «работал по восемнадцать часов в сутки, ругаясь и угрожая всем и не щадя никого, в том числе и себя». Но к весне 1942 года основные железнодорожные линии были забиты поездами с солдатами и грузами и оказались почти парализованы, а Каганович ничего не мог сделать, «кроме истерики», по крайне критическому замечанию человека, который сменил его на этом посту. Каганович был уволен постановлением ГКО от 25 марта 1942 года, в котором отмечалось, что он, «несмотря на его удовлетворительную работу в НКПС в мирное время, не сумел справиться с работой в условиях военной обстановки»[506]506
Постановление ГКО от 25 марта 1942 г. об освобождении Кагановича Л. М. от обязанностей наркома путей сообщения и о назначении на эту должность Хрулева А.В. (РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 43– Л. 142–144, опубликовано: http://sovdoc.rusarchives.ru/#showunit
[Закрыть]
Overy, Russia's War, р. 170; Куманев, Говорят сталинские наркомы, с. 88, 117–118,138, 233 (цитата А. В. Хрулева), с. 584–585, 501–503; Чуев, Так говорил Каганович, с. 52; Volkogonov, Stalin: Triumph and Tragedy, p. 419 (цитата И. В. Ковалева).
[Закрыть]. По словам одного историка, к концу 1942 года он был «вне политической игры»; после первых двух лет войны он редко бывал в сталинском кабинете[508]508
Юрий Жуков, Сталин: тайны власти (Москва: Вагриус, 2005), с. 127.
[Закрыть].
Ворошилов также вышел из политической игры к концу 1942 года, хотя в народе он был по-прежнему популярен – его популярность возросла благодаря празднованию его шестидесятилетия в феврале 1941 года. По мнению адмирала Кузнецова, после больших чисток он был деморализован и неспособен справиться с ситуацией. Его руководство Наркоматом обороны во время финской войны и неспособность в качестве командующего Северо-Западным фронтом предотвратить блокаду Ленинграда были подвергнуты критике в резолюции Политбюро от і апреля 1942 года, после чего он был направлен на «оборонную работу в тылу». Затем, хотя он оставался членом Политбюро и еще несколько лет состоял в ГКО, его коллеги просто хотели от него избавиться; по мнению одного историка, он потерял «моральное право даже высказывать свое мнение» на их собраниях. Правда, у него все еще был свободный доступ к Сталину и они продолжали называть друг друга на «ты» (кроме Ворошилова, из членов команды со Сталиным оставались на «ты» только Молотов и Микоян). Но после того как Ворошилова в 1944 году уволили из ГКО, его визиты к Сталину стали значительно реже, и, как утверждает Микоян, его больше не приглашали даже на заседания Политбюро, хотя формально он все еще там состоял[509]509
Khlevniuk, Master, р. 222; Жуков, Сталин, с. 148–149; А. И. Микоян, Так было, с. 463; Яковлев, Цель жизни, с. 490.
[Закрыть].
Статус Андреева, который, как и Каганович, был одним из самых активных членов команды во время Большого террора, в военное время также понизился. В первые годы войны он был секретарем ЦК, его основными сферами ответственности были эвакуация, снабжение фронта продовольствием и обмундированием, а также организация госпиталей для раненых солдат; позже он был назначен ответственным за сельское хозяйство. Как и в 1930-х годах, он много ездил по стране, теперь с целью организации поставок и отправки продовольствия на фронт. Почему его статус понизился, не совсем понятно. У него было слабое здоровье, и один из источников указывает, в конце 1930-х годов он перестал участвовать в неформальном общении со Сталиным и его командой[510]510
Kun, Stalin, р. 332.
[Закрыть]. Согласно одному из наркомов военного времени, чьи воспоминания могут быть не совсем точны, вклад Андреева в оборону был полезен, но при этом, вспоминает он, когда они вдвоем с Андреевым встречались с генералом, «меня он знал, Андреева не знал. Его вообще мало кто знал. Был он небольшого роста, одевался сверхскромно. Неброская личность. Да и сердце имел больное»[511]511
Куманев, Говорят сталинские наркомы, с. 314 (цитата из И. В. Ковалева).
