Текст книги "Клуб знаменитых убийц"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава десятая

– Корделия Боткин, [13]13
  Корделия Боткин совершила убийство, добавив мышьяк в шоколадные конфеты, которые выслала по почте жене своего любовника.


[Закрыть]тысяча восемьсот девяносто восьмой год, – торжествующе провозгласила Джейн.

Она неслышно подошла ко мне, когда я, взгромоздившись на лесенку, расставляла на верхних полках возвращенные читателями книги. От неожиданности я покачнулась и схватилась за ручку тележки, на которой лежали пухлые фолианты. Ненадежная опора покатилась вперед, увлекая меня за собой. Я чудом не рухнула на пол. Спустившись вниз на трясущихся ногах, я закрыла глаза и мысленно приказала себе воздержаться от упреков по адресу Джейн. Утро вторника началось замечательно. Портить его совершенно ни к чему.

– Ро, детка, простите ради бога! – всполошилась Джейн. – Я думала, вы меня видите!

Я издала нечленораздельное мычание и мотнула головой в знак того, что со мной все в порядке.

– Как, вы сказали, звали убийцу? – спросила я, обретя наконец дар речи.

– Корделия Боткин. Сказать, что ее дело – точная копия вашего, было бы не совсем верно. Но совпадений более чем достаточно. Думаю, тот, кто послал вам конфеты, воспроизвел все обстоятельства давнего дела несколько неряшливо, потому что его поджимало время. Возможно, по его плану вы должны были получить бандероль еще до убийства Мэми Райт.

– Не исключено, что вы правы, Джейн. Для того чтобы попасть мне в руки, коробке с конфетами потребовалось шесть дней. А ведь она была отправлена всего лишь из Атланты. Тот, кто это сделал, наверняка не ожидал от почты такой медлительности. Скорее всего, он думал, отравленные конфеты окажутся у меня уже через пару дней.

Я огляделась по сторонам. Разговор наш не был предназначен для чужих ушей. Моя коллега Лилиан Шмидт тоже расставляла книги на полках. Но она была от нас слишком далеко и вряд ли могла что-нибудь услышать.

– Джейн, прошу вас, расскажите подробнее о деле этой Корделии или как ее там.

Джейн открыла потрепанный блокнот, с которым, похоже, никогда не расставалась.

– Корделия Боткин жила в Сан-Франциско, – вполголоса сообщила она. – Боткин была любовницей Джона Даннига, который возглавлял Бюро объединенной прессы. Ради нее он расстался с женой… Так… так… – Джейн пробежала глазами свои записи. – Корделия Боткин отправила его бывшей жене несколько анонимных писем. Скажите, Ро, ваша матушка случайно не получала анонимных писем?

Я потрясенно кивнула. Детективу Линн Лигетт мама сообщила то, что не сочла нужным сообщить мне: за несколько дней до прибытия злополучной коробки с конфетами она получила донельзя глупое и грубое анонимное письмо. Брезгливо поджав губы, мама призналась, что не захотела меня расстраивать, рассказывал о чьей-то идиотской выходке. По словам мамы, письмо было напечатано на машинке. Разумеется, она не стала хранить «эту гадость» и выбросила анонимку, предварительно изорвав ее в клочки.

Руку готова отдать на отсечение, письмо было отпечатано на той же самой машинке, что и наклейка на бандероли.

– Как бы то ни было, – продолжала Джейн, сверившись со своими записями, – Корделия решила, что Даннинг намерен вернуться к жене. Тогда она начинила ядом шоколадные конфеты и отправила их своей сопернице. В результате жена Даннинга и ее лучшая подруга, на свою беду зашедшая к ней в гости, умерли.

– Умерли, – эхом повторила я.

Джейн кивнула и тактично опустила глаза.

– Ро, ваш отец, насколько я знаю, по-прежнему работает в газете, верно?

– Да, он возглавляет рекламный отдел, – подтвердила я.

– И он живет с новой женой. Иными словами, у него есть «другая женщина».

