Текст книги "Ночь для двоих"
Автор книги: Шерри Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Сможет ли она жить с ним, зная, что в его красивых глазах никогда не блеснет искра ума? Всю жизнь терпеть его глупый лепет? Улыбаться ему?
Ее взгляд метнулся к снежному глобусу. «Я думала, он будет больше, – сказала тогда тетя Рейчел Элиссанде, в первый раз встряхнув его. – Мне так хотелось подарить тебе что-нибудь красивое».
Отчаяние. Элиссанда была уверена, что оно сопровождает ее всю жизнь, оказалось, что до этого мгновения она не знала настоящего отчаяния.
Послышались шаги. Идет леди Эйвери.
Элиссанда поставила свечу на полку и улыбнулась лорду Виру. Она снова задрожала. Но ничего, нервная дрожь хорошо согласуется со словами, которые она собиралась произнести.
– Сэр, прошу вас, простите мою смелость. Но с момента нашей первой встречи я не могу не думать о вас, – сказала она, развязывая пояс халата.
Глаза лорда Вира изумленно расширились. Не теряя времени, Элиссанда наступила на подол ночной рубашки. Нитки на плечах порвались, и рубашка соскользнула на пол. За ней халат. И маркиз увидел совершенное обнаженное тело.
Глава 8
Пожалуй, впервые в жизни Вир не притворялся ошеломленным. Он онемел, ноги приросли к полу, мозг отказался функционировать.
Однако глаза видели вполне отчетливо. Девушка была совершенна, как обнаженная натура Дега – плавные изгибы, мягкость и скрытые тенями тайны. А потом она двинулась к нему – чувственные губы, гладкая бархатистая кожа, торчащие соски.
Её руки обвили шею маркиза. От нее пахло, как всегда, медом и розами. Ее губы, прохладные и дрожащие, коснулись его губ...
Реакция не замедлила последовать. Похоть, но не только она. Шок наконец вывел его из ступора.
Как он мог так ошибиться? Тетя Элиссанды – окончательно сломленная женщина, которая не может закричать, даже когда насмерть перепугана. Сама мисс Эджертон может улыбаться при любых обстоятельствах – и делает это. Все указывает на то, что ее дядя – сущий монстр. Она стремилась любой ценой вырваться из этого дома.
И пребывала в таком отчаянии, что даже он сгодился.
Маркиз высвободился из ее рук и попятился. Элиссанда не отставала. Не думая, что делает, он сорвал штору и швырнул в нее десять ярдов двойного муслина. Она запуталась в ткани – эдакая порнографическая идея женской мумии.
Вир побежал. Однако Элиссанда, совершив меткий бросок, вцепилась в него мертвой хваткой. Ее веса оказалось достаточно, чтобы сбить маркиза с ног, и они оба повалились на кушетку, попутно сбив столик, на котором что-то стояло.
Это что-то с грохотом разбилось – вероятно, одна из бутылок с корабликом внутри. Вслед за этим погасла свеча, и комната погрузилась во мрак. Маркиз попытался стряхнуть Элиссанду с себя, но она оказалась цепкой и демонически сильной, как один из гигантских осьминогов Жюля Верна. Ее руки приросли к нему. Вир опустил одну ногу на пол, повернулся так, чтобы она оказалась на кушетке, и толкнул.
Ее хватка немного ослабла. Он толкнул сильнее. Элиссанда издала крик разочарования. Или боли? Ему было все равно. Он должен был во что бы то ни стало избавиться от нее. У нее, вероятно, открылось второе дыхание, и она начала бороться с удвоенной силой. Боже, она едва не угодила коленом в самое чувствительное место!
Маркиз не понял, что произошло, но неожиданно кушетка перевернулась и они оказались на ковре. Прокатившись по нему, они остановились, наткнувшись на что-то. Мисс Эджертон оказалась сверху, но теперь уже без шторы.
Ее волосы растрепались во время борьбы. Она тяжело дышала. Красивая грудь поднималась и опускалась. Под упавшими вперед волосами отчетливо виднелись сморщившиеся соски.
Как он мог что-то отчетливо видеть? Разве свеча не погасла еще в начале схватки? Маркиз проследил взглядом источник света и понял то, с чем его разум никак не желал смириться.
