Текст книги "Кукла дядюшки Тулли"

Автор книги: Шэрон Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Я шла к дому по поросшему вереском склону холма, держа ладонь козырьком над глазами и пытаясь разглядеть Дэйви. Ни в саду, ни в теплице, ни даже в храме у жутковатого стеклянного священника Дэйви не оказалось. Миссис Джеффрис куда-то пропала. Мэри уже поджидала меня с цыпленком, печеной молодой картошкой и моими любимыми огурцами, а кроме того, с изрядной дозой болтовни, которую я уже слушала, как шум моря или шепот листьев на ветру. Постепенно смеркалось. Я витала где-то в облаках, полностью погруженная в собственные мысли, пока не сделала глоток чаю и тут же не скривилась.

– Мэри, ты забыла сахар! – сказала я, прерывая ее рассказ о трудностях деревенской жизни.

– Да нет же, мисс! Вы что, совсем не слушаете? Я же говорила, он испортился, пришлось его выкинуть…

– Мэри, сахар не портится. Ты же не хочешь сказать, что в нем завелись… насекомые?

– Вы имеете в виду жуков? – Мэри с пристрастием начала полировать подсвечник. – Если вы о них, то даже не знаю, за кого вы меня принимаете, чтобы я так запросто позволила жукам завестись в сахаре моей леди. Думаю, в целом мире не найдется жука, который осмелился бы заползти в вашу сахарницу. Я собиралась взять сахар у мамы, но совсем забегалась со всеми этими делами…

– Мэри, у нас что, вообще нет сахара?

– …А мама говорит, что их надо называть не делами, а «обязанностями», так вот эта обязанность или другая… – Мэри перестала терзать подсвечник и удивленно посмотрела на меня. Оказалось, она только сейчас услышала, что я с ней разговариваю. – Чего, мисс?

– Мэри, – проговорила я как можно медленнее. Услышав о ее маме, я кое-что вспомнила. – Я должна тебе кое-что сказать. Хочу прояснить одну вещь. Так вот, ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должна разбалтывать частные подробности из жизни твоей хозяйки. Даже собственной маме. Каждой леди необходимо доверять кому-то все свои дела без опасения, что они станут известны всей остальной деревне. Это понятно?

Уголки рта Мэри грустно опустились вниз так, что образовался почти идеальный полукруг.

– Но мисс! Я ничего подобного не делала! Клянусь!

Я недовольно поморщилась. Мэри могла даже не отдавать себе отчета в том, что делает.

– Мэри, конечно же я уверена, что ты не специально, даже если…

– Я ни слова не говорила о том, что моя леди напилась! У меня изо рта слова подобного не выскакивало! Никогда! За кого вы меня принимаете?

Веснушки Мэри перестали быть видны на возмущенно покрасневшем личике.

– Ну, я надеюсь, что больше ничего подобного не повторится.

Я ждала, что она заговорит, но Мэри только продолжила тереть подсвечник с таким остервенением, будто хотела превратить его в порошок.

– Так сахар у нас есть?

Отражение Мэри сердито нахмурилось на меня с подсвечника.

– Ладно, проехали. Спущусь вниз и возьму немного на кухне сама.

– Да, хорошо бы, мисс, если вам он так нужен. – Она взяла с полки следующую жертву. – Один бог знает, сколько у меня здесь еще работы.

Я вздохнула, зажгла еще одну свечу, предусмотрительно разыскала подсвечник, который Мэри пока не успела начистить, и выскользнула за дверь.

В коридоре оказалось темно, хоть глаз выколи. Огонек свечки создавал вокруг скудный ореол дрожащего света. Краем глаза я заметила на стене портрет своей хранительницы и поднесла свечу поближе, чтобы как следует ее рассмотреть. Не знаю, с чего вдруг я решила, что она моя хранительница, но мне почему-то было спокойнее, что она висит у двери. Может быть, потому, что ее лицо было исполнено здравого смысла. Подумав о том, что нужно расспросить кого-нибудь, что это была за дама, я хотела уже идти дальше, как вдруг чьи-то быстрые шаги легко прошелестели за моей спиной дальше, в темноту, в сторону лестницы.

