Текст книги "Запятнанная кровью ложь (ЛП)"
Автор книги: Шай Руби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Для всех людей, которые верят во второй шанс,
это для вас.
Данный перевод является любительским, не претендует на оригинальность, выполнен НЕ в коммерческих целях, пожалуйста, не распространяйте его по сети интернет. Просьба, после ознакомительного прочтения, удалить его с вашего устройства.
Mine – Sleep Token
Meddle About – Chase Atlantic
Under the Influence – Chris Brown
Call Out My Name – The Weeknd
Stay – The Kid LAROI & Justin Bieber
I Wanna Be Your Slave – Maneskin
The Feels – Labrinth
Leave Before You Love Me – Marshmello & Jonas Brothers
Please – Omido & Ex Habit
Creepin' – Metro Boomin, The Weeknd & 21 Savage
Escapism – RAYE & 070 Shake
The Hills x Creepin x The Color Violet – pearl, fast forward >> & Tazzy
Chasing Lights – Alma
The Color Violet – Tory Lanez
OHMAMI–Chase Atlantic
Until the Day I Die – Story of the Year
Lying is the Most Fun a Girl Can Have Without Taking Her Clothes Off – Panic! At the Disco
Paper Thin Hymn – Anberlin
Cardigan – Taylor Swift
If You Want Love – NF
Waiting – The Red Jumpsuit Apparatus
With Me – Sum 41
Shut Up and Listen – Nicholas Bonnin & Angelicca
Loved You A Little – The Maine, Taking BackSunday & Charlotte Sands
Shameless – Camilla Cabello
3:15 (Slowed Down & Reverb) – Russ
Die For You – The Weeknd
Nothing Is Forever – Haarper
Beautiful Things – Benson Boo ne
Раздается настойчивый стук в дверь.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Пауза.
Раздается звонок в дверь.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Я бегу к двери, но когда открываю ее, там никого нет. Я слышу булькающие звуки, и когда я смотрю вниз, то вижу, что Андреа лежит в луже собственной крови, захлебываясь ею. Даже лежа на боку, он тонет. Сзади на его рубашке дыра, огромная, и когда я отодвигаю ее в сторону, там зияет гребаная рана.
Дрожащими руками я достаю телефон из заднего кармана шорт и набираю 911.
– 911, что у вас случилось?
– В моего брата стреляли! – Я кричу в трубку, чувствуя агонию внутри себя. – Я, блядь, не знаю, что делать! – Отчаяние сжимает меня изнутри, и мои руки дрожат, когда я включаю телефон на громкую связь и прикасаюсь к брату дрожащими руками.
Андреа снова булькает:
– Камилла. – Он шепчет между бульканьями. – Все в порядке.
– Нет, это не нормально!
– Я… – Булькает. Снова захлебывается. – Люблю… – Снова этот звук, который всегда будет преследовать меня в кошмарах. – Тебя. – Он снова задыхается. – Помоги мне. – Последние слова вылетают со свистом, и я обнимаю его, чувствуя, как он делает вдох, глубокий и влажный. Гортанный хрип вырывается из горла моего брата, и, прежде чем он издает его, грудь перестает подниматься. Его последний вздох.
У него был последний вздох.
Он не дышит.
Мой брат не дышит, и я, черт возьми, не знаю, что делать!
– Мэм? – Женщина по телефону напоминает мне, что она там. – Он дышит?
– Нет! – Я кричу: – Дре! – Я бью его по лицу: – Андреа, очнись, мать твою! Не смей так поступать со мной. – Я рыдаю, тряся его, а из спины льется еще больше крови.
Он этого не переживет.
– Положите его плашмя на спину…
– У него дыра!
– Положите его на спину и сделайте искусственное дыхание.
– Я не знаю как! – Я снова кричу, укладывая его на спину, как она и сказала.
– Теперь переплетите пальцы и положите ладони ему на грудь между грудными мышцами. Затем надавите на грудь.
– Хорошо. – Я начинаю надавливать. – Я делаю это.
– Хорошая работа! – женщина хвалит меня, как ребенка, и от этого мне только сильнее хочется плакать. Раньше я так хвалила Андреа. Он был таким хорошим ребенком. Есть. Есть. – Скорая едет. Они почти на месте.
