Текст книги "Завтрашняя запись"

Автор книги: Шарон Ли

Соавторы: Стив Миллер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Глава тридцать девятая

– Ну, Тео? Что у тебя за срочное дело?

Голос мужчины был нахальным, сам мужчина – красавцем. Корбиньи воззрилась на это совершенство, почувствовала, как горят у нее щеки, и порадовалась, что за занавеской ее не видно.

Планетники, как учили Корбиньи – и как доказывал ее опыт, – существа медлительные, неуклюжие и жалкие. Этот Каффир был совсем не таким. Движения у него было ловкие и плавные, как у человека, выросшего при низкой гравитации, кожа смуглая, словно загоревшая в двигательном отсеке или за работой в Саду. Глаза небольшие, но в этих черных зрачках светился ум, когда они быстро оглядывали комнату, замечая все.

– Ну, Тео? – повторил он, на этот раз даже не надменно, а пренебрежительно. Он отбросил назад длинные распущенные волосы и скрестил руки на груди, презрительно выгнув бровь. – Ну?

– Я не могу найти Морелу, – сказала она угрюмо. – Я думала, ты знаешь, где она, и передашь ей записку.

– Я передам записку Мореле? – Вторая бровь выгнулась так же сильно, как первая, а на смуглом лице отразилось злорадное изумление. – Право, какая забавная мысль! Но, знаешь ли, я не смогу оказать тебе эту услугу.

Тео ничего не сказала – только ее взгляд выразил еще большее отвращение. Однако Каффир словно не замечал ничего необычного. Спрятавшаяся за занавеской Корбиньи начала дрожать.

Каффир подался вперед и его голос стал почти ласкающим.

– Не хочешь спросить, почему именно я не могу оказать тебе эту услугу, лесбиянка мерзкая?

– Наверное, снова злишься, – ответила Тео с неожиданным самообладанием. – Ты никогда не мог примириться с тем, что я ее люблю – и что она тоже меня любит.

Тут он расхохотался, запрокинув голову, так что волосы облаком рассыпались по его плечам. Корбиньи вытерла влажные ладони о брюки и начала простые дыхательные упражнения. Каффир рассмеялся снова – и Корбиньи судорожно вздохнула, теряя сосредоточенность.

– Даже Морела, – говорил он, – не была настолько глупа, чтобы любить тебя. Но мы отвлеклись! Загадка звучала так: «Почему благородный Каффир отказался передать записку от Тео прелестной и сладкой Мореле, королеве тысячи сердец, глупой корове и шлюхе?

Он наклонил голову – и в его темных умных глазах загорелся жестокий огонь.

– У меня есть ответ, – тихо сказал он и наклонился к самому уху Тео, словно собираясь шептать слова любви. – Потому, – выговорил он тихо, но так ясно, что Корбиньи было его слышно, – что эта сука мертва.

– Нет! – крикнула Тео и отскочила, заставив Каффира снова захохотать.

– Не нет, а да! – заверил он ее с огромной радостью. – Мертва и, надеюсь, уже сгнила. Подумай об этом, лесбиянка! Лицо у нее развалилось, волосы выпали прядями… – Он замолчал, словно потрясенный новой мыслью. – Но я забываю – ты же художница! Ты изображала Морелу во всех ее видах. Конечно, тебе захочется написать ее и в таком тоже. Как эгоистичен я был! Я сейчас же распоряжусь, чтобы труп привезли тебе! Ты должна простить мне мою недальновидность…

– Морела! – крикнула Тео, имея в виду Корбиньи, но та застыла на месте.

Ее тошнило, руки вспотели, а нож бесполезно торчал за поясом.

– Морела! – громко передразнил ее Каффир – и Корбиньи вдруг сделала шаг вперед, словно он держал леску от гарпуна, вонзенного ей в душу.

– Морела! – завопил он снова, дразня Тео, и тело Корбиньи судорожно сделало еще один шаг.

Она вышла из-за занавески.

Глаза у Каффира расширились, смех резко оборвался. Тео нырнула в сторону. Лицо у нее кровожадно горело, зубы оскалились.

Корбиньи стояла совершенно неподвижно, ощущая дрожь в конечностях, которая, как она страстно надеялась, оставалась незамеченной.

