Текст книги "Коммандо"

Автор книги: Сэйити Моримура

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Здесь имелась одна тонкость, касающаяся алиби. Дело в том, что человек невиновный никакого алиби следствию предъявлять не обязан, необходимость в алиби возникает, только когда полиция располагает очень серьезными уликами.

Хасэгава же не имел ничего, кроме показаний одной-единственной свидетельницы. Человеку свойственно ошибаться – мало ли какое бывает физическое и душевное состояние, поэтому уверенности в том, что медсестра выдержит очную ставку с обвиняемым, у комиссара не было.

Да и предполагаемый мотив убийства – месть за хулиганскую выходку – выглядел не очень-то убедительно. Кроме того, зачем бы Адзисава стал ждать, пока его обидчик пойдет на поправку, чтобы затем душить его при помощи полиэтиленового пакета? Куда проще было бы расправиться с Кадзами сразу после аварии, когда его состояние внушало врачам опасения. Может быть, никто бы тогда и не заподозрил насильственной смерти.

Не располагая ничем, кроме не очень вразумительного свидетельства медсестры, Хасэгава был в конце концов вынужден отпустить Адзисава домой.

Когда это известие дошло до мэра, он был вне себя от ярости:

– Какого черта освободили Адзисава?

Таскэ Накато пытался объяснить хозяину, что Адзисава не освободили, а просто отпустили до следующего допроса, но Иссэй не слушал:

– Это одно и то же! Почему они его не засадили? Разве не ясно, что мальчишку прикончил Адзисава?! Где это видано, чтобы убийца разгуливал на свободе?!

Мэра взбесило то, что его приказ не был выполнен до конца. В Хасиро такое случалось впервые.

– Видите ли, хозяин, полиция не очень уверена в свидетельнице, вот и не решилась требовать его ареста.

– Что это за свидетельница, которая не внушает доверия?! Да и плевать мне па вашу свидетельницу! Немедленно арестовать мерзавца! Так и передай начальнику полиции.

– Начальник полиции и рад бы, но окружной прокурор…

– Окружной прокурор? О, черт!

Влияние Ооба, конечно, распространялось и на окружные власти, но обращаться с ними так же бесцеремонно, как с местной полицией, Иссэй уже не мог. В последнее время в судебных инстанциях развернули кампанию борьбы со злоупотреблениями, и выдача ордеров на арест строго контролировалась.

– Извините, хозяин, это мой недочет. Плохо продумал операцию. Я считал, что свидетельства медсестры будет достаточно.

– Я не желаю слушать твои оправдания! Этот Адзисава мне до смерти надоел. Если его сейчас не прижать, неизвестно, что он еще выкинет. Вполне возможно, что он успел вытрясти из Кадзами всю правду. Надо что-то придумать.

– Я уже придумал, хозяин.

– Выкладывай.

– Адзисава почему отпущен домой? Улики слабоваты – это раз, а два – у полиции нет оснований опасаться, что он сбежит. Я и предлагаю: создать такую ситуацию, чтобы Адзисава был вынужден бежать. Тогда прокурор со спокойной душой подпишет ордер на его арест.

– Это прекрасно, но как ты заставишь его пуститься в бега?

Хотя в комнате кроме них двоих никого не было, Накато наклонился к самому уху своего патрона и что-то прошептал. Недовольная гримаса на лице мэра сменилась улыбкой.

– Ладно. Только смотри, чтобы он не успел удрать за пределы Хасиро.

– На этот счет вы можете быть спокойны. Уж вы-то меня знаете.

4

Едва успев вернуться домой, Адзисава сразу же позвонил Норико Ямада, беспокоясь за ее судьбу. К счастью, с девочкой все было благополучно.

– Слава богу, – облегченно вздохнул Адзисава, когда Норико сама сняла трубку. – Вы где-то задержались, и я уже начал беспокоиться.

– По дороге из больницы ко мне подошел один человек, его зовут Уракава. Мы с ним долго разговаривали.

– Уракава?! Тот самый, который раньше работал в «Вестнике Хасиро»?!

– Да, тот самый.

– Чего он от вас хотел?