Как по команде, на улицу заезжает машина скорой помощи, за ней следуют полиция и пожарная машина. Звуки такие громкие, что у меня начинает стучать в висках, а от яркого света кружится голова. Но я все равно делаю, несмотря на них, сосредоточившись на сжатии грудной клетки. У меня все руки в крови, и меня подташнивает, но потом ко мне подходят парамедики, и я прихожу в себя.
– Они здесь. – Я выдыхаю и вешаю трубку, как только кто-то отталкивает меня в сторону.
После нескольких минут работы множества парамедиков, его кладут в машину скорой помощи, куда я захожу вместе с ним. Мои ноги покрыты темно-красной кровью, все еще влажной, и с меня капает. Мои руки мокрые, и я вытираю их о футболку, пытаясь убрать кровь. Я почти уверена, что мой телефон все еще лежит в луже крови на крыльце, и внезапная паника сжимает грудь, когда я думаю о потере его фотографий.
– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – Они обе смотрят друг на друга и на кровь, покрывающую меня. – Пожалуйста, я могу не держать его в руках.
Одна из женщин кивает, ее грязно-светлые волосы собраны в высокий пучок, а голубые глаза полны жалости. Она снимает перчатку и набирает номер, пока я диктую. На линии раздаются бесконечные гудки, и как раз в тот момент, когда я думаю, что звонок перейдет на голосовую почту, он берет трубку.
– Алло?
– Лео! Андреа ранен. Ты на громкой связи. Я сейчас в машине скорой помощи.
– Какого хрена? – На заднем плане слышится шорох, как будто он встает с кровати. – Я буду там через минуту, детка.
– Ты можешь взять мой телефон с крыльца? – Спрашиваю я тихим голосом, молясь, чтобы он сжалился надо мной. Мои губы дрожат, пока я жду ответ, и перехватывает дыхание, когда парамедики пристально смотрят на меня.
– Конечно, tesoro mio, – говорит он, и у меня перехватывает дыхание. – Я сейчас буду.
– Пока. – шепчу я, наблюдая, как парамедики все еще работают с моим братом.
Его грудь вздымается, и я слышу хруст ребер под незнакомыми руками. Руки, которые никогда не должны были прикасаться к нему.
Его не должно быть здесь.
Андреа должен быть дома, как всегда, в наушниках, читать книги в постели, пока не отключится. Не застрелен на крыльце. Не мертв. Только не на гребаном крыльце.
Кто это с ним сделал? Кто в него стрелял? Кто, блядь, убил его?
Возможно, я не знаю ответов на вопрос, кто это сделал, но я выясню, и когда я это сделаю… этот человек заплатит.
Кровью.
Мой отец позаботится об этом.
Будучи подростком я знала, что любовь причинит боль. Это данность, говорила моя мать. За исключением того, что я всегда думала, что влюблюсь в своего жениха, а вместо этого влюбилась не в того человека. Враг, о котором мои родители всегда предупреждали меня. Большой злой волк. Хотя он никогда не был таким. Он был милым, даже нежным. Запретным. Но сердечная боль, которую я испытала… Не думаю, что когда-нибудь смогу снова чувствовать. Ни с кем, кроме него. И теперь я вынуждена сталкиваться с ним три раза в неделю на занятиях по бизнесу.
Атлантический университет в Сисайде, Флорида, – колледж, созданный для студентов мафии. Нас послали сюда, чтобы мы собирались вместе, формировали и укрепляли отношения. Будущее наших семей зависит от союзов и от того, что мы можем сделать для их создания. Студенты этого университета не ограничиваются Чикаго. Это дети мафиози из разных семей, разбросанных по Соединенным Штатам. Чикаго, Нью-Йорк, Лас-Вегас и Флорида – вот лишь несколько мест. Организации этой школы включают «Коза Ностру», «Братву», ирландскую мафию и польскую мафию. Есть еще кое-кто, но это единственные, кто имеет значение, потому что они составляют Элиту.