– Вот как, – сказал Каффир. – Оказывается, меня… дезинформировали.

Он улыбнулся с открытой злобой. Содрогаясь, Корбиньи сделала огромное усилие, заставляя руку потянуться к ножу, хоть и сомневалась, что в состоянии будет сделать бросок.

– Морела! – крикнула Тео. – Убей его!

– Убить меня? – спросил мужчина с явным восторгом. – О нет, Морела никогда меня не убьет, лесбиянка. Скорее она убьет себя. Что она и сделала, знаешь ли – и весьма искусно.

Он сделал шаг вперед – и трусливое тело даже не нашло силы отступить на шаг, сохраняя равновесие. Утробно смеясь, он протянул гладкую надушенную руку и погладил Корбиньи по щеке. В животе Корбиньи разгорелось желание, присоленное страхом.

– Ее взял Синий Дом, – пробормотал Каффир, приглаживая пальцами ее губы. Он немного прижал нижнюю губу, и они открылись, словно для поцелуя. Он улыбнулся. – В теле Морелы живет кто-то другой, но этот другой слушается меня так же, как это делала она, лесбиянка. Завораживающе интересно, правда?

Продолжая улыбаться, он обхватил подбородок Корбиньи стальными пальцами, повернул ее голову вверх и вбок так, что шее стало больно, а потом медленно и вызывающе наклонился и поцеловал ее.

Страсть вспыхнула – и Корбиньи замерла, почти потеряв сознание от ужаса, едва замечая, что он совсем рядом, больно прижимается к ней, запустив пальцы в ее косу и еще сильнее оттянув назад голову. Он укусил ее в губы, потом передвинулся ниже, по выгнутой шее, взял губами грудь…

Послышался отчаянный, бессловесный крик, и Корбиньи рухнула на пол, когда он ее отпустил – хотя она сохранила остатки разума, чтобы сгруппироваться и откатиться прочь. Она остановилась у занавески и осталась лежать, глядя, как Каффир пытается сбросить Тео со своей спины.

– Я сама тебя убью! – выла худая женщина, вцепляясь забрызганными краской пальцами ему в горло. – Подонок! Кровопийца! Убить самое чистое и прекрасное существо, которое мы оба знали…

Каффир вертелся и дергался, ревел, тщетно пытаясь оторвать душащие его руки, – и наконец, врезался спиной в стену.

Как это ни удивительно, Тео удержалась, хотя Корбиньи показалось, что ее хватка стала слабее.

Видимо, это заметил и Каффир. Он снова схватил ее за запястья и совершенно неподвижно застыл в центре комнаты, стараясь только развести в стороны эти жилистые руки.

Тео издала крик – дикий и отчаянный. Каффир оскалил зубы, собрал последние силы и сбросил ее прочь.

Она упала с громким хрипом, перевернулась и поползла в сторону, но недостаточно быстро, чтобы уйти от удара ногой в ребра. Хрустнула кость.

– Нет!

Крик вырвался из горла Корбиньи. Ей каким-то образом удалось встать, сжав в руке нож. Тело продолжало дрожать и сопротивляться ее воле, а вой Тео кислотой обжигал нервы, которые и без того натянулись невероятно.

Каффир обернулся:

– Нет? Я покажу тебе „нет“, сука. Я… – Он сделал шаг вперед, потом еще один, указывая на нож у нее в руке. – Что это? Оружие? Неужели ты действительно думаешь, что сможешь меня убить?

Корбиньи цеплялась за нож, удерживала правильную стойку, словно последние надежды на спасение, и понимала, что это тело ни за что, никогда не послушается ее в этом. А потом она заглянула в его глаза и поняла, что погибла.

Каффир рассмеялся, подошел на расстояние удара, на секунду замер, не защищаясь, а потом снова засмеялся, протянул руку и схватил нож.

Она вывернулась, поворачивая нож на одной силе воли, разрезая ему ладонь и пальцы. Он закричал, замахиваясь второй рукой со сжатым кулаком и метя прямо ей в голову. Ее возможность увернуться была ограничена отчаянной необходимостью удержать нож…

– А-а!

