Текст книги "Ночь для двоих"
Автор книги: Шерри Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Неожиданно он замолчал. Элиссанда уставилась на него в полном недоумении. Она уже свыклась с мыслью, что Вир теперь будет петь всегда. Он низко поклонился, едва не рухнув наземь в процессе столь сложного телодвижения, и взглянул на нее с вопросом. Очевидно, она должна была аплодировать. Это пожалуйста. Сколько угодно. Лишь бы избавиться от придурка.
Ее аплодисменты заставили маркиза расплыться в довольной улыбке:
– Рад, что сумел развлечь вас, мисс Эджертон. Я буду лучше спать, зная, что ваша жизнь стала богаче и приятнее благодаря моему голосу.
Элиссанда не ударила его. Несомненно, только за это ее когда-нибудь причислят клику святых. Ведь только святой мог сдержаться и в этот момент не нанести ему какого-нибудь увечья.
Она сопроводила его до двери и даже открыла ее перед ним.
– «Спокойной ночи, спокойной ночи, прощание – сладостная мука» [8]8
У. Шекспир, «Ромео и Джульетта».
[Закрыть]. – Вир еще раз поклонился, шагнул к двери, покачнулся и врезался в косяк. – Кстати, кто это написал, вы не помните?
– Кто-то уже наверняка умерший, сэр.
– Подозреваю, что вы правы. Спасибо, мисс Эджертон. Вы сделали эту ночь незабываемой для меня.
Она втолкнула его в комнату и захлопнула дверь.
Тетя Рейчел спала. Опий помогал ей ускользать от жизни. Иногда – в последнее время все чаще – Элиссанда чувствовала сильное искушение попробовать его самой. Но она опасалась зависимости, в то время как ее единственной целью была свобода. А какая же свобода может сочетаться с зависимостью от снадобья, даже если рядом нет дяди, который, повинуясь собственному капризу, может дать бутылочку или забрать ее.
У нее осталась ночь и день. А вожделенная свобода не стала ближе, чем была два дня назад. По правде говоря, свобода была теперь бесконечно дальше, чем в тот восхитительный момент, когда она впервые увидела лорда Вира, но еще не слышала от него ни одного слова. А лорд Фредерик – умный, добрый, дружелюбный лорд Фредерик – оказался для нее недостижимым, как луна.
Элиссанда поставила на карту все и, похоже, проиграла. И не знала, что теперь делать.
– Уходи, – неожиданно прошептала тетя Рейчел.
Элиссанда подошла к кровати больной.
– Вы что-то сказали, мадам?
Веки тети Рейчел затрепетали, но не открылись. Она бормотала во сне:
– Уходи, Элли. И никогда не возвращайся сюда.
В пятнадцатилетнем возрасте Элиссанда однажды покинула этот дом. Именно эти слова тетя Рейчел прошептала тогда ей на ухо перед тем, как Элиссанда прошла пять миль до Элсмера, оттуда доехала до Уитчерча, а потом до Кру. От Кру до Лондона оставалось три часа езды. Но именно в Кру она сломалась.
К концу дня Элиссанда вернулась домой, снова пройдя пять миль до Хайгейт-Корта. Она вошла в дом за полчаса до возвращения дяди. Тетя Рейчел не сказала ничего, только заплакала. Они плакали вместе.
– Иди, – опять сказала тетя Рейчел, на этот раз тише.
Элиссанда закрыла лицо руками. «Думай, – приказала она себе, – думай!» Она не должна позволить такому препятствию, как ее неспособность соблазнить джентльмена, помешать ее планам. Наверняка Господь не зря напустил крыс на поместье леди Кингсли.
Она подняла голову. Что рассказывала леди Эйвери сегодня вечером? Она застала мужчину и женщину полураздетыми в шкафу, и им пришлось пожениться?
Значит, леди Эйвери придется застать ее и лорда Фредерика полураздетыми. И тогда им придется пожениться.
Но как она сможет поступить так подло с лордом Фредериком? Как она намеренно заманит его в ловушку? Все вероломство, жестокость и коварство достались ее дяде. Она никогда не хотела быть похожей на него.
– Элли, – снова пробормотала тетя, – уходи отсюда и никогда не возвращайся.
