Текст книги "Запятнанная кровью ложь (ЛП)"

Автор книги: Шай Руби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

14 Лет

Мы с Энни выходим на сцену завершать выступление пируэтом. Я хватаю ее за руку и тащу назад, вглядываясь в толпу, пытаясь разглядеть свою семью и Лео, который, я думаю, тоже как семья. По крайней мере, мой будущий муж и лучший друг. Но трудно сказать, где кто находится, из-за яркого света, бьющего в глаза. Я все равно щурюсь и пытаюсь сделать это еще раз, но безуспешно. Что ж, похоже, мне придется подождать, пока они не придут за мной.

И действительно, как только я возвращаюсь в гримерку, Лео ждет меня с букетом красных роз. Его каштановые волосы блестят, когда на них падает свет, а его мечтательные светло-карие глаза мерцают, когда он смотрит на меня. Бабочки порхают у меня в животе, когда я подхожу к нему ближе, и единственная причина, по которой я помню, что Энни со мной, это то, что она изо всех сил вцепилась в мою руку.

Улыбка, которой я одариваю его, проникает до самых моих глаз; я чувствую это, и когда я оказываюсь достаточно близко, чтобы дотронуться до него, он вырывает меня из объятий Энни и прижимается своими мягкими подушечками губ к моим. Каждый поцелуй с ним – это опыт. Иногда нежный и сладкий, а иногда страстный и грубый, как будто он хочет съесть меня живьем. Сегодня вечером он ведет себя хорошо, и я получаю от него самый сладкий поцелуй. Это заставляет меня чувствовать себя любимой, желанной.

– Кэм, – Он улыбается мне в губы, и я слегка отстраняюсь, чтобы родители не убили нас. Они знают, что мы вместе, но от нас все равно ожидают определенного поведения на публике и перед ними. Не то чтобы Энни что-то сказала. – Ты была само совершенство.

– Спасибо, Лео. – Я улыбаюсь и отстраняюсь, когда краем глаза вижу приближающихся родителей. – Они прекрасны.

Я беру цветы, вдыхая сладкий аромат для пущей убедительности, а затем беру Энни за руку.

– Ты тоже была великолепна, Аннабелла, – говорит ей Лео, и я улыбаюсь ему за то, что он был добр к ней, хотя знаю, что он не самый большой ее поклонник. Он говорит, что она плохо влияет на меня, и иногда мне приходится соглашаться. Но по сути, она сестра, которой у меня никогда не было, так что мне все равно.

– Вот ты где! – Восклицает мама, обе ее руки заняты букетами белых пионов. Моими любимыми. – Мои девочки!

– Mamma! – Восклицаю я, когда она протягивает мне мой букет, обе мои руки теперь заняты. – Благодарю тебя.

– От тебя захватывало дух, Камилла. Ты была потрясающей. – Шепчет она, целуя меня в щеку. – Я так горжусь тобой, bambina mia.

– Спасибо тебе, mama. – Я смотрю на ее темные распущенные волосы, и ее зеленые глаза, полные слез, и внутри меня тоже что-то ломается. Мои глаза наполняются слезами, и неожиданно они начинают течь по лицу.

Я смотрю мимо мамы и вижу его, моего отца, стоящего в стороне, не отрывающего глаз от телефона. Он, должно быть, чувствует на себе мой взгляд, потому что поднимает глаза. Вместо того, чтобы признать меня, он смотрит и закатывает глаза, затем возвращается к своему телефону. Что-то внутри меня увядает и умирает – надежда, я думаю.

Мама проходит мимо меня, чтобы обнять Энни, родителей которой сегодня здесь нет, потому что они не любят балет, и я остаюсь одна. Прежде чем я успеваю подумать о возвращении к Лео, мой маленький любимый братишка подбегает ко мне и обнимает.

– Ты была так хороша, сестричка! – Андреа заключает меня в крепкие объятия.

Мое сердце разрывается, и я улыбаюсь:

– Спасибо, Дре.

– Кто хочет мороженого? – Моя мама спрашивает: – Мы можем пойти в ”Мэнди"! – Мой любимый магазин мороженого.

Я улыбаюсь:

– Я бы с удовольствием съела немного мороженого. – Шепчу я ей, поднимая руки с цветами, чтобы сказать ей, что не знаю, что с ними делать. – Поехали.

– Подожди. – отвечает моя мама с улыбкой. – Марчелло возьмет цветы и отнесет их в машину. Отсюда мы можем дойти до «Мэнди» пешком.