[Закрыть].
Калинин, которому к концу войны было почти семьдесят лет и у которого было слабое здоровье, все еще занимал должность главы государства, но сведения о его деятельности во время войны крайне отрывочны. Первые два года он провел в эвакуации в Куйбышеве, потом, вероятно, вернулся в свою кремлевскую квартиру, по крайней мере, к середине 1943 года. Воспоминания о нем во время войны очень положительные, поскольку, в отличие от большинства других членов команды, Калинин не был скомпрометирован в послесталинские десятилетия. В основном вспоминают, как приятно было с ним говорить, его доброжелательность и мудрые советы. Маршал Жуков был одним из тех, кто проявлял к нему сильную привязанность и вспоминал, как заходил к нему в 1945 году, чтобы рассказать о битве за Берлин. Калинин редко бывал в кабинете Сталина, но Яков Чадаев говорит, что Сталин и другие члены команды часто ему звонили, чтобы посоветоваться по экономическим вопросам. Удивительно, но самым частым гостем Калинина из команды был молодой Вознесенский, глава Госплана[512]512
Г. К. Жуков, Воспоминания и размышления (Москва: Новости, iggo), т. з, с. 303; Куманев, Говорят сталинские наркомы, с– 492–494 (Чадаев).
[Закрыть].
Непосредственное участие Сталина в руководстве военными действиями хорошо известно, хотя мнения относительно ценности его вклада различаются. После войны Сталин однажды сказал Молотову: «Никто из вас не интересуется военными делами», и Молотов согласился, что в этом есть доля правды[513]513
Чуев, Сто сорок бесед, с. 271.
[Закрыть]. Вероятно, это относилось и к самому Молотову: на протяжении всей Гражданской войны, а затем и во время Второй мировой войны он был занят кабинетной работой. Он не носил военную форму, и ему не хватало тех многолетних рабочих и личных связей с командирами Красной армии, какие были у Микояна, Кагановича и Хрущева, не говоря уже о Ворошилове, который на протяжении многих лет сам считался военным. Правда, в результате репрессий погибли многие друзья членов команды из военных, такие как Егоров, Якир, Гамарник и Уборевич. Но война породила новые связи между военными и политическими лидерами, как в профессиональном, так и в личном плане.
Сталин был в постоянном контакте с военачальниками на протяжении всей войны; его взаимодействие с ними было столь же важно, как и его взаимодействие с командой в рамках ГКО. У Сталина был свой неформальный «военный совет», куда входил маршал Борис Шапошников (начальник Генерального штаба и заместитель Сталина в Наркомате обороны в 1941–1942 годах), маршал Александр Василевский (преемник Шапошникова на посту начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны) и маршал Георгий Жуков (заместитель Верховного главнокомандующего с 1942 года). Сталин особенно уважал Жукова, одного из немногих людей, которые смели ему возражать. Сталин связывался со своими военными по телефону и встречался с ними в Кремле, а его знания о фронте и состоянии армии были из донесений, а не из первых рук. Он не считал это недостатком[514]514
Bialer, Stalin and His Generals, p. 343; Симонов, Глазами, с. 360.
[Закрыть]. Когда украинский драматург Александр Корнейчук (муж любимой Сталиным польской писательницы Ванды Василевской и один из заместителей Молотова в Наркомате иностранных дел в военные годы) написал пьесу с критикой «старого стиля» руководства армией, Сталин счел, что это очень полезная информация, и негодовал, когда маршал Семен Тимошенко раскритиковал Корнейчука в прессе. «Вы зарвались, зазнались, – сказал он. – Вы военные, вы все понимаете, вы все знаете, а мы, гражданские, не понимаем»[515]515
Пьеса Корнейчука «Фронт», 1942: Симонов, Глазами, с. 356 (реплика Сталина генералу Коневу, критиковавшему пьесу); Власть и художественная интеллигенция (Москва: Международный фонд «Демократия», 1999), с. 781 (примечание, телеграмма Сталина маршалу Тимошенко).