У Элиссанды сжалось сердце. Очевидно, целая жизнь, проведенная под каблуком дяди, наложила на нее свой отпечаток. Потому что она сможет поступить непорядочно с лордом Фредериком. И сможет использовать его, чтобы спасти себя и тетю Рейчел.
Она сделает это.
Лорд Вир видел, как мисс Эджертон вернулась в свою комнату. Вскоре свет под ее дверью погас. Маркиз выждал еще пять минут и, крадучись, направился к комнате миссис Дуглас, попутно постучав в комнату леди Кингсли.
Миссис Дуглас крепко спала. Маркиз отодвинул картину и, вручив леди Кингсли фонарь, вскрыл замок наружной двери. Он приказал Наю закрыть наружную дверь перед уходом, потому что иначе картина не будет плотно прилегать к стене.
На этот раз вскрытие замка заняло ровно минуту. Леди Кингсли, которая стояла на часах при Нае, пока Вир развлекал мисс Эджертон, знала цифры кода. Она несколько раз повернула диск, и сейф открылся.
Усилия были потрачены недаром.
Находившиеся в сейфе документы отражали историю провалов Эдмунда Дугласа. Алмазная шахта была законной, но, кроме единственной стоящей находки в Южной Африке, все его последующие деловые предприятия были неудачными. Попытки нажить капитал неизменно заканчивались большими потерями.
– Этот человек что, любитель наказаний? – удивилась леди Кингсли.
Судя по всему, да, и Вир не видел в этом никакого смысла. Почему Дуглас упорно продолжал делать одни и те же вложения? Разве человек, потерпев пять или семь неудач, не должен понять, что ему попросту однажды несказанно повезло с алмазной шахтой? Зачем же снова и снова пытаться пробить лбом стену?
– Если все подсчитать, он, вероятно, глубоко увяз в долгах, – прошептала леди Кингсли. – Смотрите, он действительно остро нуждается в деньгах! Вот вам и мотив.
Но еще больше взволновало леди Кингсли зашифрованное досье, причем шифр был использован довольно-таки сложный.
Если предположить, что Эдмунд Дуглас лично зашифровал и изложил на бумаге свои тайны, у него был очень хороший, почти каллиграфический почерк. Чем больше Вир узнавал об этом человеке, тем меньше понимал его. Дом, утонченная внешность, элегантный почерк, не говоря уже об образованной речи – его племянница говорила совсем не так, как обитатели ливерпульских доков. Может ли одна удачная находка в Южной Африке настолько изменить человека?
– Сто фунтов на то, что здесь есть все нам необходимое, – сказала леди Кингсли.
Вир кивнул, внимательно осматривая содержимое сейфа. Ах, вот оно что, оказывается, они раскрыли еще не все секреты. Здесь имеется двойное дно. В потайном отделении лежал только маленький мешочек, завязанный шнурком. Вир ожидал найти в нем алмазы, но там оказались обработанные бриллианты.
– Ничего особенного, не правда ли? – сказала леди Кингсли, поглаживая кончиками пальцев свое рубиновое ожерелье. – Я бы не дала больше тысячи фунтов за все содержимое.
Неожиданно Вир вспомнил мисс Эджертон, на которой не было вообще ни одной драгоценности, даже броши. Довольно странно для племянницы владельца алмазной шахты.
Возвращая мешочек на место, Вир заметил, что в потайном отделении лежит кое-что еще. Это был маленький ключик, не больше дюйма длиной, с очень тонким, как зубочистка, стержнем и сложной бородкой.
Леди Кингсли поднесла ключ к свету.
– Никогда не видела ничего подобного. Если это ключ, даже представить себе не могу, каким должен быть замок.
Они вернули все на места, кроме зашифрованного досье, которое леди Кингсли решила оставить у себя.
– Отвезете его утром в Лондон? – шепотом спросил Вир, оберегая свои изможденные вокальными упражнениями голосовые связки.
– Я не могу оставить гостей и уехать на восемь часов. Вам тоже лучше этого не делать. Иначе подозрения Дугласа падут именно на вас, если он обнаружит пропажу раньше, чем мы сумеем вернуть досье в сейф.
Леди Кингсли ушла первой и унесла досье. Вир тщательно закрыл сейф, задвинул его картиной, повернулся, чтобы покинуть комнату, и оцепенел.