В комнате был кто-то еще.
– Что же это такое? – ошеломленно пробормотала леди Эйвери и, не удержавшись, хихикнула. – Должна сказать, я не ожидала, что это будете именно вы.
Теперь мисс Эджертон наконец слезла с него. Теперь она завернулась в муслиновую штору. Теперь она тихо проговорила:
– Это совсем не то, что вы подумали.
– Нет? А вы как считаете, леди Кингсли?
Ад и проклятие! И леди Кингсли здесь.
Их взгляды встретились.
– Я... ну... – запинаясь, проговорила леди Кингсли. Она явно была шокирована ничуть не меньше Вира. – Это весьма неудобная ситуация.
– Неудобная? Неудобство – это когда ваш лакей ломает ногу и некому подать чай гостям. А это называется скандалом. И, подумать только, ваш отец, лорд Вир, учился вместе с дядей мисс Эджертон.
До этого упоминания о своем покойном отце Виру не приходило в голову, что участие в планах мисс Эджертон может привести его к алтарю. В конце концов, он знал ее только три дня и в действительности не прикоснулся к ней. К тому же он был всем известным идиотом. Бога ради, должен же кто-то учесть этот факт!
Но только мозги леди Эйвери, судя по всему, работали иначе. Он скомпрометировал достойную молодую леди – и не важно, что мать этой леди не отличалась скромностью и что леди сама подстроила встречу. А Вир, во всяком случае, на публике, был милым покорным идиотом, который ни за что не допустит, чтобы упомянутая достойная молодая леди «погибла».
Придав своей физиономии самое глупое выражение, маркиз, наконец, встал.
– Извините за разбитую бутылку с корабликом, мисс Эджертон.
– Ничего страшного, – очень тихо ответила она.
– Дети мои, необходимо действовать, – воодушевилась леди Эйвери. – Следует сделать необходимые приготовления. Лорд Вир, разве епископ Кентерберийский не является вашим дальним родственником? Он, несомненно, будет очень рад выдать вам специальное разрешение.
–Да? Мой дальний родственник? А я и не знал. Возможно, мне не следует его беспокоить?
– Тогда оглашение? – неуверенно спросила мисс Эджертон.
Ей здорово удавалась эта робость девственницы.
– Нет, и еще раз нет. Только не в данных обстоятельствах, – объявила леди Эйвери. – Вы должны попросить дядю, чтобы он обратился за специальным разрешением для вас, мисс Эджертон.
– Ой, я не знаю...
– Когда ваш дядя приедет, вы все ему объясните. Он встретится с лордом Виром, он получит специальное разрешение. А потом мы все с радостью получим приглашение на свадьбу.
Мисс Эджертон молчала.
– Вот и прекрасно. А теперь – в постель, – удовлетворенно заявила леди Эйвери. – И больше никаких тайных свиданий. Вы поженитесь. А значит, вам больше не нужно встречаться тайком.
Но суровое испытание еще не завершилось.
Все джентльмены собрались в коридоре, несомненно, привлеченные доносившимися из гостиной звуками борьбы. Леди Кингсли и леди Эйвери, облачив мисс Эджертон в халат, увели ее, предоставив Виру позаботиться о себе.
– Что случилось? – спросил Уэссекс, хотя все было совершенно очевидно.
Вир проигнорировал вопрос, молча прошел мимо Уэссекса к входной двери и вышел в сад. Он остановился, только добравшись до середины сада, да и то чтобы закурить.
– Извини, – сказал Фредди, – я должен был тебя предупредить.
Маркиз глубоко затянулся и выдохнул дым.
– О чем?
– Я... я хотел тебя предупредить, чтобы ты был осторожнее.
Ирония судьбы.
– Я?
Фредди засунул руки в карманы.
– Прошлой ночью я поздно гулял и видел, как вы двое – с вами больше никого не было – вошли в дом. А утром я подумал, что тебе опять приснился кошмар, но когда открыл дверь, увидел, как она выходит из твоей комнаты.
Вир сделал еще одну глубокую затяжку. Господь всемогущий!
– Я был уверен, что всему есть вполне невинное объяснение, – наверное, она услышала твой крик и зашла посмотреть, что произошло.