Элита – это группа людей, которые собрались вместе, чтобы управлять всем. Это боссы, у которых была возможность заявить о себе в университете, и они отвечают за то, кого принимают, а кого нет, и за все, что происходит в колледже. Всего их двенадцать, все из разных мест. Среди них три итальянца, русский, поляк и ирландец – самая влиятельная семья в каждом регионе. Основными районами являются Чикаго, Нью-Йорк и Лас-Вегас.
Они не только отвечают за то, кого принимают в университет, но и назначают наказания тем, кто выходит за рамки дозволенного. Наказания назначаются в зависимости от совершенного правонарушения. Но здесь есть лазейка. Любое убийство или нанесение увечий, происходящее на территории Атлантического университета, не карается смертной казнью, потому что это нейтральная территория. Однако это не значит, что они не будут наказаны.
Помещения университета также разделены по странам, чтобы избежать конфликтов, учитывая, что многие из наших семей являются врагами. У итальянцев и русских есть свои дома в кампусе, похожие на дома студенческих братств, и у всех нас есть свое название для наших групп, которое также является названием нашего дома. Русских зовут Дьяволо, и это также название их дома, а мы, итальянцы – Демони. Лично я не живу ни в одном из этих домов, вместо этого мой отец купил дом на окраине кампуса, который технически все еще находится на территории Атлантического университета, просто вдали от всех остальных. Мы с друзьями живем там, благодаря Маттео Де Луке и его способам контроля. Он хочет знать, что я больше не пью и не тусуюсь. Мне должно быть не все равно; на самом деле, я должна быть возмущена тем, что он пытается контролировать меня до такого уровня, но, честно говоря, я просто не хочу.
Я перестала заботиться о себе шесть месяцев назад, когда был убит мой младший брат Андреа. Сейчас я просто существую, держу опущенной голову и продолжаю жить. Я справляюсь с этим день за днем. Единственное, что спасает меня прямо сейчас, что заставляет меня чувствовать себя живой, – это танец. А иногда еще, в определенные дни, видеть Николая Павлова в толпе студентов, сидящих в моей бизнес-аудитории.
Я мечтаю однажды стать преподавателем балета, может быть, после того, как какое-то время поработаю прима-балериной. Но для меня важно сначала закончить колледж, так как никогда не знаешь, что может случиться. У балерин могут быть травмы, и мне нужно на что-то опереться в случае трагического события. И это было бы моим несчастьем, потому что трагедия преследовала меня с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет.
Итак, в надежде осуществить все свои мечты, я занялась бизнесом, чтобы научиться управлять своим собственным. Когда-нибудь я хочу иметь свою студию, и единственный способ добиться этого – иметь хотя бы базовые знания о том, как управлять чем-то большим, чем просто танцевальная сторона. Я не ожидаю никакой помощи от своей семьи, хотя, если я продлю свой трастовый фонд, то смогу жить за счёт его еще много десятилетий.
Но сейчас, когда я сижу здесь, в своем бизнес-классе, достаю блокнот и ручки, для того, чтобы раскрасить свои заметки, мой самый большой кошмар входит в дверь и улыбается мне. Улыбка такая яркая, что мое сердце чуть не останавливается в груди. Как будто наш последний разговор не травмировал меня. Как будто он не разбил мое сердце безвозвратно. И все же у него хватает наглости подойти прямо ко мне и плюхнуться на стул рядом со мной. Он выдвигает маленький столик, прикрепленный к стулу, и смотрит на меня. Я чувствую, как его взгляд обжигает меня, но не осмеливаюсь повернуться к нему. Вместо этого я смотрю вперед и пытаюсь игнорировать.
Однако Николая Павлова трудно игнорировать. Его присутствие наполняет комнату так, как я никогда раньше не ощущала, за исключением, может быть, всех тех подростковых лет, когда он был для меня всем. Теперь его аромат дразнит меня, сандаловое дерево и ваниль, наполняют мои ноздри, пока мне не захочется плакать от того, как сильно я по нему скучаю. Он.
Николай стучит ручкой по столу, раздражая меня, и я фыркаю. Я смотрю на него и закатываю глаза:
– Не мог бы ты, пожалуйста, прекратить это? – Спокойно спрашиваю я, и он ухмыляется. – Ты меня отвлекаешь.