Мисс Эджертон, когда приходила навестить тетю, очевидно, добавила углей в камин, и в комнате было светло. Миссис Дуглас лежала с широко открытыми глазами и смотрела на него.
Любая другая женщина подняла бы крик. Но эта лежала тихо, хотя в ее глазах плескался ужас.
Вир медленно двинулся к двери. Он увидел, как по телу миссис Дуглас прокатилась волна дрожи, она судорожно вздохнула и закрыла глаза.
Маркиз выскользнул за дверь, остановился и прислушался. Если миссис Дуглас собиралась обрести голос и закричать, она это сделает именно сейчас. Лестница для слуг рядом, и он успеет скрыться раньше, чем ее вопли соберут здесь всех гостей.
Но из комнаты не донеслось ни одного звука.
Вир направился в свою комнату в полном недоумении и испытывая непонятное беспокойство.
Старинные часы пробили три, ночную тишину разорвал мелодичный перезвон.
Почему-то всегда было три часа.
Медные перила были холодными. Высокие пальмы, которыми так гордился его отец, теперь стали привидениями с длинными цепкими руками. Одна ветка – или рука – ударила его по затылку. Он дрожал от страха.
И все же он продолжал спускаться, очень медленно, останавливаясь на каждой ступеньке. Внизу был виден слабый свет, который притягивал его, как взгляд удава притягивает кролика.
Сначала он увидел ее ноги, изящные ножки в голубых бальных туфельках. Ее платье мерцало, переливаясь в свете, который шел ниоткуда. Рука в длинной белой перчатке, закрывавшей локоть, лежала на груди.
Белая шаль окутывала плечи. Прическа была испорчена, перья и гребни висели, зацепившись о спутанные волосы. Великолепное рубиновое ожерелье из пяти ниток – предмет зависти ее подруг – теперь закрывало рот и подбородок. Украшенный драгоценными камнями оскал.
Только тогда он заметил, как неестественно вывернута ее шея.
Его тошнило от страха. Но она была его матерью, и он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней. Внезапно ее глаза открылись, и в них не было ничего, кроме страха. Он отпрянул, споткнулся о ступеньку и полетел...
Вниз... вниз... вниз...
Вир резко сел, задыхаясь. Кошмар иногда повторялся, но никогда не был таким явным, отчетливым. Видимо, с его привычным сновидением совместилось воспоминание о полных ужаса глазах миссис Дуглас.
Дверь его комнаты приоткрылась.
– С вами все в порядке, лорд Вир? Я слышала шум.
На пороге стояла мисс Эджертон.
Неожиданно маркиз представил, как она подходит, ласково гладит его по щеке, говорит, что это был только сон, уговаривает лечь, поправляет одеяло, улыбается...
– Да, конечно, со мной все в порядке, – с трудом выдавил он. – Как я ненавижу этот сон! Мне иногда снится, как я ищу уборную, а ее нет нигде в доме. Я захожу в каждую комнату, а там только люди, и нигде нет даже ночного горшка или хотя бы подходящего ведра. Боже, надеюсь, я не…
Мисс Эджертон издала сдавленный звук.
– Уф, не волнуйтесь, с вашей кроватью все нормально. Но если позволите, я бы...
Дверь захлопнулась.
Утром все отправились в Вудли-Мэнор взглянуть на отвратительную гору дохлых крыс. Крысолов с утомленными собаками и чрезвычайно довольным хорьком [9]9
Одомашненные хорьки используются для отлова крыс.
[Закрыть]гордо топорщил усы и позировал перед фотоаппаратом лорда Фредерика, пожелавшего увековечить событие.
– Мои люди работают днем и ночью, – сказала леди Кингсли Элиссанде. – Предстоит сделать еще очень многое, но они клянутся, что дом будет готов к приему людей к завтрашнему утру. Обещаю, мы немедленно уедем.
Эти слова прозвучали для Элиссанды как приговор. Ее время истекло. Что-то должно произойти.
Она должна этому поспособствовать.
«На Бога надейся, а сам не плошай».
Глава 7
От родителей Элиссанде осталось несколько вещичек: набор серебряных гребней, флакончик духов, изготовленных специально для Шарлотты Эджертон парижским домом «Герлен», кисточка для бритья, принадлежавшая отцу, несколько писем, перевязанных сиреневой ленточкой, и маленькая картина маслом с изображением обнаженной женщины.