Я просто окаменела. Страх ледяными колючими пальцами заскребся у меня по шее и затылку. Тут есть еще кто-то. Шаги мягко прошелестели вниз по лестнице, и мне вспомнились тихие смешки в зале старинного храма. Но затем я выпрямилась. Кто-то рыскает по Стрэнвайну без моего ведома, и я просто обязана узнать кто. Я стала красться по коридору, радуясь, что, выходя из спальни, поленилась надеть башмаки, и выглянула к лестнице. Но вокруг была непроглядная темнота. Я поколебалась мгновение, а затем быстро задула свечу.

Мрак накрыл меня с головой, как толстое одеяло. Внизу с левой стороны от лестницы скрипнул пол. Я тихонько нащупала рукой перила и стала спускаться. На девятой ступеньке я поставила ногу ближе к стене, чтобы пересохшее дерево не заскрипело, и подумала о том, что этот кто-то впереди тоже знал, куда надо наступить. Я повернулась налево от лестницы и прислушалась.

Ни шелеста ткани, ни дыхания. Глаза начали потихоньку привыкать к темноте, и я увидела, что одна из дверей, выходящих в коридор, слегка приоткрыта. За ней был проход, соединяющий наше крыло с основной частью дома. Я бросилась вперед по коридору, пол скрипел и ныл под моими ногами, и я успела только подумать – кто может поджидать меня там, в конце коридора? И тут дверь распахнуло сквозняком. Я шагнула внутрь.

Я стояла у широкой каменной лестницы с полукруглыми поручнями, что-то вроде парадного входа в закрытую часть дома. За осыпающейся штукатуркой виднелись увесистые каменные блоки, газового освещения не было. Но в комнатке по соседству горел небольшой газовый фонарь, скорее канделябр, и освещал запыленное пустое пространство. Это оказалась гостиная. Слегка просматривался низ лестницы. Я храбро начала спускаться, мои босые ноги в чулках холодил каменный пол. Через гостиную, затем по коридору – и попадаешь прямо в кухню. Очаг не горел, но из-за прикрытой двери за углом просачивались лучики желто-оранжевого света. Я приложила к ней ухо, прислушалась, затем распахнула ее настежь и вошла в комнату.

Повсюду горели свечи, газовые лампы оставили выключенными, и все поверхности здесь были украшены каким-нибудь орнаментом. Хрустальные тарелки, серебряный канделябр, коллекция бронзовых статуй, расписная ширма… На двух небольших диванах мерцала золотистая вышивка. Комната была чисто, педантично убрана. Запах мыла и полироли проступал сквозь запах растопленного камина.

Я прошла к камину мимо обеденного стола с мраморной столешницей и двумя странными стульями. Они были развернуты друг к другу, а на столе был сервирован легкий ужин: жаркое из дичи с морковью, гренки… От тарелок еще шел пар. Я огляделась – комната была пуста. В дальнем углу виднелась старенькая кривая дверь с оконцем, вероятно, выходящая в сад.

Тут я заметила, что стены были голыми и совсем простыми – никаких бордюров или барельефов, пол под ковром вымощен сколотым серым камнем. Раньше это была какая-то комната хозяйственного назначения, быть может, даже кладовая. А вся шикарная мебель, пышный ковер и прочее принесли сюда уже позже из разных частей дома. Я снова посмотрела на стынущую у камина еду, примостилась поудобнее на диване и стала ждать.

Я уже пересчитала все статуэтки, разбила их по группкам на мужчин, женщин и зверюшек, прикинула на глаз количество неработающих газовых ламп, понаблюдала, как стекает воск с горящей свечки. Сначала завитки пара от еды на столе стали редеть, а потом исчезать. Мне в голову закралась мысль, что если кому-нибудь захочется пробраться незамеченным в Стрэнвайн, для этого существует не меньше дюжины способов. Может быть, это деревенские жители используют комнаты в доме для своих нужд, совершенно не опасаясь, что их заметят. Но миссис Джеффрис уж наверняка знает про эту комнату?