Опускающийся кулак нанес ей скользящий удар в висок. В эту же секунду пальцы отпустили нож, и Каффир рухнул на колени со стекленеющими глазами и струйкой крови, стекающей с уголка губ. Сорл-клинок – близнец ее собственного – торчал из основания его шеи.

Секунду он стоял перед ней на коленях, словно поклоняясь или моля о прощении, а потом все его мышцы разом ослабели, и он завалился лицом вниз.

Анджелалти обежал вокруг Корбиньи, пинком перевернул труп на спину, вырвал нож и двумя быстрыми движениями вытер его о грудь тонкой рубашки. Потом убрал клинок, бегло глянул на Тео, стонущую от боли в сломанных ребрах, повернулся обратно, схватил Корбиньи за руку и потянул за собой.

В прихожей он отпустил ее, чтобы подхватить Трезубец и кивком призвать молчаливого Свидетеля, и только потом удостоил ее словом.

– Ты сможешь не отстать?

Корбиньи сделала глубокий вдох, убрала нож на место и встретилась с его глазами, которые были холоднее льда.

– Анджелалти, – сказала она и настолько низко упала в собственных глазах из-за происшедшего, что была удивлена услышав свой недрогнувший голос, – я смогу.

– Хорошо, – отозвался он и, рывком отворив дверь, вышел в переулок.

Глава сороковая

Такси высадило их у ворот космопорта и быстро уехало, без денег и воспоминаний о пассажирах – благодаря паукам Анджелалти. Корбиньи стояла на носках, и волосы у нее на затылке шевелились, а все чувства все еще оставались странно затуманенными. Она напряженно пыталась отличить обычную портовую суету от возможной угрозы.

– „Дротик“ должен стоять на площадке постоянной готовности, – сказал Анджелалти и двинулся вперед, снуя между тягачами и подъемниками с таким видом, словно в целой системе, а тем более на этой планете у него не было ни единого врага.

Он нес под мышкой Трезубец, Свидетель шел за ним по пятам. Прикусив губу, Корбиньи пошла следом.

Судя по виду, все было нормально и спокойное поведение Анджелалти не было бравадой. Тем не менее волосы у нее упорно продолжали стоять дыбом, а мягкие неверные пальцы подрагивали от желания схватиться за нож, чего делать не следовало.

Рядом с площадками постоянной готовности движение было помедленнее и пореже – если не считать скопления машин вокруг площадки номер одиннадцать.

Корбиньи метнулась вперед, намереваясь оттащить его от опасного места, но он уже заметил это, остановившись, шагнув в сторону и растворившись в тени багажного транспортера. Корбиньи нашла тень мгновением позже – и обнаружила укрывшихся там Свидетеля и Анджелалти. Пригнувшись, ее кузен рассматривал машины и определял, что они значат, в молчании, которое было страшнее любых ругательств.

– Гравилучи, – сказал Анджелалти ровным голосом. – Экранирующие захваты и катапульты.

– Кузен? – окликнула она его.

В темноте она ощутила поворот его головы, увидела блеск глаз, обратившихся к ней.

– „Дротик“ под прицелом. Линзер…

– „Дротик“ под прицелом, – согласилась она с терпеливой поспешностью, словно он не вышел из детского возраста, – а „Гиацинт“ – нет.

Большие глаза расширились еще сильнее, и она почувствовала, как он отодвинулся от нее в темноте.

– Ты советуешь мне бросить моего друга в беде, кузина? А если бы я последовал такому совету час назад?

– Разве я бесчестна и глупа? – воскликнула она, задетая за живое и думая уже о том, чтобы рассеять его презрение, а не остаться незамеченной врагами. – А как ты освободишь своего друга в твоем нынешнем состоянии, Анджелалти? Будешь посылать пауков одного за другим, выводя из строя технику? Взмахнешь этим трижды проклятым куском металла и потребуешь, чтобы тебя впустили? А как ты сообщишь своему другу, что он освобожден – крикнешь сквозь металл?

Она услышала, что ее голос звучит все пронзительнее, и взяла себя в руки.

– На „Гиацинте“ стоят пушки, – договорила она тихо и бесстрастно. – И есть комм.

Тишина растянулась в медленном счете до семи. Потом был долгий тихий выдох и мерцание ярких глаз.