Элиссанда была уверена, что лорд Фредерик с удовольствием посмотрит эту картину. Раньше она ее никому не показывала по единственной, но очень важной причине. Она опасалась, что на картине изображена ее мать. Кто же захочет показывать мужчине столь откровенное изображение своей матери!
Но теперь она отбросила прочь все сомнения.
– Не может быть! – потрясенно воскликнул лорд Фредерик. – Это же Делакруа!
Имя ничего не говорило Элиссанде. Книги по искусству, некогда бывшие в библиотеке дяди, в основном касались искусства античности и Ренессанса. Но, судя по благоговейному выражению лица лорда Фредерика, этот самый Делакруа был не последним человеком в живописи.
– Вы действительно считаете, лорд Фредерик, что это Делакруа?
– Я в этом ни минуты не сомневаюсь! – воскликнул он и поднес миниатюру ближе к глазам. – Подпись, стиль, использование цветовой гаммы. Я готов съесть свою шляпу, если это не Делакруа.
Энтузиазм молодого человека воодушевил Элиссанду. Это, должно быть, знак свыше. Она всегда считала, что ее сокровища, которые она так тщательно оберегала, ценны только для нее. А оказывается, их мог оценить кто-то ещё.
– Удивительно, – пробормотал лорд Фредерик, не сводя глаз с картины.
А Элиссанда не могла отвести глаз от молодого человека, считая, что ей несказанно повезло.
– Откуда у вас Делакруа? – спросил лорд Фредерик.
– Понятия не имею. Должно быть, отец его где-то приобрел. Он жил в Париже в начале семидесятых.
– Я так не думаю, – усмехнулся лорд Вир.
Леди Кингсли необходимо было написать письма. Леди Эйвери и юные леди отправились в Элсмер, а большинство джентльменов решили пострелять уток в Вудли-Мэнор, если, конечно, сумеют их там обнаружить. Лорд Фредерик отказался, сказав, что ему не интересно изводить бедных птиц. Лорд Вир, первоначально выразивший желание пострелять, затем, к вящему неудовольствию Элиссанды передумал и решил остаться с братом.
Он расположился на краю стола в утренней гостиной и принялся раскладывать пасьянс. Элиссанда всячески старалась не обращать на него внимания, но подобное замечание проигнорировать было невозможно. Маркиз не поднимал глаз от карт, которые раскладывал, причем колода, которую он принес, была вовсе не для пасьянса.
– Прошу прощения, сэр? Вы не думаете, что мой отец жил в Париже?
– Нет, жил, наверное. Но я не уверен, что он завладел этим Делакруа честно, – невозмутимо сообщил маркиз. – Леди Эйвери вчера прожужжала мне все уши. Он сказала, что ваш дед был большим любителем искусства и ваш отец украл у него несколько картин, когда сбежал с вашей матерью.
На какое-то время Элиссанда лишилась дара речи. Дядя часто говорил гадости о ее родителях, но он, по крайней мере, не обвинял ее отца в воровстве.
– Пожалуйста, не говорите плохо о мертвых, милорд,– сказала она, едва сдерживая ярость.
– Говорить правду не значит говорить плохо о ком-нибудь. Кстати, это восхитительная история, я имею в виду то, что ваша мать была содержанкой и все такое. Вы, к примеру, знали, что, прежде чем выйти замуж за вашего отца, ваша мать была любовницей вашего двоюродного дедушки?
Конечно, она знала об этом. Дядя постарался, чтобы она узнала во всех подробностях о бесчестье своего рода. Но кто позволил лорду Виру говорить об этом во всеуслышание?
Лорд Фредерик, покраснев до корней волос, обратился к брату:
– Пенни, не надо об этом.
Лорд Вир пожал плечами и собрал карты, чтобы их снова перетасовать.
Последовало долгое неловкое молчание, которое нарушил лорд Фредерик, милый добрый лорд Фредерик.
– Прошу нас простить, – тихо сказал он. – Иногда мой брат путает разные услышанные им истории. Уверен, он и в данном случае все перепутал.
– Спасибо, – благодарно прошептала Элиссанда.