Маркиз швырнул сигарету на землю и раздавил ее каблуком.
Фредди тяжело вздохнул. Он вытащил портсигар и спички из кармана брата, прикурил еще одну сигарету и протянул ему. Вир не отказался. Как можно было сердиться на Фредди?
– Извини, – повторил Фредди.
Вир покачал головой:
– Твоей вины в этом нет.
Фредди, обычно старавшийся воздерживаться от табака, зажег сигарету для себя. Некоторое время они курили молча.
– С тобой все будет в порядке? – после долгой паузы спросил Фредди.
Вир задрал голову и долго смотрел в усыпанное звездами небо.
– Конечно.
– Знаешь, – с сомнением сказал Фредди, – я видел, как ты смотрел на нее. И раз уж она ответила на твое внимание... Я хочу сказать, ты же сам подумывал о женитьбе, разве нет?
Да, похоже, он попал в свою собственную ловушку. И еще Вир знал, что общество будет в восторге. Неважно как, но он все-таки обзавелся женой. А когда люди оценят ее пышногрудую привлекательность, ему даже позавидуют.
– Она очень жизнерадостна, – продолжил Фредди, – и она слушает, когда ты говоришь.
«Когда ты говоришь», – мысленно возразил Вир.
Маркиз ослабил галстук.
– Если ты не возражаешь, я пойду прогуляюсь.
Оказалось, что и это был еще не конец. Вернувшись в свою комнату около двух часов ночи, маркиз обнаружил в ней леди Кингсли. Разговор потребовал еще одной прогулки.
Вир решил, что она хочет поговорить о результатах расследования, но ошибся.
– Она только что пришла в мою комнату и попросила о помощи, – сообщила леди Кингсли.
Маркиз взглянул на свою собеседницу без всякого дружелюбия.
– Она сказала, что дядя убьет ее, когда узнает, что случилось. Она хочет уехать из Хайгейт-Корта до его возвращения.
– И вы согласились ей помочь.
– Я знаю, что вы не из их числа, но в мире очень много мужчин, которые делают неслыханные вещи с зависимыми от них женщинами. У меня нет оснований ей не верить. И поскольку вы все равно должны на ней жениться, я сказала, что устрою для вас получение специального разрешения, и мы на рассвете уедем в Лондон.
– Это все? – холодно поинтересовался маркиз.
– Она хочет увезти с собой тетю.
– Все забавнее и забавнее.
Леди Кингсли неуверенно взглянула на него и погладила по руке.
– Честно говоря, не знаю, что я должна делать – утешать вас или поздравлять. Знаю, брак не входил в ваши ближайшие планы, но раз уж она заставила вас настолько потерять контроль, это, наверное, не худший выход.
Маркиз ожидал от леди Кингсли большего. Он должна была знать, что не в его характере настолько потерять самоконтроль, а значит, она обязана была заподозрить грязную игру со стороны мисс Эджертон. А она, как и Фредди, не сомневалась, что Вир несет ответственность за все случившееся.
– Прошу меня извинить, – сказал он, – но я очень устал.
Глава 9
Элиссанда упаковала вещи сначала в своей комнате, потом в спальне тети. Тетя Рейчел иногда просыпалась ночью и принимала еще одну дозу опия, после чего утром ее невозможно было разбудить. Этого нельзя было допустить.
Она закончила упаковывать вещи около пяти часов утра и сразу начала будить тетю Рейчел. Та была вялой, медлительной и плохо соображала. Но упорства Элиссанде было не занимать. Она быстро завершила все утренние процедуры тети, накормила ее пудингом и почистила ей зубы.
Только когда Элиссанда начала одеваться, тетя Рейчел поняла, что предстоит не обычный день в доме Дугласов.
– Мы уезжаем, – объявила Элиссанда, ответив на невысказанный вопрос тети.
– Мы? – удивленно переспросила та.
– Да, ты и я. Я выхожу замуж, и мне необходима твоя помощь в обустройстве на новом месте.
Тетя Рейчел сжала руку племянницы.
– Замуж? За кого?
– Если ты хочешь с ним познакомиться, одевайся и спускайся вниз.
– Куда… куда мы едем?
– В Лондон. Леди Кингсли сказала, что поможет получить специальное разрешение от лондонского епископа.