– Положим.

– Убийца наверняка решил, что с некоторой натяжкой обстоятельства можно счесть сходными, и воспользовался возможностью.

– Вы сообщили о своем открытии Артуру Смиту? – спросила я.

– Я сочла это своим долгом, – важно кивнула Джейн.

– И что он сказал?

– Он записал название книги, в которой я почерпнула сведения о деле Корделии Боткин. Поблагодарил меня и поспешил распрощаться. По-моему, вид у него при этом был обеспокоенный. Насколько я понимаю, его начальству не слишком нравится, когда Артур пытается утверждать, что все эти преступления – копии громких дел, имевших место в прошлом. Да, кстати, полиция уже сумела выяснить, были ли ваши конфеты отравлены?

– Пока что ничего не известно. Конфеты по-прежнему находятся в лаборатории. Артур предупредил: для того чтобы провести исследования, понадобится несколько дней.

Лилиан постепенно продвигалась все ближе и ближе к нам. На лице ее застыло любопытное выражение, весьма характерное для этой особы. Впрочем, в последнее время она была под постоянным огнем любопытных взглядов. Я понимала, что это вполне естественно. Серая мышка библиотекарша, которую угораздило не только обнаружить труп на собрании некоего весьма странного клуба, но и получить по почте коробку отравленных конфет, была обречена стать знаменитостью местного масштаба. К тому же я сама подлила масла в огонь, появившись после вышеупомянутых событий в довольно экстравагантном, по библиотечным понятиям, наряде. Разумеется, Лилиан дорого отдала бы за то, чтобы узнать, о чем мы с Джейн так возбужденно шепчемся.

– Думаю, мне пора идти, – сказала Джейн, бросив в сторону Лилиан многозначительный взгляд. – Я и так отняла у вас непозволительно много времени. Но когда я наткнулась на описание этого преступления, я почувствовала, что должна не откладывая поговорить с вами. Да, вы слыхали об убийстве этого кандидата-коммуниста? Всякому ясно: перед нами точная копия убийства Марата. Тут и в книгах копаться не надо. Бедный Бенджамин Грир! В новостях сообщили, что тело обнаружил именно он.

– Джейн, вы не представляете, как я вам благодарна, – торопливо прошептала я. – На следующей неделе непременно приглашу вас на обед. – Обсуждать убийство Моррисона Петтигрю мне отчаянно не хотелось.

– Ро, милая, в этом нет ни малейшей необходимости, – улыбнулась Джейн. – Благодаря вам мне было чем себя занять, а нам, пенсионерам, только этого и надо. Конечно, время от времени мне дают возможность почувствовать себя полезной, приглашая поработать здесь и в школьной библиотеке. Но вы же сами понимаете: расследовать убийство намного увлекательнее, чем заполнять формуляры. Впрочем, признаюсь, я подумываю о том, чтобы найти себе другое хобби. Согласитесь, когда сталкиваешься с насильственной смертью в реальности, она производит слишком тягостное впечатление. В последнее время я постоянно чувствую себя не в своей тарелке.

Джейн испустила тяжкий вздох. Я так и не поняла, о чем она больше сокрушалась: о том, что Мэми Райт и Моррисон Петтигрю прекратили земное существование, или о том, что своей кончиной они вынудили ее искать новое хобби.

Кивнув мне на прощание, Джейн направилась к лестнице, идущей вниз. Мы с ней находились на втором этаже библиотеки, представляющем собой открытую галерею, откуда прекрасно виден первый этаж – там у нас расположены отдел периодики, отдел детской литературы, а также столы выдачи и приема книг. Провожая глазами идущую к выходу Джейн, я размышляла о Корделии Боткин, которая, в отличие от моего неведомого врага, сумела осуществить свои черные замыслы.