– Нет, это я должен благодарить вас за неожиданную возможность насладиться Делакруа. – Он вернул миниатюру хозяйке. – Созерцание подобных шедевров доставляет истинное удовольствие.
– Я нашла это в вещах моего отца только вчера. У нас есть несколько сундуков с его вещами. Возможно, там найдется еще что-нибудь занимательное.
– С удовольствием посмотрю, что вам удастся обнаружить, мисс Эджертон.
– На ней ничего нет! – раздался над головой Элиссанды голос Вира. Она и не слышала, как он встал со своего места и подошел.
– Это обнаженная натура, Пенни, – объяснил лорд Фредерик.
– Ну да, я вижу. На ней нет ничего, – повторил лорд Вир, нависая над Элиссандой. – Только пара белых чулок. И все.
Маркиз наклонился так низко, что едва не лег на Элиссанду. Она ожидала, что от его одежды будет пахнуть томатным соусом, который он умудрился опрокинуть на себя за обедом, но от него пахло только свежестью и чистотой.
– Картина должна вызывать мысли о красоте женского тела, а не о похоти. В этом изображении нет ничего похотливого, – сказал лорд Фредерик и покраснел. После паузы он проговорил: – Еще раз спасибо вам, мисс Эджертон, за доставленное удовольствие. Надеюсь, вы найдете и другие спрятанные сокровища. Не могу дождаться, когда я их увижу.
– Я непременно покажу их вам, как только найду, – улыбнувшись, сказала Элиссанда и встала. Ей предстояло еще очень многое сделать.
Лорд Вир тоже встал.
– И я хочу взглянуть на ваши сокровища, если они похожи на это. Мне нравится, когда на женщине только чулки и ничего более.
Она не ударила его вазой по голове. Зато канонизация ей теперь обеспечена.
Движения и жесты мисс Эджертон интриговали Вира. То, как она теребила оборки на рукаве своего платья или как она касалась рукой волос, словно стараясь привлечь внимание к их блестящему великолепию. А когда она слушала Фредди, каждая деталь ее напряженной позы говорила о том, что она хотела бы быть к нему ближе.
Но ничто так не завораживало – и отталкивало – Вира, как ее улыбка. Когда она улыбалась, его сердце, несмотря ни на что, начинало биться чаще.
Умение улыбаться – это наука и искусство. Маркиз тоже владел этим умением, вне зависимости от того, что чувствовал на самом деле. Но мисс Эджертон... она была на недосягаемой высоте.
Ее улыбка была чарующей и сияющей, чувственной и целомудренной. Она завораживала и ослепляла, и Вир даже временами забывал, что это все игра.
Но она не улыбалась, когда обнаружила, что сидит у него на коленях. Она ни разу не улыбнулась за девяносто минут, когда он своими громогласными песнопениями удерживал ее вдали от комнаты миссис Дуглас. Она не улыбалась и сейчас, когда он заговорил о ее сомнительном происхождении. А для нее не улыбаться все равно что для другой женщины выйти из дома без нижних юбок.
Маркиз специально действовал ей на нервы, старался вывести из себя. Но почему он сам при этом злился? Его раздражал даже Фредди, которому она отдавала явное предпочтение, а уж Фредди никогда не вызывал у него отрицательных эмоций.
– Я ненадолго поднимусь наверх, Пенни, – сказал брат, вставая из-за стола, за которым он после ухода мисс Эджертон писал письмо. – Мне нужна моя визитница с карточками.
– Я пойду с тобой, – решил Вир. – Все равно больше нечего делать.
Маркиз потратил много часов, пытаясь разгадать шифр, который использовал Дуглас в своем досье, но не достиг никаких успехов. Единственным результатом стала головная боль.
Да и мисс Эджертон затаилась где-то в доме.
– Зачем тебе визитница? Мы куда-то идем? – полюбопытствовал он, поднимаясь по лестнице.
– Нет, я написал письмо Лео Марсдену. Он возвращается из Индии.
– Кто?
– Ты должен его помнить. Мы вместе жили в Итоне. Его адрес у меня в визитнице.
Войдя в комнату, Фредди выдвинул ящик своей прикроватной тумбочки и озадаченно почесал подбородок:
– Странно. Ее здесь нет.
– Когда ты ее в последний раз видел?