– Я уверен, что это не та причина, по которой ты отвлекаешься. – Его голос глубже, чем я помню. Его тело тоже другое. Он шире, сильнее. Сложен как мужчина, а не как мальчик, которого я знала. Даже его подбородок выглядит более сильным, более точеным. Его губы полнее. Его глаза красивее. Может быть, мне просто мерещится. Его черные волосы все еще падают на лоб, когда он смотрит вниз, а возле правого глаза черная веснушка.
– Почему ты здесь, Николай? – Спрашиваю я его дрожащим голосом, пытаясь не расплакаться, пытаясь не вспоминать, когда мы разговаривали в последний раз. Обидные вещи, которые он сказал. – Мы не разговаривали три года.
– Я в курсе. – Холодно отвечает Он. – Дерьмово выглядишь, Камилла. – Мое сердце на мгновение сжимается в груди от того, как он произносит мое имя, так, как он всегда это делал. Мне это нравилось. Теперь это просто причиняет боль.
К сожалению, я знаю, что выгляжу дерьмово. В последнее время довольно сложно заботиться о своей внешности, хотя я все еще стараюсь выглядеть презентабельно. Но сегодня? В тот единственный день, когда он заметил меня? На мне просто спортивные штаны и футболка с неряшливым пучком на макушке. Он должен был привыкнуть к этому; это именно то, что я надевала после занятий в танцевальной студии, когда мы встречались, только теперь он использует это против меня, чтобы заставить меня чувствовать себя плохо.
– Спасибо. Я думаю, именно это и происходит, когда убивают твоего брата.
Я бросаю на него быстрый взгляд, достаточно быстрый, чтобы заметить, как он съежился и крепко сжал челюсти.
– Прости.
– Так и должно быть. – Я вздергиваю подбородок. – Это был полный пиздец.
– Прости, что я не…
– Послушай. – Я вздыхаю: – Мы закончили, Николай. – Он снова съеживается, когда я не называю его ласково. – Ты мне ничего не должен, так что прибереги свои объяснения. Я не ожидала, что ты позвонишь мне или придешь на службу. Не волнуйся.
– Я должен был быть там.
Тебе следовало быть рядом гораздо дольше, Никки.
Профессор входит в класс, останавливается в передней части и начинает говорить.
– Мне нужно быть внимательной.
– Позволь мне загладить свою вину, пожалуйста.
– Что? – спросила я.
– То, что не позвонил после смерти твоего брата.
Мои глаза наполняются слезами. Не то, чтобы мне было так уж больно от того, что он не позвонил сразу. Я не думала об этом, пока мне не было с кем поговорить. Пока я не захотела рассказать ему все о своих чувствах и боли.
– И как ты это сделаешь?
– Позволь мне купить тебе подарок на день рождения.
– Мне не нужны твои подарки, Николай.
– Прекрасно. – Он шепчет. – Позволь мне увидеть тебя снова. Всего один раз.
– Лео на самом деле убьет меня. – огрызаюсь я. – Буквально. И почему сейчас? Хм? – Слезы наворачиваются на мои глаза, и я отвожу взгляд. – У тебя было столько времени. Почему сейчас?
– Потому что, Милла, – отвечает он, – потому что я скучаю по тебе? Я не знаю почему. Мне просто нужно… я не знаю. Покончить с этим?
– Я не знаю. – Я смотрю на профессора, которая оглядывает класс, как будто пытается понять, кто говорит. Я изо всех сил стараюсь сохранять серьезное выражение лица и незаметно вытираю слезы, как будто царапаю лицо. С обеих сторон. Тьфу. – Однако, если тебе это действительно так нужно, тогда приходи ко мне на вечеринку через несколько дней… В субботу. Я уверена, ты знаешь этот дом, да?
Я говорю «да», как и он раньше, и он улыбается.
– Я знаю, где это.
– Хорошо. – Я киваю один раз: – Теперь позволь мне слушать профессора.
На протяжении всей лекции он не произносит больше ни слова, и я отчасти жалею, что он меня послушал. Я очень сомневаюсь, что он появится на вечеринке. Это просто он жалеет меня, говорит мне что-то, чтобы я почувствовала себя лучше. Он всегда заставлял меня чувствовать себя лучше по любому поводу.
