Текст книги "Роковой аккорд"
Автор книги: Шерил Андерсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Грэй и Рассел вместе организовали мемориальный концерт к пятилетней годовщине смерти Мики; вся выручка пошла фонду «Женщины против насилия», очередной борцовско-благотворительной организации, в которую после смерти Мики вступила его вдова Клэр. На этом концерте впервые выступал двадцатитрехлетний сын Мики и Клэр: Адаму Кроули пришлось заменить своего знаменитого отца и спеть в самых любимых хитах группы. Все были потрясены: Адам казался точной копией отца, он и пел не хуже, и Рассел тут же заявил, что сделает Адаму альбом. Вот и фотография Адама, в тот самый вечер: усталый, ошеломленный, счастливый мальчик. К нему льнет молодая женщина; подпись под фотографией: Оливия Эллиот.
Как совместить эту девочку в джинсах, которая, не замечая ничего вокруг, вперилась обожающим взглядом в Адама, с той суровой профессионалкой в костюме от «Эскада»[4]4
«Эскада» предлагает в основном «респектабельную» дамскую одежду.
[Закрыть], что я видела в новостях, посвященных смерти ее отца? За пять лет человек может сильно перемениться, но это были просто две разные женщины. Чем внимательнее я всматривалась в фотографию, тем красноречивее становился язык тел: между Оливией и Адамом явно что-то было. Как устоять перед таким парнем, унаследовавшим отцовское мужское обаяние с толикой мягкости, «открытости», как выразилась бы Кэссиди.
А что касается Оливии – где-то я ее видела в очень похожей позе? Пощелкав мышкой, я отыскала статьи о похоронах Рассела. И вот пожалуйста: новая, «взрослая» Оливия точно так же ласково и нежно приникла к сыну Мики – но уже к другому его сыну, к очередной креатуре Рассела, Джордану.
Адам и Джордан – сводные братья. Матерью Адама была законная жена Мики, а Джордан родился от случайной связи с певичкой Бонни Карсон – певичкой, куда более прославившейся романами со звездами, чем сольными или групповыми выступлениями. Когда Джордану исполнилось восемь лет (Адам на три года старше), Бонни вздумалось раскрыть тайну его происхождения, и все таблоиды прямо-таки надрывались от любопытства пополам со злорадством: неужели Мика бросит Клэр? Но Мика, хотя брак его в ту пору, по слухам, переживал немалые трудности, остался с женой. Он признал сына и дал ему свое имя, однако на публике Мика и Клэр по-прежнему появлялись вместе. Они вроде как милостиво приняли Бонни и Джордана в свой семейный круг.
Оливия и ее отец (мать Оливии умерла, когда девочке было всего семь лет) тоже принадлежали к этой семье. Наверное, подумала я, Оливия хочет посвятить меня в подробности этих непростых отношений, это кажется ей важнее, чем творческое наследие отца, – и только я подумала, телефон яростно задребезжал.
– С первого же гудка, – негромко произнес в трубке голос Кайла. – Сидишь работаешь?
– Ага, за полночь, – подтвердила я. – Как и ты.
– Мы уже заканчиваем, но, вероятно, мне лучше пойти домой.
Тупой укол в грудь дал мне понять: я все-таки надеялась, что он забежит, пусть даже не останется на ночь. Наркоманка, да и только: вспомнила вкус его поцелуев и дождаться не могу, когда вновь заполучу Кайла. Однако хорошее воспитание еще не вовсе выветрилось, и я сумела ответить:
– О'кей.
– Не то чтобы о'кей, но так будет правильнее. – Мы оба призадумались над смыслом этих слов, и Кайл уточнил: – Я бы гораздо охотнее… но так будет правильнее.
– Если гораздо охотнее, так чего уж правильного?
– Ну, типа брокколи. Ешь полезное, а не вкусное.
– Ты сравниваешь наши отношения с гарниром?
– Востра! А я притомился. Поеду-ка я домой.
– Нет-нет, я буду вести себя тихооо!
– К счастью, не будешь. Но я уже на нуле. И у тебя работа.
– Работа подождет.
– Ничего, и мы подождем.
– Говори за себя.
Мгновение он молчал, я уж испугалась, не отключился ли. Потом вдруг произнес на полтона ниже, чем обычным своим голосом:
– Снова тебя увидеть – это было здорово.