– Сегодня утром. – Фредди нахмурился. – Возможно, я что-то напутал.
Фредди был, как всегда, добр и снисходителен. Большинство людей в подобном случае заподозрили бы слуг. Вир помог Фредди обыскать комнату. Безрезультатно.
– Ты должен сказать мисс Эджертон.
– Да, наверное.
Однако они не видели мисс Эджертон до тех пор, пока не вернулись все гости. Было много шума и возбужденных рассказов о дневных событиях. Мисс Эджертон выразила должную тревогу и возмущение тем, что столь неслыханная вещь случилась в ее доме, и обещала сделать все от нее зависящее, чтобы найти вещь лорда Фредерика и вернуть ее хозяину.
Но пока она с точно отмеренной долей искренности заверяла их в том, что немедленно предпримет все необходимые действия, Вир неожиданно заподозрил ее. Правда, он пока не знал, зачем ей визитница Фредди. Для него очевидным было одно: когда она не смеялась, в ее глазах была жесткость, даже суровость.
Инстинкты его пока не подводили.
Поведение леди Эйвери за ужином усилило беспокойство Вира от смутного волнения до настоящей тревоги. Он очень хорошо знал эту женщину. Человек его профессии был бы глупцом, если бы не использовал такой кладезь информации. Он всегда узнавал ее кровожадный взгляд: глаза прищурены, ноздри дрожат. Она явно чуяла запах какого-то восхитительно безнравственного проступка и была готова, как ищейка, идти по следу.
Что-то назревало. Само по себе это было нормально, но почему так неожиданно? Еще за чаем леди Эйвери не выказывала никаких признаков того, что взяла след, и лишь добродушно терзала мисс Мельбурн и мисс Дюваль слухами, совершенно неподобающими для их невинных ушей.
Непонятно, что могло привести сплетницу в состояние, боевой готовности. Девушки, несмотря на свою молодость и любовь к развлечениям, не были склонны к скандалам. Мисс Мельбурн интересовала только её фигура, мисс Дюваль – музыка. Мисс Бичамп была уверена, что влюблена в своего кузена, здесь не присутствующего. А мисс Кингсли, хотя и флиртовала с мистером Конрадом, больше интересовалась учебой, чем браком. В октябре ей предстояло вернуться вТертон-Колледж [10]10
Известный женский колледж Кембриджского университета.
[Закрыть].
Оставалась только хозяйка дома.
Вир прилип к Фредди. Но ничего не происходило. Начался и закончился ужин. Вечерние развлечения оказались уравновешенными и вполне пристойными. Дамы разошлись по своим комнатам довольно рано. Когда часы пробили половину двенадцатого, Вир начал думать, что сделал из мухи слона. Вероятно, то, что он считал инстинктивной чувствительностью к скрытым тенденциям, на самом деле – быстро развивающаяся паранойя.
Двумя минутами позже в гостиную вошел заспанный лакей с серебряным подносом, на котором лежала визитница Фредди и запечатанная записка.
Вир вскочил и рысью устремился в другой конец комнаты, остановившись как раз вовремя, чтобы не сбить лакея с ног, но недостаточно быстро, чтобы не выбить у него из рук поднос.
– Извините! – завопил он и присел на корточки, чтобы поднять предназначенные для Фредди вещи. Потом он выпрямился и похлопан ошарашенного лакея по плечу: – Простите меня, старина, я был слишком взволнован. Мы весь день искали эту вещь. Идите спать. Я сам отдам визитницу брату. Она ведь предназначена для него, не так ли? – И он ткнул рукой в сторону Фредди.
– Да, милорд, но у меня строгий приказ передать все это лично в руки лорду Фредерику.
– Никаких проблем! – Маркиз направился к Фредди и вручил ему визитницу. – Вот, смотрите, доставлено лорду Фредерику.
– Спасибо, сэр, – сказал лакей и удалился.
Фредди проверил содержимое визитницы. Все было на месте.
– Интересно, где она ее нашла? – пробормотал он.
– Спросишь ее завтра, – жизнерадостно предложил Вир. – По крайней мере, теперь ты можешь наконец отправить письмо Марсдену. – Выждав несколько минут, он вышел из комнаты и прочитал записку, которую припрятал с ловкостью фокусника.