Внезапно взгляд мой упал на знакомую долговязую фигуру. Детектив Линн Лигетт собственной персоной! Директор библиотеки Сэм Клеррик семенил рядом с ней, провожая ее до дверей. Меня точно током ударило. Я никак не ожидала, что Линн Лигетт сочтет нужным побывать у меня на работе и навести обо мне справки. Интересно, что ее интересовало? Мое служебное расписание? Особенности моего характера? Странности в моем поведении? Конфликты и стычки, которые происходили у меня с коллегами?

Охваченная тревожными размышлениями, я вернулась к прежнему занятию. Я автоматически ставила книги на полки, пытаясь понять, какими причинами был вызван визит детектива Лигетт. В любом случае, Сэм Клеррик не мог сообщить обо мне ничего плохого, успокаивала я себя. Я всегда прихожу на работу вовремя, практически никогда не болею и не ссорюсь с другими сотрудниками. С читателями я тоже, как правило, нахожу общий язык. По крайней мере, я ни разу не повысила голос на кого-нибудь из посетителей, хотя, видит небо, поводов для этого каждый день бывает предостаточно. К сожалению, некоторые жители Лоренсетона весьма своеобразно представляют себе назначение библиотеки. Так, многие родители уверены, что читальный зал – самое подходящее место для буйных игр и забав их отпрысков, которых они не желают таскать с собой по магазинам. Стоит ли говорить, что милые шалуны изрядно портят библиотекарям нервы.

Волноваться не о чем, мысленно твердила я. Раньше я понятия не имела о том, что криминальное расследование – такая неприятная вещь. Теперь мне пришлось почувствовать это на собственной шкуре. Тем не менее у меня нет ни малейших оснований строить из себя жертву полицейского произвола. В конце концов, мой гражданский долг – всячески содействовать раскрытию совершенных преступлений.

Все-таки любопытно было бы узнать, вхожу ли я в число подозреваемых в убийстве Мэми Райт. Надо взглянуть правде в глаза: возможность прикончить Мэми у меня имелась. Прежде чем прибыть на заседание клуба, я больше часа провела дома в полном одиночестве. Подтвердить мое алиби не может ни одна живая душа. Разве что кто-нибудь из соседей видел мою машину на стоянке. Но это никак не может служить веским доказательством того, что я в это время находилась дома. Отравленные конфеты я тоже вполне могла прислать себе сама. Разумеется, если бы отыскала магазин, где продают «Лакомство миссис Си». В библиотеке полно пишущих машинок, так что у меня была возможность напечатать наклейку. Если выяснится, что шрифт одной из библиотечных машинок совпадает со шрифтом на бандероли, это будет уликой против меня. Правда, всего лишь косвенной уликой. Ведь машинкой могла воспользоваться не только я. А если шрифты не совпадают, это отнюдь не служит доказательством моей невиновности. Я могла напечатать наклейку на другой машинке. Например, на той, которая стоит в мамином офисе.

Что касается убийства Моррисона Петтигрю, обвинить в нем меня будет несколько труднее. Начнем с того, что я не имела случая познакомиться с покойным претендентом на пост мэра и теперь уже не исправлю это упущение. Я даже не представляла, где он живет. Одна на наших сотрудниц сообщила мне об этом уже после его смерти. Да, но, если дело дойдет до допроса, разве я сумею доказать все эти факты? Детективам придется поверить мне на слово, а они, как я успела понять, не имеют такой привычки. Кстати, в какое время был убит этот чертов Петтигрю? Если в воскресенье вечером, у меня снова нет алиби. После того как выездное заседание клуба «Знаменитые убийства» закончилось столь внезапно, я осталась дома в полном одиночестве сидела в гостиной и горевала о своей печальной судьбе.

Было бы здорово, произойди убийство Петтигрю в тот самый час, когда все члены клуба находились у меня. Тогда все мы чисты от подозрений! Но подобное счастливое совпадение вряд ли возможно.

Позабыв обо всем на свете, я взвешивала аргументы «за» и «против» собственного ареста. Это занятие поглотало меня полностью. Я даже не заметила, как буквально врезалась в Салли Эддисон. Она стояла у стеллажа, где хранились книги по рукоделию. Таких книг в нашей библиотеке насколько десятков. Большая часть наших читательниц – домашние хозяйки, а они считают рукоделие лучшим средством от скуки.