– А увидеть тебя еще разок было бы совсем прекрасно.
– Позвоню утром.
– Ты лучше…
– Не спорь.
– Доброй ночи, мистер Таунсенд.
– Доброй ночи, мистер Долтри. – Он одобрительно хихикнул, и на том разговор закончился.
Сейчас бы поставить диск «Ху» – «Фейс дансиз»[5]5
Члены группы «Who» Пит Таунсенд и Роджер Долтри записали песню «Face Dances» с труднопереводимым припевом «You better you better you bet».
[Закрыть] – и запеть во весь голос «Ты лучше, ты лучше, лучше не спорь». Только я ж себя знаю – к трем часам ночи я заберусь на журнальный столик и начну перебирать струны воображаемой гитары, а перед встречей с Оливией не мешало бы выспаться. Так что я вынула «Кино в половине двенадцатого» и сунула в проигрыватель «Удачный полет», четвертый альбом «Перемен»: в нем вдруг появились баллады, снискавшие им первое место в рейтинге «Биллборд». Путешествие по Всемирной сети продолжалось под хрипловатый голос Мики Кроули – любовь и предательство, длинноволосые девушки (а ноги у них еще длиннее).
Эта песня – «Длинноволосые девушки» – все еще прокручивалась у меня в голове, пока я наряжалась для интервью с Оливией. Я раскачивалась перед зеркалом ванной, ручка щетки для волос у самых губ – ага, я пою в микрофон. Впала в отрочество, снова четырнадцать лет. И кстати, хотя я предупредила Кайла насчет подозрений Оливии, Эйлин я не сказала ни слова. Кайлу я сказала, чтобы все было по-честному и он не обижался на меня, а Эйлин все равно точит на меня зуб, одной обидой больше или меньше. Для начала стоит выяснить, насколько основательны подозрения Оливии.
Все утро я проторчала дома, собирая информацию, готовясь. Выяснялись новые подробности о детстве Оливии – не совсем обычном детстве, мягко говоря. Кроули с Эллиотами были все равно что одна семья; после смерти Мики Рассел взял на себя попечение об Адаме и Джордане, Рассел вел все дела и выступал перед публикой от имени семьи. Клэр занялась благотворительностью, а Бонни чем только не увлекалась – в данный момент она считала себя художницей. Большая дружная семья.
Так откуда же гнусное подозрение, будто папочку убили? Разумеется, публичный имидж счастливой семьи мог и не соответствовать действительности, но убейте меня (не буквально), чтобы я понимала, почему Оливия столь злобно уверена в своей версии.
Когда я добралась до «Времен года», Оливия уже сидела за столиком и не то что не поднялась мне навстречу – даже руки не протянула. Поблагодарила проводившую меня официантку и выразительно указала на стул:
– Присаживайтесь, миз Форрестер.
Она выглядела еще более хрупкой, чем на фотографиях: фарфоровая блондинка, длинная тонкая шея, худые гибкие руки, изящные черты лица. Волосы она просто-напросто стянула в хвост, но тем аристократичнее казался патрицианский овал лица. Здесь, в гриль-баре, в зале с высокими окнами и оранжерейными деревьями, среди таких же отпрысков голубых кровей, она у себя дома – в отличие от меня. Мы одногодки, однако эта женщина была куда более зрелой и опытной – уж не знаю, в профессии дело или в ее деньгах.
– Рада знакомству, миз Эллиот, – произнесла я, усаживаясь.
– Погодите радоваться, пока не пообщаетесь со мной, – резковато ответила она, узкая ладонь привычным жестом обхватила подбородок.
Уж не присматривается ли она ко мне как профессионал, как психотерапевт? Или проверяет, не дам ли слабину? Лучше подыграть, решила я.
– Даже если я не обрадуюсь общению, знакомству я все равно буду рада, – отпарировала я, разворачивая салфетку и не хуже всякой аристократки выкладывая ее на колени.
Идеально ровные, яркие зубы на миг сверкнули в усмешке:
– Хорошо сказано.
– Я готовилась к интервью, а не к дискуссии, а вы? – невинно поинтересовалась я.
– И я тоже. Но хотелось бы, чтобы каждый человек осознавал смысл произносимых «просто так» слов.
– Это у вас профессиональное?
– По-моему, это для разумного человека нормально.