«Дорогой лорд Фредерик,
возвращаю вашу визитницу, которую одна из горничных нашла на служебной лестнице. Я хотела бы вам сообщить, что нашла в вещах отца изумительной красоты набросок, выполненный рукой настоящего мастера. Он подписан таким знаменитым именем, что я не решаюсь доверить его бумаге, чтобы не поставить себя в глупое положение.
Могу я попросить вас взглянуть на него? Я так взволнована, что не могу ждать. Если вы согласитесь встретиться со мной через пятнадцать минут в зеленой гостиной, моя признательность не будет иметь границ.
Элиссанда Эджертон».
Элиссанда. Красивое имя. Колющее, словно полный рот драгоценных камней с острыми краями. Значит, прелестная и умная Элиссанда хочет видеть Фредди в гостиной. В полночь, когда дамы разойдутся. В гостиной, расположенной далеко от бильярдной, где собрались джентльмены.
Свидание наедине в дальней части дома. Вот почему леди Эйвери наготове.
Похоже, он здорово недооценил интерес мисс Эджертон к Фредди.
Элиссанда дрожала. И это ее нервировало. Она не была трусихой, как тетя. Она была уравновешенной девушкой и неизменно сохраняла внешнее спокойствие, даже если была насмерть перепугана.
Возможно, и эту дрожь можно использовать себе на пользу. В конце концов, дама, назначившая свидание джентльмену в неурочный час, имеет право нервничать, разве нет? Дрожь придаст ее неожиданно вырвавшейся на волю страсти достоверность и подтолкнет лорда Фредерика к более откровенной реакции.
Элиссанда вздохнула. В своей комнате она распустила швы, посредством которых ее ночная рубашка держалась на плечах, и теперь та висела в буквальном смысле на нескольких нитках. Стоит только легонько потянуть, нитки порвутся, и рубашка соскользнет на пол.
«Что вы нашли в этот раз, мисс Эджертон?» – спросит лорд Фредерик. А она посмотрит на него, словно он мессия, второй раз явившийся на землю.
«Ох, простите меня, лорд Фредерик. Знаю, мне не следовало, но с момента нашей первой встречи я не могла не думать о вас».
Ну, последнее по большей части верно.
Ну вот, время пришло. Она осторожно затянула пояс халата, боясь сделать лишнее движение, чтобы ночная рубашка не свалилась раньше времени, вышла из своей комнаты и направилась в зеленую гостиную.
Там было светло. Стены были украшены японскими эстампами, изображающими четыре времени года. Вазы и многочисленные фигурки из нефрита гармонировал и с цветом листьев лотоса на шелковых обоях. В больших прозрачных бутылках, установленных на изготовленных на заказ подставках, находились модели кораблей. Они были пленниками, как и она.
Элиссанда была одна в комнате.
Она растерянно заморгала. Планировалось, что она придет через несколько минут после лорда Фредерика. Он уже должен был ждать ее в гостиной, немного удивленный, но жаждущий увидеть ее новое сокровище.
Огонь в камине не был разведен. Минуты две Элиссанда металась по комнате, после чего поняла, что дрожит намного сильнее, чем раньше, не так от холода, как от дикой паники. Ее тщательно разработанный план не стоил ничего, поскольку лорд Фредерик не пришел.
Она поднесла руки к свече, чтобы хотя бы немного согреться. Дыхание было частым и прерывистым. В гостиной пахло хвоей, экстракт, который входил в состав средства для мебели, используемого слугами.
Бой часов заставил Элиссанду подпрыгнуть. Именно это время она указала в неподписанной записке со сломанной печатью, которую бросила у двери леди Эйвери. «Полночь. Зеленая гостиная. Мое сердце рвется к тебе».Элиссанда не сомневалась, что почтенная дама нашла записку, поскольку весь вечер сверлила взглядом собравшихся, стараясь угадать, кто это осмелился договориться о свидании прямо у нее под носом.
И все зря?
Понурившись, Элиссанда вышла из гостиной и направилась к кабинету дяди, чтобы не наткнуться на леди Эйвери, которая, скорее всего, придет со стороны главного зала. За кабинетом располагалась служебная лестница. Она вернется в свою комнату по ней.
