Текст книги "Ночь для двоих"

Автор книги: Шерри Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Пришедшая на следующий день телеграмма оказалась куда более приятной. Вир нашел драгоценности, которые Шарлотта Эджертон завещала миссис Дуглас, а мистер Дуглас их сразу же присвоил. Их общая стоимость превышала тысячу фунтов.

Элиссанда несколько раз перечитала телеграмму. «Тысяча фунтов».

Когда Элиссанда проснулась наутро после Эксетера, ни дневника Дугласа, ни шкатулки в ее комнате не было. На ее столе стояла элегантная коробочка из эбенового дерева, в которой были аккуратно уложены памятные вещицы от Шарлотты и Эндрю Эджертон. Элиссанда долго не сводила глаз с коробочки, искренне надеясь, что этот подарок имеет особое значение. Но ее супруг почти сразу уехал, напоследок посоветовав ей беречь себя.

Она не могла заниматься делами после отъезда супруга, только старалась свыкнуться с мыслью, что он не передумал. Когда Вир заговорил об аннулировании брака, она была в ярости. Сейчас она страдала. Ей не хотелось терять человека, который протянул ей руку помощи, когда она в этом больше всего нуждалась.

Можно было потянуть время и продлить свое пребывание в Пирс-Хаусе. Прежде всего, ей необходимо выздороветь, потом очень осторожно сообщить новости матери, и уже после этого они посоветуются и решат, куда им ехать.

Но, поразмыслив, Элиссанда решила, что, если уж ей придется уехать, лучше сделать это сразу. В конце концов, сегодняшний день ничуть не хуже, чем любой другой. И гораздо приятнее вспоминать, что ты бриллиант чистой воды, чем дождаться, пока тебе укажут на дверь.

Имея в своем распоряжении тысячу фунтов, они могут переехать куда угодно – на постоялый двор, в гостиницу – хоть в «Савой». Еще можно снять дом. А как ни осторожничай, все равно мама будет убита неприятными новостями: хочешь не хочешь, а правду от нее не скроешь.

Элиссанда приказала служанкам укладывать вещи, а сама постаралась отвлечься. Новое место, новые люди, совершенно новая жизнь – все это казалось ей необычайно притягательным в период заточения в Хайгейт-Корте. Однако стоило ей бросить взгляд из окна на увядающий, но все еще прекрасный сад, и у нее тоскливо сжималось сердце. Она успела полюбить это место, эту жизнь и мужчину, который повел ее мать в театр на комическую оперу.

Стараясь ни о чем не думать, Элиссанда вышла из дома и отправилась на прогулку. Ноги сами привели ее к тому месту над рекой Дарт, где она встретила мужа. Наверное, и после их отъезда он будет ходить на долгие прогулки и иногда останавливаться на склоне, чтобы взглянуть на реку – шляпа в руке, кожаные лоскутки на рукавах твидового костюма.

Только ее с ним уже не будет.

Вернувшись в дом, она зашла в кабинет супруга.

Вскоре после их переезда в Девон она заметила там книгу, озаглавленную «Как женщины могут заработать себе на жизнь». Тогда ей показалось, что этой книге не место в библиотеке мужчины, которому никогда не приходилось думать о заработке. Позже она поняла, сколь широки и разносторонни интересы маркиза.

Роясь на полках, Элиссанда увидела торчащий между двумя книгами уголок почтовой открытки. Она вытащила ее и затаила дыхание. На ней были изображены высокие скалы и бушующий океан. Капри, тут же решила она, прежде чем увидела подпись в Нижней части открытки: «Эксмур» [22]22
  Невысокое гранитное плато в северной части полуострова Корнуолл.


[Закрыть].

Она позвала миссис Дилвин, чтобы та помогла ей найти это название на подробной карте Великобритании, висевшей на стене. Оказалось, что это место находится сравнительно недалеко, примерно в пятидесяти милях от Пирс-Хауса, на северном побережье Девона. Элиссанда показала открытку экономке:

– Как вы думаете, я смогу найти именно это место, приехав в Эксмур?