Я что-то невнятно пробормотала в свое извинение, Салли ответила столь же невнятным бурчанием, вероятно означавшим, что мои извинения приняты. Взгляд ее по-прежнему был приклеен к полкам. В последние два месяца Салли часто появлялась в библиотеке, порой она приходила сюда даже в часы, которые люди обычно проводят на рабочих местах. Не думаю, что ее интересовали книги, хотя после каждого визита она неизменно уносила с собой парочку. По моему разумению, Салли влекла в библиотеку тревога за ненаглядного сыночка Перри. В этом не было ничего удивительного, особенно после того, что рассказала мне Амина. Иногда Салли, ни словом не перемолвившись со своим чадом, наблюдала за ним издалека, словно пытаясь решить, есть ли у нее повод для беспокойства.

– Как поживает ваша мама, Ро? – любезно осведомилась Салли.

– Прекрасно, благодарю вас, – ответила я столь же светским тоном.

– Надеюсь, вы обе уже полностью оправились от пережитого потрясения? Вчера я не успела об этом спросить.

После инцидента с отравленными конфетами, о котором Салли узнала из полицейского пресс-релиза, она воспылала желанием сделать нас с мамой героинями пространного репортажа. Однако на все ее вопросы мы отделывались скупыми ответами, лапидарность которых граничила с невежливостью. Меня уже изрядно утомило внимание прессы к моей скромной особе, а мама хотела как можно быстрее забыть об этом мерзком происшествии. К тому же, как всякая бизнес-леди, она в первую очередь руководствовалась деловыми соображениями и находила, что излишний шум вокруг неудавшейся попытки отравления может повредить репутации ее агентства.

– Салли, потрясение, которое пережили мы мамой, было не таким уж сильным, чтобы оправдаться от него несколько дней. Мы до сих пор не уверены, что нас в самом деле хотели убить. Позвольте узнать, вы интересуетесь моим душевным состоянием в качестве друга или в качестве газетного репортера?

Салли вперила в меня пристальный взгляд. Слова мои не то чтобы рассердили ее, но явно задели за живое.

– Вам трудно понять, Ро, что репортер – это такая профессия, о которой невозможно забыть хотя бы на минуту. Она входит в плоть и кровь, становится твоей сутью. Да, я считаю себя вашим искренним другом. Но это не означает, что я могу себе пренебречь материалом, из которого выйдет потрясающий репортаж. По нашим провинциальным меркам, то, что с вами произошло, – настоящая сенсация. А вы еще и дочь известных в городе людей. До сих пор мы, уступая требованиям полиции, придерживали всю важную информацию о совершенных в городе преступлениях. Но моего шефа подобное совершенно не устраивает. Он настаивает… – Салли осеклась, увидев приближающуюся к нам Лилиан. – Эти вышивки болгарским крестом – такая прелесть, – громко пропела она. – Я сплю и вижу, как бы научиться вышивать. Милая Аврора, может, вы посоветуете мне какое-нибудь руководство?

Я растерянно заморгала, однако быстро сообразила, в чем дело.

– Увы, Салли, вы обратились за советом не по адресу, – ответила я столь же громко. – К стыду своему, я даже пуговицу пришить не способна. Обо всем, что касается рукоделия, вам лучше поговорить с моей мамой. Или с Лилиан, – добавила я, расплывшись в улыбке.

Лилиан, острому слуху которой позавидовала бы летучая мышь, разобрала собственное имя и повернулась к нам. В следующее мгновение между ней и Салли завязался удручающе обстоятельный разговор о болгарском кресте и английской глади. Мысленно удивляясь осведомленности, которую проявила в этих вопросах Салли, я вновь принялась расставлять книги на полках. Скорее бы мои приключения набили оскомину всем жителям Лоренсетона, с грустью думала я. Тогда Салли смогла бы позабыть о профессиональном долге и снова стать моим другом.