– И когда вы сказали, что ваш отец был убит, вы буквально это и имели в виду?
Улыбка стала более искренней, хотя ответ был печальный:
– Увы, это так.
– Вы поделились своими подозрениями со следователем?
Она кивнула:
– В полиции мне ответили, что улик не нашли. Значит, плохо искали.
– А что следовало искать?
– Отпечатки пальцев Клэр Кроули. Это она убила моего отца.
3
Надо отдать ей должное – Оливия прекрасно сознавала смысл и последствия каждого произнесенного ею слова и только слегка морщила носик и губы, как бы давая мне понять: да, все это очень неприятно, но что ж поделать.
Она-то была холодна и сдержанна, но меня так и подмывало. Я то и дело оглядывалась по сторонам: должно быть, все в ресторане примолкли, вытянули шеи, вот-вот лопнут от любопытства. Но нет – все болтали друг с другом или говорили по мобильному, а Оливия знай себе улыбалась, пока эта взрывоопасная информация разносила мой бедный мозг.
– Вы считаете, что вашего отца убила Клэр Кроули. – Я приглушила голос в надежде, что Оливия последует моему примеру.
– Я знаю, что она это сделала, – ответила Оливия все так же решительно, но хоть, благодарение богу, тоном ниже.
– Но ведь это был несчастный случай. – Поначалу я думала, что идея убийства родилась из нежелания признать, что папочка попросту хватил чересчур много зелья, но если у Оливии и подозреваемая имеется, выходит, она всерьез ломала себе голову над этой загадкой. Или она имеет в виду моральную ответственность? Скажем, Рассел был в депрессии и Клэр знала причину, да ничем не помогла? Если бы – но Оливия и впрямь все продумала до мелочей.
– Несчастный случай?! Для меня это лишнее доказательство «возможностей» Клэр. Она превратилась в тень Мики, люди готовы обожать ее лишь потому, что они поклонялись ее мужу. Прошла курс реабилитации и из девки, загрузившейся по самые брови кокаином и рушившей чужие семьи, превратилась в святую Клэр, заступницу угнетенных. И никто ей не даст по рукам.
Подошла официантка принять заказ. Я попросила Оливию решить за нас обеих, хотя понятия не имела, что она выберет, и придется ли мне это по вкусу. Но крабовая запеканка и холодный чай – звучит неплохо. И лучше смотреть в тарелку, чем в раскаленные глазищи Оливии.
– Вы так и не спросили, почему я считаю виновной именно Клэр, – напомнила Оливия, едва официантка отошла от столика.
– И это не единственный вопрос, который мне хотелось бы задать, – призналась я. Осторожность, прежде всего осторожность! Если я завалю это интервью, если статьи не будет, с ней вместе вполне может испариться и моя новая должность. Более того, Генри покровительствует Оливии; если она пожалуется на меня, что-то будет!
– Какие еще?
– Почему вопреки мнению медэксперта вы решили, что это убийство?
Оливия на миг запнулась, набрала в грудь побольше воздуху:
– У моего отца были проблемы с… с препаратами из особого списка – но в прошлом. В далеком прошлом. Много лет тому назад.
Бедная девочка! Я растрогалась: она и впрямь обманывает себя, никаких доводов у нее нет…
– Но он вполне мог снова… – со всей деликатностью намекнула я.
– Мой отец не употреблял наркотики! – словно бритвой отрезала она.
– Почему же медэкспертиза подтвердила передозировку?
Женственный кулачок врезался в стол с таким грохотом, что аристократы за соседними столиками недовольно оглянулись.
– Вы плохо слушаете! В его доме не было ни единой таблетки! Как может человек отравиться лекарствами, которых у него даже не было?
И еще раз – сочувствую, сострадаю, однако нужно придерживаться фактов.
– Вы ведь жили отдельно.
– Разумеется.
– Значит, ваш отец мог держать дома таблетки, а вы бы – вы бы ничего об этом не знали.
– Я перевернула все в доме вверх дном после его смерти, – свирепо заговорила она, глаза ее сверкали – от ярости или от слез, поди разбери. – Ни одной таблетки. Ни единой.
– Может быть, он принял сразу все, потому-то вы ничего и не нашли?
– Вы заведомо уверены, что я не права?