[Закрыть].
У других членов команды были свои контакты среди военных, многие из них оставались друзьями и в мирной послевоенной жизни. Хрущев, закончивший войну в звании генерал-лейтенанта, в качестве представителя Политбюро вел кочевую военную жизнь на фронте, у него было множество друзей и протеже среди военных. Вскоре он обнаружил, что ему легче общаться с профессиональными военными, чем со своими коллегами в Москве, и иногда выступал на их стороне против Кремля. Когда в ноябре 1943 года, после двух лет, проведенных с солдатами на фронте, пока его вотчина Украина находилась под немецкой оккупацией, он вернулся в Киев, ему хотелось, как он вспоминал позднее, увидеть наступление в Восточной Европе, но нужно было остаться наводить порядок на Украине. Среди друзей Хрущева были Жуков, Василевский и Тимошенко, «хороший человек и хороший солдат», которого он в 1940 году, безусловно, в нарушение всех правил сопровождал на самолете «в глубь Бессарабии за линию румынских войск», чтобы повидать брата и сестру Тимошенко в их родной деревне[516]516
N. Khrushchev, Khrushchev Remembers, р. 163, 164, 211, 218.
[Закрыть].
Микоян, отвечавший за снабжение Красной армии, установил тесные отношения со своим армейскими коллегами: генералом Андреем Хрулевым и генералом Николаем Ватутиным, командующими Воронежским и Юго-Западным фронтами[517]517
А. И. Микоян, Так было, с. 394~39^» 475-
[Закрыть]. Берия, по словам его сына, был покровителем и защитником ряда военачальников, в том числе Жукова и Василевского, а также хорошим другом Тимошенко еще до войны. Во время войны он конфликтовал с различными военачальниками, что было неудивительно, учитывая, что он контролировал вспомогательные подразделения НКВД, которые не должны были использоваться в активном бою. Его визиты на фронт, как и визиты Кагановича, часто раздражали военных, потому что он приезжал с большой свитой и всячески подчеркивал свою значимость[518]518
С. Берия, Мой отец (1994), с. 195; Knight, Beriia, р. 120; Bialer, Stalin and His Generals, p. 452.
[Закрыть].
Даже те члены команды, которые провели большую часть войны в Москве, в 1940-х годах приобрели друзей среди военных. Взять хотя бы Маленкова, о котором Хрущев вспоминал, как он прилетал в Сталинград: «Не знаю, зачем он тогда прилетел и чем мог нам посодействовать. Но прилетел ведь из Москвы, а Москва, как говорится, видит выше и дальше. Вот и находился он у нас, проводил дни и ночи без всякой пользы для себя и без пользы для нас»[519]519
N. Khrushchev, Khrushchev Remembers, p. 196.
[Закрыть]. И все же сын Маленкова, как и все мемуаристы из числа членов семьи, подчеркивает «личную дружбу» своего отца после войны с Жуковым, Василевским, Константином Рокоссовским и адмиралом Николаем Кузнецовым, главой военно-морского флота[520]520
А. Г. Маленков, О моем отце, с. 42.
[Закрыть]. Дочь Андреева также отмечает, что ее отец дружил с Кузнецовым и маршалами Иваном Коневым, Рокоссовским и Тимошенко, а в послевоенные годы любил собираться вместе с ними и вспоминать о войне[521]521
Андреев, Воспоминания, с. 330.
[Закрыть].
