Текст книги "Кукла дядюшки Тулли"

Автор книги: Шэрон Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Я вернулась в комнату Марианны, заперла все двери и отказалась выходить, даже несмотря на назойливые призывы Мэри. Я соврала, что плохо себя чувствую и хочу спать, и она долго сопротивлялась и никак не хотела оставлять меня в покое. Но заснуть я не могла. Я просто сидела в своей душной комнате и смотрела, как солнце блекнет и скрывается с глаз. Какой наивной я была, полагая, что мне позволят провести это время, как я хочу, сделать вид, что ничего не происходит. Бен, может быть, мне и подыграл бы, как и Мэри, и ничего не понимающий дядя Тулли, но Лэйн и его тетушка не собираются этого терпеть. И в чем их винить? Что сделала бы я сама с какой-нибудь непонятной, заносчивой девицей, грозящей отнять у меня все самое дорогое?

В конце концов я заснула и на следующий день проснулась, когда солнце уже стояло высоко в окнах комнаты Марианны. Наверное, был полдень. Я тихонько перемещалась по комнате, не желая встречать шквал вопросов от Мэри, и примостилась у туалетного столика. Я заснула прямо в заколках, поэтому теперь на голове у меня была полная катастрофа, а под глазами чернели круги.

Я выдвинула ящик, собираясь взять расческу, но он оказался пуст. Мэри переложила все мои заколки и расчески в левый ящик. Я тщательно распутала все колтуны и петли, снова аккуратно собрала волосы заколками и переложила все вещи обратно в правый ящик. Я спала прямо в платье, и оно выглядело соответственно, но мне было все равно. Я отперла дверь и тихо пошла в кухню.

Спустя двадцать минут я думала, насколько же кусок хлеба с маслом и стакан молока способны изменить взгляд человека на мир. Поспешив наверх через извилистые коридоры и лестницы, я привычным взглядом посмотрела на хранительницу своей двери и зашла в комнату Марианны.

Но оказалась не в ней. Передо мной была библиотека с паутиной и пыльными полками. Я захлопнула за собой дверь, от ужаса и растерянности у меня закружилась голова. Я переждала, пока головокружение пройдет, выпрямилась и осторожно прошла в запыленную, грязную комнату. Я не собиралась возвращаться в коридор и проверять местоположение портрета. Это не имело значения. Я попыталась открыть соседнюю дверь в спаленку Мэри, но она оказалась заперта. Я тихонько постучала.

– Мэри? – позвала я.

Дверь распахнулась одним рывком.

– Боже, мисс. Как вы меня напугали. Зачем вы заходите отсюда? Знаете, я держу эту дверь запертой, потому что никогда не угадаешь, что может таиться за дверью. А с другой стороны, и замки не удержат того, чего я боюсь, мисс, если вы, конечно, понимаете. Не то чтобы я своими глазами видела…

– Я просто зашла в библиотеку полюбопытствовать, вот и все. Как у тебя уютно, Мэри.

Ее веснушки растянулись в довольной улыбке. Маленькая печка сияла, отполированная до блеска, на окне висели чистые, свежие занавески, поверх кровати лежало покрывало. И ничего розового.

– Мне нужно было просто что-то другое, мисс. Тот самый цвет кому хочешь нервы измотает. Так что же с вами вчера произошло, мисс?

– Я…

– Я хочу сказать, как я могу быть нормальной горничной, если все двери заперты? Я же не могу выполнять свои обязанности. А кое-кому из нас надо хорошенько потрудиться, раз кое-кто другой решил устроить вечеринку…

– Мэри. – Я прервала ее настолько резким тоном, что она даже не пробовала возражать. – Я не думаю… Я решила, что это была плохая идея, Мэри. Глупо было рассчитывать, что…

– Мисс, да о чем вы? Ведь только это такие леди, как вы, и должны делать, так и моя мама говорит, и если вы позволите, мисс, то лучше уж вы, чем никто…

– Мэри…

– Я знаю, что вы сейчас скажете, мисс, потому что сама долгое время думала, и раз уж вы не собираетесь приглашать каждую собаку из Верхней и Нижней Деревень, что не совсем подобает…

– Мэри… – Я только успела вздохнуть.