– Конечно, мадам, – ответила экономка, бросив взгляд на картинку. – Я там была. Это место называется Хангман-Клиффс. Там красиво.

– Вы знаете, как туда добраться?

– Конечно, мадам. Необходимо ехать поездом от станции Пейнтон до станции Барнстэпл, потом по местной ветке до Илфракомба. Оттуда еще несколько миль к востоку.

Элиссанда поблагодарила экономку, и некоторое время задумчиво разглядывала открытку. Хангман-Клиффс, очевидно, место, не приспособленное для прогулок. Мама никак не сможет забраться по каменистым тропинкам на вершину.

Решение пришло неожиданно. Она поедет туда одна. Мама должна вернуться только послезавтра. Так что если она выедет завтра рано утром, то успеет к вечеру приехать и на следующее утро встретить маму. А тем временем она успеет испытать то, что годами представляла себе в мыслях, – головокружительное чувство свободы, когда стоишь на краю крутого обрыва, а внизу бушует море.

Если уж ей приходится начинать новый период в жизни, чего ей делать совершенно не хотелось, она, по крайней мере, сможет завершить старый период на высокой ноте.

– Думаешь о Пенни?– спросила Анжелика.

– И да, и нет, – вздохнул Фредди.

Когда она вернулась из Дербишира, Фредди ожидая ее у входа в дом. И уже полтора часа они говорили только о Пенни и его откровениях, вспоминая множество примеров, когда его слова или действия могли быть истолкованы в свете его службы короне.

Сначала Анжелика пришла в негодование. Она всегда была близка с Фредди и знала, что Пенни всегда был для младшего брата полубогом. Когда-то они с Фредди даже рыдали вместе, оплакивая молодого человека, которого оба любили и который, хотя и не умер, но все равно был для них потерян.

Однако Фредди простил брата, и она, немного поразмыслив, тоже решила его простить.

Она приказала принести горячего чаю. От бесконечных разговоров всегда хотелось пить.

– Как можно думать о нем и в то же время не думать? – полюбопытствовала она.

Фредди окинул подругу долгим взглядом.

– Я рад, что Пенни сказал правду. Мы проговорили целый час, прежде чем он ушел, чтобы отвезти миссис Дуглас к поверенным мужа. Но и после его ухода я чувствовал тревогу и очень хотел поговорить с тобой. Только с тобой – больше ни с кем. Я ждал тебя целые сутки, и, признаюсь, это были самые долгие двадцать четыре часа в моей жизни.

Анжелике были очень приятны его слова. Ей понадобилось очень много времени и сил, чтобы превратить их из друзей в любовников, но – ирония судьбы! – теперь ей временами казалось, что занятия любовью вытеснили все остальное. Нет, конечно же, она зря тревожилась. Они оставались лучшими друзьями.

Улыбнувшись, Анжелика проговорила:

– Я бы вернулась раньше, если бы знала.

Фредди не улыбнулся в ответ, а потянулся за чайником.

– Там нет чаю, – напомнила она.

Фредди слегка покраснел.

– Да, конечно. Ты только что приказала принести еще.

Принесли чай. Анжелика налила ароматный напиток в чашки. Фредди рассеянно поднес свою чашку к губам.

– Разве ты не хочешь молока и сахара? – Он никогда не пил черный чай.

Фредди еще больше покраснел, поставил чайник и потер подушечками пальцев лоб.

– Я так и не ответил на твой вопрос, да?

Анжелика уже забыла, какой задавала ему вопрос, но его очевидное волнение передалось и ей.

Фредди, похоже, принял какое-то решение. Он взглянул прямо в глаза подруге и, когда заговорил, его голос был тверд.

– Мне довольно трудно объяснить, что я к тебе чувствую. Это значительно более сильное чувство, чем дружба, но совершенно не похожее на любовь.