Когда все начинают вставать, я поспешно собираю свои вещи и запихиваю их обратно в сумку, желая поскорее убраться отсюда. Но когда я встаю, чтобы идти, Николай железной хваткой хватает мое запястье.
– Суббота? – Спрашивает он хриплым голосом. – Ты поговоришь со мной?
– Конечно.
С этими словами он отпускает меня, и я почти бегу к своей машине. Оказавшись внутри, плотина прорывается, и у меня текут слезы. Я не могу поверить, что он прямо сейчас хочет ворваться в мою жизнь, как будто ничего не произошло. Как будто его не оторвали от меня, не похитили, не шантажировали. Нам не следовало даже разговаривать прямо сейчас, не говоря уже о моей вечеринке. Леонардо, мой жених с детства, взбесится к чертовой матери.
Леонардо из тех парней, которые раньше были милыми, даже обаятельными. Мы обручились в начальной школе, и он долгое время был моим другом. На самом деле, одним из моих лучших друзей. Но это было давно, а сейчас он – воплощение дьявола. Я ненавидела его четыре года и буду продолжать ненавидеть до самой смерти. За исключением того, что с тех пор, как я потеряла с ним девственность, у нас было взаимопонимание. Если у меня когда-нибудь возникнет желание заняться сексом… Я приду к нему. Главным образом потому, что в прошлый раз, когда он застукал меня с парнем, он разрушил мою жизнь, так что теперь я либо иду к нему, либо должна быть предельно осторожна. Все в университете знают, что мы помолвлены, и он прикончит меня, если когда-нибудь узнает, что я трахалась с кем-то другим. И у меня иногда бывают потребности, черт возьми.
Поэтому, несмотря на свою ненависть, я уступаю и трахаюсь с ним. По крайней мере, иногда, что только заставляет меня ненавидеть себя еще больше. Энни, моя лучшая подруга, ненавидит его больше, чем я. Если это вообще возможно. И она даже не знает, что он сделал со мной. Просто у них всегда было так, что они не могли выносить вид друг друга. С тех пор как мы были детьми, они постоянно ссорились.
Я подъезжаю к студии с опущенными окнами, позволяя ветерку овевать мое лицо, а запаху соленой воды проникать в мои чувства. Мне всегда нравилось бывать на пляже, и поскольку это мой выпускной год, у меня есть только этот и следующий, чтобы насладиться им, прежде чем я выйду замуж. Излишне говорить, что я использую это наилучшим образом.
Подъезжая к танцевальной студии, я опускаю козырек и смотрюсь в зеркало, вытирая слезы и нос. Я даже не накрасилась сегодня, не то чтобы я это делаю каждый день, но у меня мешки под глазами, и я выгляжу бледной. Неудивительно, что Николай что-то сказал. Это трудно не заметить.
Я переодеваюсь в машине, изо всех сил пытаясь надеть свои черные колготки и купальник, но мне это удается. Я не в настроении заходить в дом и рассказывать Энни о нашем дне, что мы обычно делаем перед танцевальной репетицией. Мы обе учились в Академии с тех пор, как приехали в Сисайд, и провести это время с ней было весело. Совсем как в детстве. Мы танцевали вместе с трехлетнего возраста, и наши мамы тоже были лучшими подругами. Хотя, я бы сказала, что моя мама была больше родителем для Энни, чем подругой для Изабеллы.
Изабелла – женщина, сосредоточенная на потребностях своего мужа, послушная жена из «Коза Ностры». Она не подвергает сомнению то, что он делает или говорит, и это простой способ завоевать его расположение. Мужчинам нравится это дерьмо – жена, которая не задает вопросов и делает то, что ей говорят. Будь я проклята, если стану одной из них, даже если Лео в какой-то момент станет Доном, и мне, вероятно, придётся смириться.
В «Коза Ностре» есть пять влиятельных семей – по крайней мере, те, что правят Чикаго. Семья Де Лука – это моя семья. Семья Леонардо, семья Коломбо. Семья Гамбино, которая принадлежит Энни. Семья Марино и Риччи. Семья Де Лука – самая могущественная из этих пяти чикагских семей, обладающая наибольшим влиянием и бизнесом. Вот почему мой отец занимает место в Элите, или, как они иногда называют это – За Столом. Семьи Джулии и Вивианы, моих друзей и соседок по комнате, Росси и Бьянки, занимают два других места итальянцев.