– Ура! – Энни слегка подпрыгивает вверх-вниз. – Что ты собираешься заказать там, Кэм? Может быть, мы можем поделиться? – Делиться было нашей привычкой всегда. Мы с Энни – и, вероятно, все остальные участники этого концерта – боимся набрать слишком большой вес и не получить роли.

– Да, – быстро киваю я, – Мы можем поделиться.

Лео подходит ко мне, когда Марчелло забирает букеты и собственнически обнимает за талию.

– Тебе нужно пойти переодеться.

– Переодеться? Почему?

– Я не хочу, чтобы кто-то еще смотрел на тебя, Камилла. – Он закатывает глаза, и я напрягаюсь: – Ты практически полуголая.

Мой отец что-то ворчит из-за спины Лео, и я напрягаюсь. Оглядывая свое тело, я внимательно изучаю его. Да, на мне трико и колготки, но пачка прикрывает почти все, что он не хочет, чтобы я показывала.

Моя мама фыркает:

– С ней все в порядке, Леонардо. Все в порядке. – Он пытается возразить, но она поднимает руку: – Мы уходим.

Переобувшись, мы с Энни беремся за руки и шагаем вслед за моей матерью, и когда она подходит к моему отцу, он качает головой, разочаровывая меня. Он никогда не проводит со мной время; я думаю, это потому, что я не один из его драгоценных сыновей. Они – все, о чем он заботится.

– Я подожду в машине, Белла.

Мама медленно кивает и похлопывает его по руке – снисходительный жест, который отец игнорирует, но я замечаю. Она делает это со мной, когда я веду себя как ребёнок или когда она явно не согласна со всем, что говорю или хочу.

– Конечно. – Это все, что она говорит, когда мы уходим от него из Центра исполнительских искусств.

Рука Энни переплетена с моей с правой стороны, а Лео держит меня за руку с левой. Это идеально, на самом деле, и это то, что делает меня счастливее всего. Проводить время со своими любимыми людьми. Что ж, все они мои любимые люди, если честно, но когда дело доходит до большинства фаворитов – номер один и два – Лео выходит на первое, а Энни на второе. Не то чтобы я когда-нибудь призналась ей, что ее место занимает мальчик.

Андреа и моя мама идут впереди нас, показывая дорогу. Они увлечены разговором, а я тихо наслаждаюсь моментом, любуясь пейзажем вокруг нас. Центр Чикаго прекрасен ночью, со всеми его огнями и высокими зданиями.

Наконец, через пять минут мы подходим к «Мэнди» и становимся в очередь за мороженым. Мы с Энни выбираем кокосовое, а Лео заказывает шоколадное. Шоколад – мое любимое блюдо, но, к сожалению, у Энни аллергия. Поэтому мы пошли на компромисс. А Лео не любит ничем делиться – даже со мной.

Как только мама расплачивается, мы выходим на улицу и находим свободный столик. Там всего четыре стула, но мы берем еще один от пустого стола. Я сажусь рядом с Энни и Лео, а Андреа и мама сидят напротив нас.

Пока мама и Андреа обсуждают последнюю видеоигру, которую он хочет получить на Рождество, я сосредотачиваюсь на поедании мороженого. В кокосовом мороженом также есть измельченные кусочки кокоса, и я закрываю глаза и смакую их. Когда я открываю глаза, Энни смотрит на меня с улыбкой на лице. Затем она наклоняет голову и кивает в сторону другого столика.

Мой взгляд прослеживает путь к нему, и там сидит парень примерно нашего возраста со своими друзьями, говорящий на другом языке. Он звучит грубо, непринужденно. Но больше всего я обращаю внимание на то, как он выглядит. Темные волосы, немного длиннее на макушке и выгоревшие по бокам. Они так мило падают ему на лоб, что мне хочется убрать их. Я смотрю на его полные губы, которые гипнотизирующе двигаются, околдовывая меня.

Энни сжимает мою руку, как мне кажется, предупреждая, но я не смогла бы отвести взгляд, даже если бы захотела. В нем есть что-то такое, что притягивает меня, и когда он поднимает голову, наши взгляды встречаются. Если я думала, что от Лео у меня мурашки бегут по коже, я очень-очень ошибалась.

Глаза цвета расплавленного металла встречаются с моими, и мой желудок сжимается, как будто я катаюсь на американских горках. Его ухмылка приподнимает уголки его губ с правой стороны, и я вся краснею. Жар, который я чувствую, заставляет меня потеть, и что хуже всего? Он не отводит взгляд.

– Кэм, – предупреждающе говорит Лео мне на ухо, когда я улыбаюсь незнакомцу и отвожу от него взгляд. Неловко. – Перестань строить глазки врагу.