– …Или если вы не рассчитываете устраивать вечеринку только с миссис Джеффрис, тогда у меня даже в голове не укладывается, что вы собрались делать. У мамы на ваш счет свое собственное твердое мнение, прошу прощения, и надо называть вещи своими именами, но все-таки я не могу допустить, чтобы вы приглашали молодых мужчин на вечеринку прямо в свою спальню.

Мэри сложила брови домиком. Я потихоньку начала выходить из себя.

– Но это только ради дяди Тулли! Комнаты его матери – это единственное место… То есть я хотела сказать, что он… Как же сложно объяснить! В любом случае это уже не имеет значения…

– Я знаю, мисс, знаю! Именно поэтому мне в голову пришла идея с библиотекой. Как раз вот этой. Это ведь часть комнат старой хозяйки, но нет ничего неприличного в том…

Она вдруг резко замолчала, склонив голову набок. Через стену был слышен стук. Мы бросились в комнату Марианны, и в дверь снова постучали.

Мэри хлопнула в ладоши.

– Посетители! – зашипела она с серьезным видом. В глазах у нее заплясали огоньки. – Мисс, быстрее, встаньте вот тут, у камина!

Она одернула на мне рукава платья, расправляя ткань, и подтолкнула к камину. Я с трудом удержалась на ногах, а она уже поправила свои кудряшки и бросилась к двери.

– Добрый день, мистер Моро, – пропела она.

Я вытаращила глаза. Это казалось невозможным, но она пыталась копировать мой акцент. И манера говорить, и то, как она произнесла имя, были совершенно отчетливыми. Я чуть прошла вперед, чтобы видеть, что происходит у двери. Там стоял он, скомкав кепку в руках, совершенно растерянный и сбитый с толку. А прямо за его головой виднелся портрет хранительницы моей двери.

– Я… хотел бы узнать… не желает ли мисс Тулман покататься на роликах, – промямлил он. – В бальном зале.

Я посмотрела на него и поняла, что он неотрывно глядит на меня своими серыми глазами. В его взгляде не было ни холода, ни вызова. Он просто ждал, что я скажу. Мэри повернулась ко мне с круглыми глазами, закрывая собой проход.

Я некоторое время поизучала дыру в ковре и повернулась к двери.

– Можешь сказать ему – да…

Мэри вытаращила глаза еще больше и склонила голову набок, как будто ее шею свела судорога.

– …Что я согласна и…

Судорога произошла вновь, и глаза увеличились до карикатурных размеров.

– …и Мэри… – она выразительно качнула головой в сторону Лэйна, – …составит нам компанию, конечно же.

Она облегченно вздохнула и захлопнула дверь перед самым его носом. Затем потащила меня за руки и рывком усадила на пуфик перед туалетным столиком.

– Быстро поправьте прическу! – шепнула она. – А я займусь платьем!

– Секундочку! – крикнула я так, чтобы было слышно за дверью. Затем заговорила как можно тише: – Мэри, у меня все в порядке с волосами, не нужно устраивать такой суеты. Он только хотел… – И тут я запнулась, потому что не имела ни малейшего понятия, чего он хотел.

– Мисс, не будьте такой глупой! В жизни своей не видела, чтобы Лэйн Моро стучался в дверь к какой-нибудь девушке, хотя есть множество тех, кто обрадовался бы этому, запомните мои слова. И если бы он пришел к их двери, они причесались бы как следует!

Мэри носилась по комнате как сумасшедшая, раздобыла губку и тазик, а я молча подчинилась и полезла в ящик за расческой. Он оказался пуст.

– Мэри, ты что, опять переложила расчески с заколками? – нервно спросила я.

– Мисс, я ничего не перекладывала, это вы сами, что, не помните? Они теперь в левом ящике.

Она окунула губку в тазик и принялась яростно отглаживать мятые складки на моей юбке. Я молча открыла левый ящик, достала расческу и занялась волосами, стараясь уложить их как можно аккуратнее. Мэри сердито засопела и отобрала у меня расческу.

– Прекратите зализывать их назад! Да что с вами такое, мисс!

Она высвободила из пробора небольшую кудряшку, которая обычно так меня раздражала, и к моему ужасу отрезала ее ножницами так, что остался локон длиной до щеки. У меня отвисла челюсть.