Анжелика как раз потянулась за бисквитом, однако ее рука замерла над тарелкой. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы все-таки взять лакомство. Они еще не говорили о любви, во всяком случае, применительно к ним двоим.

– С леди Тремейн я всегда был робким обожателем. Всякий раз, входя в ее гостиную, я чувствовал себя служителем, приближающимся к алтарю богини. Это одновременно возбуждало и лишало сил. А твоя гостиная – продолжение моего дома. И я не знаю, как это объяснить.

Их взгляды встретились. Она не знала, что он скажет дальше, и всячески старалась сдержать страх... и предвкушение.

– Я ждал твоего возвращения бесконечно долго. И знаешь, вышагивая взад-вперед по улице, я в какой-то момент понял, что никогда не шел к леди Тремейн, если мне нечего было ей предложить. Когда я приходил только потому, что хотел увидеть ее, мне всегда казалось, что я зря трачу ее время. Но тебя я хочу видеть в любом настроении – когда счастлив и когда просто занимаюсь повседневными делами, когда мне грустно и когда я переполнен чувствами, как вчера и сегодня. И я почитаю за великую честь то, что, когда прихожу, мне кажется, что тебе этого достаточно.

Рука Анжелики, сжимавшая бисквит, разжалась. Несчастное произведение кулинарного искусства превратилось в крошки. Она стряхнула их на скатерть и только тогда вспомнила, что надо дышать.

– Занимаясь своими делами, Пенни принимал меня как нечто само собой разумеющееся. И он был не одинок в этом. Я тоже принимал его как должное, до несчастного случая. – Он ласково улыбнулся. – Как и Пенни, ты всегда была опорой в моей жизни, которая была бы намного беднее без тебя. И все же я и тебя принимал как должное.

Фредди встал, Анжелика решила, что тоже должна встать и взять его за руки.

– Я больше не хочу относиться к тебе как к чему-то само собой разумеющемуся. Ты выйдешь за меня замуж?

Она прикрыла рот рукой.

– Ты полон сюрпризов, Фредди.

– Тогда ты – лучший сюрприз в моей жизни.

Волна чистой, светлой радости едва не сбила ее с ног. Анжелика не сомневалась, что Фредди не сочинил ни одного слова. Он всегда говорил только то, что думал.

– Я не могу придумать лучшего спутника в жизни, чем ты, – добавил он.

– Чтобы всегда напоминать тебе, что ко мне нельзя относиться как к должному? – пошутила она, чтобы не разрыдаться.

– Постоянно не надо, – тихо засмеялся Фредди. – Раз в квартал будет вполне достаточно. – Он заглянул в глаза подруги. – Значит ли это, что ты говоришь «да»?

– Да, – просто ответила она.

Фредди нежно поцеловал ее и прижал к себе:

– Я люблю тебя.

Эти слова прозвучали для нее сладкой музыкой. Слишком долго она их ждала.

– Я тоже тебя люблю, – ответила она и, немного отстранившись, подмигнула. – Еще одно изображение обнаженной натуры, чтобы отметить нашу помолвку?

Ответом стал еще один поцелуй.

Илфракомб разочаровал Элиссанду. Туман, густой, как каша, опустился, чтобы заняться холодной влажной любовью с берегом. Видимость настолько уменьшилась, что фонари горели весь день, но от этого ничего не менялось. Фонари казались бледными кругами слабого света в плотных серых испарениях, скрывавших от глаза все.

Элиссанда, конечно, получила какое-то удовольствие от пребывания на берегу: запах моря, свежий и соленый, шум волн, разбивающихся о невидимые в тумане скалы, – все это было новым и удивительно приятным.

Она решила задержаться на ночь. Если туман рассеется, у нее хватит времени увидеть скалы и вернуться в Пирс-Хаус – она училась не думать о нем как о своем доме – до возвращения мамы и мужа.

А потом ей придется сказать все матери и попрощаться со своим коротким замужеством.