– Глазки?

– Я видел, как ты смотришь на него, и это отстойно, потому что я сижу рядом с тобой. – Он раздражается. – Ты не уважаешь своего будущего мужа?

– Да! – Я быстро отвечаю, не желая причинять ему боль, хотя все еще чувствую на себе взгляд незнакомца. – Прошу прощения, их язык показался мне странным.

– Это Братва.

Пот струится у меня по спине.

Братва.

Наши враги.

Внезапно жар в моем теле превращается в неприятный холод, от которого я не могу избавиться.

– Извини.

Но даже принося извинения, я оглядываюсь на него, гадая, как его зовут. К сожалению, он тоже оглядывается на меня. С такой ослепительной улыбкой, что мое сердце грозит остановиться. Его взгляд не дрогнул, и я не могу оторвать от него глаз. Он определённо завораживает.

С легкой улыбкой и мурашками по всему телу я заставляю себя отвести взгляд. И вот так я продолжаю общаться с Энни и Лео, игнорируя прекрасного мальчика, который отныне будет преследовать меня в мечтах.

Когда я был моложе и приводил в исполнение приговоры, убийство было обязательным требованием. Мой отец давал мне работу, и я был судьей и палачом – в буквальном смысле. Теперь я просто палач, в наказание за преступление, которое я не хотел совершать. Раньше убийство было работой, теперь это рутина, и с каждым днем это становится все более раздражающим. И вот я здесь, совершаю сорок восьмое убийство за последние шесть месяцев, и осталось всего два, чтобы исполнить свой долг перед Элитой. И я злюсь из-за того, что мне приходится это делать, так что, вероятно, все равно все будет быстро. Однако на этот раз у меня не будет помощи в уборке, так что вместо этого я буду нести ответственность за то, чтобы разобраться в этом.

Главная проблема в том, что мое преступление было совершено против одного из сыновей Элиты, и хотя они не могли убить меня, потому что мы находились на нейтральной территории Атлантического университета, я также не мог остаться безнаказанным. Я пытался объяснить, что произошло, но Леонардо Коломбо – гребаная змея, и он с самого начала не хотел признавать правду. Поскольку я был виноват в стрельбе, никто не задумался над тем, что я сказал. Это только усилило мою ненависть к Леонардо. В конце концов, это не единственное, что он у меня отнял. Но теперь я вынужден убить пятьдесят человек из-за него, как будто того, что он забрал любовь всей моей жизни, было недостаточно.

Элита не прощает людей, и хотя я не хотел убивать Андреа Де Луку, я могу понять, почему меня за это наказывают. Если бы мы поменялись ролями, я бы тоже этого не простил, независимо от того, насколько невиновен человек, убивший моего сына. Так что, думаю, следует считать, что мне повезло, что мое преступление было совершено на нейтральной территории, и таким образом они не смогут меня убить. Я не только застрелил его на нейтральной территории, но и он добрался до своего дома на окраине кампуса и умер на гребаном крыльце.

Я даже не хочу думать об этом прямо сейчас – или о ней.

Для этой работы я встречаюсь с человеком на складе под видом покупки оружия, но чего он не знает, так это того, что оно мне не нужно. Вместо этого мне нужен он. Кстати о дьяволе, он ждет меня в задней части здания с открытым гаражом, как хороший мальчик. Очень жаль, что для него все вот-вот закончится, он действительно выглядит так, будто мог бы стать хорошим солдатом. Это заставляет меня задуматься, что он такого сделал, чтобы заслужить это, но я не в том положении, чтобы задавать вопросы. Мне нужно закончить эту работу, чтобы покончить с Элитой. Они не из тех мужчин, перед которыми хочется быть в долгу, и я знаю, что если не выполню свою часть наказания, то умру.

– Адриан. Ты все взял? – вежливо спрашиваю я.

– Да. – Он кивает, пожимая мне руку.

– Идеально.

Я жду, пока он повернется, чтобы показать мне оружие, и трижды стреляю ему в спину. На мой взгляд, это низко, но не хочется ввязываться в перестрелку сегодня вечером. Просто нет настроения заниматься ерундой.

– Боже, меня так тошнит от этого, – бормочу я, поднимая парня с пола и таща его всю дорогу к заднему сиденью взятой напрокат машины. К счастью, мне не пришлось пользоваться своей, потому что у меня нет задних сидений, поэтому мне предоставили другую. Как щедро.