– Он сказал, что узнал от вас о несчастье моей сестры, и хочет проверить все факты, прежде чем вместе с нами подавать на Ооба-младшего в суд.

– Вместе с нами? Он так и сказал?

– Да.

– Отлично!

– Что отлично?

– Отлично, что у нас появился такой союзник, как Уракава. Теперь Наруаки не уйдет от ответа!

– Послушав господина Уракава, я тоже начала так думать. Я обязательно обращусь в полицию, даже если Митико будет против.

– Правда? Рад это слышать. Только, ради бога, будьте предельно осторожны. Трудно предугадать, что еще может выкинуть эта шайка.

– Я буду осторожна, обещаю вам.

– Вы еще не знаете, что убит Кадзами?

– Да что вы!

– Да. Его убрал Наруаки.

– Какой ужас!

– Он не мог допустить, чтобы Кадзами давал показания по делу вашей сестры и Томоко Оти. А подстроили все так, чтобы подозрение в убийстве пало на меня.

– На вас?!

– Да. Только улики у них слабоваты, так что до ареста дело не дошло. Эта публика ради спасения своей шкуры ни перед чем не остановится. Глядите в оба.

– Вы думаете, они могут добраться и до меня?

– Ваша сестра проговорилась Наруаки, что вы собираетесь действовать.

– Митико?! Не может быть!

– Увы, может. Она сама потом за голову схватилась, стала мне звонить, да теперь уже поздно.

– Как же она могла! Я ради нее на такое иду…

– Ясно одно – времени терять нельзя. Завтра же подавайте заявление в полицию. Митико не решится потом его опровергнуть. А я займусь поисками Цугава, второго сообщника Наруаки. Значит, завтра, перед уроками, отправляйтесь в полицию, хорошо? Я пойду с вами.

– Да, прошу вас.

– А сегодня из дому ни шагу, – сказал на прощанье Адзисава и стал звонить бывшему заведующему отделом местной хроники. Уракава недаром был репортером – он уже знал все подробности убийства Кадзами.

– Дело-то плохо, Адзисава-сан, – сразу начал он. По сравнению с их последней беседой голос журналиста изменился до неузнаваемости,

– Ничего, остался еще один свидетель. Я его из-под земли достану.

– Сомневаюсь. Раз уж они пошли на убийство Кадзами, то и второго припрятали надежно. Они же понимают, что, если он заговорит, все их труды пойдут насмарку. Честно говоря, я не ожидал, что вам разрешат вернуться домой.

– Слава богу, у них не совсем концы с концами сходятся. Но дело не кончено. Ладно, обо мне потом. Вы встречались с Норико Ямада?

– Вы же мне сказали тогда, что главная надежда на сестру потерпевшей, вот я и отправился к ней.

– Значит, вы возьметесь за разоблачение аферы с дамбой? Все-таки решились?

– Решился, не решился – зачем так громко? Просто, знаете, когда я увидел, что такая пигалица не боится бросить вызов всей империи Ооба, во мне снова проснулся, так сказать, юношеский идеализм.

– Огромное вам спасибо!

– Не благодарите, ведь это касается нас, коренных жителей Хасиро. Кстати, все забываю сказать: кажется, расследованием махинаций в низине Каппа занимаемся не только мы.

– А кто еще?

– Ко мне приходил молодой человек, назвавшийся инспектором уголовной полиции префектуры Иватэ. Он тоже очень интересовался историей с дамбой.

– Иватэ?! – Адзисава переменился в лице, но, на его счастье, разговор шел по телефону, и Уракава не видел поразительной реакции своего собеседника на это сообщение,

– Вам это что-то говорит? Инспектор интересовался также вами и бедняжкой Томоко. Скорее даже именно вами, особенно когда я ему сказал, что вы ищите убийц Томоко. У меня создалось ощущение, что полиция Иватэ тоже занимается этим делом. Правда, молодой человек не объяснил мне, почему полицейские Иватэ ведут следствие у нас в Хасиро, – он сказал, что это служебная тайна. Но я решил, что в любом случае они заслуживают большего доверия, чем наша местная полиция, и рассказал ему все.

– Здесь были полицейские из Иватэ? – Адзисава все никак не мог прийти в себя от потрясающего известия.