Я помедлила с ответом. Пальцы Оливии судорожно скребли скатерть, как будто она решила повыдирать нитки узора. Взбесится, как Грегори Пек[6]6
Персонаж Грегори Пека страдал от амнезии и приступов ярости после того, как стал свидетелем убийства.
[Закрыть] в «Зачарованном», еще и вилкой начнет корябать стол – и что мне тогда делать? Погоди-ка, а почему мне пришел в голову именно Грегори Пек? Уж не значит ли это, что Оливия права? Может быть, я не хочу признать ее правоту? Может быть, мне чем-то неудобна ее правота? Я бы предпочла, чтобы Оливия ошиблась и никто ее папу не убивал, а то у меня появятся лишние трудности? Нет-нет, я профессиональный долг не хуже ее сознаю: надо во всем разобраться и написать честную статью, не поддаваясь ни на чьи страхи, подозрения, междоусобные счеты.
– Я не говорю, что вы не правы. Но у меня нет причин с ходу принять вашу версию.
Она таки выдернула ниточку из скатерти и теперь катала ее между пальцами.
– Вам нужно что-то еще?
– Верно.
– Журналистика! Вы перекручиваете каждое слово, которое выудите у собеседника, чтобы состряпать свою историю!
– То ли дело психотерапия! Вы перекручиваете каждое слово, которое выудите у собеседника, чтобы состряпать его историю.
Она откинулась на спинку стула и вновь окинула меня профессиональным взглядом.
– Долго вы изучали психотерапию?
– С чего вы взяли, что я занималась психотерапией?
– Вы успели составить себе довольно отчетливое представление об этом ремесле.
– Выходит, и вам довелось поработать в журнале?
Оливия кисло усмехнулась:
– Нет, но мне довелось давать интервью, и не Раз. Так что я знакома с вашими приемчиками.
– Мне показалось, к вашей семье пресса была довольно благосклонна.
– Лучше бы нас просто оставили в покое.
Это уж от твоего агента зависит, подумала я, но тут же вспомнила, что имиджем семьи занимался Рассел, он и решал, кто из них и в каких количествах будет общаться с прессой.
– Стоит вам заявить, что отца убили, журналисты валом повалят.
– Какой в этом теперь смысл? Все кончено. Раньше – раньше еще был шанс, что все уладится.
– Уладится? У кого?
Почему-то для ответа ей понадобилась пауза.
– У нас у всех.
– А теперь шанса нет? – мягко настаивала я.
– Папа умер! – выпалила она. Нет, Оливия не заплачет. Ни за что.
– По вине Клэр Кроули?
Она быстро закивала, жмурясь, с трудом сдерживая слезы.
– Теперь все в ее руках.
– Что именно?
– Деньги. Издательские права, записи, все. Контрольный пакет акций принадлежал моему отцу, а теперь все перешло к ней.
– Допустим. А почему она убила его сейчас, а не год или два тому назад?
– Понятия не имею. Хорошо бы вы помогли мне разобраться.
Так и вышло, что через час после чая с крабовой запеканкой я очутилась у парадного входа в элегантный особняк, где еще недавно проживал Рассел Эллиот. Старинное здание на Риверсайд-драйв; в одну сторону поглядишь – лодочная пристань, в другую – дальний конец парка Риверсайд. Рассел занимал половину пятого этажа этого здания; во второй половине жили Кроули, и пока мы вместе ехали в машине, Оливия рассказывала мне, как в детстве они с Адамом бегали из одних апартаментов в другие, словно все это было единым большим домом – да уж, куда больше, чем дом, в котором выросла я, – а певцы, музыканты, модели, актеры и прочие знаменитости приходили и уходили запросто, каждый день и каждый час. После смерти Мики этот поток не иссяк: Рассел стал известным продюсером, Клэр прославилась благотворительностью и модной коллекцией одежды. Пятый этаж оставался настоящим рок-салоном, но что будет теперь, когда и Рассела не стало?
Оливия провела меня по всем комнатам, пока мы не добрались до кабинета – огромного, с панорамным видом на реку. Мягкая мебель, обтянутая винного цвета кожей, приглушенный свет расставленных там и сям ламп, ярко блестит полированный паркет, отличная, в рабочем состоянии, аппаратура. Уютно и аккуратно, как говорится, «все на своем месте и есть место для всего». Одно меня удивило: небольшой микшерный пульт, оставленный на полу перед стереоустановкой. А так даже шнура лишнего нигде не было видно.