* * *

Когда Вир заметил в комнате жены упакованные чемоданы, у него защемило сердце.

Они с миссис Дуглас возвратились в Лондон во второй половине дня. Вопрос о том, чтобы тащить утомленную женщину в поезд, даже не ставился. Вир устроил ее и миссис Грин в «Савой», а сам поспешил домой. Теперь, поговорив с Фредди, он хотел очень многое сказать жене. Он должен был объяснить ей, что был непроходимым тупицей, но теперь поумнел, что он ужасно скучал без нее и хочет начать жизнь с ней с чистого листа.

Маркиз распахнул шкаф – пусто, заглянул в комод – все ящики пусты. На туалетном столике лежит одинокая расческа. А потом он увидел то, что нанесло ему удар в солнечное сплетение посильнее, чем это сделал Фредди. На ее кровати лежала книга «Как женщины могут заработать себе на жизнь».

Вир слетел по лестнице и поймал за рукав миссис Дилвин.

– Где леди Вир?

Он не смог скрыть тревоги, его голос был громким и грубым.

Миссис Дилвин удивила необоснованная резкость.

– Леди Вир отправилась на Хангман-Клиффс, сэр.

Маркиз попытался переварить эту информацию, но тщетно.

– Зачем?

– Вчера она увидела открытку у вас в кабинете, и ей очень понравился вид. А поскольку вас и миссис Дуглас ожидали только завтра, она решила, что успеет вернуться.

Было время обеда.

– Разве она не должна была уже приехать?

– Час назад она телеграфировала, что останется на ночь. Сегодня побережье закрыто туманом, и она ничего не увидела. Она надеется, что завтра погода будет лучше.

– Хангман-Клиффс... Значит, она отправилась в Илфракомб, – сказал он скорее себе, чем миссис Дилвин.

–Да, сэр.

Но маркиз уже выбежал из дома.

* * *

Солнце жгло глаза. Небо было таким ярким, что казалось почти белым. Элиссанда была обезвожена, кожа была тонкой, как бумага, в горле пересохло.

Она попыталась шевельнуться, но запястья кровоточили. Она уже давно и безуспешно старалась освободиться от цепей, закрепленных где-то в глубине горы.

Пронзительный крик орла заставил ее снова забиться. Было больно и страшно. Орел стал снижаться, его темные крылья накрыли ее тенью. Он бросился вниз, и острый, словно кинжал, клюв вонзился в ее тело...

– Проснись, Элиссанда, – сказал мужской голос. Голос властный и в то же время успокаивающий.

Она послушалась, и села в постели. На ее плечо легла сильная и теплая рука.

– Хочешь пить? – спросил Вир.

– Да, очень.

В ее руке, словно по волшебству, оказался бокал с прохладной чистой водой. Когда же Элиссанда утолила жажду, бокал исчез.

Неожиданно она вспомнила, где находится – вовсе не в своей комнате в Пирс-Хаусе, а в отеле, расположенном на берегу моря. Только из окон ее комнаты не видно ни моря, ни улицы.

– Как ты меня нашел? – удивленно спросила она, испытывая странное волнение, огнем разливающееся по жилам.

– Очень просто. В путеводителе, который я купил по дороге, было перечислено только восемь отелей, так что мне не потребовалось много времени, чтобы выяснить, в каком из них ты остановилась. Конечно, ни в одном приличном отеле не скажут номера комнаты, в которой поселилась леди, так что для получения информации мне пришлось воспользоваться не вполне законными средствами. Ну а остальное – дело техники, тем более что отмычки случайно оказались у меня в кармане.

– Ты мог постучать.

– У меня есть плохая привычка. После полуночи я никогда не стучу.

Элиссанда услышала смешинку в голосе мужа, и ее сердце тревожно забилось.

– Что ты здесь делаешь?

Он не сразу ответил.

– Тебе приснился тот кошмар, о котором ты говорила? В нем ты прикована к скале цепью, как Прометей?