– Шестнадцатая площадка, ты говорила?

Голос был таким же невыразительным, как и ее собственный.

– Площадка номер шестнадцать, – подтвердила она и осмелилась дотронуться до его локтя. – Это в той стороне.

По удачному стечению обстоятельств люк „Гиацинта“ был повернут в сторону от „Дротика“ и царившей вокруг него суматохи. Корбиньи показала Свидетелю место, откуда он мог наблюдать за этой суматохой и предупредить, если там проявят интерес к „Гиацинту“.

Анджелалти уже склонился над замком, хмуро поглядывая на наручный индикатор. Что-то зашевелилось у него под воротником, паук деловито пополз вниз по рукаву, поблескивая фиолетовыми глазами.

Под взглядом затаившей дыхание Корбиньи паучок сполз Анджелалти на руку, потом по протянутому пальцу перешел на пластину замка и скрылся за ней.

Выпрямившись, Анджелалти глянул на Корбиньи и заметил румянец, покрывший ее щеки.

– Номер Одиннадцатый, – сказал он несколько суше, чем намеревался. – Старший брат Пятнадцатого. – Он отвернул манжету, освобождая наручный пульт. – Сейчас у нас будет конфигурация запорного устройства. – Он снова отвел взгляд, стараясь не смотреть на красную рубашку, обтягивающую ее грудь. – А где Свидетель?

– Наблюдает за проблемами „Дротика“ на тот случай, если они вдруг захотят стать и нашими, – ответила она, и ткань соблазнительно натянулась на вдохе. – А проблем у твоего друга – легион, Анджелалти. „Гиацинт“ в твоем распоряжении, но это – не боевой корабль.

И Анджелалти знал, что для любого члена Экипажа корабль – это сама жизнь, будь то Главный корабль или маленький шаттл.

– Ты зарегистрировала свое оружие у начальника порта? – спросил он, в глубине души зная, какой ответ услышит.

Корбиньи моргнула.

– Я? – Она ладонью тронула древний корпус отличной сохранности. – Это же прыжковый шаттл класса „М“, Анджелалти! Кто ж на такие оружие ставит?

„Только Экипаж“, – подумал Лал и усмехнулся яростно и весело, как Члену Экипажа свойственно. Пульт на руке пискнул.

– Ага.

Данные оказались неожиданно сложными, и понадобилось несколько минут, чтобы в них разобраться. В плече, на котором лежал Трезубец, ощущалась дрожь, и чувствовалось, как напрягается стоящая слева Корбиньи, заставляя себя быть терпеливой.

Он посмотрел на нее:

– Номеру Одиннадцатому нужна помощь. Номер Пятнадцатый немного крупнее и чуть сообразительнее. Не могу ли я получить от тебя его услуги?

Он почти не дожидался ее кивка и наклонился к своему устройству раньше, чем в ее глазах отразилась боль потери.

Повинуясь приказу пульта, Номер Пятнадцатый вылез у нее из кармана и перебрался на ладонь Анджелалти. Корбиньи проглотила вставший в горле ком и стала умолять богов, чтобы они не позволили ее телу снова ее предать своей готовностью к слезам. Плакать, лишившись механической игрушки, пусть даже очень умной? Да, похоже, она становится такой же неуправляемой, как…

Как Анджелалти, вдруг поняла она, вспомнив выражение его лица, когда она в тот день положила перед ним растоптанного паука – в последний день, когда она была собой…

У нее за спиной послышался шум – более громкий, чем нескончаемое жужжание гравилучевого генератора.

Тело стремительно повернулось. Корбиньи остановила его рывок вперед и подкралась поближе.

Она увидела, как Свидетель убил охранника ножом в горло. Сама она на долю секунды опоздала поймать второго, помчавшегося обратно к „Дротику“. И одна из боевых машин уже разбивала строй, поворачивая свой уродливый нос в сторону „Гиацинта“.

Выругавшись, она схватила Свидетеля за руку и потащила за собой.

– Анджелалти, нас обнаружили! Охранник вызвал помощь, и в нашу сторону движется танк!

Он бросил на нее всего один взгляд льдисто-голубых глаз, а потом снова склонился к замку, постукивая пальцами по наручному пульту.