– Ну да. Инспектор очень подробно выспрашивал меня о махинациях с. земельными участками в низине Каппа. Может быть, полиция Иватэ сообщит о злоупотреблениях в наше префектуралыюе управление, и второй отдел, в ведение которого входят подобные мошеннические сделки, возьмется за наших махинаторов.

– А этот инспектор ничего не говорил о Мисако Оти?

– О Мисако?

– Да, о старшей сестре Томоко.

– Ну конечно, у Томоко-сан ведь была сестра, я совсем забыл. Ее, кажется, убили во время туристического похода. Постойте-ка… Да-да, это случилось как раз в Иватэ, где-то в горах. Так вы полагаете, что инспектор приезжал по тому делу? – заинтересовался Уракава.

– Раз ничего не говорил о Мисако – то, видимо, по другому. Между прочим, Идзаки с трупом жены накрыла тоже группа из Иватэ, помните? Я ведь занимался расследованием смерти Акэми Идзаки по поручению моей страховой компании. Выяснилось, что Идзаки попался им случайно, – они приехали искать какой-то другой труп; если я не ошибаюсь, арестованный ими преступник показал, что запрятал тело жертвы в нашей дамбе. Должно быть, визит вашего инспектора был связан с этой историей.

Адзисава специально повернул разговор так, чтобы увести журналиста от опасной темы.

5

Тем временем инспектор Китано сбился с ног, пытаясь выяснить, кто был свидетелем, давшим показания против Адзисава. Полиция по непонятным причинам держала имя этого человека в тайне. Такая скрытность наводила на подозрения, здесь явно была нечестная игра.

«В четыре часа утра никого из посетителей в больнице быть не могло, – рассуждал Китано. – Значит, кто-то или из персонала, или из больных. Так. Больные вряд ли знакомы с Адзисава. Хотя он мог и примелькаться, поскольку был частым гостем в палате Кадзами. И все же вряд ли кто-то из пациентов, поднявшись среди ночи с постели, так уж сразу узнал бы совершенно чужого человека, да еще мог сообщить, как его зовут. Вероятнее всего, свидетель – из медперсонала. К тому же не следует забывать, что в больнице всем заправляет все та же семейка, так что персонал всецело зависит от нее».

Китано решил сосредоточить внимание на трех медсестрах, дежуривших в ту ночь. Как сообщалось, первой труп Кадзами обнаружила Кэйко Нарусава. Вряд ли организаторы заговора взвалили бы на нее роль лжесвидетеля – увидев, как из подведомственной ей палаты среди ночи выходит посторонний, она должна была бы остановить его. По тем же самым соображениям Китано исключил и кандидатуру Судзуэ Найто, поскольку она была старшей в смене и тоже не прошла бы мимо столь вопиющего нарушения распорядка. Оставалась Фусако Макино. С нее Китано и решил начать.

Он выбрал день, когда Фусако была свободна, и навестил ее в общежитии для медсестер. Она оказалась совсем молоденькой восемнадцатилетней девушкой, только что окончившей курсы медсестер и потому считавшейся пока ученицей. Внезапный визит незнакомого инспектора испугал Фусако. Китано решил, что он на верном пути.

Представившись, он сразу перешел к делу.

– Итак, вы утверждаете, что видели, как Адзисава выходит из палаты Кадзами?

– Да, – кивнула Фусако, не поднимая глаз.

– А откуда вы знаете, что это был он?

– Мне так показалось.

– Откуда вы его видели, от двери сестринской?

– Да.

– Палата триста двадцать – самая дальняя по коридору, сестринская же находится в центре. Расстояние довольно приличное, а освещение ночью слабое. Вы уверены, что это был Адзисава?

От резких вопросов сыщика Фусако растерялась.

– Ну… лица я, конечно, отчетливо не видела, но силуэт, фигура…

– Так. Значит, лица вы не видели, а лишь по контурам фигуры решили, что это был Адзисава.

– Ну и что? – вызывающе вскинула голову Фусако. – Разве человека можно узнать только по лицу?

Когда девушка подняла на Китано глаза, он заметил, как они блеснули неестественным, стеклянным блеском. Это навело его на новую мысль.