Тем временем жены и дети членов команды вели относительно комфортную, но в то же время довольно скучную жизнь в Куйбышеве, общаясь со знаменитыми писателями, балетом Большого театра, иностранными корреспондентами и дипломатическим корпусом и мечтали вернуться в Москву. Дочь Сталина Светлана, которой в 1942 году исполнилось восемнадцать, смогла вернуться в июне того же года и сразу же попала в беду. Брат Василий познакомил ее с Алексеем Каплером, известным режиссером и писателем, который был на двадцать четыре года старше ее, она влюбилась в него, и у них сложились страстные, но, по-видимому, так и не реализованные отношения, а ее испуганные телохранители прятались и были готовы вмешаться в любой момент. Этот роман закончился на высокой романтической ноте, когда Каплер опубликовал в «Правде» эссе, в котором осмелился написать, как он смотрит из окна гостиницы на Кремль и думает о своей любимой. Светлана получила грандиозную взбучку от отца, с которым она почти не виделась с начала войны. Когда Светлана, оправдываясь, заявила, что это любовь, Сталин, что неудивительно, был взбешен. Он считал Каплера (чьи телефонные разговоры со Светланой прослушивались) соблазнителем малолетней школьницы. И не только вспомнил о патриархальном режиме грузинских семей, но и добавил собственную жестокую нотку («Посмотри на себя – кому ты нужна?»). Каплер, который был одним из привилегированных представителей культурной элиты, имевших контакты с иностранцами, был арестован в 1943 году как английский шпион и отправлен в ГУЛАГ на пять лет.
В следующем году Светлана снова нанесла обиду Сталину, когда внезапно вышла замуж за школьного друга Григория Морозова, который, как и Кап-лер, был еврейским интеллигентом и имел широкие контакты в московском свете. Сталин и НКВД рассматривали молодую пару как угрозу безопасности, которую амбициозные (и, возможно, предательские) представители культурной элиты могли использовать в своих тайных целях. Причина этих опасений отчасти была в том, что отец Григория, немного мошенник, при этом считавшийся другом Полины Жемчужиной, стал хвастаться связью с семьей Сталина и сплетничать о нем (он был арестован в 1948 году за «клеветнические измышления о главе советского правительства»). НКВД сообщило Сталину, что еще один друг Полины, режиссер еврейского театра Соломон Михоэлс, обхаживает Морозова и Светлану в надежде получить прямой доступ к Сталину. В любом случае, по словам Светланы, брак быстро распался из-за внутренних проблем. Но Сталин, хотя и дал согласие на этот брак, никогда не встречался со своим зятем («слишком он расчетлив, твой молодой человек» и любит быть на виду), а в московском обществе считали, что именно Сталин настоял на разводе. Сын Светланы и Григория, которого назвали Иосифом в честь деда, родился в 1945 году, но Сталин почти не виделся с ним[522]522
Аллилуева, Двадцать писем, с. 132–138, 141–143; Service, Stalin, р. 432–433; Зенкович, Самые секретные, с. 404–405; А. И. Микоян, Так было, с. 362–363. О старшем Морозове и Михоэлсе см. в гл. 8 этой книги.
[Закрыть].
Война не пощадила и детей членов команды. Ожидалось, ЧТО ИХ СЫНОВЬЯ пойдут добровольцами на фронт, и, похоже, все они это сделали. Среди них были сыновья Сталина, Яков и Василий, а также его подопечный Артем Сергеев, который вспоминал, как он призвал их троих и сказал им: «Ребята, скоро война, и вы должны стать военными!»[523]523
Чуев, Сто сорок бесед, с. 295.
[Закрыть]Хотя к сыновьям членов команды, без сомнения, было особое отношение, независимо от того, просили ли об этом их родители, один сын Микояна – летчик Владимир – погиб над Сталинградом в 1942 году[524]524
Павлов, Анастас Микоян, с. 182–186.
[Закрыть]. Приемный сын Ворошилова Тимур Фрунзе стал еще одной жертвой, и Ворошилов горько упрекал себя за то, что поддался просьбам Тимура о том, чтобы ему позволили идти на фронт, и не посоветовал ему тайком не делать этого: «Его родители доверили его нам, – скорбел Ворошилов, – и мы их подвели»[525]525
РГАСПИ, 74/1/429 (Ворошилова, «Нечто вроде дневника», запись от 6 июля 1945).
[Закрыть].