Сзади раздался скрежет гусениц по бетону, вдали завыли сирены.

– Они напали на меня без предупреждения! – заявил Свидетель, осторожно высвобождая руку. – Один обнажил оружие, даже не поздоровавшись. Мужчине дозволено защищаться от охотников на людей.

– Конечно, дозволено, – согласилась Корбиньи с саркастической готовностью. – А быстрому дозволено убить двух врагов, пока копуша возится с одним.

Свидетель повернул голову – и на его флегматичном лице отразилось легкое удивление.

– Второй не обнажал оружия, о воин. Он бежал, поняв, что имеет дело с мужчиной.

– И правильно сделал! – огрызнулась она, слыша, как приближается скрежет гусениц и к сирене присоединяется еще одна. – Анджелалти…

Пауки повисли у него на воротнике, а он приложил ладонь к пластине замка с уверенностью человека, рассчитывающего, что его впустят.

Ничего не произошло.

К двум сиренам прибавилась третья, гораздо ближе.

Анджелалти еще раз приложил ладонь к пластине. Опять ничего не произошло.

Ближайшая сирена с воем вынеслась на полосу, взвизгнув колесами на сверхпрочном покрытии, и понеслась прямо на них.

К скрежету гусениц добавился рев двигателя и треск радиоэфира.

– Проклятие! – тихо и яростно выдохнул Анджелалти. Он стиснул рукоять Трезубца, лежавшую у него на плече, и уставился на пластину замка так, словно одного его взгляда могло хватить для взлома.

– Открывай, черт тебя побери!

Последовала вспышка, словно от удара молнии, странный звук, уловленный не столько ушами, сколько сердцем, и в воздухе завоняло озоном.

Корбиньи вскрикнула, впечатавшись в корпус корабля, обернулась с единственной мыслью, что танк открыл огонь, а два ножа и древний Трезубец более чем бесполезны против…

– Хвала и слава Карателю! – Свидетель схватил ее за руку и развернул лицом обратно, к запорной пластине. – Смотри же, о Воин, и ликуй!

Она повернулась, чуть не рявкнув, и изумленно заморгала при виде открывшегося люка. Потом посмотрела на Анджелалти.

Он встретился с ее взглядом – и вид у него был слегка оглушенный.

– Эдрет всегда говорил, что мне надо… сдерживать свои вспышки.

– Да, они выглядят внушительно, – дрожащим голосом согласилась она и снова сосредоточилась на других звуках – особенно на приближавшейся полицейской машине.

Она рванулась вперед:

– Заходим!

Анджелалти влез первым, держа Трезубец перед собой и неловко поворачивая, чтобы не повредить раненую руку.

Корбиньи прыгнула следом и рванулась вперед, мимо Анджелалти, ударила по кнопке, отключающей внутренний замок, и понеслась по коридору в рубку.

Плюхнувшись в кресло, она одним движением открыла пульт, едва отметив про себя, что Анджелалти занял место второго пилота и открывает корабельные Глаза. Сама она сосредоточилась на показаниях экрана и запросе о повреждениях взломанного люка. К красной кнопке она прикоснулась почти машинально и через мгновение услышала тихий ответ Анджелалти:

– Оружие в боевой готовности.

– Есть, – подтвердила она и вздохнула с облегчением, когда корабельные датчики сообщили: люк задраен и герметичен. – Удивительная у тебя игрушка, кузен.

– Отнюдь не у меня, а исключительно у Биндальчи, – отозвался он. – Я поклялся вернуть им эту штуку при первой же… Вот „Дротик“, на третьем экране. Я ищу линию связи…

– Зашифруй через канал управления оружием и передавай напрямую, – посоветовала она.

Анджелалти кивнул, и его пальцы стремительно затанцевали по клавишам.

– Анджелалти, – внезапно объявил Свидетель, глядя поверх их голов, – Каратель лежит один у внешнего люка.

– Ему нужно пока оставаться там, друг, – сказал Лал, и в эту секунду кабину наполнил звон открытой линии комма. – Я от души надеюсь, что Богиня не разгневана.

Свидетель издал какой-то странный звук – почти смех.