– Твой дядя знает?
– Нет.
Тетя Рейчел задрожала.
– А что будет, когда он узнает?
Элиссанда нежно обняла тетю.
– Мой жених – маркиз. После свадьбы дядя не сможет причинить мне вред. Ты едешь со мной и больше никогда его не увидишь. Лорд Вир нас защитит.
Тетя Рейчел задрожала еще сильнее.
– Ты уверена, Элли?
– Да. – Она была ужасной лгуньей. Ни в чем она не была уверена. Но, тем не менее, ответила не колеблясь: – Мы можем полностью доверять лорду Виру. Он лучший из людей.
Элиссанда не знала, сумела ли она убедить тетю Рейчел побороть свои страхи. Но та стала достаточно уступчивой и легко позволила надеть на нее красивое бледно-зеленое платье, украшенное белым шифоном.
К сожалению, хорошая одежда лишь подчеркнула серый цвет ее лица и необычайную худобу. Создавалось впечатление, что она упорно стремилась превратиться в невидимку и уже была близка к достижению этой цели. Но, по крайней мере, она выглядела презентабельно. Ради тети Элиссанда понадеялась, что лорд Вир с утра не будет слишком грозным.
Тетя Рейчел с энтузиазмом отправилась на встречу со своим будущим родственником и, тщательно оглядев его, не могла не признать, что он выглядит весьма впечатляющим.
Лорд Вир был облачен в красивый костюм – все пуговицы застегнуты правильно, на панталонах нет ни единого пятна, галстук не перекручен. Он почти ничего не говорил. Элиссанда не сомневалась, что его молчание вызвано чудовищностью сложившейся ситуации. Он, послушный долгу, выразил тете Рейчел свое восхищение тем, что очаровательная мисс Эджертон отдала ему свое сердце и руку.
Когда взяла этой рукой любимого за глотку.
На нее маркиз взглянул лишь однажды. Элиссанда была одета очень скромно – в платье из серого шифона, но тем самым она вовсе не старалась внушить лорду Виру иное представление о своем моральном облике. Ей только теперь пришло в голову, что вполне можно было предстать перед ним не полностью обнаженной. Достаточно было, чтобы ее застали с ним, одетой только в нижнее белье.
А так он уже видел ее всю.
Она с трудом сглотнула, опустила глаза и была счастлива, когда леди Кингсли велела всем садиться в экипажи.
Вир принял меры, чтобы его и Фредди поместили в отдельное купе поезда, подальше от женщин. Всю дорогу он спал, а Фредди, сидя рядом, делал наброски. По прибытии в Лондон леди Кингсли предупредила, чтобы он не уходил далеко от дома, и она сообщит ему о месте и времени предстоящего бракосочетания.
Женщины занялись предсвадебными хлопотами, а Вир, отклонив предложение Фредди составить ему компанию, ушел из дома и отправил записку лорду Холбруку с просьбой о встрече в той же конспиративной квартире, где они виделись в последний раз.
Бордель – так они прозвали эту квартиру – всегда забавлял Вира кричащими красками и неуклюжими, но искренними претензиями на элегантность. Однако сегодня фальшивая тигровая шкура на полу и ярко-красные абажуры невероятно раздражали.
Холбрук прибыл очень быстро. Вир бросил ему зашифрованное досье:
– Из сейфа Дугласа. Бумаги ваши на один день.
– Спасибо, милорд, отличная работа, как всегда, – сказал Холбрук. – Я быстро скопирую все это.
Он передал Виру бокал «Пуар Вильямс» – фруктового виски, которому неизменно отдавал предпочтение.
– Насколько я понимаю, теперь должны последовать поздравления?
Вир воздержался от упоминания о том, что поздравления с предстоящим бракосочетанием от Холбрука вряд ли уместны, потому что покойная леди Холбрук однажды пырнула обожаемого супруга ножом.
– Спасибо, сэр.
– Что произошло?
Вир закурил, сделал большой глоток виски и пожал плечами.
– Не самый достойный момент в доселе безупречной карьере, – лениво проговорил Холбрук.
Маркиз молча стряхнул пепел с сигареты.
Холбрук лениво перебирал пальцами край кружевной салфетки.