У двери кабинета она резко остановилась. С самого начала она предупредила гостей, что это запретная территория. Но теперь дверь в кабинет была распахнута, и внутри горел свет.
Элиссанда заглянула внутрь. Там она увидела лорда Вира, который открывал ящик за ящиком, что-то недовольно бурча себе под нос.
– Лорд Вир, что вы здесь делаете?
– А, приветствую вас, мисс Эджертон! – жизнерадостно воскликнул он. – Я, знаете ли, ищу книгу. Я люблю почитать на сон грядущий. Уверяю вас, несколько страниц усыпляют лучше опия. В первую очередь, конечно, стихи на латыни. Удивительно, всего лишь один латинский стих, и я сплю как убитый до самого утра.
Она была удивлена, что он вообще умеет читать, не говоря уже о латыни.
– Извините, сэр, но вы ошиблись адресом. За книгой надо было идти в библиотеку, а это – кабинет дяди.
– Вот оно что, тогда понятно. Я-то думал, что это и есть библиотека, и еще удивился, что она какая-то странная. – Он вышел в коридор. – Да, кстати, мисс Эджертон, а что вы здесь делаете? Разве дамам не положено уже спать?
– Я кое-что забыла.
– Что именно? Может быть, я могу помочь вам это найти?
Элиссанда как раз хотела сказать, что уже все нашла, когда сообразила, что у нее в руках ничего нет, кроме свечи.
– Я сама справлюсь, спасибо, сэр.
– Прошу вас, позвольте вам помочь.
Элиссанде было совершенно не нужно, чтобы леди Эйвери застала ее с ним. Но леди Эйвери еще не подоспела. Судя по отсутствию шагов вблизи, она в течение следующих нескольких минут не появится. Иными словами, у Элиссанды вполне достаточно времени, чтобы вернуться в зеленую гостиную, схватить первую попавшуюся вещь, сообщить, что она нашла пропажу, и избавиться от лорда Вира.
Развернувшись, она почти бегом устремилась в зеленую гостиную. Лорд Вир следовал за ней по пятам. Влетев в комнату, она схватила с каминной полки какую-то безделушку и радостно воскликнула:
– Да вот же она!
– Какой симпатичный снежный глобус, – сказал лорд Вир.
Элиссанда могла взять любую другую вещь: малахитовый подсвечник, китайскую урну, в которую складывали щепки для растопки кабина. Но она схватила именно снежный глобус с миниатюрной деревенькой внутри: церковью, главной улицей, засыпанными снегом домиками – последний рождественский подарок тети Рейчел, полученный ею восемь лет назад.
То Рождество было снежным. Дядя куда-то запропастился, и Элиссанда уговорила тетю Рейчел, здоровье которой немного улучшилось, выйти на улицу погулять. Они вместе слепили кривобокого снеговика, а потом затеяли игру в снежки.
Это был замечательный снежный бой. Тетя Рейчел имела острый глаз – кто бы мог подумать? Пальто Элиссанды было покрыто остатками снежков, которые попадали в нее с завидным постоянством. Но она тогда тоже не оплошала и обратила тетю в бегство. Та громко визжала, а потом расхохоталось, когда метко пущенный Элиссандой снежный снаряд угодил ей пониже спины.
Перед ее мысленным взором предстала тетя в то незабываемое утро – еще не начавшие седеть волосы выбились из пучка, лицо раскрасневшееся, веселое. И куда что девалось, когда она заметила возвратившегося мужа. Элиссанда никогда не забудет выражение его лица: лютая злоба, сменившаяся слащавой радостью. Он принялся шумно восторгаться ее смехом, розовыми щечками, их шумной забавой. Тогда тетя Рейчел выдала себя. Оказалось, что она еще не сломлена. В ней осталась живость и молодость. Такое нельзя было спускать с рук.
Больше тетя Рейчел не выходила из дома.
Элиссанда взглянула на лорда Вира, который казался целиком поглощенным созерцанием детской игрушки, на которую она не могла взглянуть без слез. Он стоял совсем рядом. Она видела его широкие плечи, сильную шею, аккуратно причесанные волосы, идеальную форму бровей. От него совсем не пахло сигарным дымом – только свежей листвой. С некоторым запозданием она заметила бутоньерку – побег с зелеными ягодами, прикрепленный к веточке пихты.