Взглянув на часы, я обнаружила, что уже четыре. Рабочий день заканчивался в шесть. Хватит предаваться грустным мыслям, сказала я себе. Надо решить, что я надену на свидание с Робином. Он сказал, что заедет за мной в семь. Значит, у меня есть всего час на то, чтобы добраться до дома, принять душ, освежить макияж и одеться. Столик я заказала без всяких проблем, по вторникам народу в «Каретном ряду» бывало немного. А вот над вопросом о собственном наряде придется поломать голову. Может, надеть шелковое темно-синее платье? Оно как раз вернулось из химчистки, и даже Амина не назвала бы его скучным. Да, но есть ли у меня подходящая обувь? Я с ужасом вспомнила, что на моих выходных туфлях порвался ремешок, а я так и не удосужилась отдать их в ремонт. Как жаль, что я не купила те восхитительные черные лодочки, которые видела в магазине матери Амины. Каблук у них не особенно высокий, и есть надежда, что я не буду чувствовать себя как на ходулях. Сзади, у каблука, туфли украшены бантами, которые придают им невероятно изящный вид. Может, я еще успею заехать в магазин и купить их?

Воображая себя во всем блеске красоты и обольстительности, я невольно прислушивалась к заунывному мурлыканью, раздававшемуся по другую сторону стеллажа. Наверняка Лилиан развивает свои вокальные способности, догадалась я. Поставив на полку книгу знаменитого ветеринара «Как люди могут быть полезны для собак», я увидала в просвете между стеллажами ее круглую румяную физиономию.

– Пахать нас заставляют, как лошадей, а денег платить не желают, – угрюмо пробурчала Лилиан. – Надо же до чего додумались – работать по вечерам! Могли бы прежде поинтересоваться, согласны ли мы. От этого нового директора одни неприятности.

– О чем ты, Лилиан? Какая работа по вечерам? – растерянно пробормотала я.

Тирада Лилиан привела меня в полное замешательство. До сего дня она до небес превозносила нашего нового директора Сэма Клеррика. Я тоже признавала, что эрудиция и знание библиотечного дела относятся к числу несомненных достоинств мистера Клеррика. Но о том, умеет ли он руководить людьми, я пока не составила мнения.

– Так ты еще ничего не слышала?

Надутое лицо Лилиан моментально просветлело.

Для нее не существовало большего удовольствия, чем сообщить кому-либо новость, желательно неприятную.

– Конечно, на тебя свалилось столько потрясающих событий, что до наших серых библиотечных будней тебе просто нет дела.

Я возвела глаза к потолку, мысленно призывая себя к терпению.

– Говори, не томи, Лилиан!

– Да будет тебе известно, позавчера состоялось заседание попечительского совета, – досадливо пожав мощными плечами, изрекла она. – Разумеется, наш драгоценный Сэм Клеррик там присутствовал. И внес деловое предложение. Догадайся какое. Сказал: по его мнению, библиотека должна работать не один вечер в неделю, как сейчас, а целых три. Ради удобства тех читателей, которые не могут посетить ее днем. На удобства сотрудников ему, разумеется, наплевать. Так что готовься, со следующей недели начнем вкалывать вечерами. Про личную жизнь придется забыть.

Про себя я не могла не признать, что предложение Сэма Клеррика не лишено смысла. Библиотека работала до шести часов, то есть в то время, когда все трудоспособное население Лоренсетона находилось в своих конторах. Естественно, основными нашими посетителями являлись пенсионеры, домохозяйки и школьники. Как видно, Сэм Клеррик решил в корне изменить ситуацию и расширить читательскую аудиторию. Несмотря на все это, перспектива работать по вечерам не вызывала у меня ни малейшего восторга.

Особенно некстати это было сейчас, когда жизнь моя вышла на новый виток, позволив надеяться, что период одиноких тоскливых вечеров канул в прошлое.

– Но наверное, мистер Клеррик намерен расширить штат? – поинтересовалась я. – Он же понимает, что мы не двужильные.