– И вы, конечно, не могли найти никого, кроме племянницы подозреваемого.
– Моей притягательности не может противостоять никто. – Вир залпом осушил бокал, – Ну ладно, хватит болтать. Существует какая-то родственница, у которой Дуглас некоторое время жил в Лондоне. Вы знаете, кто это?
– Скорее, эта родственница существовала. Некая миссис Джон Уоттс, жила на Джекобс-айленд, Лондон-стрит. Но она давно умерла.
– Спасибо. – Вир встал. – Я доведу это дело до конца.
– Вы уверены, сэр? В день свадьбы?
Чем еще он мог заняться в этот день? Устроить кутеж с проститутками? Напиться до беспамятства? Подсесть на опиум?
– Конечно, – мягко ответил он. – Я нашел наилучший способ насладиться этим днем. И всем, что ему сопутствует.
– Не могу поверить, Пенни женится! – фыркнула Анжелика Карлайл, старая подруга Фредди.
Она и Фредди пили кофе – ее новая континентальная привычка – в гостиной городского дома, некогда принадлежавшего ее матери.
Фредди был здесь своим человеком и нередко захаживал даже по воскресеньям – в день, который полагалось посвящать только семье и самым близким друзьям. Анжелика уже говорила об изменениях, которые она намеревалась внести в интерьер дома. Но пока она все еще обустраивалась, вернувшись в Англию всего месяц назад. И дом оставался в прежнем виде. Знакомое окружение – уютно поблекшие обои с изображениям увитых плющом роз, старые акварели, с любовью сохраненные прежними обитательницами дома, памятные тарелки, изготовленные к юбилею правления ее величества, имевшему место тридцать пять лет назад, – делало перемены в самой Анжелике еще более удивительными.
Фредди всегда считал подругу привлекательной, скорее эффектной, чем просто хорошенькой, но годы короткого замужества и последующего вдовства ее сильно изменили. Она стала необычайно соблазнительной. Ее глаза, которые, насколько помнилось Фредди, всегда были широко открыты и в них горел тревожный огонек, теперь были полуприкрыты веками и выглядели таинственными. Ее улыбка – обычно она лишь слегка приподнимала уголки губ – теперь обещала безудержную страсть. Создавалось впечатление, что она, хотя и держится благопристойно, под маской приличий таит совсем другие мысли.
И так вышло, что Фредди, к собственному недовольству, впервые в жизни начал думать об Анжелике как о предмете вожделения. Это неслыханно! Он же всегда считал эту девчонку младшей сестренкой – надоедливой, слишком прямолинейной, безжалостной пигалицей, которая говорила ему, что его портной слеп и неумел, что он должен чистить зубы как минимум на три минуты дольше и что если он выпьет больше двух капель шампанского, ему нельзя танцевать вальс ради безопасности окружающих.
Анжелика сделала глоток кофе, еще раз фыркнула и тряхнула головой. Кокетливый завиток волос упал на лицо, придав несколько угловатым чертам ее лица удивительную мягкость. Словно осознав, какое завораживающее воздействие оказал на Фредди этот непослушный завиток, она взяла его двумя пальцами, потянула и отпустила – он тут же снова закрутился, как пружинка.
Она научилась пользоваться даже такими мелочами, чтобы очаровывать мужчину, стала истинной соблазнительницей Евой.
Фредди понял, что уже довольно давно молчит, и поспешно сказал:
– Пенни двадцать девять. Когда-то он должен жениться.
– Конечно, просто меня шокировал скандал. Конечно, фиглярство Пенни не может не раздражать, но, насколько я его знаю, он не позволит себе ввязаться в серьезные неприятности.
– Да, – вздохнул Фредди. – Возможно, это я виноват. Расслабился.
Ему было пятнадцать, когда с Пенни произошел несчастный случай во время верховой езды. Это была одна из немногих летних недель, которую они провели врозь. Он находился с кузиной своей покойной матери в Биаррице, а Пенни с их родственницей леди Джейн – в Абердиншире.