– Тихо! – приказала она и щелкнула ножницами еще пять раз. Когда она наконец успокоилась, туалетный столик был засыпан обрезанными волосами, а вокруг моего лица красовались завитые локоны. – А теперь вперед! – воскликнула она и столкнула меня с пуфика.

Ветер развевал мою новую прическу, когда мы скользили по просторному бальному залу. Мне понадобилось всего несколько минут чтобы вспомнить технику, но ноги поехали сами собой, и я держалась прямо и уверенно.

Мэри села внизу лестницы и гордо отказалась от предложенных Лэйном роликов, заявив, что это все «дьявольские происки». Вместо катания она подперла руками подбородок и стала любоваться сверкающими огоньками. Лэйн научил меня коньковому шагу, так что теперь мы могли описывать крути по залу, не теряя скорости и не меняя направления. Вот только мы совсем не разговаривали.

Таким образом мы намотали семь кругов, и когда я вытянула вперед руки, сконцентрировавшись на скорости, Лэйн вдруг нарушил молчание:

– А вы не ходили заводить часы.

Я опустила руки и удивленно посмотрела на него.

– Мистер Тулли расстроился, – продолжал он. – А когда вы не пришли в мастерскую, он расстроился еще больше. И не стал играть.

– Не стал играть?

– Нет.

Я посмотрела на него искоса, но он продолжал ехать, держа руки в карманах и задумчиво глядя прямо перед собой.

– Мистер Тулли не отменял игр с тех самых пор, как скончалась его матушка. Так сказала тетя Бит. Я сказал ему, что вы отдыхаете и не очень хорошо себя чувствуете, и тогда он испугался, что вы «уйдете», как остальные, и вам не удастся посчитать свои годы. И у него случился припадок. Пришлось запеленать его в простыни, чтобы он заснул.

Я молчала и думала, а мы между тем начали уже девятый круг.

– Мне не следовало так с вами разговаривать. У меня слишком взрывной характер, и часто эмоции одерживают верх.

– Ничего страшного, – ответила я и прибавила скорости, пытаясь оторваться от него. Интересно, что из сказанного им на самом деле было неправдой?

– Вернитесь в мастерскую. И устройте свою вечеринку. Мистеру Тулли нужно все это. А что будет дальше, не важно.

Грохот колес отдавался от высоких стен зала. Теперь и он хочет, чтобы я притворялась, будто все в порядке. Это обречено на провал. Но вот дядя…

– Вы придете?

Когда я снова посмотрела на него, его волосы развевались от ветра, и он молча ждал. Я кивнула, и мы проехали двенадцатый круг в полном молчании, промчавшись мимо Мэри, которая уже вытянулась на ступеньке во весь рост и лежала, закинув руки за голову.

– Я понимаю, – робко начал он, – что, наверное, вы испытываете дискомфорт от того, что приходится лгать родной тете…

Я насмешливо хмыкнула, а он протянул руку и остановил меня.

– Тогда солгите ради нас! Вы понимаете его в некоторых случаях намного лучше меня, а я присматривал за ним с тех самых пор, как был еще сопливым мальчишкой. Если вы не согласны делать этого ради нас, то хотя бы ради него?

– Тетя узнает правду и заберет отсюда дядю Тулли вне зависимости от того, что я скажу, – призналась я. – И Стрэнвайн тоже. И когда она поймет, что я врала, она отправит меня на улицу так же, как и остальных. Я не могу уберечь дядю Тулли от приюта и не могу спасти жителей деревни от жизни в работном доме. Единственный человек, судьбу которого я действительно могу изменить, это я сама.

Я изо всех сил толкнулась в сторону от него. Кем-кем, а вот Жанной д’Арк я точно не была. Его голос раздался позади:

– Нет никакой необходимости все время жить с тетей.

– Она моя опекунша. И будет держать тесемки моего кошелька, пока не умрет от старости. – Или пока я не стану заправлять всеми учетными книгами, мрачно подумала я.

– У вас что, нет отдельного наследства?

Я только покачала головой в ответ. Мы начали четырнадцатый круг.

– Тогда выходите замуж, – спокойно сказал он.

Я снова покачала головой. Годы показали, что во мне нет ничего привлекательного для мужчин. Даже сейчас. Лэйн позвал меня, чтобы добиться того, что ему нужно. Или пришел к тому же выводу, что и жители деревни: пряник вместо кнута. Он снова остановил меня.