Я захлопываю дверцу машины и сажусь со стороны водителя, быстро закрываю ее и уезжаю на предельной скорости. Я не хочу привлекать к себе внимания, тем более что мне еще предстоит поездка за границу штата, чтобы похоронить его. Чем дальше он будет от Сисайда, тем лучше. Я не хочу никаких связей с ним. Не то чтобы это имело значение; бизнес Элиты неприкосновенен, а значит, и я тоже.

Час спустя я подъезжаю к пустынной грунтовой дороге посреди леса и парка недалеко от границы с лесом. Я беру лопату и иду между деревьями, нахожу идеальное место и бросаю лопату рядом с ним. Затем я возвращаюсь за Адрианом, перекидываю его через плечо и совершаю короткий поход в выбранный мной район. Это займет некоторое время.

Я начинаю разгребать землю, податливую из-за флоридской жары, и довольно скоро выкапываю половину ямы. Вытирая лоб тыльной стороной ладони, я замечаю, что здесь должно быть еще как минимум три фута глубины.

Клянусь, это надоедает, но я наконец-то вижу свет в конце туннеля. Когда я закончу с этим, то буду захватывать в Чикаго по одному бизнесу за раз. Я пока не осмеливаюсь перечить своему отцу, но я не стану его преемником. Я хочу быть самостоятельным человеком на своих условиях и начать новую семейную линию. Та, которая не касается его, не после того, что он сделал с моей матерью. Технически, я уже начал. На прошлой неделе я купил клуб «Зебра», и им занимаются солдаты, которые не верны моему отцу, но верны мне в данный момент. Я думаю, они меня тоже могут предать. Очевидно, что их лояльность легко поколебать. Однако сейчас мне все равно. Я возьму то, что смогу, и поскольку у меня есть заместитель в команде, я думаю, что все будет хорошо, по крайней мере, какое-то время.

Тем не менее, я нахожусь в поиске новых предприятий, которые мог бы купить на деньги, зарабатываемые моим клубом. Как только я добьюсь этого, мне просто нужно будет оставаться в тени, пока не буду готов объявить об этом своему отцу. Когда у меня будет достаточно денег, я выгоню его из Чикаго. У него недостаточно сил, чтобы быть могущественнее меня, что приносит мне огромную радость. Будь я проклят, если останусь под каблуком у своего отца, да и у Элиты тоже, до конца своей жизни. Нет, я хочу место за столом Элиты на своих условиях, а не только потому, что я сын Олега Павлова. И я собираюсь его получить.

Я выкапываю оставшуюся часть ямы, затем бесцеремонно закатываю в нее человека. В этот момент меня вообще ничего не волнует. Я больше ничего не чувствую после убийства. Было время, около тридцати убийств назад, когда меня тошнило от того, как много я их совершил, но теперь я рассматриваю это как неизбежное зло. Как только я отдам свой долг, возможно, я смогу вернуть единственное, что для меня важно. Камилла.

Я снимаю рубашку и бросаю ее в яму вместе с ним, не захватив с собой сумку, как придурок, которым я являюсь, затем иду за брезентом из машины. Я заворачиваю его и бросаю сверху, затем засыпаю землей, пока он не станет на одном уровне с землей, оставив только крошечный холмик сверху.

Сейчас даже не ночь. Убивая, я становлюсь смелее, совершенно не заботясь о времени суток. Обычно я работаю по ночам из-за своего расписания в университете, но сегодня взял выходной. К сожалению для меня, это означает, что я не смогу увидеть Камиллу даже издалека. Хотя мы отдалились друг от друга на протяжении последних лет, я не мог выбросить ее из головы. Представьте мое удивление, когда я наткнулся на нее в классе. Видеть ее три раза в неделю в течение нескольких месяцев подряд, не разговаривая с ней, было сущим адом.

Хотя знаю, что это был не лучший момент для меня, я имел в виду то, что сказал ей на днях. Она выглядела дерьмово. Под глазами у нее были глубокие фиолетовые мешки. И она была худее, чем я когда-либо видел ее. Я знаю, что это все моя вина, и, вероятно, поэтому это заставляет меня чувствовать себя плохо. Она не заслуживает такой боли.

Вот почему я меняю машину, переодеваюсь и еду в ресторан, который она часто посещает вместе с Энни. Я даже не стесняюсь этого, сажусь за столик прямо за ними и наблюдаю.

Официантка-брюнетка подходит к моему столику с широкой улыбкой на лице.

– Добро пожаловать в «Джованни», меня зовут Роуз. Могу я предложить вам для начала что-нибудь выпить?

– Только воду, пожалуйста. – Она кивает: – И я, вообще-то, уже готов заказать еду.