– Ты слишком высокого мнения о его понятливости! – фыркнула Лилиан. – Он считает, библиотека прекрасно обойдется без новых сотрудников. Вполне достаточно волонтеров, которые будут помогать дежурному библиотекарю.

Волонтеры – такой народ, на который не стоит очень-то полагаться. В большинстве своем это дюйм весьма преклонного возраста. Им совершенно нечем заняться дома, они обожают книги и чувствуют себя в библиотеке как рыба в воде. Однако среди них немало и тех, кто считает библиотеку отличным местом для встреч и болтовни с друзьями. В любом случае, самые ретивые волонтеры вряд ли в состоянии заменить квалифицированных библиотекарей.

– Ты меня просто ошарашила, – призналась я, тем самым вознеся Лилиан на вершину блаженства.

– Сегодня нам официально сообщат об изменениях в рабочем расписании, – сообщила она, стараясь притушить довольный блеск в глазах. – Общее собрание назначено на пять тридцать. Так что Перри Эллисон сменит тебя на выдаче. Кстати, разве тебе не пора отправляться в отдел работы с читателями?

– Пора, пора, – закивала я. – Спасибо, что напомнила, Лилиан.

Все мы по очереди работаем на выдаче и в фондах – штат в нашей библиотеке слишком мал, чтобы сотрудники могли специализироваться в той или иной сфере. К тому же, как известно, смена занятий способствует усилению работоспособности.

Лилиан с таким укоряющим видом поглядела на часы, что я решила ей отомстить.

– Знаешь, сейчас я немножко пришла в себя и решила, что ничего страшного не произошло, – произнесла я фальшиво-бодрым тоном. – Пусть мы будем заняты по вечерам, зато днем у нас появится больше свободного времени. Это тоже неплохо.

Особенно если учесть, что в подавляющем большинстве наши сотрудники проводят вечера перед телевизором, хотелось добавить мне. Но это было уже чересчур.

Хорошо еще, что общее собрание проводится не после закрытия библиотеки, сказала я себе. В противном случае над моими планами нависла бы угроза. Решение купить новые туфли созрело в моей голове окончательно.

– А вообще все это очень некстати! – не удержалась я, сообразив, что собрание может затянуться.

При этом я с такой силой втиснула на полку очередную книгу, что она вытеснила пухлый том, стоявший на стеллаже с противоположной стороны.

– Чертовом некстати! – радостно подхватила приунывшая было Лилиан и подняла упавший фолиант. – Босс который не имеет привычки считаться с людьми, плохо кончит.

Выражение «плохо кончит» заставило меня содрогнуться, но, к счастью, Лилиан этого не заметила.

Работа с читателями неизменно доставляет мне удовольствие. Мне нравится сидеть за большим дубовым столом, отвечать на вопросы, принимать и выдавать книги. Правда, приходится налагать штрафы на нерадивых читателей, вернувших книги после положенного срока, но, как правило, у меня хватает такта сделать это без особой нервотрепки. Если наплыв читателей особенно велик, мне помогает кто-нибудь из волонтеров.

Сегодня никакого особого наплыва не было, так что мысли мои могли без помех витать вдали от служебных обязанностей. В предвкушении свидания я намеревалась настроиться на жизнерадостный лад. Однако мое воображение с упорством, достойным лучшего применения, рисовало душераздирающие картины. Мама, едва не отправившая себе в рот отравленную конфету. Мертвая Мэми, лежавшая на окровавленном плаще. Хорошо еще, что я не успела рассмотреть ее во всех подробностях. Да, ответственная роль «человека, обнаружившего труп» на поверку оказалась не особенно приятной. Кстати, Бенджамину Гриру тоже довелось ее сыграть. Наверное, сейчас он упивается всеобщим вниманием. Что ж, пусть это немножко утешит бедолагу, политические амбиции которого пошли прахом.

Довольно думать о трупах и убийствах, приказала я себе. Лучше помечтать о том, как нынешним вечером я буду испускать волны соблазна, глядя в ореховые глаза Робина. Кстати, светло-голубые глаза Артура Смита тоже очень хороши.