Она кивнула.

– Хочешь, я расскажу тебе о Капри, чтобы помочь успокоиться?

Должно быть, теперь он стоял совсем близко, потому что Элиссанда почувствовала влажный запах тумана, который пропитал его одежду. Она кивнула еще раз.

– Если смотреть из Неаполя в сторону моря, остров Капри лежит поперек входа в бухту, как большой естественный волнолом. Остров велик и очень живописен, – начал маркиз.

Элиссанда вздрогнула. Она узнала эти строки. Они были из ее любимой книги о Капри, которой она лишилась, когда дядя опустошил библиотеку.

– Когда-то очень давно один английский путешественник сравнил его с лежащим львом, – продолжил Вир. – Жан Поль на основании увиденных им картин объявил его сфинксом, Грегоровиус, обладавший самым богатым воображением, посчитал его древним саркофагом с барельефами Эвменид и фигурой Тиберия на нем.

Вир положил ее на постель.

– Хочешь услышать продолжение?

– Да, – прошептала Элиссанда.

Вир разделся, отбрасывая один за другим предметы одежды в кучу на полу.

– Капри не является, строго говоря, местом паломничества туристов. – Он осторожно снял ночную рубашку Элиссанды. – Они чаще всего садятся на маленький пароходик из Неаполя, посещают Синий грот, проводят несколько часов на берегу и вечером возвращаются через Сорренто.

Вир поцеловал локоть жены, местечко на запястье, где билась синяя жилка, ладонь... Элиссанда задрожала от наслаждения.

– Но это все равно что читать титульный лист, вместо того чтобы приступить непосредственно к книге.

Его ладонь медленно поползла вверх по ее руке и остановилась на плече. Другой рукой он потянулся к ее лицу. Очень осторожно, чтобы не задеть синяки и царапины, которые уже стали не такими яркими, как раньше, но все еще были заметны на ощупь.

Он провел подушечкой пальца по скуле.

– «Те немногие, кто рискует забраться на скалу, чтобы спокойно осмотреть с высоты остров, обнаруживают цельную поэму, в которой нет ни одного лишнего элемента», – процитировал Вир, проведя пальцем по нижней губе Элиссанды.

Она застонала. У маркиза перехватило дыхание.

– Но ты красивее, чем Капри, – сказал он внезапно охрипшим голосом.

И они прижались друг к другу, моментально забыв обо всех на свете островах. Теперь во всем мире остались только два человека – мужчина и женщина, которые жили и дышали друг для друга.

– О чем ты думаешь? – спросил Вир, лежа рядом.

Он не видел ее. Она была лишь тихим дыханием и теплом кожи.

Ее рука погладила шрамы на его груди.

– Я думала о том, что за свою жизнь прочитала много путеводителей, но не могла и подумать, что они могут стать инструментами соблазнения. Это, во-первых. А во-вторых, мы впервые после занятий любовью не уснули.

Маркиз громко захрапел.

Элиссанда хихикнула.

– Если ты не совсем засыпаешь, я бы хотел рассказать тебе одну историю, – сказал он.

Время пришло.

– Я совсем не хочу спать.

Ему захотелось предупредить ее.

– Моя история не очень счастливая.

– Ни одна история не может быть абсолютно счастливой. Иначе это не история, а пеан [23]23
  Пеан – благодарственная, хвалебная песнь, адресованная Аполлону.


[Закрыть].

Это точно. И Вир поведал ей о событиях, которые привели к началу его двойной жизни, начиная с ночи, когда умер отец. Несмотря на заблаговременное предупреждение, Элиссанда восприняла рассказ слишком близко к сердцу. Она сильно сжала его руку, дыхание было неровным.

– Моя жизнь, вероятно, так и шла бы по проторенной дорожке – это была удобная, хорошо утоптанная дорога, – если бы я не встретил тебя. Ты появилась и сразу изменила все. Чем лучше я тебя узнавал, тем чаще спрашивал себя, действительно ли вещи, которые я считал непреложными, высечены из камня, или мне они только казались таковыми, потому что я боялся перемен.