Когда языки пламени в камине угасли и остались только тлеющие оранжевые угли, я поднялась с диванчика, зажгла свечу на своем переносном подсвечнике и одну за одной задула свечи на сервированном столе. Я постаралась уйти так же тихо, как пришла, но потом, повинуясь внезапному порыву, вернулась в комнату. На расписном столике у двери, поблескивая золоченым переплетом, лежала толстая, роскошная книга. На обложке красовалась картинка с джунглями, змеей и крадущейся кошкой. «Путешествия по Южной Америке» – гласит заголовок, а рядом стоял крошечный серебряный волк с оскаленными зубами, такой же, как в комнате Лэйна.

Удивленно покачав головой, я захватила с собой книгу и удалилась. Через некоторое время я уже кралась в комнату Марианны со свечой, сахарницей и книгой под мышкой. Вокруг не было ничего примечательного, кроме толстых слоев пыли, и был слышен только шелест моего платья.

На следующий день рано утром я уже сидела на скамейке между грядкой с капустой и теплицей. В этот раз я отлично знала, чего ждать, и ждать пришлось недолго: заляпанная голубая курточка, каштановые кудряшки и комок пушистого меха тихонько показались у двери в сад. Я подпустила его поближе и только потом заговорила.

– Дэйви, – тихонько окликнула я.

Мальчик подскочил так, будто на него крикнули, и попытался убежать.

– Подожди! – позвала я, стараясь говорить как можно мягче. – У меня для тебя кое-что есть.

Дэйви остановился и обернулся ко мне: любопытство взяло верх над страхом, глаза неотрывно глядели на то, что я ему протягиваю. Это была давешняя засахаренная булочка с изюмом.

– Я хочу, чтобы ты посмотрел кое-что, пока будешь ее есть. – Протягивая ему булочку, я достала из сумки книгу.

Мне пришлось некоторое время посидеть с протянутыми руками, они уже начали немного ныть от тяжести книжки, а Дэйви все смотрел на меня, колеблясь. Затем он поудобнее перехватил Бертрама и тихонько двинулся ко мне. Его босые ножки не оставляли никаких следов на траве и гравии. Выразительно посмотрев на садовую калитку, он потянул меня за руку.

– Ты хочешь пойти в другое место?

Но он не покачал головой и не кивнул, а только продолжал тянуть меня за собой. Я застегнула сумку и пошла за ним через калитку, мимо тропинки прямо в пустоши. Дикие цветы цеплялись за подол моей юбки, повсюду стрекотали и скакали птички.

– Куда мы идем? – поинтересовалась я шепотом, сама не зная почему. Ведь он никак не мог мне ответить.

Я шла за ним вверх и вниз по влажной траве, перелезая через кусты, и наконец мы поднялись на небольшой холм. Но у него не было вершины. На ее месте красовалось чашеобразное углубление, поросшее сухой желтой травой, с большим плоским камнем в центре. Заросли травы скрывали его края, и когда Дэйви присел, стало ясно, что обнаружить его здесь могут только птицы, парящие в небе. Я подошла и села неподалеку. Бертрам соскочил у мальчика с рук и стал жевать травку.

– Дэйви, здесь твое убежище? – спросила я просто для того, чтобы заполнить тишину. Он взял у меня булочку и с аппетитом вцепился в нее. – Это тайна? Мне никому нельзя рассказывать?

Он посмотрел на меня снизу вверх своими огромными глазами, и я почти потонула в их черноте. Взгляд Дэйви был очень выразительным, словно говорящим, и каким-то образом я поняла, что меня попросили никому не рассказывать об этом месте.

– Ладно, тогда не буду, – сказала я, отвечая на безмолвную реплику. – Если только ты сам не захочешь. Договорились?

Он еще раз куснул булочку и посмотрел на книгу в моих руках. Я положила ее Дэйви на колени, и он стал, не спеша, перелистывать ее, не отрываясь от булочки. Часто он принимался разглядывать яркие иллюстрации: разноцветных тропических птиц, обезьян, крокодила с разверзнутой пастью. Над крокодилом он особенно призадумался.

Когда булочка закончилась, я наконец решилась заговорить о деле.

– Дэйви, ты вчера был очень напуган, а я не знаю почему.

Он тут же уставился на меня полным ужаса взглядом.