Яков (сын Сталина от первого брака, который, в отличие от его детей от второго брака, носил фамилию Джугашвили) и Леонид Хрущев также погибли, но в их случаях обстоятельства были более сложными. Яков, артиллерийский офицер, был захвачен в плен на Белорусском фронте 10 июля 1941 года. Немцы предложили обменять его, но Сталин не хотел вести переговоры о его освобождении, говоря, что во всей России пропали сыновья. Яков отказался сотрудничать с немцами и погиб как военнопленный в концентрационном лагере Заксенхаузен весной 1943 года; очевидно, он был расстрелян из-за неподчинения приказам охранника. Из-за его статуса военнопленного его жена была отправлена на несколько лет в ссылку, свою маленькую дочь по настоянию Сталина она оставила до своего освобождения в семье Светланы[526]526
Service, Stalin, р. 43О_43^ Аллилуева, Двадцать писем, с. 122–125.
[Закрыть].
Смерть старшего сына Хрущева летчика-истребителя Леонида в 1943 году была еще мрачнее. Как и Яков, Леонид был сыном от первого брака, и его отношения с отцом были сложными. В июле 1941 года его подстрелили немцы, он был тяжело ранен и несколько месяцев провел в госпитале в Куйбышеве, где проживала эвакуированная семья Хрущевых. За это время он умудрился в пьяной перестрелке убить моряка и был судим военным судом. Вернувшись на фронт в 1943 году, Леонид пропал без вести; семье сказали, что он «погиб смертью храбрых», о чем пишет Хрущев в своих мемуарах. Если верить биографу Хрущева, вероятно, так и было, но ходили слухи, что он был признан кол-лаборантом и расстрелян. Этот слух повторил в старости Молотов, после горького разрыва с Хрущевым в 1957 году. Вдова Леонида, как и вдова Якова, была наказана, хотя, возможно, за свои собственные грехи, а не за его: она была арестована по обвинению в контакте с иностранной разведкой, очевидно, в связи с общением с дипломатами в Куйбышеве, и освобождена только в 1950-х годах, из-за чего старшим Хрущевым пришлось воспитывать внучку Юлию[527]527
N. Khrushchev, Khrushchev Remembers, 190; Taubman, Khrushchev, р. 156–158; Чуев, Сто сорок бесед, с. 352; Чуев, Молотов, с. 421–422; Зенкович, Самые секретные, с. 449–451; Сергей Хрущев, Никита Хрущев: кризисы и ракеты (Москва: Новости, 1994), с. 16–17.
[Закрыть].
Много советских дедушек и бабушек воспитывали внуков после исчезновения их родителей, поскольку было обычной практикой арестовывать жен тех, кто, как Яков, был взят в плен. Все же странно думать, что в число этих бабушек и дедушек входили не только члены команды Сталина (Хрущев), но и сам Сталин.
Невестка Микояна была арестована уже после войны, но в 1943 году, когда двое его сыновей сражались на фронте, а третий незадолго до этого был ранен, два его младших сына, Вано и Серго, пятнадцати и четырнадцати лет, были арестованы по делу «кремлевских детей». Оно началось с убийства-самоубийства с участием сына наркома и дочери советского посла. Они использовали пистолет, который принадлежал их другу Вано Микояну. Поводом была несчастная любовь, но, как обычно, в советском контексте, расследование стало политическим, поскольку в дневнике подростка, как утверждалось, содержались фантазии о будущем правительстве, членами которого будут он, Вано и Серго Микояны. Это был не единственный такой случай (другой косвенно затронул приемного сына Ворошилова Петра и дочь старого большевика Николая Шверника): очевидно, что в НКВД испугались при мысли, что «кремлевские дети», которые знают все о планировке Кремля и о подмосковных дачах, подпадут под воздействие непонятно кого в школе и среди сверстников. Два мальчика Микояна оказались на Лубянке, а затем были отправлены в ссылку в Среднюю Азию до конца войны, когда им было разрешено вернуться в Москву. Микоян не пытался заступиться за них, считая вмешательство бессмысленным, и не обсуждал этот вопрос со Сталиным[528]528
Павлов, Анастас Микоян, с. 187–188; Зенкович, Самые секретные, с. 264–265, 470–471.
[Закрыть].