– Солгите ради нас. Прошу вас, Кэтрин. Еще немножко.

Он обратился ко мне по имени так естественно и непринужденно, что это прозвучало убедительнее любого довода. Я обезоруженно закрыла глаза.

– Ладно, – вдруг сказал он. – Мы больше к этому не вернемся. По крайней мере, сейчас. Просто скажите, что вы подумаете и что вернетесь в мастерскую. Ради мистера Тулли.

Я снова кивнула, и он вдруг взял меня за обе руки и вытянул в центр зала прежде, чем я успела возмутиться.

– Я научу вас кружиться. Дэйви мне показал, и я… – Тут он вдруг ослабил хватку на моей правой руке, которую я поленилась замотать бинтом еще раз, и приподнял ее вверх. – Я не сделал вам больно?

– Нет, – буркнула я. – Она уже заживает.

– Отлично. Тогда будем учиться кружиться. Во-первых…

– Не думаю, что у меня получится…

– Чушь. Это намного проще, чем все остальное, что вы пробовали до этого. Все, о чем нужно беспокоиться, это равновесие. Его нужно сохранять. А теперь скрестите руки и ухватитесь за мои запястья. Ни в коем случае не отпускайте!

Он покатился в сторону, и я тут же запротестовала:

– Нет. Подождите, остановитесь!

Он тут же замедлил бег и удивленно поднял брови.

– Вы крутитесь не в ту сторону!

Он только ухмыльнулся в ответ и покатился в другую сторону, по часовой стрелке, раскручивая меня вокруг себя, все быстрее и быстрее, пока все огни вокруг не превратились в размазанные кляксы и мне не показалось, что я не удержусь и улечу куда-нибудь через бальный зал.

Я завизжала, Лэйн стал крутить медленнее, и Мэри испуганно села на лестнице.

– Еще раз? – спросил он. Я кивнула, улыбаясь до ушей. У него необыкновенно сияли глаза. Мне стало наплевать, притворяется он или нет, пусть даже в итоге все окажется ложью, я все равно хочу, чтобы все шло своим чередом.

Мы снова закружились, пока я не начала визжать от восторга, и еще раз, останавливаясь в самый последний момент перед тем, как я не могла больше сжимать руки. Я так смеялась, что долго не могла перевести дух, и вся моя тщательно приглаженная, заколотая прическа растрепалась.

– А как вы с Дэйви это проделывали? – спросила я, борясь с головокружением. – Он же наверняка не мог удержаться. Вы такой тяжелый.

– О, ну с Дэйви все совсем по-другому, – сказал он с таинственным видом, светясь от удовольствия, а затем наклонился и шепнул мне на ухо: – Дэйви каждый раз отправляется в настоящий полет!

Я в ужасе вытаращила глаза и бросилась прочь, но он держал меня за руку, как клещами.

– Даже и не пытайтесь, – испуганно прошипела я.

– Готовы? – спросил он, не моргнув и глазом. Сейчас он смахивал на ужасно симпатичного чертика. – Будь я на вашем месте, я бы вцепился изо всех сил.

И он закрутил меня снова, но так и не смог убрать землю у меня из-под ног.

Когда тем же вечером мы сидели в спальне Марианны, Мэри, терпеливо расчесывая мои спутанные волосы, спросила:

– Мисс, вы не говорите по-французски?

– По-французски? Если только самую малость, Мэри.

– Но для того, чтобы написать письмо, вашего французского хватит?

Я невольно скривилась, когда расческа застряла в одном из самых больших колтунов.

– Боже, нет, конечно. В жизни не писала ничего на французском. А почему ты спрашиваешь?

– А, кто-то из наших краев отправляет письма на французском, и я сказала им, что это не вы, и оказалась права. Понимаете?

Действительно, теперь многое становилось понятным. Бен ведь говорил о том, что почту просматривают.

– Мэри, мистер Моро говорит по-французски. Может быть, это он?

– Хорошо, что вы знаете об этом, мисс. – Ее мордашка в зеркале приняла лукавое выражение, и она заговорщически склонилась к моему уху. – А знаете, мисс, с вашей стороны очень мудро и предусмотрительно держать его в таком неведении.