В течение первых нескольких месяцев после несчастного случая Фредди так переживал, что едва не заболел. Но через некоторое время стало ясно, что хотя Пенни никогда не сможет внятно изложить историю собраний плебса или произнести аргументированную речь в защиту избирательных прав женщин, сиделка ему все же не требовалась. Правда, Фредди считал, что это небольшое утешение и жизнь ужасно несправедлива к его блестящему отважному старшему брату, который всегда защищал его перед их недобрым отцом и который мог сделать блестящую карьеру в парламенте.
– Ты вроде бы говорил, что мисс Эджертон не охотится за титулом и состоянием Пенни.
– У ее дяди алмазная шахта в Южной Африке, а своих детей нет. Я не думаю, что ей очень уж нужно его состояние.
Анжелика откусила кусочек кекса. Фредди следил, как она вытирает масло, оставшееся на пальцах, – создавалось впечатление, что она ласкает салфетку. Он представил себе, как эти тонкие пальцы ласкают его...
– А что ты думаешь о мисс Эджертон? – спросила Анжелика.
Фредди пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвлечься от чувственных, а временами и очень откровенных мыслей. В них всегда присутствовала Анжелика в разной степени наготы.
– Что тебе сказать? Мисс Эджертон – симпатичная, дружелюбная, веселая девушка. Правда, ей, судя по всему, нечего сказать, поэтому она всегда соглашается с тем, кто говорит.
– Ну, это должно подойти Пенни. Ему нравится, когда люди с ним соглашаются.
Ни один из них из преданности Пенни не сказал вслух, что симпатичная, хотя и не слишком умная девушка – все, на что Пенни может рассчитывать.
– Прошло уже тринадцать лет после того ужасного несчастного случая с ним,– сказала Анжелика. – Я считаю, что он прекрасно справляется. И с этим он справится.
Фредди грустно улыбнулся:
– Надеюсь, ты права. Мне следует больше верить в брата.
На целую минуту в гостиной воцарилась тишина. Анжелика откусила еще кусочек кекса, Фредди крошил пальцами бисквит.
– Послушай, – в один голос сказали они.
– Сначала ты, – предложил Фредди.
– Нет, сначала ты. Ты мой гость. Я настаиваю.
– Я хотел попросить тебя о любезности, – сказал он.
– Мы с тобой знакомы сто лет, и ты ни разу не просил меня о помощи. Возможно, это потому, что я всегда навязывала тебе свое мнение и желание. – Ее глаза ласково сверкнули. – Но продолжай, пожалуйста. Я сгораю от нетерпения.
Ему нравилась форма ее рта, когда она улыбалась – очень слабо, одними уголками губ. Почему же он никогда не замечал, каким магнетическим притяжением обладает ее улыбка?
– Я видел интересную картину в доме мисс Эджертон. Автора никто не знает. Но мне кажется, что я видел работу, выполненную в той же манере. Но никак не могу припомнить, когда и где, – сказал Фредди. – Твоя память, равно как и твои знания по этому вопросу, гораздо богаче.
– Комплимент? Я обожаю комплименты. Лесть может завести вас очень далеко, молодой человек.
– Ты же знаешь, я не умею льстить... – Десять лет назад Анжелика уже была общепризнанным знатоком искусства. Она обладала великолепной эрудицией. – Я сделал несколько фотографий. Могу я их показать тебе после проявки?
Анжелика склонила голову набок и принялась накручивать на палец непокорный завиток.
– Но я ведь еще не согласилась помогать тебе. Сначала мне бы хотелось услышать ответ на мою просьбу. Я жду ответа уже много недель, если ты помнишь.
Он ни о чем другом и думать не мог в течение последних недель.
Фредди покраснел, хотя и старался не делать этого.
– Ты говоришь о портрете?
Она желала, во что бы то ни стало иметь свое изображение в обнаженном виде. Когда Фредди говорил брату, что нет ничего похотливого в изучении женских форм, перед его мысленным взором проплывали на редкость сладострастные видения, и во всех присутствовала обнаженная Анжелика.
– Да.
Она была прямой и невозмутимой, зато Фредди чувствовал себя на редкость неловко.
– Но пойми, я не эксперт в изображении человеческого тела.
– Ты всегда был излишне скромен, мой дорогой. Я бы не просила, если бы не верила в твои способности. Я видела много твоих работ. Тебе очень хорошо удается изображать людей.