– Ваш отец работал над записью? – поинтересовалась я, тыча пальцем в пульт.
Оливия с какой-то странной неприязнью покосилась на аппаратуру.
– Он всегда работал.
– Вы не знаете, что он делал в тот вечер?
Легкая морщинка проступила на лбу моей собеседницы. Она-то, конечно, знала и собиралась подробно ответить, но в последний момент передумала:
– Нет, не знаю.
Как интересно! Раз она что-то пытается утаить, именно это мне и требуется выяснить.
– Я вам не верю! – откровенно брякнула я.
Оливия пожала плечами, но от меня так легко не отделаешься. Она понимала, что скрывает важную информацию, даже если самой себе в этом не признавалась. То, чем был занят ее отец в ту роковую ночь, вероятно, имело отношение к его смерти. Наверное, с этим как-то связаны подозрения Оливии, будто ее отец был убит. Не составляло труда догадаться, какая запись могла показаться столь ценной, чтобы ради нее стоило прикончить Рассела. С учащенно бьющимся сердцем я выпалила:
– Так «пленки из отелей» – не миф?
Лицо Оливии вспыхнуло так, словно я застала ее за каким-то неприличным и незаконным делом.
– С чего вы взяли?
– Я здесь, чтобы помочь вам, и раз вы что-то скрываете, значит, это что-то очень важное или это большая тайна – или и то и другое. «Пленки из отелей» вполне подходят под такое определение.
Фанам «Перемен» прекрасно известно, что Мика жил под магнитофон. В любой момент пара случайных аккордов может превратиться в сингл, в хит, рассуждал он, а потому никогда не отключал запись. После его смерти Грэй Бенедек в одном из интервью заявил, что лучшая их музыка – и его, и Мики – осталась на этих пленках. Все заорали: подайте нам эти записи, и тогда Рассел довольно сухо сообщил, что и количество, и качество записей безбожно преувеличивают. Тем не менее что ни год вновь возникали слухи, что пленки все-таки нашлись, их, мол, готовят к публикации.
– Ваш отец работал над «пленками из отелей»?! – Сердце билось у меня в горле, понять бы еще отчего: оттого, что на моих глазах сбывалась легенда, или оттого, что и впрямь обнаружилось сокровище, ради которого можно убить человека.
Короткий кивок – словно против воли:
– Он занимался этим все время, тайком. Теперь, когда техника усовершенствовалась, он надеялся, что записи удастся очистить и они пойдут в дело.
– Сколько всего пленок?
– Вроде бы ровно дюжина, но одну Мики ухитрился потерять.
– Длинные записи?
– На два часа звучания каждая.
Двадцать два часа неизвестных хитов Мики Кроули! У меня изо рта слюна капала, а я всего лишь фан. Если б я могла завладеть этими пленками, поработать с ними, продать – я бы пошла ради них на убийство?
Не успела я толком разобраться в своих чувствах, как на нас спикировала Клэр Кроули, и тут уж было не до раздумий. Клэр начала орать с полоборота:
– Какого черта ты приперлась? Кого ты с собой притащила?
Перед таким натиском Оливия дрогнула, но быстро овладела собой и достойно ответила вопросом на вопрос: ей, мол, интересно знать, какого черта Клэр без спроса вторгается в папочкину квартиру.
Клэр выразительно потрясала у нее перед носом связкой ключей:
– Мы с Расселом помогали друг другу, как тебе известно! Я услышала голоса и пришла посмотреть, не залез ли вор. – Судя по ее взгляду, я была ничем не лучше вора или бродяги.
Оливия, очевидно, знала, что у Клэр есть свои ключи, но я тут же положила этот фактик в свою копилку: у Клэр имелась возможность – штука чрезвычайно важная, когда расследуется убийство. К тому же, если подозреваемая – Клэр, нет смысла искать признаки взлома или тайного проникновения.
– Это Молли. – Оливия, похоже, не хотела продолжать спор на повышенных тонах. – Журналистка. Пишет статью о папе.
Со мной Клэр, видать, уже разобралась, и теперь ее жгуче-ледяной взгляд был сосредоточен на Оливии.