– Нет, Анджелалти, – сказал он, – думаю, Богиня вовсе не разгневана.

– Хорошо, – рассеянно отозвался Анджелалти, а потом сказал в комм: – Линзер, это я, Лал.

– Самое время, – по-своему лаконично отреагировал Скотт, – Это ты решил такую вечеринку устроить, сер Эдрет?

Лал ухмыльнулся.

– Чего им нужно?

– Ты, судя по тому, что талдычит тут мне уже два часа какая-то дама. Я сказал ей, что у меня тебя нет, но она почему-то сомневается. Хочет, чтобы я открыл люк и впустил ее отряд с обыском. – Он фыркнул. – Младшенький мамаши Скотт не настолько большой дурак.

– Я думал, ты старшенький, – сказал Лал, работая на клавиатуре.

Он отправил изображение на главный экран Корбиньи, увидел, что она его прочла и начала вводить команды для оружия.

– Сейчас не время споров о генеалогии. Ты сам будешь расхлебывать эту кашу или мне заняться?

Лал наклонил голову, изучая довольно неприятную обстановку вокруг „Дротика“. По сравнению с ним их собственное окружение в виде одной боевой машины и трех бронированных полицейских автомобилей представлялось просто декорацией.

– А ты сможешь? – спросил он у Скотта.

– Я могу устроить им урок пилотирования. Тема: что происходит с энергетическим полем, созданным, скажем, Гравилучами, когда заключенный внутри этого поля объект внезапно уходит в гиперпространство и для пущей наглядности включает двигатели. Очень предметный урок получится. – Он прищелкнул языком по нёбу – характерный звук, показавший Лалу, что Линзер встревожен сильнее, чем признается. – Полицейские – не дураки. Не станут рисковать жизнью ради физики.

– Может быть…

Корбиньи закончила настройку оружия и постепенно увеличивала мощность двигателя. Лал кивнул в ответ на схему, которую она передала на его экран, и услышал ее негромкое:

– С нами пытаются связаться, Анджелалти, – из танка. Я притворяюсь глухой.

– Звучит слишком рискованно, – ответил он Линзеру. – А если мы их на минутку отвлечем? Ты сможешь взлететь?

Наступила короткая пауза.

– У тебя здесь все? Потому что если я взлечу прямо сейчас, не зарегистрировав план полета и обидев местных стражей порядка, нет такой взятки, которая позволила бы „Дротику“ снова совершить здесь посадку. И это навсегда.

– У меня здесь все, – тихо сказал Лал, включая нужные кнопки. – Мы на шестнадцатой площадке, по правому борту от тебя. Отвлечем их на себя, ты взлетай при первой возможности. Мы следом.

Новая пауза, чуть длиннее предыдущей. – Так, вижу тебя. Точка и время рандеву?

– Через три месяца, на Чейенне?

– Понял. Ну, валим отсюда.

– Отвлекающий маневр начнется через шестьдесят секунд. Удачи тебе, Линзер.

– И тебе удачи. Конец связи. Лал нажал первую кнопку.

Над заправочными мачтами полыхнул залп. Одна вспышка ударила в вершину катапульты, вторая врезалась в полицейскую машину.

Комм смятенно взревел, на экранах отразилась очень приятная суматоха: большие машины попытались развернуться к источнику новой угрозы.

Лал нажал следующую кнопку.

Ближайшая мачта взорвалась, затем – еще одна, а потом – меньшая из боевых машин. Радиопомехи на секунду сменились ошеломленной тишиной, и тут Корбиньи передвинула регулятор мощности двигателя до упора вверх и врубила сирену взлета.

Полицейский автомобиль и боевая машина, торчавшие возле „Гиацинта“, рванулись назад. Приборы корабля показали готовность к взлету – и Лал нажал третью кнопку

– Э-гей! – заорал Линзер в комме, и экран показал, как „Дротик“ понесся вверх, прибавив пару выстрелов в cумятицу.

Корбиньи крикнула Свидетелю, чтобы держался, и отправила „Гиацинт“ следом, сквозь жалкие молнии, которые запускали наземные машины.

– Отлично! – заорал Линзер. – Как по маслу! Лучший побег, какой мне случалось…

„Дротик“ на экране разлетелся на части.