Нет-нет, пожалуй, сравнивать двух своих поклонников и делать между ними выбор несколько преждевременно, остановила я себя. Не исключено, что ни один из них не связывает с моей особой далеко идущих намерений.

Пытаясь отвлечься, я завязала разговор с волонтером, который томился от безделья, сидя за столом рядом со мной. Волонтером этим оказался Арни, отец Лизанны Бакли. Несмотря на свои шестьдесят шесть, этот седовласый пенсионер обладал цепкой, как железная ловушка, памятью. Если какой-то предмет возбуждал его любопытство, он был способен перелопатить горы книг и потом держал все прочитанное в голове. Так что у него можно было получить исчерпывающую консультацию по самым разнообразным вопросам. Когда я спросила у мистера Бакли, в каком направлении он работает сейчас, он признался, что найти новый объект для исследований ему становится все труднее. По его словам, прежде это происходило естественно, без всяких усилий с его стороны.

– Вот, например, выхожу я в свой садик и вижу пчелу, которая сидит на розовом кусте, – пояснил мистер Бакли. – А над кустом с жужжанием летает другая. Я замечаю: та, что сидит на цветке, намного меньше той, что летает. Любопытно, почему это, спрашиваю я. Может, они относятся к разным породам? Одна к той породе, что собирает пыльцу роз, а другая – к той, что предпочитает другие растения? А может, эти пчелы просто разного возраста? Одна матерая, а другая – самка. В результате я читаю все, что только можно достать о пчелах. А в последнее время мой исследовательский пыл как-то угас. По крайней мере, сам собой он не разгорается.

Я сочувственно кивнула и выразила надежду, что с наступлением теплой погоды мистер Бакли будет больше гулять, наблюдать за природой, а значит, у него появится больше возможностей для поиска.

– Откровенно говоря, сейчас я почти определился с выбором, – признался Арни. – Учитывая события, которые недавно потрясли наш тихий городок, думаю, мне стоит заняться убийствами. Ну, я имею в виду, психологией преступника и все такое…

Я уставилась на него, открыв рот. Неужели старикан тоже хочет вступить в клуб «Знаменитые убийства», пронеслось у меня в голове. Придется огорчить его, сказав, что эта пресловутая организация прекратила свое существование.

Но мистер Бакли, судя по всему, был вполне доволен свои уделом исследователя-одиночки.

– Я уже хотел приступить к изысканиям, но тут вышла заминка… – протянул он.

– Какая же?

– В нашей библиотеке не осталось на одной книги по этому вопросу, – горестно вздохнул мистер Баяли.

– Что?

– Все книги об убийствах разобраны, – повторил мистер Бакли. – По крайней мере, те, что основаны на документальных материалах. На них сейчас бешеный спрос.

Поразмыслив над этим фактом, я понята, что в нем нет ровным счетом ничего удивительного. Все члены клуба «Знаменитые убийства» – точнее, бывшие члены – прильнули к источнику знаний, так как намеревались во всеоружии встретить любой сценарий развития событий.

А одному из них предстояло воротить сценарий в жизнь. Возможнее данный момент он выбирал, какой именно.

Внезапно я почувствовала, что внутренности мои болезненно сжались. Невыносимо было представлять, что человек, которого я хорошо знаю, сейчас корпит над книгами – книгами из нашей библиотеки, – решая, какая история убийства достойна того, чтобы еще раз воспроизвести ее в реальности. Выбирает жертву из числа своих добрых знакомых. Усилием воля я отогнала эту отвратительную картину прочь.