– Сучка самовлюбленная, – прошипела «святая Клэр», изо всех сил сжимая кулаки. Как бы ее удар не хватил, ишь лицо перекосилось! Но даже с перекошенным лицом она была прекрасна, вживую Клэр смотрелась еще лучше, чем на журнальных страницах. Ей шло к пятидесяти, а она все та же потрясная девчонка с обложки первого альбома «Перемен» – «Персик». Сколько моих одноклассников покупали этот альбом ради одной фотки, ради обнаженного по пояс Мики и Клэр, прикрытой лишь длинными, почти клубничного оттенка волосами и широкими ладонями Мики – слегка наклонившись, он ел из ее рук сочный персик. Предположительно эта картинка была как-то связана с персиками «Олмен Бразерз»[7]7
Группа «Олмен Бразерз» записала альбом «Ешь персик» в 1972 г.
[Закрыть] и Томаса Элиота[8]8
Подразумевается выражение «персика вкусить» из поэмы Томаса Элиота «Любовная песнь Альфреда Пруфрока».
[Закрыть]. Главное, она была достаточно секси, чтобы альбом в три месяца сделался золотым.
– Самовлюбленная? – пронзительно переспросила Оливия, как будто эпитет показался ей куда более обидным, чем существительное.
– Не об отце ты переживаешь, – плюнула в нее Клэр. – Ты больная, тебе непременно надо быть в центре внимания. Подрасти, малышка, нечего размазывать сопли по всем таблоидам!
Мне бы возразить с достоинством: «Цайтгайст» – отнюдь не таблоид, однако куда полезнее было промолчать – и в беду не вляпаться, и послушать, может, что-то полезное услышу.
– Тебе что за дело? – Оливия обрела свою высокомерную интонацию столь же быстро, как утратила.
– Ты не чужая мне, Оливия! – с надрывом произнесла Клэр. Н-да, от такой родни я бы рвала когти как можно раньше и как можно дальше.
– Вот еще!
– Это ударит по мальчикам…
– Имела я твоих мальчиков!
– Имела? Или только хотела?
Лучше бы она дала Оливии пощечину. Сразу видно – попала ей в самое больное место. Придется и мне повнимательнее заняться отношениями Оливии с Кроули-младшими. Пока Оливия заливалась багровым румянцем и глотала воздух в поисках удачного ответа, Клэр резво переключила прожектор на меня:
– Так, а вы что здесь делаете?
Мне было искренне жаль Оливию, но ссориться с Клэр не следует: мне нужно будет поговорить с ней и не стоит заранее настраивать ее против себя. Всем нам будет лучше, если разговор перейдет в другое русло. Тщательно взвешивая слова, я ответила:
– Молли Форрестер, журнал «Цайтгайст». Собираюсь написать статью «с точки зрения Оливии»: детство в окружении музыкантов и так далее.
Оливия подарила меня благодарным взглядом, Клэр – подозрительным.
– Как занятно, – протянула она.
– Мне бы надо и с вами поговорить, миссис Кроули. Раскрыть фон, контекст, так сказать.
– Контекст? – оживилась Клэр. – Приходите вечером на шоу. Увидите контекст.
Оливия резко втянула в себя воздух – и вдруг расплылась в улыбке:
– Да! Отличная идея.
Клэр снова насторожилась. Не ожидала, что Оливия согласится с «отличной идеей» – или ее ошарашило, как быстро девушка оправилась от оскорблений? Так или иначе, я получила приглашение:
– Джордан выступает сегодня вечером в «Марс-холле».
Джордан Кроули вживую? И я – почетный гость? Так, держим себя в руках, я журналистка, а не девочка-подросток.
– Я думала, Джордан давно не выступает в клубах.
– Обычно нет, но сейчас он завяз с новым альбомом, – словоохотливо пояснила Клэр, – и мы решили, что ему стоит пообщаться с живой аудиторией.
– Мы? – отважилась уточнить я.
– Мы с Расселом. Концерт был запланирован еще до смерти Эллиота.
– Теперь вы будете агентом Джордана?
– Нет, никаких формальностей. Какой там агент. Посоветую, присмотрю за мальчиком. Теперь, когда Рассела больше нет…
– Нашего юного гения мы растили всей семьей! – жестко усмехнулась Оливия.