– Макино-сан, извините за нескромный вопрос, но как у вас со зрением?

– Со зрением? – удивленно переспросила Фусако.

– Да. Какие у вас глаза?

– Правый минус один, левый минус три.

– Зрение-то неважное.

– Вы хотите сказать, что я не могла разглядеть того человека как следует? Ошибаетесь, я ношу контактные линзы.

«Значит, я не ошибся», – подумал Китано. Глаза Фусако так странно блестели от вставленных линз. Но это открытие ничего ему не давало.

На следующий день Норико с раннего утра ждала Адзисава, который обещал проводить ее в полицию. Девушка знала, что может опоздать в школу, но это ее не путало. Родителям о своем намерении она ничего не сказала, зная, что они попытаются ее остановить.

Норико была сама не своя от волнения – еще бы, она вступала в борьбу со всемогущими хозяевами ее родного города. Уракава рассказал ей о грязных делишках Ооба и Накато в низине Каппа и обещал, что одновременно с ее обращением в полицию предаст эту аферу гласности. Норико понимала, что ее поступок станет фитилем, который подорвет пороховую мину, подложенную под империю Ооба. Школьница чувствовала себя героиней грандиозной драмы. Ее дело было – написать заявление, а в остальном она может положиться на Адзисава, он отведет ее в полицию и скажет, что делать дальше.

Условленный час был уже близок. В это время возле дома остановилась незнакомая девочка, примерно того же возраста, что и Норико.

– Ты Норико Ямада? – спросила она. – Я от Адзисава-сан, пойдем со мной.

– Это он тебя послал?

– Да, он тебя ждет. Что-то очень срочное.

Норико пошла с незнакомкой.

– Ну вот мы и пришли, – сказала та, свернув за угол. Там стояло несколько автомобилей, возле которых толпились длинноволосые парни. Норико повернулась бежать, но было поздно.

– Вот она! – крикнула девочка, и парни обступили Норико со всех сторон.

– Кто вы такие? Что вам от меня нужно?! – вскрикнула она.

Один из длинноволосых, прыщавый юнец, который, очевидно, был у них за главного, ухмыльнулся:

– Садись в машину, киска. Поедем кататься.

– Ты что, спятил? Мне в школу надо!

– А чего же ты к своему Адзисава побежала? И про школу забыла, а?

– Это не твое дело!

– Чье это дело, мы потом разберемся.

Прыщавый подмигнул остальным, и несколько крепких парией затащили Норико в машину.

– Негодяи! – закричала Норико. – Я полицию позову!

Но где ей было справиться с ними. Вся компания моментально расселась по машинам. Похищение не заняло и минуты, на улице в этот ранний час не было ни единого прохожего.

А чуть позже, когда Адзисава собрался выходить из дома, консьерж позвал его к телефону. Незнакомый голос прохрипел в трубку:

– Адзисава? Норико Ямада у нас. Если хочешь, чтобы она была цела, забудь и думать о суде.

– Ты кто такой?! Наруаки Ооба?

– Неважно. Не суйся не в свое дело. Если б девка хотела, то подала бы в суд и без тебя.

– Что вы собираетесь делать с Норико?

– Ничего такого. Пальцем ее не тронем. Просто побудет у нас, пока ты от своей затеи не откажешься.

– А тебе известно, что это называется «похищение»?

– Ой, как страшно, – засмеялся неизвестный. – Только девчонка сама с нами поехала, по своей воле.

И дома у нее знают, и в школе.

– Постой, не вешай трубку. Мне надо с вами встретиться! – Но в трубке уже раздались гудки.

Адзисава решил немедленно бежать в «Шлем», в тот самый бар, который служил для «Бешеных псов» местом сборищ. Этот подонок Наруаки все-таки добрался до Норико! Может быть, удастся что-нибудь узнать в «Шлеме»?

Он был уже у двери, когда его окликнула Ёрико, собиравшаяся идти в школу:

– Папа, ты куда?

– Я скоро вернусь. А ты иди па уроки. Только не одна, подожди кого-нибудь из ребят.

– Папа, не ходи! – крикнула Ёрико. Она снова чувствовала опасность, но Адзисава должен был идти – Норико попала в беду.