Она была права, хотя Фредди предпочитал не рисовать людей слишком часто. С детства он был неловким ребенком: постоянно попадал в неприятности, никогда не возвращался со двора домой без ушибов и ссадин. Поэтому его старались держать дома, когда больше всего на свете ему хотелось гулять, бегать, прыгать или даже просто лежать на мягкой траве, наблюдая, как по небу плывут белые облака. Рисовать людей можно было в помещении, а ему нравилось оставаться на природе, стараясь передать нежно-розовый оттенок цветков вишни или бесконечное многообразие красок заката.
Сейчас, глядя на свою собеседницу, он уже мысленно подсчитывал, сколько частей охры и киновари следует добавить к серебристо-белой краске, чтобы передать теплый здоровый оттенок ее кожи.
– Ты говорила, что портрет тебе нужен для личной коллекции.
– Да.
– Значит, ты его не намерена выставлять?
– Ты так заботишься о моей скромности? – засмеялась Анжелика. – Почему я не должна показывать красивое тело?
– Мне необходимо твое обещание.
С Фредди по большей части было нетрудно договориться. Но сейчас он не собирался уступать.
– Я хочу, чтобы портрет запечатлел мою молодость. Когда-нибудь я взгляну на него и вспомню, что утратила. Торжественно обещаю, что не только не стану выставлять его, но даже не повешу в собственном доме. Он будет лежать в ящике до тех пор, пока, взглянув в зеркало, я не увижу старую ведьму. – Анжелика снова улыбнулась: – Ты удовлетворен?
Фредди сглотнул.
– Хорошо. Тогда я его сделаю.
Анжелика поставила чашку и взглянула на Фредди в упор:
– В таком случае я с удовольствием помогу тебе установить происхождение таинственной картины.
Миссис Уоттс умерла уже четверть века назад, и Вир посчитал, что ему несказанно повезло, когда всего лишь через несколько часов поисков он нашел того, кто ее знал.
Поиски привели его из Бермондси в Севен-Дайалс. Расположенный едва ли в миле от обширных площадей Мейфэра район Севен-Дайалс в начале века был знаменит своими преступниками и ужасающей нищетой. В последние годы ситуация улучшилась, но Вир все равно не рискнул бы отправиться на прогулку по его узким улочкам ночью в одиночестве.
Но пока был яркий день. На Сент-Мартинз-лейн – улице, ведущей в этот район, громко пели птицы – именно в этом месте обычно собирались лондонские любители птиц. Маркиз прошел мимо магазина, в витрине которого были выставлены клетки с певчими птицами – снегирями, жаворонками, скворцами. Все они нервно чирикали и щебетали. В другом магазине продавались откормленные воркующие голуби. Свою лепту во всеобщую какофонию вносили ястребы, совы и попугаи. Маркиз почувствовал немалое облегчение, проходя сначала мимо магазина с рыбами, а потом с кроликами. Все они молчали.
Джейкоб Дули жил на Литтл-Эрл-стрит, где располагался весьма многолюдный открытый рынок. Вир с любопытством пригляделся и понял, что здесь продаются только подержанные, а то и совсем старые вещи. Вир не мог себе представить, как может современная женщина использовать комплект ободков кринолина, но не единожды видел, как их предлагали к продаже с рекламой: «Писк моды».
Квартира Дули оказалась на верхнем этаже четырехэтажного здания, фасад которого украшали вывески молочника, бакалейщика и мясника. На узкой темной лестнице нестерпимо воняло мочой.
На стук Вира из двери выглянул человек лет шестидесяти, приземистый и коренастый, с богатой, но неухоженной шевелюрой и окладистой бородой цвета соль с перцем. Он молча рассматривал Вира, не делая попытки ни закрыть дверь, ни выйти. Вир переоделся и поработал над своей внешностью. Теперь он был дородным извозчиком, с бородой ничуть не меньшей, чем у Дули. Его грубая одежда пахла именно тем, чем должна была – лошадьми и пивом.
– Кто вы? И зачем ищете миссис Уоттс? – спросил Дули с явно выраженным ирландским акцентом.
Ответ у Вира был готов, так же как и ливерпульский диалект.
– Она была теткой моего отца. Так сказала мамаша. Отец сбежал в Лондон, чтобы жить с ней.
Глаза Дули удивленно расширились.