Примерно через полчаса перед Камиллой стоит салат с лососем, а перед Энни – курица, рис и спаржа. Я, с другой стороны? Сочный стейк с картофельным пюре и салат «Цезарь». По их привычкам в еде сразу видно, что они танцоры, всегда такие избирательные, чтобы оставаться в форме. За исключением того, что, на мой взгляд, иногда потакать себе – это нормально. Но она не знает, как это сделать. Она никогда не была из тех, кто потакает чему-либо, за исключением, может быть, нас.

Энни о чем-то взволнованно говорит, часто размахивая руками, а Камилла делает вид, что слушает. Я уверен в этом только потому, что знаю, как она выглядит, когда действительно слушает. Они говорят о сольном концерте – «Лебедином озере». Интересно. Я всегда думал, что балет станет проходящим этапом в жизни Камиллы, даже когда она уверяла меня, что это ее любимое хобби. В конце концов, большинство девушек перерастают его к тому времени, когда им исполняется восемнадцать.

Энни напрягается, когда видит меня, и ее руки опускаются. За эти годы у нас было несколько общих занятий, и мы действительно дружим. Но, думаю, я не прощен за то, что разбил сердце Миллы, хотя она первая разбила мое. На мой взгляд, это довольно несправедливо, и она заслужила то, что я сказал. Она тоже предала меня.

Конечно, из-за вспышки гнева Энни, Камилла оборачивается, и когда наши взгляды встречаются, ее взгляд становится жестче. Я знаю, что заслуживаю этого, но от этого боль не становится меньше. Как я все еще могу страдать из-за того, что случилось, когда мне было восемнадцать, выше моего понимания. Но вот я здесь, все еще расстроенный из-за девушки, которая не захотела сражаться за нас. За исключением того, что она больше не девушка, теперь она женщина.

Ее темно-каштановые, почти черные волосы ниспадают до поясницы. Губы Камиллы сжаты в жесткую линию, когда она смотрит на меня, но ее глаза? Они выглядят так, словно могут загореться в любой момент. Оранжевые крапинки в них светятся даже с расстояния в несколько футов, и поэтому я знаю, что она разозлилась. Единственный раз, когда это произошло, был, когда мы впервые поругались.

– Что, по-твоему, ты делаешь? – Камилла шипит, поворачиваясь своим маленьким телом на стуле.

Я указываю рукой на свою еду:

– Ем. – Я отвечаю небрежно, как будто вовсе ее не преследую.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Я знаю о тебе все, – ухмыляюсь я, и она закатывает глаза. Она пытается возразить, но я поднимаю руку. – И всегда знал.

– Конечно, ты так думаешь. – Она улыбается, и глаза Энни расширяются.

Это беспокоит меня, потому что я больше не знаю всего, а она знает, что я несу чушь. Но я знаю то, что имеет значение.

– Почему ты…

– Разозлилась на тебя? – Камилла приподнимает бровь. – Ты забыл, что сказал мне напоследок?

– Иди, сядь со мной.

– Ни в коем случае.

– Нам не обязательно ждать субботы, чтобы поговорить. – Я вздыхаю, и она раздраженно встает со стула и садится напротив меня. – Спасибо.

– Так говори.

Я смотрю на Энни, которая все еще сидит за другим столом, уставившись на свою еду, как будто они собираются поговорить, затем снова на Камиллу.

– Прости, – говорю я ей честно. – Мне было больно, когда ты трахалась с Лео. Ты сделала это.

Кажется, она на мгновение задумывается.

– А ты не думаешь, что это причинило и мне боль тоже? – Слезы наполняют ее глаза. – Ты думал, я этого хочу?

– Я не знаю, Камилла, – я произношу ее имя, как раньше, с благоговением. – Но когда я увидел, как ты вошла с ним в ту комнату, я просто понял, что выйду из дома с разбитым сердцем. И оно действительно разбилось, снова.

– Мне жаль.

– Я знаю, мы не можем начать все сначала или даже стать друзьями, но мне нужно было извиниться, – говорю я ей, и она кивает. – Мне не следовало говорить тебе этого.

Ты отвратительна.

Я больше не хочу тебя видеть.

Эти слова снова и снова прокручивались в моей голове на протяжении последних лет, в основном потому, что это единственное сожаление, которое я когда-либо испытывал – кроме того, что позволил ей уйти.

– Я принимаю твои извинения. – Она отвечает, хватая меня за руку.

Но на самом деле она меня не прощает.

От одного прикосновения моя кожа словно горит, и я замираю. Я не смею даже дышать от страха, что она уберет свою руку от моей. Но в конце концов она это делает и возвращается к своему столику с Энни.

Оставляя меня позади.

Снова.