Поворотным моментом войны стала Сталинградская битва. Сталинград – город на Волге, далекий от западной границы Советского Союза в обычные времена, в годы Гражданской войны был базой Сталина. Зимой 1942–1943 годов город был практически разрушен в ходе боев, которые велись за каждый дом, за город сражались армия немецкого генерала Паулюса и советские войска на московской стороне реки. Хрущев был там в качестве политического советника при маршале Еременко, который, как командующий Южным фронтом, отвечал за оборону Сталинграда. Позднее к Еременко присоединились Рокоссовский, командующий новым Донским фронтом, и заместитель главнокомандующего маршал Жуков, который принял должность главнокомандующего советскими войсками в этом сражении. Сталинградская битва сразу же приобрела огромное символическое значение; за ее ходом в мельчайших подробностях следил в Москве Сталин, который послал туда в качестве своих эмиссаров Маленкова и маршала Василевского. По мнению Хрущева, главная работа Маленкова там была – следить за ним (Хрущевым) и отчитываться: «Сам-то он в военных вопросах ничего не понимал, но в вопросах интриганства обладал шансами на успех», – резко заметил Хрущев позднее[529]529
N. Khrushchev, Khrushchev Remembers, р. 189–200 (цитата СО С. 197).
[Закрыть]. В Сталинграде стало тесно от наблюдателей, все начальники хотели увидеть победу своими глазами. Жуков перешел из обороны в наступление, армия Паулюса была окружена, и, большая удача для Советов, сам Паулюс был взят в плен 31 января 1943 года, на следующий день после того, как Гитлер сделал его фельдмаршалом.
После Сталинграда немцы отступали, а Красная армия продвигалась через ранее оккупированную территорию, но потребовалось полтора года постоянных боев, чтобы достичь польской границы, а затем еще почти год, чтобы добраться до Берлина. Союзники открыли Второй фронт, чего давно требовал Советский Союз. В сентябре 1943 года американцы высадились в Италии, но Западный фронт, которого хотел Советский Союз, был открыт только в июне 1944 года, когда союзники высадились в Нормандии. Ветер поменялся, и поведение Сталина тоже изменилось – к худшему, как сообщали Окружающие. Сталин хорошо работал с командой и своими военачальниками в течение первых трех лет войны. По словам адмирала Кузнецова, хотя в то время бывали случайные вспышки, его поведение обычно было разумным и вежливым. «В военное время относился к людям лучше, чем в мирные годы». Но к 1944 году Жуков почувствовал, что Сталин ревнует к своим командующим армиями, а Микоян заметил, что он, «зазнавшись, стал капризничать». В связи с угрозой голода на разрушенной войной Украине Микоян и Андреев предложили отдать семенное зерно колхозам и совхозам для обеспечения хорошего урожая в следующем году, но Сталин грубо отверг предложение Микояна и обвинил его в «антигосударственном поведении» – он уступил местным работникам (которые, по мнению Сталина, всегда просили больше, чем им действительно нужно) и «совратил» Андреева, более слабого соучастни-QO ка «проступка».[530]530
Кузнецов, Крутые повороты, с. 55; Симонов, Глазами, с. 377; А. И. Микоян, Так было, с. 466.
[Закрыть]
Движение на запад и освобождение ранее оккупированных территорий добавили работы Берии, который и так был одним из самых занятых членов команды. В апреле 1943 года службы безопасности были разделены на две части, причем Берия оставался во главе Наркомата внутренних дел (НКВД, в подчинении у которого остался ГУЛАГ), а его бывший заместитель Всеволод Меркулов стал отвечать за новый Наркомат государственной безопасности (НКГБ), но это, похоже, незначительно сократило полномочия Берии[531]531
Knight, Beria, р. 124.
[Закрыть]. С введением воинских званий для сотрудников госбезопасности летом 1945 года Берия стал маршалом[532]532
Правда, и июля 1945.