– Ты не обязан мне ничего рассказывать, – поспешно сказала я. – Но я бы хотела, чтобы ты рассказал, если захочешь. Давай я научу тебя читать и писать другим людям то, что ты хочешь им сообщить?

Он снова уткнулся в книгу, водя пальцем по картинке с крокодилом.

– А если ты научишься читать, – схитрила я, – то узнаешь, о чем рассказывает эта книга. Видишь вот это слово? – Я ткнула в подпись у иллюстрации. – Здесь написано «крокодил», а дальше – что крокодил ест и как себя ведет. Хочешь это прочесть?

Я видела только его кудрявый затылок с застрявшими травинками.

– Вот, смотри, – снова попыталась я и начала рыться в сумке. – Я принесла бумагу, ручку и чернила. Давай я тебе покажу.

Я открыла маленькую тетрадку на чистой странице и раскупорила чернильницу, понадежнее установив ее на ровном камне, затем вывела на бумаге большую букву «Д».

– Вот, гляди, – сказала я. – Это первая буква твоего имени. Есть еще двадцать пять букв, и когда ты их запомнишь, можно будет складывать из них любые слова, какие захочешь. А потом записывать их и рассказывать все, что захочешь, и совсем не нужно говорить вслух. Вот.

Я вложила ручку в его ладонь, слегка окунула в чернила и поднесла к бумаге.

– Попробуй написать «Д».

Так мы и сидели, в полевых травах вздыхал ветер, и солнце раскалилось и превратилось в жгучий золотой шар, а рука Дэйви недвижно замерла над тетрадкой, так что чернила пересохли. Я снова окунула ручку в чернильницу.

– Ничего страшного, если с первого раза не получится, – подбодрила я. – Просто попытайся.

Но он не касался бумаги. Я взяла его руку в свою, собираясь помочь, но он подскочил, будто его ударило током, отбросил ручку и чуть не смахнул чернильницу, затем кинулся через полянку к своему кролику и прижал его к себе.

– И что тут происходит? – раздался за моей спиной низкий, раскатистый голос.

Я обернулась. Лэйн стоял неподалеку в своей красной кепке, держа в одной руке дробовик, а в другой связку подстреленных фазанов. Он отложил ружье и птиц и спустился ко мне. Я встала ему навстречу, готовясь к ругани и в который уже раз ощущая вину непонятно за что. Но Лэйн привольно вытянулся в траве во весь свой немалый рост, опершись спиной о камень, как о спинку дивана. Он был очень похож на бродячего черного кота, хитрого и ловкого.

– Ну? – выжидательно протянул он.

Я заносчиво задрала подбородок.

– Я подумала, что Дэйви не мешает научиться читать и писать, тогда бы он мог…

– Ясно. – Лэйн рассеянно поднял раскрытую книгу с земли. Дэйви тут же подошел к нему и сел рядом, в точности пытаясь скопировать позу и движения, что оказалось непросто для маленького пухлого мальчика с кроликом под мышкой.

Глаза цвета злого моря внимательно посмотрели на меня.

– Чего смешного? – подозрительно спросил он.

– Ничего, – тут же ответила я, пытаясь не прыснуть.

Лэйн сосредоточенно уставился в книгу, нахмурился и склонился к Дэйви.

– Дэйви, видишь вот этого крокодила? Знаешь, что он сделает, если ты попытаешься его потрогать?

Дэйви пытливо посмотрел на Лэйна и ткнул пальчиком в картинку.

– Он тебя укусит! – вскричал Лэйн, захлопывая книжку, как хищную пасть, будто и правда собирающуюся укусить мальчика за палец.

Дэйви отдернул руку, и на его щеках выступили радостные ямочки. Я впервые услышала низкий смех Лэйна и удивленно подняла бровь. Странные все-таки эти мужчины.

Когда им наконец надоело изображать из книжки прожорливого крокодила, я спросила:

– Мистер Моро, а миссис Джеффрис ночует в отдельном доме?

Лицо Лэйна приняло озадаченное выражение.

– Тетя Бит? Ну да, конечно же. И Дэйви с ней.

Дэйви перестал улыбаться и начал поглаживать кролика.