– Но ведь Нед был совсем молодым парнишкой, когда приехал к ней. Я так вообще его никогда не видел, но Мэг – миссис Уоттс – говорила, что он приехал, когда ему было четырнадцать, и опять уехал в шестнадцать.
– Он обрюхатил мамашу и сбежал. По крайней мере, она думала, что это был он.
Дули сделал шаг в сторону:
– Зайди, я налью тебе чаю.
Квартира состояла из одной комнаты, которую тонкая желтая занавеска разделяла на спальню и гостиную. У Дули имелся массивный стол, два стула и самодельные полки, на которых лежали аккуратные стопки газет и две большие книги, одна, судя по всему, была Библией.
Дули налил воду из кувшина и котелок, бросил туда же горсть чайных листьев и повесил этот импровизированный чайник на крючок над спиртовкой.
– Твоя мамаша жива?
– В прошлом декабре преставилась. Перед смертью она рассказала мне об отце. Я ее похоронил и решил поискать папашку.
– Ты счастливчик, парень, – сказан Дули. – Я слышал, что он разбогател. Нашел алмазы в Южной Африке.
Вир затаил дыхание и взглянул на Дули полными надежды глазами:
– Вы не шутите, мистер Дули?
– Нет. Когда я в последний раз видел Мэгги, она как раз получила от него телеграмму. Он разбогател и возвращался домой, чтобы сделать ее знатной дамой. Я был рад за нее, но жалел себя. Очень уж хотелось, чтобы она вышла замуж за меня. Она была хорошей женщиной, моя Мэгги, а как пела... заслушаешься. Но зачем ей простой моряк, если племянник хочет сделать ее знатной дамой и построить ей большой дом? Вот я и нанялся на пароход и отбыл в Сан-Франциско, а когда вернулся, Мэгги была уже в земле.
– Мне очень жаль. – Виру не было необходимости притворяться. Он хорошо знал, какое это горе – потерять близкого человека.
Дули замолчал. Он поставил на стол две чашки, причем для Вира выбрал не треснутую, и отрезал несколько ломтей темного хлеба. Хотя чайные листья некоторое время кипели в воде, чай, который налил Дули, по цвету был не темнее лимонада. Вероятно, чайные листья тоже были подержанными.
– Спасибо, сэр, – с чувством поблагодарил Вир за чай.
Дули тяжело опустился на стул.
– Мне до сих пор не дает покоя вопрос, почему она умерла.
– Если вам не слишком тяжело, сэр, расскажите мне, пожалуйста.
– В отчете коронера сказано, что причиной ее смерти стала слишком большая доза хлорала [11]11
Успокоительное и снотворное средство.
[Закрыть]. Она заснула и больше не проснулась. Я пытался втолковать ему, что у нее не было проблем со сном и не могло быть таких лекарств. Она была рабочей женщиной, к вечеру очень уставала и спала как убитая. Слышали бы вы, как она храпела! Конечно, это не помогло. Коронер только посчитал ее падшей женщиной. Этот дурак сказал, что женщина убирает такие вещи подальше, прежде чем начинает развлекать мужчину. И мне пришлось заткнуться.
– Вы считаете, всему виной не хлорал?
Дули насупился.
– Я расспросил всех соседей. Здесь жили две девушки. Они сказали, что она была холодной – не окоченевшей, а именно холодной, но еще дышала, когда они ее нашли. Они позвали доктора, но тот оказался шарлатаном и ничего не знал.
Дули встал из-за стола и взял с полки книгу – не Библию. Она называлась «Яды. Их действие и обнаружение. Руководство для химиков и экспертов». Он открыл книгу там, где был загнут уголок страницы.
Если Мэг Уоттс спала, становясь все холоднее и холоднее, это действие хлорала. И если доктор был настоящим, а не шарлатаном, он мог спасти ее, используя небольшую дозу стрихнина.
Стрихнин сам по себе вызывает смертельные мышечные конвульсии. И вместе с тем является противоядием при передозировке хлорала, поддерживая сердце и не позволяя температуре тела и далее снижаться. Именно стрихнин использовался в деле Хейслея, в котором Виру потребовалась помощь леди Кингсли, и, в конечном счете, он помог спасти жизнь леди Хейслей.