Напряжение понемногу оставило Элиссанду.

– Два дня назад я во всем признался Фредди. Это был чертовски трудный разговор, но после него я ощутил свободу и легкость, каких не чувствовал уже очень давно. И за это мне следует благодарить тебя.

– Я очень рада, что ты откровенно поговорил с лордом Фредериком, но не совсем понимаю, при чем тут я, – призналась Элиссанда с совершенно искренним недоумением.

– Помнишь, что ты несколько дней назад сказала о Дугласе? «Я не позволю ему издеваться надо мной из могилы, так же как и не позволила отобрать мою душу, пока он был жив». Эти слова потрясли меня. До тех самых пор я не понимал, что позволил отобрать у себя часть своей души. Мне нужно было снова ощутить свою целостность, чтобы начать собирать свою жизнь заново.

Вир действительно был исполнен благодарности. Он всегда был замкнутым человеком и знал, что Элиссанда и понятия не имеет, как сильно ему помогла.

– Это чудесно, что от меня была какая-то польза,– неуверенно сказала она, – но я не заслуживаю благодарности. Ты же сам видел: кошмары не оставляют меня, значит, я еще не искупила свои грехи.

– Ты моя, – твердо сказал маркиз, – и все остальное не имеет значения. Кстати, разве я не оказался должным образом подготовленным к твоим кошмарам?

– Я как раз собиралась спросить: откуда у тебя моя любимая книга о Капри?

– Я поинтересовался у твоей матери, не знает ли она, какая книга об острове Капри нравилась тебе больше всего. Она процитировала мне отрывок, но не могла припомнить название книги. Так что мне пришлось поработать.

Из семи книжных магазинов ему срочно доставили все путеводители, в которых, пусть даже мимоходом, упоминалась Италия. После возвращения из театра «Савой» он почти всю ночь читал в каждой из них описание Капри и наконец, обнаружил отрывок, который цитировала миссис Дуглас.

– Я нашел книгу, намереваясь почитать ее тебе, чтобы ты быстрее успокоилась, если опять увидишь во сне кошмар. Но потом сообразил, что для чтения необходим свет, и решил, что лучше запомнить отрывок наизусть. Собственно, этим я и занимался в поезде.

– Это... это так мило... А ты... ты такой заботливый. – Элиссанда подвинулась к мужу и поцеловала его в губы.

– Мне осталось рассказать тебе всего два абзаца текста, но если бы я знал, что путеводители обладают таким мощным эротическим воздействием, непременно выучил бы всю книгу целиком.

Элиссанда хихикнула:

– Ты можешь, не сомневаюсь.

Маркиз нежно погладил ее волосы, прохладной волной рассыпавшиеся по подушке.

– Во всяком случае, если ты захочешь, чтобы я впредь соблазнял тебя только цитатами из путеводителей по Италии, я так и сделаю.

Она прижалась щекой к щеке мужа. Этот простой жест едва не заставил его прослезиться.

– Мне кажется, что сейчас самое время, – откашлявшись, сказал он, – извиниться за то, как я себя вел в руинах замка.

С того самого дня Вир практически постоянно испытывал угрызения совести.

Леди Вир слегка отстранилась, словно желая заглянуть мужу в глаза.

– Только если сейчас самое время извиниться за то, что я вынудила тебя жениться на себе.

– Значит ли это, что я прощен?

– Конечно, – сказала Элиссанда.

Маркиз всегда считал, что прощать – значит позволить злу остаться безнаказанным. Теперь он наконец понял, что прощение относится не к прошлому, а к будущему.

– А я... я прощена? – спросила Элиссанда, и в ее голосе явственно слышалось беспокойство.

– Да.

Она облегченно вздохнула:

– Теперь мы можем продолжать.

Теперь они могли думать о будущем.