– Я спрашиваю потому, что прошлой ночью я слышала шаги в коридоре. А еще кто-то разжег камин и накрыл ужин в одной из нижних комнат рядом с кухней. Там убрались и переставили мебель. Я подумала, может, вашей тетушке известно, в чем дело.

Конечно же я никак не могла упомянуть о волке, но внимательно наблюдала за реакцией Лэйна. Его лицо тем не менее оставалось непроницаемым.

– У тети Бит иногда случаются мигрени. Поэтому вчера она рано ушла спать, – сказал он, хмуро наблюдая за тем, как Бертрам соскочил с коленей Дэйви и мальчик пошел за ним к краю полянки.

– А были еще и другие случаи… – продолжила я с нажимом. – В день моего приезда, например. Кто-то ходил по собору, и там… смеялись. Я подумала, может, это люди из деревни…

– Вы уверены, что вам не показалось? – Серые глаза неотрывно глядели на меня без всякого выражения.

Вправду ли я слышала чей-то смех? Могу ли я быть в этом уверена? А ведь еще и стеклянный священник моргал, я видела это своими глазами. Я обернула раненую руку шерстяным подолом платья и растерянно опустила глаза. Я не могла ему ответить.

– Что это была за комната? – спросил он после долгого молчания.

– Через три двери от кухни, как раз за углом. – Я задумалась, почему не сходила туда этим утром, чтобы лишний раз убедиться во всем, и наблюдала, как Дэйви кормит кролика ростками дикого лука.

Лэйн снова замолчал на некоторое время.

– Мисс Тулман, что вы замышляете?

Я посмотрела на него, все еще непринужденно опирающегося на камень. Хотя внешне его поза не изменилась, я чувствовала, что внутри он весь напрягся и сжался, словно пружина.

– Что вы имеете в виду? – слабо возмутилась я.

– Вы прекрасно все понимаете. Что вы замышляете, когда целыми днями заводите часы и красите игрушки в мастерской с мистером Тулли? Когда торчите по утрам здесь, в поле с Дэйви? Чего вы этим добиваетесь?

Я потупилась.

– Вы всех нас по миру пустите. Мне плевать, чего там щебечет Мэри на всю чертову деревню. Я-то знаю, что вы всех нас отправите голодать на улицу. И вы заберете у нас мистера Тулли, и это убьет его. И вы сами это знаете. Так же хорошо, как и я. Наверное, вы единственная во всем мире, кто осознает это так же, как и я.

Слова были скупыми, выверенными и точными, как удары молотка, обернутого тканью. Я устало закрыла глаза.

– Вы знаете все это и тем не менее целуете его и собираете вечеринку. Вечеринку, черт меня дери! А что вы планируете, когда шляетесь по округе с этим Элдриджем и принимаете подарки от детей? Что вы вообще здесь делаете?

Пытаясь не обращать внимания на жжение в глазах и пощипывание в носу, что предвещало скорые слезы, я молчала. Мне очень хотелось сказать, что все это происходит не по моей воле. Что я собираю вечеринку просто потому, что у меня никогда ее не было и что хочу забыть о том, что должно будет затем произойти. Что я размениваю жизнь дяди на бумажку с распиской. Даже меньше, чем на такую бумажку, с тех пор как не могу доверять самой себе. Но раз уж это единственное, на что я могу рассчитывать, то я должна принять это, независимо от того, что ждет впереди. Как ни крути, исход дела для дяди Тулли оказывался одинаковым. Но конечно же вслух я ничего не сказала.

Дэйви примостился на краю камня с Бертрамом на коленях, а Лэйн то и дело закусывал губу.

– Тетя Бит говорила, что мистер Джордж оставил своей жене кучу денег, – внезапно сказал он. – И что вы живете в шикарном доме на одной из центральных лондонских площадей. Что вокруг магазины, музеи и театры, а еще люди, завернутые, как капуста, так что до сердцевины в жизни не докопаться.

Он ждал от меня ответной реплики. А я только шепнула:

– Мне никогда не доводилось бывать в театре, и я никогда не… гуляла по Лондону.

– Вы говорите мне, что крались среди ночи за кем-то неизвестным по темному коридору, но при этом в жизни не покидали порога собственного дома?

Я закусила губу и ничего не ответила.