И все же от женщины требуется изрядное мужество или благородство, а вернее, и то и другое, чтобы принять мальчика, которого ее муж прижил с другой женщиной, и чтобы продолжать заботиться о парне, даже когда ее муж и отец этого парня давно мертв. Так с виду не скажешь, чтобы Клэр Кроули была очень доброй и милой женщиной – хотя, конечно, не в самый ее лучший час я ей под руку попалась, – но ведь как-то же ухитрилась она ввести незаконного отпрыска своего мужа и даже мать этого отпрыска в тесный семейный круг. Может быть, это было всего лишь лицемерием, но долго же она продержалась! Когда впервые всплыла история о Бонни и Джордане, Клэр выступила с очень даже милым заявлением: мол, все поняла, все простила и постарается, чтобы семья не только не распалась, а стала в результате еще крепче. Я бы на ее месте (хоть мне не светит) больше нажимала на тему своевременной кастрации – или рвала на себе волосы – или рвала их на ком-нибудь другом.
Если верить прессе, Клэр, Бонни и мальчики остались друзьями и после смерти Мики. Что уж там творилось за закрытыми дверями – что-нибудь да творилось, – однако публика видела дружную семью Кроули с добрым дядюшкой Расселом во главе. Он руководил музыкальной карьерой мальчиков, он решал все проблемы. Отчего же гармония рухнула и Клэр, как уверяет Оливия, сошла с рельсов?
– Я никогда не видела Джордана вживую, – пробормотала я. Странно прозвучало «вживую» в комнате, где только что умер – возможно, был убит – человек. – Большое спасибо за приглашение. – Я постаралась поровну разделить благодарность между обеими женщинами.
– Буду рада вас видеть, – вежливо отозвалась Клэр. – Ваше имя будет в списке. Как, вы сказали, вас зовут?
Не такая уж сложная фамилия. Дело ясное: Клэр самоутверждалась. И пусть себе на здоровье, я готова была подыграть. Я продиктовала фамилию по буквам, и Клэр кивнула, после чего сделала весьма знакомый мне жест – повела правой рукой в сторону двери, как занятой риелтор, намекающий: дамочка, покупка вам не по карману, довольно уже тратить чужое время.
– Мы еще не уходим, – хмуро предупредила Оливия.
Клэр позвенела ключами. Ну точно риелтор!
– Что тебе тут понадобилось?
Слабый, беспомощный всхлип застрял у Оливии в горле:
– Я что, не имею права находиться в квартире моего отца?
– Не часто ты являлась, когда он тебя звал. А теперь надумала? – не замедлила с ответом Клэр.
– Не перекладывай на меня вину! – Оливия вот-вот сорвется, догадалась я и шагнула вперед, не слишком-то отчетливо представляя себе, как я сумею удержать ее от роковой ошибки: если она бросит обвинение Клэр прямо сейчас, вряд ли нам удастся собрать достаточно убедительные доказательства. Выходит, я уже встала на сторону Оливии и подозреваю Клэр?
– Кто у нас тут психотерапевт, лапонька? – Медоточивый у Клэр голосок. – Тебе ли не знать, что люди склонны винить всех подряд, когда их мучают угрызения совести?
Странный жар исходил от Клэр – я готова была держать пари: она знает, в чем Оливия подозревает ее. Оливия что-то побледнела и притихла. Оттого ли, что впервые поняла, что Клэр понимает? Или Клэр ухитрилась задеть ее за живое? Из-за чего Оливию мучают угрызения совести? Она так яростно доказывает, что отец не принимал наркотики, – быть может, у Рассела была-таки проблема, а дочь предпочла ее не замечать? Но даже если Оливии «хочется» обвинить Клэр, это еще не значит, что само обвинение беспочвенно. А с другой стороны – кто знает, вдруг вся семейка тычет друг в друга пальцами, укоряя и обличая, потому что никто не в силах признать, что Рассел – нечаянно или намеренно – покончил с собой?
– Уходи, очень тебя прошу! – Не думала, что Оливия может заговорить так: совсем детский, усталый и жалобный голосок.
Клэр снова повертела на пальце ключи, взвешивая – не ключи, свои дальнейшие действия. Она обернулась ко мне, и я постаралась сосредоточиться на мысли об изумительной изумрудной зелени ее глаз – так гораздо полезнее для моей статьи и для меня самой, нежели думать о том, какие же прохладные и твердые эти изумруды.
– Она вам поведала о том, как она нашла Рассела?