– Ничего, девочка. Я скоро.

– Тогда возьми меня с собой!

Адзисава заколебался, но ненадолго.

– Ладно, ладно. Марш в школу! – строго приказал он.

6

Китано уже не сомневался в том, что Фусако Макино сознательно давала ложные показания. То ли ее подкупили, то ли запугали, но она нарочно вводила следствие в заблуждение. Все это было шито белыми нитками, и полиция, несмотря на оказываемый сверху нажим, не решилась арестовать Адзисава. Однако, если дать им время, они построят на основе этого лжесвидетельства насквозь фальшивую версию, и тогда прокурор даст санкцию на арест. Китано решил всерьез заняться опровержением показаний медсестры.

Для начала он тщательно осмотрел коридор хирургического отделения. Палата 320, предназначенная для индивидуального пользования, находилась в самом конце. От дверей коридора до нее было метров тридцать, так что в принципе Фусако могла увидеть и узнать посетителя. Но тогда была ночь; если верить медсестре – четыре часа. Чтобы проверить, какова видимость в коридоре в это время суток, Китано пробрался в больницу в четыре часа ночи. В палатах царила мертвая тишина, но коридор был освещен достаточно ярко, и вход в палату 3 20 хорошо просматривался от сестринской. На потолке через каждые метров пять горели лампы дневного освещения, и участок коридора непосредственно перед интересующей Китано дверью попадал в особенно яркую полоску света.

Итак, осмотр места ничего инспектору не дал. Показания Фусако, несомненно, вызывали подозрения, но опровергнуть их оказалось, увы, непросто. Если она в ту ночь была в своих контактных линзах, то вполне могла рассмотреть человека, выходившего из триста двадцатой. У Китано зрение было нормальным, и он сам убедился, что это вполне возможно. И все же что-то не давало инспектору покоя, его не оставляло ощущение, будто он упускает из виду нечто очень важное. Китано чувствовал, что совершил какую-то оплошность.

«Адзисава вот-вот догадается, что я иду по его следу, – скрипел зубами Китано. – Я никому его не отдам! Он мой!»

А группа из Иватэ давно уже находилась в цейтноте. В Хасиро она прибыла под предлогом поиска трупа некоего человека, якобы пропавшего без вести, хотя подлинной целью акции было уберечь Адзисава от новых покушений. Арест Идзаки они представили как чистую случайность, а мифический труп, за которым они приехали, естественно, найден не был. Затянувшееся пребывание группы в Хасиро выглядело все более и более странно. Местное полицейское управление, и так затаившее на чужаков зуб за историю с Идзаки, начинало относиться с нескрываемым подозрением к назойливым гостям. Действовать «подпольно» криминалисты из Иватэ не могли – их в Хасиро уже достаточно хорошо знали. Надо было срочно искать какой-то выход из тупика.

Выйдя из здания больницы, Китано сел в автобус. Был утренний час пик, служащие ехали на работу, студенты – на учебу.

Рядом с инспектором стояли двое студентов-медиков, очевидно направлявшиеся на экзамен.

– А «пятно Мариотта»? – спросил один.

– Это место выхода зрительного нерва, не имеющее светочувствительных элементов. Например, если нарисовать на листке бумаги слева крестик, а справа кружок, то с расстояния в двадцать пять сантиметров можно видеть одним глазом только что-нибудь одно.

Студенты сошли, в автобусе постепенно становилось свободнее, а Китано озабоченно бормотал себе под нос: «Пятно Мариотта, пятно Мариотта…» Вот и он тоже не видит чего-то, что находится у него под самым носом. Водитель объявил следующую остановку: «Библиотека». Китано, тряхнув головой, направился к выходу.

В читальном зале он снял с полки том энциклопедии и в статье «Пятно Мариотта» прочел следующее: «В зоне дна глаза, где отсутствуют светочувствительные элементы, световые раздражения не воспринимаются, в результате чего объект, находящийся в поле зрения, остается невидимым. Эта зона глазного дна получили название «пятна Мариотта», или «слепого пятна». Впервые была исследована Эдмем Мариоттом (1620–1684). Зона располагается в месте выхода зрительного нерва из сетчатки глаза, ниже зоны иаи-высшей остроты зрения… Если нарисовать на белом листе бумаги слева крестик, а справа кружок и посмотреть одним правым глазом на крестик, кружок станет невидимым. Выражение «пятно Мариотта» употребляется и в нарицательном смысле, означая нечто такое, на что, как правило, не обращают внимания».

– Не обращают внимания… – повторил вслух Китано и, приблизив лицо к вклейке, на которой были изображены крестик и кружок, зажмурил левый глаз.

– Точно! – поразился он. Крестик был виден, а кружок пропал.

«Ай да пятно!» – восхитился Китано и стал вспоминать ярко освещенный коридор хирургического отделения. Итак, на потолке через каждые пять метров горели лампы дневного освещения, особенно яркой почему-то была последняя, которая висела у входа в палату 320. Интересно, почему?

Китано поставил том энциклопедии на место и со всех ног бросился назад, в больницу. Оказавшись у входа в триста двадцатую, он жадно уставился па потолок. Мимо как раз проходила медсестра.

– Послушайте, – обратился к ней Китано, – почему эта лампа светит ярче, чем другие?

Медсестра удивленно воззрилась на посетителя., но, увидев сосредоточенное выражение его лица, все же ответила:

– А ее недавно меняли. Старая перегорела.

– Когда меняли?

– Вчера. А может, позавчера.

– Нельзя ли поточнее?

– Послушайте, кто вы такой? Если вам так интересно, спросите у коменданта.

– Прошу прощения, я не представился. Инспектор полиции Китано. Так где у вас комендант? Мне необходимо выяснить» когда меняли эту лампу.

Увидев полицейское удостоверение, медсестра сменила гнев на милость и сама отвела Китано в хозяйственный отдел, находившийся в соседнем корпусе. Комендант порылся в бумагах и ответил, что лампу в хирургическом отделении меняли вчера утром.

– Знаете, эти лампы дневного освещения перед тем, как перегореть, начинают мигать, – сказал Китано. – А та лампа совсем перегорела или только мигала?

– Возле триста двадцатой-то? Нет, совсем погасла.

Сердце инспектора радостно забилось.

– А где находится выключатель?

– Выключатель общий, нa весь коридор, он в сестринской.

– Значит, выключить одну только лампу возле триста двадцатой невозможно?

– Разве что снять ее совсем.

– Тогда я попрошу вас вот о чем. Когда стемнеет, снимите, пожалуйста, лампу перед триста двадцатой. Даже не обязательно совсем снимать – проста немного открутите, чтоб не горела. Я буду проводить следственный эксперимент.

Китано едва дождался вечера. Лампа была самой обычной, газоразрядной, с металлическими проводами, которые ввинчивались в гнезда. Стоило повернуть ее несколько раз, и свет погас. Пятачок перед входом в палату 3 20 погрузился в полумрак.

– Так хорошо? – cпросил комендант.

– Отлично. Еще одна, просьба. Встаньте у двери и повернитесь в эту сторону.

Китано напряг зрение. Свет от соседней лампы освещал дальнюю часть коридора недостаточно. Лица коменданта было не рассмотреть!

Китано доказал, что в ночь убийства Фусако Макино не могла узнать человека, выходившего из палаты 3 20, потому что лампа на потолке не горела и у входа было слишком темно.

А натолкнуло его на разгадку случайно услышанное выражение: «пятно Мариотта». Надо же – оказывается, если слишком пристально смотреть на крестик, то нарисованный рядом нолик исчезает из поля зрения. Все дело было в слишком яркой лампе. Поначалу Китано принял как данное, что вход в палату 3 20 очень хорошо освещен. И лишь потом сообразил, что, если одна лампа светит сильнее, чем другие, точно такие же, значит, она новее. А раз новее – надо знать, когда заменили старую. И как выглядел этот участок коридора со старой лампой.

И вот «пятно Мариотта» исчезло, всплыла перегоревшая лампа, и обман Фусако Макино раскрылся. Китано был доволен собой, но он не знал, что нечто гораздо более важное тоже скрыто от него в «пятне Мариотта».