К столу подошел Перри, чтобы занять мой пост и дать мне возможность присутствовать на общем собрании. Впрочем, собственное участие в этом мероприятии представлялось мне до такой степени необязательным, что я едва удержалась от желания направиться прямиком к выходу. Сегодня вечером у меня есть дела поважнее. Мне надо подготовиться к свиданию. К великой своей досаде, я осознала, что радость от предстоящего свидания безнадежно отравлена. Изрядная доля вины за мое испорченное настроение лежала на Перри. Признаюсь, этот тип частенько портит мне настроение одним своим видом. Сегодня лицо Перри еще сильнее, чем обычно, напоминало трагическую маску. Губы его были страдальчески искривлены, взор исполнен неизбывной тоски. Зайди он в молочный отдел, все молоко непременно скисло бы.

В конце концов, Перри не виноват, что у него неуравновешенная психика, строго напомнит я себе. Всякий недуг достояв сожаления.

– Я пошла. Завтра увидимся, – сказала я со всей теплотой, на какую только была способна. Растянула губы в улыбке и направилась в конференц-зал.

Признаюсь, ответная улыбка Перри окончательно вывела меня из душевного равновесия. Уж лучше бы он оставался угрюмым. Улыбка его показалась мне зловещей, как акулий оскал. На память мне моментально пришел Нил Крим, знаменитый отравитель, живший в Викторианскую эпоху. Он прославился тем, что давал проституткам ядовитые пилюли, а потом с наслаждением наблюдал за их предсмертными муками. По-моему, вздумай кто-нибудь поставить фильм о его подвигах, Перри был бы лучшим кандидатом на главную роль.

– Смотри не опоздай на совещание, – донесся до меня его гнусавый голос.

Я с сочувствием взглянула на Арни Бакли, которому предстояла непростая задача: поддерживать беседу с человеком, переживающим очередной приступ черной меланхолии.

Войдя без всякого энтузиазма в конференц-зал, я села на страшно неудобный металлический стул. Мистер Клеррик сообщил нам новость, которая для большинства сотрудников уже не являлась новостью. Затем, не дав подчиненным времени переварить сногсшибательное известие, мистер Клеррик принялся знакомить нас с новым служебным расписанием. Тем самым он продемонстрировал, что знание человеческой природы не относится к числу его достоинств.

Согласно этому расписанию, я должна была работать по четвергам, с шести до девяти. Мне сообщили также, что моим волонтером-помощником скорее всего, будет мистер Бакли. У волонтеров пока не спрашивали, готовы ли они работать по вечерам, удовлетворившись тем, что их президент в принципе выразил согласие с новым почином. Мистер Клеррик собирался опубликовать в местной газете извещение о том, что «отныне библиотека работает по вечерам, дабы обеспечить своим многоуважаемым читателям максимум удобств» – в точности привожу его не слишком удачное выражение.

– Что, собралась сегодня на свидание с этим рыжим писателем, который нашел нашу дыру подходящим местом для своей драгоценной персоны? – язвительно осведомился Перри, когда я вернулась на рабочее место.

Вопрос застал меня врасплох. Конечно, я знала, что новости в нашем городе распространяются быстро, но все же источник подобной осведомленности Перри оставался для меня тайной.

– Да, – проронила я, всем своим видом показывая, что не желаю обсуждать эту тему. – И не вижу необходимости никому давать отчет.

Вероятно, ответ мой прозвучал слишком резко. Это было ошибкой. Когда имеешь дело с таким типом, как Перри, выказывать свое раздражение нельзя даже в малой степени.

– О, я ничуть не нуждаюсь, в твоих отчетах, – с нарочитой беззаботностью протянул Перри. При этом он растянул губы в улыбке, такой фальшивой и зловещей, что мне стало не по себе.

– Посетителей сегодня мало, так что ты можешь возвращаться к прежней работе, – произнесла я, даже не пытаясь придать своему голосу приветливые нотки.

Исправлять положение было слишком поздно. Перри медлил, буравя меня колючим взглядом. Несколько жутких мгновений мне казалось, что он намерен стоять у моего стола вечно. Когда у человека едет крыша, от него можно ждать самых диких выходок.

– Увидимся, – бросил Перри.

Как видно, он все же решил смилостивиться и избавить меня от своего общества. Я проводила его взглядом, чувствуя, как по спине моей бегают мурашки.