[Закрыть]. По его приказу целые этнические группы с Кавказа были обвинены в коллаборационизме во время войны и коллективной измене и депортированы в 1943–1944 годах, эти операции проводились с пугающей деловитостью и жестокостью. 23 февраля 1944 года в крошечную Чечено-Ингушскую автономную республику прибыли войска НКВД, зачитали приказы о депортации, и все чеченское и ингушское население (почти полмиллиона человек) было загружено в грузовики и поезда для депортации на восток меньше чем за неделю. В общей сложности полтора миллиона человек – чеченцы, ингуши, карачаевцы, балкарцы, калмыки, месхетинцы и крымские татары – были депортированы в Среднюю Азию или другие места на востоке, где, в частности, обиженные и агрессивные чеченцы создали значительные проблемы, поскольку оказались незваными и недобровольными гостями казахов. Руководство этими карательными акциями осуществлял сам Сталин, но Берия, похоже, был предприимчивым и энергичным помощником, а также блестящим исполнителем[533]533
Вайнахи и имперская власть (Москва: РОССПЭН, 2011), с. 667–676; Knight, Вегіа, р. 126–127.
[Закрыть].
Депортации были лишь самым драматичным эпизодом арестов и карательных действий, предпринятых в конце войны. Письма армейскому другу с критикой Сталина, написанные с помощью самодельного шифра, привели к аресту молодого офицера Александра Солженицына, ставшего позднее летописцем ГУЛАГа[534]534
Арест Солженицына 9 февраля 1945: Людмила Сараскина,
Александр Солженицын (Москва: Молодая гвардия, 2008), с. 261–262.
[Закрыть]. Прибалтийские страны, вновь занятые осенью 1944 года, подверглись массовым арестам и депортациям. В Литве, как и на Западной Украине, ожесточенная партизанская война против советской власти продолжалась в течение нескольких лет после окончания войны[535]535
Елена Зубкова, Прибалтика и Кремль (Москва: РОССПЭН, 2008), с. 129–145.
[Закрыть].
Армия с боями продвигалась на запад, и Хрущев в ноябре 1943 года вернулся в Киев. «Город производил жуткое впечатление, – вспоминал он позже. – Некогда такой большой, шумный, веселый южный город, и вдруг – никого нет! Просто слышали собственные шаги, когда шли по Крещатику. Потом мы повернули на улицу Ленина. В пустом городе отдавалось эхо. <…> Постепенно стали появляться люди, возникали прямо как из-под земли. <…> Мы поднимались с Крещатика в направлении Оперного театра по ул. Ленина <…> идем, разговариваем, делимся впечатлениями. Вдруг слышим истерический крик. Бежит к нам молодой человек. <…> Помню только, что беспрестанно повторял: „Я единственный еврей в Киеве, который остался в живых“». Хрущев подумал, что, возможно, этот человек сошел с ума[536]536
N. Khrushchev, Khrushchev Remembers, р. 216.
[Закрыть].
Ленинград, и Жданов вместе с ним, были освобождены от блокады в начале 1944 года. Трупы, заполнявшие улицы зимой 1942 года, исчезли, но широкие серые улицы казались странно тихими и пустыми. Харрисон Солсбери из New York Times, приехал в город несколько недель спустя и застал Жданова за рабочим столом в Смольном, он хрипел и кашлял и часто вынужден был оставаться дома из-за приступов астмы[537]537
Harrison E. Salisbury, The Siege of Leningrad (London: Seeker &Warburg, 1969), p. 510, 552.
[Закрыть]. У него было два сердечных приступа во время блокады, и его здоровье так и не восстановилось. Передав управление Ленинградом своему заместителю Алексею Кузнецову в январе 1945 года, Жданов стал главой Контрольной комиссии СССР в Финляндии и в течение года ездил из своей кремлевской квартиры в Хельсинки. Он немного выучил финский язык и участвовал в многочисленных дипломатических приемах, все еще в военной форме, которую, как и большинство членов команды, он надел во время войны[538]538
Волынец, Жданову с. 346, 372–392.
[Закрыть].
В Восточной Европе и Прибалтике Советы считали себя освободителями, но в глазах многих из тех, кого они освободили, были оккупантами. Когда окончательная победа стала очевидной, маршал Жуков был вызван в Москву для планирования Берлинской операции. Он застал Сталина в мрачном и задумчивом настроении, тот явно был сильно переутомлен и близок к истощению: «Какая ужасная война, – сказал он. – Сколько жизней нашего народа она унесла. Вероятно, у нас осталось очень немного семей, которые не потеряли кого-то из близких»[539]539
Overy, Russia's War, р. 264.