Я чуть было не возразила, что Клэр как раз на этом месте прервала нас. Подумать только, всеми силами я защищаю Оливию. А между прочим, тот факт, что она первой предъявила обвинение, еще не означает, что она во всем права. Может, Клэр и ни при чем, может, и убийство лишь выдумка. Но агрессивное поведение Клэр вроде как подтверждало правоту Оливии.
– Уходи! – все так же настойчиво и по-детски молила Оливия.
Вдруг Клэр распахнула объятия и притянула бесчувственную, растерянную Оливию к своей материнской груди:
– Не задерживайся нынче!
Оливия сумела промолчать. Клэр двинулась к двери, отбивая каблучками нетерпеливый и гневный ритм. Как только дверь захлопнулась, Оливия обернулась ко мне, но я не знала, что сказать, и уступила ей это право – или бремя. Ничего не надумав, Оливия предложила мне:
– Что-нибудь выпьете? Воды? Кофе?
– Нет, спасибо.
Она даже ростом стала ниже, увяла от общения с Клэр, как анемон при встрече с барракудой.
– Значит, тело отца обнаружили вы?
– Не тело, – угрюмо отвечала Оливия. – Я нашла его. Когда я приехала, он еще дышал, вот почему Клэр винит в его смерти меня. Дескать, его можно было спасти, если б я действовала решительнее.
– А что думаете вы? – Вот и я стала психотерапевтом, лезу пальцами в чужие раны.
– Я не сообразила. Он позвонил мне и просил заехать, по телефону голос его звучал странно, и говорил он какой-то вздор, как пьяный. Я вошла и сперва подумала, что он просто вырубился. Решила, я пока приберусь, посижу, а когда он очнется…
Жестом она указала на глубокое кресло с пуфиком для ног, прямо-таки шезлонг. Здесь, значит, сидел ее отец в тот последний вечер.
Возле кресла возвышался стол – столб из тропической акации, увенчанный массивным медным диском. Тайский столик, знакомая вещь – похожие предметы я видела в детстве у друзей, вернувшихся из Азии. Их родители работали в посольстве. На меди осталось круглое пятно – как раз в том месте, прикинула я, куда человек, развалившийся в кресле, поставит стакан. Я потерла пятно – основательно оно въелось. Идеально ровное, как будто стакан привычной рукой ставили каждый раз в одно и то же место. Ежевечерний ритуал.
А еще я заметила четыре царапины по углам стола, яркие и свежие на фоне затуманившейся меди. Что это было? Поднос? Нет, что-то покрупнее. Но пока что следовало сосредоточить внимание на рассказе Оливии.
– Значит, ваш отец пил?
Ноздри ее возмущенно задрожали.
– Никто этого и не скрывал. Я другое говорю: таблеток он в рот не брал.
– О'кей. И сильно он пил?
– Не так, как в молодости. Говорил, похмелье стало для него тяжеловато. Но иногда… – Она беспомощно пожала плечами. – С кем не случается?
– Как вы догадались, что ему плохо?
– Дыхание вдруг изменилось. Я попыталась разбудить его и не смогла. Тогда я кинулась звонить.
– Девять-один-один?
– Нет, Адаму.
– Адаму Кроули?
Оливия торопливо кивнула:
– Он мой… знаю, глупо звучит, но он для меня все равно что брат.
– А чем-то большим он для вас прежде был? – спросила я, припомнив намек Клэр насчет «мальчиков», которых Оливия-де мечтала поиметь.
Подбородок Оливии резко дернулся вверх.
– Клэр сука, не верьте ни единому ее слову.
– Это не ответ.
– Нет, ничего другого не было.
Не будучи психотерапевтом, я не могла разобрать причины ее гнева: досадовала ли Оливия оттого, что «ничего другого не было», или же ее достала эта ситуация. Пусть, думаю, лучше закончит рассказ.
– Итак, вы позвонили Адаму – и что?
– У него заканчивалась репетиция. Он сказал, что выезжает к нам, но ехать-то ему было далеко, с Аппер-Ист-Сайд.
– Он не посоветовал позвонить в «Скорую»?
– Я не хотела, чтобы отца застали в таком виде.
– Без сознания?
– Не в себе.
Не слишком-то разумная позиция, но прежде чем я успела выразить свои сомнения, Оливия понеслась дальше:
