Текст книги "Запятнанная кровью ложь (ЛП)"

Автор книги: Шай Руби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Я отпускаю ее шею, и она хватает ртом воздух, ее лицо красное, губы все еще синие. Впрочем, мне все равно, она знает, что лучше не дразнить меня. Я заставлю ее пожалеть об этом дерьме.

Падая на нее сверху, я снова жестко трахаю ее, покусывая шею и выпуская кровь. Я облизываю, наслаждаясь ее вкусом, наслаждаясь каждым уголком и трещинкой. Она вскрикивает от моего нападения и крепче обхватывает ногами мою талию.

Это знакомое чувство пробегает по моему позвоночнику, напрягая яйца, пока мой член твердеет еще больше. Ее тугой, влажный жар уютно обволакивает меня, и, еще раз прикусив ее шею, я кончаю в нее. Оргазм захлестывает меня, как прилив, заставляя мои колени подгибаться, пока мне не приходится опереться на руки, перенося на них весь свой вес. Перед моими глазами взрываются звезды, и я стону. Каждый раз, когда я с ней, моя душа словно покидает тело.

Мое дыхание становится тяжелым, пока я не начинаю задыхаться ей в шею, и она опускает ноги с моей талии. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее, и мы встречаемся взглядами. Она выглядит такой хорошенькой с размазанным по лицу макияжем, с пухлыми губками.

– Ты мне все еще веришь?

– Что? – спрашивает она в замешательстве.

– Я защищу тебя, Камилла, – шепчу я, нежно целуя в щеку. Ее губы на мгновение дрогнули, превращаясь в широкую улыбку, от которой у меня защемило сердце. – Я, блядь, буду боготворить тебя.

– Так сделай это, – искренне отвечает она. – Я больше не хочу продолжать ссориться из-за этого.

– Отдай себя мне.

– Я так и сделала, Ник. – Ее глаза печальны, и я могу сказать, что ей больно, и она выглядит почти виноватой. О том, чего я не знаю.

– Сделай это снова, – выдыхаю я ей в губы, целомудренно целуя, второй, третий. – Скажи мне, что ты моя. Скажи мне еще раз.

– Я твоя, Ник, – мягко отвечает она. – Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Я точно знаю, что она имеет в виду, и это заставляет меня напрячься. Я быстро выхожу из нее и снова раздвигаю ей ноги.

– Знаешь, это заставило меня возненавидеть тебя, – признаюсь я, и мой голос больше похож на рычание. – Я хотел убить тебя. – Вот только океан позаботился об этом, так что, может быть, я найду в своем сердце силы простить ее. Может быть. – Но только посмотри, как ты наполняешься мной, солнышко. – Я толкаю свою сперму обратно в нее. – Посмотри на эту хорошенькую маленькую киску, полную меня. – Я стону. – Мне наплевать на то, что ты сделала.

Я наклоняюсь, чтобы попробовать нас на вкус, и снова стону, а ее ноги обхватывают мою голову. Она прижимается бедрами к моему рту и стонет.

– Ты болен, – говорит она со смешком.

– И ты такая же, как я. – Я ухмыляюсь и отстраняюсь от нее. – Так давай будем вместе.

– Какая я на вкус, детка? – спрашивает она, и у меня снова по спине бегут мурашки, в животе порхают бабочки всего от одного слова.

– Как я, Камилла.

Она улыбается, снова закрывая глаза, и я беру теплую тряпку, чтобы вытереть ее. Закончив, я проскальзываю обратно к ней в постель, наслаждаясь ощущением ее тела рядом со своим, и закрываю глаза, когда она снова начинает тяжело дышать.

Когда я снова начал заботиться о ней? О, да, я никогда не переставал. Она всегда так поступала со мной, заставляла меня по уши влюбляться в нее. Без контроля над собой или своими чувствами. И это самое страшное из всего.

17 Лет

Олег Павлов из тех мужчин, с которыми лучше не связываться, но все же я продолжаю дразнить его, выводя из себя. Этого легко добиться. В конце концов, мы ненавидим друг друга. С тех пор, как он убил мою маму за супружескую измену семь лет назад, мы были в ссоре. Возможно, она поступила неправильно, нарушив правила, но она не заслуживала смерти. По крайней мере, не на моих глазах.

Моя мать была доброй женщиной, из тех, кто печет тебе печенье по понедельникам и вытирает слезы по любому поводу, не задавая вопросов. Раньше она была моим плечом, на котором я мог поплакать, когда отец вел себя со мной как придурок, и я скучаю по ней так сильно, что это причиняет боль. Однако теперь все стало проще. Даже если нет никого, кто мог бы помочь, кто утешил бы меня, я не чувствую, что мне это больше нужно. Возможно, потому, что мне пришлось научиться обходиться без этого.

Последние несколько недель у меня были проблемы с математикой, и сколько бы я ни старался учиться или сдавать контрольные, у меня просто не получается. Что сейчас выводит из себя моего отца. От меня ожидают, что я буду идеальным, потому что я единственный ребенок, наследник империи. Ладно, к черту это. Я не могу нести этот груз на своих плечах.

– Ты кусок дерьма! – кричит мой отец. – Предполагается, что ты унаследуешь целую империю, станешь моим преемником! Тупые мальчишки ни хрена не умеют руководить, Николай. Возьми себя в руки.

– Не указывай мне, что делать, – киплю я. – Ты не имеешь права так со мной разговаривать. Только не после мамы.

– Ты мой сын, черт возьми. И я буду говорить с тобой так, как захочу. Ты живешь под моей крышей, я плачу за твою школу и даю тебе все, ты, неблагодарный мудак.

– Никто тебя об этом не просит!

– Если бы ты не собирался стать Паханом, мне было бы похуй. Но мне нужно сохранить имидж.

– Меня не волнует твой имидж! – Я кричу. – Я ненавижу тебя. Прекрати пытаться управлять моей жизнью!

– Ты наглый сопляк. Тебе нужно научиться следить за своим языком, – говорит мой отец, подходя ближе и нанося удар кулаком в лицо. Я слышу, как хрустит мой нос, затем из него хлещет кровь и стекает по лицу. Я шиплю от боли. – А теперь убирайся к черту с глаз моих.

Я соглашаюсь и ухожу. Не смея оглянуться. Это был бы момент, когда моя мама ворвалась бы и спасла меня, утешила, расцеловала. Но ее здесь больше нет, и мне нужно перестать думать о "что, если". Я должен помнить, что она ушла и никогда не вернется. Спасибо ему.

Добравшись до своей машины, я возвращаю нос на место, хватаюсь за основание и быстро дергаю, прежде чем успеваю подумать дважды. Слезы текут по лицу, и я хватаю бумажную салфетку из бардачка, чтобы вытереть кровь. Милла взбесится, когда увидит это, и я готов поспорить, что там останется засохшая кровь, даже когда я вытираю ее так быстро, как только могу. Я думал, что в машине остались влажные салфетки.

Когда я приезжаю в парк, то оставляю свою машину в одном из самых дальних мест. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал её и понял, почему я здесь. По сей день никто никогда не приходил сюда в то время, когда приходим мы. Честно говоря, девять вечера – это слишком поздно, чтобы дети могли идти на игровую площадку, вот почему она идеальна.

Мульча хрустит у меня под ногами, слегка влажная и грязная от тающего снега. Когда я добираюсь до детской площадки, Милла сидит на нашем обычном месте. Под ней одеяло, которое кажется водонепроницаемым, и она что-то читает на своем Kindle. Я подхожу, чтобы сесть рядом, ожидая момента, когда она поднимет голову и испугается. Как я и подозревал, в тот момент, когда ее взгляд попадает на мое лицо, она громко ахает, и ее глаза наполняются слезами.

– Что случилось? – выдавливает она. – Это сделал твой отец?

Я киваю один раз:

– Все в порядке, принцесса. – Я уверяю ее. Так и есть. Я привык к побоям, жестокому обращению. Это продолжается так долго, что можно сказать, это все, что я когда-либо знала от него. – Теперь я здесь, и мне намного лучше.

– Иди приляг. – Она похлопывает по одеялу, и я сажусь на него, затем ложусь на бок. – Что ты сделал, чтобы он взбесился?

– Получил плохую оценку по математике.

– Подожди. – Ее глаза расширяются. – И это все? Он сломал тебе нос из-за плохой оценки?

– Да, Камилла, – говорю я тоном, который, я знаю, ей нравится, подчеркивая ее прозвище. – Он сказал, что я недостаточно хорош, чтобы быть его наследником. Он назвал меня глупым.

– Но это не так, – возражает Камилла. – Ты самый умный человек, которого я знаю!

Я поднимаю взгляд со своего места на земле, прижавшись щекой к одеялу. Холод все еще просачивается сквозь водонепроницаемую подкладку, хотя она не промокает.

– Иди приляг со мной.

Камилла улыбается и пододвигается, ложась так, чтобы мы оказались лицом друг к другу. Она так красива, что это причиняет боль. Ее карие глаза сегодня другие, чем я раньше видел, и снова задаюсь вопросом, каково было бы увидеть их при дневном свете. Почему мы всегда должны прятаться? Наступит ли когда-нибудь день, когда мы этого не сделаем?

– Можно я тебя поглажу? Проведу пальцами по твоим волосам?

Я улыбаюсь, вспоминая, как не так давно делал то же самое с ней.

– Я никогда не смог бы сказать тебе «нет».

Она пальцами касается моего лица, поднимается по подбородку, щеке, затем по лбу. Я закрываю глаза, когда она щекочет, и у меня вырывается непрошеный стон.

– Это приятно, – говорю я ей, когда она запускает в мои волосы и запутывается в них.

– Вопрос двести пятьдесят.

Я смеюсь.

– Что самое худшее, что с тобой когда-либо случалось?

У меня перехватывает горло, и я чувствую, что больше не могу дышать. Я думаю о том, чтобы не отвечать, сказать ей спросить меня о чем-нибудь другом. Или просто поменять тему, игнорируя вопрос, вообще не замечая его. Хотя она заслуживает лучшего.

– Потерять маму.

Камилла громко сглатывает:

– Я не знала. – Она шепчет. – Как?

– На самом деле я не хочу говорить об этом, Милла. – Я вздыхаю: – Это слишком мрачно для такой хорошенькой девушки, как ты – говорить о чем-то настолько мерзком.

– Хорошо. – Я вижу слезы в ее глазах, – неприятие, отраженное на ее лице, – и мое сердце сжимается в груди.

– Прости, принцесса. – Пальцы Камиллы все еще в моих волосах, и я протягиваю руку, чтобы обхватить ее щеку. – Просто мне все еще очень больно.

Она кивает.

– Все в порядке.

Я знаю, что это не так, но не возьму свои слова обратно. Как мне объяснить случившееся? Что мой отец сделал это со мной?

– Тогда что самое худшее, что когда-либо случалось с тобой?

– Я не знаю. – Она немедленно отвечает: – Я думаю, необходимость выйти замуж за Лео.

– Да, я бы сказал, что это для меня на втором месте, – честно отвечаю я. – Никогда не иметь возможности заполучить тебя для себя.

Я не знаю, как собираюсь это осуществить, но однажды она будет моей. Никто не сможет забрать ее у меня, и ее семье просто придется смириться с этим.

Я не знаю, о чем думала прошлой ночью, но все это казалось окончательным. Впервые за долгое время я почувствовала умиротворение. Прошло семь месяцев, если быть точной, и я хочу вернуться к тому моменту.

Я просто не ожидала, что Ник спасет меня.

Я думала, он будет в доме студенческого братства или еще где, черт возьми, он ходит. Определенно не на частном пляже, волны на котором, как я надеялась, унесут меня далеко-далеко в глубины океана. Чтобы меня никогда больше не нашли.

Очевидно, меня вытащили и привели в чувство. Теперь я нахожусь в незнакомом месте – в доме, который я не знаю, принадлежит он Николаю или нет, но мне нужно выбраться отсюда.

Николай спит, из него доносится тихое похрапывание. Это довольно мило. Если бы он все мне не испортил, я могла бы наслаждаться этим моментом. Он спал со мной, не бросал меня посреди ночи. Он даже прижался ко мне, даря тепло своего тела, когда мои зубы застучали, а сердце замедлило страшные удары. Я слышала их в своей голове – стук моего сердца, угрожающий остановиться. Как медленные барабаны, удары вибрировали в моем теле, напоминая мне о том, какая я хреновая.

Мне следовало поехать куда-нибудь еще, выбрать другой пляж. Может быть, со мной что-то не так, и это то, на что я надеялась все это время. Это был призыв к вниманию, или мне действительно так больно? Я больше не знаю. Хотя прямо сейчас я чувствую себя в безопасности, как и в объятиях Николая всю ночь. Так почему же я встаю и планирую свой побег, пока он спит?

Я должна быть благодарна, и так и есть. В конце концов, был краткий момент страха, смешанного с сожалением, который я отчетливо помню. Моя цель еще не достигнута. Мне нужно знать, что случилось с моим братом.

Я иду в ванную, весь путь на цыпочках, и тихо закрываю дверь. Я занимаюсь делами и быстро чищу зубы его зубной щеткой. Я тороплюсь, так как знаю, что Ник проснется в любой момент, если услышит меня, а я не хочу иметь дело с последствиями того, что сделала. Он может просто сделать что-то, чего я боюсь, например, спросить меня, почему я это сделала. У меня нет ответов, почему, я просто хотела остановить боль. Чувство вины, воспоминания, кошмары. Отчаяние, которое я испытываю из-за этого человека, убившего моего младшего брата. Я хотела, чтобы все это закончилось, но насколько жестока вселенная, разыгрывающая эту карту против меня? Я ненавижу себя прямо сейчас.

Я ненавижу себя за то, что была слабой сукой.

Прошлой ночью, даже когда я, вероятно, была на грани смерти от переохлаждения, я принимала те крохи привязанности, которые предлагал мне Ник. Тепло, ласковые слова, саму себя. Почему я так слаба перед ним? Я не хочу быть такой. Он заманил меня в свою ловушку, приковал к своим конечностям, подчинил чарам. Теперь я боюсь, что никогда не выберусь отсюда живой.

Независимо от того, что я чувствую или хочу с ним, есть одна неоспоримая правда: я выхожу замуж за Лео через год. Ничто не может остановить это, независимо от того, сколько раз я говорю Николаю, что я его, или сколько лжи я ему скармливаю. Также не имеет значения, испытываю ли я что-то к нему; ничто не встанет на пути моей жестокой судьбы.

Я продолжаю говорить себе, что все не так плохо, что то, что я чувствую прямо сейчас, я могла бы легко испытывать к Лео. Вот только это неправда, и я это знаю. Ник хочет владеть каждой частичкой меня: разумом, телом и душой. Я не знаю, смогу ли я дать ему все, что он хочет. То, чего он от меня требует. Или если у него уже все это есть.

Николай также заставляет меня чувствовать то, чего Лео никогда не смог бы. Рой разъяренных бабочек, маниакально пытающихся летать, ползать, каким-то образом выбраться из моего тела, когда Николай просто смотрит на меня. Один взгляд этих серебристых глаз – и мне конец.

Я боюсь того, что происходит между нами. Когда, черт возьми, он стал таким собственником по отношению ко мне? Когда он начал говорить приятные вещи, от которых мое сердце замирает? Прошлой ночью он думал, что я сплю, когда шептал мне на ухо нежные слова, а это значит, что он имел в виду все, что сказал. Я думаю, это хуже, чем если бы он солгал. Я могу смириться с ложью, но не могу смириться с его правдой.

Он сказал мне перестать разрушать его жизнь, но чего он не знает, так это того, что точно так же разрушает мою. Мое сердце снова сжимается в груди, когда всплывают воспоминания.

Перестань разрушать мою жизнь.

Перестань заставлять меня чувствовать себя живым.

Мое маленькое солнышко.

Николай называл меня своим маленьким солнышком, но он – тень в моей жизни. Солнце не светит, когда он со мной. Он – самая темная часть ночи. Он – молодая луна, заслоняющая все вокруг меня: мои мысли, чувства и даже меня саму. Я больше не знаю, кто я такая, когда он рядом. Я даже не узнаю себя. Быть с ним – это как опыт выхода из тела. Это приятно, даже удивительно, но потом ты возвращаешься в свое тело и понимаешь, что это самое ужасное, что могло с тобой случиться.

Так что мне нужно выбираться, пока я не увязла слишком глубоко.

Я уже пробовала, хотя это никогда не срабатывало. Он вообще не воспринял меня всерьез, когда я сказала ему, что между нами все кончено. Если уж на то пошло, это сделало его еще более сумасшедшим. Это заставило его хотеть меня еще сильнее. Он жаждет погони? Это то, что ему нравится? Заставляет его возвращаться за добавкой? Я не знаю, но это нужно прекратить, если хочу сохранить хотя бы крупицу своего здравомыслия. Меня бы устроил один сантиметр этого.

Я на цыпочках выхожу из ванной и открываю дверь спальни, оглядываясь только для того, чтобы увидеть, что Ник все еще крепко спит. Закрывая ее за собой, я ахаю, когда оборачиваюсь и подношу руки ко рту.

– Ш-ш-ш, tesoro mio, – шепчет Лео. – Спасибо, что помогла мне найти его.

Я качаю головой, когда он отпускает меня.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– В твоей машине есть маячок, красотка. – Лео ухмыляется. – Или ты думала, я не слежу за тобой?

– Последние несколько дней ты притворялся, неся чушь о том, что тебе плохо? – Я усмехаюсь, и он вздрагивает. Да, он не притворялся, но я все равно собираюсь ударить по больному месту. Как он посмел? – Ты что, издевался надо мной?

Я смотрю мимо него и, к счастью, вижу, что он один. Может быть, мне удастся заставить его уйти до того, как Ник проснется. Добром это не кончится.

– Камилла, – шепчет он. – Советую тебе сейчас же заткнуться.

– Почему? – Я хихикаю: – Задела за живое? Ты настолько фальшивый?

Лео хватает меня за шею, на его лице появляется гримаса.

– Что ты здесь делаешь, Камилла, абсолютно без одежды? – Он с отвращением оглядывает меня с головы до ног.

– О, – хихикаю я. – Теперь ты меня стыдишь за это? – Мало ли он знает, что прошлой ночью я чуть не умерла и не разрушила его драгоценную маленькую империю. Не то чтобы это имело значение. Если бы я не вышла за него замуж, кто-нибудь другой сделал бы это.

– Да. – Он кивает.

Идеально. Просто еще один придурок, который верит, что женщины прикованы к мнению общества и связаны моралью. К черту это и к черту его. Я буду трахаться с кем захочу и когда захочу.

Для танго нужны двое.

Кроме как с Николаем. Никаких танцев. Когда мы трахаемся, это просто борьба не на жизнь, а на смерть, битва желаний, демонстрация доминирования. Я жажду каждой секунды боли, которую он причиняет мне. Мазохист во мне жаждет садиста в нем, и моя жажда крови никогда не бывает удовлетворена.

– Что ты здесь делаешь, Леонардо? – Я спрашиваю его по имени, вместо того чтобы называть его, как обычно. Его спина выпрямляется, и его рука обвивается вокруг моей шеи. – Не надо, – говорю я сквозь стиснутые зубы, когда он сжимает пальцы.

Я смотрю на коробку, которую он держит в свободной руке, и когда он убирает её, что бы ни находилось в коробке, раздается дребезжащий звук.

– У меня осталось незаконченное дело, tesoro mio, и теперь я получил то, за чем пришел сюда. – Он встряхивает маленькую коробочку. – Спасибо тебе за помощь, Кэм. Правда. – Он улыбается. – Я не знаю, что бы я делал, если бы ты не согласилась трахнуться с ним.

От этого заявления у меня сводит живот.

– Лео, ты чертовски хорошо знаешь, что я говорила тебе, что не хочу…

Леонардо прерывает меня, когда его губы прижимаются к моим, вызывая стон. Хотя это боль, а не удовольствие, и не та боль, которая мне нравится. Нет, это другое. Что-то не так.

Он в мгновение ока стаскивает меня с себя и отбрасывает к стене, его спина и голова подпрыгивают, когда я спотыкаюсь о кофейный столик и приземляюсь на задницу. Пистолет с грохотом падает на землю с журнального столика, и я быстро хватаю его, вставая.

– Чего ты хочешь, kozyol? – Ник спрашивает Лео с непроницаемым выражением лица. Не нейтрально, но и не сердито. Я не знаю, что хуже. – Не волнуйся, мне не нужна эта девушка. Ты можешь оставить ее себе.

Что?

Леонардо смеется:

– Не обманывай себя. – Он бьет Ника головой, отчего тот стонет и делает шаг назад, но прежде чем я успеваю моргнуть, его кулаки опускаются на лицо Леонардо. Он бьет его три раза, от чего лицо Лео заливается кровью. Я не знаю, что происходит прямо сейчас, но я, блядь, не хочу быть частью этого. – Я вижу, как ты смотришь на нее. Так же, как ты смотрел на нее три года назад.

– Я спрошу еще раз, – спокойно, слишком спокойно говорит Николай. – Что ты делаешь в моем доме?

– На что это похоже, что я делаю?

– Ты хочешь украсть мои монеты? – Ник хрипло смеется. – Обвинить меня в смерти Андреа было недостаточно? Ты считаешь, что этого было недостаточно?

– Отпусти его, Ник, – тихо говорю я, но он не смотрит на меня и не останавливается. Даже не замечает моего существования. Я направляю на него пистолет и повторяю: – Отпусти его, Николай. – Он вздыхает, как будто я его раздражаю. – Сейчас.

Он роняет Леонардо на пол, выхватывая коробку еще до того, как та коснется земли, затем поворачивается ко мне.

– Убери его с моих глаз долой, затем одевайся и уходи. – Он с отвращением оглядывает меня с головы до ног. – Я не хочу больше никогда видеть твое лицо.

Мой желудок подпрыгивает, опускается и сжимается одновременно. Что я такого сделала ему, чтобы вызвать такую реакцию после всего, что он сказал и сделал со мной прошлой ночью?

– Ник, – шепчу я. – Подожди.

– Я сказал… Убирайся. Вон.

– Нет.

– Нет?

– Нет, – повторяю я, и он одаривает меня злобной улыбкой.

Я задеваю за живое, и это заметно, но он просто идет в спальню и захлопывает дверь, запирая ее за собой.

– Пора уходить, Лео.

Кровь повсюду: на его лице, стене, земле. Трудно даже разглядеть, как он сейчас выглядит. Возможно, у него сломан нос или что-то еще. Честно говоря, я не могу сказать.

Лео кивает и поднимается с земли, затем плюет мне в лицо.

– Пошла ты.

– Я? – Я недоверчиво смеюсь, вытирая щеку. – Посылаешь меня?

– Да. – Он кивает. – Пошла ты.

– Ты вынудил меня к этому, придурок! – Я широко развожу руками. – Посмотри на меня. Ты разрушаешь мою жизнь.

– Не-а, – беспечно говорит он, воплощая спокойствие, когда идет. – Ты делаешь все это сама.

С этими словами он выходит, и я закрываю за ним дверь, ища свою одежду. Ее нигде нет, и я совершенно голая. Я стучу в дверь, колочу в нее до боли в руках, но он по-прежнему не открывает.

– Пожалуйста, Ник, – всхлипываю я, соскальзывая с двери на землю. – Мне просто нужны мои ключи и длинная футболка, тогда я навсегда оставлю тебя в покое.

Слышится шарканье, затем открывается дверь, но я не смотрю. Футболка падает мне на лицо, и я не снимаю ее, не желая видеть его лицо. Однако у него другие планы, потому что он сдергивает ее с моего лица, толкает меня на землю и садится верхом. Его колени упираются мне в ребра, а руки крепко обвиваются вокруг моей шеи. Хотя я не возражаю против этого; мне нравится насилие.

– Так для тебя это была игра, Камилла? – спрашивает он меня, и я отвожу взгляд, не желая говорить ему, что это было слишком реально, чтобы быть игрой. – Это ни хрена не значило для тебя? Каждый раз, когда ты кричала, прыгая на моем члене, был ненастоящим?

Я по-прежнему не смотрю на него. Вместо этого я просто закрываю глаза.

– Открой свои прелестные глазки, Милла, – рычит Ник. – Или я засуну свой член так глубоко тебе в глотку, что ты все еще будешь им давиться после смерти.

– Ты тоже ведешь себя так, будто я тоже не была какой-то игрой, – огрызаюсь я, и его лицо меняется, слегка бледнея. – Тебе было наплевать на меня все это время. Просто хвастался своим призом: мной. Ты хотел доказать, что можешь украсть меня у Лео, а потом собирался бросить, так какого хрена ты этого не сделал?

– Потому что, хочешь верь, хочешь нет, Камилла, но ты въелась в меня до мозга костей. Ты так глубоко внутри меня, что я не могу вытащить тебя, не удалив вместе с тобой жизненно важный орган.

Я ошеломленно молчу.

– Ты сказал, что я твоя. – Моя нижняя губа дрожит. – За исключением того, что ты просто лгун.

– И ты тоже, принцесса. – Он усмехается. – Не разыгрывай жертву.

– Ты мне небезразличен, Николай, – тихо признаюсь я. – Даже если я тебя ненавижу.

Он ошеломлен и отшатывается от меня, как от пощечины.

– Ты меня ненавидишь? Потому что это не так звучало прошлой ночью, когда твоя киска сжималась вокруг моего члена, доя меня изо всех сил. – Он замолкает, на его лице появляется боль. – Скажи мне, почему ты позволила ему поцеловать себя после того, как прошлой ночью я касался твоих губ своими?

Я не отвечаю на это, вместо этого я спрашиваю его:

– Почему ты убил моего брата?

Николай быстро слезает с меня, падает в сторону и ложится на землю. Он смотрит в потолок, явно застигнутый врасплох.

– Ты знала? – Я киваю в ответ на его вопрос, не в силах вымолвить ни слова. Кажется, что комок в моем горле никогда не распутается. – И ты все еще позволяешь мне трахать тебя?

Я сглатываю.

– Мне сказал Лео.

Ник поворачивается в мою сторону и оглядывает меня с головы до ног, только на этот раз я прикрываюсь футболкой.

– Значит, ты просто делаешь все, что тебе говорит Лео? Для тебя что-нибудь между нами значило?

– Конечно, так и было! – Я всхлипываю, не в силах заглушить слабый стук моего сердца, которое снова разбилось. – И я ненавижу себя!

– За то, что ты сделала со мной? Или за то, что чувствуешь то же, что и я?

Что чувствует он?

– За то, что я этого хочу. – Я не могу контролировать свои чувства. Впервые в жизни я наконец понимаю, почему люди говорят, что сердце хочет того, чего оно хочет. Я живу этим прямо сейчас. – За то, что хочу тебя.

Хуже всего то, что я хочу его так сильно, что это причиняет боль. Я хочу, чтобы его тело было на моем, его губы, его язык, его зубы, его член. Я хочу все. Все, что он может дать, и, боюсь, что также хочу его сердце.

Я поворачиваюсь и смотрю на него. Его молчание оглушает, профиль каменный и лишенный эмоций. Выражение его лица, как у Форт-Нокса, совершенно непроницаемо.

– Что ж, поздравляю, принцесса. – Он отводит взгляд. – Ты сыграла свою роль.

Я поворачиваюсь к нему и пытаюсь приблизить его лицо к своему, но он не двигается с места.

– Дай мне посмотреть на тебя, – говорю я ему. – Я хочу тебя всего прямо сейчас.

Когда он поворачивается ко мне лицом, его глаза говорят мне все, что нужно знать. В них печаль, тоска, сожаление.

– У тебя уже есть я весь, – отвечает он. – Ты уже забрала все.

– Так помоги мне понять, что произошло, Николай. Ты… – Я сглатываю комок в горле размером с Россию, слезы жгут мне глаза. – Ты убил моего младшего брата.

– Прости меня, принцесса, – шепчет он, и слезы наполняют его собственные глаза. – Я никогда не хотел. Это никогда не должен был быть он, это должен был быть Леонардо.

– Что случилось? Мне нужна правда сейчас.

– Они нас подставили, – начинает Николай. – Предполагалось, что это будем я и Леонардо, но он привел с собой всех, кому доверяет, включая твоего брата.

Я молчу, несмотря на боль в сердце, и выслушиваю его.

– Он стрелял в меня, хотел убить. – Его голос звучит несчастно, хотя я не думаю, что это имеет какое-то отношение к Лео. – Но когда я выстрелил в ответ, в последнюю секунду он заслонился Андреа, чтобы защититься.

У меня сводит живот, когда я пытаюсь понять, что он только что сказал, нуждаясь в том, чтобы переварить это. Моя нижняя губа дрожит, и я отворачиваюсь от него, ложась на бок и натягивая дурацкую футболку на голову, чтобы попытаться заглушить звук своих криков. Рыдания сотрясают мое тело.

Человек, за которого я должна выйти замуж и провести с ним остаток своей жизни, – это тот же самый человек, который использовал моего брата как броню, чтобы выжить. Он обманул его и буквально дергал за ниточки до смерти. Он не испытывает угрызений совести, ходит вокруг да около и обвиняет Николая. Он даже не отрицал, когда Ник сказал это, и все, что мне нужно знать, так это то, что он гребаный лжец.

Лео последовательно защищал свою честь, и если бы кто-то сказал о нем что-то неправдивое, он боролся бы с этим до последнего вздоха. Он либо не мог защитить себя, либо не хотел, зная, что лжец, и не желая копать могилу поглубже.

– Поговори со мной, Камилла.

Тело Ника накрывает мое, как одеяло, жар тела исходит от него, как от печи, когда он притягивает меня к себе, пока не обнимает. Я пытаюсь оглянуться на него, но он обнимает меня крепче.

– Для чего были эти монеты, Ник? – Я шепчу, не в силах говорить громче из-за страха, что мой голос снова сорвется. Сейчас не время быть сильной.

Николай делает такой глубокий вдох, что его выдох длится целую вечность.

– Мое наказание за… твоего брата.

– Что это значит? – Я облизываю губы. – Твое наказание.

– Убить пятьдесят человек, которые связались с Элитой. – Я мало что знаю об этом, но звучит так, как будто они сделали что-то плохое. – Я выполнил свое задание. – Ник усмехается: – Я предполагаю, что Лео не понравилась эта маленькая деталь.

– Почему его это волнует?

– Потому что он хочет моей смерти, но Элита не дала бы ему этого. – Что, черт возьми, за правила этой игры? Этого дерьма слишком много, чтобы за ним угнаться. – Если я потеряю свои монеты до встречи с Элитой, то мне придется начинать все сначала.

Лео действительно мстительный засранец, и я не знаю, как теперь буду смотреть ему в глаза, зная эту правду. Я должна поговорить об этом с папой. Я не могу выйти замуж за человека, который убил моего брата. Это произошло из-за него; он виноват. Даже если Николай стрелял из этого оружия, эта пуля никогда не предназначалась моему младшему брату.

– Я не могу выйти за него замуж, Ник. – Мы смотрим друг другу в глаза, и он убирает прядь волос с моего лица, затем заправляет ее мне за ухо. – Помоги мне.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, принцесса?

– Я не знаю? – Честно говорю я, мое лицо снова морщится, когда желание заплакать возобновляется. – Но я не могу этого сделать.

– Так выходи за меня замуж вместо этого, – шепчет Николай, и его голос срывается на последнем слове. – Выходи за меня.

Я помню его обещания – те, которые давали мне надежду. Те, которые он дал, когда мне было семнадцать.

– Я вытащу нас из этого, так или иначе.

– Как?

– Я собираюсь жениться на тебе. – Его глаза сверкают, когда он произносит это. – Я обещаю тебе, я сделаю так, чтобы это произошло.

– Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, – шепчу я.

– Я когда-нибудь подводил тебя, принцесса?

– Никогда.

– И я никогда этого не сделаю.

Я быстро смотрю в его серебристые глаза и не могу остановиться. Он выглядит так, будто ему больно, но, прежде всего, кажется, что он говорит искренне. Он сейчас серьезно?

– Ты серьезно, Ник?

Он хватает мою руку и прижимает к своей груди.

– Серьезно, как сердечный приступ. – Мои губы кривятся, и я хихикаю, что заставляет его присоединиться. – Так что?

– Что мне с этого, детка?

– Например, я буду боготворить землю, по которой ты ходишь. – Он улыбается. – И свобода.

– Свобода? – Что это? У меня никогда такого не было. Никогда о таком не слышала.

– Я не буду ограничивать тебя, Камилла. – Я сжимаю руку на его груди, впиваясь ногтями. – Ты можешь быть…собой.

Мое сердце подпрыгивает в груди при этих словах. Мягко говоря, заманчиво, когда тебе предлагают свободу в обмен на что-то, что звучит как кандалы. Запретный плод – это всегда то, чего ты хочешь больше всего. И я хочу его больше, чем когда-либо кого-либо. Но это то, что мне нужно? Что мне следует делать?

– Я… подумаю об этом.

– Ну, не тяни слишком долго, solnyshko. – Он улыбается. – Предложение остается в силе только до завтра.