Я обернулась к ней, и она с невинным видом вытаращила глаза.

– Вы сами знаете, о чем я! Не говорить ему прямо, что вы ничего не собираетесь рассказывать о Стрэнвайне! Заставить его поломать голову. Для меня это хороший урок – один из способов, как удержать рядом своего молодого человека.

– Мэри. – Я развернулась к ней лицом, и она прекратила расчесывать мои волосы и пытливо посмотрела на меня, ожидая продолжения. Теперь мне стало ясно, что она вовсе не дремала тогда на ступеньках бального зала.

– Мэри, послушай меня внимательно. Мистер Моро не считает себя моим молодым человеком, и я тоже так не думаю. Он хотел только…

– Но мисс!..

Я выставила вперед руку, заставляя ее замолчать. Мэри звонко захлопнула раскрытый рот.

– И я не желаю, чтобы подобные слухи расходились по деревне. Просто он от меня чего-то хочет, и поэтому…

– Да, чтобы вы солгали ради нас, я знаю…

Я снова выразительно посмотрела на нее, и она прикрыла рот рукой.

– …и именно поэтому он сегодня пригласил меня в бальный зал, не более.

Какая-то часть глубоко внутри меня кричала о том, что теперь это не совсем правда. Да, он пытался мною манипулировать и наверняка возненавидит после всего, что должно будет произойти. Но теперь настало время пряника, а не кнута, и я его как следует распробую, раз уж не могу сопротивляться соблазну. Мэри, скорчив гримаску, молчала, держа ладонь у рта, чтобы не сболтнуть чего-нибудь снова, а у меня в голове вихрем проносились мысли, одна другой заковыристее. Одно дело – притворяться, если это кому-нибудь нужно, и совсем другое – лгать людям, которые не знают, чем в итоге все кончится.

– Мэри, ты хоть понимаешь, что я сказала мистеру Моро чистую правду и ничего больше?

Мэри пробормотала из-под ладони:

– Нет, не сказали.

Ее короткая непонятная реплика застала меня врасплох, я долго собиралась с мыслями, прежде чем спросить:

– Не сказала что?

Она убрала руку и подалась вперед.

– Вы не сказали ему правды. Вы еще не говорили ему о том, что решили врать своей тетке.

– Ой, Мэри. – Я вздохнула. Ее беззащитная доверчивость была для меня ударом ниже пояса. – Когда я вернусь домой к тете, мне все равно придется рассказать ей правду.

– Нет, не придется.

Я снова надолго замолчала, пытаясь понять, где допустила оплошность.

– Да, Мэри, да. Я расскажу.

– Нет, не расскажете. Я уже сказала маме, что вы будете обманывать старую ведьму, и это точно.

– Мэри, – едко начала я. – Мне очень жаль. Ты даже не можешь вообразить, насколько мне жаль, но решение уже принято. Я никак не могу повлиять на ход событий.

Мэри наклонилась еще ближе ко мне.

– Говорю вам, вы этого не сделаете.

– Мэри, когда время выйдет, мне придется уехать из Стрэнвайна, ты же понимаешь, что… что я не смогу забрать тебя с собой…

– Нет, – мирно и невозмутимо откликнулась она. – Вам не придется уезжать из Стрэнвайна.

Я смотрела на ее беззаботное лицо, лишенное малейшего сомнения, и чувствовала, что по спине холодной волной пробираются мурашки. Кажется, откуда-то сквозит. Я отвернулась от Мэри, ничего не ответив, и услышала постукивание чайной чашки и сливочника о туалетный столик.

– Вот ваш чай, мисс, – жизнерадостно объявила она. – Сладких вам снов.

И она скрылась в своей каморке, напоследок весело хлопнув дверьми. Я потягивала чай и задумчиво разглядывала себя в зеркало. Если Мэри может жить с ложью, то и я смогу. Так решили все мы. Я залпом осушила свою чашку. Осталось девятнадцать дней.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Когда я открыла глаза, то почувствовала, будто лечу. Ночнушка обвивалась вокруг ног, и мимо проносились коридоры Стрэнвайна – темные, пыльные, некоторые освещенные газовыми лампами и тщательно убранные, какие-то знакомые, какие-то я не видела ни разу. Я вытянула вперед руки, чтобы ощутить движение воздуха, и радостно засмеялась, настолько меня переполняло чувство счастья. Я облетела часы, послушав их веселое тикание, и проскользнула в следующую дверь, где поднялась еще выше и пролетела над винтовой лестницей, не касаясь ступеней.

Меня окружила мерцающая уютная темнота, и далеко внизу я разглядела каменный пол собора, нас разделяла только прослойка холодного свежего воздуха. И где-то там внизу сидит священник. Он засмеется, когда увидит, что я летаю, мы оба посмеемся от души. Я вытянула руки вниз, к каменному полу, и приготовилась ощутить уже знакомое движение воздуха, но ничего не последовало: я не могла опуститься вниз. Я нахмурилась, попыталась загребать вниз, но меня, наоборот, тащило вверх, и пол стремительно удалялся. Я побарахталась еще некоторое время, но перед глазами померкло, сверкающая темнота сжалась в игольное ушко, пропала, и меня накрыло забытье.

Я пришла в себя, трясясь от холода и тяжело дыша. Все тело болело от соприкосновения с какой-то жесткой ледяной поверхностью, сырая ночнушка прилипла к груди. Я поняла, что лежу навзничь в луже, но более точно свое местоположение определить не могла. Затем зрение постепенно стало возвращаться, я разглядела, что вверху на потолке движутся какие-то тени, и почувствовала прикосновение мокрых, налипших волос на лбу. Пахло старым холодным камнем и стоячей несвежей водой, а от сводчатых стен еле слышно отдавался какой-то то ли гул, то ли шепот. Я заворочалась, и гул тут же прекратился.

– Племяшка, ты проснулась?

Я села. Оказывается, мы в зале собора, я лежу прямо на каменном полу у поручней лестницы, а рядом со мной, скрестив ноги, нервно смяв руками фалды пиджака и раскачиваясь взад-вперед, сидит дядя. Он улыбнулся и тут же обеспокоенно посмотрел на меня.

– Крошка Саймона, я так боялся, что ты уже не проснешься! Ты не собиралась уйти?

– Нет, дядюшка, – прошелестела я.

– Вот и славно, – отозвался он. – Это прекрасно. Люди должны уходить только тогда, когда совсем устали. Так лучше всего. Ты ведь еще не совсем устала?

– Да нет, не думаю. – Я совершенно ничего не понимала.

– Если бы ты ушла, то насчитала бы совсем мало лет, не так ли, племяшка? Это совсем не весело.

– Ага, – согласилась я и села, дрожа в промокшей сырой ночнушке. Хотя меня трясло не только от холода. – Дядюшка, – осторожно начала я, – а можешь мне рассказать, как я здесь оказалась?

Он нахмурился.

– Ты просто запуталась, племяшка. Иногда люди путаются. Они забывают что-нибудь важное и совершают ошибки. Ты забыла про лестницу.

Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

– Я забыла про… лестницу?

– Да. – Даже в темноте было видно, какие голубые у дяди глаза. – Ты захотела сойти вниз, но забыла про лестницу. И не захотела вспомнить. А потом захотела поспать и не проснулась. Ты просто запуталась. – Он качнулся назад. – Иногда люди путаются. Так и Марианна говорила.

Память потихоньку возвращалась ко мне, какие-то обрывки и картинки с каменным полом из собора. Я поднялась на ноги и посмотрела вверх на лестницу.

– Не забудь ничего снова, племяшка!

Солнечный свет заливал чумазые окна, я посмотрела на серые плиты под ногами, на поручень под рукой, вспоминая прикосновение гладкого прохладного камня к босым ступням и ощущение невесомости, когда парила над полом. Я попятилась и ошарашенно села на край каменной приступки, на которой когда-то стояли скамьи для прихожан. Я что, стояла, балансируя прямо на этом поручне?

– А когда я снял тебя вниз, ты сразу же заснула, так что пришлось раздобыть дождевой воды. Дождевая вода всегда пробуждает спящих людей. Но в этот раз она не помогла, и я испугался, что ты ушла. Но я решил ждать до последнего.

– Дождевая вода? – растерялась я. Мозг как-то с трудом соображал. Я никак не могла переключиться от воспоминаний о каменном полу и о том, что парила над ним.

– Вода из ведра, – объяснил он. – Собирала течь с крыши.

Я глупо уставилась на лужу на полу, провела рукой по хлюпающей ночнушке и затем понюхала ладонь. Вода стояла здесь уже немало времени.

– Спасибо, дядюшка, – поблагодарила я.

– Ты просто запуталась, – сказал он примирительно.

– Но дядя Тулли… – Я посмотрела вверх. – Как ты здесь оказался? Разве уже не поздно?

– Нет, совсем не поздно. Даже рано, так рано, что было поздно еще полчаса назад.

Я прикинула, что сейчас около двадцати минут после полуночи. Я проспала часовой звон. А спать легла где-то в девять или в половине десятого, точно не припоминаю. А что я делала в промежуток между девятью и двенадцатью? Даже подумать страшно, не уверена, что хочу знать.

– А почему ты был здесь, в соборе, дядюшка? – Глупый вопрос, если учесть, что я не знаю, как и зачем попала сюда сама.

– Часы! – громко пояснил он, так что его голос эхом прозвучал в куполе собора. – И тикание. Тикание часов – это так здорово. Ты точно знаешь, когда раздастся следующий щелчок, если только не забудешь их завести. С часами так просто, всегда заранее понятно, что они сделают. И они сообщают тебе о важных вещах, например, когда… Племяшка, тебе что, грустно?

Жуткая правда обрушилась на меня со всей своей разрушительной силой. Если бы дяде среди ночи не приспичило послушать тикание часов, от меня бы осталась только бесформенная изломанная куча тряпья на полу собора. И никого, кроме меня самой, нельзя в этом винить. Затем все мысли смыла волна холода и безысходной пустоты. Кажется, это называют отчаянием. Я вытерла мокрые глаза и только потом заметила, что дядя ждет, что я отвечу.

– Просто… Мне не нравится, что я запуталась, дядя Тулли, – призналась я. – А еще… мне очень холодно.

Дядя поднялся с пола и встал рядом, протянув мне свой пиджак. Я завернулась в него, он оказался уютным и теплым. Дядя как ни в чем не бывало сел рядом, но не слишком близко, затем вдруг потянулся ко мне и коротко похлопал меня по руке, словно успокаивая. На нем была огромная ночная рубашка ниже колен. Оказалось, он тоже босой.

– Думаю, пора рассказать тебе секрет, – вдруг сказал он задумчиво. – Можно ли? Наверное, можно. Даже нужно!

Его голос отдавался легким эхом от сводчатого потолка и понижался до едва различимого шепота.

– Иногда я сам запутываюсь.

Я не удержалась и улыбнулась ему.

– Спасибо, что поделился со мной, – сказала я. Затем моя улыбка померкла сама собой. – Как считаешь, может, не стоит никому рассказывать о том, что я… запуталась?

Дядя Тулли задумчиво покачался взад-вперед.

– Не знаю, не знаю, крошка Саймона. Кому не стоит говорить? Миссис Джеффрис носит нам чай, а Лэйн всегда знает, как будет лучше. Можно спросить у Лэйна…

– Ладно, проехали… – быстро согласилась я. Сейчас я была слишком встревожена и могла разволновать его, что было совсем не нужно. Будем надеяться, что чем меньше он об этом думает, тем реже будет упоминать. – Я могу тебя попросить кое о чем, дядя? Это важно.

Он весь подался ко мне, пронзительно засверкав своими голубыми глазами.

– Можешь довести меня до… комнаты Марианны? Ты ведь знаешь, как идти? Я не хочу больше запутаться или…

Я потупилась, изо всех сил стараясь не разрыдаться. В некоторых вещах очень тяжело признаться даже родному дяде.

– Я просто не хочу совершить еще одну ошибку.

– Да, конечно! Ты права. Тебе нужно вернуться в комнату Марианны. Так и сделаем. Пойдем скорее!

И я поплелась за ним. Он уверенно и споро шагал по извилистым коридорам, подол ночной рубашки хлопал вокруг его худых щиколоток. У двери в комнату Марианны он остановился, покачиваясь на пятках.

– Вот видишь! – счастливо сказал он. – Мы ничего не позабыли. Никаких ошибок!

– Нет, дядя. – Я открыла дверь и заметила, что изнутри в замочной скважине торчит ключ. Это сделала я сама. Больше некому. Но я этого не помню.

Дядя Тулли вошел в комнату матери, сложив руки и поворачиваясь вокруг себя, конечно, только в одну сторону – направо, как и я, когда искала Дэйви. Дрова в камине уже прогорели, но гардероб и стены все еще заливало легкое мерцание углей.

– Ты все тут убрала и вычистила, – громким шепотом заметил он. – Это прекрасно. Все так, как и должно быть. – И тут он нахмурился. – Но ты не сидишь! Это неправильно!

Я поспешно плюхнулась в кресло у очага, где я обычно посиживала с чашкой вечернего чая. И про себя посетовала, что теперь замочила обивку. Но дядино спокойствие важнее. Он же неотрывно глядел на меня, наблюдая, как я устраиваюсь поудобнее, и буквально засветился радостью, почти так же, как в день, когда я впервые пришла в мастерскую.

– Да, – сказал он. – Вот где надо сидеть. Это твое место. Так тому и быть.

Меня пронзила догадка. Возможно, в этом кресле перед камином когда-то сидела сама Марианна. Она никогда не предавала его.

– Дядя Тулли? – шепнула я. – Я могу поцеловать тебя на ночь? В прошлый раз я забыла спросить разрешения.

Он озабоченно нахмурился и одернул ночную рубашку. Затем подошел к креслу и резко подставил мне шею, крепко зажмурив глаза так, будто не хотел видеть чего-то ужасного. Я поцеловала заросшую колючей бородой щеку, и он тут же кинулся прочь к двери, размахивая руками.

Затем его голова показалась из-за дверного косяка.

– Дочурка Саймона, не забудь, завтра игра!

Когда его шаги стихли в темноте, я прикрыла дверь и надежно заперла ее. Затем повесила дядин пиджак на спинке кресла, чтобы он просох, взяла старое металлическое ведро, переложила в него несколько углей из очага и направилась с ним в ванную. Там открыла дверцу, украшенную розами, и забросила угли под цистерну с водой. Тихонько прокралась к комнате Мэри и повернула ключ в замке, хотя не очень боялась разбудить ее, – она всегда спала как убитая. После этого вернулась в ванную, тщательно отжала мокрую ночнушку и развесила у очага рядом с пиджаком дяди Тулли. Затем голышом села у камина, дожидаясь, пока разогреется вода, и наблюдая, как последнее тепло уходит из догорающих угольев.

Когда вода нагрелась как следует, я наполнила ванную и скользнула в нее, надеясь, что избавлюсь от жутковатого холодка внутри, который никак не хотел меня покидать. Расплела и очень тщательно промыла волосы, отскребла каждый сантиметр своей кожи, затем насухо вытерлась полотенцем и надела новую сухую ночную рубашку. Ленту от своего нижнего белья я привязала к столбику кровати, которая, кстати, оказалась мягкой и еще теплой. Но ложиться я не стала.

Стоя у кровати, я приняла важное решение. Если я буду жить во лжи, то не только ради себя. Еще осталось целых восемнадцать дней, и если это последние дни для дяди Тулли, то пусть, с Божьей милостью, они станут самыми счастливыми в его жизни. Я сделаю все, на что способна, и не пожалею саму себя. За окном взвыл трогвинд, но в этот раз как-то по-новому – в его голосе появились убаюкивающие, мелодичные нотки. Я завязала второй конец от ленты вокруг запястья и легла спать.

Следующим утром в библиотеке я провела пальцем по серой от пыли стене. Оказалось, что на ней нежно-розовые обои. На этот раз с разрешения Мэри я одолжила у нее старое платье, мы закололи волосы, надели фартуки, раскрыли все окна и принялись за уборку.

– Ну и видок у вас, мисс, – хихикала Мэри. – Просто умора!

Я могла только воображать. Мы выбивали подушки, занавески и ковры, пыль стояла стеной, и веснушки Мэри были уже не видны под слоем грязи. Когда время приблизилось к началу дядиных игр, я оставила Мэри сражаться в одиночестве, сняла косынку, фартук, и непричесанная, в том же самом платье пошла тропинкой через вересковые пустоши в Нижнюю Деревню, держа в одной руке корзинку, а в другой – дядин пиджак.