– Ну и что в таком случае вы здесь делаете?

Я могла рассказать ему, что вела учетные книги для тетки Элис и проверяла счета. Что писала письма ее знакомым банкирам и бухгалтерам, выбивала пыль из ковров, поддерживала огонь в камине и чистила ее платья от собачьей шерсти. Что следила за прислугой в доме и ходила на рынок, когда приходилось увольнять очередного повара, если расходы на сласти для моего толстого кузена оказывались слишком большими. И я провела столько однообразных дней в чопорной красной гостиной, прикованная к одному месту рядом с женщиной, которая откровенно меня презирает, что теперь нет ничего удивительного в моем возможном умопомешательстве. Ничего из этого я не произнесла вслух, но Лэйн отозвался низким голосом:

– Понятно. – Будто я сказала все это.

Я подняла глаза от подола платья и поняла, что Дэйви уже ушел.

– Знаете, мы уже пытались научить его читать и писать, – сказал наконец Лэйн. – Но он не стал учиться. Я уверен, что он может, но просто не хочет. Такое ощущение, что он не желает, чтобы мы знали, о чем он думает. Тетя Бит кое о чем догадывается и без слов.

Я вспомнила выразительный взгляд Дэйви и подумала, не удастся ли мне научиться делать то же самое. Теплый бриз с пустошей ерошил нам волосы.

– Прошу, солгите ради нас, – вдруг сказал он.

Я закрыла глаза, не в силах спрятаться от его взгляда.

– Еще хоть какое-то время.

Неожиданная мягкость в его голосе ранила меня еще больше, чем уже привычная злоба. Но его тон вновь переменился:

– А что у вас с рукой?

Я тут же спрятала забинтованную руку в складки платья, но Лэйн схватил ее и вытянул вперед. Когда я осмелилась посмотреть на него, его взгляд был совершенно ледяным.

– Разбинтуйте, – приказал он тоном, не терпящим возражений. Я испуганно затрясла головой, но он, не обращая никакого внимания на меня, распустил узел и смотал с руки бинт. Шрамы яркими красными полумесяцами испещряли бледную кожу на руке. Он повертел ее так и эдак и уставился на меня. – Вы же сами это сделали, не так ли?

Я снова затрясла головой, но все было и так понятно. Он выпустил злополучную руку, безвольно упавшую мне на колени, и встал.

– Если в вас осталась хоть капля добра, мисс Тулман, направьте его на самое себя. Избавьтесь от остальной пакости прежде, чем последствия будут такими, что бинтом уже не исправишь.

Он рывком поднял дробовик и фазанов с земли и скрылся за краем холма, оставив меня наедине с пустой тетрадкой. Ветер перелистывал ее страницы туда-сюда. Я посмотрела на нее некоторое время и разрыдалась. Ужасно, когда тебя считают алкоголичкой, но это все же лучше, чем страшная правда. В принципе я должна испытывать благодарность.

Я плакала до изнеможения, пока дыхание не выровнялось само собой и я снова не стала слышать шелест птичьих крыльев в траве, шепот теплого ветра и гомон вдалеке. И тут я поняла, что напротив меня, положив подбородок на колени, сидит Дэйви. Он встал, тихонько подошел ко мне, взял книжку и сел рядом, забавно скрестив ноги. Некоторое время он задумчиво разглядывал страницы, затем снова встал, нашел в траве ручку, опустил в чернильницу и что-то сделал со страницей книги. Затем отложил книгу и ручку и бросился прочь со всех ног, скрывшись за краем холма.

Я растерянно подняла книжку с травы, сокрушаясь, что мы изорвали такую замечательную вещь, и посмотрела на страницы. Это был форзац, и внизу страницы было написано имя иллюстратора. Мистер Дэвид Вулси. И теперь под именем Дэвид красовалась тонкая, ровная линия.

Очень медленно и осторожно я закрыла книгу и посмотрела мальчику вслед. И Бен, и Лэйн оказались совершенно правы. Дэйви не был не способен учиться, он просто не желал делиться с окружающими своими мыслями. И мне этого никак не изменить. Как и что-либо другое. Я собрала свои вещи и пошла прочь с холма.