[Закрыть]. За Берлин была гонка, в которой Жуков и маршал Конев конкурировали на советской стороне, а британские и американские силы продвигались с запада, даже в самом городе немцы оказывали упорное сопротивление. Но в мае 1945 года, после жестоких уличных боев в центре города, Берлин был взят, как и Сталинград два с половиной года назад, когда Советы потеряли сотни тысяч человек. После взятия Рейхстага 30 апреля два солдата из армии Жукова подняли над ним советский флаг (знаменитое изображение, снятое советским фотографом, фактически было постановочным). Рано утром 9 мая Жуков и британские, американские и французские командующие приняли акт о капитуляции Германии[540]540
Geoffrey Roberts, Stalin's General (London: Icon Books, 2012),p. 229–231.
[Закрыть].
Советский Союз заплатил огромную цену за победу – около восьми миллионов погибших военнослужащих и, возможно, еще семнадцать миллионов жертв среди мирного населения (хотя по некоторым оценкам это число вдвое больше)[541]541
Overy, Russia's War, p. 288.
[Закрыть]. Кроме того, во время отступления, в рамках политики «выжженной земли», на огромной территории, находившейся под немецкой оккупацией, были разрушены инфраструктура, промышленные предприятия, железные дороги и мосты. Было эвакуировано 12 миллионов человек, которым предстояло вернуться в свои дома; из восьми миллионов человек в армии большинство должны были быть демобилизованы в короткие сроки. Несмотря ни на что, советская власть, как и Коммунистическая партия, пережила катастрофы 1941 и 1942 годов. По общему признанию, партия была теперь чем-то иным, чем раньше: после уничтожения старых кадров в ходе Большого террора и войны, а также массового вступления в партию на фронте в военное время. Сталин – генералиссимус, как он позволил называть себя (ошибка, о которой он позже сожалел)[542]542
Чуев, Сто сорок бесед, с. 253.
[Закрыть], – теперь возглавил партию, которая по составу была чем-то вроде ассоциации ветеранов. Членов команды, за исключением Молотова и Калинина, часто видели в военной форме, а некоторые из них имели воинские звания.
Девятое мая стало Днем Победы, ежегодно отмечаемым в Советском Союзе (и в его преемнице, Российской Федерации). Но только 24 июня 1945 года Парад Победы проходил на Красной площади перед Кремлем. Сталин хотел сам приветствовать войска верхом на коне, смелый поступок для человека, который, как известно, не имел сколь-нибудь значительного опыта верховой езды (его сын Василий со злорадством рассказывал, что он тренировался, упал с лошади и решил отказаться от этой затеи, но мы не обязаны этому верить)[543]543
Жуков, Воспоминания, т. 3, с. 305.
[Закрыть]. В любом случае он возложил эту почетную роль на Жукова, который исполнил ее как следует и незабываемо, верхом на белом арабском коне. Когда Жукова приветствовали криками «ура», он с некоторым опасением заметил, что Сталину это не понравилось, его лицо напряглось. Но в официальном фильме Сталин показан веселым – несмотря на дождь, из-за которого была отменена воздушная часть парада, а многие в толпе открывали зонтики, он радостно обменивался приветствиями со своими коллегами, которые выглядели как единая команда, когда поднимались по ступенькам трибуны на Мавзолей Ленина. Многие из членов команды, включая Сталина, были в военной форме (Сталин еще не был в форме генералиссимуса, это звание он примет четыре дня спустя), а Калинин, с острой бородкой и в пальто, был в своей обычной рабочей кепке. Хотя их вклад был велик, команда выглядела скромно по сравнению с военачальниками, которые вели свои войска в парадной форме со множеством медалей[544]544
http://www.youtube.com/watch?v=SZ2SnuNlN5U; Жуков, Воспоминания, т. з, с. 305; Симонов, Глазами, с. 377.
[Закрыть].