Я убеждена, что Лео помолвлен со мной только благодаря влиянию и власти моего отца, и мне еще предстоит выяснить, что Коломбо предлагают мне взамен. Но это должно быть что-то важное, потому что мой отец просто так не отдает свои активы, ничего не получая взамен. И я – актив, по крайней мере, моя киска.
Когда я прихожу в студию, Энни делает разминку на станке. Я направляюсь прямо к ней и встаю позади, занимая свою позицию. Мы обе потягиваемся несколько минут, прежде чем она поворачивается и, прищурившись, смотрит на меня.
– Почему ты плакала?
– Я… – Я подумываю солгать ей. Но на данный момент она знает меня лучше, чем кто-либо другой, так что не думаю, что у меня получится. Поэтому вместо этого я говорю правду. – Николай сидел рядом со мной в классе… Сказал, что хочет закончить.
– Что это вообще значит? – Спрашивает она, приподняв бровь.
– Я не знаю. Он сказал, что хочет поговорить. – отвечаю я. – Поэтому я пригласила его на свою вечеринку.
– Ты сделала что? – восклицает она, оглядываясь вокруг и видя, что на нас смотрит множество глаз. Она понижает голос: – Ты что, с ума сошла? Там будет Лео. Ты можешь представить что будет, если тебя поймают?
– Я бы умерла. – Я киваю. – Но мне нужно знать, чего он хочет, Энни. Мое сердце все еще болит.
– Он был подлым, Кэм. – Она вздыхает, ее карие глаза суровы. – Он был не просто немного подлым, он был мудаком. Он мне все еще нравится, но не жди ничего хорошего.
– Я знаю…
– Ты уверена, что хочешь это сделать?
– Ага.
– Я здесь ради тебя, детка. – Она сжимает мою руку и снова потягивается, повернувшись ко мне лицом. – И если тебе нужно, чтобы я убила его, я это сделаю.
Я смеюсь над этим, мои глаза снова наполняются слезами. Я ценю этот жест, но мы обе знаем, что она никогда не сможет убить Николая Павлова. Вероятно, у него уже большой опыт убийств людей, и у нее нет ни единого шанса. Нет, единственная, кому он не причинил бы вреда, это я, в этом я уверена, даже если он меня ненавидит. Интересно, со сколькими девушками он был с тех пор, как мы были вместе в последний раз. Скольким он сказал эти три коротких слова? Скольких он умолял на коленях? Но что-то подсказывает мне, что их число не выросло. Вероятно, после этого он немного гордится собой.
– Мы обе знаем, что этого никогда не случится, Энни. – Я закатываю глаза: – Но важна сама мысль…
– Верно? – Она хихикает: – Но теперь пришло время повеселиться, Кэм. Так что забудь о нем и давай станцуем фуэте.
– Хорошо, – говорю я ей со смешком.
С тех пор, как мы были маленькими девочками, мы выступали наперегонки в фуэте. Это было наше дружеское соревнование, чтобы доказать, кто лучше. Обычно у нас был равный поединок, но теперь я начинаю побеждать ее, и конкуренция стала немного более серьезной, чем раньше.
Я встаю в четвертую позицию, слегка сгибаю колени, отжимаюсь в положение ретире, а затем поворачиваюсь. И затем я делаю это снова и снова. За нас никто не считает, так что это просто для развлечения, без соревнования. Но она останавливается первой, а потом и я, смеясь. Она прищуривает глаза, затем закатывает их.
– Полагаю, за этот раз я должна тебе обед. – Это то, что мы обычно делаем друг для друга. Тот, кто проиграл, платит.
– Ладно, но выбирай сама. – Я ухмыляюсь. – Не думаю, что сегодня смогу принимать правильные решения.
– Ты не ошибаешься. – Она соглашается. – Но, может быть, не так уж и страшно дать ему шанс объясниться.
– Просто это будет очень больно.
И я не думаю, что готова к еще большей боли.
